Если мы хотимъ полнаго преобразованія школъ по началамъ истиннаго христіанства, то должны или совсѣмъ удалить изъ нихъ книги, написанныя язычниками, либо, по крайней мѣрѣ, обращаться съ ними съ большею осмотрительностью, чѣмъ до сихъ поръ.
1. Неоспоримая необходимость принуждаетъ меня преслѣдовать дальнѣйшее развитіе того, о чемъ въ предшествующей главѣ было только поверхностно упомянуто. Именно, если мы хотимъ имѣть дѣйствительно христіанскія школы, то должны удалить изъ нихъ множество языческихъ учителей. Сначала я приведу побуждающія къ тому причины, а потомъ опредѣлю, какія предосторожности слѣдуетъ примѣнить къ мудрецамъ міра, чтобы тѣмъ не менѣе все, что они измыслили, высказали и совершили прекраснаго, обратилось бы и намъ во благо.
2. Къ ревности въ этомъ дѣлѣ влечетъ меня любовь къ славѣ Божіей и человѣческому спасенію; ибо я вижу, что многія школы христіанъ только по названію христіанскія, въ остальномъ же видятъ свое услажденіе единственно въ Теренціѣ, Плавтѣ, Цицеронѣ, Овидіѣ, Катуллѣ, Тибуллѣ, музахъ и Венерѣ. Отсюда бываетъ, что онѣ міръ лучше знаютъ, чѣмъ Христа, и что въ средѣ христіанства надо отыскивать христіанъ. Это происходитъ оттого, что нѣкоторымъ весьма ученымъ богословамъ Христосъ служитъ только маскою, между тѣмъ какъ Аристотель и вся ватага язычниковъ снабжаютъ ихъ духомъ и тѣломъ. Это ужасающее злоупотребленіе христіанскою свободою, наипостыднѣйшее оскверненіе и дѣло величайшей опасности. Ибо —
3) I. Наши дѣти рождены для неба и возрождены Святымъ Духомъ; слѣдовательно, для неба слѣдуетъ ихъ и образовывать, какъ гражданъ, и прежде всего знакомить ихъ съ небеснымъ, съ Богомъ, Христомъ, съ ангелами, съ Авраамомъ, Исаакомъ, Іаковомъ и т. д. И должно заботиться, чтобъ это совершалось прежде всего другого, принимая во вниманіе сколько невѣрность настоящей жизни, дабы кто-нибудь не былъ неподготовленнымъ унесенъ смертію,—столько же и то, что первыя впечатлѣнія держатся наиболѣе крѣпко и (если эти впечатлѣнія были святы) ручаются за всю послѣдующую жизнь.
4) II. Богъ изобильно заботился о Своемъ избранномъ народѣ, но все же Онъ указывалъ на школу только въ Своемъ домѣ, гдѣ Онъ Себя являлъ учителемъ, насъ—учениками, слово же Своихъ пророчествъ—Своимъ ученіемъ. Ибо такъ сказалъ онъ чрезъ Моисея: «Слушай, Израиль: Господь Богъ нашъ—Господь единъ есть»; и «Люби Господа Бога твоего—всѣмъ сердцемъ твоимъ, и всею душою твоею, и всѣми силами твоими; и да будутъ слова сіи, которыя я заповѣдую тебѣ сегодня, въ сердцѣ твоемъ (и въ душѣ твоей), и внушай ихъ дѣтямъ твоимъ и говори о нихъ, сидя въ домѣ твоемъ и идя дорогою, и ложась, и вставая», и проч. (5 Моис. VI, 4—7). И чрезъ пророка Исаію: «Я есмь Господь Богъ твой, научившій тебя, какъ обрѣсти тебѣ путь, по которому пойдешь» (48, 17). Далѣе: «Не языкъ ли (народъ) къ Богу своему взыщетъ (спроситъ)»? И Христосъ: «Изслѣдуйте Писанія» (Іоан. V, 39).
5) III. Что Его же слово есть лучезарнѣйшій свѣтъ нашего познанія, полное правило для нашего поведенія и для обоихъ есть достаточная поддержка при нашей слабости, то это достаточно свидѣтельствуется слѣдующими словами: «Вотъ, я научилъ васъ постановленіямъ и законамъ! Итакъ, храните и исполняйте ихъ; ибо въ этомъ мудрость ваша, и разумъ вашъ предъ глазами народовъ, которые, услышавъ о всѣхъ сихъ постановленіяхъ, должны будутъ сказать: только этотъ великій народъ—есть народъ мудрый и разумный» (5 Моис. VI, 5 и 6). А въ книгѣ Іисуса Навина Онъ говоритъ: «Да не отходитъ сія книга закона отъ устъ твоихъ; но поучатся въ ней день и ночь, дабы въ точности исполнять все, что въ ней написано: тогда ты будешь успѣшенъ въ путяхъ твоихъ и будешь поступать благоразумно» (Іис. Нав. I, 8). Далѣе—черезъ Давида: «Законъ Господа совершенъ, укрѣпляетъ душу. Откровеніе Господа вѣрно, умудряетъ простыхъ» (Псал. 18, 8). Наконецъ, апостолъ свидѣтельствуетъ, что Писаніе «богодухновенно и полезно для наученія», и проч.,—что «совершенъ божій человѣкъ (2 Тим. III, 16 и 17)». Это равнымъ образомъ сознали и признали мудрѣйшіе изъ людей (и, слѣдуетъ замѣтить, просвѣщеннѣйшіе христіане). Такъ, Іоаннъ Златоустъ говоритъ: «Чему необходимо учиться и чему не учиться, то узнаемъ мы изъ Писанія». И Кассіодоръ: «Небесною школою, наставленіемъ жизни, навѣрно единственною наукою служитъ Писаніе, которое привлекаетъ учениковъ своими плодоносными мыслями, а не пустою приманкою посредствомъ словъ» и проч.
6) IV. Выразительно Богъ запрещаетъ своему народу ученіе и обычаи язычниковъ, когда говоритъ: «По путемъ языковъ не учитесь» (Іер. X, 2), и «Развѣ нѣтъ Бога въ Израилѣ, что вы идете вопрошать Веельзевула, божество Аккаронское (4 Книга Царствъ I, 3)»? «Не языкъ ли къ Богу своему взыщетъ, что испытуютъ мертвые отъ живыхъ; законъ бо въ помощь даде, да рекутъ не якоже слово сіе, зань же не лѣть дары даяти (Ис. VIII, 19, 20)». А почему? Всякая премудрость отъ Господа и съ Нимъ пребываетъ во вѣкъ. Кому иному открытъ корень премудрости (Іис. Сир. I, 1, 6)? «Юнѣйшіе видѣша свѣтъ и вселишася на земли, пути же хитрости (мудрости) не увѣдѣша, ни разумѣша стези ея» и проч. «И не слышася въ Ханаанѣ, ниже явися въ Ѳеманѣ: Сынове Агарини взыскующіи разума, иже на земли, и баснословцы, и взыскателіе разума пути премудрости не увѣдѣша. Но вѣдый вся вѣсть ю, изобрѣте всякъ путь хитрости и даде ю Іакову, отроку своему, и Исраилю возлюбленному отъ него (Варухъ III, 20, 22, 23, 32, 37)». Не сдѣлалъ Онъ того никакому другому народу, и судовъ Его они не знаютъ (Псал. 147, 9)».
