Объ отсутствіи, въ настоящее время, переходныхъ разновидностей — О характерѣ вымершихъ переходныхъ разновидностей; объ ихъ количествѣ — Оцѣнка временъ, на основаніи медленности, съ которою совершаются обнаженія и накопляются осадки — О бѣдности нашихъ палеонтологическихъ коллекцій — О перерывахъ въ геологическихъ формаціяхъ. — Объ отсутствіи, въ каждой изъ нихъ, переходныхъ разновидностей — О внезапномъ появленіи извѣстныхъ группъ видовъ — Объ ихъ внезапномъ появленіи въ древнѣйшихъ слояхъ, содержащихъ ископаемые организмы.
Въ шестой главѣ я исчислилъ главныя возраженія, которымъ подлежатъ воззрѣнія, защищаемыя въ этомъ сочиненіи. Многія изъ нихъ уже разобраны. Одно изъ нихъ, а именно, раздѣльность видовыхъ формъ, отсутствіе безконечнаго ряда переходныхъ между ними оттѣнковъ — возраженіе въ высшей степени естественное и законное. Я привелъ причины, по которымъ такія посредствующія звенья рѣдко встрѣчаются въ настоящее время, даже при условіяхъ, повидимому наиболѣе выгодныхъ для ихъ существованія, а именно въ обширной сплошной области съ постепенно измѣняющимися физическими условіями. Я постарался показать, что жизнь каждаго вида въ бо̀льшей мѣрѣ зависима отъ присутствія другихъ, уже обозначившихся органическихъ формъ, чѣмъ отъ климата, и что поэтому жизненныя условія наиболѣе вліятельныя не измѣняются постепенно, какъ теплота или влажность. Я постарался также показать, что переходныя разновидности, будучи малочисленнѣе связуемыхъ ими формъ, должны по бо́льшей части быть побѣждены и истреблены при дальнѣйшихъ видоизмѣненіяхъ и усовершенствованіяхъ органическихъ формъ. Главная же причина, по которой нынѣ не встрѣчаются повсюду безчисленныя переходныя формы, заключается въ самомъ процессѣ естественнаго подбора, въ силу котораго новыя разновидности постоянно замѣщаютъ и истребляютъ формы своихъ родичей. Но въ той же громадной мѣрѣ, въ которой дѣйствовалъ этотъ процессъ истребленія, въ той же мѣрѣ должно быть громадно и количество переходныхъ разновидностей, когда-то существовавшихъ на землѣ. Почему-же всякая геологическая формація, всякій пластъ земной коры не наполненъ такими посредствующимися звеньями? Геологія, конечно, не свидѣтельствуетъ о такой непрерывной цѣпи органическихъ переходовъ, и это, быть можетъ, самое законное, самое полновѣсное возраженіе, которое можно противупоставить моей теоріи. Объясненіе, какъ мнѣ кажется, заключается въ чрезвычайной неполнотѣ нашей геологической лѣтописи.
Вопервыхъ, слѣдуетъ постоянно помнить, какого рода переходныя формы должны были, по моей теоріи, нѣкогда существовать. Я самъ при разсмотрѣніи двухъ видовъ не разъ невольно представлялъ себѣ форму прямо связывающую ихъ. Но такое представленіе совершенно ошибочно. Намъ постоянно слѣдовало-бы доискиваться формъ, среднихъ между каждымъ видомъ и неизвѣстнымъ родичемъ, родичемъ, разнящимся въ чемъ-либо отъ всѣхъ своихъ потомковъ. Прибѣгаю къ простому примѣру: трубастый голубь и дутышъ оба произошли отъ горнаго голубя (Columba livia), но мы напрасно стали бы искать разновидностей среднихъ между дутышемъ и голубемъ трубастымъ, напримѣръ, голубей, соединяющихъ хвостъ нѣсколько распущенный съ зобомъ нѣсколько вздутымъ — характеристическіе признаки обѣихъ породъ. Эти двѣ породы, сверхъ того, видоизмѣнены въ такой мѣрѣ, что еслибы мы не имѣли историческихъ или косвенныхъ указаній на ихъ происхожденіе, не было-бы возможности опредѣлить изъ одного сравненія ихъ строенія съ строеніемъ горнаго голубя, произошли ли онѣ отъ него, или отъ другаго сроднаго вида, напримѣръ отъ Columba oenas.
То-же можно сказать и объ естественныхъ видахъ. Если мы возьмемъ двѣ формы, рѣзко отличающіяся одна отъ другой, напримѣръ лошадь и тапира — мы не имѣемъ никакихъ поводовъ предполагать, чтобы между ними существовали какія-либо посредствующія звенья, кромѣ формъ, составляющихъ переходъ отъ нихъ къ общему неизвѣстному родичу. Этотъ общій родичь долженъ былъ, во всей своей организаціи, имѣть сходство и съ тапиромъ и съ лошадью, но въ нѣкоторыхъ отдѣльныхъ чертахъ могъ значительно разниться отъ того и другаго животнаго, болѣе значительно даже, чѣмъ они разнятся между собою. Поэтому, во всѣхъ подобныхъ случаяхъ, мы не были-бы въ силахъ распознать общаго родича двухъ или болѣе видовъ, даже еслибы мы тщательно сравнили строеніе родича съ строеніемъ его видоизмѣненныхъ потомковъ, — развѣ намъ была-бы доступна въ то-же время почти полная цѣпь посредствующихъ звеньевъ.
По моей теоріи, конечно возможно, чтобы одна изъ двухъ нынѣ живущихъ формъ произошла отъ другой, напримѣръ лошадь отъ тапира; и въ такомъ случаѣ должны были существовать между ними прямые переходы. Но въ такомъ случаѣ слѣдовало-бы предположить, что одна изъ этихъ формъ оставалась очень долго неизмѣнною, между тѣмъ какъ ея потомки подвергались въ огромной мѣрѣ уклоненію; и по закону состязанія между организмами, между потомками и родичами, такой случай долженъ быть весьма рѣдокъ; ибо формы новыя, усовершенствованныя, постоянно стремятся вытѣснить формы старыя, неизмѣнныя.
По теоріи естественнаго подбора, всѣ нынѣ живущіе виды находились съ видомъ-родичемъ каждаго рода въ столь-же тѣсной связи, въ каковой находятся нынѣ между собою разновидности одного вида, и эти виды-родичи, нынѣ по большей части вымершіе, были въ свою очередь связаны такимъ-же образомъ съ видами болѣе древними, и такъ далѣе, постоянно сходясь къ общему прародичу каждаго обширнаго класса. Такъ-что число посредствующихъ переходныхъ звеньевъ, между видами нынѣ живущими и вымершими, должно было быть громадно. Но если эта теорія основательна, таковыя формы должны были жить на землѣ.
Объ измѣреніи прошлыхъ временъ. — Независимо отъ того, что мы не находимъ ископаемыхъ остатковъ столь многочисленныхъ связующихъ формъ, можно было бы возразить, что не хватило бы времени на совершеніе столь значительныхъ измѣненій въ органическомъ мірѣ, еслибъ они происходили медленнымъ путемъ естественнаго подбора. Мнѣ едва возможно предложить читателю, не занимавшемуся практически геологіею, даже легкій очеркъ тѣхъ фактовъ, которые даютъ намъ нѣкоторое понятіе о громадности истекшихъ временъ. Тотъ, кто могъ прочесть великое сочиненіе сэра Чарльса Лейелля «О началахъ геологіи», сочиненіе, съ которымъ потомство свяжетъ цѣлый переворотъ въ естественныхъ наукахъ, и не допускаетъ непостижимой громадности истекшихъ временъ, тотъ пусть тотчасъ же закроетъ эту книгу. И мало того, чтобы изучить книгу Лейелля или читать отдѣльныя изслѣдованія надъ разными формаціями и замѣчать, какъ тщетно каждый авторъ силится дать приблизительное понятіе о времени, нужномъ для образованія каждой формаціи, каждаго пласта. Нужно самому, въ теченіе многихъ лѣтъ, изучать большія массы насѣвшихъ одинъ на другой слоевъ, надобно наблюдать, какъ море подтачиваетъ старыя горныя породы и выдѣляетъ новые осадки, и лишь тогда можно надѣяться составить себѣ нѣкоторое понятіе о теченіи прошлыхъ временъ, которыхъ памятники окружаютъ насъ.
