[126]
ГЛАВА X.
Эллины въ Италіи. — Морское могущество Тусковъ и Карѳагенянъ.
Италія и заграничныя страны.
Исторія древнихъ народовъ освѣщается дневнымъ свѣтомъ не сразу; въ ней, какъ и повсюду, разсвѣтъ начинается съ востока. Въ то время, какъ италійскій полуостровъ еще былъ погруженъ въ глубокія сумерки, на берегахъ восточнаго бассейна Средиземнаго моря уже со всѣхъ сторонъ свѣтила богато-развитая культура, а жребій большинства народовъ — находить при первыхъ шагахъ своего развитія руководителя и наставника въ которомъ-нибудь изъ равныхъ съ ними по происхожденію братьевъ — выпалъ въ широкомъ размѣрѣ и на долю италійскихъ племенъ. Но, вслѣдствіе географическихъ условій полуострова, такое внѣшнее вліяніе не могло проникнуть въ него сухимъ путемъ. Мы не имѣемъ никакихъ указаній на то, чтобъ въ самыя древнія времена кто-либо пользовался тѣмъ неудобо-проходимымъ материковымъ путемъ, который ведетъ изъ Греціи въ Италію. Въ за-альпійскія страны, безъ сомнѣнія, шли изъ Италіи торговые пути еще съ незапамятныхъ временъ: древнѣйшій изъ нихъ — тотъ, по которому привозили янтарь — шолъ отъ береговъ Балтійскаго моря и достигалъ береговъ Средиземнаго моря близь устьевъ По, отчего дельта этой рѣки и называлась въ греческихъ легендахъ родиной янтаря; къ этому пути примыкалъ другой — тотъ, который шолъ поперёгъ полуострова черезъ Апеннины въ Пизу; но этимъ путемъ не могли быть занесены въ Италію зачатки цивилизаціи. Всѣ элементы чужеземной культуры, какіе мы находимъ въ раннюю пору въ Италіи, были занесены въ нее занимавшимися мореплаваніемъ восточными народами. — Древнѣйшій изъ жившихъ на берегахъ Средиземнаго моря культурныхъ народовъ — Египтяне еще не плавали по морю и потому не имѣли никакого вліянія на Италію. Такъ-же мало вліянія имѣли Финикіяне. Однако они прежде всѣхъ извѣстныхъ намъ народовъ осмѣлились выйти изъ своей тѣсной родины, лежавшей на крайнемъ восточномъ предѣлѣ Средиземнаго
[127]моря, и пуститься въ это море на пловучихъ домахъ сначала для рыбной ловли и для добыванія раковинъ, а вскорѣ послѣ того и для торговли; они прежде всѣхъ завели морскую торговлю и неимовѣрно скоро объѣхали берега Средиземнаго моря вплоть до его крайняго западнаго предѣла. Финикійскія приморскія стоянки появляются ранѣе эллинскихъ почти на всѣхъ берегахъ этого моря — какъ въ самой Элладѣ, на островахъ Критѣ и Кипрѣ, въ Египтѣ, въ Ливіи и въ Испаніи, такъ и на берегахъ италійскаго западнаго моря. Ѳукидидъ разсказываетъ, что прежде, чѣмъ Греки появились въ Сициліи или по меньшей мѣрѣ прежде, чѣмъ они поселились тамъ въ значительномъ числѣ, Финикіяне уже успѣли завести тамъ на врѣзывающихся въ море оконечностяхъ континента и на небольшихъ островахъ свои факторіи для торговли съ туземцами, а не съ цѣлію захвата чужой земли. Но не такъ было на италійскомъ материкѣ. Изъ основанныхъ тамъ Финикіянами колоній намъ до сихъ поръ извѣстна съ нѣкоторой достовѣрностью только одна — пуническая факторія подлѣ города Цере, воспоминаніе о которой сохранилось частію въ названіи Punicum, данномъ одному мѣстечку на церитскомъ берегу, частію во второмъ названіи, данномъ самому городу Цере — Агилла, которое вовсе не происходитъ отъ Пеласговъ, какъ это утверждаютъ сочинители небылицъ, а настоящее финикійское, означающее, «круглый городъ», какимъ и представляется Цере съ берега. Что эта стоянка, — точно такъ-же, какъ и другія ей подобныя, если онѣ были дѣйствительно заведены гдѣ-нибудь на берегахъ Италіи, — во всякомъ случаѣ была незначительна и недолговѣчна, доказывается тѣмъ, что она исчезла почти безслѣдно; тѣмъ не менѣе нѣтъ ни малѣйшаго основанія считать ее болѣе древней, чѣмъ однородныя съ нею эллинскія поселенія на томъ-же берегу. Немаловажнымъ доказательствомъ того, что по меньшей мѣрѣ Лаціумъ познакомился съ Ханаанитами впервые чрезъ посредство Эллиновъ, служитъ ихъ латинское названіе Poeni, заимствованное изъ греческаго языка. Вообще всѣ древнѣйшія соприкосновенія Италійцевъ съ восточной цивилизаціей рѣшительно указываютъ на посредничество Греціи, а чтобъ объяснить возникновеніе финикійской факторіи подлѣ Цере нѣтъ надобности относить его къ до-эллинскому періоду, такъ какъ оно просто объясняется позднѣйшими хорошо-извѣстными сношеніями церитской торговой общины съ Карѳагеномъ. Достаточно припомнить, что древнѣйшее мореплаваніе было и оставалось въ сущности плаваніемъ вдоль береговъ, чтобъ понять, что едва-ли какая-либо другая изъ омываемыхъ Средиземнымъ моремъ странъ была такъ далека отъ Финикіянъ, какъ италійскій континентъ. Они могли достигать этого континента или съ западныхъ береговъ Греціи или изъ Сициліи, и весьма вѣроятно, что эллинское мореплаваніе разцвѣло достаточно рано для того, чтобъ опередить
[128]Финикіянъ какъ въ плаваніи по Адріатическому морю, такъ и въ плаваніи по Тирренскому морю. Поэтому нѣтъ никакого основанія признавать исконное непосредственное вліяніе Финикіянъ на Италійцевъ, а что́ касается тѣхъ болѣе позднихъ сношеній Финикіянъ съ италійскими обитателями береговъ Тирренскаго моря, которыя возникли вслѣдствіе морскаго владычества Финикіянъ въ западной части Средиземнаго моря, то о нихъ будетъ итти рѣчь въ другомъ мѣстѣ.
Греки въ Италіи.
