Римская История. Том 1 (Моммзен, Неведомский 1887)/Книга 2/Глава I/ДО

Римская Исторія. Том I : До битвы при Пиднѣ — Книга 2. Глава I. Искуство
авторъ Ѳеодоръ Моммсенъ (1817—1903), пер. Василій Николаевичъ Невѣдомскій
Оригинал: нем. Römische Geschichte. Erster Band : Bis zur Schlacht von Pydna. — См. Оглавленіе. Перевод опубл.: 1887. Источникъ: Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.


[241]
КНИГА ВТОРАЯ.

От упраздненія въ Римѣ царской власти до объединенія Италіи.

 

—δεῖ οὺϰ ὲϰπλήττειν τὸν συγγραϕὲα τερατευόμενον διὰ τῆς ίστορὶας τοὺς έντυγχάνοντας.
Полибій.

 

[Историкъ не долженъ изумлять своихъ читателей разсказами о необычайныхъ событіяхъ].
[243]
ГЛАВА I.

Измѣненіе государственныхъ учрежденій. Ограниченіе административной власти.

 

Политическіе и соціальные контрасты въ Римѣ. Строгое понятіе о единствѣ и полновластіи общины во всѣхъ общественныхъ дѣлахъ, служившее центромъ тяжести для италійскихъ государственныхъ учрежденій, сосредоточило въ рукахъ одного пожизненно-избраннаго главы такую страшную власть, которая конечно давала себя чувствовать врагамъ государства, но была не менѣе тяжела и для гражданъ. Дѣло не могло обойтись безъ злоупотребленій и притѣсненій, а отсюда неизбѣжно возникло стараніе уменьшить эту власть. Но въ томъ-то и заключается величіе этихъ римскихъ попытокъ реформы и переворотовъ, что никогда не имѣлось въ виду ограничить права самой общины или лишить ее необходимыхъ органовъ ея власти, никогда не было намѣренія отстаивать противъ общины такъ-называемыя естественныя права отдѣльныхъ лицъ, а вся буря возникала изъ-за формы общиннаго представительства. Со временъ Тарквиніевъ и до временъ Гракховъ призывнымъ кличемъ римской партіи прогресса было не ограниченіе государственной власти, а ограниченіе власти должностныхъ лицъ и при этомъ никогда не терялось изъ виду, что народъ долженъ не управлять, а быть управляемымъ.

Эта борьба велась въ средѣ гражданства. Рядомъ съ нею возникло другое политическое движеніе — стремленіе негражданъ къ политической равноправности. Сюда принадлежатъ волненія среди плебеевъ, Латиновъ, Италійцевъ, вольноотпущенниковъ; всѣ они, — все равно, назывались-ли они гражданами, какъ плебеи и вольноотпущенники, или не назывались, какъ Латины и Италійцы, — нуждались въ политическомъ равенствѣ и добивались его.

Третій контрастъ былъ еще болѣе общаго характера, — это былъ контрастъ между богатыми и бѣдными, въ особенности тѣми бѣдными, которые были вытѣснены изъ своего владѣнія или которымъ угрожала опасность быть вытѣсненными. Юридическіе и политическіе [244]порядки Рима были причиной возникновенія многочисленныхъ крестьянскихъ хозяйствъ — частію среди мелкихъ собственниковъ, зависѣвшихъ отъ произвола капиталистовъ, частію среди мелкихъ арендаторовъ, зависѣвшихъ отъ произвола землевладѣльцевъ, — и нерѣдко обезземеливали не только частныхъ людей, но и цѣлыя общины, не посягая на личную свободу. Оттого-то земледѣльческій пролетаріатъ и пріобрѣлъ съ раннихъ поръ такую силу, что могъ имѣть существенное вліяніе на судьбу общины. Городской пролетаріатъ пріобрѣлъ политическое значеніе лишь гораздо позже.

Упраздненіе должности пожизненнаго главы общины. Среди этихъ противорѣчій двигалась внутренняя исторія Рима и, по всему вѣроятію, также совершенно для насъ утраченная исторія всѣхъ другихъ италійскихъ общинъ. Политическое движеніе въ средѣ полноправнаго гражданства, борьба между исключенными и тѣми, кто ихъ исключилъ, соціальныя столкновенія между владѣющими и неимущими въ сущности не имѣютъ между собою сходства, не смотря на то, что многоразличнымъ образомъ смѣшиваются и переплетаются, нерѣдко вызывая заключеніе очень странныхъ союзовъ. — Такъ какъ Сервіевская реформа, поставившая осѣдлаго жителя, въ военномъ отношеніи, наравнѣ съ гражданиномъ, была вызвана, по видимому, скорѣе административными соображеніями, чѣмъ политическими тенденціями одной партіи, то главнымъ изъ тѣхъ контрастовъ, которые привели къ внутреннимъ потрясеніямъ и измѣненію государственныхъ учрежденій, долженъ считаться тотъ, который подготовилъ ограниченіе власти должностныхъ лицъ. Самый ранній успѣхъ этой древнѣйшей римской оппозиціи заключался въ отмѣнѣ званія пожизненнаго главы общины, то-есть въ упраздненіи царской власти. Въ какой мѣрѣ естественный ходъ дѣлъ необходимо требовалъ такой перемѣны, всего яснѣе видно изъ того факта, что одно и то-же измѣненіе государственныхъ учрежденій совершилось во всей греко-италійской сферѣ одинакимъ образомъ. Прежніе пожизненные правители были съ теченіемъ времени замѣнены годовыми не только въ Римѣ, но и у всѣхъ остальныхъ Латиновъ, равно какъ у Сабелловъ, у Этрусковъ, у Апулійцевъ и вообще какъ во всѣхъ италійскихъ, такъ и въ греческихъ общинахъ. Относительно луканской волости положительно доказано, что въ мирное время она управлялась демократически и только на время войны должностныя лица назначали царя, то-есть правительственное лице, имѣвшее сходство съ римскими диктаторами: сабельскія городскія общины, какъ напримѣръ Капуа и Помпеи, также повиновались впослѣдствіи ежегодно смѣнявшемуся «общинному попечителю» (medix tuticus) и мы можемъ предположить, что такіе-же порядки существовали въ Италіи въ ея остальныхъ народныхъ и городскихъ общинахъ. Поэтому уже не представляется надобности объяснять, по какимъ причинамъ консулы замѣнили въ Римѣ царей; изъ организма древнихъ греческихъ и италійскихъ [245]государствъ какъ бы сама собою возникала необходимость ограничить власть общиннаго правителя болѣе короткимъ, бо́льшею частію годовымъ срокомъ. Однако, какъ ни была естественна причина такого преобразованія, оно могло совершиться различными способами: можно было постановить послѣ смерти пожизненнаго правителя, что впредь не будутъ избирать такихъ правителей, — что́ и попытался сдѣлать, какъ разсказываютъ, римскій сенатъ послѣ смерти Ромула; или самъ правитель могъ добровольно отречься отъ своего званія, — что́ и намѣревался сдѣлать, какъ говорятъ, царь Сервій Туллій; или же народъ могъ возстать противъ жестокаго правителя и выгнать его, — чѣмъ въ дѣйствительности и былъ положенъ конецъ римской царской власти. Изгнаніе Тарквиніевъ изъ Рима.Несмотря на то, что въ исторію изгнанія послѣдняго Тарквинія, прозваннаго «Гордымъ», вплетено множество анекдотовъ и что на эту тему было сочинено множество разсказовъ, все-таки эта исторія достовѣрна въ своихъ главныхъ чертахъ. Преданіе совершенно правдоподобно указываетъ слѣдующія причины возстанія: что царь несовѣщался съ сенатомъ и непополнялъ его личнаго состава, что онъ постановлялъ приговоры о смертной казни и о конфискаціи, не спросивши мнѣнія совѣтниковъ, что онъ наполнилъ свои амбары огромными запасами зерноваго хлѣба и что онъ не въ мѣру обремѣнялъ гражданъ военной службой и рабочими повинностями; о томъ, какъ былъ озлобленъ народъ, свидѣтельствуютъ: формальный обѣтъ, данный всѣми и каждымъ за себя и за своихъ потомковъ, что впредь никому не позволятъ сдѣлаться царемъ; слѣпая ненависть, съ которою съ тѣхъ поръ относились къ слову царь, и главнымъ образомъ постановленіе, что «жертвенный царь» (должность котораго сочли нужнымъ создать для того, чтобъ боги не оставались безъ обычнаго посредника между ними и народомъ), не можетъ занимать никакой другой должности, такъ что этотъ сановникъ сдѣлался первымъ лицемъ въ римскомъ общинномъ быту, но вмѣстѣ съ тѣмъ и самымъ безсильнымъ. Вмѣстѣ съ послѣднимъ царемъ былъ изгнанъ и весь его родъ, что доказываетъ, какъ еще крѣпки были въ ту пору родовыя связи. Тарквиніи переселились послѣ того въ городъ Цере, который, вѣроятно, былъ ихъ старой родиной (стр. 124), такъ какъ тамъ недавно былъ найденъ ихъ родовой могильный склепъ, а во главѣ римской общины были поставлены два годовыхъ правителя вмѣсто одного пожизненнаго. — Вотъ всѣ тѣ свѣдѣнія объ этомъ важномъ событіи, которыя можно считать исторически достовѣрными[1]. Понятно, что въ такой крупной и далеко владычествовавшей [246]общинѣ, какъ римская, царская власть — въ особенности если она находилась при нѣсколькихъ поколѣніяхъ въ рукахъ одного и того-же рода, — была болѣе способна къ сопротивленію, чѣмъ въ болѣе мелкихъ государствахъ, а потому и борьба съ нею, вѣроятно, была болѣе упорной; но на вмѣшательство иноземцевъ въ эту борьбу нѣтъ никакихъ указаній. Большая война съ Этруріей (эта война вдобавокъ была такъ близко придвинута ко времени изгнанія Тарквиніевъ только вслѣдствіе хронологической путаницы въ римскихъ лѣтописяхъ) не можетъ считаться заступничествомъ Этруріи за обиженнаго въ Римѣ соотечественника по тому очень достаточному основанію, что, не смотря на рѣшительную побѣду, Этруски не возстановили въ Римѣ царской власти и даже не вернули туда Тарквиніевъ.

