Викитека

Kozlovsky pervye pochty t1 1913/Глава 5 (окончание)

[419]
VIII
История Архангелогородской почты. — Причины её возникновения. — Первые три именные указа: попытка устройства правительственной почты. — Четвертый именной указ: передача почты Виниусам. — Правительственный характер предприятия и роль предпринимателей.

Неудача попытки Леонтия Марселиса открыть почту от Москвы до Архангельска могла быть вызвана только случайными условиями. В почте этой чувствовалась большая необходимость. И правительству важно было завести почтовые сношения по обширным северным пространствам России для более удобного сообщения с местной администрацией, и торговые иноземцы давно добивались этой почты, потому что Архангельск был одним из важных центров их торговых операций, а по дороге, напр. в Вологде, на Ваге и пр. существовало несколько их промышленных предприятий. Московско-Архангелогородский путь был для иностранцев тогда даже важнее Московско-Балтийского, что было ясно еще в 40-х годах известному де-Родесу. Это происходило потому, что московские торговые иноземцы через Архангельск могли вести непосредственные сношения с родиной, тогда как берега Балтийского моря были в руках шведов, ревниво охранявших свои права на этом море. Русская внешняя торговля могла направиться на запад лишь тогда, [420]когда Россией были бы приобретены берега Балтийского моря, что и сделалось задачей внешней политики Петра Великого.

Но архангелогородская почта, как увидим ниже, была необходима и для русских торговых людей, особенно московских капиталистов, державших в своих руках некоторые промыслы северного края, и бывших главными контрагентами торговых иноземцев, которым непосредственная торговля с населением была воспрещена. Вследствие всего этого, попытка открыть архангелогородскую почту, возобновленная в 1692 году, на этот раз кончилась полною удачею.

Поводом к возобновлению этой попытки послужила, как будто бы, — челобитная торговых иноземцев; на самом же деле вряд ли не повлияла на ускорение этого дела предстоявшая поездка молодого царя в Архангельск, действительно состоявшаяся в июле 1693 года.

В своей челобитной торговые иноземцы заявили, что по старым договорам между Московским государством с одной стороны, Англией и Голландией — с другой, они, иноземцы, завели торговые промыслы в Архангельске. Со своих промыслов они платят в казну многие тысячи рублей пошлины; московские люди от торговли с ними также получают доход. Для развития этой торговли им необходимо иметь правильные сношения со своими заморскими контрагентами, приезжающими в Архангельск. Всё это, по их словам, нуждается в учреждении правильных почтовых сношений, и потому они просят устроить почту и поручить это дело дьяку Андрею Виниусу, который в почтовом деле опытен, и которому они все вполне доверяют.

8 июня 1693 года последовал именной первый указ: поставить почту от Москвы до Архангельска по городам, на ямах; гонять с тою почтою выборным [421]московским и городовым почтарям; возить с почтою от Москвы государевы грамоты, письма торговых иноземцев и московских людей; обратно привозить — воеводские отписки, отписки гостей и письма торговых людей. Почте идти от Москвы на Переславль-Залесский, Ростов, Ярославль, Вологду, Вагу. Почтари должны переменяться на ямах быстро, ехать днем и ночью с великим поспешением, чтобы поспевать от Москвы до Архангельска, а также и обратно — добрым летним и зимним путем в 8 и 9 день, а весенним и осенним — в 10 и 11-й день; остановки на ямах делать в указные числа и часы. Движение почты предписывалось начать с 1 июля и до указу производить через день, а после — еженедельно, или даже — раз в 2 недели. Для постановления почты велено послать из Посольского приказу подьячего; велеть ему на ямах выбрать для этой гоньбы ямщиков добрых, не пьяниц, с хорошими лошадьми, сколько нужно; для этих ямщиков взять заручные выборные у ямских старост, лучших и рядовых ямщиков. Выборным почтарям сказать с великим подкреплением, чтобы они с тою почтою гоняли наскоро, в час верст по 9 и по 10, а письма везли бережно, в мешках, под пазухою, чтобы на дожде не замочить и в пьяном виде не обронить на дороге (если подмочат или потеряют, то будут подвергнуты пытке). Для точности почтари должны на ямах расписываться на особых чистых столбцах — в каком числе, часу и кто именно на какой ям прибыл и в каком часу отправился; такие столбцы привозить потом в Москву и предъявлять в Посольском приказе; по всем ямам завести записные тетради, в которых записывать, куда отправлена почта (с Москвы или к Москве), какого числа и часу, кто поехал, целы ль печати на связках. — Если печати окажутся не целыми, или письма будут потеряны — ямщика отсылать к [422]воеводе, распрашивать, его распросные речи присылать в Москву, в Посольский приказ, а ямщика держать до указу в Съезжей избе. Обо всём этом велено послать из Посольского приказа в города к воеводам и в Архангельск — грамоты; в Ямской приказ и во Дворец (о послушных грамотах на Вагу) послать памяти. На Двину, к окольн. и воеводе Андр. Артам. Матвееву также послать грамоту, чтобы почта была поставлена и ведалась в Съезжей избе добрым подьячим, который завел бы у себя записную тетрадь с дьячьею скрепою, и записывал бы туда всякий отпуск и прием почты, число писем, названия адресатов, а на связках, отпускаемых в Москву — проставлял бы число и № по порядку. Чтобы почтовым ямщикам не было задержки в дороге, велеть в Холмогорском и Важском уездах на болотах помостить мосты при помощи местных жителей. Этот именной указ велено было записать в Посольском приказе в книгу. Указ скреплен подписью думного дьяка Порфирия Оловеникова[1].

Когда читаешь этот именной указ, невольно припоминаются все те приключения, которые пришлось переживать почте со времени её возникновения. Урок прошлого не пропал даром. Затевая учреждение новой почты, правительство хочет заранее оградить её от тех случайностей, которые приходилось переживать с прежними почтами. Посев всходил, и уже появились первые плоды, хотя, может быть, еще и не вполне совершенные. О Виниусе, как видим, в именном указе не говорится ни слова. Устроение почты возлагается на Посольский приказ.

Термин „Архангелогородская почта” не употребляется нигде в документах; мы его вводим в [423]pendant к названиям других почт; в документах же большею частью употребляется выражение „почта, что к городу Архангельскому”.

12 июня была послана упомянутая в именном указе память в Ямской приказ. Велено было командировать для постановления почты подьячего Степана Часовникова и послать грамоты из Ямского приказу в города, чтобы этого подьячего слушались. В памяти сказано также, что вследствие большого расстояния между Москвою и Переславлем-Залесским надо установить перемену почтарей под Троице-Сергиевским монастырем.

Такая же память была послана в Приказ Большого дворца с предписанием — распорядиться о послушании Часовникову в Важском уезде и о постройке мостов на топких местах.

Ямской приказ, кроме Часовникова, послал еще от себя подьячего Гаврилова в ближайшие города.

Степан Часовников обратился к государям с челобитной о даче ему жалованья за такую дальнюю командировку. Дано было ему 10 рублей из Новгородского приказа из четвертных доходов[2].

16 июня последовал второй именной указ. Велено купить для почтарей Архангелогородской почты 15 кожаных сумок, разделить их на-двое, верхние края обшить кожею, пришить ремни; купить 30 железных блях, нарисовать на них масляною краскою орлы (чтоб от дождя рисунок не слинял) подклеить под бляхи подкладку, обшить по краям кожею и привязать к ним ремни. Сумки, железо и ремни велено купить [424]на деньги из Новгородского приказа подьячему Ивану Еремееву, и ему всё это изготовить; а орлы написать — золотописцам Посольского приказа Матвею Андрееву с товарищами. Всю работу велено было закончить в 4 дня[3].

В тот же день, 16 июня, Степану Часовникову была вручена „память”. Ему приказано ехать на Переславль, Ростов, Ярославль, Вологду, Вагу, Холмогоры до Архангельска, говорить воеводам, чтобы они установили почту, устроили выборы почтарей, дали им соответствующие приказания о гоньбе, а жителям — о постройке мостов. С ним были посланы грамоты воеводам. Ехать он должен был скоро, подолгу не останавливаясь; ответы воевод должен записывать. На обратном пути он должен захватить с собою заручные выборные и воеводские отписки. Воеводам он должен сказать, чтобы выбирали ямщиков по 5—6, добрых, а не пьяниц, не наймитов, и не малых ребят; напоминать им о том, что местные жители, кроме помещичьих и монастырских крестьян, должны намостить, где нужно, мосты, на грязных местах набросать хворосту. Возле Троице-Сергиева монастыря Часовников должен потребовать устройства почтового стана, куда бы переславские и московские ямщики привозили почтовые сумы и где были бы приготовлены почтари с лошадьми. Часовникову было предписано, под страхом наказания, не притеснять жителей и в тех местах, где ему придется проезжать и устраивать дела, — не брать с жителей взяток. На обратном пути он должен записать в тетради, в каких местах почта поставлена, где переменяются ямщики, сколько верст между переменами, каковы переправы в разных местах и пр. Явиться с докладом и [425]документами он должен в Посольский приказ, к дум. дьяку Ем. Игн. Украинцову.

В этой „памяти” невольно обращают на себя внимание слова: „а будучи ему, Степану, у того дела и во уставе почты, городовым и уездным людем никаких налог не чинить и никаких взятков не брать, чтоб о том от посацких и уездных людей в. г-рю челобитья не было, и остерегаться ему того накрепко, а если в том будет на него челобитье — и за то быть ему, Степану, в наказанье”. Проложение почтовой дороги было бы благодеянием для жителей при условии правительственных издержек и хлопот; в настоящем же случае, когда жители знали, что их будут сгонять на работу, да еще облагать поборами, они, конечно, должны были прибегать ко всяким хитростям, чтобы этих тягостей избыть и переложить их на другие плечи. Пользы особенной от почты жители не видели, и это новое дело внушало им только тревогу.

17 июня был издан третий именной указ. Велено на ямах для почты держать 3 мерина добрых со всякою гонебною рухлядью. В Ростове, где ямщиков нет, выбрать почтарей с лошадьми из посадских людей, и из архиерейских и монастырских крестьян, которые торгуют на посаде в Ростове[4]. Часовникову послана была дополнительная память об этом.

28 июня 1693 года от Часовникова была получена в Москве первая отписка, в которой он уведомлял, что от дворцового села Даниловского до Вологодского уезда дорога идет через Костромской уезд, куда не было послано грамоты об исправлении дороги. Между тем от ямщиков Ухорского яму он узнал, что на Ярославской дороге много топких мест, а мостов и гатей мало. Это заставило Часовникова написать отписку и приказать Ухорским ямщикам немедленно доставить [426]ее в Москву. Немедленно же, по получении этой отписки в Посольском приказе, послана была в Стрелецкий приказ память. Извещая подробно об учреждении Архангелогородской почты, память прибавляет, что надо послать дополнительные грамоты на Кострому. Одна такая грамота, в Кострому, послана из Посольского приказа, другую, в Костромской уезд, должен был послать Стрелецкий приказ.

21 июня Часовников приехал на Вологду, 26-го на Вагу и 29-го — на Двину. Везде всё наскоро изготовлялось для почты. Согласно 1-му именному указу, 1 июля 1693 года почтовое движение началось. Но прием и отпуск Архангелогородской почты открылся не в Посольском приказе, а в Преображенском, у стольника Автамона Мих. Головина. Всё-таки Посольский приказ несет на себе все заботы о новом почтовом пути.

11 июля была послана грамота в Троице-Сергиев монастырь архим. Викентию с братиею. Подробно извещая об учреждении Архангелогородской почты и её правилах, грамота сообщает следующее.

Велено было в посаде под Троице-Сергиевым монастырем устроить перемену для почтарей ввиду того, что между Москвою и Переславлем переезд чересчур велик. Теперь государям сделалось известно, что на посаде под монастырем, на станции, где поставлены почтари, прием почты производят монастырские подьячие, которые живут не на посаде, а в монастыре; а когда ямщики с почтою прибывают ночью, им некому сдать почту, потому что монастырь ночью запирается; от этого происходит задержка на 2—3 часа и больше. Грамота требует, чтобы монастырские подьячие, сменяясь, были бы безотлучно на станции для необходимых записей и отметок приходящих и отходящих почт. При этом отмечается, что надо записывать число, час и четверти часа прибытия ямщиков. [427]

12 июля получена была вторая отписка подьячего Степана Часовникова. Он извещал, что в Важском уезде дорога в полном порядке.

31 июля Часовников вернулся в Москву и привез отписки всех воевод о том, как они исполнили государев указ.

Далее в наших документах замечается перерыв. До осени, очевидно, заведенная машина работала правильно[5]. Но осень сразу дала себя знать. Прежде всего она произвела переворот в управлении. Достаточно бросить беглый взгляд на обращение почты в приложенных нами ниже таблицах, чтобы видеть, какая громадная разница существовала между обычною перепискою и осеннею перепискою Архангельска с Москвою. Недаром в первых своих ходатайствах об учреждении почты до Архангельска иноземцы говорили только о ярмарочном времени; недаром и Ордин-Нащокин когда-то тоже указывал на это время, как на такое, когда особенно нужна почта между Архангельском и Москвою. Уже в сентябре правительство должно было почувствовать, что оно не в состоянии управиться с коммерческою почтою; а 18 октября перемена в управлении совершилась.

18 октября был издан четвертый именной указ. Велено уставленную почту от Москвы до Архангельска ведать приемом и отпуском Матвею Виниусу. С апреля по декабрь (8 месяцев), когда к Архангельску приходят корабли и отходят от него за море, во время ярмарки, во время беспрестанных переездов торговых людей русских и иноземцев, — почту велено отправлять каждую неделю. По этой почте надо отправлять также государевы грамоты и указы, [428]воеводские отписки и всякие дела между Москвою, Архангельском, Вологдою, Вагою, Устюгом, Тотьмою, Солью-Вычегодской, Каргополем, Кевролью, Мезенью, Яренском, Кольским и Пустоозерским острогами, Устьянскими волостями и дворцовыми селами (как именно должна передаваться почта в сторону от дороги — об этом речь после). Кроме казенной корреспонденции, „для лучшего распространения торговых промыслов” разрешается Матвею Виниусу принимать и отпускать торговые грамотки русских людей и иноземцев. В Архангельске должен заведовать почтою и „списываться” с Виниусом — иноземец Денис Владимиров Гоутевал. Виниус и Гоутевал раздают полученные грамотки корреспондентам и взимают за провоз плату такую, чтобы торговым людям „тягости лишней не было”. Прогоны ямщикам между Москвою и Вологдою Матвей Виниус должен уплачивать из своих средств; а между Архангельском и Вологдою ямщики должны ездить без прогонов, как и прежде бывало с казенными поручениями. Казенная корреспонденция, которая до учреждения почты посылалась с нарочными гонцами, и стоила больших расходов, теперь должна была быть посылаема с уставленою почтою. Казенная корреспонденция, адресованная в сторону от почтовой дороги, идет так. Грамоты, указы и проч. дела, адресованные в Устюг, Соль-Вычегодскую, Яренск и Каргополь — из Вологды отсылаются в названные города с нарочными посыльщиками; точно так же отписки и дела, идущие из этих мест в Москву, должны присылаться в Вологду, а от Вологды идут в Москву с почтою. Подьячий, который будет заведовать почтою в Вологде, должен записывать приход и отход казенной корреспонденции в особую книгу. Грамоты и дела, адресованные из Москвы в Кевроль, Мезень и Пустозерск — идут через Архангельск, таким же порядком, как и предыдущие. [429]

Далее, интересно распоряжение указа относительно сум. Одна казенная сума идет от Москвы до Архангельска без распечатывания по дороге, равно как и обратно. Города же, находящиеся по пути, отдают свои пакеты в другую суму, которая, по мере надобности, распечатывается, причем воевода каждый раз на вкладываемом связке делает надпись о распечании им сумы. Печатать эту суму воеводы должны всегда одною печатью красного сургуча, чтобы ясно видно было, кто приложил печать. Почту ни в каком случае нельзя задерживать более часу; поэтому каждый воевода должен изготовлять свою корреспонденцию к отправке — заранее. Почтари должны быть не старики и не молодые ребята; гонять должны по одному, а не по двое, чтобы мирским людям не было лишней тяготы. Виниус и Гоутевал отпускают и принимают почту у себя на дворе; а на станциях сумы и печати осматриваются дьячками и записываются в тетради, а в подорожную для скорости вписывается только число, час и имя почтаря, который повез почту. Для письмоводства быть на станциях дьячкам или крестьянским детям по выбору, на срок 3 месяца или полгода, как люди захотят.

Относительно прогонов именной указ гласит следующее. Ямщики, которые ездят между Москвою и Вологдою, должны приезжать к Москве каждое полугодие с росписями, сколько в каких числах почт пробежало, и прогоны должен им заплатить Матвей Виниус безволокитно. В случае, если его сбора с торговых грамоток на это не хватит, то недостающие деньги должны быть уплачены из казны, из Посольского приказа, потому что прежде платилось нарочным посыльщикам, и если бы почты не было, то и теперь пришлось бы платить. Для справок по этому вопросу необходимо составить в Посольском приказе смету прежних расходов. [430]

В случае, если в Москве или в Архангельске в уреченные дни казенной корреспонденции не будет, то почту не отпускать до следующей недели, а наоборот — в экстренных случаях посылать почту и между сроками[6].

Четвертым именным указом заканчивается ряд документов законодательного характера по делу об учреждении Архангелогородской почты. Но этот самый четвертый указ возбуждает много недоумения, и надо хорошо знать условия тогдашней жизни, чтобы как следует понять этот законодательный акт.

Прежде всего остается непонятным, превратилась ли Архангелогородская почта в силу этого указа в предпринимательское учреждение или осталась учреждением правительственным или, наконец — сделалась учреждением частным с правительственной гарантией?

Если почта эта сделалась учреждением предпринимательским, то 1) почему между Архангельском и Вологдою ямщики должны ездить без прогонов? Мотивировка: „для того, что теми уездами и преж сего они гоняли без прогонов”. Но ведь они гоняли исключительно по поручениям правительства, а не в интересах частных людей!

2) Как вознаграждается труд лиц, ведущих дело письмоводства на почтовых станциях? Ведь они тоже работают значительно в интересах частных людей.

3) Если бы никогда не было у Матвея Виниуса остатка от сбора, вследствие уплаты ямщикам, то что же получал бы он от всего этого предприятия? А Посольский приказ признает это вполне возможным и находит естественным; если он соглашается покрывать дефицит, то только потому, что всё равно-де [431]пришлось бы платить посыльщикам, если бы почты не было. Наконец

4) как объяснить последнее, прямо убийственное для предпринимателя правило — не отправлять почты, если нет казенных писем, и отправлять вне очереди, если таковые есть?

Допустим теперь, что автор этого законодательного акта считал почту учреждением правительственным. Тогда возникают следующие вопросы:

1) Зачем правительство так заботливо говорит об интересах торговых людей и совершенно забывает интересы лиц, которым поручено ведать почту? Им не только не назначается никакого жалованья, а не обещается даже никакой милости в случае радетельной службы. Правительство милостиво соглашается только не ввести их в убыток!

2) Правительство как бы довольно, что с учреждением почты оно соблюдает экономию: прежде была „в расходе прогонных денег в. г-ря казне в приказех и городех многая издержка”. Но на чей же счет делается эта экономия? Очевидно, правительство полагает, что на счет торговых людей, которые оплачивают пересылку своих писем. Но ведь пересылка коммерческой корреспонденции невероятным образом увеличивает работу всех лиц, раньше обслуживавших только правительственные нужды!

Если при всех этих условиях, Виниусы не только не подавали слезных челобитий об освобождении их от этой службы, но даже сами не прочь были взять эту почту в свои руки и (как мы думаем) при помощи своего родственника, думного дьяка Ем. Игн. Украинцова, добились этого, то это можно объяснить только тем, что они, несмотря на то, что правительственные требования были непомерно велики, а гарантия [432]— ничтожна, считали эту почту выгодною для себя, и их ожидания оправдались. Что же касается трудового элемента почты — подьячих, ямщиков и пр., то их переживания будут предметом нашей беседы ниже.

[433]

IX
История Архангелогородской почты (продолжение). — Запрос правительства о прежних расходах за доставку корреспонденции. — Установление почты в Ярославле, Ростове, Переславле, в Вологде, на Ваге и на Двине. — Участие костромского воеводы в деле почты. — Постепенное получение ответов на запрос правительства о расходах за доставку корреспонденции.

Четвертым именным указом заканчивается учредительный период в истории Архангелогородской почты и начинается организационный.

26 октября 1693 года в Ямской приказ была послана память по поводу четвертого указа: велено послать послушные грамоты во все города по этому поводу.

