На слѣдующее утро, когда Михаилъ Фоссъ и его сынъ сошлись въ кухнѣ, Марія уже ожидала ихъ тамъ. «Браво, моя дѣвочька», закричалъ ей дядя еще издали и принялся ласкать и цѣловать ее, «какой же славный завтракъ приготовила ты намъ, странникамъ!» Марія улыбнулась и сказала ему что то ласковое: не ее лицо не выражало того, чего ей это стоило. «Въ послѣдній разъ Георгъ получаетъ его изъ твоихъ рукъ», продолжалъ Михаилъ болтать, а онъ, бездѣльникъ, не хочетъ цѣнить этого, какъ бы слѣдовало». Георгъ стоялъ къ нимъ спиною, не говоря ни слова и слыша подобныя рѣчи, не въ состояніи былъ даже улыбнуться. Марія лучше владѣла искусствомъ предcтавлятьcя и хотя говорила немного, но показывала, по крайней мѣрѣ, видъ, будто вполнѣ сочувствуетъ шуткамъ дяди. Завтракъ скоро былъ оконченъ. Когда оба удалились, Марія осталась одна со своими думами и главною, преобладающею, надъ всѣми другими, мыслями, была: будетъ-ли Георгъ говорить съ отцомъ о томъ, что произошло между ними вчерашній день, или нѣтъ?
Когда оба Фосса вышли изъ дому, начинало уже свѣтать и дулъ свѣжій, рѣзкій вѣтеръ. «Скоро настанутъ морозы и тогда уже не будетъ болѣе корму для скота», началъ старшій.
— До конца ноября можно еще будетъ посылать ихъ на луга.
— Да, да, они могутъ тамъ пастись, но вопросъ въ томъ, найдутъ ли животные что нибудь для себя; я вообще думаю, что у насъ ныньче будетъ ранняя зима и мнѣ кажется, нужно будетъ опять приняться за швейцарскій кормъ.
Пока Михаилъ, въ своихъ разговорахъ, не упоминалъ о Маріи, онъ находилъ въ Георгѣ добровольнаго слушателя. Взбираясь на гору онъ сталъ говорить о своихъ предпріятіяхъ: «Аренда, требуемая общиной, становится такъ велика, что вся торговля лѣсомъ не приноситъ никакого барыша. Съ виду это дѣло кажется такимъ обширнымъ, потому что занимаетъ столько рукъ, но, въ сущности, оно ничего не стоитъ.
— Ну, надѣюсь, что это не такъ ужъ плохо, возразилъ Георгъ.
— Честью увѣряю тебя, что оно не многимъ лучше и я бы давно отказался отъ него, еслибъ не всадилъ своихъ денегъ въ эту пильную мельницу.
— Я думаю, что еслибъ ты привелъ въ исполненіе свое намѣреніе, почувствовалъ бы будто тебѣ чего то не хватаетъ, батюшка.
— Можетъ быть потому, что дѣло это доставляетъ мнѣ дѣятельность и движеніе. Въ домѣ женщины безъ меня справляются работами; конечно, все пойдетъ иначе, когда Маріи не будетъ, я объ этомъ еще хорошенько не подумалъ! Она выросла у насъ, такъ что знаетъ во всемъ толкъ и между сотнями едва ли можно найти одну, похожую па нее, могу тебя въ этомъ увѣрить, Георгъ! Теперь у нея будетъ богатый мужъ, но человѣкъ посредственнаго состоянія, нашелъ-бы въ ней чистый кладъ, потому что съ такою хозяйкою ему можно было бы отложить копѣйку и на черный день, говорю тебѣ она знаетъ и понимаетъ все.
Къ чему онъ говорилъ ему все это? Георгъ вспомнилъ тотъ день, когда отецъ выгналъ его изъ дому, какъ онъ выражался, потому только что ему вздумалось жениться на этой дѣвушкѣ, бывшей такимъ сокровищемъ для мужчины. Въ чемъ-же заключалась его вина и почему отецъ упустилъ изъ виду для своего же семейства этотъ вполнѣ завидный союзъ?
— Въ Базелѣ ей не придется много напрягать своихъ силъ, сказалъ наконецъ Георгъ, сердито.
— Этого теперь еще нельзя знать, возразилъ отецъ. Человѣку торговому жена всегда можетъ принести пользу своею дѣятельностью и у Адріяна Урманда. который, по всей вѣроятности, будетъ жить открыто, вѣрно найдется многое, за чѣмъ нуженъ будетъ присмотръ хозяйки.