Консульская власть. Если для насъ покрыта мракомъ историческая связь между подробностями этого важнаго событія, за то для насъ ясно, въ чемъ именно заключалась перемѣна формы правленія. Царская власть вовсе не была упразднена, какъ это доказывается уже тѣмъ, что на время междуцарствія по прежнему назначался вице-царь; разница заключалась только въ томъ, что вмѣсто одного пожизненнаго царя назначались два годовыхъ, которые назывались полководцами (praetores) или судьями (iudices) или просто сотоварищами (consules)[2]. Республику отъ монархіи отличали только принципы коллегіальности и ежегодной смѣны, съ которыми мы здѣсь и встрѣчаемся въ первый разъ. — Принципъ коллегіальности, отъ котораго и было заимствовано названіе годовыхъ царей, сдѣлавшееся впослѣдствіи самымъ употребительнымъ, является здѣсь въ совершенно своеобразной формѣ. Верховная власть была возложена не на обоихъ должностныхъ лицъ въ совокупности: каждый изъ консуловъ имѣлъ ее и пользовался ею совершенно такъ-же, какъ нѣкогда царь. Это заходило такъ далеко, что, напримѣръ, нельзя было поручить одному изъ сотоварищей судебную власть, а другому командованіе арміей, [247]но оба они одновременно творили въ городѣ судъ и одновременно отправлялись въ армію; въ случаѣ столкновенія рѣшала очередь, измѣрявшаяся мѣсяцами или днями. Впрочемъ, по меньшей мѣрѣ въ томъ, что касается командованія арміей, сначала быть можетъ и существовало нѣкоторое раздѣленіе обязанностей; такъ напримѣръ одинъ консулъ могъ выступать въ походъ противъ Эквовъ, а другой противъ Вольсковъ; но такое раздѣленіе никакъ не могло быть обязательнымъ и каждый изъ двухъ соправителей имѣлъ право во всякое время вмѣшиваться въ сферу дѣятельности своего товарища. Поэтому въ тѣхъ случаяхъ, когда верховная власть сталкивалась съ верховною-же властію и одинъ изъ соправителей запрещалъ дѣлать то, что приказывалъ другой, всесильныя консульскія повелѣнія отмѣнялись одно другимъ. Это своеобразное, — если не римское, то конечно латинское, — учрежденіе двухъ конкурирующихъ между собою верховныхъ властей удержалось на практикѣ въ римскомъ общинномъ быту въ своихъ главныхъ чертахъ, хотя и трудно найти что-либо на него похожее въ другихъ болѣе обширныхъ государствахъ: оно, очевидно, было вызвано желаніемъ сохранить царскую власть во всей легальной полнотѣ и потому не раздроблять царскую должность или не переносить ее съ одного лица на коллегію, а сдѣлать ее двойной и этимъ способомъ достигнуть того, что въ крайнемъ случаѣ она стала-бы уничтожать сама себя. — Для назначенія срока послужило легальной точкой опоры прежнее пятидневное междуцарствіе. Ординарные начальники общины обязывались оставаться въ должности не болѣе одного года со дня своего вступленія въ нее[3] и съ истеченіемъ этого срока ихъ власть, въ силу закона, прекращалась, точно такъ-же, какъ прекращалась власть вице-царя по истеченіи пяти дней. Вслѣдствіе такого срочнаго пребыванія въ должности консулъ лишался фактической безотвѣтственности царя. Хотя и царь никогда не стоялъ въ римскомъ общинномъ быту выше закона, но такъ какъ верховный судья не могъ быть, по римскимъ понятіямъ, призванъ къ своему собственному суду, то царь могъ совершать преступленія, а суда и наказанія для него не существовало. Напротивъ того консула, провинившагося въ убійствѣ или въ государственной измѣнѣ, охраняла его должность только пока онъ въ ней состоялъ; послѣ того, какъ [248]онъ сложилъ съ себя консульское званіе, онъ подлежалъ обыкновенному уголовному суду наравнѣ со всѣми другими гражданами.