Полезно пройти вдоль морскаго берега, состоящаго изъ скалъ умѣренной твердости, и подмѣчать ходъ ихъ разрушенія. Приливъ большею частію доходитъ до скалъ лишь на короткое время дважды въ день и волны подтачиваютъ ихъ лишь когда въ нихъ взвѣшаны песокъ и камушки; ибо есть поводы полагать, что чистая вода лишь мало или вовсе не производитъ дѣйствія на скалы. Наконецъ основаніе скалы подрыто, обваливаются большіе обломки, и эти послѣдніе, оставаясь на мѣстѣ, стираются, атомъ за атомомъ, пока, уменьшенные въ объемѣ, не станутъ увлекаться движеніемъ волнъ, не станутъ истачиваться быстрѣе на кругляки, песокъ или илъ. Но какъ часто видимъ мы вдоль основанія отступающихъ береговыхъ скалъ округлые обломки, всѣ заросшіе морскими организмами въ доказательство того, какъ мало обтачиваютъ ихъ волны, какъ рѣдко приводятъ ихъ въ движеніе! Сверхъ того, если мы пройдемъ нѣсколько миль вдоль береговыхъ скалъ, подвергающихся разрушенію, мы убѣдимся, что лишь тамъ и сямъ, на короткомъ протяженіи или вокругъ мыса, скалы страдаютъ въ настоящее время. Свойство поверхности и растительности показываетъ, что на остальномъ протяженіи прошли года съ тѣхъ поръ, какъ море омывало основаніе скалъ.
Чѣмъ болѣе мы станемъ изучать дѣйствіе моря на наши берега, тѣмъ глубже, полагаю я, мы убѣдимся въ медленности, съ которою истачиваются береговыя скалы. Наблюденія надъ этимъ процессомъ Гьюга Миллера, а также превосходнаго наблюдателя мистера Смита въ Іорданъ-Гиллѣ, чрезвычайно разительны. Съ такими впечатлѣніями въ умѣ, пусть кто-либо разсмотритъ пласты конгломератовъ толщиною въ нѣсколько тысячъ футовъ, которые, хотя вѣроятно и образовались быстрѣе, чѣмъ многіе другіе осадки, однако состоятъ изъ источенныхъ кругляковъ, изъ которыхъ каждый несетъ на себѣ отпечатокъ долгаго времени, и поэтому ясно указываютъ на медленность своего накопленія. Пусть онъ вспомнитъ глубокое замѣчаніе Лейелля, что толщина и протяженіе осадочныхъ формацій есть мѣрка разрушенія, которому подвергалась въ другихъ мѣстахъ земная кора. И на какое громадное разрушеніе указываютъ осадочные пласты во многихъ странахъ! Профессоръ Рамзей сообщилъ мнѣ наибольшую толщину (опредѣленную по большей части прямыми измѣреніями) каждой изъ осадочныхъ формацій въ разныхъ частяхъ Великобританіи; вотъ итогъ:
Полеозоическихъ формацій (за исключеніемъ вулканическихъ
пластовъ) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
57,154 |
Вторичныхъ формацій . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
13,190 |
Третьичныхъ формацій . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . |
2,240 |
— всего 72,584 фута, т. е. около тринадцати и трехъ четвертей англійскихъ миль. Многія изъ этихъ формацій, представленныя въ Англіи тонкими слоями, на материкѣ достигаютъ толщины въ нѣсколько тысячъ футовъ. Сверхъ того, по мнѣнію бо́льшей части геологовъ, между формаціями остаются огромные пробѣлы. Такъ-что громадная масса осадочныхъ породъ въ Англіи даетъ лишь неполное понятіе о времени, истекшемъ отъ начала ихъ накопленія. Но сколько времени должно было потребовать самое ихъ образованіе! Хорошіе наблюдатели вычислили, что великій Миссисипи образуетъ въ 100,000 лѣтъ осадочный слой толщиною въ 600 футовъ. Это вычисленіе, быть можетъ, ошибочно; но, принявъ въ соображеніе, на какія огромныя разстоянія мелкіе осадки разносятся морскими теченіями, мы должны допустить, что процессъ ихъ накопленія на значительной площади чрезвычайно медленъ.
Но мѣра обнаженія, которой подверглись во многихъ мѣстахъ слои земной коры, быть можетъ — независимо отъ быстроты накопленія отмытаго вещества — всего яснѣе указываетъ на громадность истекшихъ временъ. Я помню, что меня очень поразила очевидность обнаженія при осмотрѣ вулканическихъ острововъ, источенныхъ волнами и какъ-бы обрѣзанныхъ ими со всѣхъ сторонъ, такъ-что ихъ берегъ подымается отвѣсно на тысячу или двѣ тысячи футовъ; ибо отлогій склонъ потоковъ лавы, обусловленный ихъ прежнимъ жидкимъ состояніемъ, указывалъ на первый взглядъ, какъ далеко ихъ твердые скалистые слои вдавались прежде въ море. О томъ-же, и еще яснѣе, повѣствуютъ разрывы (faults), эти большія трещины, вдоль которыхъ слои были подняты съ одной стороны или опустились съ другой на вышину или глубину тысячей футовъ, ибо съ тѣхъ поръ, какъ треснула земная кора, поверхность почвы такъ совершенно была сглажена дѣйствіемъ моря, что не осталось никакихъ наружныхъ слѣдовъ этихъ громадныхъ разрывовъ.
Кравенскій разрывъ, напримѣръ, простирается болѣе чѣмъ на тридцать миль, и вдоль этой линіи отвѣсное перемѣщеніе слоевъ колеблется между 600 и 3000 футовъ. Профессоръ Рамзей описалъ провалъ въ Енглеси въ 2300 футовъ, и онъ сообщаетъ мнѣ, что совершенно убѣжденъ въ существованіи въ Меріонетшейрѣ провала въ 12,000 футовъ; но въ обоихъ этихъ случаяхъ земная поверхность не представляетъ никакихъ слѣдовъ этихъ громадныхъ переворотовъ, такъ какъ вся масса скалъ на одной изъ сторонъ трещины гладко смыта. Созерцаніе такихъ фактовъ настраиваетъ мой умъ почти тѣмъ-же образомъ, какъ тщетная попытка представить себѣ вѣчность.
Я сдѣлалъ эти немногія замѣчанія потому, что для насъ чрезвычайно важно составить себѣ нѣкоторое, хотя-бы неполное понятіе о громадности истекшихъ временъ. А во всѣ эти времена, въ теченіе каждаго года, сушь и воды были населены миріадами живыхъ существъ. Какое безконечное, необъятное нашимъ умомъ число поколѣній должно было смѣниться въ этотъ неисчислимый рядъ вѣковъ! Обратимся-же къ самымъ богатымъ нашимъ геологическимъ музеямъ: какое жалкое зрѣлище представится нашимъ взорамъ!
О бѣдности нашихъ палеонтологическихъ коллекцій. — Что наши палеонтологическія коллекціи очень неполны, съ этимъ согласится всякій. Не слѣдуетъ забывать замѣчанія покойнаго Эдуарда Форбеса, этого превосходнаго палеонтолога, что множество ископаемыхъ видовъ извѣстны намъ и поименованы лишь по одному, часто неполному экземпляру, или по немногимъ экземплярамъ, собраннымъ на одной точкѣ. Лишь малая доля земной поверхности изслѣдована геологически, и эта доля нигдѣ не изслѣдована вполнѣ, чему служатъ доказательствомъ важныя открытія, ежегодно производимыя въ Европѣ. Ни одинъ организмъ, совершенно мягкотѣлый, не могъ сохраниться. Раковины и кости разрушаются и исчезаютъ на днѣ моря, если на немъ не накопляются осадки. Я полагаю, что мы постоянно впадаемъ въ значительное заблужденіе, представляя себѣ, что осадки отлагаются почти на всемъ протяженіи морскаго дна, достаточно быстро, чтобы облечь и сохранить ископаемые остатки. На громадномъ протяженіи океана ярко-голубой цвѣтъ воды доказываетъ ея чистоту. Множество достовѣрныхъ случаевъ, въ которыхъ одна формація послѣ огромнаго промежутка времени, въ который она не подвергалась нисколько разрушенію, покрылась другою, гораздо позднѣйшею формаціею, объяснимы только тѣмъ, что дно моря нерѣдко остается въ теченіе цѣлыхъ геологическихъ періодовъ въ неизмѣненномъ состояніи. Остатки, заключаемые въ песокъ или гравій, при поднятіи слоевъ большею частію должны растворяться просачивающеюся дождевою водою, насыщенною угольною кислотою. Напримѣръ, всѣ виды изъ подъ-семейства Chthamalinae (сидячіе усоногіе раки) выстилаютъ въ огромныхъ количествахъ скалы во всѣхъ краяхъ земли: всѣ они животныя исключительно береговыя, кромѣ одного вида Средиземнаго моря, живущаго на глубинѣ и найденнаго въ ископаемомъ состояніи въ Сициліи, между тѣмъ какъ ни одинъ другой видъ не былъ до сихъ поръ найденъ въ какой-либо третьичной формаціи; но теперь извѣстно, что родъ Chthalmus существовалъ во время мѣловаго періода. Родъ Chiton представляетъ случай отчасти подобный.
