[117]
ГЛАВА IX.
Этруски.
Этрусская народность.
Этруски или, — какъ они сами себя называли, — Разенны[1] представляютъ чрезвычайно рѣзкую противоположность какъ съ латинскими и сабельскими Италійцами, такъ и съ Греками. Уже по одному тѣлосложенію эти народы не походили другъ на друга; вмѣсто стройной пропорціональности всѣхъ частей тѣла, которою отличались Греки и Италійцы, мы видимъ на этрусскихъ изваяніяхъ лишь маленькихъ приземистыхъ людей съ широкими головами и толстыми руками. Съ другой стороны, все, что намъ извѣстно о нравахъ и обычаяхъ этого народа, также свидѣтельствуетъ о его коренномъ отличіи отъ греко-италійскихъ племенъ, — и въ особенности его религія: у Тусковъ она имѣетъ мрачный, фантастическій характеръ, увлекается мистическими сопоставленіями чиселъ и состоитъ изъ безсодержательныхъ и дикихъ воззрѣній и обычаевъ, которые имѣютъ такъ же мало общаго съ яснымъ раціонализмомъ Римлянъ, какъ и съ гуманно-свѣтлымъ преклоненіемъ Эллиновъ передъ изображеніями боговъ. Выводъ, который можно отсюда сдѣлать, подтверждается и самымъ вѣскимъ доказательствомъ національности — языкомъ; какъ ни многочисленны дошедшіе до насъ остатки этого языка и какъ ни разнообразны находящіяся у насъ подъ рукою средства для ихъ объясненія, все-таки языкъ Этрусковъ является до такой степени изолированнымъ, что до сихъ поръ еще не удалось нетолько объяснить смыслъ его остатковъ, но и съ достовѣрностью опредѣлить его мѣсто въ классификаціи извѣстныхъ намъ языковъ. Въ исторіи этого языка мы ясно различаемъ два періода. Въ самомъ древнемъ періодѣ гласныя буквы вполнѣ выдѣляются и почти никогда не встрѣчается къ ряду двухъ согласныхъ[2]. Но вслѣдствіе усѣченія гласныхъ
[118]и согласныхъ послѣднихъ буквъ и вслѣдствіе ослабленія или пропуска гласныхъ, этотъ мягкій и звучный языкъ мало-по-малу превратился въ невыносимо жесткій и грубый[3]; такъ напримѣръ ramϑa образовалось изъ ramuϑas, Tarchnas изъ Tarquinius, Menrvа изъ Minerva, Menle, Pultuke, Elchsentre изъ Menelaos, Polydeukes, Alexandros. Какъ неблагозвучно и грубо было произношеніе, всего яснѣе видно изъ того, что Этруски еще въ очень раннюю пору перестали различать o отъ u, b отъ p, c отъ g, d отъ t. При этомъ и удареніе, такъ-же, какъ въ латинскомъ языкѣ, и въ самыхъ грубыхъ греческихъ діалектахъ, постоянно переносится на начальный слогъ. Точно такъ-же было поступлено и съ придыхательными согласными; между тѣмъ какъ Италійцы отбрасывали ихъ, за исключеніемъ придыхательной b или f, а Греки наоборотъ удержали, за исключеніемъ этой буквы, остальныя ϑ, φ, χ, Этруски совершенно отбрасываютъ самую мягкую и самую пріятную для слуха φ (за исключеніемъ ея употребленія въ словахъ, заимствованныхъ изъ другихъ языковъ) и напротивъ того употребляютъ три остальныя въ самомъ широкомъ размѣрѣ даже тамъ, гдѣ онѣ прежде вовсе не употреблялись; такъ напримѣръ вмѣсто Thetis у нихъ выходитъ Thethis, вмѣсто Telephus — Thelaphe, вмѣсто Odуsseus — Utuze или Uthuze. Немногія окончанія и слова, смыслъ которыхъ уже выясненъ, въ большинствѣ не имѣютъ никакого сходства съ греко-италійскими: сюда принадлежатъ всѣ безъ исключенія числительныя имена; затѣмъ, окончаніе al, которымъ обозначается родовое происхожденіе, нерѣдко употребляется въ знакъ того, что названіе дано по имени матери, какъ напримѣръ въ надписи, найденной въ Кьюзи и сдѣланной на двухъ языкахъ, слово Canial переведено словами Cainnia natus; окончаніе sa прибавляется къ женскимъ именамъ для обозначенія того рода, въ который женщина вступила, вышедши за-мужъ; такъ напримѣръ супруга какого-то Лицинія называлась Lecnesa; cela или clan съ падежемъ clensi значитъ сынъ, sеχ — дочь; ril — годъ, богъ Гермесъ называется Turms, Афродита — Turan, Гефестъ — Sethlаns, Бахусъ — Fufluns. Впрочемъ, рядомъ съ этими своеобразными формами и звуками встрѣчаются и нѣкоторыя аналогіи между этрусскимъ языкомъ и италійскими нарѣчіями. Собственныя имена сложились въ сущности по общему италійскому образцу: очень употребительное для обозначенія родоваго происхожденія
