Въ тотъ же день 18-го іюля, когда подъ Плевною разыгривалась кровавая драма, кипѣлъ горячій бой и за Балканами, у Іени-Загры, и повторился на слѣдующій же день подъ Эски-Загрою противъ значительныхъ силъ арміи Сулеймана.
По занятіи Казанлыка и Шипки, генералъ Гурко рѣшилъ перенести театръ своихъ дѣйствій за Малыя Балканы, и съ этою цѣлью приказалъ Казанскому драгунскому полку занять городъ Эски-Загру, что́ и было исполнено 10-го іюля. Появленіе русскихъ въ этомъ городѣ сопровождалось ликованіемъ и самымъ восторженнымъ пріемомъ со стороны горожанъ болгарскаго происхожденія. Турецкія власти бѣжали предъ самымъ вступленіемъ драгунъ, но порядокъ въ городѣ почти не былъ нарушенъ, благодаря тому, что наши вступили туда вслѣдъ за выходомъ турокъ. Вліятельные болгары долго отказывались принять на себя управленіе городомъ, говоря, что искусство администраціи имъ не знакомо, но наконецъ согласились. Въ ихъ отнѣкиваніяхъ невольно проглядывало чувство нѣкотораго опасенія: а что́, молъ, какъ вдругъ опять вернутся турки? что́ тогда съ нами будетъ? И это опасеніе было вполнѣ естественно, такъ какъ въ городъ вступила, сравнительно говоря, только горсть русскихъ, тогда какъ въ тридцати — сорока верстахъ южнѣе Эски-Загры собирались весьма значительныя силы цѣлой арміи Сулеймана, о чемъ болгарамъ было уже извѣстно.
Послѣ занятія Эски-Загры, по приказанію генерала Гурко, были предприняты два кавалерійскіе набѣга на двѣ вѣтви желѣзныхъ дорогъ, адріанопольско-ямбольскую и адріано-польско-филиппопольскую, расходящіяся у станціи Трново, первая — на сѣверо-востокъ, вторая на западъ. Пунктомъ набѣга на первую вѣтвь была избрана станція Карабунаръ, а на вторую — станція Каяджикъ. Набѣги эти совершены съ успѣхомъ 12-го іюля: кавалеристы наши испортили телеграфъ, разрушили полотно и рельсы въ двухъ участкахъ и собрали важныя свѣдѣнія о непріятелѣ.
Благодаря этимъ свѣдѣніямъ, было достовѣрно дознано, что близь станціи Карабунаръ стоятъ нѣсколько батальоновъ и эскадроновъ противника; показанія же мѣстныхъ болгаръ, кромѣ того, настойчиво увѣряли, что весьма значительныя силы сосредоточиваются между Карабунаромъ и Сейменомъ[1], а также у ст. Трново и далѣе за Трновымъ, по адріанопольской желѣзно-дорожной линіи. Другая развѣдка того же дня удостовѣрила присутствіе непріятеля и у города Іени-Загры.
На слѣдующій день, 13-го іюля, генералъ Гурко сформировалъ особый отрядъ, врученный Его Императорскому Высочеству герцогу Николаю Максимиліановичу Лейхтенбергскому, съ назначеніемъ охранять какъ самый городъ Эски-Загру, такъ и выходъ изъ Эски-Загринскаго ущелья и собирать свѣдѣнія о непріятелѣ. Силы этого отряда состояли изъ четырехъ болгарскихъ дружинъ, 12-ти орудій и 15-ти эскадроновъ[2].
15-го іюля герцогъ Лейхтенбергскій выслалъ дивизьонъ казанскихъ драгунъ[3] на развѣдку къ Іени-Загрѣ, съ приказаніемъ — непремѣнно дойдти до непріятеля, разузнать о его силахъ и расположеніи у Іени-Загры и провѣрить степень основательности слуховъ о движеніи турецкихъ войскъ изъ Іени-Загры на сѣверъ (но однимъ слухамъ) или на югъ (по другимъ) къ желѣзно-дорожной станціи Карабунару[4], а также узнать, не подходятъ ли къ Іени-Загрѣ турецкія подкрѣпленія откуда бы то ни было.
Дивизьонъ драгунъ дошелъ до самаго города Іени-Загры и здѣсь имѣлъ дѣло съ черкесами, пѣхотою и артиллеріею противника, причемъ лихо отразилъ атаку черкесовъ встрѣчною атакою въ шашки; но свѣдѣнія этого развѣдочнаго отряда ограничились лишь тѣмъ, что́ онъ успѣлъ видѣть, а именно: что у Іени-Загры сосредоточено около двухъ полковъ пѣхоты, четыре орудія и двѣ черкесскія сотни, что желѣзно-дорожная станція здѣсь приспособлена къ защитѣ посредствомъ земляныхъ укрѣпленій, что южнѣе Іени-Загры, между городомъ и сел. Инджакіой, есть и еще какія-то войска, но о ихъ передвиженіяхъ ничего не слышно между мѣстными болгарами.
Вечеромъ, того же 15-го іюля, возвратился изъ другой рекогносцировки штабсъ-ротмистръ Челяевъ, который подтвердилъ извѣстіе о передвиженіяхъ турецкихъ силъ въ желѣзно-дорожномъ участкѣ между Карабунаромъ, Семенли-Трновымъ и Кечерли.
Чтобы еще болѣе убѣдиться въ этомъ, на слѣдующій день (16-го іюля) былъ высланъ гусарскій дивизьонъ на новую развѣдку, и по тѣмъ свѣдѣніямъ, какія были имъ доставлены, все убѣждало въ значительномъ сборѣ турецкихъ войскъ у станцій Карабунаръ и Трново, гдѣ — по слухамъ — собиралась армія Сулеймана, перевезенная моремъ изъ Черногоріи.
Такимъ образомъ, 16-го іюля вечеромъ были удостовѣрены слѣдующіе факты: 1) что у Іени-Загры находится свыше шести батальоновъ съ артиллеріею; 2) у ст. Карабунаръ, по желѣзной дорогѣ, тоже свыше шести батальоновъ и тоже съ артиллеріею; 3) что совершаются какія-то передвиженія войскъ въ участкѣ между Семенли-Трновымъ и Кечерли, и наконецъ 4) что на разстояніи сорока верстъ отъ Эски-Загры въ западномъ и южномъ направленіяхъ находятся только турецкіе разъѣзды и кое-какія партіи черкесовъ.
16-го же іюля генералъ Гурко получилъ отъ начальника штаба дѣйствующей арміи извѣщеніе, что для усиленія его отряда, Великій Князь Главнокомандующій подчиняетъ ему 1-ю бригаду 9-й пѣхотной дивизіи[5] и предоставляетъ право дѣйствовать по своему усмотрѣнію. Тогда, для наибольшаго обезпеченія Хаинкіойскаго перевала, къ которому изъ Іени-Загры ведетъ ближайшая дорога, генералъ Гурко рѣшился немедленно перейдти въ наступленіе и взять Іени-Загру раньше, чѣмъ армія Сулеймана, которая, по разсчетамъ генерала Гурко, могла собраться только между 17-мъ и 20-мъ іюля, начнетъ оперировать противъ его отряда.
Соотвѣтственно этому рѣшенію, генералъ отдалъ на 17-е число слѣдующія общія распоряженія: 1) всѣ части отряда передвигаются въ сторону Іени-Загры, съ тѣмъ, чтобы 18-го числа атаковать этотъ городъ; 2) отрядъ, раздѣленный еще и прежде на три отдѣльныя части, слѣдуетъ къ мѣсту атаки тремя колоннами: правая, заключая въ себѣ весь эски-загринскій отрядъ герцога Николая Максимиліановича Лейхтенбергскаго, переходитъ въ окрестности селенія Карабунаръ[6]; средняя, въ составѣ стрѣлковой бригады, изъ Казанлыка слѣдуетъ въ дер. Чайнакчи[7] и лѣвая, въ составѣ 1-й бригады 9-й пѣхотной дивизіи, переходитъ изъ Хаинкіоя въ дер. Ложу[8]; 3) всѣмъ тремъ колоннамъ предписывалось: по прибытіи на мѣста и во время дальнѣйшаго наступленія на Іени-Загру входить флангами въ связь между собою; 4) каждой изъ нихъ предлагалось вести преимущественно артиллерійскій огонь, до тѣхъ поръ, пока всѣ колонны не вступятъ окончательно въ сферу дѣйствія.
Казанлыкскій и хаинкіойскій отряды 17-го числа исполнили диспозицію въ точности, не смотря на то, что стрѣлковой бригадѣ пришлось сдѣлать около 45-ти верстъ однимъ переходомъ[9]. Что же касается эски-загринскаго отряда, то онъ не могъ исполнить назначенія, по неожиданно встрѣтившимся и весьма серьезнымъ препятствіямъ, которыя заключались въ слѣдующихъ обстоятельствахъ:
Согласно диспозиціи, четыре болгарскія дружины, съ горною батареею и сотнею казаковъ, вышли въ полдень 17-го іюля изъ Эски-Загры, а въ половинѣ третьяго часа дня вслѣдъ за ними двинулась и кавалерія съ конною артиллеріею, по шоссе къ Іени-Загрѣ. Два донесенія изъ авангарда, доставленныя на пути, одно вслѣдъ за другимъ, герцогу Лейхтенбергскому, извѣщали: 1) что часть нашихъ разъѣздовъ оттѣснена непріятельскими партіями, и 2) что на высотѣ деревни Чирково видна большая пыль, по которой обнаружилось движеніе значительнаго отряда всѣхъ трехъ родовъ оружія къ Эски-Загрѣ, т. е. на встрѣчу нашей правой колоннѣ. Герцогъ Лейхтенбергскій тотчасъ же выслалъ впередъ Астраханскій драгунскій полкъ со взводомъ конной артиллеріи, чтобы опередить болгарскія дружины, виднѣвшіяся на привалѣ, въ разстояніи одного часа пути, и задержать наступленіе непріятеля, который между тѣмъ, подвигаясь все ближе къ намъ, уже выстроилъ боевой порядокъ, имѣя впереди свою кавалерію съ разсыпанными наѣздниками.