Что̀ касается до наземныхъ организмовъ, жившихъ во время вторичнаго и палеозоическаго періодовъ, то нечего и говорить, что свѣдѣнія, которыя мы можемъ почерпнуть о нихъ изъ ископаемыхъ остатковъ, отрывочны въ высшей степени. Напримѣръ, намъ неизвѣстна ни одна наземная раковина, которая относилась-бы къ одному изъ этихъ двухъ громадныхъ періодовъ, за исключеніемъ одного вида, открытаго Лейеллемъ въ каменноугольныхъ формаціяхъ Сѣверной Америки. Относительно остатковъ млекопитающихъ животныхъ, бѣглый взглядъ на историческую таблицу въ приложеніи къ руководству Лейелля достаточенъ, чтобы убѣдить насъ въ томъ, какъ случайно и рѣдко ихъ сохраненіе. И ихъ рѣдкость не удивительна, если вспомнить, какая значительная доля третьичныхъ млекопитающихъ открыта въ пещерахъ или въ озерныхъ осадкахъ, и что намъ неизвѣстна ни одна пещера, ни одна истинно озерная формація, которая принадлежала бы къ періодамъ вторичному или палеозоическому.
Но неполнота нашихъ геологическихъ данныхъ главнымъ образомъ зависитъ отъ иной причины, болѣе важной, чѣмъ всѣ вышеупомянутыя, а именно отъ того, что между образованіемъ отдѣльныхъ формацій прошли громадные промежутки времени. Когда мы въ геологическихъ сочиненіяхъ видимъ таблицу формацій, или когда мы изслѣдуемъ ихъ залеганіе въ природѣ, намъ трудно отдѣлаться отъ представленія, что онѣ слѣдовали непосредственно одна за другою. Но мы знаемъ, напримѣръ, изъ большаго сочиненія сэра Р. Мурчисона о Россіи, какіе обширные пробѣлы существуютъ въ этой странѣ между формаціями; таковые-же существуютъ и въ Сѣверной Америкѣ и во многихъ другихъ странахъ свѣта. Самый искусный геологъ, еслибы его изученію были доступны только эти обширныя страны, не могъ бы догадаться, что въ періоды, оставившіе пробѣлы въ этихъ странахъ, огромныя массы осадковъ, наполненныя новыми своеобразными жизненными формами, накоплялись въ другихъ мѣстностяхъ. И если въ каждой отдѣльной мѣстности едва можно составить себѣ понятіе о времени, истекшемъ между послѣдовательными формаціями, мы въ правѣ заключить, что это время нигдѣ не можетъ быть опредѣлено. Частыя и значительныя измѣненія въ минералогическомъ составѣ послѣдующихъ формацій, по бо̀льшей части указывающія не значительныя измѣненія въ географіи окружныхъ странъ, откуда были привлечены осадки, подтверждаютъ убѣжденіе, что огромные промежутки времени прошли между каждою формаціею.
Мы, кажется, можемъ объяснить себѣ, почему геологическія формаціи всякой отдѣльной мѣстности представляютъ перерывы, почему онѣ не налагались одна на другую въ сплошной послѣдовательности. Едвали какой-либо фактъ поражалъ меня болѣе при разсмотрѣніи многихъ сотенъ миль южноамериканскаго берега, поднявшагося на нѣсколько сотъ футовъ въ новѣйшій періодъ, чѣмъ отсутствіе какихъ-либо новѣйшихъ осадковъ, достаточно значительныхъ, чтобы пережить даже краткій геологическій періодъ. Вдоль всего западнаго берега, населеннаго своеобразною морскою фауною, третьичные слои такъ мало развиты, что до отдаленной будущности, вѣроятно, не дойдетъ ни малѣйшаго свидѣтельства о многихъ послѣдовательныхъ и своеобразныхъ морскихъ фаунахъ. Минутное размышленіе объяснитъ намъ, почему вдоль поднимающагося западнаго берега Южной Америки нигдѣ не встрѣчается обширныхъ формацій, содержащихъ новѣйшіе или третьичные остатки, хотя количество отлагаемыхъ осадковъ должно было въ теченіе долгихъ временъ быть значительнымъ, судя по сильному разрушенію, которому подвергаются скалы, и по количеству илистыхъ рѣкъ, втекающихъ въ море. Объясненіе, безъ сомнѣнія, заключается въ томъ, что береговые и подбрежные осадки постоянно истачиваются по мѣрѣ того, какъ медленное поднятіе морскаго дна возноситъ ихъ до того уровня, на которомъ дѣйствуетъ морской прибой.
Мы можемъ, я думаю, заключить съ увѣренностію, что осадки должны быть накоплены чрезвычайно толстыми, плотными или обширными массами, для того, чтобы противустоять безпрестанному дѣйствію волнъ по первомъ понятіи и при дальнѣйшихъ колебаніяхъ уровня. Такія толстыя и обширныя накопленія осадковъ могутъ образоваться двумя путями: либо на значительныхъ морскихъ глубинахъ, въ какомъ случаѣ, судя по изслѣдованіямъ Э. Форбеса, дно моря будетъ населено очень немногими животными, и вся масса при поднятіи представитъ лишь очень неполныя свидѣтельства объ организмахъ, существовавшихъ во время ея накопленія; либо осадки могутъ накопляться до любой толщины на мелкомъ днѣ моря, если оно медленно и постоянно опускается. Въ этомъ послѣднемъ случаѣ, пока быстрота пониженія морскаго дна и быстрота накопленія осадковъ приблизительно уравновѣшиваются, море останется мелководнымъ и удобнымъ для развитія организмовъ, и такимъ путемъ можетъ сложиться формація, богатая ископаемыми остатками и достаточно значительная, чтобы при поднятіи устоять противъ всѣхъ процессовъ разрушенія.
Я убѣжденъ, что всѣ наши древнія формаціи, богатыя ископаемыми остатками, сложились такимъ образомъ во время осѣданія морскаго дна. Съ тѣхъ поръ, какъ я обнародовалъ мое воззрѣніе на этотъ предметъ въ 1845 году, я постоянно слѣдилъ за успѣхами геологіи, и съ удовольствіемъ замѣчалъ, какъ авторъ за авторомъ, описывая ту или другую обширную формацію, приходилъ къ заключенію, что она накопилась во время осѣданія морскаго дна. Я могу присовокупить, что единственная древняя третьичная формація на западномъ берегу Южной Америки, которая имѣла достаточно массы, чтобы противустоять процессамъ разрушенія, дѣйствующимъ на нее до сихъ поръ, но едвали способная продержаться до отдаленной будущности, что эта формація несомнѣнно накопилась во время осѣданія морскаго дна и черезъ это успѣла пріобрѣсти значительную толщину.
Всѣ геологическіе факты ясно свидѣтельствуютъ о томъ, что на всякой точкѣ земнаго шара происходило много медленныхъ колебаній въ уровнѣ почвы, и что эти колебанія простирались на значительныя протяженія. Поэтому формаціи, богатыя ископаемыми и достаточно толстыя и обширныя, чтобы впослѣдствіи противустоять разрушенію, могли образоваться на значительныхъ протяженіяхъ въ періоды осѣданія, но лишь тамъ, гдѣ приливъ осадковъ былъ достаточно обиленъ, чтобы море оставалось мелководнымъ и чтобы органическіе остатки засыпались прежде, чѣмъ имѣли время разложиться. Съ другой стороны, пока дно моря оставалось неподвижнымъ, толстые пласты не могли накопляться въ мѣстахъ мелководныхъ, самыхъ благопріятныхъ для жизни морскихъ организмовъ. Еще менѣе могли они накопляться во время періодовъ поднятія; или, точнѣе, слои, накопленные въ это время, разрушались самымъ этимъ поднятіемъ, ибо вносились въ кругъ дѣйствія береговыхъ волнъ.
Поэтому наша геологическая лѣтопись должна представлять рядъ пробѣловъ. Я вполнѣ довѣряюсь основательности этого заключенія, ибо оно совершенно согласно съ общими началами, установленными Лейеллемъ; г. Э. Форбесъ, независимо отъ меня, пришелъ къ подобному заключенію.