[119]окончаніе enas или ena[4] то же, что окончание еnus, которое такъ часто встречается въ италійскихъ и въ особенности въ сабельскихъ родовыхъ именахъ, какъ напримѣръ этрусскія собственныя имена Maecenas и Spurinna въ точности соотвѣтствуютъ римскимъ Maecius и Spurius. Многія имена боговъ встрѣчающіяся на этрусскихъ памятникахъ или считающіяся писателями за этрусскія, такъ похожи на латинскія и по своему корню и частію по своимъ окончаніямъ, что — если они дѣйствительно были этрусскаго происхожденія — могутъ считаться за доказательство родства двухъ языковъ, такъ напр. Usil (солнце и утренняя заря, въ родствѣ съ словами ausum, aurum, aurora, sol), Minerva (menervare), Lasa (lascivus), Neptunus, Voltumna. Однако это сходство могло быть послѣдствіемъ возникшихъ въ болѣе позднюю пору политическихъ и религіозныхъ отношеній между Этрусками и Латинами и могло быть результатомъ происходившихъ послѣ того подражаній и заимствованій; поэтому оно не можетъ служить опроверженіемъ для того, извлеченнаго нами изъ другихъ данныхъ вывода, что языкъ Тусковъ имѣлъ по меньшей мѣрѣ такъ-же мало сходства со всѣми греко-италійскими нарѣчіями, какъ языки кельтскій и славянскій. По крайней мѣрѣ такимъ онъ звучалъ въ ушахъ Римлянъ; они находили, что Туски и Галлы говорятъ на варварскихъ языкахъ, а Оски и Вольски на мужицкихъ нарѣчіяхъ. Но хотя этрусскій языкъ и не имѣлъ ничего общаго съ корнемъ греко-италійскихъ нарѣчій, все-таки до сихъ поръ еще не удалось причислить его къ которому-нибудь изъ извѣстныхъ намъ коренныхъ языковъ. Въ самыхъ разнородныхъ нарѣчіяхъ ученые старались отыскать коренное родство съ этрусскимъ, но и поверхностные разслѣдованія и самые усиленные розыски не привели ни къ какому результату; не было найдено сходства даже съ языкомъ Басковъ, къ которому обращались прежде всѣхъ другихъ на основаніи географическихъ мотивовъ. И въ дошедшихъ до насъ незначительныхъ остаткахъ языка Лигуровъ, которые сохранились въ нѣкоторыхъ мѣстныхъ названіяхъ и собственныхъ именахъ, не найдено никакой связи съ языкомъ Тусковъ. Даже безъ вѣсти исчезнувшій народъ, который тысячами строилъ на островахъ Тусканскаго моря и въ особенности на островѣ Сардиніи тѣ загадочныя могильныя башни, которыя названы «нурхагами», не могъ имѣть никакой связи съ Этрусками, такъ какъ на этрусской территоріи не найдено ни одного подобнаго сооруженія. Только по нѣкоторымъ отрывочнымъ
[120]и, какъ кажется, довольно надежнымъ указаніямъ можно предполагать, что Этрусковъ слѣдуетъ отнести къ числу Индо-Германцевъ. Такъ напримѣръ mi въ началѣ многихъ древнѣйшихъ надписей, безъ сомнѣнія, то-же, что ὲμί, εὶμί, а форма родительнаго падежа коренныхъ словъ venerus, rafuvus встрѣчается также въ древне-латинскомъ языкѣ и соотвѣтствуетъ древнему санскритскому окончанію as. Подобнымъ же образомъ имя этрусскаго Зевса Тina или Tinia, конечно, находится въ такой же связи съ санскритскимъ dinа = день, въ какой Zàν находится съ однозначущимъ diwаn. Но даже при всемъ этомъ этрусскій народъ представляется намъ едва ли менѣе изолированнымъ. Уже Діонисій говорилъ, что «Этруски не похожи своимъ языкомъ и нравами ни на какой народъ»; а къ этому и мы ничего не имѣемъ присовокупить.
