Основательное знаніе отечественной старины никогда не было столь ощутительною потребностію общества, какъ въ наше время: Русская Исторія имѣетъ нынѣ высокое значеніе въ кругѣ наукъ общественнаго образованія. Въ скрижаляхъ ея мы ищемъ не однихъ любопытныхъ фактовъ, плѣняющихъ воображеніе или согрѣвающихъ наше сердце, даже не одного связнаго, стройнаго раскрытія причинъ и слѣдствій, не однихъ уроковъ, которые замѣняютъ для насъ долговременную опытность: мы слѣдимъ, по ея указаніямъ, за постепеннымъ развитіемъ государственнаго организма, чтобы постигнуть основныя начала своей народности, или тѣ элементы, изъ коихъ образовалась наша жизнь государственная, общественная и семейная; мы ищемъ въ ней отвѣта на великій вопросъ, что такое Россія? Этотъ вопросъ можетъ быть разрѣшенъ только сравненіемъ настоящаго съ прошедшимъ.
Не взирая однакожъ на высокое значеніе Русской Исторіи въ кругѣ наукъ нашего образованія и на постоянную заботливость ученыхъ изыскателей озарить новымъ свѣтомъ давно минувшіе вѣки, мы еще не успѣли достигнуть той степени убѣжденія, или лучше сказать, той опредѣлительности понятій, относительно многихъ историческихъ вопросовъ, которая такъ необходима для науки, такъ много содѣйствуетъ ея успѣхамъ, такъ благопріятствуетъ ея вліянію на умственное и нравственное образованіе народа. Скажемъ болѣе: едва ли есть наука, для изученія коей требовалось бы столько трудовъ, столько напряженныхъ усилій, столько тщательныхъ изысканій и съ тѣмъ вмѣстѣ осторожныхъ соображеній, какъ Русская Исторія. Поля ея еще такъ мало воздѣланы, что рѣдкій соберетъ съ нихъ обильную жатву. Трудность пріобрѣсть основательное знаніе о минувшемъ времени заключается не въ запутанности событій, даже не въ скудости матеріаловъ: первыя ясны для ума опытнаго и безпристрастнаго; вторые до извѣстной степени удовлетворительны; она заключается преимущественно въ недостаткѣ надежнаго путеводителя, который могъ бы поставить вступающаго въ святилище науки, съ перваго, такъ сказать, шагу на прямую дорогу и избавилъ бы его отъ многихъ недоумѣній. Вообще два важные недостатка замѣтны въ большей части нашихъ историческихъ изысканій: съ одной стороны, при всемъ уваженіи къ истинѣ, при всемъ безпристрастіи и трудолюбіи, мы не имѣемъ счастливаго дара переноситься воображеніемъ въ минувшіе вѣки, отдѣляться отъ современныхъ понятій и представлять событія въ истинномъ ихъ свѣтѣ и значеніи. Кому неизвѣстно, напримѣръ, какъ запутанъ нами удѣльный періодъ, имѣвшій рѣшительное вліяніе на судьбу Руси? Явленіе само по себѣ очень естественное и при всей многосложности совершенно ясное, если только вникнуть въ основныя начала его и отдѣлиться отъ несвойственныхъ ему понятій о правѣ. Мы думали найти въ удѣльномъ періодѣ феодальную систему, и результатомъ одной этой ошибки былъ неправильный, односторонній взглядъ на всю Русскую Исторію. Съ другой стороны, въ надеждѣ пролить новый свѣтъ на минувшую судьбу своего отечества, мы пытались представить событія въ иномъ видѣ, отличномъ, даже противоположномъ идеѣ современниковъ: мы захотѣли быть умнѣе своихъ дѣдовъ и прадѣдовъ, доказывая, что они ошибались на каждомъ шагу, и результатомъ нашихъ высшихъ взглядовъ было: во 1, то, что мы не пощадили даже своихъ драгоцѣнныхъ лѣтописей, которымъ Русскіе вѣрили съ такимъ дѣтскимъ простосердечіемъ, которыя берегли они, какъ завѣтъ праотцовъ, вмѣстѣ съ книгами душеспасительными, находя въ нихъ нерѣдко отраду въ своихъ злосчастіяхъ; во 2, мы открыли, что Монголы вовсе не были лютымъ бичемъ, посланнымъ небесами, какъ думали наши предки, страдая подъ ярмомъ Татарскимъ, что нашествіе ихъ замѣнило для Русской земли крестовые походы, что они даже спасли ее отъ какихъ-то страшныхъ Литовцевъ, которые безъ нихъ завоевали бы всю Русскую землю. Въ слѣдствіе подобныхъ взглядовъ, Русская Исторія представляется уму малоопытному, не посвященному въ таинства науки, какою-то непрерывною цѣпью задачъ, вопросовъ, противорѣчій. Нѣтъ почти событія, сколько нибудь замѣчательнаго, на которое мы смотрѣли бы съ одной опредѣлительной точки. Конечно, изслѣдованіе предмета, въ особенности историческаго, съ разныхъ сторонъ, въ высокой степени благопріятствуетъ основательности знанія; но эти изслѣдованія не должны ограничиваться одними намеками, или затѣйливыми выводами, тѣмъ менѣе могутъ основываться на доказательствахъ отрицательныхъ. Вспомнимъ, чего не наговорилъ ученый Вихманъ объ избраніи Царя Михаила Ѳеодоровича, полагая, что всѣ акты объ этомъ важномъ событіи въ послѣдствіи уничтожены патріархомъ Филаретомъ, и сколько толковъ не породилъ онъ въ ученой Германіи? Но акты уничтожены не были: чрезъ нѣсколько лѣтъ по изданіи его диссертаціи, они найдены въ подлинникахъ и напечатаны въ Румянцевскомъ собраніи государственныхъ грамотъ и договоровъ. Замысловатыя предположенія Вихмана рушились сами собою, въ урокъ многимъ изъ подобныхъ изыскателей.
Къ числу задачъ, не вполнѣ удовлетворительно нами разрѣшаемыхъ, принадлежитъ вопросъ, который, и по новости и по важности своей, достоинъ обратить на себя особенное вниманіе. Дѣло въ томъ: какое мѣсто должно занимать Литовское княжество въ Русской Исторіи? Этотъ вопросъ возникъ въ недавнее время и возбудилъ всеобщее участіе. Мнѣнія раздѣлились: съ одной стороны многіе охотно приняли мысль, что Литовское княжество, Русское по своему началу, Русское по своему составу, по массѣ народа, по вѣрѣ и языку, должно занять въ отечественной Исторіи, по крайней мѣрѣ, такое мѣсто, какое даетъ бытописатель княжеству Галицкому или Новгородскому. Съ другой стороны нашлось не мало и такихъ ученыхъ людей, которые смотрятъ на Литву и соединившіяся съ нею области, какъ на Польскія провинціи, и полагаютъ, что въ Русской Исторіи о дѣлахъ Литовскихъ надобно разсуждать не болѣе, ни менѣе, какъ о дѣлахъ Крымскихъ или Ливонскихъ. Впрочемъ ни та, ни другая сторона не подтвердила своего мнѣнія критическимъ изслѣдованіемъ дѣла, и вопросъ о Литовскомъ княжествѣ, подобно многимъ другимъ, остался темою для будущихъ изыскателей.
Для рѣшенія этого вопроса необходимо объяснить: 1, что такое было Литовское княжество, какъ возникло оно въ видѣ самостоятельнаго государства, какъ утратило свою самостоятельность и подпало чуждому вліянію; 2, какъ смотрѣли на него Московскіе Государи во времена его величія и паденія; 3, какъ понимали его современные писатели до конца XVII вѣка; и 4, что думали объ немъ позднѣйшіе историки наши, имѣвшіе всѣ средства соображать связь событій, причинъ, слѣдствій и отношеній. Объясненіе сихъ четырехъ пунктовъ укажетъ точку, съ которой Русскій бытописатель долженъ смотрѣть на Литовское княжество. Здѣсь не мѣсто входить въ подробное изслѣдованіе и изложеніе фактовъ, извѣстныхъ впрочемъ каждому любителю отечественной Исторіи; я постараюсь разрѣшить предложенныя мною задачи въ общихъ историческихъ выводахъ.
