Тысяча вторая сказка Шехеразады (По; Энгельгардт)/ДО

 См. также одноимённые страницы.

Тысяча вторая сказка Шехеразады
авторъ Эдгаръ По (1809—1849), пер. М. А. Энгельгардтъ

Оригинал: англ. The Thousand-and-Second Tale of Scheherazade. — Перевод созд.: 1845. Источникъ: Собраніе сочиненій Эдгара Поэ. — Санктъ-Петербургъ: Типографія бр. Пантелеевыхъ, 1896. — Т. 1

Тысяча вторая сказка Шехеразады.

Правда чуднѣе выдумки.

Старинная поговорка.

Просматривая недавно, по поводу одного изслѣдованія, Телльменоу Изитсоёрнотъ, — книгу, которая (какъ и Цохаръ Симеона Іохаида) врядъ-ли извѣстна въ Европѣ и, сколько я знаю, не упоминается ни однимъ американскимъ писателемъ, исключая, быть можетъ, автора «Курьезовъ Американской Литературы», — такъ, просматривая это весьма любопытное произведеніе, я сдѣлалъ замѣчательное открытіе: оказывается, что литературный міръ жестоко заблуждается насчетъ участи дочери визиря Шехеразады, что «Арабскія Ночи», въ которыхъ описана эта участь, невѣрно передаютъ, точнѣе сказать, не доводятъ до конца развязку исторіи.

Рекомендуя придирчивому читателю обратиться къ Изитсоёрнотъ и прочесть самому это интересное мѣсто, я позволю себѣ изложить здѣсь вкратцѣ сущность того, что мнѣ удалось открыть.

Читатель припомнитъ обычную версію разсказа: нѣкій монархъ, вполнѣ основательно заподозривъ свою супругу въ невѣрности, не только осудилъ ее на смерть, но и поклялся собственной бородой и пророкомъ каждый вечеръ брать въ жены прекраснѣйшую дѣвушку своего царства, а утромъ отдавать ее въ руки палача.

Уже много лѣтъ исполнялъ онъ свою клятву методически, буквально, съ благоговѣйной пунктуальностью, которая во всякомъ случаѣ рекомендуетъ его, какъ человѣка благочестиваго и разсудительнаго, когда однажды, подъ вечеръ, его обезпокоилъ (безъ сомнѣнія, за молитвой) великій визирь, дочери котораго пришла въ голову идея.

Имя дочери было Шехеразада, а идея состояла въ томъ, чтобы избавить страну отъ опустошительнаго налога на красоту или погибнуть, согласно установившемуся обычаю всѣхъ героинь.

Въ видахъ исполненія этого плана и не смотря на то, что годъ, кажется, не былъ високосный (что, конечно, увеличиваетъ достоинство жертвы) она отправляетъ своего отца, великаго визиря, къ калифу съ предложеніемъ ея руки. Калифъ охотно принимаетъ эту руку (онъ давно уже мѣтилъ на нее, но откладывалъ дѣло со дня на день только потому, что побаивался визиря), но при этомъ даетъ понять, что визирь визиремъ, а онъ, калифъ, не намѣренъ ни на іоту отступитъ отъ своего обѣта, или поступиться своими привиллегіями. И если, тѣмъ не менѣе, прекрасная Шехеразада пожелала вступить въ бракъ, и дѣйствительно вступила, не смотря на благоразумный совѣтъ отца не дѣлать ничего подобнаго, если, говорю я, она захотѣла выйти замужъ и вышла, то, надо сознаться, ея прекрасные черные глаза совершенно ясно видѣли, что изъ этого можетъ выйти.

Кажется, впрочемъ, эта политичная дѣвица (безъ сомнѣнія, она читала Маккіавелли) измыслила очень остроумный планъ. Въ первую же ночь послѣ свадьбы, не знаю подъ какимъ предлогомъ, она выпросила для своей сестры позволеніе лечь подлѣ кровати, на которой помѣщалась царственная чета, на такомъ разстояніи, чтобы можно было разговаривать съ нею; а незадолго до разсвѣта разбудила своего добраго монарха и супруга (онъ не разсердился, такъ какъ все равно рѣшилъ удавить ее утромъ), разбудила (хотя, благодаря спокойной совѣсти и превосходному пищеваренію, онъ спалъ крѣпко) и не давала ему уснуть чрезвычайно интересной исторіей (о крысѣ и черной кошкѣ, если не ошибаюсь), которую разсказывала (разумѣется, шопотомъ) своей сестрѣ. Случилось такъ, что, когда наступило утро, исторія еще не была кончена, и должна была остаться неоконченной по весьма естественной причинѣ: Шахеразадѣ пришло время отправляться къ палачу и быть удавленной, вещь не многимъ болѣе пріятная, чѣмъ повѣшеніе, и врядъ-ли болѣе изящная.

Съ сожалѣніемъ долженъ сознаться, что любопытство монарха одержало верхъ даже надъ его строгими религіозными принципами и заставило его отложить исполненіе обѣта до слѣдующаго утра, съ намѣреніемъ и въ надеждѣ узнать, что такое произошло между черной кошкой (я думаю, что дѣло шло о черной кошкѣ) и крысой.

Въ эту ночь леди Шехеразада не только покончила съ черной кошкой и крысой (крыса была голубая), но, сама, того не замѣчая, увлеклась разсказомъ (если пямять не обманываетъ меня) о пунцовой лошади (съ зелеными крыльями), которая приводилась въ движеніе часовымъ механизмомъ и заводилась синимъ ключомъ. Эта исторія еще сильнѣе заинтересовала калифа, и такъ какъ она тоже не кончилась къ разсвѣту (несмотря на всѣ старанія царицы своевременно попасть въ петлю), то не оставалось ничего другого, какъ отложить церемонію еще на сутки. На слѣдующую ночь произошло тоже самое съ тѣмъ же результатомъ; и на слѣдующую, и на слѣдующую, такъ что въ концѣ концовъ добрый монархъ, не удосужившись исполнить свой обѣтъ въ теченіе тысячи и одной ночи, или забылъ о немъ за давностью, или освободился отъ него установленнымъ порядкомъ, или (что всего вѣроятнѣе) по просту сбросилъ его съ плечъ долой такъ же, какъ и голову своего духовника. Во всякомъ случаѣ Шехеразада, происходившая по прямой линіи отъ Евы и, можетъ быть, получившая въ наслѣдство всѣ семь корзинъ съ исторіями, которыя эта послѣдняя собрала на деревьяхъ Эдема, — Шехеразада, говорю я, восторжествовала и налогъ на красоту былъ отмѣненъ.