Родина Этрусковъ.
Такъ-же трудно сказать что-либо опредѣленное о томъ, откуда переселились Этруски въ Италію; но мы оттого не въ большой потерѣ, такъ какъ это переселеніе, во всякомъ случаѣ, принадлежитъ къ періоду народнаго дѣтства, а его историческое развитіе и началось и закончилось въ Италіи. Однако едва-ли найдется другой вопросъ, на разрѣшеніе котораго было бы потрачено болѣе усилій вслѣдствіе привычки археологовъ доискиваться преимущественно того, чего и невозможно и даже вовсе ненужно знать, — «того, кто была мать Гекубы», по выраженію императора Тиверія. Судя потому, что древнѣйшіе и значительнѣйшіе этрусскіе города находились глубоко внутри материка, а на самомъ берегу моря не было ни одного сколько-нибудь выдающагося этрусскаго города, кромѣ Популоніи, который, какъ намъ положительно извѣстно, не входилъ въ древній союзъ Двѣнадцати, — далѣе, судя потому, что въ историческую эпоху Этруски подвигались съ сѣвера къ югу, слѣдуетъ полагать, что они попали на полуостровъ сухимъ путемъ; къ тому же мы застаемъ ихъ на такой низкой степени культуры, при которой переселеніе морскимъ путемъ немыслимо. Черезъ проливы народы перебирались и въ древнѣйшія времена, какъ черезъ рѣки; но высадка на западномъ берегу Италіи возможна при совершенно другихъ условіяхъ. Поэтому древнѣйшее мѣсто жительства Этрусковъ слѣдуетъ искать къ западу или къ сѣверу отъ Италіи. Нельзя назвать совершенно неправдоподобнымъ предположеніе, что Этруски перебрались въ Италію черезъ Ретійскія Альпы, такъ какъ древнѣйшіе изъ извѣстныхъ намъ обитателей Граубиндтена и Тироля — Реты говорили до самаго начала исторической эпохи по-этрусски, и даже въ ихъ названіи есть какое-то созвучіе съ названіемъ Разенновъ; это, конечно, могли быть остатки этрусскихъ поселеній на берегахъ По, но по меньшей мѣрѣ столько же правдоподобно и то, что это была та часть народа, которая осталась на старыхъ мѣстахъ жительства. — Но этой простой и естественной догадкѣ рѣзко противорѣчитъ разсказъ о томъ, что Этруски были переселившіеся изъ Азіи
[121]Лидійцы. Этотъ разсказъ принадлежитъ къ числу очень древнихъ. Онъ встрѣчается еще у Геродота и потомъ повторяется у позднѣйшихъ историковъ съ безчисленными измѣненіями и дополненіями, хотя нѣкоторые осмотрительные изслѣдователи, какъ напримѣръ Діонісій, рѣшительно возстаютъ противъ такого мнѣнія и при этомъ указываютъ на тотъ фактъ, что между Лидійцами и Этрусками не было ни малѣйшаго сходства ни въ религіи, ни въ законахъ, ни въ нравахъ, ни въ языкѣ. Конечно, могло случиться, что какая-нибудь кучка малоазіатскихъ пиратовъ пробралась въ Этрурію и что ея похожденія вызвали появленіе такихъ сказокъ, но еще болѣе правдоподобно, что весь этотъ разсказъ основанъ на недоразумѣніи. Италійскіе Этрусски или Turs-ennae (такъ какъ эта форма названія, по видимому, была первоначальной и лежала въ основѣ греческаго названія Τυρσ-ηνοί, Τυῤῥηνοί, умбрскаго Turs-ci и обоихъ римскихъ Tusci, Etrusci) въ нѣкоторой мѣрѣ сходятся по названію съ лидійскимъ народомъ Τυῤῥηβοί (или, какъ онъ также назывался, Τυῤῥ-ηνοί по имени города Τύῤῥα, а это, очевидно, случайное