7) V. Если иногда народъ Божій давалъ отвратить себя отъ Его закона къ приманкамъ человѣческаго измышленія, тогда Богъ напоминалъ народу не только его ослѣпленіе, что онъ оставилъ источникъ премудрости (Вар. III, 12), но и о двоякомъ грѣхѣ, что, оставивъ источникъ живой воды, ископали себѣ кладенцы сокрушенныхъ, иже не возмогутъ воды содержати» (Іер. II, 13). А чрезъ Осію жалуется Онъ, что Его народъ живетъ въ слишкомъ большомъ согласіи съ язычниками, и прибавляетъ: «Впишу ему множество, и законная его въ чуждая вмѣнишася требища возлюбленная (Осія VIII, 12)». А что другое,—спрашиваю я,—дѣлаютъ тѣ христіане, въ рукахъ которыхъ денно и нощно находятся книги язычниковъ, между тѣмъ какъ священный законъ Божій оставляется ими безъ вниманія, какъ посторонняя вещь, не касающаяся ихъ? тогда какъ онъ вовсе не пустая вещь, которою можно было бы безнаказанно пренебрегать, но сама жизнь наша, какъ свидѣтельствуетъ Богъ (5 Моис. XXXII, 47).
8) VI. Поэтому, истинная церковь и истинные почитатели Бога никогда не желали другой школы, кромѣ той, которая покоилась бы на словѣ Божіемъ, и изъ которой можно было бы въ изобиліи почерпать истинную, божественную премудрость, которая превосходила бы всякую мудрость мірскую. Давидъ именно говоритъ о себѣ: «Заповѣдью Твоею Ты сдѣлалъ меня мудрѣе враговъ моихъ, я сталъ разумнѣе всѣхъ учителей моихъ, ибо размышляю объ откровеніяхъ Твоихъ» и проч. (Псал. 119 , 98). Въ подобномъ же родѣ говоритъ Соломонъ, мудрѣйшій изъ всѣхъ смертныхъ: «Господь даетъ мудрость; изъ устъ Его—знаніе и разумъ (Прит. Сол. II, 6). Также и Сирахъ, въ введеніи къ своей книгѣ, свидѣтельствуетъ, что его мудрость, безъ сомнѣнія, въ высшей степени превосходная, почерпнута изъ чтенія закона и пророковъ. Отсюда происходитъ то ликованіе святыхъ, когда они въ свѣтѣ видятъ свѣтъ Божій (Псал. 3, 10). «Блажени есмы, Ісраилю, яко угодная Богу намъ разумна суть» (Вар. IV, 4). «Господи къ кому намъ идти? Ты имѣешь глаголы вѣчной жизни» (Іоан. IV|, 68).
9) VII. Примѣры всѣхъ вѣковъ показываютъ, что, какъ только церковь отклонялась отъ этихъ источниковъ Израиля, то это становилось поводомъ къ расколамъ и ересямъ. Объ Израильской церкви это уже достаточно извѣстно изъ жалобъ пророковъ; относительно же христіанскихъ видно изъ исторіи, что пока одни апостолы и апостольскіе мужи ревностно распространяли евангельское ученіе, продолжалась и неприкосновенность вѣры, но какъ только язычники толпами проникли въ церковь, вскорѣ охладѣло первоначальное рвеніе и стремленіе отдѣлять чистое отъ нечистаго, и вслѣдствіе этого видимъ мы, что творенія язычниковъ начали читать сначала только наединѣ, но вскорѣ и публично, и что послѣдствіемъ этого было смѣшеніе и путаница ученій. Ключъ мудрости былъ отданъ тѣми, которые хвалились, что его можно найти только у нихъ однихъ; вслѣдствіе этого, вмѣсто членовъ символа вѣры, распространялось безконечное множество мнѣній; изъ этого проистекли несогласія и споры, конца которымъ еще и не видно; затѣмъ охладѣла любовь и угасло благочестіе; и такимъ образомъ, подъ именемъ христіанства, возродилось снова язычество и донынѣ оно господствуетъ. Ибо должна исполниться угроза Бога Іеговы, что тѣ, которые не хотятъ пещись говорить по слову Божію, не должны имѣть утренней зари (Ис. VIII, 20). Потому, Господь напоилъ ихъ духомъ умиленія и смежилъ очи ихъ, «да будутъ имъ вся сія словеса—подобно словесамъ запечатанной книги», и проч., ибо они «боялись Бога по законамъ и ученіямъ людей» и проч. (Ис. XXIX, 10, 11, 13, 14). О, какъ справедливо исполнится надъ ними также и то, что Святой Духъ свидѣтельствуетъ о языческихъ философахъ, что они «осуетились въ умствованіяхъ своихъ и омрачилось несмысленное сердце ихъ» (Римл. I, 21)! И потому, если церковь должна быть очищена отъ сора, то не остается никакого другого, болѣе вѣрнаго пути, какъ если мы откажемся отъ соблазнительныхъ измышленій людей, возвратимся къ единственнымъ чистымъ источникамъ Израиля и предадимъ Богу и Его слову какъ самихъ себя такъ и наши книги для наученія и руководства. Тогда исполнится то, что стоитъ въ Писаніи: «Всѣ чада церкви научены Богомъ» (Ис. XIV, 13).