Считаю тутъ не лишнимъ слѣдующее замѣчаніе. Во время періодовъ поднятія площадь суши и прилежащихъ къ ней мелководныхъ частей моря будетъ увеличиваться и образуются новыя мѣста, удобныя для жизни — обстоятельства, какъ изложено выше, весьма благопріятныя для образованія новыхъ разновидностей и видовъ; но такіе періоды по большей части оставятъ пробѣлы въ ряду геологическихъ памятниковъ. Съ другой стороны, во время осѣданія обитаемая область и число ея жителей будутъ уменьшаться (за исключеніемъ организмовъ у береговъ материка, впервые распадающагося на острова); слѣдовательно, во время осѣданія, хотя будетъ происходить сильное вымираніе, будетъ возникать мало новыхъ разновидностей или видовъ; а во время этихъ-то періодовъ осѣданія образовались самыя значительныя, самыя богатыя органическими остатками формаціи. Почти можно сказать, что природа хотѣла затруднить открытіе своихъ переходныхъ, связующихъ формъ.
По вышеизложеннымъ соображеніямъ, нельзя сомнѣваться въ томъ, что наша геологическая лѣтопись, взятая въ цѣломъ, чрезвычайно неполна; но если мы сосредоточимъ свое вниманіе на какой-либо отдѣльной формаціи, становится болѣе труднымъ понять, почему мы не встрѣчаемъ въ ней ряда разновидностей, составляющихъ переходъ отъ видовъ, жившихъ въ ея началѣ, къ видамъ, жившимъ въ ея концѣ. Извѣстны нѣкоторые случаи, въ которыхъ одинъ и тотъ-же видъ представленъ отдѣльными разновидностями въ нижнихъ и верхнихъ слояхъ одной и той-же формаціи; но такъ какъ эти случаи рѣдки, мы здѣсь не упомянемъ о нихъ. Хотя на образованіе каждой формаціи, безспорно, потребовалось огромное количество лѣтъ, я могу привести нѣсколько причинъ, по которымъ въ ней не заключается рядъ переходовъ между видами жившими во время ея отложенія; но я не берусь опредѣлить относительнаго вѣса нижеслѣдующихъ соображеній.
Хотя каждая формація и соотвѣтствуетъ длинному ряду годовъ, періодъ ея образованія, быть можетъ, все-таки коротокъ въ сравненіи съ періодомъ, потребнымъ на превращеніе одного вида въ другой. Мнѣ извѣстно, что два палеонтолога, которыхъ мнѣнія заслуживаютъ значительнаго уваженія, а именно Броннъ и Вудвордъ, пришли къ заключенію, что средняя продолжительность формаціи вдвое и втрое превышаетъ среднюю долговѣчность видовыхъ формъ. Но, какъ мнѣ кажется, разрѣшеніе такихъ вопросовъ сопряжено съ непобѣдимыми трудностями. Когда мы видимъ, что видъ впервые является въ серединѣ какой-либо формаціи, было бы въ высшей степени неосторожнымъ заключить, что онъ не существовалъ гдѣ-либо и прежде. Точно также, когда верхніе слои формаціи перестаютъ представлять намъ какой-либо видъ, было бы неосторожнымъ заключить, что онъ вымеръ до ихъ осажденія. Мы забываемъ, какъ мала площадь Европы въ сравненіи съ поверхностью земнаго шара; да и въ самой Европѣ не приведено въ окончательную ясность соотношеніе отдѣльныхъ этажей одной и той-же формаціи.
Относительно всякаго рода морскихъ животныхъ, мы можемъ смѣло предположить переселенія въ значительныхъ размѣрахъ во время климатическихъ и другихъ измѣненій; и когда мы впервые встрѣчаемъ въ формаціи какой-либо видъ, это появленіе, по всей вѣроятности, соотвѣтствуетъ его вторженію въ изучаемую нами область. Совершенно достовѣрно, напримѣръ, что многіе виды появились нѣсколько раньше въ палеозоическихъ пластахъ Сѣверной Америки, чѣмъ въ таковыхъ же пластахъ Европы: по всей вѣроятности, на ихъ переселеніе изъ американскихъ морей въ моря европейскія потребовалось нѣкоторое время. Разсматривая позднѣйшіе осадки въ разныхъ странахъ свѣта, мы повсюду замѣчаемъ, что нѣкоторые немногіе, доселѣ живущіе виды обыкновенны въ осадкахъ, но вымерли въ окрестныхъ моряхъ, и наоборотъ, что нѣкоторые виды очень многочисленны въ сосѣднихъ моряхъ, но отсутствуютъ или очень рѣдки именно въ тѣхъ-же осадкахъ. Весьма поучительно вспомнить, въ какихъ громадныхъ размѣрахъ, по достовѣрнымъ геологическимъ даннымъ, совершались переселенія европейскихъ организмовъ во время ледоваго періода, составляющаго лишь частицу цѣлаго періода геологическаго, а также вспомнить о значительныхъ измѣненіяхъ уровня, о крайнихъ переворотахъ въ климатѣ, о долгомъ теченіи временъ, заключающемся въ томъ-же ледовомъ періодѣ. Но можно сомнѣваться, чтобы въ какой-нибудь странѣ свѣта, осадки, заключающіе ископаемые остатки, продолжали накопляться на одномъ и томъ же мѣстѣ въ теченіе всего этого періода. Невѣроятно, напримѣръ, чтобы осадки отлагались въ теченіе всего ледоваго періода у устьевъ Миссисипи, въ предѣлахъ той глубины, на которыхъ могутъ жить морскія животныя, ибо мы знаемъ, какіе громадные географическіе перевороты происходили въ это время въ прочихъ частяхъ Америки. Когда пласты, отложенные въ мелководьи близь устьевъ Миссисипи въ какую-либо эпоху ледоваго періода, будутъ подняты, органическіе остатки, заключающіеся въ нихъ, будутъ появляться впервые и исчезать на разныхъ уровняхъ, вслѣдствіе переселеніи видовъ и географическихъ измѣненій. И въ отдаленной будущности, геологу, разсматривающему эти пласты, можетъ прійти на мысль, что средняя долговѣчность этихъ организмовъ была меньше продолжительности ледоваго періода, между тѣмъ какъ она гораздо больше, ибо простирается отъ времени, предшествовавшаго ледовому періоду, и до нашихъ временъ.
Для того, чтобы нашелся полный рядъ переходовъ между двумя формами, свойственными верхней и нижней части одной и той-же формаціи, необходимо, чтобы осадки продолжали накопляться очень долго, такъ, чтобы на медленный процессъ измѣненія хватило времени; поэтому такой осадочный пластъ долженъ быть чрезвычайно толстъ, и виды, подвергавшіеся измѣненію, должны были жить все время въ одной области. Но мы видѣли, что толстая формація съ органическими остатками можетъ накопиться лишь въ періодъ осѣданія, и для того, чтобы глубина оставалась приблизительно неизмѣнною, что необходимо для того, чтобы одинъ и тотъ-же видъ могъ выжить на одномъ и томъ-же мѣстѣ, приливъ осадковъ долженъ приблизительно уравновѣшивать осѣданіе. Но самое это осѣданіе часто будетъ понижать и область, изъ которой притекаютъ осадки, и уменьшать ихъ приливъ въ то время, какъ осѣданіе будетъ продолжаться. Въ дѣйствительности, такое почти полное равновѣсіе между приливомъ осадковъ и быстротою осѣданія, вѣроятно, случай очень рѣдкій; ибо многими палеонтологами замѣчено, что очень толстые осадочные пласты обыкновенно не содержатъ органическихъ остатковъ, развѣ въ верхнихъ и нижнихъ своихъ слояхъ.