I. Основанная мечемъ и умомъ Норманскихъ витязей, исключительно подвластная одному дому Рюрикову, уже въ первый вѣкъ своего бытія Русь вошла въ тѣ предѣлы, которые потомъ остались навсегда рубежемъ Русской народности. На западѣ этотъ предѣлъ простирался до горъ Карпатскихъ, до Бреста, Гродно и Динабурга. Неизбѣжное зло, слѣдствіе современнаго понятія о правѣ всѣхъ потомковъ Рюрика на господство въ Русской землѣ, раздробило ее на мелкіе удѣлы, изъ коихъ въ XII и XIII столѣтіяхъ образовалось множество княжествъ, одно отъ другаго независимыхъ. Не взирая однакожъ на стремленіе Князей къ самостоятельности, на взаимную вражду цѣлыхъ поколѣній, мысль о единствѣ Руси никогда не изчезала. Поддерживаемая единствомъ вѣры, церковныхъ уставовъ, языка, одноплеменностію Князей и преданіями Исторіи, она постоянно и живо обнаруживалась въ разныхъ пунктахъ, въ Кіевѣ, Черниговѣ, Галичѣ, Владимірѣ на Волыни, Владимірѣ на Клязмѣ, наконецъ съ половины XIV вѣка утвердилась и въ полномъ блескѣ развилась въ Москвѣ. Пользуясь многими благопріятными обстоятельствами, въ особенности всеобщимъ убѣжденіемъ современниковъ въ необходимости положить предѣлъ княжескимъ распрямъ, умные владѣтели Москвы быстро взяли перевѣсъ надъ сосѣдними Князьями, покорили ихъ одного за другимъ и къ концу XV вѣка всѣ почти удѣльныя княжества къ востоку отъ Днѣпра слились въ одно государство Московское, въ одну могущественную, нераздѣльную державу, Великую Россію.
Но въ составъ Московскаго государства вошли удѣлы только восточной Руси; въ западной, изъ Русскихъ княжествъ Полоцкаго, Витебскаго, Минскаго, Туровскаго, Владимірскаго, Луцкаго, Кіевскаго и Черниговскаго, образовалось другое самостоятельное государство, независимое отъ Москвы и подвластное не Рюрикову дому: то было Великое княжество Литовское, основанное Гедиминомъ. Онъ и преемники его дѣйствовали также точно, какъ и Князья Московскіе: имѣли на своей сторонѣ перевѣсъ ума и силы, съ успѣхомъ пользовались благопріятными обстоятельствами и оружіемъ довершали то, что прежде приготовляли искусною политикою, союзами, родствомъ съ потомками Владиміра святаго, господствовавшими въ югозападной Руси.
Вмѣстѣ съ Русскими землями въ составъ Литовскаго княжества вошла и Литва въ собственномъ смыслѣ, отчина Гедиминова, заключавшаяся въ предѣлахъ нынѣшней Виленской губерніи. Но Литвинъ, язычникъ, еще мало знакомый съ гражданскими уставами, изчезалъ въ огромной массѣ Русскаго народа, не могъ передать ему ни своей вѣры, ни своего языка, самъ заимствовалъ отъ него то и другое, и Литовское государство, при первыхъ преемникахъ Гедимина, представляло такую же систему княжествъ, какую мы видимъ въ Московскомъ государствѣ до Іоанна III. Тамъ все было Русское, и вѣра, и языкъ, и гражданскіе уставы; самые князья Литовскіе, рожденные отъ Русскихъ княженъ, женатые на Русскихъ княжнахъ, крещенные въ православную вѣру, казались современникамъ потомками Владиміра святаго.