10. VIII. И дѣйствительно, достоинство христіанъ (которые чрезъ Христа содѣлались дѣтьми Бога, освященными и наслѣдниками вѣчной жизни) не позволяетъ, чтобы наши книги были, такимъ образомъ, брошены въ сторону и осуждены на столь тѣсное сообщество съ нечестивыми язычниками, и чтобы мы услаждались ими. Извѣстно, что сыновьямъ королей и князей стараются давать въ воспитатели не льстецовъ, дураковъ или арлекиновъ, но достойныхъ, мудрыхъ и благочестивыхъ мужей. А мы не краснѣемъ, давая въ воспитатели малымъ чадамъ Царя-царей, меньшимъ братьямъ Христа, наслѣдникамъ вѣчности,—шутливаго Плавта, соблазнительнаго Катулла, нечистаго Овидія, преступнаго, издѣвающагося надъ Богомъ Лукіана, мерзостнаго Марціала и другихъ изъ той ватаги, которая отступилась отъ познанія и страха Божія! людей, которые—также точно—блуждаютъ, далекіе отъ всякой надежды на лучшую жизнь, погрязшіе въ тинѣ настоящей жизни, нисколько не способные ни къ чему лучшему, равно какъ и тѣ, которые отдаются ихъ сообществу, облекаются съ ними въ однѣ и тѣ же мерзости! Довольно,—ахъ, весьма довольно, христіане, совершилось безумія; пусть же будетъ, наконецъ, положена ему здѣсь граница! Богъ призываетъ насъ къ лучшему: достойно будетъ слѣдовать Его призыву. Христосъ, вѣчная премудрость Бога, открылъ дѣтямъ Бога въ Своемъ домѣ школу, въ которой распоряжается, въ качествѣ ректора и высшаго начальника, Самъ святой Духъ,—въ которой въ качествѣ учителей—пророки и апостолы, всѣ исполненные истинной мудрости, всѣ словомъ и примѣромъ вѣрно указующіе путь истины и спасенія, всѣ до одного святые мужи; въ которой учениками суть только одни избранники Божіи, первенцы изъ людей, искупленные Богу и Агнцу; инспекторами же и надзирателями—ангелы и архангелы, начальства и власти на небесахъ (Ефес. III, 10). А то, что тамъ предлагается, обнимаетъ мудрость, которая истиннѣе, вѣрнѣе, совершеннѣе всѣхъ теорій человѣческаго разумѣнія—и простирается на всякую пользу, какъ настоящей, такъ и будущей жизни. Ибо только одни уста Божіи суть тотъ источникъ, изъ котораго истекаютъ ручьи истинной мудрости; только одинъ ликъ Божій есть тотъ факелъ, отъ котораго разливаются лучи истиннаго свѣта; только одно слово Божіе есть тотъ корень, изъ котораго пробиваются ростки истиннаго познанія. Поэтому, блаженны тѣ, которые созерцаютъ лице Божіе, которые прислушиваются къ устамъ Его и которые рѣчи Его воспринимаютъ въ свое сердце! Ибо этотъ путь есть единственный вѣрный путь истинной и вѣчной премудрости, кромѣ которой нѣтъ никакой другой.
11) IX. Не слѣдуетъ проходить молчаніемъ, какъ строго Богъ запрещаетъ своему народу пользоваться наслѣдіемъ, оставшимся отъ язычниковъ, и что постигло тѣхъ, которые не обратили вниманія на эту угрозу. Господь стираетъ эти племена съ глазъ Своихъ: «Кумиры боговъ ихъ долженъ ты сжечь огнемъ и не долженъ желать серебра или золота, которое на нихъ, или брать ихъ, дабы это не было для тебя сѣтью; ибо это мерзость для Господа, Бога твоего. Потому, не долженъ ты вносить въ домъ свой никакой мерзости (кумира), дабы не подпасть заклятію, подобно ему» (5 Моис. VII, 22, 25, 26). «Когда Господь, Богъ твой, истребитъ отъ лица твоего народы, тогда берегись, чтобы ты не попалъ въ сѣть, послѣдуя имъ, по истребленіи ихъ, и не искалъ боговъ ихъ, говоря: какъ служили народы сіи богамъ своимъ, такъ буду и я дѣлать. Но все, что Я заповѣдую тебѣ, старайся исполнять; не прибавляй къ тому и не убавляй отъ того (5 Моис. XII, 29, 30, 32)». Это долженъ былъ Іисусъ Навинъ напомнить Евреямъ послѣ побѣды и посовѣтовать имъ—отвергнуть чужихъ боговъ (Іис. Нав. XXIV, 23); но такъ какъ они не слушались, то языческіе остатки были для нихъ сѣтью, такъ что Евреи постоянно впадали въ идолопоклонство, до паденія обоихъ царствъ. И неужели мы не должны придти къ сознанію, не должны сдѣлаться осмотрительнѣе посредствомъ чужого примѣра?
12) «Но книги не суть же кумиры», скажетъ кто-нибудь. Я возражаю: это остатки отъ тѣхъ народовъ, которыхъ Господь, Богъ нашъ, истребилъ предъ лицемъ своимъ; но книги опаснѣе тѣхъ остатковъ. Ибо тамъ только тѣ дозволяли поймать себя, «сердце которыхъ было безъ ума (Іер. X, 14)»,—здѣсь же и мудрѣйшіе могутъ быть увлечены (Колос. II, 8). Тамъ были только творенія рукъ человѣческихъ (какъ говорилъ Богъ, когда укорялъ идолопоклонниковъ въ ихъ безуміи); здѣсь же—произведенія ума человѣческаго. Тамъ плѣнялъ глаза блескъ золота и серебра; здѣсь всеобщее одобреніе плотской мудрости ослѣпляетъ умъ. И какъ еще? Не думаешь ли ты отрицать, чтобы языческія книги не были идолами? Что сдѣлало императора Юліана отступникомъ отъ Христа? Кто совратилъ разумѣніе папы Льва X-го, считавшаго исторію о Христѣ за сказку? Какимъ духомъ будучи обуянъ, отклонился кардиналъ Бэмбо[1] отъ чтенія Священнаго Писанія («такія ребячества не къ лицу были столь великому мужу»)? И что теперь ввергаетъ столькихъ ученыхъ итальянцевъ и другихъ мужей въ атеизмъ? О, если бы въ преобразованной церкви Христовой не было людей, которые влекли бы за собою Цицерона, Плавта, Овидія съ ихъ сочиненіями, исполненными смертоноснаго дыханія!
13) Еслибы кто-нибудь замѣтилъ на это, что злоупотребленіе должно относиться не къ вещамъ, но къ лицамъ,—что есть и благочестивые христіане, которыхъ не помрачило чтеніе языческихъ писателей,—то я возражу вмѣстѣ съ апостоломъ: Мы знаемъ, что идолъ въ мірѣ ничто; но не у всѣхъ есть знаніе (именно умѣнье различать). Берегитесь, однакоже, чтобы сія свобода ваша не послужила соблазномъ для немощныхъ (1 Кор. VIII, 4, 7, 9). Хотя, такимъ образомъ, милосердый Богъ многихъ спасъ отъ паденія, все-таки не было бы извинительно съ нашей стороны, если бы мы съ знаніемъ и волею терпѣли подобные соблазны (различныя измышленія,—могъ бы я сказать,—человѣческаго ума или сатанинской хитрости), покрытые румянами утонченности въ изложеніи мыслей и въ выраженіи; такъ какъ вѣрно то, что многіе изъ нихъ, даже большая часть, были не въ своемъ умѣ и попались въ сѣти діавола. Послѣдуемъ же лучше Богу и не будемъ вносить въ наши домы идоловъ, дабы не ставить рядомъ съ Дагономъ[2] ковчегъ завѣта, дабы не смѣшивать ту премудрость, что свыше, съ земною, скотскою, даже бѣсовскою мудростію,—дабы, наконецъ, не давать повода Богу возбуждаться гнѣвомъ противъ нашихъ дѣтей.