Дело считалось сделанным. Успокоившись, сочли нужным подсчитать будущие выгоды, измерить ту экономию в расходах, которая ожидалась с учреждением почты. В том же месяце в Приказ Большой казны была послана память, которою предписывалось: 1) всю казенную корреспонденцию направлять уставленною почтою, послать послушную грамоту на Вагу о гоньбе и 2) составить смету, сколько израсходовано в 7200 (1692) году на прогоны нарочным посыльщикам. 31 октября в Устюг, Тотьму, Соль-Вычегодскую, Каргополь, Кевроль и Мезень, Яренск, Колу и [434]Пустозерск были посланы по почте грамоты с сообщением об уставленной почте и предписанием вести переписку с Москвою через Вологду или Архангельск, а также — прислать смету денег, израсходованных на нарочных посыльщиков в 7200 году. В ноябре такая же память была послана в Стрелецкий приказ. С ответами познакомимся в другом месте.

13 ноября дан был наказ Матвею Виниусу касательно порядков Архангелогородской почты. В нём перечисляются все данные, известные нам из предыдущих документов. В наказе перечислены все почтовые ямы и даже ямщики от Архангельска до Москвы. Матвею Виниусу предписано предъявлять в Посольский приказ росписи уплаченным прогонам, чтобы ямщики не требовали денег из казны. Почтовые сумы и связки почтмейстер должен был запечатывать своею одною печатью. С Гоутевалом он должен состоять в постоянной переписке по делам почты. Ямщикам они должны подтвердить, что те должны гонять почту поспешно, бережно, сум не подмачивать и не терять, печатей не портить. О сумах, распечатанных в дороге, или подмоченных, Матвей Виниус должен немедленно извещать Посольский приказ, для привлечения почтарей к ответственности. Из Посольского приказу выдается для почты 7 переметных сум и 15 жестяных орлов для почтарей. Казенную корреспонденцию Виниус должен разносить по приказам немедленно.

К наказу сделана приписка, содержание которой звучит для нас знакомо: „запан, жемчугов золотых и ефимков”, без оплаты пошлиной, по почте не посылать[7]. [435]

Такой же наказ был послан Денису Гоутевалу. Гоутевал должен был следить за тем, чтобы одна сума приходила из Москвы с печатью Матвея Виниуса, а другая — с воеводскими печатями. В первую суму он должен запечатывать те письма, которые будут адресованы прямо в Москву. Приписка у этого наказа по содержанию совпадает с припиской у наказа Виниуса; но так как последняя дошла до нас лишь в пересказе, то приведем первую в полном виде: „А с тою уставленною почтою ему, Денису, жемчугу и запан и иных мелких узорочных товаров, с которых по их, в. г-рей, указу и по новому торговому уставу доведется в их казну взять пошлину, — и золотых, и ефимков, не посылать, и от Города к Москве таких посылочных узорочных товаров не принимать и тем казне в беспошлинном провозе убытков не чинить, и того смотреть ему, Денису, накрепко, чтоб отнюдь таких посылок в письменных связках, как у иноземцев, так и у Русских людей, с тою почтою не было. А если в приеме у Архангельска и в посылке к Москве от иноземцев или русских людей такие заповедные товары явятся, ему, Денису, тех посылок с почты не отдавать, а извещать о том в Архангельске воеводам в Приказной палате, а по извету его, Денисову, те посылки взяты будут в казну безденежно, а с тех, кто такие посылки принимал на почту и с тех, кто посылал — будет взята пеня по рассмотрению, что в. г-ри укажут, чтобы, на то смотря, иным так чинить было не повадно”[8].

В том же ноябре месяце пришло новое известие из Троицкого монастыря, который, видимо, очень тяготился наложенной на него почтовой повинностью. [436]Известно стало, по показаниям переславских ямщиков, что почтовый стан под Троицким монастырем снят и ямщикам приходится делать переезд между Переславлем и Москвою без перемены. По этому поводу в Ямской приказ была послана память о восстановлении снятого стана. Но, вероятно, монастырю удавалось уклоняться и в будущем, как увидим ниже.

В Ярославль и Ростов грамоты об учреждении почты были посланы с Часовниковым 16 июня 1693 года. В одной из них было высказано пожелание, чтобы при распределении почтовых остановок не было слишком больших переездов. Когда сделалось известным, что в Ростове ямщиков нет, то была послана новая грамота, чтобы почтарей выбрать из посадских людей и из крестьян, торгующих в посаде.

14 июля того же года воевода Вас. Соковнин прислал в Москву отписку. Перечислив данные ему приказания, воевода сообщает, что почта в Ярославле поставлена на посаде, на большой проезжей Михайловской улице, на подворье Толгского монастыря; в Ростове — в городе; в Переславле-Залеском — на посаде, на Семеновской улице на дворе вдовы Пелагеи Валуевой. Здесь же он перечисляет имена ямщиков. Запись почты поручена: в Ярославле — подьячим Приказной палаты, в Ростове — дьячку Земской избы под надзором воеводы Ивана Контяжина, в Переславле — старому подьячему в Приказной избе. При этой же отписке воевода прислал в Москву заручные выборные. Содержание этого вида документов следующее: сначала перечисляются выборщики — староста, десятские и другие люди; затем называются имена и фамилии (а иногда и отчества) выбранных ямщиков, [437]указываются требования, предъявленные им, согласно государеву указу; наконец, заявляется ручательство выборщиков за почтарей с приемом на себя ответственности за их аккуратность. Выборная заканчивается подписями.

31 июля, возвратившись из командировки в Москву, Часовников привез вторую отписку воеводы Соковнина, с новым перечислением станций и ямщиков.

В октябре 1698 года тому же воеводе была прислана грамота с изложением 4-го именного указа по Архангелогородской почте. Велено было при этом прислать смету расходов на нарочных посыльщиков на 7200-й год. Ответ воеводы не сохранился.

Почтовая гоньба вызвала челобитную со стороны ростовских посадских людей и их земского старосты, Якова Ксенева. Содержание её следующее.

В июне 1693 года по указу в. г-рей подьячий Ямского приказа Иван Гаврилов строил почту. Согласно указу, из посадских людей было выбрано 3 человека и им дано 3 мерина. Между тем из Ярославля также был получен приказ о выборе почтарей (от воеводы). Вторично выбрали тех же. Гоньба началась; выборный дьячок записывал отпуски. В августе Ямской приказ потребовал выбора еще 2 человек, что и было исполнено. Ростовцы теперь жалуются, что в других городах гоняют с почтою ямщики, а не посадские люди, и отпуски записывают приказные подьячие, а не выборные. В Ростове же есть ямская слобода, к которой придана деревня Луконино со всеми угодьями; с этой слободы переславские ямщики берут в подмогу по 70 рублей, а с деревни — по 90 руб. на год и гоняют за ростовских ямщиков, не упуская получать и государево жалованье, и прогоны. Ростовцы заявляют, что они в казну платят хлебом и деньгами по 1 р. 10 алт. со [438]двора в год, десятую деньгу, оброчных соколов, и другие подати, служат годовую службу, поставляют в. г-рям живую рыбу — осетров и стерлядей, возят ее на своих лошадях. Ото всех этих поборов они оскудели и платить податей им нечем, и гонять почту им не на чем. Они просят учинить им в почтовом деле „милостивый указ”.

Из этой челобитной ничего не вышло.

На Вологду грамота об учреждении Архангелогородской почты послана была также 16 июня 1693 года. 9 июля того же года вологодский стрелец Васька Сысоев привез в Москву отписку от вологодского воеводы, кн. Петра Львова. В отписке было сказано, что Часовников прибыл в Вологду 21-го июня (ехал от Москвы 5 дней); что другая грамота, посланная с подьячим Ямского приказа Иваном Гавриловым о 3 меринах на каждом яму получена в Вологде 25 июня. Воевода извещает, что в Вологодском уезде, от Вологды до Костромского и Галицкого уездов мосты и гати устроены; а к Важскому уезду он послал отставных дворян и подьячих вологодской Приказной избы с тою же целью. Почты, по его словам устроены и перемены идут в таком порядке:

1) в Вологде;

2) на Обнорском яму (60 вер. от Вологды по направлению к Ярославлю);

3) в Двиницкой волости, в поместье Якова Тимоф. Малого, в дер. Кобылкине;

4) в Сянжемской вол., в поместье Мирона и Никиты Ив. Рогуновских в дер. Горке.

Между станциями — по 50 верст[9]. На станциях [439]поставлено по 3 человека почтарей и по 3 мерина со всем необходимым. Список почтарей и заручные выборные воевода обещал прислать с Часовниковым, когда тот будет ехать обратно, что и исполнил.

В октябре 1693 года в Вологду была послана грамота с изложением известного нам последнего именного указа. В декабре кн. Львов прислал упомянутую в этой грамоте смету расходов на нарочных посыльщиков в 7200 году, „в тетратех”.

Грамота об учреждении Архангелогородской почты послана была тогда же, 16 июня, и на Вагу. Здесь несколько подробнее формулированы возможные вины почтаря: „если печати будут не целы, сумки „гораздо подмочены” или потеряны, или где нибудь почтарь замешкается напрасно — виновного подвергать распросу и учинить ему наказанье, смотря по вине; сумки подмоченые или с попорчеными печатями так и отпускать далее, сделав о том соответствующую запись; на связках требуется отмечать не только число и №, но и год.

11 июля получена была в Москве отписка от Важского воеводы Петра Взимкова. Он извещал, что Часовников привез ему грамоту 26 июня (10 дней от Москвы до Ваги). Дорога по Важскому уезду от Вологодского до Двинского уезда, по приказанию воеводы, была расчищена, устроены мосты, гати и перевозы, для выбора почтарей посланы пристава, чтобы выбрать из мирских людей по 5 почтарей на ям. К этим 5 почтарям на каждую станцию воевода предполагал дать по 5 лошадей и на ямах завести [440]записные тетради. От Важского уезда до Яхренги (Вологодского уезда) переезд сделан на 15 верст, большего нельзя было сделать; до Двинского уезда переезд — 30 верст. Роспись станций воевода приложил при отписке, а заручные выборные обещал прислать с Часовниковым.

Роспись станов в Важском уезде такова:

1) Яхренга — Жихово, 15 верст[10].

2) Жихово (дер. Курьяновская) — Липки, 15 верст, езды 2½ часа.

3) Липки — Вакомин, 24 версты, езды 4 часа.

4) Вакомин — Низовье, 18 верст, езды 3 часа.

5) Низовье — Вельск, 24 версты (по друг. — 22 версты, езды 4 часа).

6) Вельск — Судрома, 25 верст (по друг. — 27 вер., езды 4½ часа).

7) Судрома — Великая Слобода, 25 верст, езды 4 часа.

8) Великая Слобода — Усть-Пуя, 25 верст, езды 4 часа.

9) Усть-Пуя — Усть-Паденга, 15 верст, езды 2½ часа.

10) Усть-Паденга — Шенкурск, 15 верст, езды 2½ часа.

11) Шенкурск — Золотилова, 20 верст, езды 3 часа.

12) Золотилова — Керчана (Керчела, Корчевская дер.), 10 верст, 1½ часа.

13) Керчана — Марьемин, 20 верст, езды 3 часа.

14) Марьемин (Верхокичевская вол.) Усть-Вага, 15 верст, езды 2½ часа.

15) Усть-Вага (деревня Отласовская) — Березник, 12 верст, езды 2 часа. [441]

16) Березник — Морж (Двинского уезда), 30 верст[11].

31 июля Часовников привез с Ваги вторую отписку. При этой отписке была приложена новая роспись станов с перечислением почтарей, а также заручные выборные.

В октябре 1693 г. важский воевода получил однородную с другими воеводами грамоту; ответ его неизвестен.

На Двину грамота об учреждении Архангелогородской почты была послана одновременно с предыдущими. В ней, между прочим, говорится, что на ямах почтари не должны мешкать более часу; что потерянные сумки надо искать „со всяким радением”; есть упоминание и о том, что в иных местах почту придется отправлять водным путем. Воеводе велено отписать в Москву с Часовниковым, в каких местах будет устроена почта, сколько будет выбрано почтарей и лошадей; прислать также заручные выборные. Мосты приказано устроить до возвращения подьячего в Москву.

1 июля 1693 года отошла с Двины первая почта в Москву; прибыла она 8 июля. С этою почтою воевода, А. А. Матвеев послал отписку государям. Из этой отписки узнаем, что Часовников прибыл на Двину 29 июня (значит, ехал от Москвы почти 2 недели). Матвеев как бы извиняется, что до отъезда Часовникова он не в состоянии будет закончить устройство мостов и гатей. Относительно учреждения почты он пишет, что велел двинским земским старостам выбрать из посадских людей и из [442]уездных крестьян почтарей добрых, а не пьяниц и „легких”, которым ямская гоньба была бы за обычай, с лошадьми добрыми. Для осмотра проезжей сухопутной дороги от Архангельска до Важского уезда он послал трех сотников стрелецких и велел им с крестьянами помостить мосты, нагатить гати, расчистить лесные места. Осталось только назначить станы и составить заручные челобитные. Эту отписку, как уже выше сказано, Матвеев послал с первою почтою, раньше отъезда Часовникова.

31 июля Часовников привез вторую отписку Матвеева. Воевода уведомляет, что сотники, посланные им для расчистки дорог, вместе с земскими судейками, сотскими и мирскими людьми, досматривали проезжую дорогу, устроили мосты и гати, леса расчистили и сделали дорогу шириною 3—4 саж. Вместе с тем назначены были станы и состоялись выборы почтарей. Выбрано из двинян — посадских людей и из волостных крестьян, 36 человек, по 4 человека на ям; на каждом яму воевода велел держать по 12 самых добрых лошадей. Почтарям по ямам воевода разослал наказные памяти с перечислением их обязанностей.

Роспись станов была сделана на Двине следующим образом:

1) Архангельск — деревня Лявля, 25 верст; езды 4 часа.

2) Лявля — Холмогоры, 25 верст, езды 4 часа.

3) Холмогоры — дер. Копачевская (Копачова, Емецкого стану, Ступинской волости), 25 верст, езды 4 часа.

4) Копачевская — дер. Великодворская (Ракульской волости), 15 верст, езды 2½ часа.

5) Великодворская — Сийская сотня (дер. Толокнова), 20 верст, езды 3 часа. [443]

6) Сийская сотня — дер. Зачачье (Заболоцкая или Забеленская полусотня), 15 верст (по друг. 25 вер., езды 4 часа).

7) Зачачье — Звоская волость, 20 верст (по друг. 17 вер., езды 2½ часа).

8) Звоская волость — Морж, 20 верст, езды 3 часа.

От Моржегорской волости до ближайшего Важского яму указано 20 верст (Важский воевода считал 30; позже до Шастиозерской волости считали 17 верст, езды 2½ часа).

Кроме того, А. А. Матвеев сообщает, что в Двинском уезде, через р. Двину, против Бобровской деревни, и по другим речкам устроены для почтовой гоньбы в 7 местах перевозы и мост.

К этой же своей отписке А. А. Матвеев приложил заручные выборные ямщиков.

В октябре новому Двинскому воеводе, стольн. Фед. Матв. Апраксину была послана грамота, такая же, как другим воеводам. Он исполнил предписание о смете расходов на нарочных посыльщиков и сообщил г-рям, что за 7200-й год прогонных денег и на дорогу израсходовано из Приказной избы 90 руб. 4 алт. 1 деньга (было 25 посылок).

В Кострому грамота об учреждении Архангелогородской почты была послана 30 июня 1693 г. Она послана была потому, что большая Ярославская дорога, по которой должна была идти почта, проходит также через Костромской уезд. Воевода должен был велеть жителям привести дорогу в порядок — устроить мосты и гати и приказать смотреть за ними, чтобы они чинили их, когда понадобится. С этою грамотою был послан толмач Василий Козлов. 5-го июля толмач был у Костромского воеводы, Андрея Мешкова-Плещеева; грамота была принята, а отписки воевода не дал, [444]сказавши на словах, что он послал строить мосты и гати и всё, что заключается в грамоте — будет исполнено. Этим словесным ответом в Москве остались недовольны и 25 июля была ему послана новая грамота с требованием, чтобы он письменно уведомил о том, в какой мере им выполнен государев указ. В конце августа Мешков-Плещеев прислал, наконец, обстоятельную отписку о том, как им выполнен государев указ. Он сообщает, что послал подьячего Арефья Лаврентьева на большую Ярославскую дорогу, чтобы устроить, где нужно, мосты и гати. Жителям было приказано чинить эти мосты и гати, как только они начнут портиться. Подьячий Лаврентьев, приехав в дворцовое село Даниловское, предъявил тамошнему приказчику Петру Воронину наказную память. Тот ответил, что распоряжение о мостах им уже получено из Приказа Большого дворца, и мосты и гати уже устроены. После этого Лаврентьев поехал за Ухорский ям, взявши с собой местных жителей. За ямом и полем одну гать они устроили. Далее, — приказчик села Покровского (Спаса-Нового монастыря) и староста, выслушав наказную память, отказались дать работников для мостов и гатей. Воевода сообщает в Москву о такой задержке.

Была послана память в Приказ Большого дворца о посылке послушной грамоты приказчику и старосте о строении и починке мостов.

Мы рассмотрели отношение администрации важнейших местностей к устройству Архангелогородской почты. Так или иначе всюду были приняты меры к исполнению царского указа. Долго не получалось только ответа на вопрос: каковы были расходы на посылку правительственной корреспонденции. Мы видели, что только двое из перечисленных нами воевод дали [445]своевременный ответ: Вологодский и Двинской. Постепенно стали приходить ответы и от других воевод.

Каргопольский воевода ответил лишь в конце ноября, что посылка с отписками в 7200 г. была лишь однажды и истрачено на уплату Каргопольскому приставу 24 алт. 3 д.

Сольвычегодский воевода ответил 26 ноября. Он за 7200 г. сделал пять посылок в Москву и истратил на нарочных посыльщиков 8 р. 13 алт. 2 д.

Кеврольский и Мезенский воевода ответил в декабре. Им за 7200 г. посланы были 2 подьячих Приказной избы и пристав. Прогонов им из казны не было дано, а заплачено на прогоны и в подмогу из мирских расходов. Сумму эту указать воевода не может, потому что книги земских старост взяты и увезены этими старостами на Двину для общего счету расходов.

Кольский воевода ответил в феврале. Он сообщил правительству, что в 7200 году из Кольского острога в разных месяцах и числах за казною послано в Москву в Новгородский приказ и в Приказ Большой казны 24 человека, дано им 19 подвод, а прогонов от Славинского волоку до Москвы по 24 алт. 3 ден. на подводу, всего 13 руб. 32 алт. 1 д.

Все эти ответы вряд ли могли удовлетворить правительство. Расходы, по-видимому, были невелики, да и учреждение почты всё-таки не избавляло от расходов: надо было подумать, как установить сообщение отдалённых местностей с почтовою дорогою.

[446]

X
История Архангелогородской почты (продолжение). — Жалобы населения и почтарей на тяжесть почтовой повинности и меры правительства по этому поводу. — Дело Устьянских волостей.—Откупщики и почта.

Подавляющее большинство дел, относящихся к истории Архангелогородской почты, представляют, как и следовало ожидать, дела о тяжести новой повинности, в особенности в тех местах, где правительство сочло возможным безвозмездно предоставить почтмейстеру услуги ямщиков, т. е. на пути от Вологды до Архангельска. Наибольшее количество челобитных по этому поводу было подано важанами и двинянами; много ходатайств представлено Устьянскими волостями, но по несколько иной причине; есть челобитные вологодцев и переяславцев. Рассмотрим все эти челобитные в хронологическом порядке.

В конце января 1694 года получена была в Москве челобитная от выборных почтарей Двинского и Важского уездов и Устьянских волостей. Они жаловались на своих выборщиков, что те не зачитают им в повинности той гоньбы, которую они, почтари, несут на себе. Теперь, пишут они, мы гоняем почту и лошадей держим и кормим на свой счет; а прежде посылались с грамотами и отписками нарочные [447]гонцы, которым миряне давали подводы, и повинность эту зачитывали. „Мы, говорят они далее, в конец погибаем: кляченки наши стали и пахать нам не на чем, помираем голодною смертью”. Челобитчики просят пока хоть зачитывать им их службу в счет поборов в Земской избе.

В удовлетворение этой челобитной 7 февраля последовала резолюция: послать грамоты к воеводам и память к судейкам Устьянской волости: велеть учинить поверстку и ряд между посадскими людьми и уездными крестьянами, чтобы никто не был в обиде и отягощении.

Двинские земские старосты, Оська Баженин с товарищами, подали челобитную следующего содержания.

Когда устраивалась почта, то на ямах были наняты дворы и поставлено по 4 человека ямщиков да по 12 лошадей. С 1 июля по 1 октября 1693 года эта почта ставилась через день, а с тех пор ставится либо раз в неделю (с 1 апр. по 1 дек.), либо раз в 2 недели. Для посылки казенной корреспонденции в Мезень, Кевроль и Пустозерск также приходится посылать нанятых почтарей, для чего им, двинянам, приходится держать еще в 8 местах по 2 человека с 2 лошадьми с большими издержками. Прежде, когда посылались нарочные гонцы, такую повинность приходилось отправлять очень редко. Далее они исчисляют свои повинности: они платят в казну стрелецкие деньги, земские расходы, возят казну из Архангельска и Холмогор в Москву, Колу и Пустозерск на санях и на судах, и на всё это у них выходит по 10—11 тыс. рублей на год; служат в разных службах — у сбора таможенного и кружечного дворов в головах, и в ларечных, и в целовальниках по 300 человек и больше — ежегодно; а вытей на Двине только 570. [448]

Они просят — учредить в их уезде стройные ямы с ямщиками и лошадьми и дать ямщикам вместо прогонов и обельных деревень — государево жалованье из двинских таможенных доходов, чтоб им „за иные города в разорении не быть, потому что в иных многих российских городах почтовой гоньбы нет, а где и есть — там есть стройные ямы”.