Къ этимъ главнымъ и основнымъ перемѣнамъ присоединялись другія второстепенныя ограниченія, болѣе касавшіяся внѣшней стороны дѣла; тѣмъ не менѣе нѣкоторыя изъ нихъ имѣли существенное значеніе. Вмѣстѣ съ отмѣной пожизненнаго пребыванія во власти сами собою исчезли и право царя возлагать обработку его пахатныхъ полей на гражданъ и тѣ особыя отношенія, въ которыхъ онъ находился къ осѣдлымъ жителямъ, въ качествѣ ихъ патрона. Кромѣ того, въ уголовныхъ процессахъ, равно какъ при наложеніи штрафовъ и тѣлесныхъ наказаній, царь не только имѣлъ право производить разслѣдованіе и постановлять рѣшеніе, но также могъ разрѣшать или неразрѣшать ходатайство осужденныхъ о помилованіи; а теперь было постановлено Валеріевымъ закономъ (245 г. отъ осн. Р.500), что консулъ обязанъ допускать аппелляцію осужденнаго, если приговоръ о смертной казни или о тѣлесномъ наказаніи постановленъ не по военнымъ законамъ; другимъ позднѣйшимъ закономъ (неизвѣстно, когда состоявшимся, но изданнымъ до 303 года451) это правило было распространено и на тяжелыя денежныя пени. Оттого-то всякій разъ, какъ консулъ дѣйствовалъ въ качествѣ судьи, а не въ качествѣ начальника арміи, его ликторы откладывали въ сторону свои сѣкиры, до тѣхъ поръ служившія символомъ того, что ихъ повелитель имѣлъ право наказывать смертью. Однако тому должностному лицу, которое не дало-бы хода аппелляціи, законъ угрожалъ только безчестіемъ, которое было при тогдашнихъ порядкахъ въ сущности ничѣмъ инымъ, какъ нравственнымъ пятномъ и по бо́льшей мѣрѣ вело лишь къ тому, что свидѣтельское показаніе такого лишеннаго чести человѣка считалось негоднымъ. И здѣсь лежало въ основѣ все то-же воззрѣніе, что прежнюю царскую власть невозможно ограничить легальнымъ путемъ и что стѣсненія, наложенныя вслѣдствіе революціи на того, въ чьихъ рукахъ находится верховная власть общины, имѣютъ только фактическое и нравственное значеніе. Поэтому и консулъ, дѣйствовавшій въ предѣлахъ прежней царской компетенціи, могъ совершить въ приведенномъ случаѣ несправедливость, а не преступленіе, и за это не подвергался уголовному суду. — Сходное съ этимъ, по своей тенденціи, ограниченіе было введено и въ гражданское судопроизводство, такъ какъ у консуловъ было, по всему вѣроятію, отнято — съ самаго учрежденія ихъ должности — право разрѣшать по ихъ усмотрѣнію тяжбы между частными людьми. — Преобразованіе уголовнаго и гражданскаго судопроизводства находилось въ связи съ общимъ постановленіемъ касательно передачи должностной власти замѣстителю или преемнику. Царю принадлежало неограниченное право назначать замѣстителей, но онъ никогда не былъ обязанъ это дѣлать, а консулы пользовались совершенно иначе [249]правомъ передавать другимъ свою власть. Прежнее правило, что уѣзжавшее изъ города высшее должностное лице должно назначить, для отправленія правосудія, намѣстника (стр. 63), осталось обязательнымъ и для консуловъ и при этомъ даже не былъ примѣненъ къ замѣстительству коллегіальный принципъ, такъ какъ назначать замѣстителя долженъ былъ тотъ консулъ, который покидалъ городъ послѣ своего соправителя. Но право передавать свою власть во время пребыванія консуловъ въ городѣ было, по всему вѣроятію, при самомъ учрежденіи ихъ должности, ограничено тѣмъ, что въ извѣстныхъ случаяхъ передача власти была поставлена консулу въ обязанность, а во всѣхъ другихъ воспрещена. На основаніи этого правила, какъ уже было замѣчено, совершилось преобразованіе всего судопроизводства. Консулъ, конечно, могъ постановлять приговоры и по такимъ уголовнымъ преступленіямъ, которыя влекли за собою смертную казнь, но его приговоръ представлялся общинѣ, которая могла утвердить его или отвергнуть; впрочемъ, сколько намъ извѣстно, консулъ никогда не пользовался этимъ правомъ, а, быть можетъ, даже скоро сталъ бояться имъ пользоваться и, вѣроятно, постановлялъ уголовные приговоры только въ тѣхъ случаяхъ, когда обращеніе къ общинѣ было по какимъ-нибудь причинамъ признано необязательнымъ. Во избѣжаніе непосредственныхъ столкновеній между высшимъ должностнымъ лицемъ общины и самою общиной, уголовная процедура была организована такъ, что высшій общинный сановникъ оставался компетентнымъ только въ принципѣ, а дѣйствовалъ всегда черезъ делегатовъ, назначать которыхъ былъ обязанъ, хотя и выбиралъ ихъ по собственному усмотрѣнію. Къ числу такихъ делегатовъ принадлежали оба нештатныхъ судьи по дѣламъ о возмущеніяхъ и о государственной измѣнѣ (duoviri perduellionis) и оба штатныхъ разслѣдователя убійствъ (quaestores porricidii). Быть можетъ, нѣчто подобное существовало и въ эпоху царей на тотъ случай, когда царь поручалъ разсмотрѣніе такихъ процессовъ своимъ замѣстителямъ (стр. 149); но постоянный характеръ послѣдняго изъ вышеупомянутыхъ учрежденій и проведенный въ нихъ обоихъ принципъ коллегіальности во всякомъ случаѣ принадлежали временамъ республики. Послѣднее учрежденіе очень важно еще потому, что оно въ первый разъ дало двумъ штатнымъ высшимъ правителямъ двухъ помощниковъ, которыхъ назначалъ каждый изъ тѣхъ правителей при своемъ вступленіи въ должность и которые, само собой разумѣется, покидали свои мѣста съ его удаленіемъ; стало-быть ихъ оффиціальное положеніе, какъ и положеніе высшаго должностнаго лица, было регулировано по принципамъ несмѣняемости, коллегіальности и годоваго срока службы. Конечно, это еще не была настоящая низшая магистратура въ томъ смыслѣ, какъ ее понимала республика, такъ какъ коммиссары назначались не по [250]выбору общины; но это уже былъ исходный пунктъ для учрежденія тѣхъ низшихъ служебныхъ должностей, которыя впослѣдствіи получили столь многостороннее развитіе. — Въ томъ же смыслѣ слѣдуетъ понимать отнятіе у высшихъ правителей права разрѣшать частные тяжбы, такъ какъ право царя поручать рѣшеніе какой-нибудь отдѣльной тяжбы замѣстителю было превращено въ обязанность консула удостовѣриться въ личности тяжущихся, выяснить сущность иска и за тѣмъ передать дѣло на разрѣшеніе имъ избраннаго и дѣйствующаго по его указаніямъ частнаго человѣка. — Точно такъ же и важное дѣло завѣдыванія государственною казной и государственнымъ архивомъ хотя и было предоставлено консуламъ, но къ нимъ были назначены штатные помощники, если не тотчасъ вслѣдъ за учрежденіемъ ихъ должности, то по меньшей мѣрѣ очень рано; этими помощниками были все тѣ же два квестора, которые, конечно, должны были повиноваться консуламъ безусловно; однако безъ ихъ вѣдома и содѣйствія консулы не могли сдѣлать ни шагу. — Напротивъ того, въ тѣхъ случаяхъ, на которые не было установлено подобныхъ правилъ, находившійся въ столицѣ глава общины былъ обязанъ дѣйствовать лично; такъ напримѣръ, при открытіи процесса онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ назначить вмѣсто себя замѣстителя.

Это двоякое ограниченіе консульскаго права дѣйствовать черезъ замѣстителей было введено въ сферѣ городской администраціи и прежде всего по судопроизводству и по завѣдыванію государственной казной. Напротивъ того, въ качествѣ главнокомандующаго, консулъ сохранилъ право возлагать на другихъ или всѣ свои занятія или по частямъ. Это различіе между правомъ передачи гражданской власти и правомъ передачи власти военной сдѣлалось причиной того, что въ сферѣ собственно общиннаго римскаго управленія сдѣлалась невозможной замѣнная должностная власть (pro magistratu) и чисто-городскія должностныя лица никогда не замѣнялись недолжностными, между тѣмъ какъ военные замѣстители (pro consule, pro praetore, pro quaestore) были устранены отъ всякой дѣятельности внутри самой общины.