Эта развязка безспорно хороша и пріятна, — но, увы! подобно многимъ пріятнымъ вещамъ, она болѣе пріятна, чѣмъ истинна; и только благодаря Изитсоёрнотъ я имѣю возможность исправить неточность. «Le mieux, — говоритъ французская поговорка, — est l’ennemi du bien», — замѣтивъ, что Шехеразада получила въ наслѣдство семь корзинъ, я долженъ прибавить, что она отдала ихъ въ ростъ, такъ что онѣ превратились въ семьдесятъ семь.  

— Сестрица, — сказала она при наступленіи тысяча второй ночи (здѣсь я передаю разсказъ «Изитсоёрнотъ» verbatim), сестрица, — сказала она, теперь, когда маленькое недоразумѣніе на счетъ петли уладилось и ненавистный налогъ отмѣненъ, было бы очень не хорошо съ моей стороны утаить отъ тебя и калифа (съ сожалѣніемъ должна замѣтить, что онъ хранитъ — чего ни одинъ джентльменъ не позволилъ бы себѣ) заключеніе исторіи моряка Синбада. Онъ испыталъ много другихъ приключеній, гораздо болѣе интересныхъ, чѣмъ тѣ, о которыхъ я вамъ разсказала; но правду сказать, мнѣ очень хотѣлось спать въ ту ночь, когда пришлось о нихъ разсказывать, такъ что я многое выпустила — да проститъ мнѣ Аллахъ это прегрѣшеніе. Во всякомъ случаѣ никогда не поздно исправить мое упущеніе, — сейчасъ я кольну разъ или два булавкой калифа и когда онъ проснется и прекратитъ свой ужасный храпъ, разскажу тебѣ (и ему, если онъ пожелаетъ) конецъ этой замѣчательной исторіи.

Сестра Шехеразады, какъ видно изъ «Изитсоёрнотъ», не выразила особенной благодарности; но калифъ послѣ нѣсколькихъ уколовъ, пересталъ храпѣть и сказалъ «Хмъ!», а потомъ «Уфъ!», а супруга его, понявъ эти слова (безъ сомнѣнія, арабскія) въ томъ смыслѣ, что онъ весь вниманіе и постарается не храпѣть, вернулась къ исторіи моряка Синбада.

«Наконецъ, на старости лѣтъ (это слова самого Синбада, передаваемыя Шехеразадой), мной снова овладѣла страсть къ посѣщенію невѣдомыхъ странъ. Однажды утромъ, не сказавъ никому изъ близкихъ о моемъ планѣ, я собралъ нѣсколько узловъ товара подороже и полегче, кликнулъ носильщика и отравился вмѣстѣ съ нимъ на морской берегъ съ цѣлью дождаться корабля, который увезетъ меня изъ нашего царства въ какую-нибудь страну, гдѣ мнѣ еще не случалось бывать.

«Сложивъ узлы на прибрежномъ пескѣ, мы усѣлись подъ деревомъ, всматриваясь въ океанъ, не увидимъ-ли корабля. Но въ теченіе нѣсколькихъ часовъ не показывалось ни одного. Наконецъ, мнѣ почудился странный жужжащій или шипящій звукъ, и носильщикъ, прислушавшись, объявилъ, что и онъ тоже слышитъ. Звукъ становился все громче и громче: очевидно, приближался къ намъ. Вскорѣ мы замѣтили на краю горизонта черное пятно, которое росло, росло и превратилось въ чудовище, плывшее по морю, причемъ большая часть его туловища выдавалась надъ поверхностью. Оно приближалось къ намъ съ изумительною быстротой, выбрасывая огромные клубы дыма изъ своей груди и озаряя ту часть моря, по которой двигалось, длинной, далеко тянувшейся, полосой свѣта.

«Когда оно подплыло на близкое разстояніе, мы могли подробно разсмотрѣть его. Чудовище было втрое длиннѣе самаго высокаго дерева, и такой же ширины, какъ большая пріемная зала въ твоемъ дворцѣ, о, славнѣйшій и великодушнѣйшій изъ халифовъ! Его туловище, совсѣмъ не такое, какъ у обыкновенной рыбы, было твердое, какъ камень и черное-пречерное, за исключеніемъ узкой кроваво-красной полосы, охватывавшей его въ видѣ пояса. Брюхо только по временамъ показывалось изъ воды, когда чудовище раскачивалось на волнахъ: оно было покрыто металлическими чешуями цвѣта луны въ сырую погоду. На плоской бѣлой спинѣ торчали шесть шиповъ, длина которыхъ равнялась половинѣ длины тѣла.

«Мы не замѣтили никакихъ признаковъ рта у этого ужаснаго существа; за то у него было, по меньшей мѣрѣ, восемьдесятъ глазъ, которые высовывались изъ орбитъ, какъ у зеленой стрекозы и были расположены вокругъ всего тѣла, двумя рядами, одинъ надъ другимъ, подъ красной полосой, соотвѣтствовавшей, повидимому, бровямъ. Двое или трое изъ этихъ страшныхъ глазъ были гораздо больше всѣхъ остальныхъ и казались изъ чистаго золота.

