1. Хотя благочестіе есть даръ Божій и дается съ неба, св. Духомъ, но послѣдній дѣйствуетъ обыкновенными средствами и выбираетъ себѣ представителями—родителей, учителей, служителей церкви, которые съ вѣрною заботливостію насаждаютъ и поливаютъ это райское растеньице (1 Кор. III 68); поэтому, будетъ справедливымъ и правильнымъ, если эти лица познаютъ силу и смыслъ своихъ обязанностей.
2. Что разумѣется подъ именемъ благочестія[2], было уже раньше замѣчено, именно (послѣ того, какъ выясненъ вѣрный смыслъ понятій «вѣра» и «религія»)—чтобы наше сердце искало Бога (Котораго Писаніе именуетъ «Невѣдомымъ»—Ис. XLV, 15»—«Невидимымъ»—Евр. XI, 27,—Который, подъ покровами своихъ твореній и во всѣхъ видимыхъ вещахъ присутствуя невидимо, невидимо всѣмъ управляетъ), повсюду Богу слѣдовало, всегда Ему радовалось. Первое совершается разсудкомъ; второе—волею; третье—радостію чувства.
3. Мы ищемъ Бога, когда во всемъ сотворенномъ примѣчаемъ слѣды божественнаго. Мы слѣдуемъ Богу, когда во всѣхъ случаяхъ и вполнѣ предаемся Его волѣ, какъ для того, чтобъ дѣйствовать, такъ и для того, чтобъ страдать, если на то будетъ Его святая воля. Мы радуемся въ Богѣ, когда до такой степени находимъ успокоеніе въ Его любви и благости къ намъ, что ни на землѣ, ни на небѣ ничто не представляется намъ болѣе желательнымъ, какъ самъ Богъ, ничто сладостнѣе, какъ Его слава, такъ что сердце наше переполняется чувствомъ любви къ Нему.
4. Изъ троякаго источника почерпаемъ мы такое душевное настроеніе: существуетъ и троякій способъ или степень почерпанія.
5. Источники эти суть: Священное Писаніе, міръ и мы сами. Во первомъ мы имѣемъ слова Бога; во второмъ—Его дѣла, въ третьемъ—влеченіе къ Нему. Что изъ Писанія почерпается познаніе Бога и любовь къ Нему, то для насъ это внѣ всякаго сомнѣнія. Что мы отъ міра и мудраго созерцанія заключающихся въ немъ удивительныхъ Божьихъ твореній устремляемся къ чувству благочестія, то въ этомъ свидѣтелями служатъ язычники, которые единственно отъ созерцанія міра обращались къ почитанію божественнаго Промысла, какъ это видно изъ примѣровъ Сократа, Платона, Эпиктета, Сеники и другихъ, хотя ихъ чувство благочестія было несовершенно и уклонялось отъ цѣли, такъ какъ эти люди лишены были помощи божественнаго откровенія. Но тѣ, которые старались почерпнуть познаніе Бога изъ словъ и дѣлъ Его въ совокупности, были преисполнены высокой любовью къ Нему, что видимъ въ Іовѣ, Иліи, Давидѣ и другихъ благочестивыхъ мужахъ[3]. Куда устремлено въ насъ самихъ созерцаніе особеннаго провиденія Божія (какъ чудно оно насъ образовало и доселѣ хранитъ и направляетъ), это показываютъ на своемъ собственномъ примѣрѣ Давидъ (Псал. 139) и Іовъ (гл. X).
6. Способъ почерпанія благочестія изъ этихъ источниковъ также троякій: размышленіе, молитва, испытаніе. Эти три способа, говоритъ д-ръ Лютеръ, образуютъ богослова; но и христіаниномъ вообще могутъ дѣйствительно сдѣлать только эти же три вещи.
7. Размышленіе есть частое, внимательное и благоговѣйное воспоминаніе дѣлъ, словъ и благодѣяній Бога; такъ какъ все проходитъ только отъ Его благоволенія (дѣйствующаго или допускающаго), и, неисповѣдимыми путями божіими, всѣ рѣшенія Его божественной воли достигаютъ предначертанной цѣли.
8. Молитва есть частое и даже, въ извѣстной мѣрѣ, постоянное обращеніе человѣка къ Богу и моленіе о поддержаніи насъ Его милосердіемъ и управленіи нами Его Духомъ.
9. Наконецъ, испытаніе есть часто повторяемая провѣрка нашего возраста въ благочестіи,—будетъ ли это испытаніе производимо нами самими, или же другими лицами; сюда же принадлежатъ человѣческія, бѣсовскія и божескія искушенія, каждое въ своемъ родѣ. Ибо и самого себя человѣкъ долженъ иногда испытывать, въ вѣрѣ ли онъ (2 Коринѳ. XIII, 5) и сколь ревностно исполняетъ онъ волю Бога; также мы должны быть испытываемы и людьми, какъ друзьями, такъ и врагами. Это бываетъ, когда тѣ, которые отличаются благочестивою жизнію,—бодрымъ вниманіемъ, тайнымъ и явнымъ покровительствомъ стараются испытать, насколько мы подвинулись въ благочестіи; тоже испытаніе бываетъ и въ томъ случаѣ, когда Богъ поставитъ возлѣ насъ врага, что побуждаетъ насъ искать убѣжища у Бога—и открываетъ, какъ велика въ насъ сила вѣры. Наконецъ, Богъ допускаетъ къ намъ и самого діавола, когда послѣдній возстаетъ на людей, дабы обнаружилось, что заключается въ сердцѣ человѣка. Слѣдовательно, все это должно бытъ внушено христіанскому юношеству, дабы всѣ юноши пріучились по поводу всего, что есть, что совершается и что будетъ, направлять свои сердца къ Тому, кто—есть Первый и Послѣдній изъ всѣхъ, и только въ немъ одномъ искать успокоенія душѣ.