Право назначать преемника принадлежало не царю, а только вице-царю (стр. 77). Наравнѣ съ этимъ послѣднимъ былъ поставленъ въ этомъ отношеніи и консулъ; однако въ случаѣ, если онъ не воспользовался своимъ правомъ, то по прежнему являлся вице-царь, такъ что необходимая непрерывность верховной должности неослабно поддерживалась и при республиканской формѣ правленія. Однако это право консуловъ подверглось существенному ограниченію къ выгодѣ гражданства, такъ какъ консулъ былъ обязанъ назначать того, кого ему укажетъ община. Вслѣдствіе этого стѣснительнаго права общины предлагать кандидата, въ ея руки до нѣкоторой степени перешло и назначеніе ординарнаго высшаго должностнаго лица; тѣмъ не менѣе на [251]практикѣ все еще существовало значительное различіе между правомъ предлагать и правомъ формально назначать. Руководившій избраніемъ консулъ не былъ простымъ распорядителемъ на выборахъ, а могъ, въ силу своего стариннаго царскаго права, напримѣръ устранить нѣкоторыхъ кандидатовъ, могъ оставить безъ вниманія поданные за нихъ голоса, а сначала даже могъ ограничить выборы спискомъ кандидатовъ, который былъ имъ самимъ составленъ; но еще важнѣе тотъ фактъ, что когда представлялась надобность пополнить личный составъ консульской коллегіи или вслѣдствіе удаленія одного изъ консуловъ или вслѣдствіе избранія одного изъ консуловъ въ диктаторы (о которыхъ сейчасъ будетъ итти рѣчь), то у общины не спрашивали ея мнѣнія и консулъ назначалъ своего соправителя такъ-же ничѣмъ не стѣсняясь, какъ вице-царь когда-то ничѣмъ не стѣснялся въ назначеніи царя. — Принадлежавшее царю (стр. 62) право назначать жрецовъ не перешло къ консуламъ, а было замѣнено для мужскихъ коллегій самопополненіемъ, а для Весталокъ и для отдѣльныхъ жрецовъ назначеніями отъ понтификальной коллегіи, къ которой перешла и похожая на семейный отцовскій судъ юрисдикція общины надъ жрицами Весты. Такъ какъ дѣятельность этого рода болѣе удобна при ея сосредоточеніи въ рукахъ одного лица, то понтификальная коллегія, вѣроятно, впервые въ ту пору постановила надъ собой начальника (Pontifex maximus). Это отдѣленіе верховной богослужебной власти отъ гражданской (при чемъ къ упомянутому ранѣе «жертвенному царю» не перешла ни свѣтская ни духовная власть прежнихъ царей, а перешолъ только титулъ), равно какъ совершенно не соотвѣтствующее общему характеру римскаго жречества выдающееся положеніе новаго верховнаго жреца, отчасти похожее на положеніе должностнаго лица, составляютъ одну изъ самыхъ замѣчательныхъ и самыхъ богатыхъ послѣдствіями особенностей государственнаго переворота, цѣлью котораго было ограниченіе власти должностныхъ лицъ въ пользу аристократіи. — Уже было ранѣе упомянуто о томъ, что и по своей внѣшней обстановкѣ званіе консула далеко не могло равняться съ окруженнымъ почетомъ и страхомъ царскимъ званіемъ, что консулъ былъ лишонъ царскаго титула и жреческаго посвященія и что у его служителей была отнята сѣкира; къ этому слѣдуетъ присовокупить, что консула отличала отъ обыкновеннаго гражданина уже не царская пурпуровая мантія, а только пурпуровая обшивка на верхнемъ платьѣ, и что царь, быть можетъ, никогда не появлялся публично иначе, какъ на колесницѣ, между тѣмъ какъ консулъ былъ обязанъ слѣдовать общему обыкновенію и, подобно всѣмъ другимъ гражданамъ, ходить внутри города пѣшкомъ. — ДиктаторъОднако всѣ эти ограниченія власти въ сущности относились только къ ординарнымъ правителямъ общины. На ряду съ двумя избранными общиною начальниками и въ нѣкоторомъ отношеніи даже [252]въ замѣнъ ихъ появлялся въ чрезвычайныхъ случаяхъ только одинъ правитель или военачальникъ (magister populi), обыкновенно называвшійся диктаторомъ. На выборъ диктатора община не имѣла никакого вліянія; онъ исходилъ изъ свободной воли одного изъ временныхъ консуловъ, которому не могли въ этомъ помѣшать ни его соправитель ни какая-либо другая общественная власть; противъ диктатора допускалась и аппелляція, но точно такъ-же, какъ противъ царя, если онъ добровольно ее допускалъ; лишь только онъ былъ назначенъ, всѣ другія должностныя лица становились въ силу закона его подчиненными. Нахожденіе диктатора въ должности было ограничено двойнымъ срокомъ: во-первыхъ, въ качествѣ сослуживца тѣхъ консуловъ, одинъ изъ которыхъ его выбралъ, онъ не могъ оставаться въ должности долѣе ихъ; во-вторыхъ, было безусловно принято за правило, что диктаторъ не могъ оставаться въ своемъ званіи долѣе шести мѣсяцевъ. Далѣе, касательно диктатора существовало то своеобразное постановленіе, что этотъ «военачальникъ» былъ обязанъ немедленно назначить «начальника конницы» (magister equitum), который состоялъ при немъ въ качествѣ подчиненнаго ему помощника (въ родѣ того, какъ квесторъ состоялъ при консулѣ) и вмѣстѣ съ нимъ складывалъ съ себя свое званіе; это постановленіе, безъ сомнѣнія, находилось въ связи съ тѣмъ, что военачальнику, по всему вѣроятію, какъ вождю пѣхоты, было запрещено садиться на коня. Поэтому на диктатуру слѣдуетъ смотрѣть какъ на возникшее одновременно съ консульскою должностью учрежденіе, главною цѣлію котораго было устранить на время войны неудобства раздѣльной власти и временно снова вызвать къ жизни царскую власть, — такъ какъ именно во время войны равноправность консуловъ должна была внушать опасенія, а о томъ, что первоначальная диктатура имѣла по преимуществу военное значеніе, свидѣтельствуютъ не только положительныя указанія, но также древнѣйшее названіе этого должностнаго лица и его помощника, равно какъ ограниченіе его службы продолжительностью лѣтняго похода и устраненіемъ аппелляціи. — Стало-быть, въ общемъ итогѣ, и консулы оставались тѣмъ-же, чѣмъ были цари — высшими правителями, судьями и военачальниками, и даже въ томъ, что касается религіи, не жертвенный царь, назначенный только для сохраненія царскаго титула, а консулъ молился за общину, совершалъ за нее жертвоприношенія и отъ ея имени узнавалъ волю боговъ при помощи свѣдущихъ людей. Сверхъ того, на случай надобности, была удержана возможность во всякое время возстановить вполнѣ неограниченную царскую власть, не испрашивая на то предварительнаго согласія общины, и вмѣстѣ съ тѣмъ устранить стѣсненія, наложенныя коллегіальностью и особыми ограниченіями консульской компетенціи. Такимъ образомъ тѣ безъимянные государственные люди, которые [253]совершили этотъ переворотъ, разрѣшили чисто по-римски, столько-же ясно, сколько и просто, свою задачу, какъ теоретически сохранить царскую власть, а фактически ограничить ее.