«Хотя это животное приближалось къ намъ съ необычайной быстротой, но двигалось оно положительно какимъ-то волшебствомъ: у него не было ни плавниковъ, какъ у рыбы, ни ногъ, какъ у утки, ни крыльевъ, какъ у кораблика; наконецъ, оно не изгибалось, какъ угорь. Голова и хвостъ его были одинаковой формы, только по близости отъ послѣдняго находились двѣ дыры, очевидно, ноздри, изъ которыхъ вырывалось съ страшной силой и рѣзкимъ непріятнымъ свистомъ шумное дыханіе чудовища.

«Какъ ни великъ былъ нашъ ужасъ при видѣ этого безобразнаго существа; но удивленіе пересилило даже страхъ, когда мы замѣтили на спинѣ чудовища толпу животныхъ, очень похожихъ на людей по величинѣ и формѣ. Онѣ отличались отъ людей только однимъ признакомъ: на нихъ не было одежды (какъ на людяхъ), а какая-то уродливая оболочка (безъ сомнѣнія, естественная), которая хотя и напоминала отчасти платье, но такъ плотно приросла къ кожѣ, что придавала бѣднымъ тварямъ потѣшный, неуклюжій видъ и очевидно причиняла имъ жестокія мученія. На самыхъ макушкахъ у нихъ были надѣты какіе-то ящики, замѣнявшіе чалму, какъ мнѣ показалось съ перваго взгляда. Однако, вглядѣвшись пристальнѣе, я замѣтилъ, что они чрезвычайно тяжелы и плотны: очевидно, ихъ назначеніе было поддерживать голову прямо на плечахъ. У всѣхъ этихъ тварей были черные ошейники (безъ сомнѣнія, знаки рабства), въ родѣ тѣхъ, въ которыхъ мы водимъ собакъ, только гораздо шире и туже, такъ что бѣдняжки не могли повернуть головы, не повернувшись въ то же время всѣмъ тѣломъ; и такимъ образомъ были осуждены вѣчно разсматривать свои носы.  

«Подплывъ къ берегу, чудовище внезапно выпучило одинъ глазъ и выбросило изъ него снопъ огня, сопровождавшійся густыми клубами дыма и трескомъ, который я могу сравнить только съ раскатомъ грома. Когда дымъ разсѣялся, одно изъ вышеописанныхъ уродливыхъ человѣкообразныхъ животныхъ приблизилось къ головѣ громаднаго звѣря, и, приставивъ къ губамъ трубу, обратилось къ намъ съ громкими, рѣзкими, непріятными звуками, которые мы приняли бы за слова, если бы они не исходили изъ носа.

«Видя, что къ намъ обращаются и не зная, что отвѣтить, я обратился къ носильщику, который почти обезпамятѣлъ отъ страха, — и спросилъ, не знаетъ-ли онъ, что это за чудовище, чего ему нужно, и что за странныя твари копошатся на его спинѣ. Кое-какъ, задыхаясь отъ страха, онъ пролепеталъ, что слыхалъ какъ-то объ этомъ морскомъ животномъ, что это свирѣпый демонъ, у котораго внутренности изъ сѣры, а вмѣсто крови огонь; что онъ созданъ злыми духами на мученіе человѣчеству; что твари на его спинѣ — паразиты въ родѣ тѣхъ, которые заводятся иногда у собакъ и кошекъ, только крупнѣе и злѣе; и что у нихъ есть свое назначеніе, хотя очень скверное: они кусаютъ и жалятъ чудовище, доводя его до бѣшенства, причемъ оно начинаетъ бушевать и свирѣпствовать, исполняя такимъ образомъ мстительный и коварный планъ злыхъ духовъ.

«Это сообщеніе заставило меня навострить лыжи; я пустился опрометью въ холмы, носильщикъ тоже, но въ противуположную сторону, такъ что, по всей вѣроятности, ему удалось улизнуть вмѣстѣ, съ моими товарами, которые онъ, безъ сомнѣнія, сохранилъ въ цѣлости, хотя я никогда не могъ провѣрить этотъ пунктъ, такъ какъ ни разу съ тѣхъ поръ не встрѣчался съ нимъ.

«Что касается меня, то я былъ настигнутъ толпою этихъ человѣкообразныхъ гадинъ (онѣ переплыли на берегъ въ лодкахъ), связанъ по рукамъ и по ногамъ и перевезенъ на чудовище, которое немедленно отплыло въ море.

«Я горько раскаивался въ безразсудной непосѣдливости, заставившей меня покинуть уютный домашній очагъ для гибельныхъ приключеній, въ родѣ настоящаго, но такъ какъ раскаяніе было безполезно, то я старался улучшить по возможности свою участь, — и для того заслужить расположеніе человѣкообразнаго животнаго съ трубою, которое, повидимому, командовало надъ своими собратьями. Мои старанія увѣнчались успѣхомъ: въ скоромъ времени эта тварь уже выказывала мнѣ различные знаки расположенія, и даже не полѣнилась обучить меня своему языку — если только можно назвать языкомъ эту зачаточную рѣчь — такъ что я могъ свободно объясняться съ нимъ и сообщить ему о своемъ страстномъ желаніи потолкаться по свѣту.  

— Washish squashish squeak, Sinbad, hey-diddle, diddle, grunt unt grumble, hiss, fiss, whiss, — сказалъ онъ мнѣ однажды послѣ обѣда — тысячу извиненій!.. я забылъ, что ваше величество не знакомы съ языкомъ этихъ человѣко-звѣрей (онъ представляетъ соединительное звѣно между ржаніемъ лошади и пѣніемъ пѣтуха). Съ вашего позволенія я переведу.

«Washish squashish» и такъ далѣе значитъ: — Вы славный малый, любезный Синбадъ; мы теперь совершаемъ то, что называется кругосвѣтнымъ плаваніемъ, и такъ какъ вамъ хочется видѣть свѣтъ, то я такъ и быть разрѣшаю вамъ свободно расхаживать по спинѣ животнаго.