Было даже время, когда и въ западной и въ восточной Руси, они брали перевѣсъ надъ Князьями Московскими не только силою оружія, могуществомъ своей державы, но и мнѣніемъ народнымъ: Русскіе смотрѣли на нихъ, какъ на истинныхъ Государей Руси, и Тверь, Новгородъ, Рязань охотнѣе становились подъ знамена Литовскія, чѣмъ подъ знамена Московскія. Объяснить это явленіе не трудно. Князья изъ дома Гедимина не платили дани Татарамъ, даже были грозою орды и казались спасителями Руси отъ тягостнаго ига, между тѣмъ, какъ Московскіе Князья усердно угождали ханамъ, правда, по расчетамъ политики дальновидной, но еще не ясной для современниковъ. Случайное обстоятельство дало иной оборотъ дѣлу.
Внукъ Гедимина Ягелло женился на Польской Королевѣ Ядвигѣ и, вмѣстѣ съ ея рукою получивъ корону Пястовъ, далъ слово соединить Литовское княжество съ Польскимъ королевствомъ, чего усердно желали и Польскіе магнаты и Польскіе епископы. Русскіе подданные его съ опасеніемъ и явнымъ ропотомъ смотрѣли на тѣсный союзъ съ страною иновѣрною, чуждою по языку, чуждою по гражданскимъ уставамъ, и какъ бы предчувствуя всѣ бѣдствія, которыя потомъ обрушились на ихъ отечество, въ слѣдствіе этого несчастнаго союза, нѣсколько разъ пытались разорвать оный, успѣвали въ своемъ намѣреніи, возвращали свою самостоятельность, имѣли своихъ отдѣльныхъ Князей, и не прежде, какъ чрезъ 200 почти лѣтъ послѣ восшествія Ягелла на престолъ Пястовъ, при послѣднемъ потомкѣ его совершилось соединеніе Литовскаго княжества съ Польшею въ одну рѣчь посполитую. Когда угасъ знаменитый домъ Гедиминовъ, и Литовское княжество подпало власти Государей не Русской крови, не Русской вѣры, не Русскаго языка, некому было охранять въ немъ священный залогъ народности, въ продолженіе многихъ вѣковъ неприкосновенный: западная Русь сдѣлалась добычею езуитовъ, старавшихся истребить въ ней все Русское, и къ концу XVII вѣка она дѣйствительно утратила многія черты своей національности: Русскіе законы уступили мѣсто Польскимъ; языкъ былъ искаженъ; правы и обычаи измѣнились; Унія поколебала и вѣру православную.
II. Между тѣмъ Государи Московскіе никогда не упускали изъ виду западной Руси: со временъ Димитрія Донскаго до воцаренія Петра Великаго, всѣ они постоянно выражали мысль, что Литовское княжество, за исключеніемъ Литвы, т. е. не болѣе 12 части его, есть родовая ихъ отчина. Яснѣе всего обнаруживалась эта мысль въ договорахъ Іоанна III съ Императоромъ Германскимъ, съ Королемъ Венгерскимъ, съ Господаремъ Молдавскимъ, съ самимъ Великимъ Княземъ Литовскимъ Александромъ Казимировичемъ: онъ говорилъ торжественно, что отчина королевская есть Литва и Польша, Русскія же земли, присвоенныя домомъ Гедиминовымъ во времена невзгоды отечества, онъ намѣренъ добывать оружіемъ, какъ собственность своего дома. Замѣтимъ важное обстоятельство: Іоаннъ не творилъ и не вымышлялъ ничего новаго: онъ стремился къ той же цѣли, которую имѣли въ виду его предшественники, но стремился твердо, постоянно, съ рѣдкимъ умомъ и искусствомъ. Мысль его о Литовскомъ княжествѣ, или что все то же, о необходимости соединить всю Русскую землю въ одно цѣлое, была основаніемъ политики даже перваго Великаго Князя Московскаго Іоанна Калиты, который именовалъ себя Великимъ Княземъ всея Руси. Съ той же точки смотрѣлъ Димитрій Донской; также думали и дѣйствовали преемники Іоанна III: сынъ его, Василій, требовалъ короны