И такъ, изъ всѣхъ народовъ, жившихъ на берегахъ восточнаго бассейна Средиземнаго моря, эллинскіе мореплаватели, по всему вѣроятію, прежде всѣхъ стали посѣщать берега Италіи. Однако, если мы зададимся важными вопросами, изъ какой мѣстности и въ какое время попали туда греческіе мореплаватели, мы будемъ въ состояніи дать сколько-нибудь достовѣрный и обстоятельный отвѣтъ только на первый изъ нихъ. Эллинское мореплаваніе получило широкое развітіе впервые у эолійскаго и іонійскаго береговъ Малой Азіи, откуда Грекамъ открылся доступъ и внутрь Чернаго моря и къ берегахъ Италіи. Въ названіи Іоническаго моря, до сихъ поръ оставшемся за воднымъ пространствомъ между Эпиромъ и Сициліей, и въ названіи Іоническаго залива, первоначально данномъ Греками Адріатическому морю, сохранилось воспоминаніе объ одновременномъ открытіи іонійскими мореплавателями и южныхъ береговъ Италіи и восточныхъ. Родина гречѣскихъ переселенцевъ.Древнѣйшее греческое поселеніе въ Италіи — Кумы было основано, какъ это видно и изъ его названія и изъ преданій, городомъ того-же имени, находившимся на берегахъ Анатоліи. По достовѣрнымъ эллинскимъ преданіямъ, первыми Греками, объѣхавшими берега далекаго западнаго моря, были малоазіатскіе Фокейцы. По открытому Малоазіатцами пути скоро послѣдовали и другіе Греки — Іонійцы съ острова Накса и изъ эвбейской Халкиды, Ахеяне, Локры, Родосцы, Коринѳяне, Мегарійцы, Мессенцы, Спартанцы. Подобно тому, какъ послѣ открытія Америки цивилизованныя европейскія націи спѣшили предупредить одна другую въ заведеніи тамъ колоній, а эти колонисты стали сознавать солидарность европейской цивилизаціи глубже среди варваровъ, чѣмъ въ своемъ прежнемъ отечествѣ, — плаваніе Грековъ на западъ и ихъ поселенія въ западныхъ странахъ не были исключительной принадлежностью какой-нибудь отдѣльной земли или какого-нибудь одного племени, а сдѣлались общимъ достояніемъ всей эллинской націи; и подобно тому, какъ сѣверо-американскія колоніи были смѣсью англійскихъ поселеній съ французскими и голландскихъ съ нѣмецкими, — въ составъ греческой Сициліи и „Великой Греціи“ вошли самые разнообразные эллинскіе племенные элементы, до такой степени слившіеся въ одно цѣлое, что ихъ уже нельзя было различать однихъ отъ другихъ. Однако, за исключеніемъ нѣсколькихъ стоявшихъ особнякомъ
[129]поселеній, — какъ напримѣръ поселеній Локровъ съ ихъ выселками Гиппоніономъ и Медамой, и поселенія Фокейцевъ въ Гіэлѣ (Vеlia, Elea), основаннаго уже въ концѣ той эпохи, — всѣ эти колоніи можно раздѣлить на три главныя группы. Къ первой группѣ принадлежатъ города по своему происхожденію іонійскіе, но впослѣдствіи извѣстные подъ общімъ названіемъ халкидскихъ, — какъ-то: въ Италіи Кумы вмѣстѣ съ другими греческіми поселеніями у подошвы Везувія и Регіонъ, а въ Сициліи Занкле (впослѣдствіи Мессана), Наксъ, Катана, Леонтини, Гимера; вторую — ахейскую группу составляютъ Сибарисъ и большинство велико-греческихъ городовъ; къ третьей — дорійской принадлежатъ: Сиракузы, Гела, Акрагасъ и большинство сицилійскихъ колоній, а въ Италіи только Тара (Таrentum) и его выселки Гераклея. Вообще главное участіе въ переселеніи принадлежало самому древнему изъ эллинскіхъ племенъ — Іонянамъ и племенамъ, жившимъ въ Пелопоннесѣ до переселенія туда Дорянъ; изъ числа этихъ послѣднихъ самое дѣятельное участіе въ переселеніяхъ принимали общины съ смѣшаннымъ населеніемъ, какъ напримѣръ Коринѳъ и Мегара, а самое слабое участіе — чисто-дорійскія мѣстности; это объясняется тѣмъ, что Іоняне издревле занимались торговлей и мореплаваніемъ, а дорійскія племена довольно поздно спустились съ лежащихъ внутри страны горъ на прибрежныя страны и всегда держались въ сторонѣ отъ морской торговли. Эти различныя группы переселенцевъ очень ясно различаются одна отъ другой своей монетной системой. Фокейскіе переселенцы чеканили свою монету по ходячему въ Азіи вавилонскому образцу. Халкидскіе города держались въ самыя древнія времена эгинскаго образца, т. е. того, который первоначально преобладалъ во всей европейской Греціи, и въ особенности въ томъ его измѣненномъ видѣ, который встрѣчается въ Эвбеѣ. Ахейскія общины чеканили по корінѳскому образцу и наконецъ дорійскія по тому, который былъ введенъ Солономъ въ Аттикѣ въ 160 году отъ основанія Рима, съ тѣмъ только различіемъ, что Тара и Гераклея слѣдовали болѣе примѣру своихъ ахейскихъ сосѣдей, чѣмъ примѣру сицилійскихъ Дорянъ.
Время греческаго переселенія.
Вопросъ о точномъ опредѣленіи времени, когда происходили первыя морскія поѣздки и первыя переселенія, конечно, всегда останется покрытымъ глубокимъ мракомъ. Однако и тутъ мы можемъ въ нѣкоторой мѣрѣ доискаться преемственности событій. Въ древнѣйшемъ историческомъ памятникѣ Грековъ, принадлежащемъ, какъ и самыя древнія сношенія съ западомъ, малоазіатскимъ Іонянамъ, — въ Гомеровскихъ пѣсняхъ, географическій кругозоръ не обнимаетъ почти ничего, кромѣ восточнаго бассейна Средиземнаго моря. Моряки, которыхъ заносили въ западное море бури, могли по возвращеніи въ Малую Азію принести извѣстіе о существованіи западнаго материка и кое-что разсказать о видѣнныхъ ими водоворотахъ и объ
[130]островахъ съ огнедышущими горами; однако даже въ тѣхъ греческихъ странахъ, которыя ранѣе другихъ завели сношенія съ западомъ, еще не было въ эпоху Гомеровскихъ пѣснопѣній никакихъ достовѣрныхъ свѣдѣній ни о Сициліи, ни объ Италіи, такъ что восточные сказочники и поэты могли безпрепятственно населять невѣдомыя западныя пространства такими же призраками фантазіи, какими западные поэты когда-то населяли баснословный востокъ. Контуры Италіи и Сициліи болѣе явственно обрисованы въ поэтическихъ произведеніяхъ Гезіода; тамъ уже встрѣчаются мѣстныя названія какъ сицилійскихъ, такъ и италійскихъ племенъ, горъ и городовъ, но Италія еще считается за группу острововъ. Напротивъ того, во всей послѣ-Гезіодовской литературѣ проглядываетъ знакомство Эллиновъ не только съ Сициліей, но и со всѣмъ италійскимъ побережьемъ, по меньшей мѣрѣ, въ общихъ чертахъ. Можно опредѣлить съ нѣкоторой достовѣрностью и порядокъ, въ которомъ постепенно возникали греческія поселенія. Древнѣйшей и самой извѣстной изъ заведенныхъ на западѣ колоній были, по мнѣнію Ѳукідида, Кумы, и