14) Сюда же принадлежитъ, можетъ быть, и то, что разсказываетъ Моисей въ одной притчѣ. Надавъ и Авіудъ, сыновья Аарона, бывшіе вновѣ священниками и еще не вполнѣ свѣдующіе въ своихъ обязанностяхъ, положили въ свои кадильницы, вмѣсто священнаго огня, чуждый, т.-е. обыкновенный огонь, чтобъ поднести его Господу, но были сожжены пришедшимъ отъ Господа огнемъ и умерли предъ лицомъ Господнимъ (3 Моис. X, 1 и слѣд.). Что же другое книги христіанъ, какъ не новое священство, чтобы приносить духовныя жертвы, благопріятныя Богу (1 Петр. II, 5)? И если мы будемъ наполнять чуждымъ огнемъ кадильницы ихъ, сердца, то не то-ли мы сдѣлаемъ этимъ, что будемъ предавать ихъ въ жертву сильнѣйшему гнѣву Божію? Развѣ для христіанской груди этотъ огонь не есть чуждый? развѣ не должно быть ей чуждо все, что приходитъ откуда-либо, кромѣ Духа Божія? Но такого-то рода большая часть пустыхъ произведеній языческихъ философовъ и стихотворцевъ (Римл. I, 21, 22. Колос. II, 8, 9). И не безъ основанія Іеронимъ назвалъ стихотворное искусство адскимъ виномъ, которымъ непредусмотрительныя души опьяняются и повергаются въ сонъ, который убаюкиваетъ ихъ до дремоты, посредствомъ неестественныхъ мнѣній, опасныхъ увлеченій и отвратительныхъ желаній. Итакъ, пусть тщательно всѣ оберегаютъ себя отъ подобнаго волшебнаго напитка діавола.
15) Если же мы не послѣдуемъ совѣту Бога и не будемъ приготовлять себѣ того, что болѣе вѣрно, то на судѣ будутъ стоять когда-нибудь противъ насъ тѣ Ефессеяне, которые, какъ только проблеснулъ для нихъ свѣтъ Божественной премудрости, сожгли всѣ чародѣйскія книги, такъ какъ онѣ болѣе уже не были нужны имъ, какъ христіанамъ (Дѣян. Ап. XIX, 19). И хотя предки теперешнихъ Грековъ считаются за ученѣйшій народъ въ мірѣ, и хотя послѣдніе обладаютъ этими философскими и поэтическими произведеніями, написанными на ихъ языкѣ,—вся же теперешняя греческая церковь запретила своимъ послѣдователямъ, подъ страхомъ отлученія, чтеніе этихъ произведеній. Потому и случилось, что хотя греческая церковь, вслѣдствіе наплыва съ разныхъ сторонъ варваровъ, впала въ невѣжество и суевѣрія; но все же Богъ до сихъ поръ сохранилъ ее отъ нехристіанской тины заблужденій. Въ этомъ слѣдуетъ имъ непремѣнно подражать, дабы—при большемъ изученіи Священнаго Писанія—удалить оставшійся отъ язычества мракъ заблужденій, дабы мы видѣли свѣтъ только въ свѣтѣ Господа (Псал. XXXV, 10). «И нынѣ, домъ Іаковль, пріидите, пойдемъ свѣтомъ Господнимъ (Ис. II, 5)».
16) Теперь посмотримъ, съ какими доводами человѣческій разумъ, извиваясь подобно змѣю, возстаетъ противъ необходимости подчиниться вѣрѣ и отдаться Богу. Онъ утверждаетъ слѣдующее:
17) «I. Велика мудрость, вложенная въ творенія философовъ, ораторовъ и поэтовъ». Я говорю: достойны мрака тѣ, которые отворачиваютъ глаза отъ свѣта. Безъ сомнѣнія, ночной совѣ и сумерки кажутся полднемъ; но родившіяся въ свѣтѣ созданія знаютъ его иначе. О, безумный человѣкъ, ищущій яснаго свѣта во мракѣ человѣческихъ теорій,—раскрой глаза! Отъ неба исходитъ истинный свѣтъ, отъ Отца свѣта! Если въ человѣческихъ вещахъ что-нибудь блеститъ и свѣтится, то это только искорки, которыя для находящихся во мракѣ могутъ, разумѣется, мерцать и принимать видъ чего-нибудь; но какое значеніе подобныя искорки могутъ имѣть для насъ, которымъ даны горящіе свѣтильники (именно, ярко сіяющее слово Божіе)? Ибо, положимъ, они разсуждаютъ о природѣ: коснутся ли они каши прежде, чѣмъ поднесутъ стекло къ губамъ[3]? Но въ Священномъ Писаніи самъ Владыка природы описываетъ великія чудеса Своихъ твореній, излагая первыя и послѣднія условія всѣхъ существъ, какъ видимыхъ, такъ и невидимыхъ. Если философы говорятъ о морали, то они дѣлаютъ то, что обыкновенно дѣлаютъ птицы, когда у нихъ обмазаны крылья птичьимъ клеемъ; онѣ махаютъ ими, хотя и съ большимъ напряженіемъ, но все же не двигаются съ мѣста. Но Св. Писаніе заключаетъ въ себѣ истинныя описанія добродѣтелей, вмѣстѣ съ сильными, до мозга костей проникающими увѣщаніями, и для всѣхъ живые примѣры. Когда язычники хотятъ научать страху Божію, то научаютъ только суевѣрію, такъ какъ имъ невѣдомы ни познаніе Бога, ни Его воля. «Тьма покрываетъ землю и мракъ народы; но въ Іерусалимѣ явится Господь и слава Его на тебѣ узрится» (Ис. XX, 2). Итакъ, если дѣтямъ свѣта можетъ быть предоставлено ходить иногда къ дѣтямъ мрака, чтобъ замѣчать разницу, и даже тѣмъ съ большею радостію проходить путемъ свѣта, а о мракѣ другихъ скорбѣть,—то все же будетъ невыносимымъ, преступнымъ ослѣпленіемъ, какъ противъ Бога, такъ и противъ нашихъ душъ, желаніе—нести тѣ искорки впереди нашего свѣта. «Какая польза преуспѣвать въ мірскомъ ученіи—и слабѣть въ божественномъ, гнаться за увѣчными измышленіями—и пренебрегать небесными чудесами? Слѣдуетъ предохранять себя отъ такихъ книгъ и, изъ любви къ Священному Писанію, избѣгать ихъ, снаружи блещущихъ прекраснымъ изложеніемъ, а внутри лишенныхъ добродѣтели и мудрости», говоритъ Исидоръ. Какая похвала книгамъ! Это скорлупа безъ зерна. Филиппъ Меланхтонъ разсуждаетъ такъ: «Чему учатъ вообще философы, хотя бы и очень хорошо, кромѣ довѣрія и любви только къ самому себѣ? Цицеронъ въ своемъ сочиненіи: «О границахъ добра и зла», измѣряетъ каждый родъ добродѣтели по нашей любви къ самимъ себѣ, по себялюбію. Сколько тщеславія и гордаго презрѣнія находится у Платона! Какъ, мнѣ кажется, трудно, чтобы изъ честолюбиваго платоническаго самолюбія не возникло что-нибудь ошибочное, если даже чтенію его предается духъ, высокій и сильный самъ въ себѣ! Способъ обученія Аристотеля въ общемъ есть извѣстная страсть спорить; почему, мы не считаемъ его достойнымъ даже послѣдняго мѣста въ ряду писателей по моральной философіи»[4] и проч.