Литовской, какъ достоянія своего дома; внукъ, Іоаннъ Грозный, обращалъ свое оружіе болѣе на Ливонію; но въ переговорахъ съ Сигизмундомъ Августомъ и Стефаномъ Баторіемъ неоднократно доказывалъ права свои на Литовское княжество. Умный Борисъ старался скрѣпить связь восточной Руси съ западною духовною властію, и едвали не это побужденіе было главною виною основанія патріаршества въ Москвѣ. Злосчастное время Самозванцевъ надолго ослабило Россію, и Михаилъ Ѳеодоровичъ желалъ возвратить только то, что было утрачено среди междоусобій. Но какъ скоро государство успокоилось и окрѣпло, мудрый Алексѣй съ усердіемъ вступился сперва за часть Литовскаго княжества, за Малороссію; въ слѣдъ за тѣмъ потребовалъ и остальныхъ областей западной Руси. Намѣреніе его едва не увѣнчалось вожделѣннымъ успѣхомъ. Польскій Король Янъ Казимиръ, Государь умный, дальновидный, лучше всѣхъ предшественниковъ понимавшій и состояніе Польши и отношенія ея къ сосѣдямъ, договоромъ въ Вильнѣ уступилъ Алексѣю Михайловичу все Литовское княжество. Польскіе магнаты и епископы употребили всѣ усилія, чтобы уничтожить это соединеніе: война съ Польшею возобновилась, и Государь, озабоченный дѣлами внутренними, въ особенности грозою со стороны Турціи, отказался до времени отъ Заднѣпровской Руси, заключивъ однакожъ съ Польшею, по примѣру предковъ, не вѣчный миръ, а только перемиріе; послѣднее обстоятельство очень замѣчательно: всѣ вообще Московскіе Государи постоянно уклонялись отъ постановленія окончательнаго договора по дѣламъ Литовскимъ, въ надеждѣ собраться съ силами и возобновить свои требованія. Одинъ только Михаилъ Ѳеодоровичъ долженъ былъ согласиться на вѣчный миръ Поляновскій, но это потому, что въ то время, съ потерею всего войска подъ Смоленскомъ, борьба казалась невозможною, и дѣйствительно Москвѣ и всему государству грозила великая опасность.
Такимъ образомъ, никогда не теряя изъ виду западной Руси, мудрые Цари наши постоянно старались исполнить мысль Іоанна III о соединеніи Литовскаго княжества съ Московскимъ государствомъ въ одну державу. Соперники ихъ, Ягеллоны, съ своей стороны естественно не хотѣли отказаться отъ правъ своихъ, напрягали всѣ усилія, чтобы спасти свои владѣнія, имѣли всѣ къ тому средства и боролись съ успѣхомъ. Но подвластный имъ Русскій народъ неоднократно выражалъ живѣйшее желаніе видѣть своимъ Государемъ Царя православнаго. Это желаніе стало ясно обнаруживаться съ тѣхъ поръ, когда потомки Калиты свергли съ себя ненавистное для Русскихъ иго Татарское, и озаренные славою дѣлъ, явились достойными владыками Русскаго народа: многія княжества по Днѣпру, присвоенныя домомъ Гедимина, добровольно поддались Іоанну III. Мало того: когда угасъ домъ Ягеллоновъ, Литовскіе чины охотно предложили корону ихъ Іоанну Грозному; съ тѣмъ же предложеніемъ въ послѣдствіи обратились къ сыну его Ѳеодору Іоанновичу; а Стефанъ Баторій, Владиславъ IV, Янъ Казимиръ имѣли даже намѣреніе включить и Польшу, вмѣстѣ съ Литовскимъ княжествомъ, въ одинъ составъ съ государствомъ Московскимъ. Этотъ рядъ фактовъ ясныхъ, несомнительныхъ указываетъ намъ на истинныя отношенія западной Руси къ восточной съ конца XIV до конца XVII столѣтія: онъ свидѣтельствуетъ, что мысль о соединеніи обоихъ государствъ въ одно цѣлое, ни въ той, ни въ другой сторонѣ никогда не изчезала, и эта мысль служила главнымъ основаніемъ политики нашего двора до временъ Петра Великаго.