10. Спеціальный способъ для внѣдренія благочестія заключаетъ въ себѣ 21 правило.
I. Забота о внушеніи ребенку благочестія должна начинаться съ самаго ранняго дѣтства его. Ибо, съ одной стороны, не полезно откладывать это, съ другой—прямо вредно. Что важнѣе, то должно быть развиваемо предпочтительно, сильнѣйшее—сильнѣе: этому учитъ простой разумъ. Но что предпочитательнѣе и могуществѣннѣе благочестія, безъ котораго всякое другое упражненіе мало-полезно, между тѣмъ какъ оно само имѣетъ обѣтованіе жизни настоящей и будущей (1 Тим. IV, 8). Это и есть одно самое необходимое (Лук. X), 42),—искіе царства Божія; и если кто будетъ пещись объ этомъ, то все другое приложится ему (Матѳ. VI, 33). Но опасна также и отсрочка, ибо если нѣжныя созданія не будутъ исполняться любовью къ Богу, то позже, среди треволненій жизни, которая проводится безъ вниманія къ божественному промыслу,—весьма легко само собою можетъ проникнуть въ нихъ равнодушное неуваженіе къ Божеству и даже такой образъ мыслей, который впослѣдствіи—у однихъ съ большимъ трудомъ, а у многихъ и никогда не можетъ быть уничтоженъ. Самъ пророкъ, оплакивая ужасающую порчу безбожія въ своемъ народѣ, восклицаетъ: «Никто не остался въ сторонѣ, кого бы Богъ могъ научить, кромѣ младенцевъ, отторженныхъ отъ сосца, т. е. малолѣтнихъ дѣтей» (Ис. XXVIII, 9). О другихъ говоритъ другой пророкъ, что они не могли бы быть исправлены, чтобы творить благое, потому что привыкли къ злу (Іерем. XIII, 23).
11) II. Начиная съ перваго употребленія глазъ, языка, рукъ, ногъ, дѣти должны взирать на небо, поднимать руки, называть Бога и Христа, предъ невидимымъ величествомъ Божіимъ преклонять колѣна и научаться бояться его. Для этого маленькія дѣти не такъ непонятливы, какъ представляютъ себѣ нѣкоторые, не обращающіе тщательнаго вниманія на то, какъ велика необходимость для насъ отрываться отъ зла, отъ міра и отъ насъ самихъ,—весьма нерадиво исполняющіе столь важное дѣло. Разумѣется, сначала дѣти не понимаютъ того, что дѣлаютъ они,—дѣти, въ которыхъ еще слабо употребленіе разума; но въ томъ-то и сила прежде всего, чтобъ они знали, что должны дѣлать то, чему ежедневнымъ повтореніемъ научаются. Ибо, послѣ того, какъ они, упражняясь, научились, что они должны дѣлать,—будетъ легче вселить въ нихъ—что вслѣдъ за тѣмъ слѣдуетъ, то-есть—чтобъ они начали усматривать: что, почему и какъ это происходитъ правильно. Всѣ первенцы, опредѣляетъ Богъ въ законѣ, должны быть посвящаемы Ему: итакъ, почему же и первенцы нашего мышленія, нашей рѣчи, нашихъ движеній и дѣйствій не должны подвергнуться тому же?
12) III. Насколько дѣти, въ теченіе ихъ юности, могутъ уже быть образуемы, настолько слѣдуетъ внушать имъ прежде всего, что мы не ради этой жизни существуемъ здѣсь, но стремимся къ вѣчности, что здѣсь только переходное состояніе, дабы мы, хорошо приготовившись, достойно вступили въ вѣчныя обители. Это можетъ быть легко показано на ежедневныхъ примѣрахъ тѣхъ людей, которыхъ похищаетъ смерть и переноситъ въ другую жизнь,—на примѣрахъ младенцевъ, отроковъ, юношей и старцевъ. Пусть это чаще повторяется дѣтямъ, дабы они помнили, что никто не можетъ располагаться здѣсь на вѣчныя времена.
13) IV. Итакъ, частыми напоминаніями слѣдуетъ назидать ихъ, что здѣсь нечего болѣе преслѣдовать, какъ только надлежащимъ образомъ подготовляться къ вѣчной жизни. Иначе они были бы безумцами, если бы захотѣли овладѣвать тѣмъ, что вскорѣ должны были бы оставить, и пренебрегать тѣмъ, что должно сопровождать ихъ въ самую вѣчность.