онъ, конечно, не ошибался. Хотя греческіе мореплаватели могли укрываться во многихъ другихъ менѣе отдаленныхъ пристаняхъ, но ни одна изъ нихъ не была такъ хорошо защищена отъ бурь и отъ варваровъ, какъ находившаяся на островѣ Исхіи, гдѣ и былъ первоначально основанъ городъ того имени; а что именно такія соображенія служили руководствомъ при основаніи этого поселенія, свидѣтельствуетъ и самое мѣсто, впослѣдствіи выбранное съ тою-же цѣлію на твердой землѣ: это — крутой, но хорошо защищенный утесъ, который и по сіе время носитъ почтенное названіе анатолійской метрополіи. Оттого-то никакая другая италійская мѣстность не описана въ малоазіатскихъ сказкахъ такъ подробно и такъ живо, какъ та, въ которой находятся Кумы: самые ранніе посѣтители запада впервые ступили тамъ на ту сказочную землю, о которой они наслышались столько чудесныхъ разсказовъ и, воображая, что они попали въ какой-то волшебный міръ, оставили слѣды своего тамъ пребыванія въ названіи скалъ Сиренъ и въ названіи ведущаго въ преисподнюю Авернскаго озера. Если-же именно въ Кумахъ Греки впервые сдѣлались сосѣдями Италійцевъ, то этимъ очень легко объясняется тотъ фактъ, что они въ теченіе многихъ столѣтій называли всѣхъ Италійцевъ Опиками, т. е. именемъ того италійскаго племени, которое жило въ самомъ близкомъ сосѣдствѣ съ Кумами. Кромѣ того намъ извѣстно изъ достовѣрныхъ преданій, что заселеніе нижней Италіи и Сициліи густыми толпами Эллиновъ отдѣлялось отъ основанія Кумъ значительнымъ промежуткомъ времени, что оно было предпринято все тѣми-же Іонянами изъ Халкиды и Накса, что Накса, находившійся въ Сициліи, былъ древнѣйшій изъ всѣхъ греческихъ городовъ, основанныхъ въ Италіи и въ Сициліи
[131]путемъ настоящей колонизаціи, и наконецъ, что Ахеяне и Доряне приняли участіе въ колонизаціи лишь въ болѣе позднюю пору. — Однако, по видимому, нѣтъ, никакой возможности хотя приблизительно опредѣлить годы всѣхъ этихъ событій. Основаніе axeйкаго города Сибариса въ 33721 году и основаніе дорійскаго города Тары въ 46708 году отъ основанія Рима — самыя древнія въ италійской исторіи событія, время которыхъ указано по меньшей мѣрѣ съ приблизительною точностью. Но о томъ, за сколько времени отъ этой эпохи были основаны болѣе древнія іоническія колоніи, намъ извѣстно такъ-же мало, какъ и о времени появленія поэтическихъ произведеній Гезіода и даже Гомера. Если допустить, что Геродотъ вѣрно опредѣлилъ время, въ которое жилъ Гомеръ, то придется отсюда заключить, что за сто лѣтъ до основанія Рима850 Италія еще была неизвѣстна Грекамъ; но это указаніе, какъ и всѣ другія, относящіяся ко времени жизни Гомера, отнюдь не свидѣтельство, а только догадка; если же принять въ соображеніе какъ исторію италійской азбуки, такъ и тотъ замѣчательный фактъ, что греческій народъ былъ извѣстенъ Италійцамъ прежде, чѣмъ вошло въ употребленіе племенное названіе Эллиновъ и что Италійцы давали Эллинамъ названіе Graeci[1] по имени одного рано исчезнувшаго въ Элладѣ племени, то придется отнести самыя раннія сношенія Италійцевъ съ Греками къ гораздо болѣе древней эпохѣ.
[132]
Характеръ греческой колонизаціи.
Однако исторія италійскихъ и сицилійскихъ Грековъ не входитъ въ исторію Италіи, какъ составная часть: поселившіеся на западѣ эллинские колонисты постоянно находились въ самой тѣсной связи съ своей родиной — они принимали участіе въ національныхъ празднествахъ и пользовались правами Эллиновъ. Тѣмъ не менѣе и при изложеніи исторіи Италіи необходимо обрисовать разнообразный характеръ греческихъ поселеній и указать, по меньшей мѣрѣ, на тѣ самыя выдающіяся ихъ особенности, которыми обусловливалось разностороннее вліяніе греческой колонизаціи на Италію. — Ахейскій городской союзъ.Между всѣми греческими колоніями самой сосредоточенной въ самой себѣ и самой замкнутой была та, изъ которой возникъ Ахейскій городской союзъ: въ составъ его входили города Сирисъ, Пандозія, Метабъ или Метапонтій, Сибарисъ съ своими выселками Посидоніей и Лаосомъ, Кротонъ, Каулонія, Темеза, Терина и Пиксъ. Эти колонисты всецѣло принадлежали къ тому греческому племени, которое упорно сохраняло и свой своеобразный діалектъ, находившійся въ самомъ близкомъ родствѣ съ дорійскимъ, и древне-національную эллинскую письменность вмѣсто вошедшей въ общее употребленіе новой азбуки, и которое, благодаря своей прочной союзной организаціи, охраняло свою особую національность и отъ вліянія варваровъ и отъ вліянія остальныхъ Грековъ. Къ этимъ италійскимъ Ахейцамъ также примѣнимо то, что говоритъ Полибій объ ахейской симмахіи, образовавшейся въ Пелопоннесѣ: «они не только живутъ въ союзномъ и дружественномъ общеніи между собою, но также имѣютъ одинакіе законы, одинакіе вѣсы, мѣры и монеты и однихъ и тѣхъ-же правителей, сенаторовъ и судей». — Этотъ ахейскій городской союзъ былъ совершенно своеобразной колоніей. Города не имѣли гаваней (только у Кротона былъ сносный рейдъ) и сами не вели торговли; житель Сибариса могъ похвастаться тѣмъ, что онъ успѣлъ посѣдѣть, живя между мостами своего построеннаго на лагунахъ города, между тѣмъ какъ вмѣсто него занимались торговлей уроженцы Милета и Этруски. Однако Греки владѣли тамъ не одной только береговой полосой земли, — напротивъ того, они господствовали отъ моря до моря «въ странѣ вина и быковъ» (Οἰνωτρία ᾿Ιταλία) или въ «великой Элладѣ», а мѣстные земледѣльцы были обязаны обработывать для нихъ землю и платить имъ оброкъ, въ качествѣ ихъ кліентовъ или даже рабовъ. Сибарисъ, бывшій въ свое время самымъ большимъ изъ италійскихъ городовъ, владычествовалъ надъ четырьмя варварскими племенами, владѣлъ двадцатью пятью мѣстечками и былъ въ состояніи основать на берегахъ другаго моря Лаосъ и Посидонію; чрезвычайно плодородныя низменности Кратиса и Брадана доставляли Сибаритамъ и Метапонтійцамъ громадную прибыль и тамъ, по всему вѣроятію, впервые стали обработывать землю для продажи зерноваго хлѣба