По справке оказалось, что в 7200 г. с отписками из Двины к Москве было 25 посылок. Теперь же им придется, по указу, делать 40 отпусков в год, всего (!) на 15 больше.

Последовала резолюция: „Отказать. Быть так, как указано”[12].

Но скоро последовало новое челобитье двинян. Заявляя, что с почтарями они заключили договор за высокую цену, и что на наем их выходит по 400 р. в год, двиняне жалуются, что посадские люди города Архангельска не участвуют в их расходе, а посадские люди Холмогор от великого тягла и поборов бегут в архангельский посад. Двиняне говорят, что такое положение дела вынуждает их собратий бросать свои дворы и деревни и „брести врознь”. Двиняне просят разрешить им держать на ямах по 1 лошади и гонять без проводников но одному человеку, платя на 10 верст по алтыну. Притом они просят — велеть им держать гоньбу только от Холмогор до Важского уезда; а от Холмогор до Архангельска они вновь просят устроить стройные ямы и гонять Архангельским жителям.

11 мая 1694 года состоялась резолюция: послать на Двину грамоту с прочетом: от Архангельска до Холмогор гонять Архангельским посадским людям, а от Холмогор до Важского уезда и назад до Холмогор и до Лявли — Холмогорским уездом; [449]держать на ямах по 2 человека с лошадьми — летом, осенью и весною, а зимою — по 1 человеку и 1 лошади; гонять летом, осенью и весною — раз в неделю, а зимою — раз в 2, или в 8 недели; почтарям на прокорм давать, по прежнему обычаю, на 10 верст по алтыну на человека и лошадь, им же для корму лошадиного отвесть луг, где стоят их дворы, поборов на них не накладывать, ни к какому иному делу их не брать и в гоньбе им ни в чём препятствий не делать. Двинскому воеводе обо всём этом послана грамота, где прибавлено: выбрать мирским рядом меж себя для гоньбы на ямы, где перемены, почтарей от семей, людей легких и к гоньбе удобных, а не одиноких, чтобы их тяглые жеребья не были пусты и… подати, как стрелецкия деньги, так и иные платежи, сбирали бы сполна без доимки, и быть тем выборным почтарям на тех ямах переменяясь по очереди, погодно, по выбору мирских людей, „чтобы никто тою гоньбою отягощен или облегчен не был, а была бы в той гоньбе меж мирских людей равная поверстка”.

В апреле 1694 года получена была в Москве челобитная важских почтарей Вакоминского яму. Они заявляют, что так как им приходится держать почту хорошими лошадьми (рублей по 10 и больше) и быть всё время на стану, то они лишены возможности зарабатывать себе средства к жизни (они были из тяглых крестьян); а подати всякие, и ямские и мирские издержки они платят, и за недоимки попадают на правёж. Лошади их от скорой гоньбы пали; сами они вконец разорились. Они просят, по примеру почтарей других городов и уездов, не взимать с них податей. Важский мирской челобитчик, почтарь Евдоким Андреев Васендин, на устном допросе в Посольском приказе сказал следующее.

В прежние годы с государевыми делами ездили [450]нарочные посыльщики. Тогда в селах и деревнях поставлены были выборные и наемные из мирских людей ямщики, которые давали посыльщикам лошадей и получали деньги за это от мирских людей „по розмету” с вытей, согласно договору. Теперешние почтари выбраны вместо гонцов, и дают им с ямского двора ямские охотники за провоз почты прогонов по 2 алтына на 10 верст, а гоняют почтари не на ямских, а на своих лошадях; этими деньгами почтарям-крестьянам прокормиться с лошадьми невозможно; ямские деньги сбираются, в числе прочих, и с самих почтарей в ряд с другими крестьянами; прежние же гонцы гоняли на ямских лошадях на двух, а не на одной, как они теперь, и брали себе за наем от Архангельска до Москвы по 15 рублей и больше. Теперь, прибавил он, они, 75 почтарей Важского уезду, просят — не взимать с них ямских и мирских податей, кроме тяглых их жеребьев, оброчных и стрелецких денег, или же — дать им на почтовую гоньбу мирских крестьянских лошадей и корм для них, а равно кормы для самих почтарей из сборных крестьянских вытных денег в той же мере, как и вологодским ямщикам, потому что гоньба не дает им возможности пахать землю. Гонять на одной лошади, по словам Васендина, невозможно, потому что дорога „лесиста и волочиста”. Вологодским ямщикам на всё это дается прогонных денег по 4 алтына за 15 верст; такую же сумму просят теперь и важане[13].

Челобитчик был, по-видимому, человек дельный и сумел как следует поставить дело: добился, чтобы ему дали высказаться, изложил дело толково и убедительно и имел успех.

Резолюция (11 мая) была следующая. Дать важским выборным почтарям грамоту на Вагу с [451]прочетом. Велеть для почтовой гоньбы, по прежним указам, держать на ямах по 2 человека „добрых мужиков, легких, искусных и не пьяниц”, каждого — с доброю лошадью; одному — гонять с почтою Московскою, другому — с Архангельскою; ездить летом — верхом, а зимою — в санях, днем и ночью, и гнать так, чтобы лошади не было тяжело („скорою рысью”), где дорога гладкая и не грязная — 15 верст в 2 часа (а где грязная — велеть нагатить гати и намостить мосты). На ямах отвести почтарям и лошадям постоялые дворы, близ церквей, на большой проезжей дороге, а не по сторонам. При записи их не задерживать. Гонять везде по одному человеку, а не по два. Лишних почтарей — отставить, а кто заболеет или умрет — выбрать иного. С вышеупомянутых двух человек взимать только стрелецкия, ямские и оброчные деньги; в мирскую Земскую избу, на воеводские и подьяческие расходы с них ничего не взимать, и на правеж их не ставить. Воеводам ни в чём, кроме разбою и воровства, почтарей не ведать. На прокорм им давать на 15 вер. по 2 алтына человеку с лошадью и этих денег, при сборе, на почтарей не раскладывать, а брать их с мирских людей, которые не гоняют. Для прокормления лошадей отвести им свободный луг. Дьячку на бумагу и чернила давать из мирской Земской избы по рассмотрению.

На основании этой резолюции 14 мая была послана память в Приказ Большого дворца и грамота Важскому воеводе кн. Як. Евф. Мышецкому. Воеводе было предписано — в Важском уезде на указных ямах поставить по 2 человека с лошадьми, а лишних почтарей свесть; на Вакоминском яму до указу быть почтарю Евдокиму Васендину и его детям. Остальное содержание грамоты такое же, как и резолюции 11 мая. Грамота была послана с тем же Васендиным; дан [452]был указ — дать ему подводу за его прогоны и велеть везде пропускать его без задержания.

Очевидно, правительство начало чувствовать необдуманность первых шагов при устройстве Архангелогородской почты. Оно ухватилось на первый раз за Васендина, как умного человека, от которого можно получить толковые сведения и на которого можно положиться. А в будущем должны были еще неоднократно возникать осложнения, потому что гоньба новая была несравненно тяжелее прежней, хотя бы потому, что она была регулярной и требовала постоянного и значительного количества людей и лошадей[14].

Выше нам уже приходилось говорить, что Троице-Сергиев монастырь очень тяготился возложенною на него заботою о почтовой гоньбе. 11 июня 1694 г. почтари Переславля-Залесского, отягченные длинным переездом от Переславля до Москвы, просили устроить им перемену в Клементьевой слободе у Троицкого монастыря, чтобы они там могли передавать почту московским ямщикам[15]. Снова последовало распоряжение в Ямской приказ об устройстве почтовой смены у Троицкого монастыря с оговоркой: „буде в прошлом 201 году поставлены были для гоньбы Московские ямщики”. Очевидно, у Троицкого монастыря почтовый стан никак нельзя было наладить.

В том же июне 1694 года было рассмотрено обильное документами дело жителей Устьянских волостей: Чадромской, Шангальской, Соденской, Ростовской, Никольской, Введенской, Дмитриевской, Пежемской, Чушевицкой[16]. Они подали челобитную следующего содержания. [453]

В 1670 и 1671 годах важские крестьяне били челом царю Алексею Михайловичу ложно, что необходимо в Чушевицкой волости устроить ям и гонять гоньбу — в одну сторону до Вологды, а в другую — до Пречистой Богородицы Верховажской. Ям был устроен; но в 1672 году, по челобитью местных крестьян, царь велел снять этот ям. В 1689 году важские ямские охотники обратились с просьбою на Благовещенской ярмарке (в Важском уезде) к воеводе Александру Петр. Скуратову — заставить устьянских крестьян дать подводы и прогоны по случаю проезда архиеп. холмогорского Афанасия. Исполнение этого требования тяжело отозвалось на крестьянах[17]: многие были посажены в тюрьму и за решетку. К весеннему Николе (9 мая) они должны были исполнить возложенную на них обязанность; это ввело бы их в тяжкие убытки. Но царская грамота 4 мая освободила их и от яма, и от предстоявших расходов по поводу проезда архиепископа. Но важане на этом не успокоились и в 1693 г., по поводу такого же проезда архиепископа, снова возбудили дело о наложении повинности на устьянских крестьян (перед воеводою Взимковым); при этом они стали прямо нападать на устьянских крестьян, разгоняли их с торгу из Шенкурского и причиняли им убытки. Год спустя, перед воеводою кн. Я. Е. Мышецким, важане снова добивались, чтобы повинность предыдущего года была взыскана с устьянских крестьян и на этот раз добились своего: от налогов, продаж и потери торга в Важском уезде устьянцы пришли в разорение; нельзя стало возить хлеба и скота ни в Важский уезд, ни в Холмогоры. Не обращено было внимания даже на царские жалованные грамоты. Третья царская грамота [454]снова освободила устьянцев от ямов и они обложены лишь денежным взносом в Устюжский приказ 460 р. в год. В феврале 1694 г. был прислан указ (о нём была речь выше) — гонять устьянцам вместе с важанами почту, учинить поверстку и счет на эту повинность, как было при прежней гоньбе. Теперь важане восторжествовали окончательно, добившись своего, вопреки прежним царским жалованным грамотам.

Теперь устьянцы просят: велеть важанам не нарушать царских жалованных грамот, не запрещать устьянцам торговать в Шенкурске и на Благовещенской ярмарке, не заставлять устьянцев поставлять подводы и прогоны для архиепископа; просили также не привлекать их вместе с важанами к почтовой гоньбе и связанным с нею поверстке и счету.

По поводу этой челобитной в Посольском приказе была сделана обширная выпись.

В выписи, по обыкновению, изложена сперва история учреждения архангелогородской почты. Здесь упомянуто было и о той челобитной, которую подали в январе устьянские выборные крестьяне вместе с другими двинянами и важанами о зачете им почтовой повинности и о других челобитных. Константируется тот факт, что в грамоте 9 февр. 1694 г. ничего не сказано о гоньбе устьянцев вместе с двинянами и важанами; а когда поставлены были ямы, то в устьянских волостях яма не понадобилось.

На устном допросе устьянские челобитчики заявили: „никогда с важанами они, устьянцы, гоньбы не держали и всегда были освобождены от таковой гоньбы по царским жалованным грамотам, освобождающим их от ямской гоньбы поморских городов; вместо этой гоньбы они платят с вытей своих прибылые ямские деньги сверх настоящих оброков. Кроме того, двинская дорога только на протяжении 3 верст проходит чрез Чушевицкую убогую волость, вдающуюся [455]клином в Важский уезд; яма здесь нет. Когда до устройства почтовой гоньбы ездили нарочные гонцы, то этих гонцов возили на своих подводах важане и устьянцев они к этой повинности не притягивали. В самом деле: от Важского уезда до Вологды приходится гонять через помещичьи и вотчинные земли, а ведь крестьян помещичьих к этой повинности не притягивают. Теперь же, важане, притягивая устьянянцев к гоньбе, хотят, чтобы устьянцы гоняли по Важскому уезду. Кроме того, важане написали устьянцев в челобитную (в январе 1694 г.) самовольно „за очи, воровски”, так что устьянцы об этом ничего не знали.

К этому делу устьянцы приложили жалованные грамоты: Иоанна IV (1-я без году, далее 1540, 1546 и 1583 г.г.), Михаила Феодоровича (1622 г., подтвержденная впоследствии другими царями), Алексея Михайловича (1672 г.[18]) и Феодора Алексеевича (1682 г., подтвержденная его преемниками в 1683 г.). В мае 1692 г. устьянцы также получили жалованную грамоту, по которой устьянские крестьяне от денежных сборов города Тотьмы и от ямской гоньбы были освобождены за плату 460 руб. в год, в Чушевицкой волости яму велено не строить и важских крестьян в гоньбе устьянцам не переменять. По справке с Устюжским и Ямским приказами оказалось, что устьянцы вышеупомянутый налог платят исправно, и что в ямской гоньбе им участвовать не полагается.

25 июня 1694 г. состоялась резолюция: послать грамоту важскому воеводе, велеть ему не притягивать устьянских крестьян к почтовой гоньбе и поверстке, потому что в февральской грамоте хотя и говорилось [456]об участии в гоньбе устьянских крестьян, но с оговоркой — „против прежнего”, а между тем прежде устьянцы в этой гоньбе никогда не участвовали, а взамен этого несут дополнительный оброк. Гоньба для важан, по мнению правительства, не трудна, да кроме того за нее ямщики обелены, податей мирских не платят, получают прогоны и корм для лошадей, а из-за трехверстного расстояния притягивать устьянцев к гоньбе нет основания.

Этим дело и кончилось.

Но положение важан всё-таки было тяжелым. В феврале 1697 года они опять бьют челом о том, что вопреки государевым указам с них берут „ямские деньги, отпуски и в почтовую гоньбу и на земской расход и во всякие мирские держи”, не дают им дьячков для записей, чернил и бумаги, притягивают их к мирском выборам. Матвей Виниус, приглашенный для подачи мнения по поводу этой челобитной, на вопрос, почему важские и городские ямщики неаккуратно гоняют почту, сообщил следующее.

В прошлом 1696 году важские ямские охотники Ивашка Шипунов с товарищи взяли на откуп ямскую и почтовую гоньбу через Важский уезд. Они собирают для себя ямские деньги, а почтарям по 2 и по 3 года не платят, сколько следует, и потому почтари пришли в скудость; сверх всего этого эти самые откупщики требуют с почтарей ямские деньги с обжи по розвытке; почтарям приходится также платить стрелецкие подати. При таких условиях почтари в некоторых местах дошли до того, что не возят, а носят почту на своих плечах. К этому надо еще прибавить, что откупщики, вопреки царскому указу, не дают для почты ни дьяков для письмоводства, ни бумаги, ни чернил. Виниус предлагал: на почтовых станах держать вместо 4 почтарей — по 2, с хорошими лошадьми. Это облегчит мирских людей. Затем, следует, [457]чтобы откупщики в почтовую гоньбу не вступались, а почтари находились в заведовании земских старост, сотских и целовальников; чтобы эти власти давали почтарям по-прежнему на 15 верст по 2 алтына на человека, брали бы у них отписки, подлежащие зачету у откупщиков. При таком положении почтарям придется платить только стрелецкие деньги. Дьячков для письмоводства, бумагу и чернила нужно также почтарям дать[19].

15 марта состоялась резолюция: поставить в Важском уезде на каждом стане по 2 выборных почтаря с хорошими лошадьми и платить им из Земской избы; откупщикам у почты не быть; прием и отпуск почты записывать земским старостам и целовальникам. В сентябре получена была от нового воеводы, кн. Феод. Як. Вяземского, отписка, в которой он сообщает о новых выборах почтарей; но при этом он сообщает, что до 1 сент. 1697 г. он велел гонять старым почтарям потому, что деньги на их содержание откупщиками собраны были с крестьян сполна.


____________
 [458]
IX
История Архангелогородской почты (продолжение). — Дела о медленности почты на Архангелогородской дороге. — Состояние самой дороги. — Приключения на дороге. — Случаи беспорядков среди почтарей и населения. — Случай посылки секретной грамоты по почте. — Помощники Виниуса по Архангелогородской почте.

Дела о медленности почты, о её запаздывании на Архангелогородском пути возбуждались, по-видимому, гораздо реже, чем на западных почтах; но разумеется и здесь они причиняли немало забот правительству и почтмейстерам. Но и правительство, и Виниусы уже имели опыт в этом отношении; теперь они не гонятся за тем, чтобы только пускать в дело батоги, а всегда исследуют причину медленности почты и запаздывания почтарей. Вот что нам сообщают документы.

Не прошло и года после учреждения Архангелогородской почты, как по подведенным результатам почтового обращения оказалось, что почта ходит гораздо медленнее, чем это следовало по первоначальному проекту. Предполагалось, что она будет приходить из Архангельска в Москву через 8 суток; она же делала путь в 9 и даже в 10 суток. Проверка подорожных записей дала следующие результаты: [459]

1) От Архангельска до Холмогор, 50 вёрст, предполагалось езды 11 час., оказалось 21 час.
2) Холмогорским уездом — 121 верста; предполагалось езды 23 часа, оказалось 37.
3) Важским уездом от Моржа до Жихова — 300 верст; предполагалось езды 66 час., оказалось 72.
4) От Жихова до Вологды 155 верст; предполагалось езды 30 часов, оказалось 35.

Всё расстояние от Вологды до Архангельска можно было бы совершить в 5 сут. 4 часа летом и зимою, и в 7½ сут. — весною и осенью. От Вологды до Москвы — 420 верст ямщики делают в 2 суток, т. е. по 8½ верст в час.

Кроме медленности езды, запаздывания происходили от нарушения правильности смены почт: с Липицкого и Жиховского яму гоняют до самой Вологды (155 верст); вологодские ямщики не встречают важских ни в Горках, ни в Кобыльской (в начале на этих ямах всегда стояло по 3 вологодских ямщика).

Эти обстоятельства вызвали грамоты на Двину, Вагу и в Вологду. Велено было „учинить крепкий заказ” ямщикам, чтобы они гоняли скорее; поставлено им в вину, что вместо прежних 4 суток они гоняют от Архангельска до Вологды 7 суток, между тем как число отпусков убавлено: сначала гоняли через день, а теперь гоняют всего раз в неделю, а иногда и в 2 недели. Велено, если почтари будут гонять летом и зимою менее 6—7 верст в час, или медлить на переменах более ½ часа — бить виновных батогами нещадно. На росписных подорожных велено писать только в Холмогорах, на двух конечных Важских ямах, на Вологде, в Ярославле и в Москве; это последнее распоряжение вызвано тем, что на прочих ямах иногда долго нельзя найти дьячка, особенно в тех местах, где нет церкви. [460]Старостамъ велено записывать только в тетради то, что прежде записывалось вместе и в подорожной. Велено, чтобы на переменах, где ждут почты, лошадь стояла уже оседланная, и, по приезде почтаря, староста должен немедленно отпустить почту далее, а потом уже записать всё, что нужно, в тетради. Важским почтарям велено гонять только до первого вологодского яму; мотивировано это тем, что важанам гонять 150 верст без перемены и без жалованья — тяжко, а вологодские ямщики имеют земли и получают ежегодно жалованье и прогоны.

10 июня 1694 г. грамота соответствующего содержания была послана на Двину. Велено от Архангельска до Холмогор совершать путь в 8—9 час., а от Холмогор до Моржу — в сутки. Такая же грамота и в тот же день была послана на Вагу. Упоминая о льготах, недавно предоставленных важанам, грамота требует, чтобы путь от Вологодского уезда до Холмогорского совершался в 2½ сутки зимним и летним путем. Такая же грамота, и опять-таки в тот же день, была послана в Вологду. Перечислив все вышеупомянутые обстоятельства, грамота требует, чтобы вологодские ямщики не заставляли важских почтарей гонять до Вологды, а сменяли бы их в Горках.

Последняя грамота, очевидно, не возымела надлежащего действия. В сентябре того же 1694 года в. г-рям сделалось известно, что важский почтарь по-прежнему возит почту до Вологды, от чего происходит медленность в доставке почты: из Архангельска к Москве почта поспевает лишь в 9 суток. Была снова послана грамота кн. Львову о постановке промежуточных станов. Но в феврале 1695 года вологодские ямщики просили освободить их от обратной гоньбы (Важский уезд — Вологда) и от содержания лишних 2 станов и подьячего для записи почт на последнем (к Ваге) стану. Просьба их была [461]исполнена. Постановлено: вологодским ямщикам гонять в одну сторону до Обнорского яму, а в другую — до Важского уезда, а от Важского уезда до Вологды гонять важским почтарям; промежуточные станы и подьячего свесть. Об этом посланы были, как водится, грамоты в Вологду и на Вагу.