Центуріи и куріи. Такимъ образомъ община пріобрѣла отъ перемѣны формы правленія чрезвычайно важныя права: право ежегодно указывать, кого она желаетъ имѣть правителемъ и право пересматривать въ послѣдней инстанціи смертные приговоры надъ гражданами. Но община уже не могла оставаться такою, какой была прежде, — не могла состоять только изъ превратившагося въ аристократію патриціата. Народная сила заключалась въ «толпѣ», въ рядахъ которой уже было не мало именитыхъ и зажиточныхъ людей. Эта толпа, исключенная изъ общиннаго собранія не смотря на то, что несла повинности наравнѣ со всѣми другими, могла выносить свое положеніе, пока само общинное собраніе почти вовсе не вмѣшивалось въ отправленія государственнаго механизма и пока царская власть, благодаря своему высокому и ничѣмъ не стѣсняемому положенію, была страшна для гражданъ немного менѣе, чѣмъ для осѣдлыхъ жителей, и тѣмъ поддерживала равноправность въ народѣ. Но это положеніе не могло оставаться неизмѣннымъ съ тѣхъ поръ, какъ сама община была призвана къ постоянному участію въ выборахъ и въ постановленіи приговоровъ, а ея начальникъ былъ фактически низведенъ изъ ея повелителя на степень ея временнаго уполномоченнаго; тѣмъ менѣе, могло это положеніе оставаться неизмѣннымъ въ моментъ государственной реформы, предпринятой немедленно вслѣдъ за государственнымъ переворотомъ, который и могъ быть совершонъ только совокупными усиліями патриціевъ и осѣдлаго населенія. Расширеніе этой общины было неизбѣжнымъ и оно совершилось въ самыхъ огромныхъ размѣрахъ, такъ какъ въ составъ курій было принято все плебейство, то-есть всѣ тѣ неграждане, которые не принадлежали ни къ числу рабовъ ни къ числу жившихъ на правахъ гостей гражданъ иноземныхъ общинъ. Вслѣдствіе этого тѣ граждане, изъ которыхъ прежде составлялись куріи, лишились права собираться и постановлять сообща рѣшенія. Въ то же время были отняты почти всѣ политическія права у куріальнаго собранія, до тѣхъ поръ бывшаго и легально и фактически высшею властію въ государствѣ: оно удержало въ своихъ рукахъ изъ своей прежней сферы дѣятельности только чисто формальные или касавшіеся родовыхъ отношеній акты, какъ напримѣръ принесеніе консулу или диктатору, при ихъ вступленіи въ должность, такого-же обѣта вѣрности, какой прежде приносился царю (стр. 62), и выдачу законныхъ разрѣшеній на усыновленія и на совершеніе завѣщаній; но оно уже впредь не могло постановлять никакихъ настоящихъ политическихъ рѣшеній. Вслѣдствіе перемѣны формы правленія куріальная организація была какъ-бы вырвана съ корнемъ, такъ какъ она была основана на родовомъ строѣ, который [254]существовалъ во всей своей чистотѣ только у стариннаго гражданства. Когда плебеи были допущены въ куріи, конечно и имъ было легально разрѣшено то, что́ до тѣхъ поръ могло существовать въ ихъ быту только фактически (стр. 86), — и имъ дозволили организовать семьи и роды; но намъ положительно извѣстно изъ преданій и сверхъ того понятно само собой, что только часть плебеевъ приступила къ родовой организаціи; поэтому въ новое куріальное собраніе, — совершенно наперекоръ его первоначальному основному характеру, — поступило не мало такихъ членовъ, которые не принадлежали ни къ какому роду. — Всѣ политическія права общиннаго собранія — какъ разрѣшеніе аппелляцій въ уголовномъ процессѣ, который былъ преимущественно политическимъ процессомъ, такъ и назначеніе должностныхъ лицъ, равно какъ утвержденіе или неутвержденіе законовъ, — были переданы или вновь дарованы собранію людей, обязанныхъ нести военную службу, такъ что центуріи пріобрѣли съ тѣхъ поръ общественныя права, соотвѣтствовавшія лежавшимъ на нихъ общественнымъ повинностямъ. Такимъ образомъ, положенные въ основу Сервіевской конституціи небольшіе зачатки реформъ, — какъ напримѣръ предоставленное арміи право высказывать свое мнѣніе передъ объявленіемъ наступательной войны (стр. 93), — достигли такого широкаго развитія, что центуріальныя собранія совершенно и навсегда затмили значеніе курій и на нихъ пріучились смотрѣть, какъ на собранія самодержавнаго народа. И тамъ пренія происходили только въ томъ случаѣ, когда предсѣдательствовавшее должностное лице само заводило о чемъ-нибудь рѣчь или предоставляло другимъ право говорить; только когда дѣло шло объ аппелляціи, натурально, приходилось выслушивать обѣ стороны; рѣшенія постановлялись въ центуріяхъ простымъ большинствомъ голосовъ. — Этотъ путь былъ избранъ, очевидно, потому что въ куріальномъ собраніи всѣ имѣвшіе право голоса стояли на совершенно равной ногѣ, такъ что если-бы съ допущеніемъ всѣхъ плебеевъ въ куріи за этими послѣдними осталось право разрѣшать политическіе вопросы, то дѣло дошло-бы до введенія правильно организованной демократической формы правленія; напротивъ того, центуріальное собраніе переносило центръ тяжести хотя и не въ руки знати, но въ руки зажиточныхъ людей, а важную прерогативу голосованія въ первой очереди, нерѣдко фактически предрѣшавшую окончательный результатъ выборовъ, предоставляло всадникамъ, то-есть богатымъ людямъ.

Сенатъ. На сенатѣ реформа отразилась иначе, чѣмъ на общинѣ. Старинная коллегія старшинъ не только осталась по прежнему исключительно патриціанской, но и сохранила свои главныя прерогативы — право поставлять вице-царя и право утверждать постановленныя общиной рѣшенія, если они были согласны съ существующими законами, или отвергать ихъ, если они были несогласны съ этими [255]законами. Реформа даже увеличила эти привилегіи, предоставивъ патриціанскому сенату право утверждать или неутверждать какъ назначеніе общинныхъ должностныхъ лицъ, такъ и выборъ, сдѣланный общиной; только для аппелляціи, сколько намъ извѣстно, никогда не испрашивалось его утвержденіе, такъ какъ тутъ дѣло шло о помилованіи виновнаго, а когда помилованіе уже было даровано верховнымъ народнымъ собраніемъ, уже было-бы неумѣстно заводить рѣчь объ отмѣнѣ такого акта. — Хотя съ упраздненіемъ царской власти конституціонныя права сената скорѣе увеличились, чѣмъ уменьшились, однако, какъ гласитъ преданіе, немедленно вслѣдъ за этимъ упраздненіемъ личный составъ сената былъ расширенъ допущеніемъ въ него плебеевъ для разсмотрѣнія такихъ дѣлъ, при обсужденіи которыхъ допускалось болѣе свободы, — а это привело впослѣдствіи къ совершенному преобразованію всей корпораціи. Сенатъ съ древнѣйшихъ временъ также исполнялъ, — хотя не исключительно и не предпочтительно, — роль государственнаго совѣта; а если, какъ кажется вѣроятнымъ, даже въ эпоху царей не считалось въ подобныхъ случаяхъ противозаконнымъ допускать и несенаторовъ къ участію въ сенатскихъ собраніяхъ (стр. 79), то теперь было положительно установлено, что для разсмотрѣнія подобнаго рода дѣлъ слѣдуетъ вводить въ патриціанскій сенатъ (patres) нѣсколькихъ «приписныхъ» (conscripti) непатриціевъ. Это, конечно, отнюдь не было уравненіемъ въ правахъ: присутствовавшіе въ сенатѣ плебеи не дѣлались отъ того сенаторами, а оставались членами всадническаго сословія; назывались они не «отцами», а «приписными» и они не имѣли права на внѣшнія отличія сенаторскаго званія — на пурпуровую обшивку и на ношеніе красныхъ башмаковъ (стр. 76). Сверхъ того они не только были безусловно устранены отъ пользованія предоставленною сенату верховною властію (auctoritas), но даже въ тѣхъ случаяхъ, когда нужно было только дать совѣтъ (consilium), они должны были молча выслушивать обращенный къ патриціямъ вопросъ и только при раздѣленіи голосовъ выражать свое мнѣніе простымъ переходомъ на ту или на другую сторону, — «ногами постановлять рѣшеніе» (pedibus in sententiam ire, pedarii), какъ выражались гордые аристократы. Тѣмъ не менѣе плебеи проложили себѣ, благодаря реформѣ, дорогу не только въ тѣ собранія, которыя происходили на площади, но и въ совѣтъ, и такимъ образомъ былъ сдѣланъ первый и самый трудный шагъ къ уравненію въ правахъ. — Во всемъ остальномъ организація сената не подверглась никакимъ существеннымъ измѣненіямъ. Въ средѣ патриціанскихъ членовъ вскорѣ возникло при отбираніи мнѣній различіе ранговъ, заключавшееся въ томъ, что лица, предназначенныя къ занятію высшей общинной должности или уже прежде занимавшія ее, ставились во главѣ списка и прежде всѣхъ подавали голосъ, [256]а положеніе перваго изъ нихъ (princeps senatus) скоро сдѣлалось почетнымъ званіемъ, возбуждавшимъ сильную зависть. Напротивъ того, состоявшій въ должности консулъ, точно такъ-же, какъ и царь, не считался членомъ сената и потому его собственный голосъ не шолъ въ счетъ. Выборъ членовъ какъ въ патриціанскій сенатъ такъ и въ число приписныхъ производился консуломъ точно такъ-же, какъ прежде производился царемъ; но само собой разумѣется, что царь еще можетъ быть и имѣлъ иногда въ виду замѣщеніе вакантныхъ мѣстъ представителями отдѣльныхъ родовъ, а по отношенію къ плебеямъ, у которыхъ родовой строй былъ развитъ не вполнѣ, такое соображеніе совершенно откладывалось въ сторону и такимъ образомъ связь сената съ родовымъ строемъ все болѣе и болѣе ослабѣвала. О томъ, что право консуловъ назначать плебеевъ въ сенатъ было ограничено какимъ-нибудь опредѣленнымъ числомъ, намъ ничего неизвѣстно; впрочемъ въ такомъ ограниченіи правъ не представлялось и надобности, потому что сами консулы принадлежали къ аристократіи. Напротивъ того, консулъ, по условіямъ своего положенія, вѣроятно былъ съ первыхъ-же поръ фактически менѣе свободенъ въ назначеніи сенаторовъ и гораздо болѣе связанъ сословными интересами и установившимися порядками, чѣмъ царь. Такъ напримѣръ съ раннихъ поръ получилъ обязательную силу обычай, что вступленіе въ званіе консула необходимо влекло за собою вступленіе въ пожизненное званіе сенатора, если консулъ еще не былъ сенаторомъ во время своего избранія, — а это еще иногда случалось въ ту пору. Точно такъ-же, какъ кажется, съ раннихъ поръ установилось обыкновеніе не тотчасъ замѣщать вакантныя сенаторскія мѣста, а пересматривать и пополнять сенаторскіе списки при новомъ цензѣ, то-есть черезъ каждые три года въ четвертый, — въ чемъ также заключалось немаловажное ограниченіе власти тѣхъ, кому было предоставлено право выбора. Общій комплектъ сенаторовъ оставался неизмѣннымъ, хотя въ этотъ счетъ были включены и приписные, — изъ чего мы въ правѣ заключить, что численный составъ патриціата уменьшился[4]. — Консервативный характеръ государственнаго переворота.Съ превращеніемъ монархіи въ республику въ римскомъ общинномъ быту, какъ видно, почти все осталось по-старому; эта революція была консервативна насколько вообще можетъ быть консервативенъ государственный переворотъ и она въ сущности не уничтожила ни одной изъ главныхъ основъ общиннаго быта. Въ этомъ заключался отличительный характеръ всей реформы. Изгнаніе Тарквиніевъ не было дѣломъ народа, увлекшагося чувствомъ [257]состраданія и любовью къ свободѣ, какъ его описываютъ плачевные и совершенно несогласные съ истиной старинные разсказы; оно было дѣломъ двухъ большихъ политическихъ партій, уже ранѣе того вступавшихъ между собою въ борьбу и ясно сознававшихъ, что этой борьбѣ не будетъ конца, — дѣломъ старыхъ гражданъ и осѣдлыхъ жителей, которые въ виду угрожавшей имъ общей опасности, что общинное управленіе будетъ замѣнено личнымъ произволомъ одного властителя, стали — такъ-же какъ англійскіе торіи и виги въ 1688 году, — дѣйствовать за-одно для того, чтобъ потомъ снова разойтись. Старое гражданство не было въ состояніи освободиться отъ царской власти безъ содѣйствія новыхъ гражданъ, а эти послѣдніе не были достаточно сильны для того, чтобъ разомъ вырвать у первыхъ изъ рукъ власть. Въ подобныхъ сдѣлкахъ партіи по необходимости довольствуются самымъ меньшимъ размѣромъ обоюдныхъ уступокъ, выторгованныхъ путемъ утомительныхъ переговоровъ, и предоставляютъ будущему рѣшить вопросъ, которой сторонѣ окончательно дадутъ перевѣсъ легальныя основы и какъ эти союзы будутъ вести къ одной общей цѣли и будутъ между собою сталкиваться. Поэтому мы составили-бы себѣ невѣрное понятіе о первой римской революціи, если-бы видѣли въ ней только введеніе нѣкоторыхъ новыхъ порядковъ, какъ напримѣръ ограниченіе права верховной магистратуры; ея косвенныя послѣдствія были несравненно болѣе важны и даже превзошли всё, чего могли ожидать ея виновники.