[133]на вывозъ. О высокой степени благосостоянія, которой эти государства достигли въ неимовѣрно-короткое время, всего яснѣе свидѣтельствуютъ единственныя изъ дошедшихъ до насъ художественныхъ произведеній италійскихъ Ахейцевъ — монеты: онѣ отличаются строгой антично-изящной работой и служатъ для насъ древнѣйшими памятниками искуства и письменности въ Италіи; ихъ начали чеканить, — какъ это достовѣрно доказано, — не позже 174580 года отъ осн. Рима. Эти монеты доказываютъ, что жившіе на западѣ Ахейцы не только принимали участіе въ развитіи ваятельнаго искуства, именно въ ту пору достигшаго въ ихъ отечествѣ блестящихъ успѣховъ, но даже превзошли свое отечество въ томъ, что касается техники: вмѣсто отчеканеныхъ только съ одной стороны и всегда безъ всякой надписи толстыхъ кусочковъ серебра, которые были въ то время въ употребленіи въ собственной Греціи и у италійскихъ Дорянъ, италійскіе Ахейцы стали чеканить съ бо́льшей и своеобразной ловкостью большія, тонкія и всегда снабженныя надписями серебряныя монеты при помощи двухъ однородныхъ клеймъ частію выпуклыхъ, частію съ углубленіями; этотъ способъ чеканки свидѣтельствовалъ о благоустройствѣ цивилизованнаго государства, такъ какъ предохранялъ отъ поддѣлки, которая состояла въ то время въ плакированіи низшихъ металловъ тонкими серебряными листами. — Однако это быстрое процвѣтаніе не принесло никакихъ плодовъ. Въ беззаботномъ существованіи, не требовавшемъ ни упорной борьбы съ туземцами ни внутренней усиленной работы, Греки отучились напрягать свои физическія и умственныя силы. Ни одно изъ блестящихъ именъ греческихъ художниковъ и писателей не прославило италійскихъ Ахейцевъ, между тѣмъ какъ въ Сициліи было безчисленное множество такихъ именъ, и даже въ Италіи халкидскій Регіонъ могъ назвать Ивика, а дорійскій Тарентъ — Архита; у этого народа постоянно вращался у очага вертелъ и изстари процвѣтали только кулачные бои. Тирановъ тамъ не допускала до владычества ревнивая аристократія, рано забравшая бразды правленія въ свои руки въ отдѣльныхъ общинахъ, а въ случаѣ надобности находившая надежную поддержку въ союзной власти; однако правленіе лучшихъ людей грозило превратиться въ владычество немногихъ, въ особенности когда роды, пользовавшіеся исключительными правами въ различныхъ общинахъ, соединялись между собою и служили поддержкой одинъ другому. Такія тенденціи преобладали въ названной именемъ Пиѳагора лигѣ «друзей»; она предписывала чтить владычествующее сословіе «наравнѣ съ богами», порабощать подвластное сословіе, «какъ животныхъ», и вызвала такой теоріей и практикой страшную реакцію, окончившуюся уничтоженіемъ пиѳагорейской лиги «друзей» и возстановленіемъ прежнихъ союзныхъ учрежденій. Но яростные раздоры партій, возстанія рабовъ цѣлыми массами, общественные недуги
[134]всякаго рода, практическое примѣненіе непрактичной политической философіи, — короче говоря, всѣ недуги нравственно-испорченной цивилизаціи не переставали свирѣпствовать въ ахейскихъ общинахъ до тѣхъ поръ, пока не сокрушили политическаго могущества этихъ общинъ. — Поэтому нѣтъ ничего удивительного въ томъ, что поселившіеся въ Италіи Ахейцы имѣли на ея цивилизацію менѣе благотворное вліяніе, чѣмъ всѣ другія греческія колоніи. Этимъ земледѣльцамъ было труднѣе, чѣмъ торговымъ общинамъ, распространять ихъ вліяніе за предѣлы ихъ владѣній, а внутри этихъ владѣній они закабалили туземцевъ и заглушили всѣ зародыши національнаго развитія, не проложивши въ замѣнъ того для Италійцевъ новаго пути посредствомъ ихъ полной эллинизаціи. Вслѣдствіе этого, въ Сибарисѣ и въ Метапонтѣ, въ Кротонѣ и въ Посидоніи исчезъ и болѣе скоро и болѣе безслѣдно и болѣе безславно, чѣмъ въ какой либо другой странѣ, тотъ самый греческій бытъ, который повсюду сохранялъ свою живучесть не смотря ни на какія политическія неудачи, а тѣ двуязычные смѣшанные народы, которые впослѣдствіи образовались изъ остатковъ туземныхъ Италійцевъ и Ахейцевъ и изъ примѣси новѣйшихъ переселенцевъ сабельскаго происхожденія, также не достигли настоящаго благосостоянія. Впрочемъ эта катастрофа принадлежитъ по времени къ слѣдующему періоду.
Іонійско-дорическіе города.
Колоніи всѣхъ остальныхъ Грековъ были иного рода и имѣли иное вліяніе на Италію. Онѣ также непренебрегали земледѣліемъ и пріобрѣтеніемъ земельной собственности; по меньшей мѣрѣ съ тѣхъ поръ, какъ Греки вошли въ силу, онѣ не довольствовались, какъ довольствовались Финикіяне, заведеніемъ въ варварскіхъ странахъ укрѣпленныхъ факторій. Но всѣ эти колоніи заводились преимущественно съ торговой цѣлью и потому основывались, въ противоположность съ ахейскими, обыкновенно въ такихъ мѣстахъ, гдѣ находились лучшія гавани и самыя удобныя мѣста для причаливанія. Происхожденіе, мотивы и время этихъ поселеній были очень неодинаковы; однако всѣ они имѣли нѣчто общее одни съ другими, — такъ напримѣръ во всѣхъ этихъ городахъ были въ общемъ употребленіи нѣкоторыя болѣе новыя формы азбуки[2] и дорическое нарѣчіе, рано проникнувшее даже въ тѣ города, гдѣ, — какъ напримѣръ въ Кумахъ[3], — былъ изстари въ употребленіи мягкій іоническій діалектъ.
[135]Для цивилизаціи Италіи эти колоніи имѣли далеко не одинакое значеніе; здѣсь достаточно будетъ упомянуть о тѣхъ изъ нихъ, которыя имѣли рѣшительное вліяніе на судьбу италійскихъ племенъ — о дорійскомъ Тарентѣ и объ іонійскихъ Кумахъ. — Тарентъ.Изъ всѣхъ эллинскихъ поселеній въ Италіи, на долю Тарентинцевъ выпала самая блестящая роль. Благодаря превосходной гавани, — единственной удобной на всемъ южномъ берегу, ихъ городъ сдѣлался складочнымъ мѣстомъ для южно-италійской торговли и даже отчасти для той, которая велась на Адріатическомъ морѣ. Два промысла, занесенные туда изъ малоазіатскаго Милета — богатая рыбная ловля въ заливѣ и выработка превосходной овечьей шерсти, равно какъ ея окрашиваніе сокомъ тарентинской пурпуровой улитки, способной соперничать съ тирскою — занимали тысячи рукъ и прибавляли къ внутренней торговлѣ вывозную. Монеты, найденныя тамъ въ гораздо бо́льшемъ числѣ, чѣмъ гдѣ-либо въ греческой Италіи, и не рѣдко вычеканенныя изъ золота, до сихъ поръ служатъ краснорѣчивымъ доказательствомъ обширности и оживленности тарентинской торговли. Свои обширныя торговыя сношенія Тарентъ, должно быть, завелъ еще въ ту пору, когда онъ оспаривалъ у Сибариса первенство между греческими городами нижней Италіи; однако Тарентинцы никогда не предпринимали съ прочнымъ успѣхомъ, по примѣру ахейскихъ городовъ, сколько нибудь значительнаго расширенія своей территоріи.
Греческіе города подлѣ Везувія.