В феврале 1697 года, Матвей Виниус, допрошенный о причинах медленности почты, делал представление правительству о необходимости подтвердить почтарям, что они должны гонять почту по указам, лошадей в наем не отдавать, почтовых сум пешком не носить; по его заявлению, необходимо было также позаботиться о приведении в порядок дорог и мостов.

Все эти дела, конечно, бледнеют перед массою дел о медленности почты на западных дорогах. Патрик Гордон отмечает в своем дневнике как обыкновенное явление, что в Архангельске он получал московскую почту на 7-й день.

Дорогу исправлять и мосты чинить на этом пути также приходилось реже, чем на западных путях; и это дело на Архангелогородской почте, по-видимому, было поставлено лучше. Мы видели, как энергично велось дело починки дорог и мостов при открытии почты. Далее мы встречаем лишь следующие факты: 11 мая 1694 г. в одной резолюции (см. выше) говорится мимоходом, что в Важском уезде надо нагатить гати и намостить мосты, где дорога грязная. — Серьезнее дело возникло в конце июля 1695 г. Ямщики Шенкурского яма подали челобитную по следующему поводу. В прошлых 1693 и 1694 годах, по указу государей, для путешествия самого царя и для скорой почтовой гоньбы на большой проезжей дороге в Важском уезде — по рекам, на волоках, топких местах, грязях, ручьях и пр. были устроены мосты и гати, а также на реках приспособлены плоты. Теперь, [462]по заявлению челобитчиков, плоты и мосты отчасти снесены водою, отчасти развалились и сгнили; а крестьяне ничего чинить не хотят. Ямщики просят прислать на Вагу грамоту соответствующего содержания.

Серьезная челобитная вызвала серьезную и обстоятельную резолюцию (24 августа): послать на Тотьму (?) грамоту, велеть тамошнему воеводе осмотреть по дороге мосты и топкие места и составить смету, сколько где нужно починить старых мостов и сколько новых, сколько нужно для этого лесу. Затем, по этой смете, велеть сошным людям навозить лесу[20] и наступающим летом починить старые мосты и поставить, где нужно, новые. Грамота была послана на Вагу (а не на Тотьму!), 17 сентября 1695 г. Этим случаем воспользовался Матвей Виниус, чтобы попросить кстати послать такую же грамоту на Двину. Грамота была послана 6 ноября.

В феврале 1696 г. мы видим, что крестьяне Важского уезда упоминают в одном из своих ходатайств (о нём ниже), что за перевозами и мостами надо смотреть и своевременно их чинить. Год спустя об этом упоминает в одном из своих докладов Матвей Виниус. Если припомним, сколько мучений испытывали воеводы на западных путях с местными жителями при постройке мостов и починке дорог, то поймем, насколько это дело было поставлено лучше на Архангелогородском пути.

Отдельных приключений с сумами на пути по Архангелогородской почте за время 1693—1697 год нам известно только два.

6 ноября 1693 года Матвей Виниус заявил в Посольском приказе, что в полночь прибыл к нему [463]ямщик из Переславля-Залесского, Ивашка Кузьмин, и привез суму незапечатанною. В суме оказались 3 письма: к стольнику Федору Апраксину, к генералу Францу Лефорту и к полковнику Юрию Лиму. В подорожной, поданной ямщиком, не записан отпуск почты. На допросе ямщик заявил, что суму в распечатанном виде он принял от ростовского почтаря. По представленной подорожной оказалось, что распечатанная сума с 3 письмами была привезена на Звоской ям из Зачаческого яму от почтаря Ивана Тарасова его работником, и не было представлено при этом никакой записки; в таком виде сума и пошла далее, по направлению к Москве. Очевидно, сума эта шла вне обыкновенного порядка. По правилам, письма эти на Звоском яму следовало переложить в общую суму, шедшую от Архангельска, а ее сочли нужным пустить отдельно. Розыска по этому поводу не производилось.

12 июля 1695 года явился в Посольский приказ известный нам Гаврила Петров и привел с собою ямщика Семена Кокушкина. Явились они, чтобы доложить о приключении на почтовой дороге. Дело было так.

10 июля приготовлена была к отправке в Архангельск почта с письмами стольника Фед. Матв. Апраксина, а также с письмами иноземцев и русских торговых людей, в двойных запечатанных сумах. Почту эту принял для отправки ямщик Рогожской слободы Оничка Гаврилов. Но этот ямщик сам с почтою не поехал, а отдал ее ямщику Переславля-Залесского, Семену Кокушкину. Последний приехал в Москву за 2 недели перед этим, ища извозного заработка (потому что в рядовые переславские ямщики он не был поверстан). Кокушкин взял с Гаврилова за доставку почты в Переславль 11 алт. 4 деньги. Дело было для Кокушкина не новое; раньше всегда [464]он за него брался и всё обходилось благополучно. Но на этот раз случилось несчастье. Миновав Троицкий монастырь, он ехал под вечер Сватковскою рощею (в 8 верстах от монастыря). В это время на него напали 2 разбойника с дубинами, отняли почту, 5 рублей его собственных денег (вырученных им от продажи холстов) и убежали. Ямщик решил вернуться в Москву и заявить о случившемся.

Кокушкина били батогами, а затем отдали его ямщику Рогожской слободы Оське Константинову и велели им искать пропавшие сумы.

Конец дела неизвестен.

Мы видели, что Архангелогородская почта особенно тяжела была и для населения, и для почтарей. Многочисленные челобитные и жалобы на её тяжесть служат этому наглядным доказательством. Правительство не поддавалось и чересчур медленно принимало меры к облегчению этих тяжестей. Результатом этого сделались коллективные беспорядки. Правда, до большой драмы, вроде открытого бунта, дело не дошло; но случаи, подобные Новгородским смутам 1688 г. (по делу Шишкина) возникали и здесь; интересно, что как там, так и здесь неудовольствие возникало не по адресу правительства, а по адресу предпринимателей. Были, впрочем, и случаи обыкновенной распущенности.

Начнем с явления последней категории, а затем приведем пример беспорядков первой категории.

В начале февраля 1696 года крестьяне Важского уезда били челом о следующем. Выбраны в их уезде почтари; некоторые из них — люди бедные и бессемейные, выбраны не по большой дороге, а из дальних деревень. В нынешнем году хлеб в Важском уезде вымерз, кормов не стало; у [465]иных почтарей лошади пали. Это повлияло на почту: она стала ходить медленно. У почтарей старосты нет и никто за ними не смотрит. Перевозы и мосты тоже без надзора. Есть у почтарей государев указ — кроме разбойных и воровских дел воеводам ни в чём их не ведать, в выборы их не выбирать, земских поборов с них не брать. Между тем иные почтари пьют и бражничают, а в пьяном виде обижают крестьян, берут с них налоги. Бедных и негодных почтарей заменить некем. Челобитчики просят: велеть быть почтарским старостою Кузьме Григорьеву Нечаевскому[21], чтобы он за почтарями смотрел, смирял их, а вместо бедных и негодных людей сделал выбор новых, добрых и семьянистых; точно также, чтобы он смотрел за перевозами и мостами и распоряжался своевременною их починкою. Старосту они просят освободить от взноса ямских денег и всяких мирских поборов, не выбирать его ни в какие выборы и воеводам его не ведать, чтобы старосте и почтарям налогов, нападок и обид не было. Ему же они просят поручить сбор прогонных денег от ямских охотников с ямского двора и раздачу их по ямам за почтарскую гоньбу по 4 алтына за 30 верст, потому что в сборе этих денег ямской двор очень неаккуратен. Для гоньбы и для записей они просят дать старосте из миру дьячка. Кроме этого, челобитчики просят отдать им в мир луга, отведенные почтарям, а вместо лугов отдать почтарям Панешин наволок пол-трети обежного числа, что написан впусте и который обыкновенно захватывают наезжающие люди.

Ответ, к сожалению, неизвестен. Несомненно, [466]что почтарей оставить при указанном положении было невозможно. Что меры были приняты как нужно, доказывается тем, что в 1698—1700 годах Архангелогородская почта ходила очень аккуратно.

В том же 1696 году на Архангелогородском пути произошли гораздо более серьезные осложнения.

В мае вдруг прервалось почтовое сообщение. Встревоженный почтмейстер написал на Вагу какому-то Ивану Борисовичу (вероятно; подьячему, заведовавшему почтою) письмо следующего содержания (сохранился черновик этого письма в 2 отрывках):

„Отселе почта к Архангельскому городу по вся недели одноважды, а от Архангельского города писали ко мне, что там положено на том, что отпуску быть по недельно ж. И как та почта отпущена от Города апреля в 18 день, а к Москве прибежала мая в 1 день и с того времени по се число (27 мая) ни единой почты от Города не бывало. И зде о том не ведаем, что думать. А в приказех зде сказывают, что таких указов на Вагу и на Двину не послано, чтоб быть заставе. Да и про то я не ведаю, которые почты с Москвы в апреле и в мае отпущены, где от тебя девались, отпущены ль к Городу, или где залежались и буде где залежались, пожалуй, учини радетельно, вели их к себе взять и буде невозможно чрез Вагу горным путем послать с сею почтою, хотя б отпустить в нарочной лодке к Городу водою, и о почтах бы справиться, кои дошли и которые не в доходе, чтоб их сыскать, потому что были с теми почтами нужные в. г-ря грамоты, также иноземские нужных их о корабельных отпусках грамотки и ты, Иван Борисович, пожалуй, учини мне против всего о всем подлинную ведомость, чтоб мне мочно знать, а иноземцы, чая, что их грамотки доходят порядочно, а буде где залежались, вельми им будет скорбно и не безубыточно, и я против [467]сего о всем буду от тебя ожидать отповеди. Хотя буде от Города почты не будет, и ты отпусти нарочную ведомость ко мне, куды и как сия почта пойдет”.

Другой отрывок того же письма: „А от Города мне ведома нет о здешних 5 почтах, которые отпущены с Москвы апреля в 22 и в 29 день, да мая в 6, 11, 20 день и те почты к тебе дошли ль, и в коих числех, и от тебя отпущены ль, и к Городу в доходе ль, или где залежались, пожалуй, как ни есть постарайся, чтоб подлинную ведомость взять и буде где на Ваге лежат, домогись, чтоб их к Городу пробить, а которые залежались Городские, чтобы их взять к Москве и впредь посылать ли чрез Вагу — о том ко мне, пожалуй, отпиши и на случай, что с Вологды отпускать водою в лодочке и с кем посылать лутче, дадут ли по переменам гребцов, чтоб в пути и досталь не остановилась, не пропала, и что каких ведомостей возьмешь о том почтовом поведении, пожалуй, ко мне отпиши”[22].

У себя, в книге черновых писем, Виниус отметил: „к воеводе Федору Апраксину писать, чтобы послать нарочно, сыскать, где почты девались и что за причина задержания”. А тем временем от Дениса Гоутевала получены были тревожные известия. В ту же книгу ниже Виниус заносит: „писать к Денису о мирских Архангельскаго города людех, что не хотят гонять, чтоб перво поговорить, а потом о допросе бить челом”. Такие же тревожные сведения были получены, по-видимому, и с Ваги.

15 июня почтмейстер доложил Посольскому приказу, что получил из Архангельска, от Дениса Гоутевала известие, что архангельские и двинские посадские люди и уездные люди не хотят гонять почту, а [468]гоняющих отговаривают, приводя тот довод, что с почтою казенных писем не бывает, а лишь грамотки торговых иноземцев. Виниус заявил, что это — ложь, что казенные письма бывают с каждою почтою; в разные города посылается от 5 до 15 государевых грамот; вместе с тем из городов к Москве также с каждою почтою бывают воеводские отписки, во время ярмарки — гостинные отписки. Прежде, по словам Виниуса, на нарочных посыльщиков выходило по 200—300 руб. на год казенных денег, а теперь этого расхода казне нет.

По этому поводу велено было Матвею Виниусу подать роспись казенной корреспонденции. Роспись была подана 10 июля. Из неё узнаем, что в 1693 году, когда царь Петр Алексеевич был в Архангельске, то его письма к брату и к матери отправлялись через день и понедельно; в следующем году, при таком же случае, письма царя отправлялись понедельно и через 2 недели; в те же годы почта с государевыми грамотами в разные города отправлялась из Москвы однажды в неделю, или в 2—3 недели; обратно получались также часто воеводские отписки из разных городов; в 1695 году на ярмарку посылались грамоты к гостю, к головам таможенному и кружечных дворов и в разные города, также — получались отписки воеводские, гостиные и таможенных голов; далее роспись становится обстоятельною: поименована казенная корреспонденция по дням, с сентября 1695 по 8 июля 1696 года[23]. В заключение прибавлено, что с тою же почтою бесплатно посылаются и всевозможные челобитные самих же жителей, и что за казенную корреспонденцию в прежние годы расходовалось до 300 и 400 рублей (цифра расходов уже повышена по сравнению [469]с прежним показанием) в год, а теперь казна не платит ничего.

31 июля последовала резолюция — послать грамоты на Двину и Вагу: велеть учинить посадским и уездным людям поверстку и счет, чтобы никто не был отягчен или изобижен, чтоб почтовой гоньбе задержания не было, потому что через почту посылаются государевы грамоты и воеводские отписки; а кто учинится в той почтовой гоньбе ослушен и сыщется про то допряма, то таких людей наказывать, смотря по вине. Грамоты были посланы в середине августа.

Тактичность опытного администратора предотвратила катастрофу. Мы видели, как Виниус, при первом слухе о неудовольствии народа, не сразу прибегнул к репрессиям, а сперва счел нужным „поговорить”. Теперь, когда пришлось проявить твердость, она была проявлена, но с тактом — снова пересмотрены условия, в которых находятся почтари и население; а в марте следующего, 1697 года, при слухах о бедствии населения вследствие неурожая и голода, Виниус записывает в своей книге черновых писем: „писал к Денису, чтоб давать сентября по первое число 206 году убогим для нероду и голоду из моих по три… на день и у меня зачол, пока либо умилосердится Господь Бог и подаст хлеб”[24]. Что именно раздавалась бедным — хлеб или деньги, написано неразборчиво; но важен факт заботы о населении, которое на предпринимателя несет известный труд.

Этим и исчерпываются все данные, которые сохранились в документах касательно осложнений на Архангелогородской почте.

[470]

Как при обозрении истории почт в эпоху Марселисов нам пришлось один раз наткнуться в Почтовых Делах на дело, не имеющее прямого соприкосновения с почтою, так и в эпоху Виниусов одно постороннее дело также попало в ряд документов почтового управления. И на этот раз причиною появления этого постороннего дела снова были куранты. В курантах, привезенных с рижскою почтою 8 июня 1696 года, прочли известие из Дюнкирхена, что англичане мешают выйти в море Яну Барту (известный в то время морской разбойник); затем, в известиях из Амстердама значилось, что Барт с 18 кораблями всё-таки вышел из Дюнкирхена. Это навело почему-то страх на наше правительство и велено было послать на Двину грамоту следующего содержания: воевода должен всегда опасаться появления на море морских разбойников, чтобы эти последние, придя в устье реки, не учинили грабежу и пожару среди местных жителей или среди русских и иностранных судов; предписано — если есть оружие в Архангельске, то чтобы продавцы препроводили его в Вологду, а то его могут захватить разбойники; „вожам морским” русским и иноземцам, предписано, под страхом жестокого наказания и даже смертной казни — без ведома воеводы никаких кораблей в устье Двины не вводить; на взморье предписано иметь крепкие караулы, а также и на пристани, и даже — в самом городе; следует изготовить и навести, куда следует, пушки. Самую грамоту обо всём этом воеводе предписано было хранить в тайне (тем не менее она была послана по почте, 18 июня).

Мы уже упоминали двух лиц, которые участвовали в управлении Архангелогородскою почтою под руководством Виниуса. Это были — некий Иван [471]Борисович на Ваге (подьячий?) и Денис Володимеров Гоутевал в Архангельске. Последний получил от правительства особый наказ, одновременно с Матвеем Виниусом; он не был подчинен Виниусу; ему предписывалось лишь „списываться почасту” с Московским почтмейстером. Но бывший в силе в то время Андрей Андреевич обращался с Гоутевалом, как с подчиненным, хотя и допускал его к участию в прибылях. Вот, напр., что один раз Андрей Виниус отметил у себя в книге черновых писем: (в 1698 г., окт. или ноябрь) „писал Денису с большими пенми, что нерадливо пишет и забывает и пренебрегает о делах моих. Откину ево однолично с генваря, буде о делах, которые к нему, писать опустит. Ефимков не посылал бы, прислал двойные, старые, без цены и легки и в том мне только убыток, и грамоток моих не смотрит”. Но дело уладилось; а впоследствии у Виниуса с Гоутевалом были самые сердечные отношения[25].

Гоутевал пять раз возбуждал ходатайства о командировке в Москву из Архангельска, большею частью — по первому зимнему пути, когда работа почты в Архангельске ослабевала (дошли до нас его челобитные 1694, 1695, 1696 и 1699 г.г.). Командировку он просил „ради в. г-ря почтовых дел” и за подводу платил прогоны из своих средств.

[472]

XII
Почтовые записные книги Архангелогородской почты.

В Московском Архиве Мин. Иностр. Дел сохранились почти целиком почтовые записные книги архангелогородской почты за 1698—1700 годы (Почтовые Дела, картон 7). В этих книгах аккуратно записывались: год, месяц, число отправления или получения почты, а равно её порядковый №; после этих обозначений идет список фамилий — иностранцев и русских, получателей или отправителей: если записывается отпуск почты, то перечисляются фамилии отправителей, а если прием, то получателей. Таким образом получается полная картина участия в корреспонденции московских жителей и остаются совершенно неизвестными их иногородние корреспонденты. Против фамилии каждого обозначен вес письма. Запись каждого отпуска или приема заканчивается перечислением казенных пакетов; здесь уже определенно указывается, из какого приказа куда посылается пакет и наоборот - откуда в какой приказ пакет получен. Вот, для примера, 2 первые записи: [473]

„Laus Deo. A. 1698 adij den 5 Januarij Vorsand. Sub № 1.
    S W A
Isaak Hauthman — — 5½ —
Condratt Kanigietor — — — 2
Hendrich Boetenandt — — 1 —
Jacob Pendik — — 1 —
Johan Vorckölen — — — 3½
Daniel Kanegietor — — — 2
Mathias Poppe — — — 3¼
Daniel Shorbatour — — 1 2
Hantz Shmiet — — 13 —
Octtavius Mevrell — — — 1
Daniel Harthmann — — — 3
Paull Westhoff — — 2 —
Jan Amor (?) — — — 2½
Vouter Ewoutz — — 2½ 3½
Jan Timmermann — — — 2½
Ивана Панкратьева — — 1 —
Андрея Ременникова — — 1 —
  funff Denijs Hautew. erho (?)
Christian Albrecht — — — 3
Denijs Hautewall — — — 2
Jan Twifel — — — 2¾
Pieter van Lups — — — 1
  —   31 33(?)

Из Дворца 2 грамоты на Вагу. Из Разряда в Ярославль одна.

Anno 1698 den 13 Januarij Empf. Sub. № 1.     S. W. A.
Daniel Harthman —   — — 2¼
Philip Wolff —   — — 1¼
Nicolaus Romswinkell — 11 в. — — 39½
Isaak Hauthmann —   — — 1½
Jan Vorkijler —   — — 1½
Ludwig Shmormar —   — — 1
Jan Timmermann —   — — 1¾
Thomas Vadembrecht —   — — 3
Ивана Панкратьева —   — 5 —
  —     5 51¾

[474]

С Вологды 4 отписки — 2 в Судной Володимерской приказ, в Сибирской приказ одна, в Приказ Малые России одна”.

На основании этих записных книг составлены нами таблицы, к обозрению которых мы теперь и приступим.

Таблица 1-я посвящена отсылке 1698 г. Из неё видим, что отправлений было 44; большею частью они производились через неделю; но иногда чаще (20 и 24 февраля), иногда реже (5 и 20 января). Каждая почта заключала в себе несколько (от 7 до 42) пакетов торговых иноземцев. Но русские не всегда посылали пакеты; 8 раз ими не было отправлено ни одного пакета: 21 апр., 26 мая, 23 июня, 7 и 15 июля, 4 авг. и 15 дек. Наибольшее количество пакетов русских было 13 (7 окт.). Казенных пакетов более всего было послано 22 июля (25); 30 июня не было послано ни одного казенного пакета. Что касается отдельных личностей русских торговых людей, то наибольшее количество пакетов было послано Гаврилою Петровым (41), затем Иваном Панкратьевым (27), Иваном Исаевым (15) и Матвеем Григорьевым (13); из учреждений более всего пользовались почтою для отсылки пакетов — Приказ Большой Казны (110), Новгородский приказ (39), Приказ Большого Дворца (30) и Судный Владимирский приказ (29).

Наиболее оживленная отсылка торговых пакетов падает на сентябрь и октябрь, наименее оживленная — на зимние месяцы (с декабря по май; наиболее глухим месяцем был, очевидно, февраль).