— Онъ самъ однако порядочная простофиля.
— Простофиля? Что тебѣ это пришло въ голову: Еслибъ ты когда нибудь видѣлъ, съ какимъ толкомт онъ закупаетъ свой товаръ, то имѣлъ бы о немъ другое мнѣніе. Нѣтъ, ни въ какомъ случаѣ его нельзя назвать глупымъ и онъ очень хорошо знаетъ, какую беретъ умную жену.
— Можетъ быть, почемъ я знаю!
— Тебѣ не слѣдовало бы такъ необдуманно выражаться, въ особенности о человѣкѣ, который, въ скоромъ времени, будетъ такъ близокъ къ тебѣ.
Георгъ, имѣя въ виду, еще до возвращенія домой, высказаться отцу, остерегся еще болѣе раздражить его противорѣчіемъ. Онъ зналъ, что его признаніе ни въ какомъ случаѣ не смягчитъ его сердца и что, напротивъ, они войдутъ въ гостинницу противниками но, уже разъ рѣшившись, ему не хотѣлось упустить столь удобнаго случая.
Они молча вошли на вершину горы, гдѣ повсюду разбросанными лежали толстыя бревна и разговоръ снова обратился на торговлю лѣсомъ,
— Я имѣлъ намѣреніе передать это дѣло тебѣ, но оно слишкомъ маловажно и сдѣлало бы изъ тебя бѣднаго человѣка.
— Ахъ зачѣмъ не исполнилъ ты того, чего хотѣлъ!
— Какъ можно такъ говорить! Теперь, по крайней мѣрѣ, тебѣ всѣ дороги открыты! — Они сѣли на сосновый обрубокъ и Михаилъ Фоссъ, набилъ себѣ трубку.
— Нѣтъ, сынъ мой, продолжалъ онъ, тебѣ будетъ лучше, чѣмъ твоему отцу! Въ городѣ жизнь значительно пріятнѣе, тамъ слышишь столько новостей и пріобрѣтаешь такъ много полезныхъ познаній. Но я нс смѣю жаловаться, Богу такъ было угодно и мнѣ только такъ взгрустнулось, при мысли о будущемъ, когда тебя и Маріи не будетъ здѣсь. Часто я думаю, что, когда Марія оставитъ насъ, тогда дли меня, одинокому, всего лучше будетъ сидѣть тутъ со своею трубкою, потому что общество его преподобія, господина Гондена, не можетъ же быть для меня особенно занимательно и пріятно.
— Что за несообразныя мысли! думалъ между тѣмъ Георгъ. Кто же велѣлъ ему разлучить насъ, вмѣсто того какъ ничего не было бы легче какъ соединивъ насъ оставить при себѣ. Нѣтъ, ужъ его жалобы на то что онъ самъ причинилъ, заходятъ ужъ черезъ чуръ далеко!
— И даже порядочнаго табаку нѣтъ, котораго бы стоило курить, продолжалъ Михаилъ плачевнымъ голосомъ.
— Такъ я могу прислать тебѣ, батюшка, самаго отмѣннаго изъ Кольмара!
— Ты сдѣлалъ бы мнѣ этимъ большое одолженіе! Но иногда я думаю совсѣмъ бросить курить! Право, что тутъ за удовольствіе, только Дымъ остается па платьяхъ.
— Ты что го печаленъ батюшка, не то тебѣ и въ голову не пришли бы подобныя мысли.
— Твоя правда, Георгъ, я даже совсѣмъ убитъ горемъ! Только тогда понялъ я кое, что теряю въ Маріи. когда дѣло было уже рѣшено, и мысль о томъ дѣлаетъ меня старикомъ. Конечно, жена моя прекраснѣйшая женщина и дѣти у насъ также есть, но Марія была душою всего дома! Дай-ко мнѣ еще огонька, Георгъ, не Знаю, почему моя трубка такъ плохо курится!
— Такъ вотъ каково душевное состояніе моего отца! думалъ Георгъ, едва приходя въ себя отъ удивленія. Всѣ мы искренно любимъ другъ друга и чувствуемъ, что другъ безъ друга не можемъ быть счастливы; моему отцу кажется, даже, будто весь свѣтъ пусть, когда мы не при немъ и не смотря на то онъ, безо всякой разумной причины, взялъ да и разлучилъ насъ. Почему же? Потому что никто не осмѣливается открыть отцу глаза, гдѣ именно ему слѣдуетъ искать счастія для себя и для тѣхъ, которыхъ онъ любитъ!