сходство названій, какъ кажется, и послужило единственнымъ фундаментомъ какъ для упомянутой гипотезы, ничего не выигравшей отъ своей древности, такъ и для построенной на ней изъ разнаго историческаго хлама вавилонской башни. Тогда стали отыскивать связь между ремесломъ лидійскихъ пиратовъ и древнимъ мореплаваніемъ Этрусковъ и дошли до того (прежде всѣхъ, сколько намъ извѣстно, сдѣлалъ это Ѳукидидъ), что основательно или неосновательно смѣшали торребскихъ морскихъ разбойниковъ съ грабившими и блуждавшими на всѣхъ моряхъ хищниками-Пеласгами; все это произвело самую безобразную путаницу въ сферѣ историческихъ преданій. Подъ названіемъ Тиррены стали разумѣть то лидійскихъ Торребовъ (какъ это видно изъ древнѣйшихъ источниковъ и изъ пѣсенъ Гомера), то Пеласговъ (которыхъ называли Тирренами-Пеласгами или просто Тирренами), то италійскихъ Этрусковъ, не смотря на то, что эти послѣдніе никогда не вступали въ близкія сношенія ни съ Пеласгами ни съ Торребами и даже не состояли въ племенномъ родствѣ ни съ тѣми ни съ другими.
Мѣста этрусской осѣдлости въ Италіи.
Съ другой стороны, въ интересахъ исторіи необходимо съ достовѣрностью доискаться, гдѣ находились древнѣйшія мѣста жительства Этрусковъ и какъ этотъ народъ двигался оттуда далѣе. О томъ, что до великаго нашествія Кельтовъ Этруски жили къ сѣверу отъ рѣки Padus (По), соприкасаясь съ восточной стороны на берегахъ Адижа съ Венетами, принадлежавшими къ иллирійскому (албанскому?) племени, а съ западной съ Лигурами, есть не мало указаній; объ этомъ главнымъ образомъ свидѣтельствуетъ уже ранѣе упомянутый грубый этрусскій діалектъ, на которомъ еще во времена
[122]Ливія говорило населеніе Ретійскихъ Альповъ, равно какъ остававшаяся до поздней поры тускскимъ городомъ Мантуя. Къ югу отъ По и близь устьевъ этой рѣки Этруски и Умбры смѣшивались между собою — первые въ качествѣ господствующаго племени, вторые въ качествѣ древнѣйшихъ обитателей страны, основавшихъ старинные торговые города Атрію и Спину; однако Фельсина (Болонья) и Равенна, какъ кажется, были основаны Тусками. Прошло много времени прежде чѣмъ Кельты перебрались черезъ По; оттого-то этрусско-умбрскій бытъ и пустилъ гораздо болѣе глубокіе корни на правомъ берегу этой рѣки, чѣмъ на ранѣе утраченномъ лѣвомъ. Впрочемъ всѣ мѣстности къ сѣверу отъ Апеннинъ такъ быстро переходили отъ одного народа къ другому, что ни одинъ изъ этихъ народовъ не могъ достигнуть тамъ прочнаго развитія. — Для исторіи гораздо болѣе важно обширное поселеніе Тусковъ въ той странѣ, которая и въ настоящее время еще носитъ ихъ имя. Если тамъ когда-нибудь и жили Лигуры или Умбры (стр.112), то слѣды ихъ пребыванія были почти совершенно изглажены цивилизаціей Этрусковъ. Въ этой странѣ, простирающейся вдоль береговъ Пизанскаго моря до Тарквиній и замкнутой съ восточной стороны Апеннинами, этрусская нація нашла для себя прочную осѣдлость и съ большой стойкостью продержалась тамъ до временъ имперіи. Сѣверною границей собственно тускской страны была рѣка Арно; земли, которыя тянутся оттуда къ сѣверу вплоть до устьевъ Макры и до подножія Апеннинъ, были