14) V. Потомъ, пусть поучаютъ ихъ тому, что есть двоякая жизнь, въ которую люди переходятъ отсюда,—блаженная жизнь съ Богомъ и злополучная въ аду, но что та и другая вѣчны; именно, на примѣрахъ Лазаря и богача, души которыхъ были унесены—душа перваго ангелами на небо, душа послѣдняго—бѣсами въ адъ.
15) VI. Но что только тѣ счастливы, трижды счастливы, которые такъ ведутъ свою жизнь, что при смерти оказываются достойными явиться къ Богу. Ибо внѣ Бога, источника свѣта и жизни,—есть только мракъ, ужасъ, мученіе, вѣчная смерть, но безъ смерти; слѣдовательно, было бы лучше, если бы совсѣмъ не рождались тѣ, которые отклоняются отъ Бога и внезапно падаютъ въ пропасть вѣчной погибели.
16) VII. Но что только тѣ войдутъ къ Богу, которые здѣсь обращались съ нимъ, какъ Энохъ и Илія, оба живые, другіе же послѣ ихъ смерти (1 Моис. V, 24, и друг. мѣста),
17) VIII. Но что тѣ обращаются съ Богомъ, которые имѣютъ Его предъ глазами, боятся Его и исполняютъ Его заповѣди. Это есть все для человѣка (Эклез. VII, 13), то все, о которомъ Христосъ говоритъ: «Одно только нужно» (Лук. X, 42), имѣть которое постоянно предъ глазами и въ сердцѣ должны всѣ христіане, дабы они никогда, подобно Марѳѣ, не отдавались чрезмѣрно заботамъ объ этой жизни.
18) IX. Слѣдовательно, дѣти должны пріучаться, чтобы все, что видятъ, слышатъ, осязаютъ, что дѣлаютъ и что терпятъ, относить къ Богу, непосредственно или посредственно. Это можно разъяснить примѣрами. Именно тѣ, которые предаются научнымъ занятіямъ и созерцательной жизни, должны дѣлать это такимъ образомъ, чтобы созерцали повсюду распространенное могущество, мудрость и благость Бога, и чрезъ то воспламенялись любовью къ Нему и, посредствомъ этой любви, все крѣпче сростались бы съ Нимъ, такъ чтобы во вѣки не могли уже быть оторваны отъ Бога. Тѣ же, которые исполняютъ физическія работы,—по земледѣлію, ремесламъ и проч.,—тѣ должны заботиться о хлѣбѣ и другихъ жизненныхъ потребностяхъ; это же для того, чтобы они могли жить прилично; но они должны жить цѣлесообразно, дабы могли служить Богу спокойнымъ и радостнымъ сердцемъ и, служа Ему, снискивать Его благоволеніе, и, снискивая Его благоволеніе, быть во вѣки соединеннымъ съ Нимъ. Тѣ же, кто направляетъ вещи къ другой цѣли, тѣ должны знать, что они отклоняются отъ воли божіей и отъ самаго Бога.
19) X. Должно научать дѣтей съ ранней юности заниматься преимущественно тѣмъ, что непосредственно приводитъ къ Богу,—чтеніемъ Священнаго Писанія, упражненіями въ почитаніи Бога и внѣшними добрыми дѣлами. Ибо чтеніе Священнаго Писанія возбуждаетъ и содѣйствуетъ воспоминанію о Богѣ; упражненіе въ почитаніи Бога представляетъ человѣку Бога присутствующимъ и связываетъ его съ Нимъ; а добрыя дѣла укрѣпляютъ этотъ союзъ, ибо показываютъ, дѣйствительно ли мы поступаемъ по заповѣдямъ Божіимъ. Эти три вещи слѣдуетъ прочно внѣдрять ученикамъ благочестія (къ числу ихъ принадлежитъ и все посвященное Богу путемъ крещенія юношество).