18) (2). Говорятъ далѣе: «Если богословіе въ языческихъ книгахъ излагается и невѣрно, то все же онѣ сообщаютъ философію, которую нельзя черпать изъ Священнаго Писанія, даннаго для цѣли спасенія нашего». Я возражаю: Источникъ премудрости—слово Божіе въ вышнихъ (Сир. I, 5), истинная философія есть ни что иное, какъ истинное познаніе Бога и Его дѣлъ, которое ни откуда не можетъ быть преподаваемо болѣе истинно, какъ изъ устъ Бога. Поэтому говоритъ Августинъ, возвѣщая хвалу Священному Писанію: «Здѣсь есть философія, такъ какъ происхожденіе всѣхъ существъ природы лежитъ въ Богѣ-Творцѣ. Здѣсь есть иѳика, ибо честная и почтенная жизнь образуется не иначе, какъ подъ условіемъ дѣйствительной любви къ тому, что должно быть любимо, и такъ, какъ оно должно быть любимо,—именно къ Богу и ближнему. Здѣсь есть логика; ибо истина, свѣтъ разумной души, есть только Богъ. Здѣсь есть также и заслуживающее похвалы государственное благо, ибо государство только тогда будетъ наилучше сохраняться на основаніи и на краеугольномъ камнѣ вѣры, твердаго единодушія, когда будетъ поддерживаться всеобщее благо; высочайшее же и истиннѣйшее благо есть Богъ. Въ послѣднее время, нѣкоторые также объясняли, что основаніе всѣхъ философскихъ наукъ и познаній заключается въ Писаніи вѣрнѣе, чѣмъ гдѣ-либо, такъ что вызываетъ удивленіе учительская сила Духа, который, стремясь преподать невидимое и вѣчное, въ тоже время повсюду раскрываетъ тайны естественнаго и искуственнаго, даетъ законы для всякаго мудраго мышленія и дѣйствія. Ни тѣни изъ всего этого нечего искать у языческихъ философовъ. Одинъ изъ богослововъ совершенно вѣрно пишетъ, что прекрасная мудрость Соломона была въ немъ потому, что онъ ввелъ законъ божій въ дома, школы и синагоги, и если мы будемъ запечатлѣвать въ юношествѣ, вмѣсто языческихъ твореній, законъ Божій и изъ него заимствовать правила для каждаго рода жизни,—что можетъ помѣшать намъ надѣяться на возвращеніе къ намъ соломоновой, т. е. истинной и небесной мудрости? Итакъ, употребимъ трудъ, чтобъ и въ домахъ было у насъ то, что можетъ содѣлать насъ мудрыми, а также и въ той внѣшней, такъ-называемой, общественной жизни,—именно мудрость, которую мы называемъ философіею. Ибо, допустивъ, что были такія несчастныя времена, когда дѣти Израиля должны были ходить къ Филистимлянамъ оттачивать свои сошники, свои заступы, свои топоры или свои кирки, ибо нельзя было бы найти ни одного кузнеца во всей землѣ Израильской (1 Царствъ XIII, 19. 20),—неужели Израильтяне должны быть всегда такъ притѣсняемы и гонимы? И это тѣмъ болѣе, что отсюда явился бы важный вредъ; подобно тому, какъ тамъ Филистимляне, оттачивая Израильтянамъ заступы, не дозволяли имъ имѣть мечей, изъ опасенія, чтобъ Евреи не обратили мечей противъ нихъ,—такъ точно и отъ языческой философіи можно было бы имѣть только всѣмъ извѣстныя умозаключенія и цвѣты краснорѣчія, но не нельзя надѣяться пріобрѣсти мечей и копій—для преодолѣнія безбожія и суевѣрія. Будемъ желать возвращенія къ намъ тѣхъ Давидовыхъ или скорѣе тѣхъ Соломоновыхъ временъ, когда Филистимляне лежали распростертыми на землѣ, Израиль же властвовалъ и радовался въ своемъ богатствѣ.