Подобныя мысли тѣснились въ головѣ Георга, во время того, какъ онъ слушалъ жалобы отца на свою горькую судьбу и хотя его сердце было переполнено, но онъ все еще не могъ рѣшиться высказаться ему.
Выкуривъ трубку, Михаилъ предложилъ сыну пойти на мельницу. Тамъ Георгъ долго стоялъ погруженный въ созерцаніе самостоятельнаго движенія простаго механизма, имъ самимъ устроеннаго, вдыхая при этомъ пріятный запахъ свѣжихъ опилокъ и прислушиваясь, когда изрѣдка умолкалъ шумъ колесъ, къ мелодичному журчанью ручейка. Подъ впечатлѣніемъ этой чудной природы, онъ живо сознавалъ, какъ все здѣсь, вокругъ него, въ тысячу разъ прекраснѣе той тѣсной комнатки въ Кольмарѣ, гдѣ ому приходилось иногда отдавать отчеты мадамъ Фарагонъ и теперь Георгъ, болѣе чѣмъ когда либо, почувствовалъ потребность объясниться съ отцемъ. Можетъ быть, думалъ онъ, все обойдется благополучно.
Отецъ съ сыномъ пробыли на мельницѣ около часа и Георгъ, не смотря на то, что его мысли были заняты другимъ, давалъ отцу многіе полезные совѣты, которые тотъ охотно былъ готовъ исполнить.
— Послѣ завтра же я отправляюсь въ Епиналь! говорилъ Михаилъ, выходя изъ мельницы, чтобы посмотрѣть, не достану ли я тамъ упомянутые тобой новые оцѣпи.
— У Гейнемонъ ты навѣрняка найдешь ихъ.
До Гронпера имъ предстояло часъ ходьбы, почему Георгъ счелъ за лучшее, прямо, безъ обиняковъ, начать разговоръ, лежавшій на его душѣ.
— Если для тебя такъ тяжела разлука съ Маріею, то я удивляюсь, батюшка, почему же ты такъ стараешься отдѣлаться отъ нея.
— Что же дѣлать! Я считаю своею обязанностью ее хорошо пристроить.
— Ты правъ, батюшка!
— Какъ же ты можешь говорить, что я стараюсь отдѣлаться отъ нея! Не я посылаю ее отъ себя, а Урмандъ пріѣдетъ и возьметъ ее съ собой; когда мы были молоды, то дѣлали точно также, а теперь насъ оставляютъ однихъ!
— По ей вовсе не хочется, чтобы ее увезли, намекнулъ Георгъ, идя прямо къ цѣли.
— Что ты этимъ хочешь сказать?
— Именно то, что сказалъ. Она подчиняется этому совсѣмъ противъ желанія.
— Что это значитъ? Развѣ ты говорилъ съ нею и развѣ она жаловалась тебѣ?
— Да, я говорилъ съ нею, потому что собственно для этого и пріѣхалъ сюда изъ Кольмара, когда узналъ о ея обрученіи. Не подлежитъ сомнѣнію, что я имѣлъ полное право на то.
— Право — къ чему? Я не знаю ни о какомъ правѣ! Если ты осмѣлился натворить бѣдъ дома, то я не прощу тебѣ этого во вѣки вѣковъ!
— Сперва выслушай меня, а потомъ уже суди. Помнишь-ли ты, то время, когда запретилъ мнѣ думать о Маріи.
— Помню.
— Но тогда уже дѣла зашли слишкомъ далеко для того, чтобы ихъ можно были оставить.
— Бы выросли вмѣстѣ — вотъ и все!
— Не перебивай меня, батюшка, и погоди составлять свое мнѣніе. Еще прежде, чѣмъ ты произнеся, хоть одно слово, Марія была уже обручена со мной.
— Какой вздоръ!
— Я имѣю ея клятву, а она мою, и когда ты указалъ мнѣ дверь, я ушелъ, правда самъ еще не зная на что рѣшиться, но съ твердою увѣренностью, что Марія останется мнѣ вѣрна.
— Разсчитывать на подобную глупость было весьма безразсудно.
— Дѣло только въ томъ, что я не дѣйствовалъ. Мѣсяцъ проходилъ за мѣсяцемъ, а я все еще медлилъ, потому что приходилось еще кое что обождать. Вдругъ ко мнѣ доносится слухъ, будто Марія невѣста Урманда; хотя я этому не повѣрилъ, но все таки хотѣлъ удостовѣриться лично.
— Этотъ слухъ былъ справедливъ!