Когда леди Шехеразада дошла до этого мѣста, калифъ, по словамъ «Изитсоёрнотъ», повернулся съ лѣваго бока на правый и сказалъ:

— Дѣйствительно, дорогая царица, очень странно, что вы пропустили эту часть приключеній Синбада. Знаете, я нахожу ихъ крайне интересными и странными.

Послѣ того какъ калифъ высказалъ свое мнѣніе, прекрасная Шехеразада такъ продолжала свою исторію:

— Синбадъ разсказывалъ такъ: Я поблагодарилъ человѣкозвѣря за его любезность и вскорѣ чувствовалъ себя какъ дома на спинѣ чудовища, которое мчалось по океану съ поразительной быстротой, хотя поверхность его въ этой части свѣта не плоская, а круглая, какъ у гранатоваго яблока, такъ что мы все время, такъ сказать, или поднимались на гору или опускались съ горы.

— Это очень странно, — перебилъ калифъ.

— Тѣмъ не менѣе истинная правда, — возразила Шехеразада.

— Я остаюсь при своихъ сомнѣніяхъ, — отвѣчалъ калифъ, — впрочемъ, будьте добры продолжать.

— Извольте, — сказала царица. — Животное, — продолжалъ Синбадъ, — мчалось съ горы на гору, пока мы не приплыли къ острову, который имѣлъ въ окружности нѣсколько сотъ миль и тѣмъ не менѣе былъ выстроенъ посреди моря колоніей крошечныхъ животныхъ въ родѣ червячковъ^[1].

— Хмъ! — сказалъ калифъ.

— Оставивъ островъ, — продолжалъ Синбадъ (Шехеразада, разумѣется, не обратила вниманія на невѣжливое замѣчаніе своего супруга), — оставивъ островъ, мы приплыли къ другому, гдѣ лѣса оказались изъ твердаго камня, такъ что лучшіе топоры разлетались на куски, когда мы пробовали рубить эти деревья^[2].  

— Хмъ! — снова перебилъ калифъ, но Шехеразада, не обративъ на это вниманія, продолжала разсказъ Синбада.

— Оставивъ этотъ островъ, мы приплыли въ страну, гдѣ есть пещера въ нѣдрахъ земли, пещера въ тридцать или сорокъ миль въ окружности, усѣянная дворцами, которые превосходятъ великолѣпіемъ и громадностью лучшія зданія Дамаска и Багдада. Съ кровель этихъ дворцовъ свѣшиваются миріады драгоцѣнныхъ каменьевъ, подобныхъ алмазамъ, но превышающихъ ростъ человѣческій, а по улицамъ, среди башенъ, пирамидъ и храмовъ струятся громадныя рѣки съ черной, какъ уголь, водой, кишащія безглазыми рыбами^[3].

— Хмъ! — сказалъ калифъ.

— Затѣмъ мы приплыли въ такую часть моря, гдѣ находится высокая гора, по склонамъ которой струятся потоки расплавленнаго металла; нѣкоторые изъ нихъ достигаютъ двѣнадцати миль въ ширину и шестидесяти въ длину^[4]; а изъ пропасти на верхушкѣ горы вылетаетъ такая масса пепла, что солнце скрывается отъ глазъ и вокругъ острова стоитъ кромѣшная тьма: даже на разстояніи полутораста миль отъ него мы не могли различать самыхъ яркихъ, бѣлыхъ предметовъ, хотя бы они находились въ двухъ шатахъ^[5].

— Хмъ! — сказалъ калифъ.

— Оставивъ этотъ берегъ, мы продолжали путь, пока не прибыли въ страну, гдѣ природа словно перевернулась вверхъ дномъ: мы нашли здѣсь озеро, на днѣ котораго, на глубинѣ болѣе ста футовъ зеленѣлъ пышный, роскошный лѣсъ^[6].

— Фу! — сказалъ калифъ.

— Проплывъ еще нѣсколько сотъ миль, мы попали въ область съ такой плотной атмосферой, что желѣзо и сталь плавали въ ней, какъ у насъ перья и пухъ^[7].

— Браки! — сказалъ калифъ.

— Продолжая путъ въ томъ же направленіи, мы прибыли въ великолѣпнѣйшую страну въ мірѣ. Тутъ катилась пышная рѣка въ нѣсколько тысячъ миль длиною. Рѣка эта неизмѣримой глубины и прозрачнѣе стекла. Ширина ея отъ трехъ до шести миль, вдоль беретовъ возвышаются утесы, увѣнчанные вѣчно зелеными деревьями и душистыми цвѣтами. — Эта страна роскошный садъ, но имя ей — царство ужаса, и всякій, кто вступитъ въ нее, погибъ неизбѣжно^[8].  

— Ухъ! — сказалъ калифъ.

— Мы поскорѣе оставили эту страну и черезъ нѣсколько дней прибыли въ другую, гдѣ съ изумленіемъ увидѣли сотни чудовищъ съ рогами, похожими на серпы. Эти отвратительныя животныя выкапываютъ въ землѣ огромныя ямы, въ формѣ воронокъ, обкладывая края ихъ скалами, которыя валятся при малѣйшемъ толчкѣ. Если какое-нибудь животное набѣжитъ на яму и задѣнетъ за камень, послѣдній увлекаетъ его внизъ; тутъ оно попадаетъ въ лапы чудовища, которое, высосавъ кровь своей жертвы, презрительно выбрасываетъ ея трупъ вонъ изъ «пещеры смерти»^[9].

— Охъ!—сказалъ калифъ.

— Продолжая нашъ путь, мы попали въ страну, гдѣ растенія не укореняются въ землѣ, а ростутъ въ воздухѣ^[10]. Есть и такія, которыя развиваются на остаткахъ другихъ растеній^[11], или на животныхъ^[12]. Иныя свѣтятся яркимъ пламенемъ^[13], иныя передвигаются съ мѣста на мѣсто^[14], и что еще удивительнѣе, мы нашли здѣсь цвѣты, которые живутъ, дышатъ, двигаютъ своими членами по произволу, мало того, имѣютъ отвратительную и чисточеловѣческую привычку ловить и обращать въ рабство другихъ тварей и запирать ихъ въ ужасныя тѣсныя темницы, гдѣ они должны исполнять извѣстную работу^[15].  