20) XI. Поэтому-то да будетъ Священное Писаніе альфой и омегой для всѣхъ христіанскихъ школъ. Что говоритъ Гиперій, чтобъ богословъ рождался въ Писаніи, то апостолъ Петръ раскрываетъ, говоря: Дѣти божіи возрождаются не отъ тлѣннаго сѣмени, но отъ нетлѣннаго, отъ слова Божія, живаго и пребывающаго въ вѣкъ (1 Петр. I, 13). Итакъ, въ христіанскихъ школахъ библія должна имѣть преимущество предъ всѣми другими книгами; дабы, по примѣру Тимоѳея, всѣ христіанскіе юноши, которые изъ дѣтства знаютъ священныя писанія, были умудрены во спасеніе (2 Тим. III. 15) и воспитаны въ словахъ вѣры (1 Тим. IV. 6). Прекрасно высказался уже въ свое время объ этомъ предметѣ Эразмъ[4] въ своемъ «Параклезисѣ» или «Поощреніи къ изученію христіанской философіи,» гдѣ онъ говоритъ: «Священное Писаніе пригодно всѣмъ одинаково; оно опускается до малыхъ и примѣняется къ ихъ мѣркѣ, питая ихъ молокомъ, освѣжая, поддерживая и дѣлая все, пока мы не возмужаемъ во Христѣ. Но какъ оно не пренебрегаетъ малыми, такъ равно и въ высшихъ оно вызываетъ удивленіе; для малыхъ оно мало, для великихъ больше чѣмъ велико. Оно не опускаетъ изъ виду ни какого возраста, никакого пола, никакого положенія, никакого призванія. Солнце—и то не такъ равномѣрно грѣетъ и освѣщаетъ всѣхъ, какъ ученіе Христа. Послѣднее вообще не удаляетъ никого, развѣ кто самъ удалится, по своему желанію», и пр. Далѣе онъ продолжаетъ: «О, еслибы оно было переведено на всѣ языки всѣхъ народовъ, дабы его могли читать и познавать не только шотландцы и ирландцы, но даже турки и сарацины. Пускай оно будетъ многими осмѣяно, но за то оно привлечетъ нѣкоторыхъ. О, пусть изъ него напѣваетъ что-нибудь земледѣлецъ за плугомъ, пусть изъ него что-нибудь подпѣваетъ ткачъ въ тактъ своей работѣ, пусть разсказами изъ него путникъ будетъ сокращать трудности путешествія; пусть всѣ христіане заимствуютъ изъ него предметы для разговоровъ! Ибо мы обыкновенно таковы, каковы наши вседневные разговоры. Пусть каждый понимаетъ его, какъ можетъ, пусть каждый выскажетъ свою мысль, насколько можетъ. Кто идетъ позади, не завидуй тому, кто идетъ впереди; кто имѣетъ преимущество, тотъ ободряй отставшаго, но не презирай его. Почему дѣлаемъ мы достояніемъ немногихъ общее всѣмъ исповѣданіе?»—И въ концѣ пишетъ онъ еще: «И еслибъ мы могли всѣ, кто только въ крещеніи клялся на словахъ Христа (иначе мы клялись бы духомъ), облечься Его ученіемъ и въ объятіяхъ родителей и въ ласкахъ нянекъ! Ибо то, что прежде всего всосалъ въ себя необразованный сосудикъ духа, лежитъ въ немъ всего глубже, держится всего крѣпче. Пусть первое лепетанье призываетъ Христа, пусть изъ Его евангелій почерпнетъ раннее дѣтство пищу своего перваго образованія, пусть—желалъ бы я—оно сначала преподавалось бы такимъ образомъ, чтобъ дѣти полюбили его. Пусть они пребываютъ на этомъ ученіи до тѣхъ поръ, пока въ молчаливомъ возрастаніи они не дозрѣютъ до сильнаго мужа во Христѣ. Счастливъ тотъ, кого смерть застанетъ при изученіи этого знанія. Итакъ, да будемъ мы всѣ полнымъ сердцемъ жаждать этого ученія, постигать его, постоянно пребывать въ немъ, лобызать его,—наконецъ, умирать въ немъ, превращаться въ него, такъ какъ нравы переходятъ въ занятія» и т. д. Тотъ же Эразмъ говоритъ въ своемъ учебникѣ богословія: «Не было бы никакого безразсудства, по моему мнѣнію, выучивать священныя книги наизусть, слово въ слово, даже и не понимая ихъ,—какъ полагаетъ Августинъ», и проч. Итакъ, вообще въ христіанскихъ школахъ должны звучать имена не Плавта, не Теренція, не Овидія, не Аристотеля, но Моисея, Давида, Христа; должны быть придуманы средства и пути, посредствомъ которыхъ посвященному Богу юношеству (всѣ дѣти христіанъ святы. 1 Корин. VII, 14) стала бы извѣстна библія—какъ азбука. Ибо, какъ вся рѣчь состоитъ изъ звуковъ и знаковъ, такъ изъ элементовъ священнаго писанія образуется все строеніе религіи и богопочитанія.
21) XII. То, что изучается изъ писанія, должно относиться къ вѣрѣ, любви и надеждѣ. Ибо эти три чувства суть тѣ высшіе классы, къ которымъ должно относить все, что благоугодно было Богу открыть Своимъ словомъ. Ибо одно открывается намъ, дабы мы его знали; другое заповѣдуется намъ, дабы мы его исполняли; иное обѣтовается намъ, дабы мы, по Его благости, надѣялись на то, и въ этой, и въ будущей жизни. И мы не имѣемъ ничего, что не могло бы относиться къ одной изъ этихъ трехъ главныхъ частей. Итакъ, понимать это должны быть научаемы всѣ, дабы они съ сознаніемъ умѣли пребывать въ божественныхъ чудесахъ.
22) XIII. Вѣрѣ, любви и надеждѣ слѣдуетъ обучатъ для практическаго примѣненія къ дѣлу; ибо мы должны образовать практическихъ христіанъ, а не теоретическихъ; именно, образовать съ самаго начала, если мы во истину хотимъ быть христіанами. Ибо религія есть живая, а не писанная вещь; свою жизненную силу она должна показать на успѣхѣ , подобно тому, какъ живое сѣмя, брошенное въ землю, скоро проростаетъ. Писаніе ищетъ дѣятельной вѣры (Гал. V, 6); вѣру же безъ дѣлъ называетъ мертвою (Іак. II, 20); равно требуетъ и живой надежды (1 Петр. I, 3). Потому-то и въ законѣ часто повторяется выраженіе, что «по божественному вдохновенію открывается то, что открывается, дабы мы исполняли его». Потому и Христосъ говоритъ: «Если это знаете, блаженны вы, когда исполняете» (Іоан. XIII, 17).