Таблица 2-я дает картину приема почтовых пакетов в 1698 году. Всех приемов было 43; еженедельный прием в точности осуществлялся весьма редко (от 15 апреля не было приема до 2 мая, а зато за приемом 3 октября следовал прием 8 октября. Торговые иноземцы получали пакеты с каждою почтою (от 7 до [475]48); русские не получили ни одного пакета 17 мар., 14 июля и 6 янв. 1699 г. Прием 6 и 13 января занесен в таблицу 1698 года потому, что эти пакеты посланы были в Москву в 1698 г., что доказывается тем, что они занумерованы № 42 и № 43. Наибольшее количество пакетов получено русскими 29 окт. (11). Казенных пакетов более всего было получено 14 сент. (15). Ни одного пакета не было получено 27 янв. и 3 марта. Из русских торговых людей более всего писем получено, кроме Гаврилы Петрова (36) — Иваном Панкратьевым (28), Иваном Исаевым (15) и Матвеем Григорьевым (13). Из учреждений более всего пакетов получили Приказ Большой Казны (81) и Новгородский приказ (25). Здесь наиболее оживленным месяцем был октябрь, наиболее глухим — январь.

Таблица 3-я посвящена отсылке 1699 года. Всех отсылок было 45. Наиболее длинный промежуток был между отсылками 3 и 18 февраля, наиболее короткий — между 6 и 12 мая. Торговые иноземцы послали minimum (6 пакетов) — 6 января, maximum (45 пак.) — 22 сентября; русские — с 21 почтами не послали ни одного письма (в течение всего 1 полугодия они весьма мало пользовались почтою); maximum они послали 22 сентября (11). Казенных пакетов более всего было послано 28 апреля (22); 18 февр. и 8 июля не было послано ни одного казенного пакета. Из русских людей, кроме Гаврилы Петрова (43), наибольшее количество писем послал Иван Исаев (13); Матвей Григорьев послал всего 9 пакетов, а Иван Панкратьев отстал даже от Овошникова Григория, Добрынина Логина и Федотова Онисима, пославших по 7 пакетов; он послал всего 6. Из учреждений более всего послал, по-прежнему, Приказ Большой Казны (48); за ним идут — Приказ Большого Дворца и Преображенский (по 29); затем — Новгородский Приказ (25) и Бурмистерская палата (24); Владимирский Судный приказ [476]несколько отстал (20). Наиболее оживленным месяцем по отсылке был сентябрь, наиболее глухими — декабрь и январь.

Таблица 4-я посвящена приему 1699 г. Всех почт прибыло 47 (2 ненумеров., очевидно, вне очереди — одна в июле, другая в августе). Наиболее ддинный промежуток между приходами почт был между 1 и 22 мая наиболее короткий между 30 апр. и 1 мая, 5 и 6 июля. Вообще приход почт был очень неравномерным. Торговые иноземцы получили 12 августа всего 3 письма, но эта почта, очевидно, была добавочная; правильнее считать minimum — 11 пакетов (9 января 1700 г.). Maximum получен иноземцами 21 сент. (54). Русские не получили ни одного пакета 19 раз (особенно часто так случалось в первой половине года и в декабре); maximum ими получен 18 октября (11). Казенных пакетов было получено более всего 8 августа (11); не получено ни одного казенного пакета 10 марта, 18 апр., 30 апр., 6 июля, 12 и 24 авг., 4 окт. Из русских более всего получил пакетов Матвей Григорьев (14); за ним следуютъ — Иван Исаев (12) и Иван Панкратьев (10). Гаврила Петров, конечно, получил исключительное число пакетов (42). Из учреждений, по-прежнему, по числу полученных пакетов, первое место занимает Приказ Большой Казны (60); за ним следует — Новгородский Приказ (35). Из других учреждений ни одно не получило 20 пакетов. Наиболее оживленными месяцами были октябрь и ноябрь, наименее — январь и февраль.

Таблица 5-я (отсылка 1700 г.) и 6-я (прием 1700 г.) уже представляют картину некоторого упадка почтовых сношений. Количество писем менее не только по сравнению с 1699, но и по сравнению с 1698 г. Начало Великой Северной войны сказалось, очевидно, на почтовом деле. [477]

Отсылок было 42. Наибольший промежуток был между 16 янв. и 1 февр и 7 — 23 дек.; наименьший — между 5 и 10 авг. Иноземцы отправили 16 янв. — 12 писем (minimum), а 8 и 15 сент. — по 37 (maximum). Русские — 23 дня не посылали вовсе писем; 7 и 21 окт. они послали по 11 пакетов (maximum). Казенных пакетов более всего было отправлено 10 августа (14); три раза в отсылке казенных пакетов не было (11 мая, 14 окт. и 7 дек.). Из русских людей более всех отправили писем, кроме Гаврилы Петрова (38) — Онисим Федотов (11) и Матвей Григорьев (10). Панкратьев на этот раз не отправил ни одного письма, а Иван Исаев — всего 6, меньше Федора Семенникова (7). Из учреждений на этот раз первым оказалась Ратуша, сделавшая 62 отправления; за ней идут, на почтительном расстоянии, Преображенский (21) и Адмиралтейский приказ (20). Приказ Большой Казны оказался даже ниже Приказа Большого Дворца (19); он сделал 16 отправлений. Наиболее оживленными месяцами были сентябрь и октябрь; наименее — январь и февраль.

Приемов в 1700 г. было 41. Наибольший промежуток был между 24 апр. и 14 мая, наименьший между 4 и 7 окт. Иноземцы получили maximum пакетов 18 сент. (43), minimum — 8 сент. (11); русские получили maximum 28 окт. (12); 21 день они не получили ни одного письма (с начала года до 14 мая, весь сентябрь, декабрь, 26 ноября и 25 июня). Учреждения получили maximum 8 июля (11); не получили ничего — 13 февр., 20 мар., 18 июня, 28 окт., 12 и 20 дек. Из русских людей только один Иван Исаев получил 10 пакетов: Матвей Григорьев получил 9, остальные еще меньше, только Гаврила Петров, по обыкновению, получил значительно больше всех (37). Из учреждений более всех получила пакетов — Ратуша (55); за ней идут — Преображенский приказ (27), Новгородский приказ (25) и только после [478]этого — Приказ Большой Казны (12). Самыми оживленными месяцами были сентябрь, октябрь и ноябрь; наиболее глухим оказался март.

Сделаем теперь сводку всего извлеченного нами из таблиц 1—6 материала.

Аккуратного отправления и прихода почт, как видно, Виниусы не могли достигнуть. Что приход был неравномерен (были случаи промежутка в 20—21 день между двумя приходами), это еще понятно: на таком дальнем расстоянии трудно было почтарям поспевать везде точно, и трудно было следить за их неаккуратностью и её причинами; но удивительно, что даже отправление почт из Москвы не было правильным. Правда, большею частью старались отправлять почту через 7 дней; но встречаются случаи, даже помимо нарочных отправлений, что почта отправляется на 6-й (в 1699 г.), 5-й (1700 г.) и даже 4-й день (1698 г.) после отсылки предыдущей почты, или, наоборот, на 15-й (1698—1699 г.) и даже 16-й (1700 г.). Последнее, конечно, более понятно, чем первое. Впрочем, все эти явления предусмотрены наказом, данным Матвею Виниусу при учреждении Архангелогородской почты. Общее число отсылок, кроме нарочных, колеблется: 44, 45, 42, так же как и число приемов — 48, 47 и 41. В этом смысле 1699 год является самым оживленным, а 1700 г. — наименее оживленным.

Иноземцы не пропускают ни одной почты, чтобы не послать нескольких (minimum — 6) пакетов; число пакетов достигает иногда очень высокой по тому времени цифры — 45 пак. Получения их еще обильнее: minimum только в 1698 г. был 7, а maximum в 1699 г. достигал 54.

Русские торговые люди пользовались почтою гораздо умереннее, что вполне естественно. Много раз были случаи, что почта уходила и приходила без участия русских корреспондентов; всего за 3 года таких [479]случаев было 92 (при общем количестве 262 экспедиций): 49 раз при отсылке и 43 при приеме. Maximum отсылаемых русскими пакетов был 13, да и то только в 1698 г.; в приеме maximum писем для русских выражается цифрой 12 (в 1700 г.). Начало года в этом отношении выдается особенно рельефно частым полным отсутствием участия русских людей в почтовой переписке. Сравнительно оживленную переписку русские ведут только осенью.

Казенные учреждения, конечно, не сообразовались с ярмарочным временем, и для них трудно указать пору года, когда отправления или получения становились чаще или реже. Можно отметить только правильно идущее из года в год уменьшение казенной корреспонденции, объясняемое, вероятно, приближением военного времени, породившим развитие экстраординарных сообщений.

Из русских торговых людей можно указать несколько имен лиц, наиболее энергично пользовавшихся почтою. Таковы: Иван Панкратьев, сделавший 33 отправления и получивший 39 пакетов (всего 72); Иван Исаев, пославший 34, получивший 37 пакетов (всего 71) и Матвей Григорьев, пославший 32, получивший 36 пакетов (всего 68). Отметим также — Федотова Онисима, сделавшего больше всех отправлений в 1700 г. и весьма деятельно участвовавшего в отсылке 1699 г.; Овошникова Григорья и Добрынина Логина, не уступавших предыдущему в отсылке 1699 г. и Семенникова Федора, занявшего видное место в отсылке 1700 г. Наиболее равномерно пользуются почтою Иван Исаев и Матвей Григорьев; что же касается Ивана Панкратьева, то, сделав в 1698 г. 55 почтовых операций, он в 1699 г. сошел уже на 17, а в 1700 г. не послал и не получил ни одного письма.

Что касается казенной корреспонденции, то наиболее энергично пользуется почтою, бесспорно, Приказ [480]Большой Казны, отпустивший и принявший 327 пакетов. Ему значительно уступают Новгородский Приказ (158 пак.) Ратуша (130) и Приказ Большого Дворца; иногда выдаются Преображенский приказ и Судный Владимирский.

Наиболее оживленными месяцами по числу отправляемых и получаемых пакетов являются осенние (сентябрь, октябрь, ноябрь); наиболее глухими — зимние (декабрь, январь и февраль).

На следующей странице мы имеем возможность привести сводную таблицу, прибавив указание числа корреспондентов.

Эта таблица, в свою очередь, дает возможность сделать следующие выводы:

Число русских корреспондентов мало уступает числу иноземцев.

Число пакетов, отправленных и посланных русскими людьми, конечно, несравненно меньше числа „немецких грамоток” и пакетов. В результате за 3 года число пакетов русских людей почти в 9 раз менее числа пакетов иноземцев и составляет 9,6% всей корреспонденции. На каждого русского корреспондента приходится за 3 года по 13,3 письма, т. е. почти в 7 раз меньше, чем на каждого иноземца. Каждая экспедиция (отсылка или прием) дает на русских корреспондентов средним числом 3,2 письма (почти в 8 раз менее, чем на иноземцев) что составляет 9,4% всех отправляемых или получаемых в экспедицию писем (среднего числа). Никто не сомневается, что русские люди не могли проявлять такого энергического участия в почтовой корреспонденции, как иноземцы; но внушительная цифра числа русских корреспондентов (64 при 74 иноземцах) и хотя скромные, но не лишенные высокого интереса, результаты подсчета количества пакетов русских людей, уже не позволяют оставить без внимания того экономического и культурного значения, которое приобретала почта для Московского населения. Принимая во внимание, что [481]

 

  1 1698 г. 1699 г. 1700 г. Всего за три года Средн. число пакет.
2 3 Пакетов 2 3 Пакетов 2 3 Пакетов 2 3 6 7 8 9
4 5 6 4 5 6 4 5 6
Иноземцев 74 — — 999 1147 2146 — — 1081 1287 2368 — — 1048 1187 2235 — — — 6749 91,2 25,7
Русских людей 64 — — 169 178 347 — — 119 146 265 — — 116 126 242 — — — 854 13,3 3,2
Учреждений 37 — — 273 214 487 — — 228 184 412 — — 183 171 354 — — — 1253 33,8 4,7
Итого 175 44 43 1441 1539 2980 45 47 1428 1617 3045 42 41 1347 1484 2831 131 131 262 8856 50,6 33,8

 

1 — Число корреспондентов

2 — Отсылок

3 — Приемов

4 — Отослано

5 — Принято

6 — Итого

7 — Пакетов

8 — На каждого корреспондента

9 — На каждую экспедицию (отсылку или прием)

 

[482]количество корреспонденции русских людей, сложенное с казенной корреспонденцией, составляет 2107 пакетов, т. е. 23,7% всей корреспонденции, прошедшей через почту за 3 года, мы придем к заключению, что новооткрытой почте суждено было стать учреждением прочным. Мы уже объясняли выше причину некоторого уменьшения корреспонденции к 1700 году, но это уменьшение обнаружилось и на переписке иноземцев и потому не характерно. Война, действительно, могла в этом отношении сыграть печальную роль, но и 21 год войны не погубили учреждения, сразу пустившего корни в обществе.

На основании тех же почтовых записных книг мы имеем возможность составить нижеследующие списки:

Список Московских учреждений, участвовавших в корреспонденции по Архангелогородской почте в 1698—1700 г.

1. Адмиралтейский приказ
  Аптекарский приказ
  Большого Дворца „
  Большой Казны „
5. Бурмистерская Палата
  Владимирский Судный приказ
  Генеральский двор (Преображенское)
  Дворцовый Судный приказ
  Житный двор
10. Земский приказ
  Иноземский „
  Казанский „
  Каменных Дел
  Конюшенный „
15. Корабельная Палата
  Костромская Чет
  Малороссийский приказ
  Московский Судный приказ
  Новгородский приказ
20. Оружейная Палата
  Печатный приказ
  Поместный „
  Посольский „
  Потешный двор (Семеновское)
25. Преображенский приказ
  Провиантских Дел приказ
  Пушкарский „

[483]

  Разряд
  Ратуша
30. Рейтарский приказ
  Семеновское
  Сибирский приказ
  Стрелецкий „
  Сыскной приказ
35. Устюжская Чет
  Холопья суда приказ
  Ямской приказ

Список русских торговых людей, участвовавших в корреспонденции по архангелогородской почте в 1698—1700 г.г.[26].

Андреева Катерина

Андреев

Боков Андрей Савинов.

„Боков Григорий

„Боков Ефрем

„Боков Савин Тимоф.

Vandonin Juan (?)

Григорьев Матвей

Грутцын Василий

Гурьев Афанасий

„Гурьев Михаил

„Гурьев Петр Иванов.

Добрынин Логин

Исаев Иван

„Исаев Илья Иванов.

Иевлев Владимир

Карлучкин (?) Иван

Кутуков Алексей Никиф.

Лабознов Кирилл Як.

„Лабознов Максим

Лузин Андрей

„Лузин Иван Клемент.

„Лузин Семен

Матвеев Петр

Мыкляев Иван

Нестеров Иван [484]

Носов Григорий

„Носов Яков

Овошников Григорий

Павлов Естер

„Павлов Иван

Панкратьев Иван

Петров Гаврила

Попов Иван

Ременников Андрей

Румянишников Михаил

Сверчков Афанасий

„Сверчков Иван

„Сверчков Петр

„Сверчков Федор

Свешников Андрей

Семенников Богдан Матв.

„Семенников Иван

„Семенников Яков Матв.

„Семенников Федор Матв.

Соколовский Григорий Иван.

„Соколовский Давид

„Соколовский Семен

Сырешиков Афанасий Яков.

„Сырешиков Григорий

„Сырешиков Дмитрий Яков.

„Сырешиков Иван

„Сырешиков Федор Матв.

Schegolin (?) Wolodimer

Терпыцын Семен Павл.

Тимофеев Арефий

Турченинов Арефий

„Турченинов Тимофей

Филатьев Алексей

„Филатьев Василий

„Филатьев Георгий Алекс.

Щербаков Онисим

Федоров Егор

Федотов Онисим

Мы наблюдали, что весьма значительное число писем, отсылаемых и получаемых, падает на Гаврилу Петрова. Он в документах называется „человек думного дьяка А. А. Виниуса, который отпуски в книгу записывает”. В очередных записях его имя нигде не встречается; но кроме очередных записей, в почтовых записных книгах есть еще, так сказать, личные счета клиентов Московской почты, среди которых есть и его счет с обстоятельным указанием, сколько писем им послано или получено и с указанием веса. Личные счета, кроме Гаврилы Петрова, не заключают в себе ни одного русского [485]корреспондента[27]; зато иностранцы почти все имеют каждый свою страницу, где ведется счет отправленной или полученной каждым корреспонденции. Во многих местах счета эти перечеркнуты и сделана отметка об уплате, один раз в оригинальном виде: „за часы зачол”, т. е. корреспондент расплатился, очевидно, товаром, давши почтмейстеру часы. В другом месте отмечено: „деньги вручены Андрею Аидреевичу”. Благодаря этим личным счетам, к которым, вдобавок, есть реестр, является возможность составить список торговых иноземцев-корреспондентов, что по очередным записям, вследствие неразборчивости немецких записей, было бы весьма трудно.

Список иноземцев, участвовавших в корреспонденции по Архангелогородской почте в 1698—1700 г.г.

1. Abraham Gorgijn
  Abraham Kintsius
  Adolf Pott
  Coendraedt Cannengieser (Кондратий Канигитер)
5. Christoffel Brandt (Брандт)
  Kosmus de Busch (Кузьма Буш)
  Carell Godfellow (Карлус Гутфель)
  Daniel Gaertman
  Daniel Kanegietor
10. Daniel Schaerbateur (Шхарбатур)
  Daniel Carell
  Denijs Hautewall
  Evert Ysbrandt (Елизазарий Избрант)
  Egidius Zabbrt
15. Reynholt van San
  Francisco Guasconie
  Frans Timmermann
  Jean Timmermann
  Gillis Barents Cloeck (Елисей Клюк)
20. Hendrich Boetenandt

[486]

  Hendrich Brest
  Hendrick Münter
  Hendrick Bodisco
  Hans Matth. Poppe (Матвей Попп)
25. Herman en Hans Gouers
  Hend. Stijles
  Hendrick Schwellengrebell
  Hendrick Krewett (Андрей Кревт)
  Paulus Heins Densche Envoye (Енвоие Генс)
30. Jean Verjuijs
  Jan Verckuijlen
  Jan Lups
  Jean Baltus
  Jacob Pendick
35. Jacob Nieuwport
  Hans Hendrick Smith
  Jan van Sweeden
  Isaak Kintsius
  Isaak Hauthman
39а. Isaak Houtman
40. Jan Houtman (Иван Гоутман)
  Lucas Schultz
  Lucas Scholten
  Lodewick Shönrman
  Martijr Ardin
45. Niclaes Romswinckel (Ромсвинкель)
  Niclaes Coll
  Niclaes Verhoeff
  Octavius Mevrell
  Ottuell Meuerell
50. Paul Westhoff Jacobs (Павел Вестов)
  Peter Kock
  Pieter Coijer
  Philipp Wolff (Филип Вулф)
  Pastor Stumphius (Стумфиус)
55. Roeloff Meijer
  Rudolf Meijer
  Stepan Elant
  Steffen Elout
  Thomas van Kellermann
60. Thomas Kniper
  Thomas Vadembre (Фадемрехт)
  Volckert van Geijer
  Vice-admirall Cornelis Cruijs (Кроус)
  William Laijd (Вилим Лайд)
65. Wauter Ewauts Jongh
  Hendrick Rumsuijder
  Otto Bleijer
  Willem Ibrahimoff
  Cornelis Maeck
70. Hendrick Van-der Hulst
  Юрья Дробус
  Иван Фрей
  Яков Ренголт.

[487]

  Стефан Цынбальщик
75. Англинский каптин (без имени).
  Афанасий Дикенсон
  Александр Югг
  Юрья Кон.
79. Володимер Югг.

Предполагая, что фамилии 39 и 39а, 41 и 42, 48 и 49, 55 и 56, 57 и 58, 65 и 79 могут попарно означать одно лицо, только с изменением написания, а под 25 скрывается 2 лица, получаем общий итог иноземцев корреспондентов — 74. Интересно, что иногда фамилии русских людей встречаются только в немецком написании, иногда фамилии иноземцев — в русском. Думаем, что это доказывает наличность переписки между русскими и иноземцами, причем письма русских могли быть написаны на немецком языке, а письма иноземцев к русским — на русском. Но, конечно, для решительного заключения, данного материала весьма недостаточно, а оригиналов таких писем у нас не имеется. Отметим еще одно обстоятельство: в числе иноземцев-корреспондентов есть несколько лиц, не принадлежащих к торговому классу; но ввиду того, что официальные письма пересылались бесплатно, и в эти записи не вносились, остается предположить, что попавшие сюда их пакеты носят характер частной корреспонденции, а потому и не могут быть из наших списков исключены.