— Пхе!—сказалъ калифъ.

— Оставивъ эту страну, мы вскорѣ попали въ другую, гдѣ пчелы и птицы обладаютъ такими геніальными математическими способностями, что ежедневно даютъ уроки геометріи мудрецамъ этого царства. Однажды, тамошній царь назначилъ премію за рѣшеніе двухъ крайне трудныхъ проблемъ, которыя и были рѣшены за одинъ присѣсть: одна — пчелами, другая — птицами. Но король сохранилъ это рѣшеніе въ тайнѣ, и только послѣ многолѣтнихъ работъ и изслѣдованій, составившихъ тысячи толстыхъ фоліантовъ, математики-люди пришли, наконецъ, къ тому же рѣшенію, которое было сразу найдено птицами и пчелами^[16].

— Чортъ! — сказалъ калифъ.

— Едва мы потеряли изъ вида это царство, какъ передъ нами показалась другая страна. Съ береговъ ея летѣла, направляясь надъ нашими головами, стая птицъ, шириною въ милю, а длиной въ двѣсти сорокъ миль, такъ что прошло не менѣе четырехъ часовъ, пока она пролетѣла надъ нами, дѣлая по милѣ въ минуту. Очевидно, тутъ были милліоны милліоновъ птицъ^[17].  

— Дьяволъ! — сказалъ калифъ.

— Не успѣла пролетѣть эта стая, причинившая намъ много досады, какъ мы страшно перепугались при видѣ другой птицы, далеко превосходившей размѣрами даже руховъ, которые попадались мнѣ въ прежнихъ путешествіяхъ. Она была больше самыхъ большихъ куполовъ твоего сераля, о, великодушнѣйшій халифъ! Мы не могли разсмотрѣть голову этой страшной птицы; повидимому, она вся состояла изъ чудовищнаго, круглаго, толстаго брюха, съ виду мягкаго, гладкаго, блестящаго и разрисованнаго пестрыми полосами. Чудовище уносило въ своихъ когтяхъ цѣлый домъ, съ котораго сбросило крышу и въ которомъ мы замѣтили фигуры людей, безъ сомнѣнія, страшно перепуганныхъ ожидавшей ихъ ужасной участью.

Мы кричали изо всѣхъ силъ, стараясь напугать птицу и заставить ее выпустить свою добычу, но она только фыркнула отъ злости и бросила намъ на головы тяжелый мѣшокъ съ пескомъ.

— Чушь! — сказалъ калифъ.

— Тотчасъ послѣ этого приключенія попался намъ материкъ огромныхъ размѣровъ, чудовищной твердости, который тѣмъ не менѣе держался на спинѣ коровы небесно-голубого цвѣта съ четырьмя сотнями роговъ^[18].

— Этому я вѣрю, — сказалъ калифъ, — я уже читалъ объ этомъ въ какой-то книгѣ.

— Мы проплыли подъ этимъ материкомъ (пробравшись между ногами коровы) и спустя нѣсколько часовъ прибыли въ удивительную страну, которая оказалась родиной моего человѣко-звѣря, населенной такими же, какъ онъ, существами. Это значительно возвысило его въ моихъ глазахъ, такъ что я даже устыдился своего презрительно-фамильярнаго обращенія съ нимъ. Я убѣдился, что эти человѣко-звѣри могущественные волшебники: въ мозгу у нихъ водятся какіе-то червяки^[19], которые своими уколами и упущеніями побуждаютъ ихъ фантазію къ самымъ чудеснымъ выдумкамъ.

— Вздоръ! — сказалъ калифъ.  

— Они приручили много удивительныхъ животныхъ; между прочимъ, огромную лошадь съ желѣзными костями, у которой вмѣсто крови кипящая вода. Она питается не овсомъ, а черными каменьями и, несмотря на эту скудную пищу, такъ сильна и быстра, что тащитъ за собой грузъ, болѣе тяжелый, чѣмъ величайшій храмъ въ этомъ городѣ, быстротѣ которой позавидуетъ птица^[20].

— Гиль! — сказалъ калифъ.

— Я видѣлъ также у этого народа курицу безъ перьевъ, ростомъ больше верблюда; вмѣсто мяса и костей у нея желѣзо и кирпичъ; вмѣсто крови кипятокъ, какъ и у лошади (съ которой она въ близкомъ родствѣ) и также какъ лошадь, она питается только деревомъ или черными каменьями. Эта курица приноситъ въ сутки по сотнѣ цыплятъ, которые послѣ рожденія остаются на нѣсколько недѣль въ желудкѣ матери^[21].

— Дичь! — сказалъ калифъ.

— Одинъ изъ представителей этого племени великихъ колдуновъ устроилъ изъ дерева, мѣди и кожи человѣка, который обыграетъ въ шахматы весь міръ, кромѣ великаго халифа Гарунъ Альрашида^[22]. Другой волшебникъ создалъ (изъ такого же матеріала) существо, которое превзошло геніальностью даже своего изобрѣтателя; въ одну секунду оно производитъ такіе сложные разсчеты, для которыхъ требуется работа пятидесяти тысячъ живыхъ людей въ теченіе года^[23]. Но еще поразительнѣе изобрѣтеніе другого волшебника: могущественное существо, съ мозгомъ изъ кожи и какого-то чернаго вещества вродѣ дегтя, и со множествомъ пальцевъ, которыми оно работаетъ съ невѣроятной быстротой и ловкостью, такъ что безъ труда можетъ написать двадцать тысячъ списковъ Корана въ часъ, причемъ списки эти не отличаются другъ отъ друга на ширину тончайшаго волоска. Существо это обладаетъ чудовищной силой; во мгновеніе ока создаетъ и низвергаетъ могущественнѣйшія имперіи; но силы его служатъ и добру, и злу.