— Нѣтъ — тогда еще нѣтъ! Когда я еще сюда пріѣхалъ, мною овладѣла сильная ярость, потому что Марія обошлась со мной очень холодно и не увѣрила меня что подобное обрученіе немыслимо. Ты видишь, что я ничего не скрываю отъ тебя, батюшка.
— Теперь же она обручена съ Адріяномъ Урмандомъ, это рѣшено и подписано и изъ любви къ намъ, ты уже не смѣешь вмѣшиваться.
— Не перебивай же меня и дай сперва кончить. По возвращеніи моемъ въ Кольмаръ, немного времени спустя, я снова узналъ, на этотъ разъ извѣстіе это было справедливо, что Урмандъ уже объявленный женихъ Маріи. Тогда и опять пустился въ дорогу, съ тѣмъ, чтобы осыпать ее упреками за ея вѣроломство.
— Въ такомъ случаѣ я съ умѣю защитить ее отъ тебя! вскричалъ Михаилъ, поднимая трость, какъ будто съ намѣреніемъ ударитъ сына.
— Ахъ, батюшка, возразилъ Георгъ, пристально глядя на отца. Кто-жъ защититъ ее противъ тебя? Еслибъ я былъ увѣренъ, что судьба, приготовленная ей тобою, послужила бы ей дѣйствительнымъ счастіемъ, то, высказавшись бы и давъ ей понять, какимъ несчастнымъ она меня сдѣлала — я уѣхалъ бы, съ твердымъ намѣреніемъ не быть вамъ болѣе въ тягость.
— Хорошо было бы съ твоей стороны, тотчасъ же выполнить это благое намѣреніе; твое присутствіе мнѣ въ высшей степени непріятно.
— Теперь же я вполнѣ убѣжденъ, что всего болѣе страданій придутся на ея долю, потому что она дала свое согласіе тому человѣку не изъ любви къ нему, а только изъ повиновенія твоимъ приказаніямъ!
— Но такъ какъ она уже сказала да, — то и будетъ его женою.
— Конечно, нельзя утверждать, чтобы Марія поступила похвально; по, во всякомъ случаѣ, батюшка, она не заслуживаетъ такого тяжкаго наказанія. Въ состояніи ли ты сдѣлать ее несчастнѣйшею женщиною, потому только, что вся ея вина заключается единственно въ стараніи исполнить твою волю?
— Въ этомъ то, именно, она поступила какъ слѣдуетъ, а во всемъ другомъ нѣтъ ни одного осмысленнаго слова.
— Такъ спроси же ее самъ!
— Я и не подумаю разспрашивать ее, но прикажу, чтобы она не осмѣливалась сказать тебѣ хоть одно еще слово. Ты пріѣхалъ сюда съ злымъ намѣреніемъ, поселить между нами раздоръ.
— Какъ ты несправедливъ, батюшка!
— Однако это вѣдь правда! Безъ тебя, Марія была довольна и счастлива. Она привязана къ этому молодому человѣку и изъявила полную готовность встать съ нимъ, въ назначенный день, передъ алтаремъ. Теперь, не подлежитъ уже никакому сомнѣнію что она сдѣлается его женой. Не можешь же ты считать насъ способными измѣнить данному слову!
— Понятно, что я на это нс расчитываю! Но если Урмандъ честный человѣкъ, то, когда Марія сознается, что раскаивается въ своемъ поступкѣ — когда опа скажетъ ему всю правду, ему не останется другаго исхода, какъ возвратить ей ея слово. Я, по крайней мѣрѣ, при малѣйшемъ даже намекѣ не задумываясь поступилъ бы такимъ образомъ!
— Ничего подобное, однако, не должно случиться, потому что я этого не желаю! Марія болѣе не думаетъ о тебѣ и, съ моей стороны, совѣтую тебѣ. не начинать »того дѣла съизнова, если не хочешь быть прогнаннымъ.
Послѣ этихъ словъ Михаилъ, часто вытирая свой влажный лобъ, быстро пошелъ впередъ, не у достойная сына болѣе ни однимъ взглядомъ. Какъ ни тяжела была ему разлука съ Маріею, но одинаково невыносима была мысль, что его надежды и планы могутъ разстроиться. Не давъ себѣ даже время обсудить признаніе Георга, онъ упорно стоялъ на одномъ, именно что будучи всегда вѣренъ своему слову и теперь также настоитъ на его исполненіи. По этому, по его мнѣнію, бракъ, во что бы то ни стало, долженъ былъ совершиться. До самаго дома между отцемъ и сыномъ ни слова болѣе не было говорено и только передъ тѣмъ, чѣмъ войти, Михаилъ сказалъ: Надѣюсь, что ты меня понялъ — ни слова съ Маріею!