Вскорѣ Астраханскій полкъ опередилъ ополченцевъ, а бывшій съ нимъ взводъ конной артиллеріи, снявшись съ передковъ, открылъ огонь. Впереди виднѣлся зеленый бугоръ, на которомъ вырисовывались группы нѣсколькихъ всадниковъ и стояло много какого-то народа, а надъ нимъ развѣвались разноцвѣтные флаги. Въ направленіи этого бугра и былъ открытъ огонь нашего взвода. Съ первыхъ же двухъ выстрѣловъ обѣ гранаты удачно лопнули подъ самымъ бугромъ — и все, присутствовавшее на его вершинѣ, мигомъ разсѣялось въ стороны, со всѣми своими всадниками и флагами. Турецкіе наѣздники, озадаченные этою внезапностію, пріостановили наступленіе, но въ ту же самую минуту по нашимъ орудіямъ и драгунамъ грянулъ вдругъ батарейный залпъ, другой, третій… окружающая мѣстность была обдана взрывами гранатъ, невѣдомо откуда направлявшихся. Наши пообглядѣлись, и тогда оказалось, что это стрѣляетъ батарея, отъ восьми до двѣнадцати орудій, очень искусно скрытая въ высокой кукурузѣ и между стожками сжатаго хлѣба. Взводъ попытался-было состязаться съ нею, но большіе недолеты ясно обнаружили несостоятельность нашихъ четырехфунтовокъ противъ дальнобойныхъ орудій противника; оставалось только вывести ихъ изъ-подъ выстрѣловъ и расположить позади, на позиціи, для обезпеченія болгарскихъ дружинъ, которыя развертывались по обѣ стороны шоссе. Замѣтивъ, что наши орудія снялись, непріятельскія колонны, прикрытыя густыми цѣпями наѣздниковъ, опять стали продолжать наступленіе, противъ котораго были приняты слѣдующія мѣры: ополченіе, какъ уже сказано, выстраивалось въ боевой порядокъ вправо и влѣво отъ шоссе, а шесть эскадроновъ, со взводомъ конной артиллеріи[10], направились въ обходъ лѣваго фланга турокъ, совершая это движеніе скрытнымъ образомъ, за лѣскомъ и высокимъ кустарникомъ, что́ тянется до сел. Чаулыкіой, въ которое была направлена донская сотня, собственно для обезпеченія этого обхода съ правой руки. Но это было уже около 6½ часовъ вечера, а непріятель тѣмъ временемъ продолжалъ наступленіе, обсыпая наши дружины съ фронта и гранатами, и пулями. Руководимые своими офицерами, болгары въ строгомъ порядкѣ стояли на мѣстѣ и не удостоивали противника ни малѣйшимъ отвѣтомъ на огонь, не смотря на то, что среди ихъ были уже раненые. Видя это стройное и строгое молчаніе, которое могло предвѣщать нѣчто грозное, въ родѣ непосредственнаго удара въ штыки, турки не отважились подойдти на болѣе близкое разстояніе и ограничились только тѣмъ, что съ дальнихъ дистанцій поддерживали огонь противъ болгарскаго фронта. Между тѣмъ уже начинало темнѣть, когда наша обходная колонна, развернувъ эскадроны въ боевой порядокъ и выславъ впередъ, шаговъ на 800, цѣпь наѣздниковъ, вышла изъ-за лѣска и поэскадронно налѣво двинулась на флангъ непріятельской позиціи. Но въ это время смолкла уже всякая перестрѣлка, непріятель отступилъ и нашъ кавалерійскій обходъ окончился тѣмъ, что эскадроны, пройдя всю поляну между лѣскомъ и дер. Карабунаромъ, по приказанію герцога Лейхтенбергскаго, вернулись по шоссе къ общему бивуаку на высотѣ дер. Дальбоки. Въ это время было уже такъ темно, что эскадроны, возвращавшіеся назадъ въ боевомъ порядкѣ, запримѣтивъ въ нѣсколькихъ стахъ шагахъ какія-то густыя чернѣвшіяся массы, уже готовились было атаковать ихъ, въ томъ предположеніи, что это непріятель; но, къ счастію, дѣло скоро разъяснилось: то были колонны болгарскаго ополченія, направлявшіяся къ бивуаку.
Въ эту ночь на дальбокскомъ бивуакѣ получены герцогомъ Лейхтенбергскимъ весьма важныя извѣстія. Небольшія развѣдочныя части заблаговременно были направлены имъ въ разныя стороны и нѣкоторыя изъ нихъ прислали краткія донесенія, которыя сводились къ тому, что большія непріятельскія силы видимо наступаютъ на Эски-Загру по дорогѣ отъ станціи Карабунаръ и уже показались въ окрестностяхъ придорожнаго и ближайшаго къ Эски-Загрѣ[11] селенія Мурадлы, впрочемъ, не доходя еще до него, а нашъ отрядъ (на дальбокскомъ бивуакѣ) находился отъ города верстахъ въ 17-ти. Признавая за Эски-Загрою важное стратегическое значеніе, въ особенности въ случаѣ неудачнаго исхода дѣйствій средней и лѣвой колоннъ, и считая неудобнымъ покинуть безъ боя городъ, встрѣтившій насъ съ распростертыми объятіями, герцогъ Лейхтенбергскій призналъ необходимымъ перейдти на разсвѣтѣ со всѣми дружинами и частію артиллеріи[12] въ Эски-Загру, а кавалеріи, подъ начальствомъ Его Высочества Евгенія Максимиліановича Лейхтенбергскаго, приказалъ остаться на позиціи предъ непріятелемъ и дѣйствовать сообразно съ обстоятельствами, имѣя въ виду содѣйствіе средней и лѣвой колоннамъ, долженствовавшимъ въ этотъ день (18-го числа) атаковать Іени-Загру.
Такимъ образомъ, болгарскія дружины, съ прикомандированными къ нимъ дивизьономъ гусаръ и частію артиллеріи, подъ личнымъ начальствомъ Его Высочества Николая Максимиліановича, около четырехъ часовъ утра выступили въ Эски-Загру, а герцогъ Евгеній Лейхтенбергскій съ кавалеріею, въ числѣ 12-ти эскадроновъ и 6-ти конныхъ орудій, въ половинѣ шестаго часа утра двинулся съ бивуака впередъ по шоссе къ Іени-Загрѣ.
Никакихъ свѣдѣній о томъ, что́ дѣлалось и дѣлается въ средней и лѣвой колоннахъ, къ утру 18-го числа въ правой колоннѣ еще не было.
Желая, по вчерашнему, дѣйствовать обходомъ лѣваго фланга турокъ, а со стороны своего собственнаго лѣваго фланга войдти въ связь со среднею колонною, герцогъ Евгеній Лейхтенбергскій сдѣлалъ къ тому надлежащія распоряженія, но во время наступленія своего былъ встрѣченъ сильнымъ огнемъ противника, съ которымъ пришлось завязать перестрѣлку. Такимъ образомъ, въ день 18-го іюля эти двѣнадцать эскадроновъ съ шестью орудіями, съ шести часовъ утра и до пяти вечера безпрерывно маневрируя предъ непріятельскимъ фронтомъ, подъ огнемъ 10-ти или 12-ти орудій дальняго боя, сначала удержали на мѣстѣ, а потомъ вовлекли въ наступленіе къ Эски-Загрѣ непріятельскій отрядъ силою въ 6 или 8 батальоновъ, 10 или 15 сотень черкесовъ и двѣ батареи. Такая дѣятельность нашей кавалеріи имѣла прямымъ своимъ послѣдствіемъ то, что помянутый турецкій отрядъ, находясь въ 10-ти верстахъ отъ Іени-Загры, былъ лишенъ возможности прибыть туда своевременно, когда — какъ оказалось потомъ — средняя и лѣвая колонны (силою въ 9 батальоновъ и двѣ сотни) били іени-загринскій отрядъ турокъ (силою въ 5 батальоновъ, 6 орудій и 2,000 черкесской конницы).
Между тѣмъ, вотъ что происходило въ средней и лѣвой колоннахъ. Исполнивъ 17-го числа, согласно диспозиціи, свои движенія — первая до Чайнокчи, вторая до Ложи, — колонны эти 18-го утромъ свободно перебрались черезъ горы и спустились въ Іени-Загринскую долину, никѣмъ не атакованныя. Лѣвая колонна вышла ранѣе средней, которая полчаса спустя дошла до спуска съ горъ, но такъ какъ средняя наканунѣ сдѣлала 45 верстъ, да теперь еще 15, по очень трудной дорогѣ, то генералъ Гурко велѣлъ ей остановиться на полчаса для отдыха. Вслѣдствіе этого лѣвая колонна вступила въ дѣло раньше средней; а такъ какъ этой послѣдней и послѣ спуска съ горъ пришлось еще сдѣлать около восьми верстъ по долинѣ, то разность во времени вступленія въ бой одной и другой колонны дошла до 2½ часовъ.
Приблизясь къ непріятельской позиціи, наши увидѣли, что турки очистили городъ, успѣвъ зажечь его въ нѣсколькихъ мѣстахъ, а сами отошли въ укрѣпленный пунктъ у іени-загринской желѣзно-дорожной станціи, которая была заранѣе превращена ими въ настоящую маленькую крѣпостцу. Полотно желѣзной дороги замыкало одинъ изъ ея фасовъ, а на остальныхъ фасахъ были устроены сплошныя укрѣпленія полевой профили, съ прорѣзанными въ нихъ амбразурами. Мѣстность впереди всѣхъ этихъ линій была совершенно ровная, не представлявшая для нашихъ стрѣлковъ никакихъ закрытій. Самое зданіе станціи могло служить прекраснымъ редюитомъ, а продолженіе полотна желѣзнаго пути фланкировало съ обѣихъ сторонъ длинные фасы сомкнутаго укрѣпленія, внутри котораго были еще сдѣланы траверсы, составлявшіе вторую линію обороны. Гарнизонъ этой крѣпостцы заключался въ трехъ таборахъ низама и двухъ таборахъ мустахефиза, при шести дальнобойныхъ крупповскихъ орудіяхъ, да сверхъ того у противника было еще 2,000 конныхъ черкесовъ.
Въ 8 часовъ утра (18-го іюля) лѣвая колонна развернулась и двинулась впередъ, имѣя въ первой линіи два батальона Сѣвскаго полка и 16 орудій[13], а во второй — Елецкій полкъ, который вскорѣ послѣ начала дѣла былъ выдвинутъ вправо и началъ обходить городъ съ сѣверо-западной стороны, гдѣ его встрѣтили сильнымъ перекрестнымъ огнемъ изъ укрѣпленной станціи и изъ-за полотна желѣзной дороги.
До прибытія стрѣлковой бригады нечего было и думать объ атакѣ. Поэтому генералъ Гурко приказалъ поддерживать пока только артиллерійскій и ружейный огонь, а три казачьи сотни послалъ охранять нашъ правый флангъ и въ то же время угрожать пути отступленія турокъ.
Около одиннадцати часовъ утра пришла наконецъ и 4-я стрѣлковая бригада съ донскою № 15-го батареею. Но еще нѣсколько раньше этого времени огонь нашихъ шестнадцати орудій уже успѣлъ зажечь станціонное зданіе и принудилъ черкесовъ очистить поле сраженія — они бѣжали.