Повидимому, каждая отдѣльная формація, какъ и весь рядъ формацій въ каждой отдѣльной странѣ, представляетъ перерывы въ процессѣ своего образованія. Когда мы видимъ, что̀ встрѣчается столь часто, формацію, составленную изъ слоевъ разнаго минералогическаго состава, мы имѣемъ полный поводъ полагать, что процессъ осажденія подвергался значительнымъ перерывамъ, такъ какъ измѣненіе въ морскихъ теченіяхъ и приливъ осадковъ иного свойства по бо́льшей части долженъ былъ обусловливаться географическими измѣненіями, требовавшими много времени. Къ тому-же, самое подробное изученіе формаціи не можетъ дать никакого понятія о времени, потребовавшемся на ея осажденіе. Можно привести много примѣровъ слоевъ толщиною въ нѣсколько футовъ, которые соотвѣтствуютъ формаціямъ, въ другихъ мѣстахъ достигающимъ толщины нѣсколькихъ тысячъ футовъ, и должны были медленно накопляться въ теченіе громадныхъ временъ; но никто, не зная этого соотвѣтствія, не могъ бы подозрѣвать безмѣрно-длинныхъ временъ, представленныхъ этою тонкою формаціею. Можно было бы привести много случаевъ, въ которыхъ нижніе слои формаціи были подняты, обнажены, вновь погрузились въ воду и покрылись верхними слоями той-же формаціи, — факты, доказывающіе, какіе значительные, но легко ускользающіе отъ вниманія перерывы происходили въ ея накопленіи. Во многихъ другихъ случаяхъ, большія ископаемыя деревья, до сихъ поръ стоящія въ томъ-же положеніи, въ которомъ они росли, ясно свидѣтельствуютъ о длинныхъ промежуткахъ времени и измѣненіяхъ уровня во время процесса осажденія, о которыхъ мы не имѣли бы понятія, еслибы эти деревья случайно не сохранились: такъ гг. Лейелль и Даусонъ нашли въ Новой Шотландіи каменноугольные пласты въ 1400 футовъ толщиною, съ старинными слоями, содержащими корни, одинъ надъ другимъ, на шестидесяти-осьми различныхъ уровняхъ. Поэтому, если одинъ и тотъ-же видъ встрѣчается у основанія, въ срединѣ и въ верхнихъ слояхъ формаціи, весьма вѣроятно, что онъ не жилъ на одной и той-же точкѣ въ теченіе всего періода осажденія, но исчезалъ и снова появлялся, быть можетъ, много разъ, въ теченіе одного и того-же геологическаго періода. Такъ-что, еслибы такіе виды подверглись значительнымъ видоизмѣненіямъ въ теченіе одного геологическаго періода, одинъ разрѣзъ могъ бы обнаружить не всѣ тонкіе переходы, которые, по моей теоріи, должны были существовать, но лишь внезапныя, хотя бы и незначительныя, измѣненія въ формахъ.
Всего важнѣе помнить, что у натуралистовъ нѣтъ золотаго правила для отличенія видовъ отъ разновидностей; они допускаютъ въ каждомъ видѣ нѣкоторую, незначительную измѣнчивость, но когда двѣ формы представляютъ различіе нѣсколько бо̀льшее, они обѣимъ придаютъ степень видовъ, если только нѣтъ возможности связать ихъ полнымъ рядомъ переходовъ. А это, по вышеизложеннымъ причинамъ, рѣдко можетъ быть достижимо въ какомъ-либо геологическомъ разрѣзѣ. Предположимъ, что B и C — два вида, и что третья форма A найдена въ формаціи болѣе глубокой; даже еслибы A была форма, вполнѣ средняя между B и C, ее бы просто сочли за третій отдѣльный видъ, развѣ ее могли-бы въ тоже время связать съ одною или съ обѣими другими формами посредствомъ переходныхъ разновидностей. И не слѣдуетъ забывать, что, какъ объяснено выше, A могъ-бы быть дѣйствительнымъ родичемъ формъ B и C, не занимая въ строгомъ смыслѣ середину между ними во всѣхъ чертахъ своего строенія. Такъ-что мы могли бы найти видъ-родичь и всѣхъ его видоизмѣненныхъ потомковъ отъ нижнихъ слоевъ формаціи до верхнихъ, и еслибы притомъ мы не нашли многочисленныхъ, постепенныхъ переходовъ, мы не признали бы ихъ родства и были бы принуждены счесть всѣхъ ихъ за отдѣльные виды.
Извѣстно, на какихъ легкихъ различіяхъ многіе палеонтологи основали свои виды, особенно въ тѣхъ случаяхъ, когда экземпляры, по которымъ они работали, происходили изъ разныхъ подраздѣленій одной формаціи. Нѣкоторые опытные коихологи теперь опускаютъ многіе изъ тонкихъ видовъ, установленныхъ Д’Орбиньи и другими, на степень разновидностей, и, по ихъ способу воззрѣнія, организмы измѣняются, какъ того требуетъ моя теорія. Сверхъ того, если мы обратимся къ періодамъ, довольно значительнымъ, а именно къ отдѣльнымъ, но послѣдовательнымъ этажамъ одной и той-же обширной формаціи, мы найдемъ, что заключающіяся въ нихъ ископаемыя, хотя признанныя почти всѣми за отдѣльные виды, однакоже гораздо ближе сродны между собою, чѣмъ виды, распредѣленные по совершенно отдѣльнымъ формаціямъ; но намъ еще придется вернуться къ этому предмету въ слѣдующей главѣ.
Другое соображеніе также заслуживаетъ вниманія: относительно животныхъ и растеній, размножающихся быстро и не легко переносящихся съ мѣста на мѣсто, мы имѣемъ поводъ полагать, какъ изложено выше, что ихъ разновидности по бо́льшей части первоначально мѣстныя, и что такія мѣстныя разновидности не распространяются далеко и не вытѣсняютъ формы, ихъ породившей, пока онѣ не видоизмѣнятся и не усовершенствуются въ значительной степени. По этому воззрѣнію, шансы на открытіе въ одной формаціи какой-либо страны всѣ ранніе стадіи перехода отъ одной формы къ другой чрезвычайно малы, ибо послѣдовательныя измѣненія должны были имѣть характеръ мѣстный, ограничиваться одною какою-либо точкою. Многія морскія животныя имѣютъ обширную область распространенія, и мы видѣли, что между растеніями всего болѣе разновидностей представляютъ тѣ, которыя распредѣлены широко; такъ-что изъ мягкотѣлыхъ и прочихъ морскихъ животныхъ всѣхъ чаще, вѣроятно, производили сперва мѣстныя разновидности и наконецъ новые виды тѣ, которыя имѣли самую обширную область распространенія, далеко заходящую за предѣлы извѣстныхъ намъ европейскихъ формацій; и это обстоятельство также должно значительно уменьшать для насъ шансы на возможность прослѣдить переходы органическихъ формъ въ предѣлахъ одной формаціи.
Не слѣдуетъ забывать, что и въ современной намъ флорѣ и фаунѣ, при доступности совершенно полныхъ экземпляровъ, рѣдко удается связать двѣ формы переходными разновидностями и такимъ образомъ доказать, что онѣ принадлежатъ къ одному виду, прежде, чѣмъ будутъ собраны многіе экземпляры изъ разныхъ мѣстностей; а относительно ископаемыхъ видовъ такое обиліе матеріаловъ рѣдко доступно. Мы, быть можетъ, всего лучше убѣдимся въ невѣроятности, чтобы намъ удалось связать виды многочисленными, тонкими ископаемыми переходами, если спросимъ себя, смогутъ-ли, напримѣръ, геологи будущаго періода доказать, что наши различныя породы рогатаго скота, лошадей, овецъ, собакъ и т. д. произошли отъ одного или отъ нѣсколькихъ первичныхъ видовъ; или смогутъ-ли они рѣшить, дѣйствительно-ли разновидности или отдѣльные виды — нѣкоторыя морскія раковины, живущія у сѣверо-американскаго прибрежья, и почитаемыя иными натуралистами за виды отдѣльные отъ ихъ европейскихъ сродичей, другими-же за разновидности европейскихъ видовъ. Это могло бы удасться будущему геологу лишь при открытіи множества переходныхъ формъ въ ископаемомъ состояніи, и такой успѣхъ кажется мнѣ въ высшей степени невѣроятнымъ.
Геологическія изысканія, хотя они прибавили множество видовъ къ нынѣ живущимъ и угасшимъ родамъ и умалили разстояніе между нѣкоторыми группами, но едвали сколько-нибудь содѣйствовали сліянію видовъ посредствомъ сцѣпленія ихъ многочисленными тонкими переходами, и отсутствіе такого результата, быть можетъ, самое законное, самое полновѣсное возраженіе, которое можетъ быть приведено противъ моихъ воззрѣній. Поэтому считаю не лишнимъ привести гипотетическій примѣръ, поясняющій всѣ вышеизложенныя замѣчанія. Малайскій архипелагъ приблизительно имѣетъ такое-же протяженіе, какъ Европа отъ Сѣвернаго мыса до Средиземнаго моря и отъ Англіи до Россіи; слѣдовательно, онъ равняется всѣмъ геологическимъ формаціямъ, разсмотрѣннымъ сколько-нибудь тщательно, за исключеніемъ сѣверо-американскихъ. Я совершенно согласенъ съ мистеромъ Годвиномъ Аустеномъ въ томъ, что нынѣшнее состояніе Малайскаго архипелага, съ его многочисленными, обширными островами, раздѣленными широкими, мелководными проливами, вѣроятно, соотвѣтствуетъ прежнему состоянію Европы, во время накопленія большей части нашихъ формацій. Малайскій архипелагъ — одна изъ странъ свѣта, наиболѣе богатыхъ органическими существами; но еслибы были собраны всѣ виды, когда-либо жившіе въ его предѣлахъ, какое неполное понятіе дали бы они намъ объ естественной исторіи земнаго шара!