23) XIV. Вѣрѣ, любви, надеждѣ будутъ обучатъ для практическаго приложенія ихъ къ дѣлу—тогда, когда будутъ обучать дѣтей (именно всѣхъ) твердо вѣрить всему, что открылъ Богъ,—всему слѣдовать, что Онъ заповѣдываетъ, уповать на все, что Онъ обѣщаетъ. Это должно внушить и прилежно запечатлѣвать въ дѣтяхъ, если хотятъ, чтобы слово Божіе было имъ силою Божіею для спасенія, чтобы они повергали Богу свое покорное и преданное сердце, всегда, вездѣ и во всемъ готовое подчиняться Ему, и даже, больше того, чтобъ и на дѣлѣ подчинялись Ему. Ибо какъ солнце со своимъ свѣтомъ ничего не открываетъ тому человѣку, который не хочетъ открыть глазъ, и предлагаемыя яства никого не насыщаютъ, кто отказывается вкусить ихъ: такъ точно и божественный, предлагаемый духу свѣтъ, такъ и преподанныя для нашего дѣйствія заповѣди, такъ, наконецъ, и блаженство, обѣщанное боящимся Бога,—были бы напрасны, если бы мы не захотѣли воспользоваться ими съ послушною вѣрою, съ горячей любовью и съ твердою надеждою. Такъ Авраамъ, отецъ вѣрующихъ, вѣрилъ даже въ невѣроятное для разсудка, довѣряя словамъ Бога, покорно исполняя жесточайшее, что ему повелѣвалъ исполнить Богъ (оставить свою родину, принести въ жертву сына и проч.), хотя не было никакого основанія для упованія,—съ полнымъ довѣріемъ, надѣясь только на обѣтованія Божіи. Такая живая, дѣятельная вѣра и была зачтена ему въ праведность. И чтобы тѣ, которые отдаются Богу, испытывали это на самихъ себѣ и постоянно соблюдали, тому и слѣдуетъ научить ихъ.
24) XV. То, что преподается во христіанскихъ школахъ сверхъ Священнаго Писанія (науки, искусства, языки и проч.), должно быть излагаемо въ подчиненіи послѣднему, дабы ученики могли повсюду замѣчать и ясно прозрѣвать, что все, что не имѣетъ отношенія къ Богу и къ вѣчной жизни, есть только пустой призракъ. Прославляется древними Сократъ[5], ибо онъ перевелъ философію отъ голыхъ и ухищренныхъ умозрѣній въ область морали. И апостолы были призваны отвлекать христіанъ отъ пустословныхъ, мелочныхъ толкованій закона и призывать ихъ къ любви Христа (1 Тим. I, 5—7 и проч.), какъ поступали и нѣкоторые новѣйшіе благочестивые богословы, призывавшіе отъ неразумныхъ, скорѣе подрывающихъ церковь, чѣмъ назидающихъ, спорныхъ вопросовъ—къ заботамъ о чистой совѣсти и къ практическимъ упражненіямъ въ благочестіи. О, еслибы Богъ сжалился—и далъ изобрѣсти всеобщій способъ успѣшно обучать всему, что привлекаетъ человѣческій разсудокъ къ Богу, переноситъ на Бога,—всѣ дѣла этой жизни, въ которыхъ запутался и погрузился міръ, направляетъ и устремляетъ къ вѣчной жизни! Это было бы священною лѣствицею, по которой чрезъ все, что существуетъ и совершается, нашъ духъ безпрепятственно восходилъ бы къ высшему и вѣчному охранителю всѣхъ вещей, къ источнику истиннаго блаженства!
25) XVI. Всѣ должны быть научаемы прилагать самое искреннее стараніе къ почитанію Бога, какъ внѣшнему, такъ и внутреннему, дабы внутреннее почитаніе не охладѣло безъ внѣшняго, внѣшнее безъ внутренняго не переродилось бы въ одну внѣшность. Внѣшнее богослуженіе заключается въ словѣ о Богѣ, въ проповѣди и въ слушаніи Его слова, въ моленіи съ преклоненными колѣнями, въ пѣніи священныхъ молитвъ, въ отправленіи таинствъ и другихъ священныхъ обрядахъ, какъ общественныхъ, такъ и домашнихъ. Внутреннее богопочитаніе заключаетъ въ себѣ постоянную мысль о присутствіи Божіемъ, страхъ Божій и любовь къ Нему, самоотреченіе и порученіе себя промыслу Божію,—именно постоянную готовность исполнять и претерпѣвать все, что угодно будетъ Богу. Внѣшнее и внутреннее богопочитаніе должны быть въ связи, а не раздѣляемы одно отъ другого,—не только потому, что такъ и слѣдуетъ, чтобы Богъ былъ прославляемъ и въ тѣлахъ нашихъ, и въ душахъ нашихъ, которыя суть Божіи (1 Кор. VII, 20), но и потому, что