Новая община Это была, — короче говоря, именно та пора, когда возникло римское гражданство въ позднѣйшемъ значеніи этого слова. Плебеи были до того времени осѣдлыми жителями, которые хотя и были привлечены къ уплатѣ налоговъ и къ отбыванію повинностей, но въ глазахъ закона были не болѣе какъ терпимыми въ общинѣ пришлецами, такъ что едва-ли считалось нужнымъ ясно отграничивать ихъ сферу отъ сферы настоящихъ иноземцевъ. Теперь-же они были внесены въ качествѣ гражданъ въ куріальные списки и хотя имъ было еще далеко до равноправности, — такъ какъ старые граждане все еще удерживали исключительно въ своихъ рукахъ предоставленныя совѣту старшинъ верховныя права, такъ какъ только изъ ихъ среды выбирались гражданскія должностныя лица и члены жреческихъ коллегій и даже только они одни могли пользоваться такими гражданскими льготами, какъ право выгонять свой скотъ на общинныя пастбища, — тѣмъ не менѣе уже былъ сдѣланъ первый и самый трудный шагъ къ полному уравненію правъ съ тѣхъ поръ, какъ плебеи стали не только служить въ общинномъ ополченіи, но даже подавать свои голоса въ общинномъ собраніи и въ общинномъ совѣтѣ (когда дѣло шло только о выраженіи мнѣнія) и съ тѣхъ поръ, какъ голова и спина даже самого бѣднаго изъ осѣдлыхъ жителей были такъ-же хорошо защищены правомъ аппелляціи, какъ голова [258]и спина самаго знатнаго изъ старинныхъ гражданъ. — Однимъ изъ послѣдствій такого сліянія патриціевъ и плебеевъ въ новое общее римское гражданство было превращеніе стараго гражданства въ родовую знать, которая даже немогла пополнять своего состава, потому что ея члены утратили право постановлять на общихъ собраніяхъ рѣшенія, а принятіе въ это сословіе новыхъ семействъ путемъ общиннаго приговора стало еще менѣе возможнымъ. При царяхъ римская знать не знала такой замкнутости и поступленіе въ нее новыхъ родовъ было не очень рѣдкимъ явленіемъ; теперь-же этотъ отличительный признакъ нѣмецкаго юнкерства сдѣлался несомнѣннымъ предвѣстникомъ предстоявшей утраты какъ политическихъ прерогативъ знати, такъ и ея исключительнаго преобладанія въ общинѣ. Сверхъ того патриціатъ наложилъ на себя отпечатокъ исключительнаго и безсмысленно-привилегированнаго дворянства тѣмъ, что плебеи были устранены отъ всѣхъ общинныхъ должностей и священно-служебныхъ званій, между тѣмъ какъ они могли быть и офицерами и членами совѣта, и тѣмъ, что съ безразсуднымъ упорствомъ отстаивалась легальная невозможность брачныхъ союзовъ между старыми гражданами и плебеями. — Вторымъ послѣдствіемъ новаго гражданскаго объединенія неизбѣжно было болѣе точное регулированіе права селиться на постоянное жительство какъ для латинскихъ союзниковъ, такъ и для гражданъ другихъ государствъ. Нестолько въ виду принадлежавшаго только осѣдлымъ жителямъ права голоса въ центуріяхъ, сколько въ виду права аппелляціи, пріобрѣтеннаго плебеями, а не жившими временно или постоянно въ Римѣ иноземцами, оказалось необходимымъ точнѣе формулировать условія для пріобрѣтенія плебейскихъ правъ и закрыть для новыхъ негражданъ доступъ въ расширившееся гражданство. Стало быть къ этой эпохѣ слѣдуетъ отнести какъ начало возникшей въ народѣ ненависти къ различію между патриціями и плебеями, такъ и внушенное гордостью стараніе отдѣлить такъ-называемыхъ cives Romani рѣзкою чертой отъ иноземцевъ. Та домашняя противоположность имѣла болѣе временный характеръ; но эта политическая противоположность была болѣе устойчива, а вложенное ею въ сердца народа сознаніе государственнаго единства и зараждавшагося могущества дошло до того, что сначала подкопалось подъ тѣ мелкія различія, а потомъ увлекло ихъ вслѣдъ за собой въ своемъ неудержимомъ стремленіи впередъ.

