въ замѣнъ ихъ появлялся въ чрезвычайныхъ случаяхъ только одинъ правитель или военачальникъ (magister populi), обыкновенно называвшійся диктаторомъ. На выборъ диктатора община не имѣла никакого вліянія; онъ исходилъ изъ свободной воли одного изъ временныхъ консуловъ, которому не могли въ этомъ помѣшать ни его соправитель ни какая-либо другая общественная власть; противъ диктатора допускалась и аппелляція, но точно такъ-же, какъ противъ царя, если онъ добровольно ее допускалъ; лишь только онъ былъ назначенъ, всѣ другія должностныя лица становились въ силу закона его подчиненными. Нахожденіе диктатора въ должности было ограничено двойнымъ срокомъ: во-первыхъ, въ качествѣ сослуживца тѣхъ консуловъ, одинъ изъ которыхъ его выбралъ, онъ не могъ оставаться въ должности долѣе ихъ; во-вторыхъ, было безусловно принято за правило, что диктаторъ не могъ оставаться въ своемъ званіи долѣе шести мѣсяцевъ. Далѣе, касательно диктатора существовало то своеобразное постановленіе, что этотъ «военачальникъ» былъ обязанъ немедленно назначить «начальника конницы» (magister equitum), который состоялъ при немъ въ качествѣ подчиненнаго ему помощника (въ родѣ того, какъ квесторъ состоялъ при консулѣ) и вмѣстѣ съ нимъ складывалъ съ себя свое званіе; это постановленіе, безъ сомнѣнія, находилось въ связи съ тѣмъ, что военачальнику, по всему вѣроятію, какъ вождю пѣхоты, было запрещено садиться на коня. Поэтому на диктатуру слѣдуетъ смотрѣть какъ на возникшее одновременно съ консульскою должностью учрежденіе, главною цѣлію котораго было устранить на время войны неудобства раздѣльной власти и временно снова вызвать къ жизни царскую власть, — такъ какъ именно во время войны равноправность консуловъ должна была внушать опасенія, а о томъ, что первоначальная диктатура имѣла по преимуществу военное значеніе, свидѣтельствуютъ не только положительныя указанія, но также древнѣйшее названіе этого должностнаго лица и его помощника, равно какъ ограниченіе его службы продолжительностью лѣтняго похода и устраненіемъ аппелляціи. — Стало-быть, въ общемъ итогѣ, и консулы оставались тѣмъ-же, чѣмъ были цари — высшими правителями, судьями и военачальниками, и даже въ томъ, что касается религіи, не жертвенный царь, назначенный только для сохраненія царскаго титула, а консулъ молился за общину, совершалъ за нее жертвоприношенія и отъ ея имени узнавалъ волю боговъ при помощи свѣдущихъ людей. Сверхъ того, на случай надобности, была удержана возможность во всякое время возстановить вполнѣ неограниченную царскую власть, не испрашивая на то предварительнаго согласія общины, и вмѣстѣ съ тѣмъ устранить стѣсненія, наложенныя коллегіальностью и особыми ограниченіями консульской компетенціи. Такимъ образомъ тѣ безъимянные государственные люди, которые
взамен их появлялся в чрезвычайных случаях только один правитель или военачальник (magister populi), обыкновенно называвшийся диктатором. На выбор диктатора община не имела никакого влияния; он исходил из свободной воли одного из временных консулов, которому не могли в этом помешать ни его соправитель ни какая-либо другая общественная власть; против диктатора допускалась и апелляция, но точно так же, как против царя, если он добровольно её допускал; лишь только он был назначен, все другие должностные лица становились в силу закона его подчиненными. Нахождение диктатора в должности было ограничено двойным сроком: во-первых, в качестве сослуживца тех консулов, один из которых его выбрал, он не мог оставаться в должности долее их; во-вторых, было безусловно принято за правило, что диктатор не мог оставаться в своем звании долее шести месяцев. Далее, касательно диктатора существовало то своеобразное постановление, что этот «военачальник» был обязан немедленно назначить «начальника конницы» (magister equitum), который состоял при нём в качестве подчиненного ему помощника (вроде того, как квестор состоял при консуле) и вместе с ним складывал с себя свое звание; это постановление, без сомнения, находилось в связи с тем, что военачальнику, по всему вероятию, как вождю пехоты, было запрещено садиться на коня. Поэтому на диктатуру следует смотреть как на возникшее одновременно с консульскою должностью учреждение, главною целью которого было устранить на время войны неудобства раздельной власти и временно снова вызвать к жизни царскую власть, — так как именно во время войны равноправность консулов должна была внушать опасения, а о том, что первоначальная диктатура имела по преимуществу военное значение, свидетельствуют не только положительные указания, но также древнейшее название этого должностного лица и его помощника, равно как ограничение его службы продолжительностью летнего похода и устранением апелляции. — Стало быть, в общем итоге, и консулы оставались тем же, чем были цари — высшими правителями, судьями и военачальниками, и даже в том, что касается религии, не жертвенный царь, назначенный только для сохранения царского титула, а консул молился за общину, совершал за неё жертвоприношения и от её имени узнавал волю богов при помощи сведущих людей. Сверх того, на случай надобности, была удержана возможность во всякое время восстановить вполне неограниченную царскую власть, не испрашивая на то предварительного согласия общины, и вместе с тем устранить стеснения, наложенные коллегиальностью и особыми ограничениями консульской компетенции. Таким образом те безымянные государственные люди, которые