безъ опасности—они не могутъ быть раздѣляемы. Ибо Богъ отвергаетъ наружные обряды безъ внутренней истины, и говоритъ: «кто изыскалъ сія изъ рукъ вашихъ (Ис. I, 13 и другія мѣста)»? Ибо, такъ какъ Богъ есть духъ, то и хочетъ Онъ, чтобъ Ему поклонялись въ духѣ и истинѣ (Іоан. IV , 24). Но, съ другой стороны, такъ какъ мы не исключительно духовны, но тѣлесны и чувственны, то необходимо, чтобы наши чувства были иногда возбуждаемы извнѣ, дабы достигнуть того, что должно совершиться внутри, въ духѣ и истинѣ. И потому Богъ, хотя и требуетъ преимущественно внутренняго, но хочетъ также и внѣшняго, хочетъ, чтобъ и его выполняли. Хотя самъ Христосъ освободилъ поклоненіе новаго завѣта отъ церемоній и училъ служить Богу въ духѣ и истинѣ, но самъ Онъ молился Отцу съ поникшею головою, и даже продолжалъ эту молитву въ теченіе нѣсколькихъ ночей сподрядъ; посѣщалъ священныя собранія, слушалъ законоучителей и спрашивалъ ихъ; проповѣдывалъ слово, пѣлъ благочестивые гимны и проч. Итакъ, если мы должны образовать юношество къ религіи, то это должно совершаться вполнѣ, какъ внутренно, такъ и наружно, дабы мы не создавали ни внѣшняго соблюденія обрядовъ;—именно поверхностныхъ, мнимыхъ, кажущихся, притворныхъ почитателей Бога,—ни мечтателей, услаждающихся своими грезами и отстраняющихся, вслѣдствіе пренебреженія внѣшняго служенія, отъ порядка и почитанія церкви,—ни, наконецъ, вполнѣ равнодушныхъ къ дѣлу религіи людей, въ которыхъ внѣшнее не даетъ никакого возбужденія внутреннему, а внутреннее не даетъ жизни внѣшнему.
26) XVII. Мы должны прилежно пріучать дѣтей къ внѣшнимъ дѣламъ, которыя предписаны Богомъ, дабы дѣти знали что истинное христіанство требуетъ проявлять свою вѣру въ дѣлахъ. Такія дѣла, каковы упражненія въ умѣренности, въ справедливости, въ милосердіи, никогда не должны быть упускаемы. Ибо если наша вѣра не производитъ такихъ дѣлъ, то она мертва есть (Іак. 2); если же она способна принести спасеніе, то должна быть живою.
27) XVIII. Дѣти должны также научаться точно различать цѣли благодѣяній и опредѣленій Божіихъ, дабы всѣ разумѣли употреблять ихъ надлежащимъ образомъ и не злоупотреблять ни однимъ изъ нихъ. Фульгенцій[6] (въ своемъ второмъ письмѣ къ Галласу) дѣлаетъ троякое раздѣленіе благодѣяній Бога: «нѣкоторыя изъ нихъ,—говоритъ онъ,—суть такія, которыя продолжались бы во вѣки; другія должны были бы служить достиженію вѣчности; послѣднія же, наконецъ, назначены только для употребленія въ настоящей жизни. Къ первому роду принадлежатъ: познаніе Бога, радость въ святомъ Духѣ, любовь къ Богу, распространяющіяся въ нашемъ сердцѣ. Ко второму роду,—говоритъ онъ,—принадлежатъ: вѣра, надежда, милосердіе къ ближнимъ. Къ третьему же—здоровье, богатство, друзья и все внѣшнее, что само по себѣ не дѣлаетъ ни счастливымъ, ни несчастнымъ».
Равнымъ образомъ раскрывается, что и опредѣленія Бога или Его наказанія бываютъ трехъ родовъ. Нѣкоторые (которымъ Богъ опредѣлилъ пощаду въ вѣчности) поражаются здѣсь и испытуются подъ бременемъ креста, дабы очистились и просвѣтились (Дан. II, 35, Откров. VII, 14), подобно Лазарю. Нѣкоторые щадятся здѣсь, дабы получить наказаніе въ вѣчности, подобно Богачу. Для нѣкоторыхъ наказанія начинаются уже здѣсь и будутъ продолжаться въ вѣчность, какъ напр. на Саулѣ, Антіохѣ, Иродѣ, Іудѣ и друг. Итакъ, люди должны быть научаемы все хорошо различать, дабы они, прельстившись чувственными благами, не ставили на первый планъ то, что относится только къ земной жизни, и дабы они приходили въ ужасъ не предъ земными бѣдствіями, но скорѣе предъ муками ада; дабы они, въ особенности, не тѣхъ боялись, кто властенъ убить только тѣло, и потомъ не могутъ ничего болѣе сдѣлать, но того, кто не только можетъ испортить тѣло, но и душу можетъ ввергнуть въ адъ (Лука XII, 4 и 5).