Законъ и личное распоряженіе. Сверхъ того, это было — то самое время, когда ясно установилось различіе между закономъ и личнымъ распоряженіемъ. Это различіе коренилось въ исконныхъ основахъ римскаго государственнаго устройства, такъ какъ и царская власть стояла въ Римѣ подъ земскимъ закономъ, а не выше его. Но глубокое и практическое уваженіе къ принципу власти, которое мы находимъ у Римлянъ какъ и у [259]всякаго другаго политически-даровитаго народа, привело къ тому замѣчательному постановленію римскаго государственнаго и гражданскаго права, что всякое неоснованное на законѣ приказаніе должностнаго лица имѣетъ обязательную силу по меньшей мѣрѣ пока срокъ пребыванія этого лица при должности неистекъ, — хотя-бы потомъ оно и было признано неподлежащимъ исполненію. Понятно, что пока выбирались пожизненные правители, различіе между закономъ и личнымъ распоряженіемъ должно было фактически почти совершенно исчезнуть, а законодательная дѣятельность общиннаго собранія не могла получить никакого дальнѣйшаго развитія. На оборотъ для нея открылось широкое поприще съ тѣхъ поръ, какъ правители стали ежегодно мѣняться; тогда уже нельзя было отказывать въ практическомъ значеніи тому факту, что если консулъ при рѣшеніи процесса постановлялъ несогласный съ законами приговоръ, то его преемникъ могъ назначить пересмотръ дѣла.

Власти гражданская и военная. Наконецъ, это было то время, когда власти гражданская и военная отдѣлились одна отъ другой. Въ гражданской сферѣ господствовалъ законъ, а въ военной сѣкира; тамъ были въ силѣ конституціонныя ограниченія въ видѣ аппелляціи и ясно опредѣленныхъ полномочій[5], а здѣсь полководецъ былъ такъ-же самовластенъ, какъ царь. Поэтому было установлено, что полководецъ не можетъ вступать въ качествѣ полководца съ своей арміей въ городъ. Не въ буквѣ, а въ духѣ законовъ лежалъ тотъ принципъ, что органическія и имѣющія постоянную обязательную силу постановленія могутъ состояться только подъ господствомъ гражданской власти; конечно, могло случиться, что наперекоръ этому правилу полководецъ созывалъ свое войско въ лагерѣ на гражданскій сходъ, а постановленное тамъ рѣшеніе не считалось лишоннымъ законной силы, но обычай не одобрялъ такихъ пріемовъ и они скоро прекратились такъ же, какъ если-бы были запрещены. Различіе между квиритами и солдатами все глубже и глубже проникало въ сознаніе гражданъ.

Управленіе патриціевъ. Однако, для того чтобъ эти послѣдствія новаго республиканскаго государственнаго устройства могли вполнѣ обнаружиться, нужно было время; какъ ни живо сознавало ихъ потомство, для современниковъ революція могла представляться въ иномъ свѣтѣ. Хотя неграждане и пріобрѣли благодаря ей гражданскія права, а новое гражданство пріобрѣло въ общинномъ собраніи широкія привилегіи, но патриціанскій сенатъ при своей плотной замкнутости былъ для тѣхъ [260]комицій чѣмъ-то въ родѣ верхней палаты; онъ легально стѣснялъ комицію въ самыхъ важныхъ для нея дѣлахъ и хотя не былъ въ состояніи фактически парализовать твердую волю народной массы, но могъ причинять ей помѣхи и затрудненія. Знать, лишившаяся права считать себя единственной представительницей общины, по видимому, неутратила многаго, а въ другихъ отношеніяхъ рѣшительно осталась съ прибылью. Конечно, царь принадлежалъ, точно такъ-же какъ и консулъ, къ сословію патриціевъ; назначеніе членовъ сената было предоставлено какъ тому такъ и другому; но первый изъ нихъ стоялъ, по своему исключительному положенію, настолько же выше патриціевъ, насколько былъ выше плебеевъ, и обстоятельства легко могли заставить его искать въ народной толпѣ опоры противъ знати; а пользовавшійся непродолжительною властію консулъ былъ и до того и послѣ того ничѣмъ инымъ, какъ однимъ изъ представителей знати; онъ вовсе не выдѣлялся изъ своего сословія, такъ какъ ему, можетъ быть, пришлось-бы завтра повиноваться одному изъ членовъ той-же знати, которому сегодня онъ могъ приказывать, — поэтому тенденціи аристократа брали въ немъ верхъ надъ сознаніемъ его должностныхъ обязанностей. Если-же случайно призывался въ правители какой-нибудь патрицій, несочувствовавшій господству знати, то его офиціальное вліяніе находило для себя преграду частію въ глубоко проникнутомъ аристократическими тенденціями жречествѣ, частію въ его соправителѣ и наконецъ могло быть парализовано посредствомъ назначенія диктатора; но что́ еще важнѣе, — ему недоставало главнаго элемента политическаго могущества — времени. Какъ-бы ни была велика власть, предоставленная начальнику общины, онъ никогда не пріобрѣтетъ политическаго могущества, если не будетъ оставаться во главѣ управленія болѣе долгое время, такъ какъ необходимое условіе всякаго владычества — его продолжительность. Потому-то выгоды и были на сторонѣ общиннаго совѣта, состоявшаго изъ пожизненныхъ членовъ, — не того совѣта, который состоялъ изъ однихъ патриціевъ, а того, въ который имѣли доступъ и плебеи; благодаря преимущественно своему праву давать должностнымъ лицамъ совѣты по всѣмъ дѣламъ, онъ пріобрѣлъ такое вліяніе на годоваго правителя, что легальныя между ними отношенія установились совершенно навыворотъ — общинный совѣтъ захватилъ въ свои руки всю суть правительственной власти, а законный правитель низошолъ на степень его предсѣдателя или исполнителя его воли. Хотя законъ и не требовалъ, чтобъ всякое постановленіе, поступавшее на утвержденіе общины, предварительно представлялось на разсмотрѣніе и одобреніе полнаго собранія сената, но этотъ порядокъ былъ освященъ обычаемъ, отъ котораго дѣлались отступленія и съ трудомъ и неохотно. Такое одобреніе считалось необходимымъ для важныхъ государственныхъ договоровъ, для дѣлъ, [261]касавшихся управленія и надѣленія общинной землей и въ особенности для всякаго акта, послѣдствія котораго простирались далѣе должностнаго года консуловъ; такимъ образомъ консулу оставалось только завѣдываніе текущими дѣлами, открытіе гражданскихъ тяжбъ и командованіе арміей въ случаѣ войны. Главнымъ образомъ было обильно послѣдствіями то нововведеніе, что ни консулу ни пользовавшемуся во всемъ остальномъ неограниченною властію диктатору не дозволялось прикасаться до государственной казны иначе, какъ сообща съ совѣтомъ и съ его согласія. Сенатъ вмѣнилъ консуламъ въ обязанность поручать завѣдываніе общинною кассой, — которою царь завѣдывалъ или воленъ былъ завѣдывать самъ, — двумъ низшимъ должностнымъ лицамъ, которыя хотя и назначались консулами и были обязаны имъ повиноваться, но, само собою разумѣется, зависѣли еще болѣе самихъ консуловъ отъ сената (стр. 250); такимъ способомъ сенатъ взялъ въ свои руки завѣдываніе финансами и его право разрѣшать выдачу изъ казны денегъ можетъ быть, по своимъ послѣдствіямъ, поставлено въ параллель съ правомъ утвержденія налоговъ въ новѣйшихъ конституціонныхъ монархіяхъ. — Послѣдствія этихъ перемѣнъ ясны сами собой. Первое и самое существенное условіе для владычества какой-бы то ни было аристократіи заключается въ томъ, чтобъ верховная государственная власть принадлежала не отдѣльному лицу, а корпораціи: теперь-же оказалось, что корпорація, состоявшая преимущественно изъ знати, стала во главѣ управленія, причемъ исполнительная власть не только осталась въ рукахъ знати, но и была совершенно подчинена правительственной корпораціи. Хотя въ совѣтѣ и засѣдали въ значительномъ числѣ люди незнатнаго происхожденія, но они не могли ни занимать государственныхъ должностей ни участвовать въ преніяхъ, стало-быть были устранены отъ всякаго практическаго участія въ управленіи; поэтому они и въ самомъ сенатѣ играли второстепенную роль, а сверхъ того и важное въ экономическомъ отношеніи право пользованія общинными пастбищами ставило ихъ въ денежную зависимость отъ корпораціи. Мало-по-малу возникавшее право консуловъ пересматривать и исправлять списки членовъ сената, по меньшей мѣрѣ черезъ три года въ четвертый, вѣроятно, нисколько не было опаснымъ для знати, но могло быть употреблено въ дѣло къ ея выгодѣ, такъ какъ, благодаря такому праву, можно было недопускать непріятнаго для знати плебея въ сенатъ или даже удалять его оттуда. — Плебейская оппозиція.Поэтому безспорно вѣрно, что непосредственнымъ послѣдствіемъ государственнаго переворота было утвержденіе владычества аристократіи; но послѣдствія переворота этимъ не ограничивались. Если большинство современниковъ и могло думать, что революція не дала плебеямъ ничего, кромѣ еще болѣе неподатливаго деспотизма, то мы, ихъ потомки, усматриваемъ даже въ этомъ [262]деспотизмѣ зачатки свободы. То, что́ выиграли патриціи, было утрачено не общиной, а должностною властью; хотя сама община пріобрѣла лишь немного незначительныхъ правъ, которыя были гораздо менѣе практичны и менѣе очевидны, чѣмъ пріобрѣтенія знати, и оцѣнить которые не былъ въ состояніи даже одинъ изъ тысячи, но они заключали въ себѣ ручательство за будущее. До сихъ поръ осѣдлое населеніе было въ политическомъ отношеніи ничто́, а старинное гражданство — всё; но съ той минуты, какъ первое стало общиной, старое гражданство было побѣждено; правда, до полнаго гражданскаго равенства еще было далеко, но вѣдь взятіе крѣпости считается несомнѣннымъ не тогда только, когда заняты послѣднія позиціи, а когда пробита первая брешь. Поэтому римская община была права, когда вела начало своего политическаго существованія съ учрежденія консульства. — Не смотря на то, что республиканская революція прежде всего утвердила господство юнкерства, она основательно можетъ быть названа побѣдой прежняго осѣдлаго населенія или плебы; но въ этомъ послѣднемъ значеніи революція вовсе не имѣла такого характера, который мы привыкли въ наше время называть демократическимъ. Чисто-личныя достоинства, безъ помощи знатнаго происхожденія и богатства, конечно, могли достигать вліянія и почета легче при владычествѣ царей, чѣмъ при владычествѣ патриціевъ. При царяхъ, доступъ въ сословіе патриціевъ ни для кого не былъ легально закрытъ, а теперь высшая цѣль плебейскаго честолюбія стала заключаться въ томъ, чтобъ попасть въ число безмолвныхъ придаточныхъ членовъ сената. Къ тому-же было въ порядкѣ вещей, что владычествовавшее сословіе, допуская въ свою среду плебеевъ, дозволяло засѣдать рядомъ съ собою въ сенатѣ не безусловно самымъ способнымъ людямъ, а преимущественно такимъ, которые стояли во главѣ богатыхъ и знатныхъ плебейскихъ фамилій; эти же фамиліи стали тщательно оберегать доставшіяся имъ въ сенатѣ мѣста. Поэтому, между тѣмъ какъ въ средѣ стараго гражданства существовала равноправность, напротивъ того, новые граждане или прежніе осѣдлые жители стали съ самаго начала дѣлиться на нѣсколько привилегированныхъ фамилій и на отодвинутую назадъ толпу. Но при центуріальной организаціи силы общины сосредоточились въ томъ классѣ, который со времени совершоннаго Сервіемъ преобразованія арміи и податной системы преимущественно передъ другими несъ на себѣ гражданскія повинности, — въ классѣ осѣдлыхъ жителей, и преимущественно не на крупныхъ и не на мелкихъ землевладѣльцахъ, а на сословіи земледѣльцевъ средней руки, причемъ преимущество было на сторонѣ пожилыхъ людей, потому что хотя они и были менѣе многочисленны, но составляли для подачи голосовъ столько-же отдѣленій, какъ и молодёжь. Поэтому въ то время, какъ старое гражданство съ своей родовой знатью было [263]подрѣзано въ самомъ корнѣ, а для новаго гражданства былъ заложенъ фундаментъ, въ этомъ послѣднемъ главныя силы сосредоточились на землевладѣніи и на старшинствѣ возраста и уже появились зачатки образованія новой знати, значеніе которой было основано на фактическомъ вліяніи семействъ и изъ которой развилась будущая аристократія. Основной консервативный характеръ римскаго общиннаго строя ни въ чемъ не могъ выразиться такъ-же ясно, какъ въ томъ, что республиканскій государственный переворотъ намѣтилъ первыя основы для новаго такъ-же консервативнаго и такъ-же аристократическаго государственнаго устройства.