Командиръ 4-й стрѣлковой бригады, генералъ-маіоръ Цвѣцинскій, ознакомившись съ ходомъ боя, усмотрѣлъ, что отступленіе турокъ должно начаться въ самомъ непродолжительномъ времени. Поэтому онъ тотчасъ же выслалъ одинъ изъ своихъ батальоновъ[14], при двухъ орудіяхъ, вдоль линіи желѣзной дороги, чтобы взять турокъ во флангъ во время ихъ отступленія, а дабы заградить имъ и самый путь отступленія, были направлены въ дер. Буруджи три сотни, тоже съ двумя орудіями.
Между тѣмъ сосредоточенный огонь нашихъ батарей, работавшихъ съ разстоянія въ 600 сажень картечными гранатами по двумъ противоположнымъ сторонамъ укрѣпленія, вынудилъ наконецъ турокъ начать постепенное отступленіе. Тогда стрѣлковая бригада вмѣстѣ съ Елецкимъ полкомъ бросились на штурмъ, и хотя перекрестный огонь съ фасовъ и изъ-за полотна былъ все еще очень силенъ, они ворвались въ укрѣпленіе и завладѣли полотномъ дороги. Турки стали отступать съ поспѣшностію и въ безпорядкѣ, а тутъ еще ударилъ имъ во флангъ батальонъ, заранѣе посланный для этого генераломъ Цвѣцинскимъ, по линіи желѣзной дороги, да казаки изъ Буруджи лавою бросились на встрѣчу — и отступленіе турокъ обратилось въ настоящее бѣгство. Они разсыпались въ разныя стороны отдѣльными людьми и смѣшанными кучками, направляясь преимущественно къ юго-востоку, и для облегченія бѣга бросали по дорогѣ ружья, сумки, мундиры, сапоги и даже шаровары. Болѣе 800 турецкихъ труповъ остались внутри укрѣпленія и по пути бѣгства. Наши гнали противника около четырехъ верстъ, пока онъ не разсѣялся уже окончательно. Кромѣ множества подобраннаго ручнаго оружія, намъ достались два дальнобойныя крупповскія орудія, изъ которыхъ одно, еще заряженное картечью, взято было при штурмѣ 1-ю ротою 14-го стрѣлковаго батальона, а другое отнято казачьею сотнею, чему впрочемъ помогло то обстоятельство, что благодаря огню 1-й донской батареи, у этого орудія еще раньше были перебиты лошади.
Въ дѣлѣ 18-го іюля при Іени-Загрѣ мы потеряли убитыми: донскаго № 21-го полка сотеннаго командира есаула Петрова и 14 человѣкъ нижнихъ чиновъ; ранеными: штабъ-офицера 1, оберъ-офицеровъ 5, нижнихъ чиповъ 84; безъ вѣсти пропавшихъ 1, и того 109 человѣкъ общей потери.
Еще во время самой атаки на Іени-Загру, генералъ Гурко, зная, что позади его, за дер. Карабунаромъ, идетъ бой въ отрядѣ герцога Евгенія Лейхтенбергскаго, далъ знать командирамъ средней и лѣвой колоннъ, что въ виду этого обстоятельства онъ намѣренъ оставить въ Іени-Загрѣ одну только стрѣлковую бригаду, а съ остальными войсками идти на выручку Эски-Загры. Къ сожалѣнію, генералъ Гурко могъ собрать всѣ части своихъ войскъ послѣ боя и преслѣдованія только къ 3½ часамъ по полудни, и хотя тотчасъ же двинулся съ ними по эски-загринскому шоссе, но, придя въ дер. Карабунаръ, уже не засталъ тамъ никого. Впрочемъ, тутъ было добыто свѣдѣніе, что непріятель, имѣвшій дѣло съ нашею кавалеріею, пошелъ далѣе, впередъ, на сел. Джуранлы, а войска герцога Лейхтенбергскаго отошли на позицію при дер. Айданлы, впереди Эски-Загры. Въ теченіи всего этого дня генералъ Гурко не получалъ ни одного донесенія изъ эски-загринскаго отряда[15], и оставаясь на бивуакѣ у деревни Карабунаръ, вечеромъ того же 18-го числа отдалъ приказаніе: стрѣлковой бригадѣ выступить изъ Іени-Загры въ четыре часа утра, а 1-й бригадѣ 9-й пѣхотной дивизіи[16] сняться въ шесть часовъ утра и всѣмъ вообще слѣдовать къ Эски-Загрѣ, о чемъ въ то же время было сообщено и герцогу Николаю Лейхтенбергскому. Полковникъ Курнаковъ еще на разсвѣтѣ былъ посланъ впередъ съ четырьмя сотнями казаковъ и двумя конными орудіями.
Въ семь часовъ утра 19-го іюля, при самомъ началѣ движенія съ карабунарскаго бивуака, генералъ Гурко получилъ отъ полковника Курнакова донесеніе, что непріятель все еще находится у Джуранлы и уже началъ перестрѣлку съ казаками. Выѣхавъ впередъ для обозрѣнія мѣстности и положенія противника, генералъ Гурко увидѣлъ, что турки въ весьма значительныхъ силахъ стоятъ въ перелѣскѣ большаго лѣса, окружающаго деревню Джуранлы, и начинаютъ развертываться. Ничего не зная еще о наступательномъ движеніи арміи Сулеймана и расчитывая взять непріятеля съ двухъ сторонъ — съ фронта своими собственными силами и съ тыла отрядомъ герцога Лейхтенбергскаго, — генералъ Гурко велѣлъ своимъ колоннамъ свернуть влѣво и постараться обойти правый флангъ противника, съ тѣмъ чтобы отрѣзать ему путь отступленія. Генералъ полагалъ, что эски-загринскій отрядъ, услышавъ выстрѣлы, поведетъ въ это же время тыловую атаку. Вслѣдствіе такого распоряженія, 1-я бригада 9-й пѣхотной дивизіи зашла и развернулась въ двухъ верстахъ къ югу отъ шоссе. Въ первой линіи шелъ Сѣвскій полкъ, во второй Елецкій. Но тутъ оказалось, что фронтъ противника гораздо длиннѣе, чѣмъ думалось въ началѣ, а потому пришлось и Елецкому полку выдти изъ второй линіи и выстроиться вправо, оставивъ въ резервѣ одинъ батальонъ. Обѣ пѣшія батареи тоже вошли въ боевую линію.
Турки, какъ оказалось теперь, имѣли весьма сильную позицію: они занимали опушку большаго и густаго лѣса, усиливъ ее во многихъ мѣстахъ вдоль фронта стрѣлковыми ровиками и ложементами для сомкнутыхъ частей. Лѣвый флангъ этой позиціи былъ слабѣе праваго и центра, потому что лѣсъ въ этомъ мѣстѣ росъ несравненно рѣже; но зато противникъ позаботился усилить его оборону значительнымъ числомъ искусственныхъ укрѣпленій, стянувъ сюда же и всю свою артиллерію[17] вмѣстѣ съ черкесскою конницею, которая въ большихъ массахъ виднѣлась на крайнемъ лѣвомъ флангѣ[18]. Силу турецкой пѣхоты на первый взглядъ можно было опредѣлить приблизительно количествомъ отъ 9 до 12 батальоновъ.
Наши войска подошли очень близко къ позиціи и съ разу были осыпаны градомъ пуль. Завязалась очень оживленная ружейная и артиллерійская перестрѣлка. Въ это время особый отрядъ изъ семи ротъ[19], врученный полковнику Вульферту, пробрался въ лѣсъ и успѣшно приступилъ къ обходу праваго фланга противника, не смотря на пересѣченную закрытую мѣстность и огонь турецкихъ стрѣлковъ, мѣтившихъ съ очень близкихъ разстояній. Одновременно съ этимъ турки нѣсколько разъ пытались атаковать нашъ правый флангъ, и хотя ихъ попытки были постоянно отражаемы стрѣлковымъ огнемъ, тѣмъ не менѣе, въ виду такой настойчивости противника и замѣченнаго усиленія его войскъ, генералъ Гурко послалъ ординарца па встрѣчу 4-й стрѣлковой бригадѣ, съ приказаніемъ поспѣшить къ дѣлу и на рысяхъ выслать впередъ себя 15-ю донскую батарею, которой указано развернуться на правомъ флангѣ нашей боевой линіи.
Съ минуты на минуту ожидалъ генералъ Гурко, что эски-загринскій отрядъ ударитъ въ тылъ непріятельской позиціи. но около десяти часовъ утра, не замѣчая никакихъ признаковъ появленія этого отряда, явилось сомнѣніе — ужь не атакованъ ли онъ самъ въ Эски-Загрѣ.... Однако, все же еще оставалась нѣкоторая надежда: вотъ-вотъ послышатся въ тылу противника пушечные выстрѣлы — и этого желалось тѣмъ болѣе, что обходное движеніе полковника Вульферта уже готово было увѣнчаться успѣхомъ. Многіе напряженно ждали, прислушивались, вглядывались въ бинокли — не замѣтно ли у противника какихъ-либо тревожныхъ движеній, по которымъ можно бы догадаться, что въ тылу у него не ладно. Но нѣтъ, турки дрались твердо и спокойно, а время между тѣмъ шло своимъ чередомъ и разсѣявало тщетныя ожиданія. Очевидно было, что герцогъ Лейхтенбергскій атакованъ и притомъ весьма сильнымъ непріятелемъ. Такъ какъ съ развитіемъ боя выяснилось, что предъ генераломъ Гурко находятся не 9 и не 12, а цѣлыхъ 15 таборовъ, которыхъ нѣсколько дней назадъ вовсе не было еще въ долинѣ рѣки Марицы, то не оставалось болѣе никакого сомнѣнія, что это — армія Сулеймана, перешедшая въ наступленіе.
Разъ что это выяснилось, генералу Гурко не оставалось ничего, кромѣ крайней необходимости, во что бы то ни стало, разбить отрядъ, бывшій предъ его глазами, и затѣмъ немедленно идти на помощь герцогу Лейхтенбергскому. Но для исполненія этого плана необходимо было, чтобы и герцогъ Лейхтенбергскій принялъ рѣшеніе защищаться до послѣдней крайности, до послѣдняго человѣка, потому что иначе уже не часть, а всѣ силы Сулеймана-паши обрушились бы на генерала Гурко. Вслѣдствіе такого осложненія дѣла, генералъ послалъ въ Эски-Загру приказаніе держаться до послѣдней крайности, и вмѣстѣ съ тѣмъ увѣдомилъ герцога Лейхтенбергскаго, что какъ только Богъ поможетъ ему разбить турокъ, онъ сейчасъ же придетъ на помощь Эски-Загрѣ и ея отряду.