19) (3). «Но обучающіеся латинскому языку должны же иногда читать, ради слога, Теренція, Плавта и другихъ». На это можно отвѣтить: I) Хотимъ ли мы такъ вести нашихъ дѣтей, чтобъ они научились говорить такъ же, какъ говорятъ въ кабакахъ, харчевняхъ, шинкахъ, распутныхъ домахъ и тому подобныхъ клоакахъ? Ибо куда, спрашиваю я, какъ не въ подобныя нечистыя мѣста приводятъ юношество Теренцій, Плавтъ, Катуллъ, Овидій и др.? Что представляютъ они, какъ не издѣвательства, шутки, пирушки, обжорство и пьянство, грязную любовь, блудъ, разнообразно-придуманные обманы и другія подобныя вещи, отъ которыхъ христіанскія уши и глаза должны были бы отворачиваться, даже и при случайной встрѣчѣ? И неужели мы думаемъ, что, такъ какъ человѣкъ не испорченъ самъ по себѣ, то нужно, поэтому, еще со стороны навязывать ему картины разнаго рода мерзостей, предлагать ему трутъ и раздувало, изъ безразличнаго состоянія ввергать его при удобномъ случаѣ въ бездну погибели?—Говорятъ: «Не все дурно въ тѣхъ писателяхъ». Я возражаю: Но дурное (злое) всегда легче удерживается, и потому весьма опасное дѣло—допускать юношество туда, гдѣ добро перемѣшано со зломъ. Ибо тѣ, которые желаютъ дать кому-нибудь ядъ, чтобы разрушить его жизнь, обыкновенно даютъ ядъ не въ чистомъ видѣ—это могло бы даже и неудаться имъ,—но въ смѣшеніи съ лакомыми кушаньями и напитками; но ядъ все-таки производитъ свое дѣйствіе—и приноситъ гибель тому, кто вкусилъ его. Точно также, и тому древнему душителю людей, когда онъ хочетъ кого-нибудь опутать, нужно подслащивать свои адскіе яды сладостью пріятныхъ измышленій и красивыхъ рѣчей, а мы, сознающіе это, неужели не должны разрушить подобныя нечестивыя намѣренія?—Еще замѣчаютъ; «Не всѣ же они такіе грязные товарищи: Цицеронъ, Виргилій, Горацій и друг. суть почтенные и достойные уваженія люди». Я отвѣчаю: Но и они также слѣпые язычники, которые отъ истиннаго Бога отвращаютъ сердца читателей и направляютъ ихъ къ богамъ и богинямъ (къ Юпитеру, Марсу, Нептуну, Венерѣ, Фортунѣ и другимъ,—какъ бы они ни назывались, вымышленнымъ божествамъ). Богъ же говоритъ своему народу: «Соблюдайте все, что Я сказалъ вамъ; и имени другихъ боговъ не упоминайте, да не слышится оно изъ устъ вашихъ» (2 Моис. XXIII, 13.). Далѣе, какая куча находится тамъ суевѣрій, ложныхъ мнѣній, мірскихъ желаній, одно другому противорѣчащаго! Совершенно другимъ духомъ, чѣмъ каковъ духъ Христа, наполняютъ тѣ писатели своихъ учениковъ. Христосъ отзываетъ отъ міра,—тѣ погружаютъ въ міръ. Христосъ учитъ самоотреченію, тѣ—себялюбію. Христосъ увѣщеваетъ быть смиренными, тѣ внушаютъ высокомѣріе. Христосъ ищетъ кроткихъ, тѣ дѣлаютъ строптивыми. Христосъ рекомендуетъ голубиное единодушіе, тѣ вселяютъ искусство болтать на тысячу ладовъ. Христосъ совѣтуетъ воздержаніе, тѣ погрязаютъ въ наслажденіяхъ. Христосъ любитъ покорныхъ, тѣ отличаются—какъ подозрительные, сварливые и упрямые. И, чтобъ заключить немногими, но Апостольскими словами, спрошу: «что общаго у свѣта со тьмою? Какое согласіе между Христомъ и Веліаломъ? или какое соучастіе вѣрнаго съ невѣрнымъ (2 Корин. VI, 15)? Поразительно говоритъ также Эразмъ (въ своихъ Притчахъ): «Отъ поблекшихъ цвѣтовъ удаляются пчелы; такъ же точно не слѣдуетъ прикасаться къ книгѣ, которая заключаетъ въ себѣ изреченія гнилаго содержанія». Равно и это: «Какъ наиболѣе безопасно спать въ клеверѣ (in trifolio), такъ какъ въ этой травѣ никакіе змѣи не любятъ скрываться; то также точно надо обращаться съ тѣми книгами, въ которыхъ нельзя опасаться никакого яда».
20) II. Между тѣмъ, какое же преимущество имѣютъ столь любимые языческіе писатели передъ нашими духовными? Одни-ли они понимаютъ изящно-построенную рѣчь? Совершеннѣйшій языковѣдецъ есть тотъ, кто насадилъ языкъ,—именно св. Духъ, слова Котораго слаще меда, рѣзче обоюдо-остраго меча, дѣйствительнѣе огня, расплавляющаго—металы, тяжеловѣснѣе молота, разбивающаго утесы,—какъ испытываютъ и возвѣщаютъ угодники Божіи. Развѣ одни язычники повѣствуютъ достопамятныя исторіи? Наша книга (библія) полна самыми истинными и несравненно удивительнѣйшими исторіями. Развѣ тѣ только однѣ заключаютъ въ себѣ тропы, образныя выраженія, намеки, аллегоріи, загадачныя выраженія, сильные обороты? Вершина ихъ у насъ. Смѣшно предпочитать рѣки Дамасскія, Авану и Фарфаръ Іордану и водамъ Израильскимъ (4 Царствъ V, 12). Должно быть, повреждены глаза у того, кому Олимпъ, Геликонъ, Парнасъ доставляютъ болѣе пріятное зрѣлище для глазъ, чѣмъ Синай, Сіонъ, Ермонъ, Ѳаворъ и Елеонская гора. Испорченно должно быть то ухо, которому лира Орфея, Гомера и Виргилія пріятнѣе звучитъ, чѣмъ Давидова арфа; испорченъ вкусъ—которому вымышленныя божескія яства, нектаръ и амброзія и вода кастильскаго источника кажутся вкуснѣе, чѣмъ истинная небесная манна и источники Израильскіе; извращено сердце, въ которомъ имена боговъ и богинь, музъ и грацій вызываютъ большую радость, чѣмъ достойное поклоненія, многопризываемое имя Іеговы, Господа Христа и многоразличныхъ даровъ Духа святаго. Слѣпа должна быть та надежда, которая охотнѣе странствуетъ по полямъ элисейскимъ, чѣмъ по садамъ райскимъ. Ибо тамъ все миѳъ, тѣнь истины; здѣсь все дѣйствительность, все—сама истина.
