мицій чѣмъ-то въ родѣ верхней палаты; онъ легально стѣснялъ комицію въ самыхъ важныхъ для нея дѣлахъ и хотя не былъ въ состояніи фактически парализовать твердую волю народной массы, но могъ причинять ей помѣхи и затрудненія. Знать, лишившаяся права считать себя единственной представительницей общины, по видимому, неутратила многаго, а въ другихъ отношеніяхъ рѣшительно осталась съ прибылью. Конечно, царь принадлежалъ, точно такъ-же какъ и консулъ, къ сословію патриціевъ; назначеніе членовъ сената было предоставлено какъ тому такъ и другому; но первый изъ нихъ стоялъ, по своему исключительному положенію, настолько же выше патриціевъ, насколько былъ выше плебеевъ, и обстоятельства легко могли заставить его искать въ народной толпѣ опоры противъ знати; а пользовавшійся непродолжительною властію консулъ былъ и до того и послѣ того ничѣмъ инымъ, какъ однимъ изъ представителей знати; онъ вовсе не выдѣлялся изъ своего сословія, такъ какъ ему, можетъ быть, пришлось-бы завтра повиноваться одному изъ членовъ той-же знати, которому сегодня онъ могъ приказывать, — поэтому тенденціи аристократа брали въ немъ верхъ надъ сознаніемъ его должностныхъ обязанностей. Если-же случайно призывался въ правители какой-нибудь патрицій, несочувствовавшій господству знати, то его офиціальное вліяніе находило для себя преграду частію въ глубоко проникнутомъ аристократическими тенденціями жречествѣ, частію въ его соправителѣ и наконецъ могло быть парализовано посредствомъ назначенія диктатора; но что́ еще важнѣе, — ему недоставало главнаго элемента политическаго могущества — времени. Какъ-бы ни была велика власть, предоставленная начальнику общины, онъ никогда не пріобрѣтетъ политическаго могущества, если не будетъ оставаться во главѣ управленія болѣе долгое время, такъ какъ необходимое условіе всякаго владычества — его продолжительность. Потому-то выгоды и были на сторонѣ общиннаго совѣта, состоявшаго изъ пожизненныхъ членовъ, — не того совѣта, который состоялъ изъ однихъ патриціевъ, а того, въ который имѣли доступъ и плебеи; благодаря преимущественно своему праву давать должностнымъ лицамъ совѣты по всѣмъ дѣламъ, онъ пріобрѣлъ такое вліяніе на годоваго правителя, что легальныя между ними отношенія установились совершенно навыворотъ — общинный совѣтъ захватилъ въ свои руки всю суть правительственной власти, а законный правитель низошолъ на степень его предсѣдателя или исполнителя его воли. Хотя законъ и не требовалъ, чтобъ всякое постановленіе, поступавшее на утвержденіе общины, предварительно представлялось на разсмотрѣніе и одобреніе полнаго собранія сената, но этотъ порядокъ былъ освященъ обычаемъ, отъ котораго дѣлались отступленія и съ трудомъ и неохотно. Такое одобреніе считалось необходимымъ для важныхъ государственныхъ договоровъ, для дѣлъ,
миций чем-то вроде верхней палаты; он легально стеснял комицию в самых важных для неё делах и хотя не был в состоянии фактически парализовать твердую волю народной массы, но мог причинять ей помехи и затруднения. Знать, лишившаяся права считать себя единственной представительницей общины, по-видимому, не утратила многого, а в других отношениях решительно осталась с прибылью. Конечно, царь принадлежал, точно так же как и консул, к сословию патрициев; назначение членов сената было предоставлено как тому, так и другому; но первый из них стоял, по своему исключительному положению, настолько же выше патрициев, насколько был выше плебеев, и обстоятельства легко могли заставить его искать в народной толпе опоры против знати; а пользовавшийся непродолжительною властью консул был и до того и после того ничем иным, как одним из представителей знати; он вовсе не выделялся из своего сословия, так как ему, может быть, пришлось бы завтра повиноваться одному из членов той же знати, которому сегодня он мог приказывать, — поэтому тенденции аристократа брали в нём верх над сознанием его должностных обязанностей. Если же случайно призывался в правители какой-нибудь патриций, не сочувствовавший господству знати, то его официальное влияние находило для себя преграду частью в глубоко проникнутом аристократическими тенденциями жречестве, частью в его соправителе и наконец могло быть парализовано посредством назначения диктатора; но что еще важнее, — ему недоставало главного элемента политического могущества — времени. Как бы ни была велика власть, предоставленная начальнику общины, он никогда не приобретет политического могущества, если не будет оставаться во главе управления более долгое время, так как необходимое условие всякого владычества — его продолжительность. Потому-то выгоды и были на стороне общинного совета, состоявшего из пожизненных членов, — не того совета, который состоял из одних патрициев, а того, в который имели доступ и плебеи; благодаря преимущественно своему праву давать должностным лицам советы по всем делам, он приобрел такое влияние на годового правителя, что легальные между ними отношения установились совершенно навыворот — общинный совет захватил в свои руки всю суть правительственной власти, а законный правитель низошел на степень его председателя или исполнителя его воли. Хотя закон и не требовал, чтоб всякое постановление, поступавшее на утверждение общины, предварительно представлялось на рассмотрение и одобрение полного собрания сената, но этот порядок был освящен обычаем, от которого делались отступления и с трудом и неохотно. Такое одобрение считалось необходимым для важных государственных договоров, для дел,