Приходится, конечно, пожалеть, что список городов и местностей, которые обслуживались архангелогородскою почтою, может быть составлен только на основании записей казенной корреспонденции; но и это обстоятельство не лишает его высокого интереса. Мы видим из него, что архангелогородская почта обслуживала казенные интересы в районе теперешних губерний — Московской, Ярославской, Костромской, Вологодской и Архангельской, а отчасти — Олонецкой, Новгородской, Пермской, Вятской и Владимирской. Из ниже [488]приведенной таблицы видно что даже такие отдаленные местности, как Кольский острог, Пустозерск, Кевроль и Мезень, Верхотурье обслуживались этою почтой (в Кольский острог послано за 3 года 20 почтовых отправлений, в Пустозерск 5, в Кевролу и Мезень 17, Верхотурье 2); впрочем, сами эти местности активное участие в почтовых сношениях принимали весьма слабо: Верхотурье[28] и Кольский острог не прислали ни одного пакета, Пустозерск 3, Кевроль и Мезень — 2.

Вышеприведенными таблицами и списками, где мы старались собрать всевозможные статистические данные касательно архангелогородской почты за 1698—1700 г., не исчерпывается богатый материал, который можно почерпнуть из почтовых записных книг рассматриваемых нами. Кроме шаблонных записей, на основании которых мы составляли списки и таблицы, в этих книгах повсюду рассеяны отдельные приписки и записи, совершенно не систематизированные, случайные; к ним мы теперь и переходим. Мимоходом внесенное примечание иногда проливает внезапный свет на многие обстоятельства, интересующие исследователя; а весь этот материал в совокупности дает возможность нарисовать целую картинку из бытовой, экономической и культурной жизни тогдашнего общества. Все эти записи, приписки, примечания, мы тщательно выбрали и этим материалом теперь займемся.

Мы уже отмечали то обстоятельство, что записи ведутся 2 шрифтами — немецким и русским, причем иногда фамилии иноземцев заносятся русским шрифтом, а иногда наоборот — русские фамилии пишутся немецким шрифтом. По-видимому, определенной системы относительно шрифта нет; но кое-какие наблюдения и в этой области сделать можно. Приблизительно до [489]

  1698 г. 1699 г. 1700 г. ВСЕГО
Отсылка Прием Отсылка Прием Отсылка Прием
Антониев монастырь 1 — — — — — 1
Архангельск 24 92 23 84 33 52 308
Белоозеро 1 — 2 — 6 — 9
Вага 27 2 28 — 15 8 80
Верхотурье 1 — 1 — — — 2
Вологда 24 71 39 53 23 46 256
Вятка 1 — — — 3 — 4
Галич 1 — — — — — 1
Двина 66 — 46 — 13 — 125
Еренск 4 — 3 — 1 — 8
Каргополь 7 — 5 — 1 — 13
Кевроль и Мезень 10 — 4 1 3 1 19
Кольский острог 6 — 8 — 6 — 20
Кострома 3 — 3 — — — 6
Переславль Залесский 3 — 1 — 1 — 5
Пермь Великая — — 1 — — — 5
Пошехонье 5 — — — — — 5
Пошехонские дворцовые села 1 — — — — — 1
Пустозерск 1 — 2 — 2 3 8
Романов — — 1 — — — 1
Ростов 1 — — — 1 — 2
Соль Вычегодская 7 — 6 — 5 — 18
Сысольская волость — — — — 1 — 1
Тотьма 6 — 9 — 8 — 23
Углич 1 — — — — — 1
Устьянские волости 1 — — — — — 1
Устюг 13 — 16 1 7 — 37
Холмогоры 1 53 — 33 1 24 112
Чаронда 4 — 2 — 6 — 12
Чухлома — — — — 3 — 3
Ярославль 23 — 17 — 9 — 49

[490]апреля 1699 года фамилии русских людей пишутся исключительно по-русски, а с этого времени — в громадном большинстве случаев они пишутся по-немецки; что же касается иноземцев, то на всём протяжении книг их фамилии встречаются в русской форме довольно редко. Казенная корреспонденция записывается всегда по-русски, но записи эти с апреля 1699 г. становятся безграмотными и пишутся дрожащей, неуверенной рукою, другим почерком. Немецкие записи сделаны рукою Фадемрехта; русские до апр. 1699 г. — рукою Гаврилы Петрова, а с этого времени — неизвестным, вероятно, каким-нибудь другим „человеком“, которого думали приучить к этому делу.

В громадном большинстве случаев содержание частных пакетов не указано, а казенных — наоборот, указано, хотя не всегда определенно. Относительно частных почтовых отправлений имеются следующие записи:

8 июля 1700 г. в приеме против фамилии Hans Matthias Poppe на полях написано: „2 б. и два ящика ару…”[29].

21 октября 1700 г. записано: „с Вологды прислано 3 портища пуговиц золотых и те отданы Ефиму Симонсу”. Запись эта сделана в ряду казенной корреспонденции; имя Симонса нигде более не встречается. Поэтому это почтовое отправление в нашу статистику не попало совсем.

Место назначения и отправления указываются лишь в казенной корреспонденции; в частной есть только случайные, единичные указания; таковы: [491]

16 июня 1698 г. два иноземческих пакета посланы „к Вологде”; 24 июня одно письмо получено „из Вологды”. Обе отметки сделаны на полях. Это обстоятельство не дает права предполагать, что за все три года частных пакетов из Вологды получен 1, а отослано в Вологду — 2. Интересен другой, несомненный вывод из этого: что частные письма посылались во все города архангелогородского пути и получались в Москве также из разных, примыкавших к этому пути, мест. Несравненно больше указаний на то, что по этой почте посылались также письма за границу, и оттуда получались также. Это видно из записей первой половины 1698 года. „Заморских” пакетов послано:

27 янв. — 2   19 мая — 4
20 февр. — 5   26 мая — 5
10 марта — 4   2 июня — 6
24 марта — 6   9 июня — 6
7 апреля — 2   16 июня — 2
21 апреля — 3   30 июня — 9
5 мая — 4   12 авг. — 1
12 мая — 6   30 дек. — 1
     
        Всего — 66

Получено „из-за моря”:

10 февр. — 1   31 мая — 2
17 мар. — 7   9 июня — 1
2 апр. — 1   17 июня — 1
15 апр. — 3   24 июня — 2
18 мая — 2   30 июня — 3
      14 июля — 4
     
        Всего — 27

[492]

Отметки об этом сделаны на полях. С 12 авг. они прекращаются, и только 30 дек. находим заметку в этом роде. Это, конечно, вовсе не означает, что со 2-ой половины 1698 г. писем за границу по этой почте не отсылалось и оттуда не получалось; это значит, по нашему мнению, только то, что записывающие стали лениться делать соответствующие отметки.

Были, несомненно, случаи, что приходившее в Москву письмо приходилось направлять в другой город. Об этом свидетельствует одна отметка, сделанная случайно: 13 окт. 1699 г. в приеме против одной немецкой записи отмечено „Woronisz”.

Дальнейшие заметки при частной корреспонденции стоят уже совершенно одиноко. Вот они:

15 окт. 1698 г. против 3 „немецких грамоток” огмечено: „присланы назад”. Очевидно, письма эти, недоставленные адресатам, возвращены в Москву, и отметка делается затем, чтобы не взыскать вторично платы с отправителей.

1 мая в приеме сбоку написано: „положено в апреле”. Долговременный ход почты от Архангельска до Москвы иногда сопровождался осложнениями, мешавшими аккуратному счету почт. Мы уже видели в таблицах, что некоторые январские приемы приходится заносить в таблицу предыдущего года, потому что письма этого приема были посланы, несомненно, в предыдущем году, о чём свидетельствуют номера, которые, очевидно, выставлялись на сумках, и в записных книгах упоминаются всегда. Раз был такой случай: почта № 12 была принята 30 апреля, а № 11 — 1 мая 1699 года; очевидно, № 11 шел от Архангельска 13 дней, а № 12 (если предположить отправление из Архангельска, через неделю) — 7 дней.

13 окт. 1699 г. против письма Стумфиусу (известный пастор) отмечено: „не платит”. 27 марта 1700 г. против фамилии Peter Kock написано „Шхарбатур”; [493]3 апреля, 24 апреля и 8 июля против Jean Timmermann значится „Брант”. Против многих „немецких грамоток” значится: „Денисова счету”, „за Денисов счет Гоутевала”, „Denijs Hautewall” и пр.

Все эти отметки касаются, по нашему мнению, уплаты. Дело в том, что Peter Kock и Jean Timmermann не значатся в личных счетах и в реестре; вероятно, за первого получил письмо и заплатил Шхарбатур, а за второго — Брант. Что касается отметок о Гоутевале, заведовавшем почтовым делом в Архангельске, то, очевидно, существовала целая категория писем, которые отправлялись и получались бесплатно, а потом служили предметом расчета между московским и архангельским почтмейстерами.

Под 27 июля 1700 г. читаем „нарочная почта до Вологды по упрошению Томаса фон-Келлермана с письмом ево нужным за ево прогонами и за прогоны рядил 5 р.”[30]. Нарочные почты встречаются весьма редко. С частными письмами, кроме этого случая, таких почт можно отметить всего две, полученные в Москве: 6 июля 1699 г. с 13 немецкими грамотками и письмом Григорью Овошникову и 12 августа того же года с 3 немецкими грамотками.

Этим исчерпываются все более или менее случайные отметки, попавшие в записные книги при частной корреспонденции.

Несравненно более всякого рода заметок находим при перечислении казенной корреспонденции. Мы уже отмечали то обстоятельство, что только при ней указываются и место отправления, и место назначения; нередко также указывается и содержание корреспонденции. В большинстве случаев только именуется посылаемое [494]отправление: грамота, указ, отписка; этих названий весьма много. Реже попадаются:

В 1698 г. 20 янв.: „послано в Вологду по свечи в зачот”.

— 10 февр. получено „с Вологды дело розыскное про разбой”.

— 2 мая получено „с Вологды книги ратных людей”.

— 24 июня получено „в Большую Казну (из Холмогор) — роспись от гостя” (такая же запись 22 июля, 5 августа, 24 августа, 31 августа, 8 сентября; а 15 сентября — „2 свертка с росписьми в Большую Казну”).

— 14 июля получены „с Вологды книги отписные в Иноземский приказ”.

— 15 июля послано „из Посольского приказу связка с грамотами в Переяславль и в Ярославль”.

— 17 августа получено „с Вологды в Сыскной приказ дело убийственное”.

— 8 декабря получено „с Холмогор в Большую Казну дело”.

— 30 декабря послан „из Володимерского приказу сверток с грамотами на Устюг Великий”.

— 6 января 1699 г. получено „с Вологды в Розряд книги ратным людем”.

— 13 января „с Ваги во Дворец” тоже.

В 1699 году:

— 13 января послано „из Володимерского Судного приказу на Вологду связок с грамотами”.

— 20 января „с Вологды в Сыскной приказ дело Якова Валугина”.

— 6 сентября „из Города в Большую Казну роспись”.

— 27 сентября „из Города в столпце дело в Большую Казну”. [495]

— 11 октября „из Города в Бурмистрскую полату в листу дела”.

— 16 ноября „из Города в Бурмистрскую полату в столбце дело” „в Большую Казну — в листу дело”, „с Вологды в Новгородский приказ список с окладных книг”.

— 22 ноября „в Стрелецкий приказ с Вологды к разным делам”.

В 1700 году:

— 3 апреля „с Ваги в листу дела таможенные”.

— 11 апреля „из Новгородского приказу грамота на Двину о хлебной даче стрелецким женам”.

— 14 мая „с отпискою в Преображенской приказ присланы в листу волшебные письма и коренья”.

— 24 июня „из Адмиралтейского приказу грамоты в листу на Вологду”.

— 25 июня „из Города дело в столбике в Ратушу” (тоже, 18 июля).

— 4 октября „от Города в Ратушу 2 столбика с отписками, в Новгородский приказ столбик с отпискою”.

— 7 октября „из Ратуши 2 связка с грамотами и с указами к Городу и Вологде”.

— 4 ноября „из Ратуши грамоты в листу в Архангельск”.

— 17 ноября получена „роспись колодникам в Сибирский приказ ”.

— 26 ноября посланы „в листу указы к Городу из Ратуши”.

Таким образом мы видим, что по почте пересылались, помимо единичных казенных бумаг, целые партии документов в связках, свертках и пр., дела, книги и даже вещи (волшебные коренья). [496]Содержание документов указано в 12 случаях, из них 5 — судебного характера, 5 — финансового, 2 — военного.

Существенное добавление к этим выводам можно получить из рассмотрения другой категории записей, в которых указывается не содержание и характер почтовых отправлений, а имена или названия адресатов. Приведем все эти записи.

В 1698 году:

— 24 февраля „в Пошехонские дворцовые села приказчику Ивану Ощеринову указ из Большие Казны”.

— 5 мая „письмо Колмогорскому архиепископу из Большой Казны (ему же 30 декабря — „из Большого Дворца в Онтониев монастырь”).

— 12 мая „из Болшие Казны указ таможенному Двинскому голове” (ему же 2 сентября, 11 ноября).

— 2 июня то же — Вологодскому голове, 22 июля — Ярославскому.

— 9 июня из Большой Казны грамота гостю Василию Грутцыну, в Архангельск (ему же 22 июля из Большого Дворца, 29 июля из Б. Казны, 4 августа — оттуда же, 4 грамоты, 21 авг. — из Б. Дворца, 2 сент. — из Печатного приказу, 16 сент. — из Б. Казны, 30 сент. — из Корабельной полаты, 7 окт., 18 ноября и 25 ноября — из Б. Казны, 25 ноября — из Корабельной полаты).

— 22 июля „из Устюжского приказу указ в Устьянские волости земским судейкам”.

— 29 июля „из Розряду грамота в Архангельск к Францу Тиморману” (ему же 2 указа оттуда же, 19 авг., 1 указ — 16 сент.).

— 17 августа получено „адмирала Кроуса связок в Володимерской приказ”.

— 19 августа „из Корабельные полаты указ в Ерославль Семену Лузину”. [497]

— 26 августа „из Посольского приказу грамота под обертком цесарского посланника”.

— 23 сентября „из Володимерского приказу указ на Вологду подьячему Никите Рябову”.

— 23 сентября из Сибирского приказа в Архангельск указ Денису Гоутевалу (то же 28 окт.).

— 18 ноября из Новгородского приказа указ на Двину земскому старосте.

В 1699 году:

— 10 июня из Большой Казны указ в Архангельск к поташному промышленнику (то же — 20 июня).

— 10 августа из Большой Казны указ таможенному голове (куда?).

— 31 августа из Большой Казны грамота гостю Василию Грутцыну (ему же 19 окт. указы и грамота в листу из Бурмистр. палаты, 2 дек. 2 грамоты и 4 указа из Ратуши, 9 декабря — указ из Б. Казны).

— 5 октября от бурмистров указ Двинскому бурмистру.

— 19 октября из Бурмистерской палаты указ в Кольский острог бурмистру Осипу Баженову.

— 13 декабря из Архангельска от архиепископа отписка в Преображенское.

В 1700 году:

— Указы бурмистрам: 14 февр. из Ратуши в Кольский острог, 14 марта из Б. Казны в Архангельск, 5 мая из Розряда на Вагу, 10 авг. из Адмиралтейского приказа на Вагу, 15 сент. — из Ратуши на Двину, и оттуда же — на Вологду, 7 дек. — указ Сысольским земским бурмистрам (откуда?).

— 5 мая и 10 июня „из Дворца грамота архиепископу Колмогорскому”; от него 2 отписки в Оружейную палату и в Преображенский приказ - 4 ноября. [498]

— 24 июня „из Болшие Казны память к Городу Дмитрею Филатову”.

— 14 июля „с Генералского двора указ на Вологду к Федору Брянчанинову”.

— 10 августа „из Ратуши грамота к Городу гостю”; ему же 2 указа.

— 15 сент. „из Ратуши грамота к Городу Федору Матвеевичу Семенникову”.

— 23 сент. „из Ратуши связок с грамотами и с указами к Архангельску”.

— 7 октября из Оружейной палаты грамота к сыщику Алексею Хвостову.

— 28 октября из Оружейной Палаты подорожная на Вологду Карлуса Гутфеля.

— 4 ноября из Дворца указ на Вологду Федору Воробеву.

Как видно из содержания перечисленных записей, громадное большинство из них свидетельствует о том, что они относятся к корреспонденции финансового характера: это указы бурмистрам, гостю, поташному промышленнику и пр. Среди них одиноко виднеются такие корреспонденты, как холмогорский архиепископ, Франц Тиммерман, цесарский посланник, сыщик Алексей Хвостов.

Чтобы совершенно покончить со всякого рода записями и отметками, стоящими вне обычных записей, упомянем еще две.

Совершенно одиноко стоит запись 22 марта 1699. Она помещена после списка корреспондентов и гласит: „мирской челобитчик”. Кто такой этот челобитчик, откуда он прислал свою челобитную, куда она была адресована — остается неизвестным. По-видимому, какой-то „мир” решил попробовать отправить челобитную помимо всяких приказов, — царю через почту. Дошла ли эта челобитная — неизвестно. Вес её, конечно, не [499]обозначен, и пришла она в Москву и осталась, вероятно, не франкированною.

Вторая запись читается под 19 ноября 1699 года. Она гласит: „указы в. г-ря по челобитью гостиной сотни Онисима Федотова да Ивана Микляева в Архангельск с ямщиком Переславской слободы Федкою Кукою”. Эта почта — нарочная, без частных писем. Это — третья и последняя почта, не внесенная в наши таблицы.

Здесь уместно вспомнить о том обстоятельстве, что масса писем посылалась самим Виниусом и членами его семейства, а между тем в почтовых записных книгах об этом сведений нет. В книге черновых писем Виниуса мы нашли полный текст одного такого письма (на Вагу, см. выше стр. 466). Мелких же заметок о письмах по этой почте нам попадалось несколько. Напр. в сент. 1699 г. Виниус отмечает: „писал в Город к архиерею, к боярину и воеводе, к Денису, Бранту, Любсу”; в апр. 1700 г. „к Денису о семги, чулках, рукавицах… и буде что Витцен пришлет, о том бы писал”; в авг. того же года: „Денису о провизии” (дважды); в июне 1701 г.: „к Денису, и утешал его, чтоб не сетовал” (после отставки Виниуса); тогда же — „к Избранту, чтоб Денису буде в чем учинить вспоможение”; в сент. того же года: „к Денису, чтоб не унывал и ко мне б о своих нуждах и недостатках писал”[31] и др.

Мы закончили обозрение всего того материала, который дают почтовые записные книги Архангелогородской почты за 1698—1700 годы. Сделаем теперь выводы из этого обозрения.

Нельзя сказать, чтобы этот материал давал возможность сделать какие-нибудь неожиданные выводы, но, [500]несомненно, что он весьма важен, как подтверждение целого ряда положений, которые можно было высказать a-priori.

Никто и никогда не сомневался, что почта прежде всего служила интересам правительства. Здесь мы имеем целый ряд указаний на то, как правительственные учреждения пользовались почтою для административных, судебных, а в особенности — финансовых целей. Помимо чисто фискальных интересов, правительство блюло и свои промышленные интересы, потому что казна еще продолжала быть купцом и промышленником. Гораздо слабее указания на культурные цели почтовых сношений, но и они несомненно существуют.

Иноземцы, основатели многих промышленных предприятий в России, в том числе и самой почты, естественно, были первыми и самыми главными корреспондентами. Большой процент „немецких грамоток” в почтовом обороте нисколько не является для нас неожиданностью; несколько неожиданным является только то обстоятельство, что число фамилий иноземцев весьма мало превосходит число фамилий русских корреспондентов. Впрочем, при малом количестве приходящихся на каждого русского пакетов, это обстоятельство не представляется особенно важным.

Участие русских торговых людей в почтовой переписке до сих пор не было предметом ученого исследования. Но сношения русских торговцев с иноземцами — факт общеизвестный, а при дальности расстояния между Архангельском и Москвою нужда в письменных сношениях была несомненная. Учреждение почты шло навстречу этой нужде и было бы странно, если бы русское купечество не воспользовалось новым способом сношений. Что почта нужна была русским людям исключительно для торговых целей — видно из того, что они пользуются ею почти [501]исключительно осенью, в ярмарочное время. Напрасно впрочем доказывать, что пользование почтою с какою бы то ни было целью должно было приучить общество к этому важному культурному учреждению и сделать почту в самом непродолжительном времени орудием всяких, не только экономических сношений.