Но мы имѣемъ полный поводъ полагать, что наземные организмы архипелага были бы сохранены весьма несовершенно въ формаціяхъ, которыя бы тамъ накопились. Я полагаю, что немногія изъ животныхъ, въ строгомъ смыслѣ береговыхъ, и изъ тѣхъ, которые жили на голыхъ подводныхъ скалахъ, были-бы заключены въ нихъ, и что тѣ, которые были-бы заключены въ песокъ или гравій, не сохранились бы до отдаленной будущности. Повсюду, гдѣ на морскомъ днѣ не накоплялись бы осадки, или гдѣ-бы они не накоплялись достаточно быстро, чтобы защищать организмы отъ разложенія, не могли бы сохраниться ихъ остатки.
Я полагаю, что въ нашемъ архипелагѣ формаціи, достаточно толстыя, чтобы устоять до будущности, удаленной отъ насъ настолько, насколько въ прошломъ удалены отъ насъ вторичныя формаціи, могли-бъ образоваться лишь въ періоды осѣданія. Эти періоды осѣданія должны были чередоваться съ огромными промежутками времени, въ которые та-же область не измѣняла уровня или поднималась; во время поднятія каждая формація съ ископаемыми организмами разрушалась-бы дѣйствіемъ морскихъ волнъ почти по мѣрѣ своего накопленія, какъ это происходитъ нынѣ на берегахъ Южной Америки. Въ эти періоды осѣданія, вѣроятно, происходило-бы сильное вымираніе; во время періодовъ поднятія происходили бы въ организмахъ значительныя видоизмѣненія, но геологическія данныя объ нихъ были бы всего несовершеннѣе.
Можно сомнѣваться, чтобы продолжительность какого-либо великаго періода осѣданія во всемъ архипелагѣ или въ части его и сопряженное съ осѣданіемъ накопленіе осадковъ превысило-бы среднюю долговѣчность видовыхъ формъ; а это необходимо для сохраненія всѣхъ постепенныхъ переходовъ между двумя или болѣе видами. Еслибы всѣ эти постепенные оттѣнки не были сохранены, переходныя разновидности просто были-бы сочтены за отдѣльные виды. Вѣроятно также, что всякій великій періодъ осѣданія прерывался-бы колебаніями уровня, и что въ теченіе его происходили-бы легкія измѣненія въ климатѣ. Въ этихъ случаяхъ жителямъ архипелага приходилось бы переселяться, и никакая формація не могла-бы сохранить строго-послѣдовательныя свидѣтельства объ ихъ видоизмѣненіяхъ.
Очень многіе изъ морскихъ жителей Малайскаго архипелага нынѣ распространены за его предѣлы на тысячи миль, и аналогія заставляетъ меня полагать, что эти-то виды, обширно распространенные, всего чаще должны производить разновидности; разновидности же эти должны большею частію быть первоначально мѣстными, но если онѣ одарены какимъ-либо рѣшительнымъ преимуществомъ, или видоизмѣнились и усовершенствовались впослѣдствіи, онѣ должны медленно распространяться и вытѣснять породившую ихъ форму. При возвращеніи такихъ разновидностей на прежнія мѣста своего жительства, онѣ разнились бы отъ прежняго своего состоянія въ приблизительно-одинаковой, хотя бы и очень легкой степени, и поэтому, по правиламъ принятымъ многими палеонтологами, были-бы возведены на степень новыхъ отдѣльныхъ видовъ.
Итакъ, если въ предыдущихъ замѣчаніяхъ есть доля правды, мы не имѣемъ права ожидать, чтобы въ геологическихъ формаціяхъ нашлось безконечное число тѣхъ тонкихъ переходныхъ формъ, которыя, по моей теоріи, несомнѣнно связывали всѣ вымершіе и нынѣ живущіе виды въ одну длинную, развѣтвленную жизненную цѣпь. Мы можемъ только отыскать немногія звенья, иныя ближе, другія дальше сродныя между собою; и эти звенья, какъ бы не близки они были между собою, все-таки, если будутъ найдены въ разныхъ этажахъ одной формаціи, сочтутся палеонтологами за отдѣльные виды. Но я сознаюсь, что я никогда-бы не составилъ себѣ яснаго понятія о томъ, до какой степени бѣдны данныя о жизненныхъ измѣненіяхъ, представляемыя наилучше сохраненными геологическими разрѣзами, еслибы отсутствіе переходныхъ звеньевъ между видами, свойственными началу и концу каждой формаціи, не было столь важнымъ затрудненіемъ для моей теоріи.
О внезапномъ появленіи цѣлыхъ группъ сродныхъ формъ. — Внезапность, съ которою цѣлыя группы видовъ появляются въ извѣстныхъ формаціяхъ, была выставлена многими палеонтологами, напримѣръ Агассисомъ, Пикте, и съ особенною настойчивостію профессоромъ Седжвикомъ, какъ непреоборимый доводъ противъ измѣняемости видовъ. Если многочисленные виды, принадлежащіе къ однимъ и тѣмъ-же родамъ или семействамъ, дѣйствительно разомъ появились на землѣ, то такой фактъ совершенно подрывалъ-бы теорію потомственнаго происхожденія видовъ черезъ медленное видоизмѣненіе путемъ естественнаго подбора. Ибо развитіе группы видовъ, которые всѣ произошли отъ одного общаго родича, должно было быть процессомъ чрезвычайно медленнымъ, и прародичи должны были появиться на землѣ весьма долго до появленія своихъ видоизмѣненныхъ потомковъ. Но мы постоянно преувеличиваемъ себѣ полноту геологической лѣтописи, и, не находя извѣстныхъ родовъ и семействъ въ извѣстномъ геологическомъ этажѣ, ошибочно заключаемъ, что они не существовали прежде образованія этого этажа. Мы постоянно забываемъ, какъ обширна поверхность земнаго шара, въ сравненіи съ тѣмъ протяженіемъ, на которомъ были тщательно изучены наши геологическія формаціи; мы забиваемъ, что цѣлыя группы видовъ могли долго существовать и медленно размножаться въ иныхъ мѣстахъ, прежде чѣмъ вторгнуться въ древніе архипелаги Европы и Соединенныхъ Штатовъ. Мы недостаточно принимаемъ въ разсчетъ огромные промежутки времени, вѣроятно, истекшіе между нашими послѣдовательными формаціями, — промежутки, быть можетъ, болѣе длинные, чѣмъ время, прошедшее въ накопленіи каждой изъ нихъ. Эти промежутки должны были дать время многимъ видамъ развиться изъ одной или немногихъ родоначальныхъ формъ, а въ образовавшейся затѣмъ формаціи эти виды будутъ казаться возникшими внезапно.
Тутъ не лишнимъ будетъ напомнить о замѣчаніи, уже приведенномъ выше. Безъ сомнѣнія, должно понадобиться безмѣрно-долгое время для того, чтобы приспособить организмъ къ совершенно новымъ жизненнымъ пріемамъ, напримѣръ къ летанію. Но, по достиженіи этого результата, тѣ немногіе виды, которые такимъ образомъ пріобрѣли значительное преимущество надъ другими организмами, могли въ сравнительно короткое время произвести множество расходящихся формъ, способныхъ распространиться быстро и далеко по земному шару.
Приведу теперь нѣсколько примѣровъ въ поясненіе этихъ замѣчаній и чтобы показать, какъ легко мы можемъ ошибиться, полагая, что цѣлыя группы возникли внезапно. Да будетъ мнѣ позволено напомнить о томъ общеизвѣстномъ фактѣ, что въ геологическихъ сочиненіяхъ не очень давняго времени утверждалось, что великій классъ млекопитающихъ появился внезапно съ началомъ третьичныхъ формацій. А теперь мы знаемъ, что богатѣйшее, по своей толщинѣ, накопленіе ископаемыхъ млекопитающихъ принадлежитъ серединѣ вторичнаго періода, и одно несомнѣнное млекопитающее открыто въ новомъ красномъ песчаникѣ, въ самомъ началѣ этого великаго ряда. Кювье имѣлъ привычку настаивать на томъ, что въ третьичныхъ формаціяхъ не встрѣчается ни одной обезьяны: но теперь открыты вымершіе виды обезьянъ въ Индіи, въ Южной Америкѣ и въ Европѣ, даже въ формаціяхъ еоценовыхъ. Еслибы не рѣдкій случай птичьихъ слѣдовъ, сохранившихся въ новомъ красномъ песчаникѣ Соединенныхъ Штатовъ, кто осмѣлился бы предположить, что, кромѣ пресмыкающихся, не менѣе тридцати видовъ птицъ, отчасти исполинскихъ размѣровъ, существовали въ этотъ періодъ? Ни одна птичья кость до сихъ поръ не открыта въ этихъ осадкахъ. Несмотря на то, что количество суставовъ, обнаруженныхъ этими ископаемыми слѣдами, соотвѣтствуетъ ихъ количеству въ пальцахъ многихъ нынѣ живущихъ птицъ, нѣкоторые авторы сомнѣваются, чтобы животныя, оставившія эти слѣды, были дѣйствительно птицы. До новѣйшаго времени, эти авторы могли утверждать, а нѣкоторые дѣйствительно и утверждали, что весь классъ птицъ возникъ внезапно въ началѣ третьичнаго періода; но теперь мы знаемъ, по свидѣтельству профессора Оуена (см. руководство Лейелля), что одна птица несомнѣнно жила во время осажденія верхняго зеленаго песчаника.
