— Мать можетъ повторить тебѣ каждое мое слово; я ничего не сказалъ ей наединѣ.
— Упоминалъ ли ты о бракѣ?
— Да. Я сказалъ Маріи, что она поступитъ противъ совѣсти, если свяжетъ сбою судьбу съ человѣкомъ, къ которому не чувствуетъ склонности.
— Какое право имѣешь ты, молокососъ, вмѣшиваться въ мои домашнія обстоятельства? Постарайся какъ можно скорѣй убраться изъ моихъ глазъ и помни, что если осмѣлишься показаться сюда до свадьбы, то я прикажу своимъ слугамъ выгнать тебя вонъ, — все ото Михаилъ проговорилъ задыхаясь почти отъ ярости. Георгъ молча отыскалъ свой возокъ, сѣлъ въ него и умчался.
— Мать может повторить тебе каждое мое слово; я ничего не сказал ей наедине.
— Упоминал ли ты о браке?
— Да. Я сказал Марии, что она поступит против совести, если свяжет сбою судьбу с человеком, к которому не чувствует склонности.
— Какое право имеешь ты, молокосос, вмешиваться в мои домашние обстоятельства? Постарайся как можно скорей убраться из моих глаз и помни, что если осмелишься показаться сюда до свадьбы, то я прикажу своим слугам выгнать тебя вон, — всё ото Михаил проговорил задыхаясь почти от ярости. Георг молча отыскал свой возок, сел в него и умчался.
Обдумывая всѣ происшествія послѣднихъ дней, Георгу не радостно было на душѣ и только одна мысль доставляла ему отраду, именно, что Марія не переставала его любить. — Но что въ томъ толку, — думалъ онъ, — если она одинъ разъ была слишкомъ слаба для сопротивленія, то такъ, вѣрно, будетъ и во второй разъ. Женщины уже такъ воспитаны, чтобы всегда подчиняться воли другого лица и для нихъ главными средствами для достиженія цѣли служатъ тонкая хитрость, льстивыя рѣчи и слезы. Все это, конечно, Марія пустила въ ходъ, но, вѣроятно, тщетно и потому подчинилась требованію дяди. — Георгъ, хотя теперь и зналъ сердечную тайну Маріи, но, какъ зачастую случается между молодыми людьми, слишкомъ мало былъ знакомъ съ ея характеромъ. Онъ не понималъ, какъ глубоко должно было повліять на нее его молчаніе и какъ натуральна въ ней была вѣра въ его забвеніе. Поэтому ему невозможно было сообразить, какъ совсѣмъ въ иномъ видѣ долженъ былъ ей показаться бракъ съ Урмандомъ теперь, когда она была увѣрена во взаимности своего возлюбленнаго, чѣмъ
Обдумывая все происшествия последних дней, Георгу не радостно было на душе и только одна мысль доставляла ему отраду, именно, что Мария не переставала его любить. — Но что в том толку, — думал он, — если она один раз была слишком слаба для сопротивления, то так, верно, будет и во второй раз. Женщины уже так воспитаны, чтобы всегда подчиняться воли другого лица и для них главными средствами для достижения цели служат тонкая хитрость, льстивые речи и слезы. Всё это, конечно, Мария пустила в ход, но, вероятно, тщетно и потому подчинилась требованию дяди. — Георг, хотя теперь и знал сердечную тайну Марии, но, как зачастую случается между молодыми людьми, слишком мало был знаком с её характером. Он не понимал, как глубоко должно было повлиять на нее его молчание и как натуральна в ней была вера в его забвение. Поэтому ему невозможно было сообразить, как совсем в ином виде должен был ей показаться брак с Урмандом теперь, когда она была уверена во взаимности своего возлюбленного, чем