Дорогой онъ рѣшилъ не обращаться строго съ племянницею и предложить ей только одинъ вопросъ, вслѣдствіи, чего и попросилъ жену пригласить къ нему Марію.
— Дитя мое, началъ онъ, оставшись съ нею наединѣ, и всѣми силами стараясь казаться спокойнымъ, хотя по его лицу ясно видно было, что произошло между отцемъ и сыномъ. — Марія, дѣвочка моя, не правда ли, вѣдь ничего нѣтъ такого — чтобы могло служить препятствіемъ для нашихъ плановъ?
— Бъ какомъ отношеніи, дядя? спросила Марія, съ тою только цѣлью, чтобы собраться съ духомъ.
— Все равно! Скажи только, что все въ порядкѣ; съ меня и этаго будетъ достаточно.
Молча стояла молодая дѣвушка, не способная произнести ни одного слова.
— Ты знаешь, что я хочу сказать Марія! Согласна ты выдти за Адріяна Урманда?
— Если это непремѣнно должно быть, шепнула она чуть слышно.
— Слушай, Марія, если ты на этотъ счетъ имѣешь хоть малѣйшее сомнѣніе, то связь между нами порвана навсегда. Здѣсь дѣло идетъ о моей и о твоей чести.
Послѣ этихъ словъ Михаилъ, не дождавшись отвѣта Маріи, бросился вонъ изъ комнаты, прямо на дворъ. Гнѣвъ душилъ его и онъ боялся, чтобы его вспыльчивость не перешла всѣ границы благоразумія.
Георгъ, увидя отца, стремительно шагавшаго но двору, вошелъ въ домъ. Онъ думалъ немедленно отправиться въ Кольмаръ и хотѣлъ еще только передъ отъѣздомъ проститься съ Маріею и мачихою. Нашедши обѣихъ вмѣстѣ, онъ объявилъ имъ о своемъ намѣреніи.
— Ты перессорился съ отцомъ, Георгъ? спросила мадамъ Фоссъ.
— Надѣюсь, что онъ не назоветъ такимъ именемъ то, что произошло между нами; получше, если я уѣду.
— Георгъ, вѣдь тугъ нѣтъ ничего серьезнаго? При этомъ вопросѣ мадамъ Фоссъ взглянула на Марію; но та отвернулась, такъ что и Георгу невозможно было замѣтить выраженіе ея лица.
— Марія, можешь ли ты мнѣ объяснить, что все это значитъ?
— Господи, хоть бы я умерла прежде чѣмъ войти въ этотъ домъ, простонала Марія. Я поселила раздоръ между тѣми, которые должны были бы другъ другу быть дороже всего на свѣтѣ!
Эти слова разъяснили мадамъ Фоссъ всѣ ея догадки.
— Марія, — началъ Георгъ твердымъ и рѣшительнымъ голосомъ, — тебѣ не придется проклинать твое присутствіе въ Гронперѣ, если только послушаешь голоса твоего сердца и послѣдуешь ему. Но какъ скоро ты выйдешь за человѣка, котораго не любишь, то совершить преступленіе не только въ отношеніи меня и себя, но и въ отношеніи самаго Бога! — сказавъ это онъ схватилъ шляпу и вышелъ.
На дворѣ онъ столкнулся съ отцемъ.
— Куда ты, Георгъ, спросилъ его отецъ.
— Въ Кольмаръ. Это лучшее, что я могу сдѣлать. Прощай, батюшка, сказалъ Георгъ, протягивая руку.
— Говорилъ ты съ Маріею?
— Мать можетъ повторить тебѣ каждое мое слово; я ничего не сказалъ ей наединѣ.
— Упоминалъ ли ты о бракѣ?
— Да. Я сказалъ Маріи, что она поступитъ противъ совѣсти, если свяжетъ сбою судьбу съ человѣкомъ, къ которому не чувствуетъ склонности.
— Какое право имѣешь ты, молокососъ, вмѣшиваться въ мои домашнія обстоятельства? Постарайся какъ можно скорѣй убраться изъ моихъ глазъ и помни, что если осмѣлишься показаться сюда до свадьбы, то я прикажу своимъ слугамъ выгнать тебя вонъ, — все ото Михаилъ проговорилъ задыхаясь почти отъ ярости. Георгъ молча отыскалъ свой возокъ, сѣлъ въ него и умчался.