спорной территоріей, находившейся то въ рукахъ Лигуровъ, то въ рукахъ Этрусковъ и потому тамъ не могло образоваться значительныхъ поселеній. Съ южной стороны, вѣроятно, были границей сначала Циминійскій лѣсъ (цѣпь холмовъ къ югу отъ Вітербо), а потомъ Тибръ; уже было замѣчено ранѣе (стр. 113), что страна между Цимнійскими горами и Тибромъ съ городами Сутріемъ, Непете, Фалеріями, Вейями и Цере, была занята Этрусками гораздо позже, чѣмъ сѣверные округа, — быть можетъ не ранѣе втораго столѣтія отъ основанія Рима, и что коренное италійское населеніе удержалось тамъ на своихъ прежнихъ мѣстахъ, а именно въ Фалеріяхъ, хотя и въ зависимомъ положеніи. — Съ тѣхъ поръ, какъ Тибръ сдѣлался границей Этруріи со стороны Умбріи и Лаціума, тамъ могло установиться довольно мирное положеніе дѣлъ и, вѣроятно, не происходило никакихъ существенныхъ измѣненій границъ, по меньшей мѣрѣ, со стороны Лаціума. Какъ ни сильно было въ Римлянахъ сознаніе, что Этруски были для нихъ чужеземцы, а Латины — земляки, они, какъ кажется, опасались нападеній не столько съ праваго берега рѣки, сколько со стороны своихъ соплеменниковъ изъ Габіи и изъ Альбы; это объясняется тѣмъ, что со стороны Этрусковъ они были обезпечены не только естественною границей — широкой рѣкой, но и тѣмъ благопріятнымъ для ихъ торговаго и политическаго развитія обстоятельствомъ, что
[123]ни одинъ изъ самыхъ сильныхъ этрусскихъ городовъ не стоялъ такъ-же близко отъ рѣки, какъ близко стоялъ отъ нея на латинскомъ берегу Римъ. Ближе всѣхъ отъ Тибра жили Вейенты, и съ ними всего чаще вступали въ серьезныя столкновенія Римъ и Лаціумъ изъ-за обладанія Фиденами, которыя служили для Вейентовъ на лѣвомъ берегу Тибра такимъ-же передовымъ укрѣпленіемъ, какимъ для Римлянъ на правомъ берегу Яникулъ, и которыя переходили поперемѣнно то въ руки Латиновъ, то въ руки Этрусковъ. Напротивъ того, съ болѣе отдаленнымъ городомъ Цере отношенія были гораздо болѣе мирны и дружественны, чѣмъ вообще между сосѣдями въ тѣ времена. Хотя до насъ и дошли смутныя и очень древнія преданія о борьбѣ между Лаціумомъ и Цере и между прочимъ о томъ, какъ церитскій царь Мезенцій одержалъ надъ Римлянами великія побѣды и обложилъ ихъ данью съ вина, но гораздо опредѣленнѣе, чѣмъ о той временной враждѣ, преданія свидѣтельствуютъ намъ о тѣсной связи между этими двумя самыми древними центрами торговли и мореплаванія въ Лаціумѣ и въ Этруріи. Вообще нѣтъ никакихъ несомнѣнныхъ доказательствъ того, что Этруски проникали сухимъ путемъ въ страны, лежащія на другой сторонѣ Тибра. Хотя въ разсказѣ о многочисленной варварской арміи, уничтоженной въ 230524 году отъ осн. Р. Аристодемомъ подъ стѣнами Кумъ (стр. 116), Этруски и названы прежде всѣхъ другихъ, но даже если допустить, что этотъ разсказъ достовѣренъ во всѣхъ своихъ подробностяхъ, то изъ него можно будетъ сдѣлать только тотъ выводъ, что Этруски принимали участіе въ большомъ хищническомъ нашествіи. Гораздо важнѣе тотъ фактъ, что на югѣ отъ Тибра нельзя съ достовѣрностью указать ни одного этрусскаго поселенія, основаннаго съ сухаго пути, и что, стало-быть, нѣтъ никакихъ указаній на