Примѣчанія.

  1. Всѣмъ извѣстный вымышленный разсказъ объ этомъ событіи бо́льшею частію самъ доказываетъ свою несостоятельность; онъ сплетёнъ въ значительной мѣрѣ изъ объясненія прозвищъ [Brutus, Poplicola, Scaevola]. Но даже тѣ его составныя части, которыя съ перваго взгляда могутъ быть приняты за историческія, оказываются, при внимательномъ разсмотрѣніи, выдумками. Сюда между прочимъ принадлежитъ та подробность, что Брутъ былъ трибуномъ конницы [tribunus celerum] и въ этомъ званіи испросилъ народный приговоръ объ изгнаніи Тарквиніевъ; но по римскимъ законамъ простой офицеръ не имѣлъ права созывать куріи. Все это, очевидно, придумано съ цѣлію создать легальную почву для римской республики, но придумано очень плохо, такъ какъ здѣсь смѣшанъ tribunus celerum съ совершенно непохожимъ на него magister equitum [стр. 70] и сверхъ того, принадлежавшее этому послѣднему, въ силу преторскаго ранга, право созывать центуріи перенесено на собранія курій.
  2. Слово consules значитъ вмѣстѣ скачущіе или танцующіе подобно тому, какъ praesul значитъ скачущій впереди, exul — выскакивающій [ὸ έϰπεσών], insula — скачекъ съ первоначальнымъ значеніемъ упавшаго въ море обломка скалы.
  3. День вступленія въ должность не совпадалъ съ началомъ года [1 марта] и вообще не былъ неизмѣнно установленъ. По немъ опредѣлялся день выхода въ отставку, за исключеніемъ того случая, когда консулъ назначался въ замѣнъ выбывшаго [consul suffectus]; тогда онъ вступалъ въ права выбывшаго и дослуживалъ его срокъ. Впрочемъ такіе консулы-замѣстители назначались въ болѣе древнія времена только въ тѣхъ случаяхъ, если выбывалъ одинъ изъ консуловъ; коллегіи консуловъ-замѣстителей встрѣчаются лишь въ позднѣйшія времена республики. Стало-быть годъ пребыванія въ консульской должности обыкновенно состоялъ изъ неравныхъ половинъ двухъ гражданскихъ годовъ.
  4. Разсказъ о томъ, что первые консулы ввели въ сенатъ 164 плебея, едва ли можетъ считаться исторически достовѣрнымъ; онъ скорѣе свидѣтельствуетъ о томъ, что позднѣйшіе римскіе археологи не были въ состояніи перечислить болѣе 196 знатныхъ римскихъ родовъ [Röm. Forsch. 1, 121.]
  5. Не лишнимъ будетъ замѣтить, что и iudicium legitimum и quod imperio continetur основаны на полновластіи [imperium] отдающаго приказаніе должностнаго лица; различіе заключается только въ томъ, что полновластіе въ первомъ случаѣ ограничено закономъ, а во второмъ ничѣмъ неограничено.