Здесь уместно припомнить также то обстоятельство, что рижскою и виленскою почтою русское купечество пользовалось весьма мало. Чтобы объяснить это, необходимо коснуться вообще значения важнейших торговых путей того времени. Захватив в начале XVII в. берега Балтийского моря и далеко отодвинув от них русские владения, шведы тем не менее хотели сохранить и воскресить замиравшие торговые связи Руси через Новгород с Балтийским морем. Поэтому они весьма тревожились развитием московско-беломорского пути и их коммерческие агенты тщательно изучали вопрос об условиях, при которых можно было бы приостановить развитие этого последнего пути. Но основательное ознакомление с этими вопросами ясно указывало им на невозможность осуществления этих планов. Иностранцы, конечно, предпочитали вести торговлю с московским государством непосредственно, а не через шведские владения; поэтому они предпочитали совершать лишних 50 миль, огибая скандинавский полуостров, чем проникать в Московию через Ревель или Ригу. Затем, еще с половины XVI в. англичане, а за ними другие иностранцы, начали пользоваться архангелогородско-московским путем, изучали местность, где пролегал этот путь, открыли свои фактории в Холмогорах, Вологде и пр., имели склады, суда, рабочих. Всё это заставляло их дорожить привычным путем. Что касается русских торговых людей, то, независимо от тех же условий, они дорожили архангелогородским путем потому, что он был удобен и зимою, и летом, тогда как [502]новгородский путь летом был очень неудобен и лишь зимою был дешевле архангелогородского; затем, по этому последнему пути, русские много зарабатывали на фрахте. Русскому правительству было также важно поддерживать московско-архангелогородский путь, потому что здесь оно получало большой доход от таможенных сборов, не считая пошлин с кабацких, соляных и железных промыслов, развитие которых также было связано с процветанием этого пути[32].

Все эти условия делали надежды шведов на оживление и возрождение московско-балтийской торговли мало основательными[33], эти же условия влияли и на почтовые сношения по известным нам дорогам, [503]направляя русскую торговую корреспонденцию почти исключительно к Архангельску.

С приобретением берегов Балтийского моря при Петре В. последовали крупные перемены и в направлении русской торговли… и в почтовых сношениях.

[504]

XIII
Правительственные почты в последней четверти XVII века. — Сибирская почта. — Южные почты (на Киев, Запорожье, Белгород, Азов, Воронеж, Тамбов). — Западные почты (Москва—Мигновичи, Псков—Великие-Луки и Псков—Смоленск). — Жизнь и распорядок правительственных почт.

Архангелогородская почта, как мы видели, была почтою, собственно говоря, правительственною, с допущением почтмейстера к пользованию её доходами. Мы отнеслись к ней с большим вниманием между прочим, также потому, что управляли ею Виниусы и она обслуживала интересы не только правительства, но и частных людей. Еще более правительственною может быть названа почта Сибирская, хотя она также доступна была для пользования общества. Главным основателем её был также А А. Виниус, но не как частный предприниматель, но как своего рода министр — думный дьяк Сибирского приказа. Почта эта не могла давать в то время дохода и потому о роли предпринимателя здесь говорить не приходится.

Развитие путей сообщения в Сибири связано с именем кн. В. В. Голицына. Иностранец Нёвилль, в своей „Relation curieuse et nouvelle de Moscovie” [505]передает рассказ, слышанный им от переводчика Спафария. Этот Спафарий был послан князем Голицыным в Китай. Два года пробыл он в путешествии, преодолевая многие трудности; но зато он собрал много сведений о местах, по которым ему приходилось ехать. По возвращении своем в Москву он обнадежил Голицына, что можно и по Сибири устроить путь столь же удобный, как и по всякой другой, европейской, стране. Голицын приступил к устройству дороги для проезжающих. От Москвы до Тобольска, главного города Сибири, устроили по нескольку деревянных домов на каждых 10 милях и поселили в них по нескольку крестьян, отведя им земли, с условием, что каждый дом должен содержать по три лошади для проезжающих, взимая за то плату в свою пользу по 3 деньги за 10 верст. По всей Сибирской дороге, так же как и по всей Московии, поставили столбы с означением пути и числа миль. Там, где снега столь глубоки, что лошади не могут идти, также построили домы и поселили в них осужденных на вечное изгнание, снабжая их припасами и заведя у них больших собак, которых можно запрягать в санки для езды по снегам[34].

Дальнейшая забота о путях сообщения в Сибири выпала на долю А. А. Виниуса, вступившего в заведование Сибирским приказом не позже 1694 г. Он, действительно, стал заботиться об устройстве правильных и постоянных сношений с Сибирью, велел составить описание путей, городов, карты Сибири, и наконец — учредить почту.

Важнейшими пунктами на Сибирской дороге были — Нижний Новгород[35], Кузьмодемьянск, Казань, [506]Царево-Санчурск, Верхотурье, Тюмень, Тобольск, Березов, Сургут, Томск, Енисейск, Красноярск, Мангазея, Илимск, Якутск, Иркутск и Нерчинск[36]. Сибирская почта была окончательно установлена накануне возвращения Петра Вел. из-за границы; но ходила она пока только до Тобольска, в летние месяцы, трижды в год; особенно важно то, что этою почтою разрешено было пользоваться частным лицам. За доставку писем взималось по таксе, составленной 21 октября 1697 г. Такса эта следующая:

Роспись платежная грамоткам

С Москвы до Верхотурья и до Тюмени и до Тобольска — по 6 алтын; до Березова, до Сургута, до Томска, до Енисейска, до Красноярска, до Мангазеи — по 10 алтын; до Илимска, до Якутска, до Иркутска, до Нерчинска — по 13 алт. по 2 деньги с золотника; а буде с Верхотурья, или из Тобольска учнет кто писать в те Низовые города, и им Московской провоз до Верхотурья и до Тобольска зачитать, а из Сибирских городов и с Верхотурья торговых грамоток о посылке к Москве и о взятье провозу чинить по сему ж в. г-ря указу и по грамотам в. г-ря, каковы о том посланы во все Сибирские города. Октября в 21 день 7206 года[37].

Таможенным головам, которые принимали письма и взимали плату, приказано было „отнюдь ничьей грамотки не распечатывать и не смотреть, чтобы всяк, заплатя пристойную заплату, был обнадежен, что его грамотка в дом к нему дойдет”. [507]

Учреждение почты и вероятная реформа ямских учреждений, которая всегда находилась в связи с открытием новой почтовой дороги, могли произойти по причине зарождавшихся у правительства планов оживления торговли с Китаем. „Торговым людям”, говорится в указе от 12 ноября 1698 г., приезжим, в промыслах их великая належит нужда, едучи в Китайское государство, о себѣ в домы и к родителям своим о нуждах своих писать”[38].

Письма из Сибири шли до Москвы, а те, которые были адресованы к Поморью — до Верхотурья. По свидетельству Гордона, письма из Тобольска в Архангельск доходили в 2 месяца 20 дней. Особых почтмейстеров на этом пути не было назначено, а равно не упоминается и об особых присяжных почтарях.

Высокая такса на письма (6 р. 80 к. за золотник на наши деньги от Нерчинска до Москвы) давала возможность пользоваться почтою только богатым людям. Поэтому говорить о её широком культурном значении для Сибири пока не приходится; но не будем забывать, что интересы администрации и торгового класса так тесно переплетаются с нуждами общества, что даже при вышеуказанном положении дела учреждение почты представляет великое событие в истории Сибири.

Для корреспонденции своего приказа и своей лично, А. А. Виниус, конечно, усердно пользовался услугами Сибирской почты[39] 28 янв. 1701 г. состоялся указ, чтобы особых посланцов воеводы посылали лишь с казною; а „отписки всякие против в. г. грамот отповеди присылать к Москве из Сибирских городов с почтою от города до города”[40]. [508]

Переходя на юг, мы должны констатировать здесь возникновение целой сети чисто правительственных почтовых дорог. Все они имели однообразный характер, поэтому характеристику их будем изображать в одной общей картине. Перечислим сперва важнейшие из них:

1) Москва — Калуга — Севск — Киев.

2) Москва — Калуга — Севск — Ахтырка — Полтава — Запорожье.

8) Москва — Тула — Мценск — Курск — Белгород.

4) Москва — Тула — Новый-Оскол — Азов.

5) Москва — Коломна — Тамбов.

Возникновение этих почтовых путей обыкновенно было связано с интересами военного времени; очень часто конечным пунктом такой дороги называются „полки такого-то воеводы“. Вот некоторые подробности их возникновения.

Малороссийская почта. Царь Федор Алексеевич посылая в 1676 г. кн. Ф. Волконского воеводою в Переяславль, поручил ему — „если услышит о появлении моровой язвы в соседних землях, о том писати г-рю чрез почту“, а если получит известие особенной важности, „о том писать г-рю к Москве с нарочными гонцы наскоро”[41]. Но почты в этих местах, очевидно, уже не оказалось, потому что 20 августа 1677 года кн. В. В. Голицыну с товарищами было послано уведомление, что от Москвы по Калужской дороге до Севска и до малороссийских городов велено „учинить почту, чтобы в гоньбе мотчания не было и потому“ „вы б, боярин наш и воеводы, о вестях к нам, в. г-рю, писали почасту с нарочными гонцы чрез уставленую почту, чтобы нам, в. г-рю, о тамошних поведениях было ведомо подлинно, скорыми днями и [509]для того, по нашему в. г-ря указу, и почта учинена“. При этом приложена была и роспись станов: 1) на Москве, 2) 35 вер. от Москвы, в дер. Пахре, 3) в с. Спасском, от дер. Пахры 25 вер., 4) через 25 вер. — у Покрова Пресв. Богородицы, 5) через 24 вер. — в с. Недельном, 6) через 20 вер., в с. Гурьеве, 7) через 20 вер. — в Калуге, 8) через 30 вер. — в Лихвине, 9) через 30 вер. — в Белеве, 10) через 40 вер. — в Болхове, 11) через 40 вер. — в Новой Слободке, 12) через 30 вер. — в Карачеве, 13) через 45 верст — в с. Чаянках, 14) через 30 вер. — в с. Любокше, 15) через 40 вер. — в Севске, 16) через 30 вер. — в с. Фетишах и 17) через 30 вер. — в Глухове[42]. „А от Глухова“, читаем в другом расписании, „в малороссийских городех почты не бывало; а по сказке гетманского сына стряпчего Василия Скоропацкого от Глухова до Бужинского перевозу дорога: от Глухова на Конотоп — 70 верст, от Конотопа на Ромен — 70 верст, от Ромна степью до Днепра — 100 верст, а городов и местечек и сел и деревень нет, все в сторонах“[43].

Следовательно, только от Глухова кн. Голицын мог рассчитывать на правильную доставку своих отписок. Год спустя, 8 августа 1678 г., Севский воевода, Леонтий Роман. Неплюев, получил новую грамоту о малороссийской почте: для скорых посылок с Москвы в полк кн. Гр. Гр Ромодановского — учинить почту от Севска до Глухова, Конотопа, Ромен, Днепра и до самого полку так, чтобы стан от стану был не далее 30 верст[44]. То же распоряжение было повторено в [510]декабре (для посылки почты к гетм. Самойловичу и в Киев к бояр. и воеводе ген. Никите Сем. Урусову и в другие города)[45]. Такое же распоряжение об устройстве малороссийской почты послано было кн. Мих. Алегук. Черкасскому 4 июня 1679 г.[46]. Вероятно, на этот раз удалось установить ее окончательно. По крайней мере в 1680 г. говорится о почтовых лошадях в Киеве, а в указе 20 июня 1695 года прямо предписывается посылать отписки из войска этою почтою[47].

Запорожская почта. 4 августа 1686 года генерал и воевода Гр. Ив. Косагов писал в. г-рю, что для посылки вестовых отписок и всяких дел к Москве у него не хватает посыльщиков, а полковники, сотники и урядники не дают подвод. Государи указали: „учинить почту по городам Украиным и Слободским до Переволочны и до Кодака и до Запорожской Сечи пристойными месты, которыми б проезд был от неприятелей безопасно”. Грамота была послана севскому воеводе, Леонтию Неплюеву[48]. Неплюев послал Стародубца Ивана Дубровского к гетману Самойловичу и просил дать распоряжение полтавскому полковнику, чтобы тот дал гонцу людей, знающих этот путь. Полковник дал Дубровскому нужных [511]людей[49]. Но в 1687 г. почта стояла только „от Москвы до Ахтырска и Коломка в 16 местах”[50].

Белгородская почта. Начало Белгородской почты уловить довольно трудно; определенно о ней можно говорить только с 1689 г.; между тем постановка почты по пути Тула-Чернь-Мценск началась еще в мае 1687 года. Капитану Московских стрельцов Мих. Шпанееву поручено было поставить почту в 4 местах. Один из станов был им устроен в с. Скуратове (1½ вер. от Черни), другой — во Мценске[51]. Тогда же, 2 июня 1687 г., хотмыжский воевода, Г. Елагин, получил указ поставить почту (до Белгорода?), который он и исполнил[52]. Наконец, в феврале 1689 года в Серпухов, Тулу, Мценск, Курск воеводам и приказным людям было послано извещение, что для скорой посылки грамот в полки учреждается почта от Москвы до Рублевки(?), на 20 станах[53]. Есть указание, что между Белгородом и Азовом также существовало почтовое сообщение в военное время (через Новый Оскол или Валуйку, в 1695 г.)[54].

Воронежская и Азовская почта. Почта на Воронеж вызвана была, по-видимому, „корабельным строением“, а на Азов — знаменитыми азовскими походами. Перечисление городов, где находятся почтовые станы от Москвы до Валуйки дошло до нас от 1695 года. Это перечисление таково: Москва — 90 вер. — Серпухов — 90 в. — Тула — 120 в. — Новосиль — 120 в. — Ливны — 60 в. — [512]Старый Оскол — 70 в. — Новый Оскол — 70 в. — Валуйка[55]. За Валуйкой несколько позже упоминается Гундорово. В 1696 году на время азовских походов была поставлена почта от Москвы до Воронежа из Разряду. Почту гоняли между Москвою, Тулою и Ефремовым — московские и тульские ямщики, а в Ефремове, Ельце и Воронеже выборные дети боярские городовой службы. Последним велено быть по 2 или 3 чел. на стану с добрыми лошадьми по числу людей[56]. От 1699 года дошло перечисление станов до Воронежа: Москва, Серпухов, Тула — 20 в. — Дедилово 20 в. — Богородицкое — 30 в. — с. Плотовое — 30 вер. — Ефремово — 25 вер. — Полепки — 25 вер. — Елец — 30 в. — перевоз через р. Дон — 30 в. Подхлевное или Хлевное — 40 вер. — Воронеж[57]. 12 февр. 1700 г. из Разряда был послан указ в Ямской приказ, чтобы поставить почту от Москвы до Воронежа через Молоди, Серпухов, Вашану, Тулу, Дедилов, Богородицкое, Никитское, Ефремово, Елец, Дон и Хлевное[58]. На почте велено было поставить посадских и городских людей; на каждом стану велено иметь по 2 лошади со всякою гонебною рухлядью и гонять почту в указные числа и часы. Об этом были посланы также грамоты воеводам и указ в Ратушу. В Разряде была произведена выписка из переписных книг о количестве посадских и служилых людей в Серпухове, Туле, Ефремове и Ельце и согласно с этой выпиской гоньба почты в Серпухове, Туле и Ельце была возложена на посадских людей, [513]а в Ефремове на драгун („10 дворам самым добрым людем“).

От Воронежа до Азова шел почтовый путь еще в 1697 г. так: Воронеж, Коротояк, Острогожск, Новый Оскол, Валуйка, Гундорово, Черкаск, Азов[59]. Таким образом путь от Москвы до Тулы и от Азова до Нового Оскола был один; а между Тулою и Новым Осколом было 2 почтовых пути: один через Новосиль, другой — через Воронеж.

Тамбовская почта. В 1677 или 1678 г. была послана царская грамота на Коломну об учреждении почтовых станов от Москвы до Тамбова для переписки с Тамбов. воеводою, думн. двор. Як. Тим. Хитрово. Между Москвою и Коломною упоминается стан в Бронницах, а за Коломною — Перевитск[60].

На западе от Москвы за последнюю четверть XVII века видим только две попытки устройства правительственных почт.

В 1683 году, в эпоху полного упадка Виленской почты, правительство наскоро завело курьерское сообщение по смоленской дороге, от Москвы до Смоленска и до Мигнович. Велено было в Москве и по селам поставить нарочных ямщиков с 4 хорошими лошадьми на каждом месте. Такие станции были устроены: в Кубенском, Можайске, Будаеве-городище, Цареве-Займище, Вязьме, Чоботове, Дорогобуже, Пневе, Смоленске, Досугове. В марте следующего 1684 г. [514]возникло дело о вознаграждении ямщиков за эту чрезвычайную гоньбу[61].

Второю правительственною почтою была почта от Смоленска до Пскова. 24 июня 1697 г. царь Петр Алексеевич велел устроить почтовую гоньбу от Великих Лук до Пскова, расставив по пути 5 почтарей — стрельцов с лошадьми и подводами. Поставка подвод была возложена на указные места[62]. Станы были: Великие Луки—50 в.—Навлицы—50 в.—Калково—40 в.—Вороночь—50 в.—Остров—50 в.—Псков. Позже почта эта ходила до Литовской границы, станы были в 3 местах и гоняли почту псковские ямщики[63].

16 ноября 1700 г. А. А. Виниус получил из Ругодива от фельдмаршала Ф. А. Головина письмо (помеченное 6 ноября). В этом письме Головин сообщает, что государю угодно, чтобы Виленская почта имела ветвь на Псков, либо прямо из Вильны, либо из Смоленска. Виниус сиисался по этому вопросу с Шретером и его товарищем Шульцем. Те сообщили, что через Литву гнать почту от Вильны до Пскова невозможно, потому что „никогда тем путем почта не хаживала”. Тогда Виниус предложил следующее: послать грамоты к воеводам в Смоленск, чтобы оттуда послали „доброго” подьячего для постановки почтовых станов, на расстоянии 60—100 верст, а на этих станах чтобы воеводы и приказные люди поставили по 2 чел. почтарей с лошадьми, выборных „из какого чину пристойно” и дать им обычные почтовые правила. Во Псков также послать грамоту, чтобы воевода назначил особого подьячего для присмотру за правильным хождением почты и ведения тетради с записью приемов и отпусков почты. Почтарь, [515]привезший почту во Псков, может быть из Пскова отправлен в полки для доставки почты по назначению. От себя Виниус послал опытного в деле Гаврилу Петрова и просил дать ему от Москвы до Смоленска и обратно подводу с проводником.

Совет Виниуса был исполнен. 22 ноября послана была грамота во Псков о приготовлении всего нужного для почты; 25 ноября — в Смоленск о посылке доброго старого подьячего для постановки почтовых перемен и соответствующих распоряжений: Эта грамота была послана с Гаврилою Петровым.

Воевода Смоленский, Вл. П. Шереметев, 7 декабря послал для постановки почты подьячего Федота Дементьева. Последний сделал всё по наказу. На переменах поставил признаки (столб с колесом); попам и дьячкам поручил записывать в тетради почтовые приемы и отпуски. Росписание перемен следующее:

Смоленск — Стабна — Помогайлово — Духовщина 40 верст.

Духовщина — Тяполово — Матвеева — Дурново — Рудня — Гринцово — Дмитрово — Добрино, 60 верст.

Добрино — Погорелово — Горки — Задорье — пустошь Груехово — Егорье — Милятина — Аверково — Полки Силиченская — Горбачи — Сковородники — погост Прилук — 80 верст.

Погост Прилук — Ямица — Шиблово — Устье — погос на дер. Плехтино — Столпище — Бабино — Быково — Волково — Пухтево — Щукина — Красное сельцо — Тараканово — Кунево — Великие Луки — 60 верст.

Великие Луки — Манкино — Дружинино — Пущино — Враг — Заболотье — Ровня — Дроздово — Улицы — погост Петровское — погост Иванково — Утехино, 70 верст.

Утехино — Фишново — Бежаницы — Руса — Мухино — [516]Михалкина — Ядриницы — Хохалево — Попово — Приезжий двор, пустой пригород у деревни Деревицы, 60 в.

Деревня Деревицы — Степановское — Котельное — Лиственка — погост Верхний мост — Давыжья гора — Рябово — Псков, 90 верст. Всего от Смоленска до Пскова 460 верст.

Путь этот был признан удобным во всякое время года.

К своему доезду Федот Дементьев приложил и почтарские выборные, обычного содержания; особые места в них отметим. — Выборная села Духовщины упоминает, что от Смоленска до Духовщины (40 верст) почтарь может доехать в 10 часов (стало быть всего по 4 версты в час! значит, дорога была очень тяжелая). Выборная деревни Добрино упоминает о том, что от этой деревни по направлению к Пскову верст на 30 никакого жилья нет — „которые и были жильцы и ныне те от ратных людей, от казаков разорены”. В выборной погоста Прилук упоминается, что подьячий Дементьев дал тамошнему попу для записки „тетрадь бумаги”.

На запрос Псковского воеводы В. Б. Бухвостова о том, как быть с прежде установленной почтой от Пскова до Литовской границы в 3 местах (из псковских ямщиков), 13 декабря был послан ответ, что этой почты до указу сводить не следует. Таким образом из Пскова на юг было уже 2 почтовых пути.

5 января 1701 г. подьячий Федор Дементьев вернулся в Смоленск и представил доезд, роспись станов и выборные. Всё это В. П. Шереметев препроводил 20 января в Москву[64].

Позже эта почтовая дорога шла до Смоленска, через Торопец: был послан подьячий, который устроил [517]станы, разместил почтарей и пр. (кажется, при этом был снят почтовый стан в Вел. Луках)[65].

Закончив перечисление всех известных нам дорог правительственных почт, бросим беглый взгляд на их жизнь и распорядок.