— Потѣха! — сказалъ калифъ.

— Среди этой націи кудесниковъ нашелся одинъ, у котораго въ жилахъ кровь саламандры: онъ можетъ сидѣть и какъ ни въ чемъ не бывало курить свою трубку въ раскаленной печи, пока его обѣдъ жарится тутъ же на полу^[24]. Другой превращаетъ неблагородные металлы въ золото, безъ малѣйшаго труда, даже не глядя на нихъ^[25]. У третьяго чувство осязанія такъ тонко, что онъ выдѣлываетъ невидимую проволоку^[26]. Четвертый такъ быстро схватываетъ впечатлѣнія, что можетъ сосчитать движенія упругаго тѣла, которое раскачивается взадъ и впередъ, дѣлая девятсотъ милліоновъ колебаній въ секунду^[27].

— Глупости! — сказалъ калифъ.

— Еще одинъ волшебникъ можетъ, посредствомъ жидкости, которой никто никогда не видѣлъ, заставить своихъ пріятелей размахивать руками, дрыгать ногами, драться, даже плясать, по своему произволу^[28]. Другой обладаетъ такимъ громкимъ и зычнымъ голосомъ, что его рѣчь раздается съ одного конца земли до другого^[29]. У третьяго такія длинныя руки, что онъ можетъ, сидя въ Дамаскѣ, писать письмо въ Багдадѣ или какомъ угодно другомъ пунктѣ^[30]. Четвертый заставляетъ молнію падать къ нему съ неба, и она является по его зову, и служитъ ему игрушкой. Пятый изъ двухъ громкихъ звуковъ создаетъ молчаніе. Шестой соединяетъ два яркихъ луча и получаетъ тьму^[31]. Седьмой приготовляетъ ледъ въ раскаленной печи^[32]. Восьмой приказалъ солнцу нарисовать его портретъ и солнце послушалось^[33]. Девятый взялъ солнце, луну и планеты, тщательно взвѣсилъ ихъ и опредѣлилъ, изъ какихъ веществъ они состоятъ. Вообще вся эта нація такъ сильна въ волшебствѣ, что даже дѣти, даже простыя собаки и кошки безъ всякаго труда видятъ предметы, вовсе не существующіе или исчезнувшіе за двадцать милліоновъ лѣтъ до появленія самой націи^[34].

— Ерунда! — сказалъ калифъ.

— Жены и дочери этихъ великихъ и мудрыхъ волшебниковъ, — продолжала Шехеразада, ничуть не смущаясь частыми и совершенно не джентльменскими перерывами со стороны мужа, — жены и дочери этихъ славныхъ заклинателей были бы совершенствомъ добродѣтели и утонченности, красоты и привлекательности, если бы не роковое заблужденіе, противъ котораго безсильны, при всемъ своемъ могуществѣ, ихъ мужья и братья. Заблужденія являются въ различныхъ формахъ; то, о которомъ я говорю — въ формѣ турнюра.

— Чего? — сказалъ калифъ.

— Турнюра, — отвѣчала Шехеразада. — Одинъ изъ злыхъ геніевъ, которые постоянно замышляютъ бѣды для человѣчества, внушилъ этимъ превосходнымъ дамамъ мысль, что женская красота всецѣло зависитъ отъ размѣровъ той части тѣла, которая помѣщается нѣсколько ниже спины. Чѣмъ сильнѣе выдается эта часть, тѣмъ совершеннѣе красота. Такъ какъ эта мысль овладѣла ими давно, а подушки въ той землѣ дешевы, то и вышло, что въ настоящее время тамъ нельзя отличить женщину отъ дромадера…  

— Довольно!—сказалъ калифъ,—я не могу и не желаю выносить этой чепухи. У меня и такъ ужъ разболѣлась голова отъ твоего вранья. Да и утро ужь наступаетъ. Сколько времени мы женаты?.. моя совѣсть опять возмущается. Дромадера… ты считаешь меня осломъ. Въ концѣ концовъ можешь идти въ петлю.

Эти слова, — говоритъ Изитсоёрнотъ, — удивили и огорчили Шехеразаду; но такъ какъ она знала, что калифъ человѣкъ крайне добросовѣстный и ни за что не откажется отъ своего слова, то и подчинилась его приказанію безъ всякихъ разговоровъ. Впрочемъ, она утѣшалась (въ то время какъ петля затягивала ей шею) мыслью, что исторія еще далеко не закончена, и что ея супругъ самъ себя наказалъ за грубость, благодаря которой ему не придется услышать о многихъ удивительныхъ приключеніяхъ.