Я могу привести другой примѣръ, сильно поразившій меня, потому что былъ у меня подъ глазами. Въ моемъ изслѣдованіи объ ископаемыхъ сидячихъ усоногихъ ракахъ, я утверждалъ, что по значительному количеству нынѣ живущихъ и третьичныхъ видовъ; по чрезвычайному обилію особей многихъ видовъ на всемъ земномъ шарѣ, отъ арктическихъ странъ до экватора, и по ихъ способности жить на самыхъ различныхъ поясахъ глубины отъ верхняго предѣла приливовъ до глубины 50 саженъ; по совершенству, съ которымъ сохранились экземпляры въ древнѣйшихъ третьичныхъ пластахъ; по легкости, съ которою можно узнать даже обломокъ створки; что по всѣмъ этимъ обстоятельствамъ я считаю себя въ правѣ заключить, что еслибы сидячіе усоногіе раки существовали во время вторичнаго періода, они, конечно, сохранились бы и были открыты; и такъ какъ ни одинъ видъ не былъ открытъ въ пластахъ этого періода, я заключилъ, что эта великая группа внезапно развилась въ началѣ третьичнаго періода. Это обстоятельство очень смущало меня, ибо я видѣлъ въ немъ новый примѣръ внезапнаго появленія обширной группы видовъ. Но едва было обнародовано мое сочиненіе, какъ превосходный палеонтологъ, г. Боске́, прислалъ мнѣ рисунокъ полнаго экземпляра несомнѣннаго сидячаго усоногаго, который онъ тамъ нашелъ въ бельгійской мѣловой формаціи. И, что придаетъ этому случаю еще болѣе разительности, этотъ усоногій ракъ принадлежалъ къ роду Chthalmus, роду обыкновенному, обширному, повсемѣстному, изъ котораго не найдено до сихъ поръ ни одного вида въ третьичныхъ формаціяхъ. Поэтому мы теперь положительно знаемъ, что сидячіе усоногіе раки существовали во время вторичнаго періода; и эти вторичные виды могли быть прародичи нашихъ многочисленныхъ третьичныхъ и современныхъ видовъ.
Изъ всѣхъ случаевъ, въ которыхъ, повидимому, внезапно возникли цѣлыя группы видовъ, палеонтологи всего чаще ссылаются на внезапное появленіе костистыхъ рыбъ (teleostei) въ нижнихъ пластахъ мѣловой формаціи. Эта группа заключаетъ въ себѣ большинство нынѣ живущихъ видовъ. Недавно профессоръ Пикте прослѣдилъ ихъ существованіе до подъ-этажа предшествовавшаго мѣловой формаціи; и нѣкоторые палеонтологи полагаютъ, что извѣстныя рыбы, гораздо болѣе древнія, которыхъ мѣсто въ системѣ еще не вполнѣ опредѣлено, дѣйствительно рыбы костистыя. Если мы допустимъ, однакоже, вмѣстѣ съ Агассицомъ, что всѣ онѣ явились въ началѣ мѣловаго періода, то этотъ фактъ, конечно, будетъ очень замѣчателенъ; но я не вижу, чтобы въ немъ заключался непреоборимый доводъ противъ моей теоріи, развѣ можно было-бы доказать также, что виды этой группы въ тоже время внезапно появились на всей поверхности земнаго шара. Нѣтъ надобности напоминать о томъ, что намъ неизвѣстна почти ни одна ископаемая рыба, найденная на югѣ отъ экватора, и просматривая палеонтологію Пикте, мы убѣдимся, что изъ многихъ европейскихъ формацій намъ извѣстны лишь очень немногіе виды. Нѣкоторыя семейства рыбъ имѣютъ нынѣ ограниченную область распространенія; костистыя рыбы могли въ прежнія времена заключаться въ подобной, ограниченной области, и, развившись значительно въ какомъ-либо одномъ морѣ, могли затѣмъ распространиться во всѣ стороны. Къ тому-же мы не имѣемъ права предполагать, чтобы всѣ моря земнаго шара всегда такъ свободно сообщались между собою отъ юга до сѣвера, какъ въ настоящее время. Даже теперь, еслибы Малайскій архипелагъ обратился въ материкъ, тропическія части Индійскаго Океана составили-бы обширный и совершенно отдѣльный бассейнъ, въ которомъ могла-бы размножиться любая большая группа морскихъ животныхъ, и тутъ-бы они и остались въ заключеніи, пока нѣкоторые изъ этихъ видовъ не приспособились къ климату менѣе жаркому и черезъ это не получили-бы возможности, обогнувъ южныя оконечности Африки и Австраліи, перейдти въ другія, отдаленныя моря.
По этимъ и инымъ, подобнымъ соображеніямъ, а главнымъ образомъ по нашему незнанію геологіи иныхъ странъ, кромѣ Европы и Соединенныхъ Штатовъ, и по тѣмъ переворотамъ въ нашихъ геологическихъ воззрѣніяхъ, которые произошли отъ открытій послѣднихъ двѣнадцати годовъ, мнѣ кажется, что мы имѣемъ столько-же права дѣлать общіе выводы о послѣдовательномъ появленіи организмовъ на земномъ шарѣ, сколько имѣлъ бы натуралистъ, посѣтившій на пять минутъ пустынный берегъ Австраліи, право разсуждать о количествѣ и свойствѣ ея естественныхъ произведеній.
О внезапномъ появленіи группъ сродныхъ видовъ въ древнѣйшихъ изъ извѣстныхъ намъ, содержащихъ ископаемыя, формацій. — Мы тутъ имѣемъ дѣло съ другимъ, подобнымъ, но гораздо болѣе важнымъ затрудненіемъ. Я говорю о той внезапности, съ которою множество видовъ одной группы появляются въ древнѣйшихъ извѣстныхъ намъ формаціяхъ, содержащихъ ископаемыя. Большая часть доводовъ, убѣдившихъ меня въ томъ, что всѣ нынѣ существующіе виды одной группы произошли отъ одного родича, въ равной силѣ приложимы и къ древнѣйшимъ изъ извѣстныхъ намъ видовъ. Напримѣръ, я не могу сомнѣваться въ томъ, что всѣ силурскіе трилобиты произошли отъ какого-либо одного ракообразнаго животнаго, жившаго долго до силурскаго періода и, вѣроятно, значительно разнившагося отъ всѣхъ извѣстныхъ намъ животныхъ. Многія изъ древнѣйшихъ силурскихъ животныхъ, каковы виды изъ родовъ Nautilus, Liugula и т. д., не разнятся значительно отъ нынѣ живущихъ видовъ; и по моей теоріи нельзя предположить, чтобы эти древніе виды были прародители всѣхъ видовъ тѣхъ порядковъ, къ которымъ они относятся, ибо они не представляютъ признаковъ среднихъ между признаками этихъ видовъ. Сверхъ того, еслибы они были прародителями этихъ порядковъ, они почти навѣрное были-бы давно вытѣснены и истреблены своими многочисленными и усовершенствованными потомками.
Слѣдовательно, если моя теорія основательна, мы должны допустить, что до осажденія древнѣйшихъ силурскихъ пластовъ прошли длинные періоды времени, столь-же, и вѣроятно еще болѣе длинные, чѣмъ весь промежутокъ между силурскимъ періодомъ и нашимъ временемъ, и что во время этихъ безмѣрныхъ, вовсе неизвѣстныхъ намъ періодовъ поверхность земнаго шара кипѣла жизнію.