Между тѣмъ какъ самая восточная изъ греческихъ колоній въ Италіи развивалась съ такой быстротой и съ такимъ блескомъ, самыя сѣверныя изъ нихъ, основанныя у подошвы Везувія, достигли болѣе скромнаго процвѣтанія. Жители Кумъ перебрались на материкъ съ плодороднаго острова Энаріи (Исхіи) и основали для себя новое отечество на возвышеніи у самого морскаго берега, а оттуда основали портовый городъ Дикеархію (позднѣйшій Путеоли) и потомъ «новый городъ» — Неаполь. Они жили, какъ и всѣ вообще халкидскіе города въ Италіи и въ Сициліи, по законамъ, введеннымъ уроженцемъ Катаны Харондомъ (около 100 г.650), при демократической формѣ правленія, которая впрочемъ смягчалась высокимъ цензомъ и предоставляла власть выборному изъ самыхъ богатыхъ гражданъ совѣту; эти учрежденія долго оставались въ силѣ и предохраняли всѣ эти города какъ отъ узурпаторовъ, такъ и отъ деспотизма черни. О внѣшнихъ сношеніяхъ этихъ поселившихся въ Кампаніи Грековъ мы имѣемъ мало свѣдѣній. По необходимости или по доброй волѣ они еще болѣе Тарентинцевъ были замкнуты въ узкихъ рамкахъ своей территоріи; такъ какъ они не обнаруживали намѣренія покорять и притѣснять туземцевъ, а напротивъ того вступали съ ними въ мирныя и въ торговыя сношенія, то они удачно устроили свою судьбу и вмѣстѣ съ тѣмъ заняли первое мѣсто между миссіонерами греческой цивилизаціи въ Италіи.
[136]
Отношенія адріатическихъ земель къ Грекамъ.
Между тѣмъ какъ по обѣимъ сторонамъ Регинскаго пролива Греки заняли съ одной стороны весь южный и весь западный берегъ материка вплоть до Везувія, а съ другой — бо́льшую половину восточной Сициліи, обстоятельства сложились совершенно иначе на западныхъ берегахъ Италіи къ сѣверу отъ Везувія и на всѣхъ ея восточныхъ берегахъ. На томъ италійскомъ побережьѣ, которое омывается Адріатическимъ моремъ, нигдѣ не было греческихъ колоній, — съ чѣмъ, по видимому, находились въ связи сравнительно небольшое число и второстепенное значеніе такихъ колоній на противолежащемъ иллірійскомъ берегу и на многочисленныхъ, лежащихъ у этихъ береговъ, островахъ. Хотя въ той части этого побережья, которая находится въ самомъ близкомъ разстояніи отъ Греціи, и были основаны еще въ эпоху римскихъ царей два значительныхъ торговыхъ города — Эпидамнъ или Диррахій (теперешній Дураццо; 127)627 и Аполлонія (подлѣ Авлоны; около 167587 г.), но далѣе къ сѣверу нельзя указать ни одной старинной греческой колоніи за исключеніемъ незначительнаго поселенія на черной Керкирѣ (Курцола, около 174580 г.)? До сихъ поръ еще недоказано съ достаточной ясностью, почему греческая колонизація была такъ незначительна именно въ этой странѣ, куда, повидимому, сама природа указывала дорогу Эллинамъ и куда съ древнѣйшихъ временъ направлялось торговое движеніе изъ Коринѳа и въ особенности изъ основаннаго вскорѣ вслѣдъ за Римомъ (около 44710 г.) поселенія на Керкирѣ (Корфу), — торговое движеніе, для котораго служили складочными мѣстами на италійскомъ берегу города близь устьевъ По Спина и Атрія. Для объясненія этого факта еще недостаточно указать на бури, свирѣпствовавшія на Адріатическомъ морѣ, на негостепріимство по меньшей мѣрѣ иллирійскихъ береговъ и на варварство туземцевъ. Но для Италіи имѣло чрезвычайно важныя послѣдствія то обстоятельство, что доставлявшіеся востокомъ элементы цивилизаціи были занесены въ ея восточныя страны не прямо, а окольнымъ путемъ, черезъ ея западныя страны. Даже въ торговлѣ, которую вели тамъ Коринѳъ и Керкира, принималъ нѣкоторую долю участія самый восточный изъ торговыхъ городовъ Великой Греціи, дорійскій Тарентъ, который господствовалъ надъ входомъ въ Адріатическое море со стороны Италіи, благодаря тому, что владѣлъ Гидромъ (Отранто). Такъ какъ на всемъ восточномъ побережьѣ въ ту пору еще не было сколько-нибудь значительныхъ торговыхъ рынковъ, за исключеніемъ портовыхъ городовъ близь устьевъ По (Анкона стала разцвѣтать гораздо позже, и еще позже сталъ извѣстенъ Брундизій), то понятно, что судамъ, выходившимъ въ море изъ Эпидамна и изъ Аполлоніи, нерѣдко приходилось разгружаться въ Тарентѣ. И сухимъ путемъ Тарентинцы вели частыя сношенія съ Апуліей; ими было занесено въ юго-восточную Италію все, чѣмъ она была обязана греческой цивилизаціи. Впрочемъ къ
[137]той порѣ относятся только первые зачатки этой цивилизаціи, такъ какъ эллинизація Апуліи была дѣломъ болѣе поздней эпохи.
Отношенія западныхъ Италійцевъ къ Грекамъ.
Напротивъ того, не подлежитъ никакому сомнѣнію, что Греки въ самую древнюю пору посѣщали и тѣ западные берега Италіи, которые лежатъ къ сѣверу отъ Везувія, и что на тамошнихъ мысахъ и островахъ существовали эллинскія факторіи. Конечно самымъ древнимъ доказательствомъ такихъ посѣщеній служитъ то, что берега Тирренскаго моря были избраны мѣстомъ дѣйствія для Одиссеевской легенды[4]. Если среди Липарскихъ острововъ были найдены Эоловы острова; если Лакинскій мысъ былъ принятъ за островъ Калипсы, Мизенскій — за островъ Сиренъ, Цирцейскій за островъ Цирцеи; если крутой Таррацинскій мысъ былъ принятъ за поставленную на вышинѣ гробницу Эльпенора, если близь Кайеты и близь Форміи водятся Лестригоны, если оба сына Одиссея и Цирцеи — Агрій, то-есть дикій, и Латинъ владычествовали надъ Тирренцами «въ самомъ сокровенномъ уголкѣ священныхъ острововъ», или, — по новѣйшему толкованію, — Латинъ былъ сыномъ Одиссея и Цирцеи, а Авзонъ сыномъ Одиссея и Калипсы, — то все это старинныя сказки іонійскихъ мореплавателей, вспоминавшихъ на Тирренскомъ морѣ о своемъ дорогомъ отечествѣ, и та же восхитительная живость впечатлѣній, которую мы находимъ въ іонической легендѣ о странствованіяхъ Одиссея, сказывается въ перенесеніи той же легенды въ мѣстность подлѣ Кумъ и во всѣ тѣ мѣста, которыя посѣщались кумскими моряками. — Слѣды этихъ древнихъ странствованій также видны въ греческомъ названіи острова Эталіи (Ильвы, Эльбы), который, какъ кажется, принадлежалъ къ числу мѣстностей, всего ранѣе занятыхъ Греками послѣ Энаріи, и, быть можетъ, также въ названіи порта Теламона въ Этруріи; они видны и въ двухъ поселеніяхъ на церитскомъ берегу — въ Пирги (подлѣ S. Severa) и въ Альсіонѣ (подлѣ Palo), гдѣ несомнѣнно указываютъ на греческое происхожденіе не только названія, но и своеобразная архитектура стѣнъ въ Пирги, вовсе не схожая съ архитектурой церитскихъ, и вообще этрусскихъ городскихъ стѣнъ. Эталія («огненный островъ») съ своими богатыми мѣдными и въ особенности желѣзными рудами, вѣроятно, играла въ торговыхъ сношеніяхъ главную роль и служила центромъ какъ для иноземныхъ