Между тѣмъ, турки продолжали дѣлать свои настойчивыя, но неудачныя попытки противъ праваго фланга нашего отряда, а тѣмъ временемъ и ординарецъ, посланный къ 4-й стрѣлковой бригадѣ съ приказаніемъ поспѣшить къ бою, успѣлъ на полныхъ рысяхъ привести на правый нашъ флангъ 15-ю донскую батарею. Едва лишь замѣтила ее турецкая артиллерія, какъ тотчасъ же направила на нее свои выстрѣли. Хотя разстояніе между тѣмъ и другимъ артиллерійскимъ фронтомъ было гораздо болѣе трехъ верстъ, тѣмъ не менѣе мѣткость противника была замѣчательно хороша: всѣ снаряды ложились въ весьма близкомъ разстояніи отъ батареи, причемъ количество недолетовъ и перелетовъ было почти одинаковое. Чтобы не нести напрасныя потери, оставаясь въ бездѣятельномъ положеніи, казачья батарея, подъ горячимъ огнемъ, лихо вынеслась впередъ, примчалась на разстояніе около 600 саженей отъ непріятельской позиціи, мигомъ снялась съ передковъ, и не успѣли еще послѣдніе завернуть и отъѣхать отъ орудій, какъ «первое» грянуло уже свой пробный выстрѣлъ. Онъ оказался удачнымъ. Тогда батарея наша открыла такой мѣткій огонь картечными гранатами по непріятельской артиллеріи, что послѣ четвертой очереди турецкая батарея вынуждена была сняться съ позиціи и спѣшно отъѣхать назадъ саженей на 300.
Около одиннадцати часовъ утра прибыла, наконецъ, и стрѣлковая бригада. Ей было приказано пристроиться къ правому флангу Елецкаго полка, оставивъ 16-й батальонъ въ общемъ резервѣ. Такимъ образомъ, наша боевая линія удлинилась еще нѣсколько болѣе.
Спустя часа полтора выяснилось, что турки, мало-по-малу введя въ бой значительнѣйшую часть своихъ силъ, переходятъ въ наступленіе противъ нашего центра. Страшно усиленный огонь цѣпи, частые залпы сомкнутыхъ частей, артиллерійскіе снаряды и массы наступающихъ ротныхъ колоннъ, — все это заставило нашъ центръ нѣсколько попятиться.
Но какъ только былъ замѣченъ этотъ критическій моментъ, батареи наши[20] сію же минуту направили въ наступающія колонны сильный огонь картечными гранатами, да кромѣ того, въ поддержку попятившемуся центру, немедленно былъ выдвинутъ одинъ батальонъ изъ резерва, а стрѣлковая бригада пущена во встрѣчную атаку. Совокупность всѣхъ этихъ мѣръ не только остановила натискъ противника, но и обратила его въ безпорядочное отступленіе[21].
Въ тѣ самыя минуты, какъ генералъ Гурко давалъ энергическій отпоръ этой рѣшительной атакѣ, усмотрѣна была на шоссе большая пыль, быстро приближавшаяся къ намъ со стороны Эски-Загры. Турки, или наши? — вотъ былъ вопросъ, заставившій призадуматься многихъ. Но черезъ нѣсколько минутъ оказалось, что это были Кіевскій гусарскій и Астраханскій драгунскій полки съ 16-го конною батареею, по распоряженію герцога Лейхтенбергскаго, прискакавшіе на соединеніе съ отрядомъ генерала Гурко.
Во все время своего движенія, эти кавалерійскія части были поражаемы сильнымъ фланговымъ огнемъ, не смотря на который, полковникъ Ореусъ вынесся впередъ со своею 16-ю конною батареею и лихо, разомъ, что̀ называется «по конно-артиллерійски», открылъ мѣткій огонь противъ лѣваго фланга непріятельской позиціи.
Между тѣмъ, пока все описанное происходило у насъ въ центрѣ и на правомъ флангѣ, семь ротъ полковника Вульферта, направленныя съ лѣвой стороны, успѣли окончательно обойти въ лѣсу правый флангъ противника.
Неудача турокъ въ атакѣ противъ нашего центра, обходъ Вѵльфертомъ ихъ праваго фланга, атака нашей стрѣлковой бригады и, наконецъ, появленіе гусаръ и драгунъ съ 16-ю конною батареею — все это принудило непріятеля начать отступленіе одновременно по всей линіи. Наши войска сейчасъ же пустились преслѣдовать и исполнили это столь энергично, что турки обратились вскорѣ въ полное бѣгство. Они, повчерашнему, сбрасывали съ себя все, что могло замедлить быстроту ихъ бѣга; но не смотря на это, генералъ Гурко отдаетъ имъ полную справедливость въ томъ, что они «сражались великолѣпно». Погибая сотнями отъ губительныхъ картечныхъ гранатъ, они все же стойко защищали свою позицію въ теченіи шести часовъ, и послѣ сраженія, обозрѣвая поле дѣйствій, можно было безошибочно опредѣлять направленіе ихъ стрѣлковыхъ позицій по длиннымъ линіямъ турецкихъ труповъ. Трудно опредѣлить потери противника: тѣла его валялись повсюду — и на поляхъ, и въ кустахъ, и въ лѣсу, и въ кукурузѣ; самъ Эмимъ-паша, начальствовавшій этимъ отрядомъ, былъ раненъ въ ногу, о чемъ узнано отъ нѣкоторыхъ изъ плѣнныхъ и раненыхъ турокъ[22].
Но преслѣдуя бѣгущихъ, наши въ то же время видѣли, какъ надъ Эски-Загрою взвиваются громадные клубы чернаго дыма, какъ повсюду по окрестности пылаютъ болгарскія села — и скорбное зрѣлище этихъ пожаровъ производило на войска сильное впечатлѣніе.
Вотъ что̀ происходило въ отрядѣ герцога Николая Лейхтенбергскаго:
Къ вечеру 18-го іюля, отступивъ на позицію Айданлы, эски-загринскій отрядъ, когда уже стемнѣло, увидѣлъ въ южномъ и юго-восточномъ направленіяхъ и за дер. Мурадлы, у сел. Кадыкіой, длинныя линіи бивуачныхъ огней, тянувшихся одни за другими. Точно такая же масса костровъ виднѣлась и лѣвѣе, у Джуранлы и Буюка. Но между обѣими массами свѣтящихся точекъ оставался значительный темный промежутокъ, служившій видимымъ указаніемъ, что части того и другаго стана еще не успѣли соединиться между собою. То же самое было подтверждено и разъѣздами, нарочно съ этою цѣлію направленными въ ту сторону[23]. Ясно было, что южнѣе стоятъ силы, спеціально назначенныя дѣйствовать противъ Эски-Загры, а восточнѣе — отрядъ Эмима-паши, наступавшій отъ Іени-Загры.
Получивъ изъ отряда генерала Гурко извѣстіе[24], что Іени- Загра уже взята и что генералъ Гурко завтра идетъ на выручку Эски-Загры, и видя, что этому послѣднему городу угрожаетъ серьезная опасность, герцогъ Николай Лейхтенбергскій поспѣшилъ сдѣлать необходимыя распоряженія къ защитѣ, а именно: въ распоряженіе полковника Краснова, стоявшаго съ частію казаковъ противъ силъ, наступавшихъ на Эски-Загру съ юга-востока, по дорогѣ отъ желѣзно-дорожной станціи Карабунаръ, были посланы двѣ дружины съ четырьмя горными орудіями и сотнею казаковъ; остальныя же двѣ дружины и вся кавалерія оставлены въ резервѣ у дер. Айданлы; и кромѣ того, на разсвѣтѣ 19-го числа, изъ города были вывезены всѣ наши раненые и больные и высланъ черезъ ущелье на перевалъ весь обозъ отряда. Имѣя въ виду обѣщаніе генерала Гурко придти завтра на выручку, герцогъ Николай Лейхтенбергскій рѣшился защищать Эски-Загру до послѣдней крайности.
Съ разсвѣтомъ 19-го іюля обнаружилось, что двѣ отдѣльныя массы непріятеля, по вчерашнему, остались на мѣстахъ своего расположенія — одна у Джуранлы, другая — къ югу отъ Эски-Загры.
Около пяти часовъ утра, съ высокаго бугра близь дер. Айданлы, гдѣ стоялъ штабъ герцога Лейхтенбергскаго, нѣкоторыя лица замѣтили, что по шоссе изъ Іени-Загры приближается колонна казаковъ, которая вскорѣ завязала ружейную перестрѣлку и даже открыла изъ двухъ своихъ орудій огонь по джуранлійской позиціи турокъ. Его Высочество Николай Максимиліановичъ тотчасъ же выслалъ Кіевскій гусарскій имени своего полкъ, со взводомъ донской батареи, для дѣйствія во флангъ этой позиціи. Самая деревня Джуранлы кишѣла массами турецкой пѣхоты и кавалеріи. Все это отлично было видно съ бугра въ военные бинокли. Гусары, поддерживая перестрѣлку, въ теченіи трехъ часовъ сряду маневрировали на флангъ противника, не смотря на довольно чувствительныя потери. Такъ, напримѣръ, одна удачно лопнувшая граната вырвала у нихъ изъ строя 10 лошадей и 12 всадниковъ. И этому маневрированію должно въ значительной степени приписать то, что между джуранлійскимъ отрядомъ турокъ и ихъ силами, стоявшими предъ Эски-Загрою съ юга, не послѣдовало соединенія въ утро 19-го іюля.
Но почти одновременно съ кіевскими гусарами, то же вліяніе на этотъ результатъ оказалъ и Астраханскій драгунскій полкъ, со взводомъ 16-й конной батареи, высланный подъ начальствомъ своего командира, полковника Мацылевича, около восьми часовъ утра, въ направленіи на сел. Кучукъ-Кадыкіой, съ цѣлію обхода праваго фланга той массы пѣхоты, что́ развертывалась противъ дер. Мурадлы. Выйдя на опушку лѣса близь этого послѣдняго селенія, взводъ 16-й конной батареи открылъ огонь по батальоннымъ колоннамъ турокъ. Нѣсколько выстрѣловъ этого взвода сопровождались полнымъ успѣхомъ, — по крайней мѣрѣ, съ бугра у Айданлы было видно, какъ нѣсколько колоннъ отшатнулись назадъ, не устоявъ противъ нашихъ снарядовъ, а послѣ 30-ти довольно рѣдкихъ, выдержанныхъ выстрѣловъ, правый флангъ южшой массы былъ оттѣсненъ къ западу, и такимъ образомъ разрывъ между двумя непріятельскими отрядами сдѣлался еще больше, чѣмъ былъ въ началѣ. Достигнувъ этого результата, взводъ 16-й батареи, вмѣстѣ съ астраханскими драгунами, отошелъ къ Айданлы на прежнее свое мѣсто.