28) XIX. Также должно напоминать дѣтямъ о томъ, что вѣрнѣйшій путь къ жизни есть путь креста и что и Христосъ, путеводитель къ жизни, шелъ по тому же пути и другихъ приглашалъ слѣдовать за Нимъ, и велъ за собою по этому пути тѣхъ, кого излюбилъ. Тайна нашего спасенія совершена крестомъ и заключается въ крестѣ; ибо крестомъ былъ пораженъ древній Адамъ, дабы жилъ новый, рожденный въ Богѣ человѣкъ. Итакъ, кого Богъ излюбитъ, того и наказуетъ и распинаетъ на крестѣ, со Христомъ, дабы излюбленный, воскреснувъ съ Христомъ, возсѣлъ на небѣ по правую сторону Его. Это слово о крестѣ, которое есть сила Божія для спасенія тѣхъ, которые вѣруютъ, есть въ тоже время безуміе для погибающихъ (1 Кор. I, 18); поэтому въ высшей степени необходимо запечатлѣвать это въ христіанахъ самымъ тщательнымъ образомъ, дабы они познали, что не могутъ быть учениками Христа, если не возненавидятъ сами себя, не понесутъ на своихъ плечахъ креста Христова (Лук. XIV, 26) и не будутъ въ теченіе всей своей жизни готовы идти туда, куда поведетъ ихъ Господь.
29) XX. Но надо также заботиться, чтобы во время подобнаго преподаванія дѣтямъ—на пути не встрѣчался никакой противодѣйствующій примѣръ, т. е. нужно предохранять дѣтей, чтобы они не видѣли и не слышали богохульствъ, ложныхъ клятвъ, поруганій имени Божія и безбожія, но повсюду, гдѣ бы ни находились, видѣли бы благоговѣніе къ божественному промыслу, почитаніе религіи и заботу о чистой совѣсти. И если что-нибудь совершается не такъ, дома или въ школѣ, то должны помнить, что это не пройдетъ безнаказанно, но будетъ строго наказано,—что наказаніе за оскорбленіе величія Божія послѣдуетъ ужаснѣе, чѣмъ наказаніе за какую-нибудь провинность противъ Присціана[7] или другое какое внѣшнее упущеніе, отъ чего прежде всего и въ особенности слѣдовало бы охранять ихъ.
30) XXI. Наконецъ, такъ какъ, при этой испорченности міра и натуры, мы никогда не можемъ исполнить всего, сколько должны, и такъ какъ—во случаѣ, если бы и добились какой-нибудь милости—таже испорченная плоть впадаетъ слишкомъ легко въ самодовольство: то отсюда (ибо Богъ противостоитъ высокомѣрнымъ) проистекаетъ высшая опасность для нашего спасенія, и потому надлежитъ своевременно внушать всѣмъ христіанамъ: во-первыхъ, что наши стремленія и наши добрыя дѣла, по ихъ несовершенству, были бы ничѣмъ, если бы Христосъ, агнецъ Божій, принявшій на себя грѣхи міра, посредствомъ своего совершенства, не пришелъ къ намъ на помощь,—и во-вторыхъ, что Христосъ долженъ быть призываемъ и на Него должна возлагаться надежда. Такимъ образомъ, мы прочно утвердили бы надежду на наше спасеніе и на спасеніе нашихъ ближнихъ, такъ какъ построили бы ее на Христѣ, на Краеугольномъ Камнѣ, Который, будучи вершиною всякого совершенства на небѣ и на землѣ, есть также вершина вѣры, любви, надежды, а для нашего спасенія есть единственный Начинатель и Завершитель, Котораго Отецъ затѣмъ и послалъ съ неба, чтобы, сдѣлавшись Эммануиломъ (Богочеловѣкомъ), Онъ соединилъ людей съ Богомъ и, послѣ того какъ принялъ человѣческій образъ, живя святѣйшимъ образомъ, представлялъ бы людямъ образецъ божественной жизни, а умирая невинно, искупилъ бы Собою вину міра и Своею кровію смылъ бы съ насъ наши грѣхи; наконецъ, чтобъ Онъ показалъ Своимъ воскресеніемъ, что побѣдилъ смертію смерть и, вознесшись на небо, ниспослалъ бы оттуда Святаго Духа, залогъ нашего спасенія, посредствомъ Котораго Онъ живетъ въ насъ, какъ въ храмѣ Своемъ, управляетъ нами и ведетъ къ спасенію, между тѣмъ какъ мы пребываемъ здѣсь на землѣ въ постоянномъ ожиданіи, пока Онъ насъ нѣкогда воскреситъ и возьметъ къ Себѣ, для того, чтобы гдѣ Онъ, тамъ были и мы, созерцали Его величіе и проч.
31) Ему, Единому Вѣчному, Спасителю всѣхъ, съ Отцемъ и Святымъ Духомъ, да будетъ хвала, и честь, и поклоненіе отъ вѣка и до вѣка.— Аминь.
32. Способъ правильнаго веденія этого дѣла во всѣхъ подробностяхъ долженъ быть начертанъ для всѣхъ классовъ школъ.
Примѣчанія
править- ↑ Вся эта глава представляетъ болѣе богословскій трактатъ, чѣмъ педагогическое разсужденіе. Крайности піетизма здѣсь сказались довольно наглядно въ нѣкоторыхъ мѣстахъ. Въ сущности, слѣдовало бы эту главу, какъ и послѣдующую, выпустить; но, принявъ на себя задачу—дать полный и вѣрный переводъ всей «Великой Дидактики», редакція не считаетъ себя вправѣ это сдѣлать, и ограничивается настоящимъ замѣчаніемъ.