На вопросъ, почему мы не находимъ слѣдовъ этихъ громадныхъ первичныхъ періодовъ, я не могу дать удовлетворительнаго отвѣта. Многіе изъ превосходнѣйшихъ геологовъ, и въ ихъ главѣ сэръ Р. Мурчисонъ, убѣждены, что органическіе остатки древнѣйшихъ силурскихъ пластовъ соотвѣтствуютъ зарѣ органической жизни на нашей планетѣ. Другіе весьма полновѣсные авторитеты, каковы Лейелль и покойный Э. Форбесъ, оспариваютъ основательность этого заключенія. Не слѣдуетъ забывать, что намъ извѣстна съ нѣкоторою точностію лишь малая частица земной поверхности. Мистеръ Баррандъ недавно присовокупилъ къ силурской системѣ новый, древнѣйшій этажъ, изобилующій новыми, своеобразными видами. Слѣды органической жизни открыты въ Лонгмейндскихъ пластахъ, подъ такъ называемымъ примордіальнымъ поясомъ Барранда. Присутствіе сростковъ фосфорокислой извести и смолистыхъ веществъ въ нѣкоторыхъ изъ древнѣйшихъ азоическихъ формацій, вѣроятно, указываетъ на существованіе жизни во время ихъ образованія. Но чрезвычайно трудно понять отсутствіе громадныхъ накопленій пластовъ съ ископаемыми, которыя, по моей теоріи, должны были образоваться гдѣ-нибудь до силурскаго періода. Еслибы эти древнѣйшіе осадки были цѣликомъ разрушены обнаженіемъ, или цѣликомъ подверглись метаморфическимъ процессамъ, мы должны были-бы найти лишь малые остатки непосредственно слѣдующихъ за ними формацій, и эти остатки, по бо́льшей части, должны-бы были подвергнуться метаморфизму. Но описанія силурскихъ остатковъ, занимающихъ огромныя протяженія въ Россіи и въ Сѣверной Америкѣ, не подтверждаютъ предположенія, что чѣмъ древнѣе формація, тѣмъ болѣе пострадала она отъ обнаженія и метаморфизма.
Обстоятельство это пока необъяснимо, и оно можетъ съ полнымъ правомъ считаться полновѣснымъ доводомъ противъ воззрѣній, изложенныхъ въ этомъ сочиненіи. Чтобы показать, что оно можетъ современемъ разъясниться, предложу слѣдующую гипотезу. По свойству ископаемыхъ организмовъ всѣхъ формацій Европы и Соединенныхъ Штатовъ, повидимому, жившихъ на незначительныхъ глубинахъ, по количеству осадковъ въ цѣлыя мили толщиною, изъ которыхъ состоятъ эти формаціи, мы можемъ заключить, что съ древнѣйшихъ временъ обширные острова или полосы суши, изъ которыхъ почерпались эти осадки, существовали въ сосѣдствѣ нынѣшнихъ материковъ Европы и Сѣверной Америки. Но мы не знаемъ порядка вещей въ промежуткахъ между послѣдовательными формаціями; не знаемъ, существовала ли въ эти промежутки на мѣстахъ Европы и Соединенныхъ Штатовъ суша, или мелководное море, въ которомъ накоплялись осадки, или открытый, глубокій океанъ.
При обзорѣ современныхъ намъ океановъ, втрое болѣе обширныхъ, чѣмъ суша, мы видимъ, что они усыпаны островами. Но не въ одномъ океаническомъ островѣ до сихъ поръ не было найдено слѣдовъ какой-либо палеозоической или вторичной формаціи. Изъ этого мы, быть можетъ, имѣемъ право заключить, что въ періоды палеозоическій и вторичный не существовало ни материковъ, ни континентальныхъ острововъ на протяженіи нашихъ теперешнихъ океановъ; ибо, еслибы они существовали, процессы разрушенія, дѣйствовавшіе на нихъ, вѣроятно, образовали бы значительныя количества осадковъ, изъ которыхъ сложились бы палеозоическія и вторичныя формаціи, и эти формаціи были-бы хотя отчасти подняты колебаніями уровня, которыя, безъ сомнѣнія, происходили въ этотъ безмѣрно-длинный періодъ. Итакъ, если мы въ правѣ что либо заключать изъ этихъ фактовъ, мы должны заключить, что на мѣстахъ нашихъ теперешнихъ океановъ съ древнѣйшихъ временъ, о которыхъ мы имѣемъ данныя, разстилались океаны, и, съ другой стороны, что на мѣстахъ нашихъ теперешнихъ материковъ существовали пространныя полосы суши, подвергавшіяся, безъ сомнѣнія, значительнымъ колебаніямъ уровня со времени ранняго силурскаго періода. Раскрашенная карта, приложенная къ моему сочиненію о коралловыхъ рифахъ, ведетъ меня къ заключенію, что великіе океаны до сихъ поръ суть области осѣданія, великіе архипелаги — области колебанія уровня, и материки — области поднятія. Но имѣемъ ли мы право предполагать, что таковъ, споконъ вѣку, былъ порядокъ вещей? Наши материки, повидимому, образовались черезъ перевѣсъ, въ теченіе многихъ колебаній уровня, силы поднятія. Но не могли ли области поднятія перемѣститься съ теченіемъ временъ? Въ періодъ, неизмѣримо древнѣйшій амурскаго, материки могли существовать тамъ, гдѣ нынѣ разстилаются океаны, и на мѣстѣ нашихъ нынѣшнихъ материковъ могли разстилаться открытыя моря. Мы не имѣемъ даже права предполагать, что еслибы, напримѣръ, дно Тихаго Океана нынѣ превратилось въ материкъ, мы бы нашли тамъ формаціи болѣе древнія, чѣмъ силурскіе пласты, если таковыя тамъ образовались; ибо, быть можетъ, пласты, осѣвшіе на нѣсколько миль ближе къ центру земли и подлежавшіе огромному давленію отъ накопленной надъ ними воды, подверглись метаморфизму въ несравненно бо́льшей мѣрѣ, чѣмъ пласты, постоянно находившіеся ближе къ земной поверхности. Огромныя области, напримѣръ въ Южной Америкѣ, состоящія изъ однихъ метаморфическихъ породъ, повидимому, подвергавшихся дѣйствію жара подъ значительнымъ давленіемъ, какъ мнѣ кажется, требуютъ особаго объясненія, и мы, быть можетъ, имѣемъ нѣкоторое право считать эти значительныя области состоящими изъ формацій, предшествовавшихъ силурской и подвергшихся полному метаморфозу.
Всѣ затрудненія, разобранныя въ этой главѣ, а именно: отсутствіе въ изслѣдованныхъ нами формаціяхъ безконечнаго количества переходныхъ звеньевъ между множествомъ видовъ, нынѣ существующихъ и угасшихъ; внезапность, съ которою цѣлыя групы появляются въ нашихъ европейскихъ формаціяхъ; почти совершенное, насколько намъ извѣстно, отсутствіе формацій съ ископаемыми подъ силурскими пластами, — всѣ эти затрудненія, безъ сомнѣнія, чрезвычайно важны. Очевиднымъ доказательствомъ тому служитъ то обстоятельство, что лучшіе наши палеонтологи, а именно Кювье, Оуенъ, Баррандъ, Агассицъ, Фальконеръ, Э. Форбесъ и т. д., и первые наши геологи, каковы Лейелль, Мурчисонъ, Седжвикъ и т. д., единогласно, иные съ особеннымъ жаромъ, провозгласили неизмѣняемость видовъ. Но я имѣю поводы полагать, что одинъ полновѣсный авторитетъ, сэръ Чарльсъ Лейелль, по дальнѣйшему размышленію впалъ на этотъ счетъ въ сильныя сомнѣнія. Я вполнѣ сознаю, какъ неосторожно съ моей стороны расходиться съ этими великими авторитетами, которымъ, вмѣстѣ съ другими, мы обязаны всѣмъ своимъ знаніемъ. Тѣ, которые считаютъ нашу геологическую лѣтопись сколько-нибудь полною и не придаютъ особаго вѣса фактамъ и доводамъ инаго рода, приведеннымъ въ этой книгѣ, безъ сомнѣнія, не обинуясь, отвергнутъ мою теорію. Что до меня, то, развивая метафору Лейелля, я считаю нашу геологическую лѣтопись за исторію міра, веденную непостоянно и написанную на измѣнчивомъ нарѣчіи. Изъ этой исторіи намъ доступенъ лишь послѣдній томъ, относящійся къ двумъ-тремъ странамъ. Изъ этого тома лишь тамъ и сямъ сохранилась краткая глава, и изъ каждой страницы лишь нѣсколько безсвязныхъ строкъ. Каждое слово медленно измѣняющагося нарѣчія, на которомъ написана эта исторія, болѣе или менѣе различно въ каждой изъ открываемыхъ главъ — какъ, повидимому, внезапно измѣняющіяся жизненныя формы, зарытыя въ нашихъ послѣдовательныхъ, но раздѣленныхъ длинными промежутками времени, формаціяхъ. Съ этой точки зрѣнія, разобранныя выше затрудненія значительно уменьшаются или даже совершенно исчезаютъ.