Къ одиннадцати часамъ утра, какъ разъ противъ середины разрыва между непріятельскими массами, сошлись 12 нашихъ эскадроновъ съ 6-ю конными орудіями. Эта кавалерія была стянута сюда въ ожиданіи подхода пѣхоты изъ Іени-Загры, съ тѣмъ, что какъ только подойдетъ она и вступитъ въ связь съ эски-загринскимъ отрядомъ, то эскадроны тотчасъ же бросятся въ разрѣзъ обѣихъ массъ. Но пока кавалерія нетерпѣливо ожидала желанной минуты такой атаки, съ бугра можно было ясно видѣть, что іени-загринская пѣхота уже вовлечена въ бой джуранлійскимъ отрядомъ, который держался крѣпко.
А между тѣмъ съ юга на Эски-Загру все болѣе и болѣе надвигались густыя тучи пѣхоты и конницы, желавшія, казалось, раздавить своею массою слабыя силы защитниковъ города. Начальникомъ городской обороны былъ назначенъ полковникъ Депрерадовичъ. Выславъ на помощь къ нему Казанскій драгунскій полкъ и видя, что въ случаѣ сильнаго натиска турокъ на восточную окраину города намъ будетъ очень трудно, если не вовсе невозможно, пройдти къ ущелью, сквозь которое лежалъ единственный путь нашего отступленія, — герцогъ Лейхтенбергскій рѣшился перевести остальныя двѣ болгарскія дружины[25] на дорогу, ведущую изъ города въ ущелье. Было уже половина двѣнадцатаго, когда къ бугру неожиданно прибылъ генеральнаго штаба генералъ-маіоръ Раухъ, прорвавшійся подъ градомъ снарядовъ изъ іени-загринской колонны мимо турецкой позиціи, и принялъ начальство надъ эски-загринскимъ отрядомъ.
Онъ первымъ дѣломъ приказалъ кавалеріи идти съ конною артиллеріею на присоединеніе къ правому флангу іени-загринскаго отряда, дѣйствовавшаго противъ джуранлійской позиціи, а два донскія орудія отправилъ въ городъ, чтобы не оставлять казанскихъ драгунъ вовсе безъ артиллеріи. Генералъ Столѣтовъ лично повелъ было эти орудія, но они не дошли до Казанскаго полка, потому что новыя обстоятельства указали на необходимость выставить ихъ около бугровъ, заслоняющихъ входъ въ ущелье. Впереди этихъ бугровъ расположены были 1-я и 3-я дружины болгарскаго ополченія.
Около часу дня дѣла наши подъ Эски-Загрой приняли слѣдующее положеніе:
2-я и 5-я дружины, съ двумя горными орудіями и дивизьономъ казанцевъ, вынуждены были отступить изъ города, который отъ дѣйствія турецкихъ гранатъ уже горѣлъ во многихъ мѣстахъ. 1-я и 3-я дружины закрывали собою ущелье, а между ними и городомъ залегъ въ садахъ другой дивизьонъ спѣшенныхъ казанцевъ. Два донскія орудія находились на крайнемъ лѣвомъ флангѣ этого боеваго порядка, подъ прикрытіемъ полусотни 26-го донскаго полка. Турки же, пользуясь закрытою мѣстностью и садами, окружающими городъ, и разсчитывая на свое громадное численное превосходство надъ нами, подступали къ намъ все ближе и ближе, и наконецъ успѣли своимъ обходомъ подвергнуть нашъ лѣвый флангъ большой опасности.
По отзыву герцога Николая Лейхтенбергскаго, болгары-дружинники дрались здѣсь «какъ львы, защищая каждую пядь родной земли». Роты 3-й дружины (подполковника Калитина) и 1-я дружина (подполковника Кисякова), разстрѣлявъ свои патроны, по нѣскольку разъ бросались въ штыки и опрокидывали цѣпь противника, но встрѣчаемыя залпами резервовъ и гранатнымъ огнемъ, гибли десятками, не уступая ни на шагъ свою позицію. Много легло здѣсь болгаръ истинными героями, много пало русскихъ, ихъ кадровыхъ учителей и боевыхъ воспитателей; между прочимъ, здѣсь же погибли и подполковникъ Калитинъ, и капитанъ Федоровъ, и штабсъ-капитанъ Усовъ, и поручикъ Поповъ — этотъ цвѣтъ русскаго боеваго офицерства, отданный болгарскимъ дружинамъ нашими туркестанскими батальонами. Замѣчательна смерть Калитина. Во время штыковой атаки болгаръ на турокъ былъ убитъ знаменщпкъ 3-й дружины, унтеръ-офицеръ Марченко. Вмѣстѣ съ нимъ поверглось на землю и прекрасное знамя, подаренное болгарамъ Самарою. Калитинъ, замѣтившій это паденіе, мигомъ соскакиваетъ съ лошади, хватается за древко, и снова вскочивъ въ сѣдло, выносится съ высоко поднятымъ знаменемъ предъ фронтъ своей дружины. «Ребята, знамя наше съ нами. Впередъ — за нимъ! за мною!» — звучнымъ голосомъ кричитъ онъ своимъ ополченцамъ, не замѣчая, что съ этого момента онъ самъ сдѣлался почти исключительною цѣлью турецкихъ стрѣлковъ, и повернувъ лошадь, устремляется на турокъ. Дружно гаркнули «ура» въ отвѣтъ ему болгары; въ рядахъ ихъ раздалась уже было боевая болгарская «пѣсня свободы», склоненные ятаганы ихъ шаспо[26] уже засверкали вокругъ и впереди Калитина — турки попятились. Но въ это мгновенье, зашатавшись въ сѣдлѣ и безсильно свѣсивъ на грудь голову, Калитинъ вдругъ падаетъ на землю. Онъ былъ пронизанъ тремя пулями. Ближайшіе люди подскочили на помощь къ своему командиру — но для него все уже было кончено: красивое, выразительное его молодое лицо, еще за мгновенье предъ тѣмъ столь вдохновенно дышавшее и мыслью, и отвагою, разомъ покрылось смертною блѣдностью. Онъ былъ мертвъ. Одинъ изъ унтеръ-офицеровъ вынулъ изъ руки его знамя, у котораго почти на серединѣ было перебито древко, и только что успѣлъ сдѣлать съ нимъ два-три шага, какъ и его положила турецкая пуля. На смѣну ему тотчасъ же явился другой унтеръ-офицеръ, но и этотъ былъ убитъ на мѣстѣ. Въ эти минуты бой шелъ уже въ упоръ съ противникомъ. Кучка турокъ подобралась къ лежавшему знамени и двое изъ нихъ уже поволокли было его на свою сторону: съ остервененіемъ кинулись на нихъ болгары — кто въ штыки, кто въ приклады — и среди ожесточеннѣйшей свалки, съ торжествомъ, вырвали свою драгоцѣнную святыню — первое болгарское знамя — изъ рукъ непріятеля.
Столь упорная оборона дружинниковъ ошеломила, наконецъ, турокъ своею стойкостью, такъ что они пріостановились своимъ наступленіемъ въ садахъ между Мурадлы и городомъ. Эта пріостановка дала возможность ополченцамъ свободно отойдти къ ущелью, подъ прикрытіемъ дивизьона спѣшенныхъ драгунъ и остатковъ дружинъ 2-й и 3-й, подъ начальствомъ полковника Депрерадовича. 1-я и 3-я дружины, потерявъ три четверти своихъ людей и бо̀льшую часть офицеровъ, стали отходить кучками къ ущелью, когда было уже около двухъ часовъ по полудни. За ними начали отступленіе спѣшенные казаки и драгуны съ горною батареею, которая до послѣдняго картечнаго заряда оставалась предъ толпами насѣдавшихъ турокъ и черкесовъ.
Турки, какъ уже сказано, пріостановились и чрезъ это дали ополченцамъ возможность свободно отойдти въ садъ, за іени-загринское шоссе; но не успѣли еще дружины занять возвышенность, какъ предупредившіе ихъ черкесы, забравшись на горныя вершины, открыли оттуда огонь, принудившій болгаръ спуститься въ глубину ущелья, куда послѣдовали за ними и казанцы.
Такимъ образомъ, входъ въ ущелье сдѣлался свободнымъ. Къ счастію, въ это время изъ города, по склону горы, подоспѣлъ полковникъ Депрерадовичъ съ 1-мъ дивизьономъ казанцевъ и остатками 2-й и 5-й дружинъ, приведенными сюда въ полномъ порядкѣ. Этотъ послѣдній арріергардъ и прикрылъ собою сборъ войскъ эски-загринскаго отряда у сел. Дербенткіой, куда къ пяти часамъ вечера прибылъ генералъ Раухъ, который отвелъ повозки съ ранеными и собранныя войска за рѣку Тунджу.
По отзыву герцога Николая Лейхтенбергскаго, геройская защита дружинниками роднаго города пріобрѣтаетъ тѣмъ большее значеніе, что въ то самое время, когда они дрались въ садахъ и виноградникахъ около Мурадлы, тысячи стариковъ, женщинъ и дѣтей болгарскихъ, спасаясь изъ-подъ турецкихъ гранатъ, покидали тѣсныя улицы пылающаго города и бѣжали въ то же самое ущелье, куда должны были отступить и наши войска. Такимъ образомъ въ день 19-го іюля наши дружинники честно исполнили свой долгъ не только какъ войско, но и какъ братья-защитники болгаръ, спасавшихся отъ турецкой мести и неволи.
И такъ, эски-загринскій отрядъ покинулъ свою позицію около двухъ часовъ по полудни. Въ это же время и джуранлійскій отрядъ Эмима-паши, противъ котораго дрался генералъ Гурко, началъ свое отступленіе. Какъ только это было усмотрѣно, генералъ Гурко немедленно послалъ ко всей своей пѣхотѣ, увлекшейся преслѣдованіемъ, приказаніе собраться на шоссе у Эски-Загры, съ тѣмъ чтобы въ тотъ же день атаковать городъ, если онъ занятъ непріятелемъ, или же выручить болгарское ополченіе, если оно держится. Но громадный дымъ, еще около часу дня поднявшійся надъ городомъ, служилъ зловѣщимъ признакомъ, что тамъ дѣла наши идутъ плохо....