то, что Этруски тѣснили латинскую націю. Обладаніе Яникуломъ и обоими берегами устьевъ Тибра оставалось, сколько намъ извѣстно, въ рукахъ Римлянъ и его никто у нихъ не оспаривалъ. Что́-же касается до переселенія отдѣльныхъ этрусскихъ общинъ въ Римъ, то мы имѣемъ о немъ только одинъ отрывочный, извлеченный изъ тускскихъ лѣтописей разсказъ, изъ котораго видно, что одно сборище Тусковъ, предводимое сначала уроженцемъ Вольсиній Целіемъ Вивенной, а послѣ его гибели, его товарищемъ Мастарной, было приведено этимъ послѣднимъ въ Римъ. Въ этомъ нѣтъ ничего неправдоподобнаго, но предположеніе, что по имени этого Целія былъ названъ Целійскій холмъ, очевидно, принадлежитъ къ разряду филологическихъ вымысловъ, а та прибавка къ разсказу, что этотъ Мастарна сдѣлался римскимъ царемъ подъ именемъ Сервія Туллія, безъ сомнѣнія, ничто иное, какъ неправдоподобная догадка тѣхъ археологовъ, которые занимаются выводами изъ сопоставленія легендъ. Сверхъ того на существованіе этрусскихъ
[124]поселеній въ Римѣ указываетъ «тускскій кварталъ», находившійся у подножія Палатина (стр. 49). — Также едва-ли можно сомнѣваться въ томъ, что послѣдній изъ владычествовавшихъ въ Римѣ царскихъ родовъ — родъ Тарквиніевъ былъ этрусскаго происхожденія или изъ города Тарквиніи, какъ гласитъ легенда, или изъ Цере, гдѣ былъ недавно найденъ фамильный склепъ Тархнасовъ; даже вплетенное въ легенду женское имя Танаквиль или Танхвиль — не латинское, а наоборотъ очень употребительное въ Этруріи. Но что касается разсказа, будто Тарквиній былъ сынъ одного Грека, переселившагося изъ Коринѳа въ Тарквиніи и оттуда, въ качествѣ метика, въ Римъ, то его нельзя назвать ни историческимъ ни легендарнымъ, и въ немъ историческая связь событій не только перепутана, но и совершенно оборвана. Изъ этой легенды едва-ли можно что-нибудь извлечь, кромѣ того голаго и въ сущности вовсе неинтереснаго факта, что римскій скипетръ былъ подъ конецъ въ рукахъ царскаго рода тускскаго происхожденія; къ этому выводу можно присовокупить только то, что это господство одного человѣка тускскаго происхожденія надъ Римомъ не должно быть принимаемо ни въ смыслѣ владычества Тусковъ или какой-либо одной тускской общины надъ Римомъ, ни въ смыслѣ владычества Рима надъ южной Этруріей. Дѣйствительно, ни одна изъ этихъ двухъ гипотезъ не имѣетъ достаточныхъ основаній; исторія Тарквиніевъ разыгрывается въ Лаціумѣ, а не въ Этруріи, которая, сколько намъ извѣстно, не имѣла въ теченіе всего царскаго періода никакого существеннаго вліянія на языкъ и нравы Римлянъ и вообще ничѣмъ не препятствовала правильному развитію римскаго государства или латинскаго союза. — Причину такихъ пассивныхъ отношеній Этруріи къ сосѣдней латинской странѣ, по всему вѣроятію, слѣдуетъ искать частію въ борьбѣ Этрусковъ съ Кельтами на берегахъ По, черезъ которую эти послѣдніе перешли, какъ кажется, лишь послѣ изгнанія изъ Рима царей, частію въ стремленіи этрусской націи къ мореплаванію и къ владычеству на моряхъ и на приморскомъ побережьи, какъ это видно, напримѣръ, на ихъ поселеніяхъ въ Кампаніи; но объ этомъ будетъ итти рѣчь въ слѣдующей главѣ.