Очень редко бывает, что во главе такой почты стоит одно лицо. Два случая, которые нам известны, как раз относятся к тем почтам, где принимались письма частных лиц, а именно — Сибирской, во главе которой стоял А. А. Виниус, и Воронежской (письма из Воронежа в Москву велено доставлять Фед. Алексеев. Головину)[66]. Обычно каждая почта состоит в ведении того или другого приказа. Большая часть почт учреждалась Разрядным приказом, так как имела военные цели; но в качестве организаторов почт, иногда, по почину Разряда, выступают также Ямской приказ, Приказ Малые России, Конюшенный, Пушкарский, Владимирский Судный и др. Строилась почта обычно стрельцами или вообще служилыми людьми[67]; иногда почтари выбирались из жителей или ямщиков. Для устройства почты посылались капитаны стрелецкие или подьячие, с наказами. Так напр., когда Разряд был озабочен устройством Белгородской почты, то капит. Ив. Рукин предъявлял воеводам такой наказ: предписывается оказывать ему содействие; давать для постою стрельцов, посланных с ним — пространные дворы на дороге, а не в переулках, с крытыми конюшнями [518]и сараями, а равно и житницы для сена и овса; за стрельцами смотреть накрепко, чтобы они не пили и не бражничали и ни за каким дурном не ходили”, из станов никуда не отлучались; чтоб лошади у них были всегда оседланы и были готовы к гоньбе; чтоб, приняв почтовые письма, они ездили от стану до стану наскоро, не мешкая нигде ни за чем; чтоб лошадей кормили овсом и сеном, чтоб те лошади беспрестанно были готовы к гоньбе (1689 г.)[68].

Почтари получали знаки, хотя и не всегда (обычно — металлические, с изображением двуглавого орла). Есть один случай, когда почтари подавали челобитную о выдаче им таковых знаков, потому что без знаков — воровские люди не верят, что они почтари, бьют их, грабят, отнимают епанчи и лошадей (1696 г.)[69]. Иногда и знак помогал мало: один сотник (в Боровле) отколотил почтового стрельца, а его жена, сняв с почтаря знак, бросила его „в непристойное место”[70]. Но правительство всё-таки бдительно охраняло своих почтарей: всякая их жалоба вызывает строгое расследование. За только что рассказанное оскорбление почтаря сотник и его жена были раздеты донага и биты нещадно батогами; публично было объявлено, что они заслужили смертную казнь и лишь ради их „иноземства” в. г-рь ограничивает им наказание. А краснокутский воевода, только за то, что задержал почтаря, был бит батогами и посажен в тюрьму на 3 дня[71].

Уплата прогонов ямщикам и почтарям шла, по обычаю, туго. 17 апреля 1698 г. тульские ямщики просят уплатить им прогоны, которых они не получали [519]более 2 лет[72]. Сохранилась грамота Петра I от 1698 г. на имя азовского воеводы кн. Прозоровского, из которой узнаем, что гундоровские казаки, гонявшие почту от Валуйки до Черкасска, отказались от неё, несмотря на то, что воевода предлагал им 130 руб. в год (вместо назначенных правительством 100 руб.). 19 августа 1700 года решено было отдать азовскую почту с торгов. На торг явились полковник азовских казаков Николай Васильев, пятидесятник Иван Волков и азовский житель, баньщик Григорий Зайцев. Первый просил за доставку почты 240 руб. в год, второй — 260, а третий — 245 р. Сверх денежной суммы Васильев просил еще по 25 четв. ржаной муки и овса. Почта была отдана Николаю Васильеву[73].

Так как почта обслуживала лишь правительственную корреспонденцию[74], то запечатывалась она б. ч. в один пакет или сумочку (в одном случае почтарь говорит, что он письма и деньги запаковал „в подголовок”[75]. Вместо почтовых „записных столбцов” здесь употребляются либо простые расписки в приеме почты, либо же прямо на обертке делаются на каждом стану записи, когда почта пришла (с точностью) и когда она отпущена далее[76]. На станах для этого были подьячие, которые поочередно сменялись. Один воевода отказался дать подьячего на почтовый стан; за это [520]он лишился места и был посажен в тюрьму на 1 день[77].

Интересно познакомиться с быстротой правительственного почтового сообщения. Почта от Азова до Москвы приходила в 10 дней: письма, посланные 19 июля 1695 г. из Азова, прибыли в Москву 29 июля[78]. Киевская почта поспевала в Москву через 15—20 дней, но экстренная почта доходила в 6—8 дней[79]. 25 мая 1691 года ямщик московской рогожской слободы Спиридон Кондратьев явился в Приказ Малые России и представил в обертке гетманские листы к государям о „нужных делех”. Листы эти были посланы из Батурина в Москву 12 мая, стало быть шли 14 дней, тогда как гетманские гонцы из того же Батурина поспевали в Москву с гетманскими письмами на 5-й или на 6-й день. За такую медленность ямщик был арестован и послан в Ямской приказ для наказания[80].

С заботами о приведении в порядок дорог при устройстве почты приходится встречаться редко, потому что при беспрестанных передвижениях войск, само собою, каждый раз дороги приводились в порядок, устраивались мосты, переправы и т. п. Приведем только два, более или менее интересных случая.

Елецкий воевода Артемий Ив. Ознобишин писал г-рю в 1696 г. следующее. На р. Сосне, подле Ельца, был мост. Этот мост был отдан Знаменскому женскому монастырю „на свечи и на ладан и им на пропитание”; а крестьян и бобылей у этого монастыря нет. И вот теперь этот мост от прибылой воды [521]льдом подняло и водою разнесло, ездить по нему стало невозможно, а за прибылою водою вновь построить его также невозможно. Тогда воевода „по великой нужде” для переправы почты, государевой казны и всяких полковых припасов, устроил через р. Сосну 2 гати. Точно так же, в 20 вер. от Ельца, по Воронежской дороге, был перевоз через Дон, а теперь „от берегу льды отопрели и переезжать не мочно”; пришлось и тут устроить 3 гати. Обыкновенно в полую воду через Сосну и Дон устраивается перевоз на паромах, но воевода, осмотрев эти паромы, пришел к заключению, что они слишком малы и плохи и потому велел всем окрестным жителям „у кого объявятся комяги и лодки со всякими припасы” изготовить их для казенных надобностей. Обо всём этом воевода доводит до сведения. — Его распоряжения были признаны недостаточными; велено на реке Сосне сделать мост[81].

А вот не лишенное интереса описание Воронежской дороги у одного иностранца (ок. 1701 г.): дорога исправлена; поставлены верстовые столбы, на каждом из которых написано „1701 г.” по-русски и по-немецки (sіс). Столбы — выкрашены красною краскою. Между столбами посажены деревья по обе стороны дороги, иногда по 3 и по 4 вместе, переплетенные ветвями (вероятно, на случай зимних бурь). Насчитывали 552 столба и не меньше 200 тыс. деревьев по дороге[82]. Через каждые 20 верст по этой дороге стоял „царев кабак”. В деревнях ночью крестьяне выходили за ворота с пучками зажженной соломы для освещения пути[83]. [522]

Несмотря на то, что дороги были правительственные, почтари нередко подвергались нападениям „воровских людей”[84]; а по азовскому пути нападали и действительные неприятели — Крымские татары.

Подводя итоги нашим наблюдениям над порядками правительственных почт, мы ясно видим, что сделанный опыт дал правительству вполне удовлетворительные результаты. Оно быстро развивает почтовые сношения по разным направлениям, энергичною и твердою рукою устраивает пути и станы и блюдет на них порядок, быстро исправляет все замеченные недочеты. Помимо той пользы, которую приносили почты в административных и военных целях, они вырабатывали в эту эпоху у правительства опыт, сноровку и знание для последующего развития этого дела не только в своих интересах, но и в интересах общества. Правда, многочисленные заботы, лежавшие на Петре В. в первые годы XVIII века, не дали ему возможности сразу взять всё почтовое дело в правительственные руки, но, несомненно, он уже пошел по этому пути и осуществил это в 20-х годах. В начале XVIII века Россия имела 3 почтовых дороги, бывшие в руках предпринимателей, 3 правительственные, но доступные для пользования частных лиц[85] и несколько чисто правительственных. Подготовигельный период великого культурного дела окончился.

  1. ↑ П. С. З., т. III, № 1470, и у нас, т. II, стр. 211—213.
  2. ↑ Часовников был человек бывалый. Он был уже раз в дальней командировке — на Дон с грамотами и денежною казною в 1685—6 г.г. В Моск. Архиве М. Юст. в столбцах Разряд. приказа № 1106 есть дело о нападении на него, когда он ехал обратно: Урывский соборный поп и приказный человек со многими людьми били его, отняли у него пожитки и черный статейный список всяким вестям.
  3. ↑ Т. II, стр. 219.
  4. ↑ Т. II, стр. 228.
  5. ↑ В это время (июль—сентябрь) царь Петр был в Архангельске, катался по морю, оборудовал верфь, заложил корабль, беседовал с иностранцами, устроил фейерверк.
  6. ↑ Т. II, стр. 274—278.
  7. ↑ Т. II, стр. 289—299.
  8. ↑ Т. II, стр. 299—303.
  9. ↑ По позже составленному расписанию считалось от дер. Горки до дер. Кобыльской 50 вёрст, езды 8 час.; от Кобылкиной или Кобыльской до Вологды — так же. Всего считалось от Вологды до Архангельска 26 ямов, 605 верст, гоньбы 4 суток 1½ часа, на остановки — 26 часов, итого 5 сут. 3½ часа (весною и осенью — 7½ сут.).
  10. ↑ По другому счету — от дер. Горки Вологодского уезда до дер. Курьяновской — 40 вер., езды 6½ час.
  11. ↑ По другому счету — от Шастиозерской волости до дер. Березинской 15 верст, езды 2½ часа.
  12. ↑ Т. II, стр. 324—329.
  13. ↑ Т. II, стр. 335—336.
  14. ↑ Припомним еще, что в это время (с мая до сентября) в Архангельске был второй раз царь Петр Алексеевич.
  15. ↑ Т. II, стр. 349—350.
  16. ↑ Т. II, стр. 349-373.
  17. ↑ Архиепископам по росписи 1627 г. полагалось 15 подвод.
  18. ↑ В этой грамоте приводятся любопытные подробности об упрямстве устьянцев, не желавших гонять ямской гоньбы. См. т. II, стр. 367.
  19. ↑ Т. II, стр. 401—402.
  20. ↑ Навозить лесу и притом „не тонкого” предписывалось зимою, потому что зимою его возить легко, а в другое время года — тяжко.
  21. ↑ Это — вторая крупная личность на Ваге, после Васендина.
  22. ↑ М. Арх. М. И. Д., Почт. Дела, карт. 6, л. 31 об.
  23. ↑ Т. II стр. 391—393.
  24. ↑ Моск. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, карт. 6, л. 68.
  25. ↑ См. след. главу, где говорится между прочим о письмах Виниуса Гоутевалу по их собственным делам.
  26. ↑ К сожалению, мы не могли заняться отыскиванием их имен хотя бы в печатной литературе; но некоторые имена неоднократно нам приходилось встречать. В книге П. Милюкова „Государств. хозяйство России в первой четверти XVIII ст.“ мы встречали И. Панкратьева (бургомистр 1703 г., стр. 143), М. Григорьева, Илью Исаева и А. Филатьева (по поводу Китайского торга, стр. 390); сыновья гостя Федора Семенникова обучались в Италии (О немец. школах в Москве, см. Чтения Общ. ист. и др., 1907, I, стр. XXXV); в сибирских делах Археографической Комиссии нам попадались купчина гостиной сотни Григорий Боков, гость Логин Добрынин и пр. Предлагаемый список, конечно, только предположительно может быть назван списком русских торговых людей.
  27. ↑ В записных книгах Рижской и Виленской почты такие счета русских людей изредка попадаются; но среди них купеческих фамилий нет — только 2—3 более или менее знатных личности, вроде Матвеева, Головина и пр.
  28. ↑ Верхотурье пользовалось другою почтовою дорогой — сибирскою.
  29. ↑ Мы знаем, что весьма частою посылкою из-за границы были апельсины и лимоны в ящиках; поэтому не разобранное нами слово может обозначать „апельсины”; но принять такое чтение мешает то обстоятельство, что слово „апельсины” нигде в документах не встречается, а вместо него употребляется слово „помаранцы”
  30. ↑ Эта почта также не вошла в наши таблицы.
  31. ↑ М. Арх. М. И. Д., карт. 6, л. 195 об., 263, 277 об., 281 об., 313 об., 314.
  32. ↑ Города по этому пути давно уже вели обширную торговлю. Вологодский край был богат салом и льном. Англичане и голландцы имели торговые дворы в Вологде еще в XVI веке. Англичане говорили, что нет города в России, который бы не торговал с Вологдою. Большинство судов, плававших по Сухоне, принадлежало вологодским купцам. Тотьма в XVII веке заняла также видное место по торговым оборотам. Устюг Великий был центром меховой торговли. (Краткий истор. очерк развития водяных и сухопут. сообщений и торговых портов в России, Спб., 1900, стр. 30—31). О торговом значении Холмогор и Архангельска мы уже упоминали. Авторы только что цитированного труда ошибаются, полагая, что „главные торговые операции в городах беломорского пути производились в летние месяцы июнь, июль и август… в эти месяца на беломорском пути было особенное оживление“. Мы уже отметили в тексте оживленность сношений в сентябре, октябре и ноябре. Дороги в это время, конечно, портились; но дело в том, что иностранцы намеренно медлили со сделками, надеясь понизить цены русских товаров, русские делали то же, и операции летом шли чрезвычайно вяло. Хотя официально ярмарка происходила с 1 июня до 1 сент., но первые иностранные корабли редко приходили ранее августа, уходили к концу сентября, а купцы не разъезжались до декабря (см. выше, стр. 88; также срв. т. II, 299, 388; Кильбургер, 156; Б. Курц, Донесения Родеса и Архангельско-Балтийский вопрос в полов. XVII в., Ж. М. Н. Пр., 1912, кн. 3, стр. 93; П. Мельгунов, Очерки по истории русской торговли IX—XVIII в., стр. 207).
  33. ↑ Обстоятельное рассмотрение всех, затронутых здесь вопросов см. в упомянутой статье г. Б. Курца.
  34. ↑ Рус. Вестник, 1841 г., т. IV, 153—154. См. у Гурлянда, стр. 204.
  35. ↑ В Архиве Морского Министерства есть дело о принятии почты самим государем от почтаря на урочище Крутой Верх, в 10 вер. от Богородска (Дела Приказа Б. Казны и пр., № 46, ч 185)
  36. ↑ В Акт. Ист. т. V, № 294 и 295 напечатаны отписки Нерчинского воеводы, посланные „через почту наскоро” до Удинского, в декабре 1699 г.
  37. ↑ П. С. 3., III, № 1654.
  38. ↑ Хрущов, стр. 26.
  39. ↑ В сент. 1699 г. он отмечает в книге своих черновиков: „В Сибирь к боярину и воеводе, к архиерею, о Ремезовых чертежах и о костях больших змеиных на Тюмень и поповы грамотки тут же послал” (Моск. Архив М. Ин. Дел, Почтовые Дела, карт. 6, л. 195 об.).
  40. ↑ М. Архив М. Юст. кн. Разр. пр. Ден. стола № 250, л. 22 об.
  41. ↑ А. А. Э., IV, № 24.
  42. ↑ Моск. Архив Мин. Юст., Белгор. ст. Разр. столбцы, № 847, л. 167—9. В другом месте между Москвою и Калугою упоминается стан лишь в Паре (ibidem, № 870, л. 736).
  43. ↑ Ibidem, № 870, л. 736—737.
  44. ↑ Моск. Архив М. Юст., Белгор. стола Разр. столбцы, № 880, л. 170.
  45. ↑ При этом единственный раз в истории правит. почт упоминается, что почта должна ходить 2 раза в неделю — во вторник и в пятницу (ibidem, № 958, л. 223—231). О почтовом сношении южного Переяславля с Киевом см. А. А. Э., IV, № 211.
  46. ↑ М. А. М. Ю., Белг. ст. Разр. столбцы, № 1105, л. 48.
  47. ↑ Ibidem, № 1443, л. 32. По другим известиям, существовал еще такой почтовый путь до Киева: Москва—Вязьма—Калуга—Севск—Брянск—Киев. По моему мнению, нет основания думать, что частная корреспонденция из Москвы до Киева не доставлялась; и притом даже надо предполагать, была значительною. К сожалению, в Московских архивах мы не достали сведений о той почте, которая, по свидетельству Закревского, принимала письма в Киеве, Нежине и Батурине еще в эпоху Марселисов.
  48. ↑ Ibidem, № 1198, л. 812. В другом месте начальным пунктом этой дороги назван Китай-город на р. Орели (ibidem, № 1081, л. 84—88).
  49. ↑ Моск. Архив М. Юст., Белгор. стола Разр. столбцы, № 1081, л. 84—88.
  50. ↑ Ibidem, № 1098, л. 45.
  51. ↑ Ibidem, № 1275, л. 585
  52. ↑ Ibidem, л. 667—669.
  53. ↑ Ibidem, № 1322, л. 130—131. Между Белгородом и Курском упоминается еще Обоянск (ibidem, № 1673, л. 444).
  54. ↑ Ibidem, № 1406, л. 639.
  55. ↑ Моск. Архив М. Юст. Белгор. стола Разр. столбцы, № 1424. Упоминается еще почтовый стан в новом городе Сергиеве (ibidem, № 1417, л. 214).
  56. ↑ См. т. II, А1» 104.
  57. ↑ ibidem, № 1693, л. 511—513.
  58. ↑ См. т. II, № 104, „Записная тетрадь, как шли дьяки под Азов“, П.-Тел. Журн., 1899, сент., 962.
  59. ↑ Воронежский Юбил. Сборник, ст. Л. Вейнберга, стр. 429. Есть упоминовение, что почта из Воронежа в Азов была послана через Старый Оскол (Моск. Архив М. Юст., Белгор. стола Разр. столбцы, № 1895, л. 300).
  60. ↑ Моск. Архив М. Юст., Белг. ст. Разр. столбцы, № 870, л. 732—735.
  61. ↑ т. II, № 96.
  62. ↑ Т. II, № 98
  63. ↑ См. ниже.
  64. ↑ См. т. II, № 106.
  65. ↑ Моск. Архив М. Юст., Новг. стола Разр. столбцы, № 250, л. 318—321.
  66. ↑ Свои письма Е. И. Украинцеву в Константинополь Виниус посылал „чрез гетмана” (Моск. Архив М. Ин. Дел, Почт. Дела, карт. 6, л. 273 об.).
  67. ↑ От Азова (б. ч. до Валуйки) всегда гоняли почту казаки, и притом преимущественно — казаки Гундоровской станицы (на лев. бер. Донца, в 120 вер. от Новочеркаска).
  68. ↑ Моск. Архив М. Юст., Белгор. стола Разр. столбцы, № 1322, л. 130—131.
  69. ↑ Ibidem, № 1489, л. 857—860.
  70. ↑ Ibidem, № 1291, л. 76—79.
  71. ↑ Моск. Архив М. Юст., Белг. ст. Разр. столбцы, № 1291, л. 76—79.
  72. ↑ Ibidem, № 1673, л. 317—357.
  73. ↑ Почт.-Тел. Журн., 1899, окт., 1097.
  74. ↑ Два раза упоминается о посылке курантов: один раз по киевской почте в Москву, другой — из Москвы (от Виниуса, неоднократно) в Азов к царю Петру.
  75. ↑ Моск. Архив Мин. Юст., Белгор. ст. Разр. столбцы, № 1406; ibidem, № 1443, л. 231 упоминается о „холщевом мешечке“.
  76. ↑ В одной записи помечено, что печати „помяты“ (ibidem, № 1890)
  77. ↑ Моск. Архив М. Ю., Белг. ст. Разр. столбцы, № 1269, л. 643—657 и № 1275, л. 585.
  78. ↑ Письма и бумаги Петра В., т. I, стр. 526.
  79. ↑ Bückner, Russ. Postw., 826. Указ 29 мая 1693 г.
  80. ↑ П. С. З, III, № 1408.
  81. ↑ Моск. Архив М. Ю. Белгор. ст. Разр, столбцы, № 1436, л. 43—47.
  82. ↑ Voyages de Corn. Le Brun par la Moscovie etc. Воронеж. Юбил. Сборник, I, 435—436.
  83. ↑ Устрялов, История Петра В., т. IV, ч. I, стр. 221.
  84. ↑ Иногда, как мы видели, и служилые люди поступали с почтарями без церемонии. В февр. 1679 г. в Болхове солдаты задержали почтаря, побили его и „печать с писем стерли“. Пришлось воеводе запечатать письма своею печатью (М. Архив М, Ю., Белг. стола Разр. столбцы, № 1286, л. 186—187).
  85. ↑ Сибирская, Азовско-Воронежская и Малороссийская (?см. выше, стр. 510).
Источник — https://ru.wikisource.org/w/index.php?title=Kozlovsky_pervye_pochty_t1_1913/Глава_5_(окончание)&oldid=5191901