Преслѣдованіе разбитаго отряда Эмима-паши генералъ Гурко поручилъ четыремъ казачьимъ сотнямъ съ четырьмя конными орудіями, а самъ отправился къ Эски-Загрѣ, приказавъ слѣдовать вмѣстѣ съ собою 16-му стрѣлковому батальону, Астраханскому драгунскому, Кіевскому гусарскому полкамъ и 16-й конной батареѣ, для того чтобы подъ прикрытіемъ этихъ частей собрать остальныя войска. Около трехъ часовъ по полудни генералъ остановился, не доходя верстъ четырехъ до города, и здѣсь ожидалъ прибытія войскъ до шести часовъ вечера, когда прибыла къ нему стрѣлковая бригада, а въ половинѣ седьмаго подошла наконецъ и 1-я бригада 9-й дивизіи. Увлеченіе преслѣдованіемъ и на этотъ разъ замедлило сборъ войскъ, появленіе которыхъ подъ самымъ городомъ, повидимому, сильно встревожило непріятеля; но время для атаки было уже упущено: черезъ часъ наступила бы ночная темнота, а вести войска въ бой при такихъ условіяхъ было бы болѣе чѣмъ рискованно, и потому генералъ Гурко отвелъ ихъ на бивуакъ къ Дальбокѣ, съ тѣмъ чтобы на другой день рано утромъ опять начать наступленіе. Здѣсь генералъ приказалъ доставить себѣ свѣдѣнія объ израсходованныхъ и остающихся патронахъ и снарядахъ. При этомъ выяснилось, что два предшествовавшія дѣла поглотили ихъ такое количество, что не только предпринимать какую-либо атаку, но и оставаться въ виду всей арміи Сулеймаиа было бы неблагоразумно. Такъ, напримѣръ, въ 10-й донской батареѣ оказалось налицо только по 27 снарядовъ на орудіе, считая въ томъ числѣ и картечь. По этой-то причинѣ и въ виду значительнаго превосходства силъ непріятеля, генералъ Гурко и рѣшился отойдти къ Хаинкіойскому ущелью.
Послѣдствіемъ нашей неудачи была страшная рѣзня, жертвами которой въ долинѣ Марицы и въ долинѣ Розъ сдѣлалось все, что́ не успѣло бѣжать или укрыться въ лѣсныхъ трущобахъ[27]. Общая убыль убитыми и ранеными въ отрядѣ генерала Гурко за все время его забалканской экспедиціи, т.-е. со 2-го по 20-е іюля, выражается въ слѣдующихъ цифрахъ: офицеровъ 61, нижнихъ чиновъ 1,467, а всего 1,528 человѣкъ. Кавалерія же, вслѣдствіе крайняго напряженія, при быстрыхъ, почти безпрерывныхъ передвиженіяхъ на значительныя разстоянія и по труднымъ дорогамъ, потерпѣла большой ущербъ въ конскомъ составѣ, такъ что нѣкоторыя части возвратились изъ-за Балканъ, имѣя всего лишь отъ пяти до восьми рядовъ во взводахъ.
Теперь остается только сдѣлать нѣкоторые общіе выводы, къ которымъ подаетъ поводъ забалканская экспедиція.
Бросить почти немедленно по переходѣ за Дунай достаточно сильный корпусъ войскъ, въ видѣ передоваго отряда, для занятія и обезпеченія хотя бы одного или двухъ балканскихъ переваловъ, прежде чѣмъ турки успѣютъ оправиться отъ перваго ошеломляющаго впечатлѣнія — безспорно, было смѣлою и вполнѣ цѣлесообразною мыслью. Въ этомъ случаѣ сколь бы ни былъ великъ рискъ для передоваго отряда, онъ былъ вполнѣ извинителенъ, въ виду необычайно важныхь выгодъ для наступающей арміи, которая, въ случаѣ удачи, пріобрѣтала себѣ съ первыхъ же шаговъ за Дунаемъ важнѣйшія стратегическія позиціи въ Балканахъ, обезпечивающія ей возможность движенія въ долины Тунджи и Марицы. Этого и желалъ Великій Князь Главнокомандующій, когда въ предписаніи своемъ генералу Гурко[28] велѣлъ ему овладѣть балканскими проходами, дабы подъ прикрытіемъ передоваго отряда приступить къ ихъ разработкѣ, для движенія обозовъ и тяжестей. Такимъ образомъ, первая мысль Главнокомандующаго имѣла въ виду только захватъ какого-либо изъ переваловъ и охрану его, для инженерной разработки, пока не подойдутъ главныя силы. Это и было не только удачно, но блистательно исполнено генераломъ Гурко, который съ разу, такъ сказать, съ налету овладѣлъ столь важнымъ стратегическимъ пунктомъ, какъ Тырново и, благодаря князю Церетелеву, вышелъ за Балканы, по проходу, оставленному турками почти безъ всякаго вниманія, ибо нельзя же считать за серьезное сопротивленіе стычку съ тремя стами человѣкъ анатолійскаго низама, которыхъ пластуны и стрѣлки прогнали изъ селенія Хаинкіой 2-го іюля.
По исполненіи этой важной задачи, генералъ Гурко долженъ былъ способствовать овладѣнію Шипкинскимъ переваломъ съ юга, въ то время, какъ князь Святополкъ-Мирскій будетъ атаковать тотъ же перевалъ съ сѣвера. Для этого генералу Гурко надлежало предварительно овладѣть Казанлыкомъ. Отважная, смѣлая предпріимчивость начальника передоваго отряда и счастливо сложившіяся обстоятельства помогли ему и въ этомъ случаѣ. Если же генералъ Гурко не могъ 5-і-о іюля способствовать сѣверной атакѣ на Шипкинскій перевалъ, которую въ этотъ день велъ Орловскій полкъ, то въ этомъ виноватъ едва ли не черезъ-чуръ поспѣшный разсчетъ времени, который заранѣе былъ сдѣланъ въ Тырновѣ, въ томъ предположеніи, что генералъ Гурко уже успѣетъ 5-го числа не только овладѣть Казанлыкомъ, но и подняться на южную сторону перевала. Можно думать, что этотъ разсчетъ, вѣроятно, не имѣлъ въ виду возможныхъ препятствій, которыя однако же случились на самомъ дѣлѣ, а именно: 3-го іюля въ стычкахъ за деревнею Орезари и 4-го іюля въ дѣлѣ подъ Уфлани, не говоря уже о сраженіи 5-го іюля подъ Казанлыкомъ, вслѣдствіе чего изнеможенная пѣхота могла подойдти къ деревнѣ Шипкѣ только передъ вечеромъ. Но даже и въ этомъ случаѣ, одно уже появленіе генерала Гурко въ названномъ пунктѣ могло въ тотъ же день повліять на успѣшный исходъ сѣверной атаки, еслибы въ составѣ габровскаго отряда было болѣе пѣхоты, за недостаткомъ которой князю Мирскому пришлось атаковать перевалы Шипку и Бердекъ четырьмя слабосильными колоннами, вслѣдствіе чего, по случаю неудачи одной изъ нихъ (капитана Кліентова), должны были отступить къ Габрову, 6-го утромъ, и всѣ остальныя.
Относительно же исполненія второй части задачи передоваго отряда, т. е. атаки Шипкинскаго перевала съ южной стороны, здѣсь нерѣдко слышатся нѣкоторыя замѣчанія, по поводу двухъ обстоятельствъ, а именно: говорятъ, что приказавъ генералу Столѣтову двигаться вслѣдъ за собою отъ Хаинкіоя къ Казанлыку 5-го вечеромъ, или 6-го утромъ, не уничтоживъ предварительно турокъ, отступившихъ къ Сливно, и не выждавъ подхода къ Хаинкіою 1-й бригады 9-й пѣхотной дивизіи, начальникъ передоваго отряда будто бы оставлялъ безъ всякаго обезпеченія Хаинкіойскій перевалъ, служившій пока его единственнымъ путемъ сообщенія съ главными силами.
При этомъ прибавляютъ: счастіе наше, что турки изъ Сливно (коихъ числительность не была намъ извѣстна) не заняли Хаинкіойское ущелье 6-го или 7-го іюля и что Шипкинскій перевалъ былъ очищенъ 7-го же числа, а безъ того будтобы положеніе передоваго отряда, въ виду скопляющейся арміи Сулеймана, могло сдѣлаться отчаяннымъ и даже безнадежнымъ. Но на это можно возразить, во-первыхъ, что именно на рискѣ-то и строились все движеніе передоваго отряда и всѣ его задачи, и во-вторыхъ, что въ виду настоятельнѣйшей необходимости занять, какъ можно скорѣе, Казанлыкъ и атаковать съ юга Шипку, генералу Гурко невозможно было терять не только лишняго дня, но и часа времени, такъ какъ иначе весь результатъ его рискованно-смѣлой, блестящей экспедиціи легко могъ бы свестись къ нулю.
Затѣмъ слышатся еще вопросы: зачѣмъ было оставлять всю горную артиллерію въ арріергардѣ у генерала Столѣтова, если начальнику передоваго отряда заблаговременно было извѣстно, что ему придется оперировать противъ Шипкинскаго перевала и что именно эта операція составляетъ существеннѣйшую часть его задачи по переходѣ за Балканы?
Прп этомъ выставляется такой доводъ, что сколь бы ни была плоха шоссейная дорога, по которой наступали 6-го числа пластуны; но едва ли ужь окончательно невозможно было поднять по ней легкія 4-хъ-фунтовыя орудія, коль скоро турки могли втащить на перевалъ даже дальнобойныя крупповскія пушки. Соглашаясь, что при недостаткѣ времени, операція подъема полевыхъ орудій была бы для насъ слишкомъ затруднительна, люди, склонные къ критикѣ, утверждаютъ, что возможность движенія на перевалъ вьюковъ горной артиллеріи является уже окончательно внѣ всякихъ сомнѣній, и въ доказательство приводятъ, что если бы генералъ Гурко признавалъ это невозможнымъ, то конечно не назначилъ бы 7-го числа четырехъ горныхъ орудій для движенія на перевалъ, вмѣстѣ съ одною изъ болгарскихъ дружинъ и стрѣлковымъ батальономъ; между тѣмъ, отсутствіе при отрядѣ полковника Климантовича горной артиллеріи 6-го числа было одною изъ важныхъ причинъ его неудачи и потерь при отступленіи.
Но такъ какъ, въ концѣ концовъ, мы заняли Шипкинскій перевалъ, да и на Хаинкіойскій проходъ со стороны турокъ не было сдѣлано никакихъ покушеній, то благодаря этой счастливой случайности, всѣ подобные упреки въ данномъ случаѣ не имѣютъ существеннаго значенія. Во всякомъ случаѣ, важно то, что главнѣйшія двѣ задачи передоваго отряда, благодаря энергіи и рѣшимости генерала Гурко, были разрѣшены въ поразительно короткій срокъ, со 2-го по 7-е іюля, и разрѣшены блестящимъ образомъ, съ самыми ничтожными потерями.
