ворилъ Михаилъ, выходя изъ мельницы, чтобы посмотрѣть, не достану ли я тамъ упомянутые тобой новые оцѣпи.
— У Гейнемонъ ты навѣрняка найдешь ихъ.
До Гронпера имъ предстояло часъ ходьбы, почему Георгъ счелъ за лучшее, прямо, безъ обиняковъ, начать разговоръ, лежавшій на его душѣ.
— Если для тебя такъ тяжела разлука съ Маріею, то я удивляюсь, батюшка, почему же ты такъ стараешься отдѣлаться отъ нея.
— Что же дѣлать! Я считаю своею обязанностью ее хорошо пристроить.
— Ты правъ, батюшка!
— Какъ же ты можешь говорить, что я стараюсь отдѣлаться отъ нея! Не я посылаю ее отъ себя, а Урмандъ пріѣдетъ и возьметъ ее съ собой; когда мы были молоды, то дѣлали точно также, а теперь насъ оставляютъ однихъ!
— По ей вовсе не хочется, чтобы ее увезли, намекнулъ Георгъ, идя прямо къ цѣли.
— Что ты этимъ хочешь сказать?
— Именно то, что сказалъ. Она подчиняется этому совсѣмъ противъ желанія.
— Что это значитъ? Развѣ ты говорилъ съ нею и развѣ она жаловалась тебѣ?
— Да, я говорилъ съ нею, потому что собственно для этого и пріѣхалъ сюда изъ Кольмара, когда узналъ о ея обрученіи. Не подлежитъ сомнѣнію, что я имѣлъ полное право на то.
— Право — къ чему? Я не знаю ни о какомъ правѣ! Если ты осмѣлился натворить бѣдъ дома, то я не прощу тебѣ этого во вѣки вѣковъ!
— Сперва выслушай меня, а потомъ уже суди. Помнишь-ли ты, то время, когда запретилъ мнѣ думать о Маріи.
— Помню.
— Но тогда уже дѣла зашли слишкомъ далеко для того, чтобы ихъ можно были оставить.
— Бы выросли вмѣстѣ — вотъ и все!
— Не перебивай меня, батюшка, и погоди состав-
ворил Михаил, выходя из мельницы, чтобы посмотреть, не достану ли я там упомянутые тобой новые оцепи.
— У Гейнемон ты наверняка найдешь их.
До Гронпера им предстояло час ходьбы, почему Георг счел за лучшее, прямо, без обиняков, начать разговор, лежавший на его душе.
— Если для тебя так тяжела разлука с Мариею, то я удивляюсь, батюшка, почему же ты так стараешься отделаться от неё.
— Что же делать! Я считаю своею обязанностью ее хорошо пристроить.
— Ты прав, батюшка!
— Как же ты можешь говорить, что я стараюсь отделаться от неё! Не я посылаю ее от себя, а Урманд приедет и возьмет ее с собой; когда мы были молоды, то делали точно также, а теперь нас оставляют одних!
— По ей вовсе не хочется, чтобы ее увезли, намекнул Георг, идя прямо к цели.
— Что ты этим хочешь сказать?
— Именно то, что сказал. Она подчиняется этому совсем против желания.
— Что это значит? Разве ты говорил с нею и разве она жаловалась тебе?
— Да, я говорил с нею, потому что собственно для этого и приехал сюда из Кольмара, когда узнал о её обручении. Не подлежит сомнению, что я имел полное право на то.
— Право — к чему? Я не знаю ни о каком праве! Если ты осмелился натворить бед дома, то я не прощу тебе этого во веки веков!
— Сперва выслушай меня, а потом уже суди. Помнишь ли ты, то время, когда запретил мне думать о Марии.
— Помню.
— Но тогда уже дела зашли слишком далеко для того, чтобы их можно были оставить.
— Бы выросли вместе — вот и всё!
— Не перебивай меня, батюшка, и погоди состав-