- ↑ Pietas мы переводимъ словомъ благочестіе, въ другихъ мѣстахъ словомъ религіозность; Лейтбехеръ колеблется также между этими выраженіями, но онъ употребляетъ еще слово «набожность» (pietat) но значеніе этого слова въ обыденномъ употребленіи наимѣнѣе согласуется съ тѣмъ, что̀ подразумѣваетъ подъ словомъ pietas Коменскій.
Въ латинскомъ языкѣ pietas имѣетъ гораздо обширнѣйшій смыслъ, чѣмъ синонимы его въ другихъ языкахъ: оно въ немъ означаетъ сообразное съ долгомъ настроеніе, чувство долга; если же это настроеніе направлено къ Богу, то оно соотвѣтствуетъ нашему слову благочестіе. Впрочемъ, изъ объясненія, которое самъ Коменскій даетъ въ предшествующей главѣ, вытекаетъ, что подъ словомъ pietas онъ предполагаетъ благочестивое чувство, страхъ Божій, вѣру, религіозность. - ↑ Это мѣсто Лейтбехеръ переводитъ такъ: «Посредствомъ разумнаго міровозрѣнія—мы привыкаемъ къ прославленію Бога и проч. Сократъ, Платонъ, Эпиктетъ, Солонъ суть тому примѣры; Илія и Давидъ—также». Переводчику недозволительно то, что могъ себѣ позволить свободный перелагатель. Бэгеръ замѣчаетъ при этомъ, что «если бы не держался строго текста, то и онъ не позволилъ бы себѣ мудрецовъ греческой древности ставить выше Давида и другихъ». Имена Сократа, Платона и Солона достаточно извѣстны; можно нѣчто сказать лишь о менѣе извѣстномъ Эпиктетѣ. Эпиктетъ жилъ во второй половинѣ I-го столѣтія нашего лѣтосчисленія; по рожденію былъ фригіецъ; прибылъ въ Римъ въ качествѣ раба одного любимца императора Нерона и, вслѣдствіе своей учености, былъ отпущенъ здѣсь на свободу. Онъ принадлежалъ къ школѣ стоиковъ; главнымъ основаніемъ своей ифики онъ выставлялъ положеніе: «Терпи и воздерживайся». Онъ дѣйствовалъ на учительскомъ поприщѣ въ Римѣ, а по изгнаніи отсюда—въ Епирѣ.
- ↑ Эразмъ, по своему родному городу названный Роттердамскимъ, жилъ въ послѣдней трети XV-го и въ началѣ XVI-го стол. частію на своей родинѣ, частію въ Англіи, Франціи и Италіи, и какъ реформаторъ науки пріобрѣлъ себѣ большую извѣстность. Кромѣ заслугъ Эразма на поприщѣ филологіи, именно по греческому языку, дѣятельность его отличается въ области богословія и практической философіи. Число его сочиненій по названнымъ отдѣламъ весьма значительно. Оживленіемъ духа онъ помогалъ своимъ современникамъ освобождаться изъ оковъ монашества и схолостицизма—и этимъ въ значительной степени предуготовилъ успѣхъ реформаціи, хотя въ послѣдствіи и не выказалъ истиннаго пониманія этого историческаго умственнаго движенія. [Место этой сноски в книге не указано. — Примечание редактора Викитеки.]
- ↑ Мы не можемъ заимствовать ученія Сократа непосредственно отъ него; ибо онъ не оставилъ послѣ себя никакого письменнаго сочиненія; но мы знаемъ его довольно точно, преимущественно изъ твореній двухъ его знаменитѣйшихъ учениковъ: изъ Меморабилій Ксенофонта и изъ большаго числа разговоровъ Платона. Послѣдніе позволяютъ намъ взглянуть глубоко въ его духъ, но во всякомъ случаѣ изукрашены поэтически; между тѣмъ какъ первыя, въ ихъ большей безискусственности, представляются съ большею историческою вѣрностью. Сократу принадлежитъ большая заслуга, что онъ сохранилъ философское мышленіе отъ софистической порчи, къ которой оно обратилось, занимаясь только риторическимъ пустословіемъ,—пересадилъ его на нравственную почву и, въ то же время, сообщилъ изслѣдованіямъ и разсужденіямъ естественный методъ (эвристическій).
- ↑ Фульгенцій, по его епископской резиденціи прозывавшійся Русбійскимъ, знаменитый церковный писатель,—жилъ около 500 года, частію въ сѣверной Африкѣ, частію въ Римѣ, и, какъ изгнанникъ, въ Сардиніи. Онъ защищалъ православіе противъ аріанъ и семипелагіанцевъ. Отъ него осталось нѣкоторое количество полемическихъ статей и писемъ, а также и отъ его ученика и друга. Ферранда Фульгенція.
- ↑ Присціанъ обучалъ въ первой половинѣ VI-го столѣтія латинскому языку въ Константинополѣ и написалъ важное для грамматики этого языка сочиненіе, которое служило школьною книгою въ теченіе всѣхъ среднихъ вѣковъ. Такъ какъ латинскій языкъ въ теченіе столѣтій былъ важнѣйшимъ учебнымъ предметомъ въ школахъ, то естественно, что всякая ошибка противъ Присціана, а слѣдовательно и противъ латинской грамматики, считалась за тягчайшій школьный грѣхъ.