[138]поселенцевъ, такъ и для ихъ сношеній съ туземцами; это вѣроятно тѣмъ болѣе потому, что плавка руды въ небольшомъ и нелѣсистомъ островѣ не могла производиться безъ торговыхъ сношеній съ материкомъ. И серебряные рудники въ Популоніи, на мысу, который лежитъ насупротивъ Эльбы, быть можетъ, также были знакомы Грекамъ и разработывались ими. — Такъ какъ въ тѣ времена чужеземные пришельцы обыкновенно занимались не одной торговлей, но также разбоями на морѣ и на сушѣ и, конечно, не пропускали случая обирать туземцевъ и уводить ихъ въ рабство, то и туземцы съ своей стороны, конечно, пользовались правомъ возмездія; а что Латины и Тирренцы пользовались этимъ правомъ и съ большей энергіей и съ большимъ успѣхомъ, чѣмъ ихъ южно-италійскіе сосѣди, видно не только изъ легендъ, но главнымъ образомъ также изъ достигнутыхъ результатовъ. Въ этихъ странахъ Италійцамъ удалось защититься отъ чужеземныхъ пришельцевъ и не только не уступить имъ или скоро вырвать изъ ихъ рукъ свои торговые и портовые города, но и остаться повелителями на своихъ собственныхъ моряхъ. То же самое эллинское нашествіе, которое поработило южно-италійскія племена и уничтожило ихъ національность, пріучило средне-италійскіе народы къ мореплаванію и къ основанію новыхъ городовъ, — конечно не по желанію наставниковъ. Тамъ Италіецъ впервые замѣнилъ свои паромы и челноки финикійскими и греческими гребными галерами. Тамъ впервые встрѣчаются большіе торговые города, между которыми занимаютъ первыя мѣста Цере въ южной Этруріи и Римъ на берегахъ Тибра; судя по италійскимъ названіямъ этихъ городовъ и по тому, что они строились въ нѣкоторомъ отдаленіи отъ морскаго берега, какъ и совершенно однородные съ ними торговые города близь устьевъ По — Спина и Атрія и далѣе къ югу — Ариминъ, слѣдуетъ полагать, что они были основаны не Греками, а Италійцами. Мы, понятно, не въ состояніи прослѣдить историческій ходъ этой древнѣйшей реакціи италійской національности противъ нашествія иноземцевъ; однако мы въ состояніи различить одинъ фактъ, имѣвшій чрезвычайно важное значеніе для дальнѣйшаго развитія Италіи, — то, что эта реакція приняла въ Лаціумѣ и въ южной Этруріи иное направленіе, чѣмъ въ собственно-тускскихъ странахъ и въ тѣхъ, которыя къ нимъ примыкали.
Эллины и Латины.
Знаменательно то, что даже легенда противопоставляетъ Латина «дикому Тирренцу», а мирное побережье близь устьевъ Тибра — негостепріимному морскому берегу, на которомъ жили Вольски. Впрочемъ этому сопоставленію не слѣдуетъ придавать того смысла, что греческая колонизація была терпима въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ средней Италіи, а въ нѣкоторыхъ другихъ не допускалась. Въ историческія времена къ сѣверу отъ Везувія нигдѣ не было никакой независимой греческой общины, а если Пирги когда-нибудь и были такой общиной, то они,
[139]конечно, были возвращены Италійцамъ, то-есть Церитамъ еще до начала той эпохи, о которой до насъ дошли преданія. Но не подлежитъ сомнѣнію, что мирныя сношенія съ иноземными торговцами находили покровительство и поощреніе и въ Южной Этруріи и въ Лаціумѣ и на восточныхъ берегахъ, — чего не было въ другихъ мѣстахъ. Особенно замѣчательно положеніе города Цере. «Церитовъ» — говоритъ Страбонъ — «очень высоко цѣнили Эллины за ихъ храбрость, за ихъ справедливость и за то, что, не смотря на свое могущество, они воздерживались отъ грабежа». Здѣсь подъ словомъ грабежъ разумѣются не морскіе разбои, отъ которыхъ церитскіе торговцы, какъ и всякіе другіе, не отказались-бы при случаѣ; но Цере былъ какъ для Финикіянъ, такъ и для Грековъ чѣмъ-то въ родѣ порто-франко. Мы уже упоминали о той финикійской стоянкѣ, которая впослѣдствіи получила названіе Пуникумъ (стр. 127), равно какъ о двухъ эллинскихъ — Пиргахъ и Альсіонѣ; отъ разграбленія этихъ-то портовыхъ городовъ и воздерживались Цериты, въ чемъ безъ сомнѣнія и заключалась причина того, что Цере, у котораго былъ плохой рейдъ и не было по близости никакихъ копей, такъ рано достигъ высокаго благосостоянія и получилъ для древнѣйшей греческой торговли еще болѣе важное значеніе, чѣмъ самой природой предназначенные для торговыхъ рынковъ италійскіе города, находившіеся вблизи отъ устьевъ Тибра и По. Всѣ названные здѣсь города издревле находились въ религіозной связи съ Греціей. Первый изъ всѣхъ варваровъ, принесшій дары олимпійскому Зевсу, былъ тускскій царь Аримнъ, быть можетъ владѣвшій Ариминомъ. Спина и Цере имѣли въ храмѣ дельфійскаго Аполлона свои собственныя казнохранилища наравнѣ съ другими общинами, находившимися въ постоянныхъ сношеніяхъ съ этимъ святилищемъ, а въ древнѣйшихъ преданіяхъ Церитовъ и Римлянъ играютъ видную роль какъ кумское прорицалище, такъ и дельфійское святилище. Эти города свободно посѣщалісь всѣми Италійцами, для которыхъ служили центрами дружественныхъ сношеній съ иноземными торговцами; оттого-то они сдѣлались ранѣе другихъ богатыми и могущественными, а для эллинскихъ товаровъ, какъ и для зачатковъ эллинской цивилизаціи, служили настоящими складочными мѣстами.
Эллины и Этруски. Морское могущество Этрусковъ.