Примѣчанія

1. Коралловые полипы.
2. «Одно изъ замѣчательнѣйшихъ явленіи въ Техасѣ окаменѣлый лѣсъ въ верховьи рѣки Пазиньо. Онъ состоитъ изъ нѣсколькихъ сотъ деревьевъ, стоящихъ вертикально, но превратившихся въ камень. Нѣкоторыя деревья окаменѣли только отчасти и продолжаютъ рости. Этотъ поразительный фактъ достоинъ вниманія естествоиспытателей, которымъ придется измѣнить современную теорію окаменѣнія. Кеннеди.
   Это сообщеніе, сначала встрѣченное недовѣріемъ, подтвердилось открытіемъ окаменѣлаго лѣса въ горахъ Black Hills.
   Врядъ-ли найдется на землѣ зрѣлище болѣе живописное и болѣе замѣчательное въ геологическомъ отношеніи, чѣмъ окаменѣлый лѣсъ близь Каира. Оставивъ за собой гробницы калифовъ тотчасъ за воротами города, путешественникъ направляется къ югу, подъ прямымъ угломъ къ дорогѣ черезъ пустыню въ Суецъ, по безплодной равнинѣ, усѣянной пескомъ, гравіемъ, морскими раковинами и влажной, какъ будто приливъ только что оставилъ ее. Пройдя миль десять по этой равнинѣ, онъ встрѣчаетъ гряду низкихъ песчаныхъ холмовъ. Тутъ передъ нимъ открывается удивительная и безотрадная картина. На много миль кругомъ почва завалена исковерканными, свалившимися деревьями и пнями, совершенно окаменѣлыми, издающими рѣзкій металлическій звукъ, если лошадь случайно задѣнетъ ихъ копытомъ. Деревья пріобрѣли темно-бурый оттѣнокъ, но вполнѣ сохранили форму; длина ихъ отъ одного до пятнадцати, толщина отъ полуфута до трехъ футовъ. Онѣ навалены такими грудами, что египетскій оселъ съ трудомъ пробирается между ними, и имѣютъ такой естественный видъ, что будь, это въ Шотландіи или Ирландіи, мѣстность можно бы было принять за огромное высушенное болото, усѣянное вырытыми древесными стволами. Корни и обломки вѣтвей замѣчательно сохранялись; на многихъ совершенно отчетливо видны слѣды червей. Самыя тонкія ткани и сосуды, нѣжныя части сердцевины сохранили свою структуру, мельчайшія детали которой ясно различаемы при сильномъ увеличеніи. Всѣ эти остатки пропитаны кремнемъ до того, что царапаютъ стекло и выдерживаютъ полировку. Asiatic Magazine.
3. Мамонтова Пещера въ Кентукки.
4. Въ Исландіи, 1783.
5. Во время изверженія Этны въ 1766 году, облака дыма до того затмили небо, что въ Глаумбѣ, на разстояніи болѣе пятидесяти миль отъ горы, жители должны были отыскивать дорогу ощупью. Во время изверженія Везувія въ 1794 г., въ Казертѣ, въ четырехъ миляхъ отъ вулкана, можно было ходить только при свѣтѣ факеловъ. Перваго мая 1812 г., туча волканическаго пепла и песка, извергнутая вулканомъ на островѣ св. Винцента, застлала весь островъ Барбадосъ, такъ что въ полдень нельзя было въ двухъ шагахъ разсмотрѣть деревья и другіе предметы, даже различить бѣлый платокъ на разстояніи шести дюймовъ отъ глазъ. Murray, p. 215, Phil. edit.
6. Въ 1790 г. въ Каракасѣ, во время землетрясенія опустился участокъ гранитной почвы, на мѣстѣ котораго образовалось озеро въ восемьсотъ ярдовъ въ діаметрѣ и отъ восьмидесяти до ста футовъ глубиной. Часть лѣса Арипао опустилась вмѣстѣ съ почвой и деревья оставались зелеными подъ водою въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ». Murray, p. 221.
7. «Самая твердая сталъ превращается подъ вліяніемъ паяльной трубки въ неосязаемую пыль, которая плаваетъ въ воздухѣ».
8. Область Нигера. См. Simmond’s „Colonial Magazine“.
9. Myrmeleon, — муравьиный левъ. Терминъ „чудовище“ можетъ быть примѣненъ одинаково къ мелкимъ и крупнымъ существамъ, тогда какъ эпитетъ „огромный“ имѣетъ лишь относительное значеніе. Пещера муравьинаго льва огромна, въ сравненіи съ ростомъ обыкновеннаго муравья. Песчинка для послѣдняго — „скала“.
10. Epidendron Flos aeris, ихъ семейства Orchideae прикрѣпленъ корнями къ дереву, но не высасываетъ его соковъ, а существуетъ ислючательно на счетъ воздуха.
11. Паразиты, въ родѣ удивительной Rafflesia Arnoldi.
12. Ckay устанавливаетъ классъ растеній, развивающихся на животныхъ — Plantae Epizoae. Сюда относятся нѣкоторые Fuci и Algae.
    Мистеръ Ж. Б. Вилльямсъ, изъ Салема, Mass. представилъ въ „Національный Институтъ“ насѣкомое изъ Новой Зеландіи, съ слѣдующимъ описаніемъ: — Этотъ мертвый червякъ „Hotte“ найденъ въ корняхъ ростка Rata, который развивается изъ его головы. Это совершенно особенное и крайне любопытное насѣкомое, живетъ на деревьяхъ Rata и Perriri; забравшись на верхушку дерева, оно прогрызаетъ себѣ путь вдоль всего ствола до самыхъ корней; затѣмъ выползаетъ изъ корня и околѣваетъ, или засыпаетъ, причемъ изъ головы его выростаетъ дерево, а тѣло насѣкомаго сохраняется въ цѣлости и твердѣетъ. Туземцы приготовляютъ изъ него краску для татуировки.
13. Въ рудникахъ и естественныхъ гротахъ, попадается одинъ видъ гриба, издающаго сильный фосфорическій свѣтъ.
14. Орхидея, скабіоза и валлисперія.
