онъ сложилъ съ себя консульское званіе, онъ подлежалъ обыкновенному уголовному суду наравнѣ со всѣми другими гражданами.
Къ этимъ главнымъ и основнымъ перемѣнамъ присоединялись другія второстепенныя ограниченія, болѣе касавшіяся внѣшней стороны дѣла; тѣмъ не менѣе нѣкоторыя изъ нихъ имѣли существенное значеніе. Вмѣстѣ съ отмѣной пожизненнаго пребыванія во власти сами собою исчезли и право царя возлагать обработку его пахатныхъ полей на гражданъ и тѣ особыя отношенія, въ которыхъ онъ находился къ осѣдлымъ жителямъ, въ качествѣ ихъ патрона. Кромѣ того, въ уголовныхъ процессахъ, равно какъ при наложеніи штрафовъ и тѣлесныхъ наказаній, царь не только имѣлъ право производить разслѣдованіе и постановлять рѣшеніе, но также могъ разрѣшать или неразрѣшать ходатайство осужденныхъ о помилованіи; а теперь было постановлено Валеріевымъ закономъ (245 г. отъ осн. Р.500), что консулъ обязанъ допускать аппелляцію осужденнаго, если приговоръ о смертной казни или о тѣлесномъ наказаніи постановленъ не по военнымъ законамъ; другимъ позднѣйшимъ закономъ (неизвѣстно, когда состоявшимся, но изданнымъ до 303 года451) это правило было распространено и на тяжелыя денежныя пени. Оттого-то всякій разъ, какъ консулъ дѣйствовалъ въ качествѣ судьи, а не въ качествѣ начальника арміи, его ликторы откладывали въ сторону свои сѣкиры, до тѣхъ поръ служившія символомъ того, что ихъ повелитель имѣлъ право наказывать смертью. Однако тому должностному лицу, которое не дало-бы хода аппелляціи, законъ угрожалъ только безчестіемъ, которое было при тогдашнихъ порядкахъ въ сущности ничѣмъ инымъ, какъ нравственнымъ пятномъ и по бо́льшей мѣрѣ вело лишь къ тому, что свидѣтельское показаніе такого лишеннаго чести человѣка считалось негоднымъ. И здѣсь лежало въ основѣ все то-же воззрѣніе, что прежнюю царскую власть невозможно ограничить легальнымъ путемъ и что стѣсненія, наложенныя вслѣдствіе революціи на того, въ чьихъ рукахъ находится верховная власть общины, имѣютъ только фактическое и нравственное значеніе. Поэтому и консулъ, дѣйствовавшій въ предѣлахъ прежней царской компетенціи, могъ совершить въ приведенномъ случаѣ несправедливость, а не преступленіе, и за это не подвергался уголовному суду. — Сходное съ этимъ, по своей тенденціи, ограниченіе было введено и въ гражданское судопроизводство, такъ какъ у консуловъ было, по всему вѣроятію, отнято — съ самаго учрежденія ихъ должности — право разрѣшать по ихъ усмотрѣнію тяжбы между частными людьми. — Преобразованіе уголовнаго и гражданскаго судопроизводства находилось въ связи съ общимъ постановленіемъ касательно передачи должностной власти замѣстителю или преемнику. Царю принадлежало неограниченное право назначать замѣстителей, но онъ никогда не былъ обязанъ это дѣлать, а консулы пользовались совершенно иначе пра-
он сложил с себя консульское звание, он подлежал обыкновенному уголовному суду наравне со всеми другими гражданами.
К этим главным и основным переменам присоединялись другие второстепенные ограничения, более касавшиеся внешней стороны дела; тем не менее некоторые из них имели существенное значение. Вместе с отменой пожизненного пребывания во власти сами собою исчезли и право царя возлагать обработку его пахотных полей на граждан и те особые отношения, в которых он находился к оседлым жителям, в качестве их патрона. Кроме того, в уголовных процессах, равно как при наложении штрафов и телесных наказаний, царь не только имел право производить расследование и постановлять решение, но также мог разрешать или не разрешать ходатайство осужденных о помиловании; а теперь было постановлено Валериевым законом (245 г. от осн. Р.500), что консул обязан допускать апелляцию осужденного, если приговор о смертной казни или о телесном наказании постановлен не по военным законам; другим позднейшим законом (неизвестно, когда состоявшимся, но изданным до 303 года451) это правило было распространено и на тяжелые денежные пени. Оттого-то всякий раз, как консул действовал в качестве судьи, а не в качестве начальника армии, его ликторы откладывали в сторону свои секиры, до тех пор служившие символом того, что их повелитель имел право наказывать смертью. Однако тому должностному лицу, которое не дало бы хода апелляции, закон угрожал только бесчестием, которое было при тогдашних порядках в сущности ничем иным, как нравственным пятном и по большей мере вело лишь к тому, что свидетельское показание такого лишенного чести человека считалось негодным. И здесь лежало в основе всё то же воззрение, что прежнюю царскую власть невозможно ограничить легальным путем и что стеснения, наложенные вследствие революции на того, в чьих руках находится верховная власть общины, имеют только фактическое и нравственное значение. Поэтому и консул, действовавший в пределах прежней царской компетенции, мог совершить в приведенном случае несправедливость, а не преступление, и за это не подвергался уголовному суду. — Сходное с этим, по своей тенденции, ограничение было введено и в гражданское судопроизводство, так как у консулов было, по всему вероятию, отнято — с самого учреждения их должности — право разрешать по их усмотрению тяжбы между частными людьми. — Преобразование уголовного и гражданского судопроизводства находилось в связи с общим постановлением касательно передачи должностной власти заместителю или преемнику. Царю принадлежало неограниченное право назначать заместителей, но он никогда не был обязан это делать, а консулы пользовались совершенно иначе пра-