Иначе сложились обстоятельства у «дикихъ Тирренцевъ». Мы уже видѣли, какія причины предохранили отъ иноземнаго владычества населеніе тѣхъ латинскихъ и этрусскихъ (или вѣрнѣй находившихся подъ владычествомъ Этрусковъ) странъ, которыя лежатъ на правомъ берегу Тибра и у низовьевъ рѣки По; но тѣ-же самыя причины вызвали въ собственной Этруріи занятіе морскими разбоями и развитіе собственныхъ морскихъ силъ или подъ вліяніемъ какихъ-либо особыхъ мѣстныхъ условій или вслѣдствіе того, что мѣстное населеніе питало врожденную склонность къ насиліямъ и къ грабежу. Тамъ
[140]уже не удовольствовались тѣмъ, что вытѣснили Грековъ изъ Эталіи и изъ Популоніи; туда, какъ кажется, даже не впускали ни одного иноземнаго торговца, а этрусскіе капера скоро стали пускаться далеко въ море и имя Тирренцевъ стало наводить страхъ на Грековъ, — не даромъ-же эти послѣдніе считали абордажный крюкъ этрусскимъ изобрѣтеніемъ и назвали италійское западное море Тускскимъ моремъ. Какъ быстро и какъ неудержимо стали эти дикіе корсары владычествовать на Тирренскомъ морѣ, всего яснѣе видно изъ того, что они завели укрѣпленные пункты и на берегахъ Лаціума и на берегахъ Кампаніи. Хотя въ собственномъ Лаціумѣ владычествовали Латины, а у подошвы Везувія Греки, но посреди нихъ и рядомъ съ ними Этруски владычествовали въ Антіѣ и въ Суррентѣ. Вольски попали въ зависимость отъ Этрусковъ; эти послѣдніе добывали изъ ихъ лѣсовъ кили для своихъ галеръ, а такъ какъ морскіе разбои Антійцевъ прекратились только съ занятіемъ страны Римлянами, то понятно, почему греческіе мореплаватели называли южное побережье Вольсковъ лестригонскимъ. Этруски рано заняли высокій Соррентскій мысъ и еще болѣе утесистый, но лишенный гаваней островъ Капри, который возвышается между заливами Неаполитанскимъ и Салернскимъ, какъ настоящая сторожевая башня, съ которой пираты могли обозрѣвать Тирренское море. Даже въ Кампаніи они, какъ утверждаютъ, учредили свою собственную федерацію изъ двѣнадцати городовъ, и уже въ историческую эпоху встрѣчаются тамъ внутри материка общины, говорившія по-этрусски; эти поселенія, по всему вѣроятію, были обязаны своимъ существованіемъ также владычеству Этрусковъ въ омывающемъ Кампанію морѣ и ихъ соперничеству съ жившими у подошвы Везувія Куманцами. Впрочемъ Этруски не ограничивались только разбоями и грабежами. Объ ихъ мирныхъ сношеніяхъ съ греческими городами свидѣтельствуютъ золотыя и серебряныя монеты, которыя чеканились по меньшей мѣрѣ съ 200550 года отъ осн. Рима въ этрусскихъ городахъ, и въ особенности въ Популоніи, по греческому образцу и по греческой пробѣ; а то, что штемпель на этихъ монетахъ былъ не великогреческій, а скорѣе аттическій или даже малоазіатскій, служитъ указаніемъ на недружелюбныя отношенія Этрусковъ къ италійскимъ Грекамъ. Въ сущности, они находились въ болѣе благопріятномъ для торговли и гораздо болѣе выгодномъ положеніи, чѣмъ жители Лаціума. Занимая все пространство, отъ одного моря до другаго, они господствовали въ западныхъ водахъ надъ большимъ италійскимъ вольнымъ портомъ, въ восточныхъ надъ устьями По и тогдашней Венеціей, — сверхъ того надъ большой сухопутной дорогой, которая съ древнихъ временъ шла изъ стоявшей на берегу Тирренскаго моря Пизы въ стоявшую на берегу Адріатическаго моря Спину, и наконецъ въ южной Италіи надъ богатыми равнинами Капуи и Нолы. Они пользовались самыми важными въ
[141]италійской вывозной торговлѣ продуктами — желѣзомъ изъ Эталіи, мѣдью изъ Волатерръ и изъ Кампаніи, серебромъ изъ Популоніи, и даже янтаремъ, который имъ доставляли съ береговъ Балтійскаго моря (стр. 126). Подъ охраною ихъ морскаго разбойничества, — игравшаго въ этомъ случаѣ роль англійскаго акта о мореплаваніи только въ грубомъ видѣ, — ихъ собственная торговля, конечно, стала процвѣтать, и нельзя удивляться ни тому, что этрусскіе торговцы могли соперничать въ Сибарисѣ съ милетскими, ни тому, что это сочетаніе каперства съ оптовой торговлей породило ту безмѣрную и безразсудную роскошь, среди которой силы Этрусковъ истощились сами собою.
Соперничество Финикіянъ съ Эллинами.
Оборонительное и отчасти враждебное положеніе, въ которое стали по отношенію къ Эллинамъ Этруски и въ болѣе слабой степени Латины, необходимо должно было отозваться и на томъ соперничествѣ, которое оказывало въ ту пору самое сильное вліяніе на торговлю и на судоходство въ Средиземномъ морѣ — на соперничествѣ Финикіянъ съ Эллинами. Здѣсь не мѣсто подробно описывать, какъ въ эпоху римскихъ царей эти двѣ великія націи боролись изъ-за преобладанія на всѣхъ берегахъ Средиземнаго моря, — въ Греціи и въ самой Малой Азіи, на Критѣ и на Кипрѣ, на берегахъ африканскихъ, испанскихъ и кельтскихъ; эта борьба не велась непосредственно на италійской почвѣ, но ея послѣдствія глубоко и долго чувствовались и въ Италіи. Свѣжая энергія и болѣе многостороннія дарованія младшаго изъ двухъ соперниковъ сначала доставляли ему повсюду перевѣсъ; Эллины не только избавились отъ финикійскихъ факторій, основанныхъ какъ въ ихъ европейскомъ, такъ и въ ихъ азіатскомъ отечествѣ, но даже вытѣснили Финикіянъ съ Крита и съ Кипра, утвердились въ Египтѣ и въ Киренѣ и завладѣли нижней Италіей и бо́льшею восточною половиной сицилійскаго острова. Мелкія финикійскія торговыя поселенія повсюду должны были уступить мѣсто болѣе энергичной греческой колонизаціи. Уже и въ западной Сициліи были основаны Селинъ (126)628 и Акрагасъ (174)580; смѣлые малоазіатскіе Фокейцы уже стали разъѣзжать по самому отдаленному западному морю, построили на кельтскомъ побережьѣ Массалію (около 150)600 и стали знакомиться съ берегами Испаніи. Но около половины втораго столѣтія развитіе греческой колонизаціи внезапно пріостановилось, а причиной этой пріостановки, безъ сомнѣнія, было быстрое возрастаніе самаго могущественнаго изъ основанныхъ Финикіянами въ Ливіи городовъ — Карѳагена, очевидно вызванное опасностію, которою стали угрожать Эллины всему финикійскому племени. Хотя у той націи, которая положила начало торговлѣ на Средиземномъ морѣ, ея болѣе юная соперница уже отняла исключительное господство надъ западнымъ моремъ, обладаніе обоими путями, соединявшими восточный бассейнъ Средиземнаго моря съ западнымъ, и монополію
[142]торговаго посредничества между востокомъ и западомъ, но восточное племя еще могло удержать за собою владычество, по меньшей мѣрѣ, надъ моремъ къ западу отъ Сардиніи и Сициліи, — и Карѳагенъ взялся за это дѣло со всею свойственною арамейскому племени, упорною и осмотрительною энергіей. Какъ сопротивленіе Финикіянъ, такъ и ихъ колонизація приняли совершенно иной характеръ. Древнѣйшія финикійскія поселенія, подобно тѣмъ, которыя были основаны ими въ Сициліи и были описаны Ѳукидидомъ, были купеческими факторіями, а Карѳагенъ подчинилъ себѣ обширные страны съ многочисленными подданными и съ сильными крѣпостями. До той поры финикійскія поселенія оборонялись отъ Грековъ по-одиночкѣ, а могущественный ливійскій городъ сосредоточилъ въ себѣ всѣ оборонительныя силы своихъ соплеменниковъ съ такой непреклонной рѣшимостью, которая не имѣла ничего себѣ подобнаго въ греческой исторіи.