Государственное устройство у Этрусковъ.
Этрусское государственное устройство, точно такъ-же какъ греческое и латинское, было основано на развитіи общины въ городъ. Но ранняя наклонность Этрусковъ къ мореплаванію, торговлѣ и промышленности, создала у нихъ городской бытъ, какъ кажется, ранѣе, чѣмъ въ остальной Италіи; въ греческихъ историческихъ повѣствованіяхъ городъ Цере упоминается ранѣе всѣхъ другихъ италійскихъ городовъ. Напротивъ того, Этруски были и менѣе способны и менѣе склонны къ военному дѣлу, чѣмъ Римляне и Сабеллы; у нихъ очень рано встрѣчается вовсе не италійскій обычай употреблять въ дѣло наемныя войска. Древнѣйшая организація этрусскихъ общинъ,
[125]должно быть, имѣла въ своихъ общихъ чертахъ сходство съ римской; тамъ властвовали цари или лукумоны, у которыхъ были такіе-же, какъ у римскихъ царей, наружные знаки ихъ званія, а потому, вѣроятно, и такой-же размѣръ самой власти; между знатью и простонародьемъ существовала сильная вражда; за сходство родоваго строя ручается аналогія въ происхожденіи собственныхъ именъ только съ тѣмъ различіемъ, что происхожденіе съ материнской стороны имѣетъ гораздо болѣе значенія у Этрусковъ, чѣмъ въ римскомъ правѣ. Союзная организація, какъ кажется, была очень неплотной. Она обнимала не всю націю: Этруски, жившіе въ сѣверной части страны и въ Кампаніи, составляли отдѣльныя федераціи, такъ-же какъ и общины собственной Этруріи; каждая изъ этихъ федерацій составлялась изъ двѣнадцати общинъ, которыя имѣли одну метрополію преимущественно для богослуженія и главу союза или, вѣрнѣе, первосвященника, но въ сущности были, кажется, равноправны и частію такъ могущественны, что тамъ не могла возникнуть ничья гегемонія и не могла развиться сильная центральная власть. Метрополіей въ собственной Этруріи были Вольсиніи; изъ ея остальныхъ двѣнадцати городовъ намъ извѣстны по достовѣрнымъ преданіямъ только Перузія, Ветулоній, Вольци и Тарквиніи. Но у Этрусковъ такъ-же рѣдко что-либо предпринималось сообща, какъ рѣдко что-либо предпринималось членами латинскаго союза порознь: война обыкновенно велась которою-нибудь отдѣльною общиной, старавшейся привлечь къ участію своихъ сосѣдей, а если въ исключительныхъ случаяхъ самъ союзъ предпринималъ войну, то отдѣльные города очень часто не принимали въ ней никакого участія, — короче сказать, отсутствіе сильной руководящей власти замѣтно въ этрусскихъ конфедераціяхъ еще болѣе, чѣмъ въ другихъ схожихъ съ ними италійскихъ племенныхъ союзахъ.
Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.