15. „Вѣнчикъ этого цвѣтка (Aristolochia Clematitis) трубчатый, но заканчивается вверху язычкомъ, а внизу расширяется въ видѣ шарика. Трубчатая часть одѣта внутри жесткими волосками, направленными внизъ. Шарообразное расширеніе содержитъ пестикъ, который состоитъ только изъ завязи и рыльца, и окруженъ тычинками. Но тычинки короче завязи, такъ что цвѣтень не можетъ попасть на рыльце, а цвѣтокъ стоитъ вертикально до опыленія. Такимъ образомъ, безъ посторонней, внѣшней помощи, пыльца должна падать на дно цвѣтка. Но помощь является въ лицѣ Tiputa Pennicornis, маленькаго насѣкомаго, которое, забравшись въ трубку за медомъ, спускается на дно, гдѣ возится до тѣхъ поръ, пока не покроется пыльцой. Не имѣя возможности выбраться изъ цвѣтка, по милости волосковъ, сходящихся острыми концами въ центрѣ трубки, подобно проволокамъ въ мышеловкѣ, оно мечется туда и сюда, ощупываетъ каждый уголокъ, попадаетъ на рыльце и оплодотворяетъ его пыльцею. Послѣ оплодотворенія цвѣтокъ опускается внизъ, волоски прижимаются къ стѣнкѣ трубки и насѣкомое вылетаетъ вонъ. Rev. P. Keith. „System of Physiological Botany“.
16. Пчелы, съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ онѣ существуютъ, строятъ свои ячейки съ такимъ числомъ сторонъ, въ такомъ количествѣ, и подъ такими углами, какъ это требуется (согласно глубочайшимъ математическимъ изслѣдованіямъ), въ постройкѣ, соединяющей наибольшій объемъ съ наибольшею плотностью.
    Въ концѣ прошлаго столѣтія математики заинтересовались слѣдующей проблемой: „опредѣлить наилучшую форму, какая можетъ быть дана крыльямъ вѣтряной мельницы, сообразно ихъ измѣняющимся разстояніямъ отъ вращающихся шпилей и отъ центровъ вращенія“. Знаменитѣйшіе математики безуспѣшно корпѣли надъ этой сложной проблемой и когда, наконецъ, рѣшеніе было найдено, оказалось, что крылья птицъ уже доставили это рѣшеніе, съ тѣхъ поръ какъ первая птица пролетѣла въ воздухѣ.
17. Онъ видѣлъ стаю голубей, пролетѣвшую между Франкфуртомъ и территоріей Индіаны. Стая эта, шириною въ милю, летѣла въ теченіе четырехъ часовъ; предполагая, что она пролетала по милѣ въ минуту, получимъ длину стаи въ 240 миль; а принимая по три голубя на квадратный ярдъ, насчитаемъ 2.230.272.000 штукъ. „Travels in Canada and the United States“ by Lieut F. Hall.
18. „Земля покоится на голубой коровѣ съ четырьмя сотнями роговъ“. Sale’s Koran.
19. Entozoa или внутренностные черви не разъ были находимы въ мускулахъ и мозговомъ веществѣ человѣка. См. Wyatt’s Physiology, p. 143.
20. На Большой Западной желѣзной дорогѣ между Лондономъ и Эксетеромъ достигнута скорость въ 71 милю въ 1 часъ. Поѣздъ въ 90 тоннъ вѣсомъ доѣхалъ отъ Паддингтона до Дидкота (53 мили) въ 51 минуту.
21. Экколабейонъ.
22. Шахматный игрокъ — автоматъ Мельцеля.
23. Счетная машина Баббеджа.
24. Шаберъ, а послѣ него сотни другихъ.
25. Электротипъ.
26. Волластонъ приготовилъ для телескопа платиновую проволоку въ одну восемнадцатитысячную дюйма толщиною. Она видима только въ микроскопъ.
27. По вычисленіямъ Ньютона ретина подъ вліяніемъ фіолетоваго луча спектра дѣлаетъ 900.000.000 колебаній въ секунду.
28. Вольтовъ столбъ.
29. Электрическій телеграфъ передаетъ депешу мгновенно, — по крайней мѣрѣ, при земныхъ разстояніяхъ.
30. Печатающій электрическій телеграфъ
31. Обыкновенный физическій опытъ. Если два красные луча изъ двухъ свѣтящихся точекъ впустить въ темную комнату, такъ, чтобы они падали на бѣлую поверхность, различаясь по длинѣ на 0,00000285 дюйма, то яркость ихъ удваивается. Если разница въ длинѣ выражается цѣлымъ числомъ, помноженнымъ на эту дробь, получается то же самое. Множителя 2¼, З¼ и т. д. даютъ яркость, равную яркости только одного луча; наконецъ, множители 2½, 3½ и т.д. даютъ полную темноту. Для фіолетовыхъ лучей тѣ же эффекты достигаются при разницѣ дливы въ 0,00000167 дюйма; для остальныхъ получаются такіе же результаты, причемъ разница регулярно возростаетъ отъ фіолетоваго къ красному.
    Аналогичные опыты надъ звукомъ даютъ аналогичные результаты.
32. Помѣстите платиновый тигель надъ спиртовой лампой, накалите его до красна и влейте немного сѣрнистой кислоты. Хотя при обыкновенной температурѣ она улетучивается очень быстро, но въ накаленномъ тиглѣ принимаетъ сферическую форму и вовсе не испаряется, — будучи окружена оболочкой изъ собственнаго пара, такъ что не прикасается непосредственно къ раскаленной поверхности. Затѣмъ вводятъ въ тигель нѣсколько капель воды; кислота, придя въ соприкосновеніе съ раскаленными стѣнками тигля, испаряется мгновенно, поглощая скрытую теплоту воды, такъ что послѣдняя замерзаетъ. Если во время перевернуть тигль, она не успѣетъ расплавиться, и изъ раскаленнаго до красна тигля вылетаетъ кусокъ льда.
33. Дагерротипъ.
34. 61 звѣзда Лебедя находится на такомъ громадномъ разстояніи отъ земли, что лучи ея достигаютъ до насъ въ десять лѣтъ, хотя свѣтъ пробѣгаетъ въ секунду 167.000 миль. Для болѣе отдаленныхъ звѣздъ можно принять 20, даже 1000 лѣтъ. Такимъ образомъ, если бы онѣ угасли 20 или 1000 лѣтъ тому назадъ, мы все-таки видѣли бы ихъ теперъ благодаря свѣту, отдѣлившемуся отъ ихъ поверхности 20 или 1000 лѣтъ тому назадъ. Что многія изъ нихъ дѣйствительно угасли, въ томъ нѣтъ ничего невозможнаго или даже невѣроятнаго. По вычисденіямъ старшаго Гершеля свѣтъ самой слабой туманности, видимой въ его большой телескопъ, достигаетъ до земли въ 3.000.000 лѣтъ. Свѣтъ нѣкоторыхъ туманностей, усматриваемыхъ въ телескопъ лорда Росса, требуетъ не менѣе 20.000.000 лѣтъ.