Финикіяне и Италійцы въ борьбѣ съ Эллинами.
Но едва-ли не самымъ важнымъ моментомъ этой реакціи оказался по своимъ послѣдствіямъ тотъ, когда болѣе слабые Финикіяне вступили для обороны отъ Эллиновъ въ тесную связь съ туземнымъ населеніемъ Сициліи и Италіи. Когда Книдяне и Родосцы попытались около 175579 г. утвердиться подлѣ Лилибея въ самомъ центрѣ финикійскихъ поселеній въ Сициліи, ихъ прогнали оттуда туземцы — Элимейцы изъ Сегеста и Финикіяне. Когда Фокейцы поселились около 217537 г. въ Алаліи (Aleria), на островѣ Корсикѣ, насупротивъ Цере, — чтобъ выгнать ихъ оттуда появился союзный флотъ Этрусковъ и Карѳагенянъ, состоявшій изъ ста двадцати парусныхъ судовъ, и хотя въ происшедшей тамъ морской битвѣ, — одной изъ самыхъ древнихъ, съ которыми знакома исторія, — побѣду приписывалъ себѣ вдвое болѣе слабый флотъ Фокейцевъ, однако Карѳагеняне и Этруски достигли цѣли своего нападенія: Фокейцы покинули Корсику и поселились на менѣе открытомъ для нападеній берегу Луканіи въ Гіэлѣ (Velia). Заключенный между Этруріей и Карѳагеномъ трактатъ не только установлялъ правила касательно ввоза товаровъ и наказанія за ихъ нарушеніе, но былъ вмѣстѣ съ тѣмъ и военнымъ союзомъ (συμμαχία), о важности котораго свидѣтельствуетъ вышеупомянутое сраженіе при Алаліи. Достоинъ замѣчанія слѣдующій фактъ, характеризующій положеніе Церитовъ: на площади въ Цере они перебили каменьями взятыхъ въ плѣнъ Фокейцевъ и потомъ, чтобъ загладить свое злодѣяніе, послали дары дельфійскому Аполлону. — Лаціумъ не принималъ участія въ этой борьбѣ съ Эллинами; напротивъ того, Римляне находились въ очень древнія времена въ дружескихъ сношеніяхъ съ Фокейцами, — какъ съ тѣми, которые жили въ Гіэлѣ, такъ и съ тѣми, которые жили въ Macсаліи, а Ардеаты, какъ утверждаютъ, даже основали сообща съ Закинѳянами въ Испаніи городъ, впослѣдствіи называвшійся Сагунтомъ.
[143]Но отъ Римлянъ уже никакъ нельзя было ожидать, чтобъ они приняли сторону Эллиновъ; ручательствомъ за это служатъ какъ тѣсная связь между Римомъ и Цере, такъ и слѣды старинныхъ сношеній Латиновъ съ Карѳагенянами. Съ племенемъ Ханаанитовъ Римляне познакомились черезъ посредство Эллиновъ, такъ какъ (стр. 127) постоянно называли его греческимъ именемъ; но они не заимствовали отъ Грековъ ни названія города Карѳагена[5], ни народнаго названія Афровъ[6]; тирскіе товары назывались у древнѣйшихъ Римлянъ сарранскими[7], а это названіе, очевидно, не могло быть заимствовано отъ Грековъ; какъ эти факты, такъ и позднѣйшіе договоры свидѣтельствуютъ о древнихъ и непосредственныхъ торговыхъ сношеніяхъ между Лаціумомъ и Карѳагеномъ. — Италійцамъ и Финикіянамъ дѣйствительно удалось соединенными силами удержать въ своихъ рукахъ западную часть Средиземнаго моря. Въ непосредственной или въ косвенной зависимости отъ Карѳагенянъ оставалась сѣверо-западная часть Сициліи съ важными портовыми городами Солеисомъ[8] и Панормомъ на сѣверномъ берегу и съ Мотіей на мысу, обращенномъ къ Африкѣ. Во времена Кира и Креза, именно тогда, когда мудрый Віазъ убѣждалъ Іонійцевъ переселиться изъ Малой Азіи въ Сардинію (около 200554 г.), ихъ предупредилъ карѳагенскій полководецъ Мархъ, покорившій значительную часть этого важнаго острова; а черезъ полстолѣтія послѣ того все побережье Сардиніи уже находилось въ неоспоримомъ владѣніи карѳагенской общины. Напротивъ того Корсика, вмѣстѣ съ городами Алаліей и Никеей, досталась Этрускамъ, которые стали собирать съ туземцевъ дань продуктами ихъ бѣднаго острова — смолою, воскомъ и медомъ. Въ Адріатическомъ море и на водахъ къ западу отъ Сициліи и отъ Сардиніи владычествовали союзники — Этруски и Карѳагеняне. Однако Греки все еще не прекращали борьбы. Выгнанные изъ Лилибея Родосцы и Книдяне утвердились на островахъ между Сициліей и Италіей и основали тамъ городъ Липару (175)579. Массалія стала процвѣтать, не смотря на свое
[144]изолированное положеніе и скоро захватила въ свои руки торговлю на всемъ пространствѣ отъ Ниццы до Пиринеевъ. У самыхъ Пиринеевъ была основана изъ Липары колонія Рода (теперешній Rosas); въ Сагунтѣ, какъ утверждаютъ, поселились Закинѳяне, и даже въ Тингисѣ (Tanger), въ Мавританіи, владычествовали греческіе династы. Но Греки уже болѣе не подвигались впередъ; послѣ основанія Акрагаса они уже не могли достигнуть сколько-нибудь значительнаго расширенія своихъ владѣній ни въ Адріатическомъ морѣ ни въ западной части Средиземнаго моря, а доступъ къ Испаніи и въ Атлантическій океанъ былъ для нихъ совершенно закрытъ. Каждый годъ возобновлялась борьба Липарцевъ съ тускскими «морскими разбойниками» и Карѳагенянъ съ Массаліотами, съ Киренейцами и въ особенности съ греческими Сицилійцами; но ни одна сторона не достигла прочныхъ успѣховъ и результатомъ вѣковыхъ распрей было только поддержаніе statusquo. — Такимъ образомъ Италія была (хотя и косвеннымъ образомъ) обязана Финикіянамъ тѣмъ, что по меньшей мѣрѣ въ своихъ среднихъ и сѣверныхъ частяхъ избѣгла колонизаціи и что тамъ, — въ особенности въ Этруріи, — возникли національныя морскія силы. Впрочемъ нѣтъ недостатка въ доказательствахъ того, что Финикіяне относились, если не къ своимъ латинскимъ союзникамъ, то по меньшей мѣрѣ къ болѣе могущественнымъ на морѣ Этрускамъ съ той завистью, которая свойственна всѣмъ морскимъ державамъ: все-равно, достовѣренъ или вымышленъ разсказъ о томъ, что Карѳагеняне воспротивились отправкѣ этрусской колоніи на Канарскіе острова, онъ доказываетъ, что и тамъ сталкивались противоположные интересы.
Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.