21) III. Но допустимъ, что языческіе авторы обладаютъ изящными формами, которыя достойны быть переселенными и къ намъ,—что они имѣютъ ораторскія выраженія, пословицы и изреченія, которыя прекрасны и нравственны: должны-ли мы, ради этихъ цвѣтовъ краснорѣчія, допускать туда нашихъ дѣтей? Развѣ не было дозволено обворовать Египтянъ и лишить ихъ украшеній? Развѣ Богъ не дозволяетъ этого, и развѣ не соотвѣтствуетъ это Его повелѣнію (2 Моис. III, 22)? Ибо, по справедливости, все достояніе язычниковъ принадлежитъ церкви. «Итакъ»,—говорятъ,—«нужно, чтобъ мы за ними пошли и взяли ихъ себѣ».—Я отвѣчаю: «Мужи колѣнъ Манассіи и Евфраима, способные сражаться, отправились, вооруженные, покорить землю язычниковъ для Израиля,—всю же массу женщинъ и дѣтей, невоинственную толпу, они оставили позади себя, дома, въ вѣрномъ мѣстѣ (Іис. Нав. I, 14). Такъ же сдѣлаемъ и мы: мы обезоружимъ тѣ части и возьмемъ себѣ языческихъ писателей,—мы, мужи, уже укрѣпившіеся и ставшіе сильными посредствомъ образованія, мышленія и христіанскаго страха Божія; юношество же не будемъ подвергать той опасности. Ибо, что сталось бы, если бы враги наше молодое поколѣніе изрубили въ куски, или переранили бы, или увели бы въ плѣнъ? Предъ нашими глазами, увы! стоятъ печальные примѣры многихъ, которыхъ отъ Христа отторгла философія языческой толпы и ввергнула въ отрицаніе Бога. Слѣдовательно, было бы наиболѣе вѣрно выслать впередъ вооруженныхъ людей, которые отняли бы отъ проклятыхъ Богомъ все золото и серебро и все, что они имѣютъ цѣннаго, и распредѣлили добычу между наслѣдіемъ Господа. О, да пробудитъ Богъ геройскія души, которыя собрали бы съ тѣхъ голыхъ пустынь всѣ цвѣты краснорѣчія, изящества, и радостно пересадили бы ихъ въ сады христіанской философіи, дабы ничего болѣе не оставалось желать дома!
22) IV. Если уже, наконецъ, допустить кого-либо изъ язычниковъ, то это могли бы быть только: Сенека, Эпиктетъ, Платонъ и подобные имъ учители добродѣтели и нравственности, у которыхъ меньше можно найти заблужденій и суевѣрій. Это совѣтъ великаго Эразма, стоявшаго за то, что христіанское юношество слѣдуетъ воспитывать въ истинахъ Священнаго Писанія, и который въ концѣ прибавилъ: «Если уже хотятъ придерживаться языческихъ сочиненій, то желалъ бы я, чтобъ это случилось относительно тѣхъ произведеній, которыя наиболѣе сродственны Писаніямъ».[5] Но было бы хорошо передать ихъ юношеству только тогда, когда умы послѣднихъ укрѣпятся въ христіанствѣ, а предлагаемыя сочиненія будутъ исправлены устраненіемъ именъ боговъ и всего, что распространяетъ суевѣріе. Ибо только съ тѣмъ условіемъ дозволилъ Богъ брать въ жены языческихъ женщинъ, чтобъ у нихъ были обрѣзаны волосы и острижены ногти (5 Моис. XXI, 12). Итакъ, чтобы не быть превратно понятымъ, скажу: Я не возбраняю вообще читать книги языческихъ писателей христіанамъ; иначе я какъ будто бы не зналъ небеснаго преимущества, посредствомъ котораго Христосъ предохраняетъ своихъ вѣрныхъ (но слѣдуетъ хорошо замѣтить: уже вѣрныхъ), давая возможность имъ безъ вреда обращаться со змѣями и съ ядомъ (Марк. XVI, 18); но я захотѣлъ бы только, чтобы прилагалось попеченіе,—и прошу, и умоляю,—чтобы малыя дѣти, еще слабыя въ вѣрѣ, не были отдаваемы въ жертву тѣмъ змѣямъ; чтобы, по безразсудному довѣрію, не представляли имъ случаевъ вкусить ядъ. Чистымъ молокомъ слова Божія слѣдуетъ возращать младенцевъ,—говоритъ Христовъ духъ (1 Петр. II, 2.—2 Тимоф. III, 15).
23) (4). Тѣ же, которые ведутъ противъ Христа дѣло сатаны, говорятъ: «книги Священнаго Писанія черезчуръ трудны для юношества, и потому слѣдуетъ давать юношамъ другія книги, до тѣхъ поръ, пока не разовьется ихъ сужденіе».
I. Это, однако, рѣчь заблуждающихся,—тѣхъ, которые не знаютъ Писанія, не знаютъ благости Божіей, какъ это я покажу трояко. Вопервыхъ. Извѣстна исторія о знаменитомъ музыкантѣ Тимоѳеѣ[6], съ которымъ часто случалось, что онъ, принимая новаго ученика, спрашивалъ его сначала, не проходилъ ли уже онъ у другаго учителя начальныя основанія музыки? Если ученикъ отвѣчалъ отрицательно, то онъ заставлялъ его платить себѣ умѣренное вознагражденіе; но если ученикъ отвѣчалъ утвердительно, то плата была удвояема, по той именно причинѣ, что учителю предстояла двойная работа,—вопервыхъ та, чтобъ отучить ученика отъ того, что было выучено неправильно, а во вторыхъ та, чтобъ научить истинному искусству. Такъ какъ въ Іисусѣ Христѣ мы имѣемъ возвѣщеннаго всему человѣческому роду Учителя и Господа, и кромѣ его никакого другого не должны искать (Матѳ. XVII, 5. XXIII, 8), а Этотъ Учитель сказалъ: «Пустите дѣтей приходить ко Мнѣ и не препятствуйте имъ (Марк. X, 14),—неужели должны мы поступать вопреки Его велѣнію и приводить дѣтей къ другому? Но это было бы, если бы мы имѣли опасеніе, что Христу нечего съ ними дѣлать и наставляетъ онъ слишкомъ трудно въ нравахъ, почему мы сначала, какъ я уже сказалъ, и тащимъ дѣтей чрезъ чужія образовательныя мастерскія, туда и сюда, чрезъ кабаки, трактиры и тому подобныя помойныя ямы; и потомъ, послѣ такой подготовки, захотѣли бы ихъ, испорченныхъ и зараженныхъ, приводить ко Христу, дабы Онъ преобразовалъ ихъ для Своего служенія! Но кому будетъ хуже, какъ не этому достойному сожалѣнія юношеству, съ своей стороны ни въ чемъ неповинному, которому остается или бороться въ теченіе цѣлой жизни, чтобы снова отучиться отъ всего пріобрѣтеннаго въ самомъ раннемъ возрастѣ, или просто быть отвергнутымъ Христомъ и переданнымъ діаволу, для дальнѣйшаго наставленія? Что посвящено Молоху, не есть ли мерзость для Бога? Это ужасно, но болѣе—чѣмъ вѣрно. Ради милосердія Божія, прошу я, чтобъ христіанскія власти и представители церквей вполнѣ серьезно заботились о томъ и не допускали, чтобы христіанское, рожденное во Христѣ и посредствомъ крещенія посвященное Ему юношество было отдаваемо въ жертву Молоху.