Далѣе, ставятъ еще въ упрекъ движеніе передоваго отряда изъ Казанлыка за Малые Балканы, для занятія Эски-Загры и Іени-Загры, съ силами, крайне недостаточными, чтобы удержаться въ этихъ пунктахъ противъ цѣлой арміи Сулеймана. Противъ этого предпріятія приводятъ тотъ доводъ, что Великій Князь Главнокомандующій приказалъ генералу Гурко только захватить балканскіе проходы и прикрывать ихъ до подхода главныхъ силъ арміи; за Малые же Балканы разрѣшалось ему высылать только кавалерійскія части для набѣговъ и рекогносцировокъ. Защитники же предпріятія говорятъ, что генералъ Гурко письмомъ просилъ Главнокомандующаго подчинить ему 1-ю бригаду 9-й пѣхотной дивизіи и разрѣшить дѣйствовать самостоятельно, на свой страхъ, потому что Малые Балканы стоятъ предъ нимъ какъ завѣса, мѣшая знать и видѣть то, что̀ дѣлается за ними, а между тѣмъ, при возможности самостоятельныхъ дѣйствій, онъ разсчитывалъ, что ему удастся или разбить по частямъ отряды изъ состава войскъ Сулеймана-паши, прежде чѣмъ они успѣютъ соединиться въ цѣлую армію, или же занятіемъ Эски и Іени-Загры еще надежнѣе обезпечить Шипкинскій и Хаинкіойскій проходы. Противъ этого возражаютъ, что для того-то передовому отряду и было придано столько кавалеріи, чтобы постоянно знать и видѣть происходящее за Малыми Балканами, въ долинѣ Марицы, и что для наибольшаго обезпеченія проходовъ, надо было укрѣпить доступы къ переваламъ и ждать, пока не придутъ на смѣну передовому отряду главныя силы арміи, а тогда уже дѣйствовать, сообразно дальнѣйшимъ приказаніямъ Главнокомандующаго.
Дѣйствительно, движеніе за Малые Балканы было совершено безъ приказа на то Великаго Князя. Но что касается намѣренія занять обѣ Загры, то въ сущности, чѣмъ же оно было рискованнѣе всего, что̀ сдѣлано генераломъ Гурко до 7-го числа включительно? Весь забалканскій походъ являетъ собою одинъ грандіозный, блистательный рискъ и, стало быть, соотвѣтственно такой идеѣ общаго предпріятія, движеніе за Малые Балканы — смѣю думать — было со стороны отважнаго генерала вполнѣ послѣдовательно. Онъ только нѣсколько ошибся въ предположеніи, что армія Сулеймана сплотится между 17-мъ и 20-мъ іюня и, стало быть, перейдетъ въ наступленіе около 20-го числа; но оправдайся его предположеніе, то съ 10-го (день занятія Эски-Загры) до 20-го числа, конечно, можно было бы достаточно укрѣпиться въ обѣихъ Заграхъ, для того чтобы выдержать, пожалуй, даже и съ наличными силами передоваго отряда, первый напоръ Сулеймана, пока не подойдутъ на выручку главныя силы нашей арміи. Мнѣ кажется, что при этомъ предпріятіи главнѣйшій вопросъ заключался бы только въ количествѣ сухарей и зарядовъ: было ли ихъ достаточно? а если и не было, то можно ли было разсчитывать на своевременный и безпрепятственный подвозъ ихъ на вьюкахъ изъ-за Великихъ Балкановъ? Оправданіемъ рискованнаго движенія за Малые Балканы — какъ мнѣ кажется — служитъ и то, что оно задумано и начато раньше, чѣмъ генералъ Гурко узналъ о «первой Плевнѣ» и что въ моментъ этого движенія, зная о нахожденіи главной квартиры въ Тырновѣ, онъ могъ оставаться въ полной и твердой увѣренности, что за нимъ немедленно послѣдуютъ главныя силы арміи, на которыя онъ будетъ опираться во всѣхъ своихъ предпріятіяхъ. Конечно, было бы спокойнѣе и надежнѣе оставаться, до дальнѣйшихъ приказаній, въ оборонительномъ положеніи при Казанлыкѣ и Хаинкіоѣ, — тогда, быть можетъ, и не оправдалось бы извѣстное турецкое изрѣченіе, которое гласитъ, что «кто пойдетъ чрезъ Хаинкіойскій проходъ, того ждетъ несчастіе»[29].
Примѣчанія
править- ↑ Оно же Сейменли или Семенли. Это село лежитъ на лѣвомъ берегу Марицы, а противъ него, на правомъ — желѣзно-дорожная станція Трново, находящаяся въ узлѣ развѣтвленія линій филиппопольской и ямбольской. Между Семенли и Трновымъ перекинутъ черезъ Марицу большой желѣзно-дорожный мостъ на каменныхъ быкахъ, принадлежащій къ ямбольской линіи. Въ нашихъ донесеніяхъ этотъ пунктъ нерѣдко называется Семенли-Трново.
- ↑ Въ составъ этого отряда входили: двѣ бригады болгарскаго ополченія, драгунская бригада (полки Астраханскій и Казанскій), 16-я конная батарея, Кіевскій гусарскій герцога Николая Максимиліановича Лейхтенбергскаго полкъ, взводъ донской № 10-го батареи и три казачьи сотни.
- ↑ Подъ начальствомъ полковника Бѣлогрудова.
- ↑ Въ районѣ данной мѣстности есть два Карабунара: одинъ — станція на линіи Трново-Ямболь, а другой — селеніе на шоссе изъ Эски-Загры въ Іени-Загру.
- ↑ Пѣхотные полки: 33-й Елецкій и 34-й Сѣвскій, охранявшіе Хаинкіойскій перевалъ.
- ↑ По шоссе изъ Эски-Загры въ Іени-Загру.
- ↑ Селеніе по дорогѣ изъ Іени-Загры въ Хаинкіой.
- ↑ У р. Тунджи, по дорогѣ изъ Іени-Загры въ предгорное мѣстечко Твердицу.
- ↑ Одинъ изъ участниковъ этого перехода, М. П. Федоровъ, описываетъ его въ слѣдующихъ чертахъ, которыя я заимствую урывками изъ его прекраснаго, подробнаго описанія:
«Въ четыре часа утра мы выступили изъ Казанлыка по дорогѣ къ Іени-Загрѣ… Еще тѣ, которые ѣхали верхами, могли спокойно смотрѣть на предстоявшую длинную дорогу, стрѣлки же находились въ другихъ условіяхъ. 13-й, напримѣръ, батальонъ наканунѣ былъ отправленъ на Шипкинскій перевалъ, что̀ составляетъ 17 верстъ, изъ которыхъ 5 крутаго подъема на высоту въ три слишкомъ тысячи футовъ. Только что онъ достигъ шипкинскихъ укрѣпленій и сталъ приготовллться къ занятію аванпостовъ, какъ прискакавшій казакъ привезъ командиру его предписаніе немедленно спуститься внизъ и присоединиться къ выступившему изъ Казанлыка отряду. Дѣлать нечего, батальонъ двинулся обратно, и такимъ образомъ ему, почти безъ отдыха, пришлось сдѣлать 76 верстъ. Другой батальонъ стрѣлковъ, 14-й, наканунѣ былъ въ караулѣ и на аванпостахъ, и ему не легокъ пришелся этотъ путь, тѣмъ болѣе, что сухари поддерживаютъ очень плохо солдатскія силы, а тутъ еще у стрѣлковъ попались сухари гнилые, съ зеленью, такъ что солдаты просто бросали ихъ, не желая носить на себѣ безполезную тяжесть… Уже стало темнѣть, а нашему походу конца еще не предвидѣлось; стрѣлки стали приставать и ежеминутно задерживали артиллерію. Солдаты рядами ложились по бокамъ дороги, измученные долгимъ переходомъ и жаркимъ днемъ… Становилось все темнѣе и темнѣе; тишина была полная, только изрѣдка раздавался стукъ оборвавшагося орудійнаго колеса, да неумолкаемою трелью звенѣли въ травѣ кузнецы. Стрѣлки, обнадеженные близкимъ ночлегомъ, шли молча, едва передвигая ноги… Вдругъ не вдалекѣ изъ-за зелени показался огонь и скоро мы ясно увидѣли горѣвшую у самой дороги хату… На концѣ деревни встрѣтила насъ толпа болгаръ и объясняла что-то на счетъ пожара… Подошелъ священникъ и сталъ говорить, что черкесы грабятъ, жгутъ въ сосѣднихъ селахъ; но намъ было не до нихъ. Ночлегъ сдѣлался вопросомъ первой важности, а между тѣмъ мы шли, шли, а дорогѣ и конца не было видно. Солдаты опять начали ложиться рядами, а въ одномъ мѣстѣ моя лошадь чуть не наступила на пластуна, который спалъ, какъ убитый. Наконецъ, уже въ первомъ часу ночи мы стали подходить къ бивуаку». - ↑ Кіевскій гусарскій полкъ и дивизьонъ Казанскаго драгунскаго полка со взводомъ донской № 10-го батареи.
- ↑ Верстахъ въ четырехъ съ половиною.
- ↑ Горная батарея и взводъ донской № 10-го батареи.
- ↑ 4-я и 6-я батареи 9-й артиллерійской бригады.
- ↑ 16-й стрѣлковый.
- ↑ Всѣ донесенія, по необходимости, были направляемы кружнымъ путемъ и получены генераломъ Гурко только 20-го іюля.
- ↑ Стоявшей съ ея артиллеріею на карабунарскомъ бувуакѣ.
- ↑ Отъ 9-ти до 12-ти орудій.
- ↑ Эту позицію усиливало еще то обстоятельство, что впереди ея во многихъ мѣстахъ находились поля, засѣянныя кукурузою, въ которой засѣли непріятельскіе стрѣлки. Подпуская нашихъ стрѣлковъ на самое близкое разстояніе, они почти въ упоръ поражали ихъ пулями.
- ↑ Батальонъ Елецкаго и двѣ роты Сѣвскаго полковъ.
- ↑ 6-я батарея 9-й артиллерійской бригады и донская казачья № 15-го.
- ↑ Особенно отличился при этомъ 15-й стрѣлковый батальонъ, который, опередивъ остальныя войска, врѣзался въ расположеніе непріятеля и тѣмъ сильно содѣйствовалъ отраженію его рѣшительной атаки, но понесъ при этомъ весьма чувствительныя потери.