24) II. Невѣрны высказываемыя жалобы, что Писаніе слишкомъ высоко и превосходитъ силу пониманія дѣтскаго возраста. Неужели Богъ не разумѣлъ, насколько соразмѣрно Его слово нашему духу (5 Моис. XXXI, II—13)? Не свидѣтельствуетъ развѣ Давидъ, что законъ Господа умудряетъ простыхъ (замѣтьте хорошенько: простыхъ! (Псал. XVIII, 8)? Не говоритъ развѣ Петръ, чтобы Слово Божіе, какъ молоко, было даваемо новорожденнымъ младенцамъ Бога, дабы чрезъ него они возрастали и укрѣплялись (1 Петр. II, 2)? Вотъ млеко Божіе, чрезвычайно нѣжная, сладкая и здоровая пища для новорожденныхъ младенцевъ Божіихъ,—это Слово Божіе! Зачѣмъ же намъ находить удовольствіе въ противорѣчіи Богу! Между тѣмъ какъ языческое ученіе представляетъ скорѣе твердую пищу, требующую зубовъ, а при случаѣ и ломающую ихъ. Поэтому, Святой Духъ, чрезъ Давида, приглашаетъ дѣтей въ свою школу: «Прійдите, дѣти, послушайте Меня,—страху Господню научу васъ (Псал. XXXIII, 12).
25) III. Я даже допускаю, наконецъ, что въ Писаніи находятся глубокія мѣста,—но такія, въ которыхъ «слоны тонутъ, а овцы плаваютъ», какъ прекрасно говоритъ Августинъ, желая представить различіе между мудрецами міра, дерзновенно устремляющимся въ Писаніе, и между дѣтьми Христа, приступающими съ смиреннымъ, послушнымъ духомъ. И какая надобность тотчасъ же опускаться въ глубину? Вѣдь можно же и шагъ за шагомъ подвигаться впередъ. Сначала можно идти по берегу катихизическаго ученія; потомъ побродить по неглубокимъ мѣстамъ, изучая библейскую исторію, нравственныя изреченія и тому подобное, что не превосходитъ границъ пониманія, но возвышаетъ къ послѣдующему высшему. Идя такимъ путемъ, дѣти сдѣлаются способными выплыть къ глубинамъ вѣры. Воспитываемыя такимъ образомъ съ дѣтства въ Священномъ Писаніи, они будутъ предохранены отъ мірскихъ обольщеній и умудрены въ спасеніе вѣрою во Христа Іисуса (2 Тим. III, 15). Ибо для того, кто предается Богу и, сидя у ногъ Христа, преклоняетъ свое ухо къ нисходящей свыше мудрости, это не иначе возможно, какъ если въ него войдетъ духъ благодати, дабы возжечь духъ истиннаго познанія и въ свѣтлой ясности указывать ему путь спасенія.
26) Я умолчу уже о томъ, что тѣ писатели, которыхъ, взамѣнъ библіи, даютъ христіанскому юношеству (Теренцій, Цицеронъ, Вергилій и проч.), такого же рода, какимъ хотятъ представить Священное Писаніе, именно трудно-понимаемы и мало-доступны юношеству. Ибо они написаны вовсе не для дѣтей, но для людей съ зрѣлымъ сужденіемъ, уже подвизающихся на поприщѣ общественной жизни. Итакъ, они не приносятъ дѣтямъ никакой пользы, какъ это вытекаетъ уже изъ самой сущности дѣла. Человѣкъ возмужалый и занимающійся житейскими дѣлами—навѣрное больше пріобрѣтетъ пользы отъ чтенія одного отрывка изъ Цицерона, чѣмъ мальчикъ, изучившій его вдоль и поперегъ. Если же это чтеніе полезно, то зачѣмъ же не отодвинуть его для тѣхъ, кому оно можетъ доставить пользу,—до надлежащей поры для его изученія? Но, какъ я уже сказалъ и что требуетъ болѣе зрѣлаго обсужденія,—въ христіанскихъ школахъ слѣдуетъ приготовлять гражданъ для неба, а не для міра, и поэтому ученикамъ этихъ школъ должно давать такихъ учителей, которые вселяли бы въ нихъ болѣе небесное, чѣмъ земное, болѣе святое, нежели грѣховное.
27) Итакъ, заключимъ ангельскими словами: «Не любитъ стоять человѣческое зданіе на томъ мѣстѣ, на которомъ создается городъ Всевышняго» (4 эздра X, 54). И такъ какъ Богъ хочетъ, чтобъ мы были древами правды и насажденіемъ Господнимъ во славу Его (Ис. LXI, 3), то, слѣдовательно, нѣтъ надобности, чтобы наши дѣти были питомцами Аристотелева, Платонова, Плавтова или Тулліанова (Цицероновскаго) питомника. Въ другомъ мѣстѣ уже было приведено изреченіе: «Всякое растеніе, которое не Отецъ Мой Небесный насадилъ, искоренится» (Матѳ. XV, 13). Итакъ, воздержись отъ дальнѣйшаго пустословія и не возставай противъ познанія божія (2 Корин. X, 5).
Примѣчанія
править- ↑ Кардиналъ Піетро Бэмбо, одинъ изъ знаменитѣйшихъ итальянскихъ ученыхъ первой половины XVI-го столѣтія, соединялъ въ своемъ лицѣ все, что можетъ быть названо привлекательнымъ. Онъ возстановилъ чистый латинскій стиль, а въ итальянскомъ языкѣ подражалъ Петраркѣ. Онъ былъ назначенъ папскимъ секретаремъ, какъ 38-лѣтній Джіованни ди-Медичи, этотъ великій покровитель наукъ, искусствъ и литературы, вступилъ, подъ именемъ Леона X-го, на папскій престолъ. Его жизнь описалъ Джіованни Каза.
- ↑ Дагонъ, главное божество филистимлянъ, слылъ владыкою человѣческой жизни и богомъ судьбы. Онъ соотвѣтствовалъ Ваалу Финикіянъ.
- ↑ Quid nisi vitrum lambunt, pultes non attingunt—Въ этомъ выраженіи можно было бы предположить поговорку, но въ дѣйствительности ея не заключается. Смыслъ, самой по себѣ неудачной, фразы слѣдующій: Какъ надо сосудъ поднести ко рту, чтобы вкусить заключающуюся въ немъ пищу, такъ нужно познать сначала Бога, потомъ изслѣдовать природу.
- ↑ Ph. Metanchtonis. In theol. Hypotyp. loco de peccat.
- ↑ Erasmi, compendium Theologiae
- ↑ Этотъ примѣръ уже приведенъ въ XXI-й главѣ, отд. 12. Сравн. примѣчаніе 95.