- ↑ Наши потери заключаются въ слѣдующемъ: убиты — 33-го Елецкаго полка штабсъ-капитанъ Писаренко, 34-го Сѣвскаго полка штабсъ-капитаны Потеряхинъ, Эбергардъ и подпоручикъ Перковскій; ранены: командующій 13-мъ стрѣлковымъ батальономъ маіоръ Солянка, и кромѣ того: штабъ-офицеровъ 3, оберъ-офицеровъ 12; нижнихъ чиновъ убито 97, ранено 401, а всей потери 617 человѣкъ.
- ↑ Соединенію этихъ силъ въ концѣ вечера помѣшалъ пришедшій на бивуакъ кавалерійскій отрядъ герцога Евгенія Лейхтенбергскаго, занявшій въ виду ихъ наблюдательное положеніе.
- ↑ За подписью начальника штаба сего отряда, полковника Нагловскаго.
- ↑ Находившіяся вмѣстѣ съ кавалеріею и конною артиллеріею на позиціи у Айданлы.
- ↑ В словаре Даля (3-е издание) слово «шаспо» не найдено. Возможно опечатка. — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Вотъ какими ужасными красками описываютъ эти кровавыя сцены корреспонденты иностранныхъ газетъ:
— «Бухарестъ, 12-го августа. Три дня назадъ одинъ болгаринъ, прибывшій изъ Казанлыка, купецъ торгующій масломъ, говорилъ мнѣ: «Весьма ошибочно предположеніе, что турки и болгары могутъ со временемъ ужиться между собою. Или турки должны истребить болгаръ, или болгары турокъ». Этотъ страшный приговоръ приводится въ исполненіе по ту сторону горъ, что́ ясно видно изъ слѣдующихъ подробностей, добытыхъ мною изъ достовѣрныхъ источниковъ. Устрашенные жители Эски-Загры попытались было послѣдовать за болгарскимъ легіономъ, но черкесы заняли дорогу въ Казанлыкъ, а турки поставили стражу вокругъ города, такъ что никто не могъ убѣжать, и тутъ-то начались сцены дьявольскихъ жестокостей, которыя невозможно описать. Ни полу, ни возрасту не было пощады, а смерть у турокъ, какъ извѣстно, не считается еще за самую ужасную изъ пытокъ. Знатныя лица изъ турокъ, убѣжавшія при появленіи русскихъ и проводившія это время съ баши-бузуками въ окрестныхъ селеніяхъ, возвратились въ городъ и начали убивать людей на своихъ собственныхъ фермахъ. Сообщены имена слѣдующихъ лицъ: Тефикъ-бей, Садыкъ-бей, Акифъ-бей и Дайя-Ахмедъ. Госпиталь со всѣми ранеными, русскими и болгарскими, былъ сожженъ; спаслось только небольшое число жителей. Полагаютъ, что въ городѣ и въ окрестномъ вилайетѣ, одномъ изъ красивѣйшихъ и богатѣйшихъ въ Европѣ, безжалостно сожжено до 30 церквей, до 500 школъ и нѣсколько тысячъ домовъ; число же жителей, убитыхъ въ городѣ и въ селеніяхъ, весьма значительно. Въ этой рѣзнѣ также принимали участіе турецкіе купцы. Избіеніе продолжалось даже ночью, при свѣтѣ пылающихъ домовъ; разсказъ о немъ переданъ однимъ изъ жителей, спасшимся какимъ-то чудомъ, и тщательно провѣренъ. Сообщены имена многихъ начальницъ школъ, которыя вмѣстѣ съ молодыми воспитанницами подверглись гнуснымъ неистовствамъ и затѣмъ были убиты. Турецкіе жители, остававшіеся покорными и пользовавшіеся покровительствомъ во время пребыванія русскихъ, сбросили съ себя маску добродушія, вооружились топорами и ножами и начали убивать тѣхъ, подъ управленіемъ которыхъ они жили въ безопасности».
— Спеціальный корреспондентъ газеты «Daily News» сообщаетъ съ своей стороны слѣдующія свѣдѣнія объ избіеніи христіанъ турками:
«По полученнымъ мною извѣстіямъ, на южныхъ склонахъ Балканъ происходили въ послѣднія двѣ недѣли самыя страшныя сцены. По очищеніи русскими Эски-Загры началась страшная рѣзня, такъ какъ турки принялись убивать всѣхъ христіанъ, мужчинъ, женщинъ и дѣтей, по мѣрѣ того, какъ они выходили изъ своихъ жилищъ. Оставшіеся же въ домахъ подверглись еще худшей участи: ихъ сожгли живыми. Отдано было приказаніе жечь и разрушать всякое имущество христіанъ; въ этомъ дѣлѣ принимали участіе многіе турецкіе купцы. Въ числѣ ихъ слѣдуетъ упомянуть о Саидѣ-Агѣ, который собралъ значительное число баши-бѵзуковъ и отправилъ ихъ въ Чирпанскій округъ, для уничтоженія христіанскаго имущества. Въ самое короткое время запылали сотни домовъ, а надъ обитателями совершены были самыя гнусныя жестокости. Дѣло разрушенія коснулось даже отдаленныхъ селеній, какъ Богданъ, Махалези и Рани-Махалези, равно какъ и многихъ другихъ, заключавшихъ въ себѣ отъ 150 до 200 семействъ. Селенія эти расположены по желѣзной дорогѣ между Кершенли и Іени-Загрою; изъ нихъ спаслось не болѣе пятидесяти человѣкъ. Болгарскіе бѣглецы, прибывшіе въ Габрово и Сельви, утверждаютъ, что въ Эски-Загрѣ и Чирпанскомъ округѣ убито отъ 12,000 до 16,000 христіанъ. Бѣднымъ христіанамъ весьма трудно было спастись бѣгствомъ, такъ какъ по дорогѣ изъ Эски-Загры въ Казанлыкъ разставлены были солдаты, получившіе приказаніе убивать всякаго проходившаго по этой дорогѣ. Сожжено до 60 селеній».
— Юлій Виккеде описываетъ въ «Аугсбургской Газетѣ», въ качествѣ свидѣтеля-очевидца, выступленіе изъ Эски-Загры отряда генерала Гурко и рѣзню, происходившую въ этомъ городѣ по уходѣ русскихъ войскъ «....Это было 1-го августа (нов. стиля). Сулейманъ-паша только что соединился съ Реуфомъ-пашею, наканунѣ разбитымъ русскими. Пѣхота Сулеймана-паши шла форсированными переходами, день и ночь, отъ черногорской границы, почти безъ пищи. Изнуреннымъ солдатамъ, изъ которыхъ много было босыхъ, дали только нѣсколько часовъ отдыха. Затѣмъ къ нимъ обратились съ возваніемъ и сказали, что дѣло идетъ о спасеніи падишаха; что проклятые русскіе хотятъ разрушить Стамбулъ и сжечь святую Софію; что всѣ правовѣрные послѣдователи Магомета, которые погибнутъ въ этой борьбѣ, прямо попадутъ въ рай, гдѣ будутъ наслаждаться вѣчными удовольствіями. Этого было достаточно — усталость и изнуреніе были тотчасъ забыты и солдаты снова сомкнулись въ тѣсные ряды, чтобы съ яростью броситься на русскіе ретраншаменты. Между Сулейманомъ и Реуфомъ, а равно между офицерами и солдатами возбудилось общее соревнованіе и одни старались превзойти другихъ. Русскіе приняли нападеніе твердо, подобно стѣнѣ, и дрались героями, но не могли выдержать яростнаго натиска фанатизированныхъ солдатъ, превосходившихъ ихъ численностью, и генералъ Гурко увидѣлъ себя вынужденнымъ очистить Эски-Загру. Всѣ ретраншаменты были усѣяны грудами труповъ, потому что о пощадѣ тутъ никто и не думалъ.
«Эски-Загра была объята пламенемъ, и такъ какъ горѣла именно главная улица, то турки не могли преслѣдовать побѣжденныхъ и генералу Гурко удалось достигнуть Казанлыка. До сихъ поръ все шло хорошо (прибавляетъ Виккеде, извѣстный ненавистникъ Россіи) и я ощущалъ справедливую радость вслѣдствіе этой побѣды, спасшей Адріанополь; но, къ сожалѣнію, радость мою омрачило то, что́ мнѣ привелось видѣть и слышать вслѣдъ за тѣмъ. Я не въ состояніи описать всѣ ужасы сценъ, которыхъ мнѣ, къ несчастію, пришлось быть отчасти свидѣтелемъ-очевидцемъ и при воспоминаніи о которыхъ у меня до сихъ поръ кровь стынетъ въ жилахъ. На несчастный городъ Эски-Загру накинулись не люди, а какіе-то бѣшенные дьяволы. Въ плѣнъ никого не брали и кто не падалъ, будучи приколотъ штыкомъ, того дорѣзывали ятаганомъ; даже у бо̀льшой части раненыхъ отрублены были головы. Больные, женщины, дѣти, старики, однимъ словомъ все, что́ жило и дышало, все это безжалостно убивалось или бросалось въ огонь пылающихъ домовъ. Баши-бѵзуки изъ Албаніи, пришедшіе съ Сулейманомъ-пашею, оказались хуже дьяволовъ и убивали безъ всякой цѣли и безъ разбора, единственно изъ любви къ рѣзнѣ… Офицеры — если только можно употребить это названіе, говоря объ албанцахъ или другихъ иррегѵлярныхъ войскахъ падишаха, — потеряли всякую власть надъ солдатами и предоставили имъ насытить свою ярость. Судьба Магдебурга во время тридцатилѣтней войны не могла быть ужаснѣе того, что испытала Эски-Загра и многія другія мѣстности къ югу отъ Балкановъ; самыя кровожадныя орды той эпохи не могли рѣзать, жечь и грабить съ болѣе дикою свирѣпостью, чѣмъ турки». Такъ говорятъ наши отъявленные враги, безъ сомнѣнія, имѣющіе поводы скрывать еще многое и многое, уже въ силу того, что находятся при турецкомъ штабѣ; что же сказали бы наши друзья, если бы, подобно Юлію Виккеде, они могли быть очевидцами всѣхъ этихъ ужасовъ? - ↑ См. страницу 407.
- ↑ Турки, по какому-то суевѣрію, считаютъ Хаинкіойскій проходъ несчастнымъ, проклятымъ и заколдованнымъ мѣстомъ, гдѣ гнѣздятся злые духи, насылающіе на путника всяческія бѣды и напасти. Не оттого ли они и оставили его безъ всякой защиты, что уже слишкомъ были увѣрены въ неизбѣжности хаинкіойскаго рока?