III. Теперь взглянемъ, какъ понимали современные писатели дѣла Литовскія. Лѣтописцы восточной Руси XIV, XV и XVI столѣтій устремляли все свое вниманіе на Москву: судьба ея была главнымъ предметомъ ихъ сказаній. Событія Тверскія, Рязанскія, Смоленскія, Кіевскія, даже Новгородскія только тогда находили мѣсто въ нашихъ лѣтописяхъ, когда они касались Москвы; если же подобнаго случая не было, лѣтописцы молчали объ нихъ. Также точно они смотрѣли и на Литовское княжество: почти не замѣтили основанія его Гедиминомъ и едва мимоходомъ упомянули о соединеніи его съ Польшею, слѣдующими словами. „Оженися Великій Князь Литовскій Ягайло Олгердовичъ: поялъ нѣкую королевицу, не имущую ни отца, ни матери, ея же ради досталось ему королевство въ Лядской землѣ. И крестися Ягайло въ Нѣмецкую вѣру и „ пришедъ въ свою отчину, въ Литовскую землю, окрестилъ Литву въ Нѣмецкую вѣру.“ Вотъ все, что наши историки знали о событіи въ высшей степени достопамятномъ, имѣвшемъ рѣшительное вліяніе на судьбу Русскаго народа. Подробнѣе говорятъ они о походахъ Олгерда, Витолда на Московское государство, о войнахъ Іоанна III съ Александромъ, Василія III съ Сигизмундомъ I, потому, что тутъ дѣло шло о Москвѣ. Впрочемъ не вникаютъ, по обыкновенію, въ причины ихъ распрей. Для нихъ непонятна была дальновидная политика дома Іоанна Калиты, въ отношеніи къ Литвѣ, такъ точно, какъ они не постигали политики его въ отношеніи къ ханамъ Ордынскимъ. Они видѣли въ Литовскихъ Князьяхъ только соперниковъ и опасныхъ враговъ Москвы, старавшихся отнять у нея первенство; въ слѣдствіе того не щадили Ягеллоновъ и съ ужасомъ разсказывали объ ихъ нашествіяхъ. Но, что весьма замѣчательно, эта борьба Москвы съ Литвою изображается въ нашихъ лѣтописяхъ совсѣмъ не тѣми красками, какими описываются нашествія иноплеменныхъ народовъ: современные историки не скрываютъ, что Литовскіе Князья находили нерѣдко въ восточной Руси многихъ доброжелателей, что Новгородъ, Тверь, Рязань неоднократно склонялись на ихъ сторону, и если иногда у лѣтописцевъ вырываются укоризны этимъ опаснымъ соперникамъ Москвы, то не надобно забывать, что въ томъ же духѣ они разсказывали и о браняхъ удѣльныхъ, когда Русь была подвластна одному дому Владиміра св. Стоитъ вспомнить, какъ отзываются Новгородскіе лѣтописцы о Суздальцахъ, Черниговцахъ, или Волынскіе о Кіевлянахъ. Однимъ словомъ, наши лѣтописцы имѣли темныя, неопредѣлительныя понятія о Литовскомъ княжествѣ; но изъ ихъ сказаній нельзя вывести заключенія о народной враждѣ между восточною и западною Русью. Иначе они стали смотрѣть на Литовское княжество въ XVII столѣтіи, послѣ Самозванцевъ, когда Литвинъ и Ляхъ стали для нихъ словами однознаменательными.
Лѣтописцы западной Руси прекратили свои сказанія въ XIV столѣтіи, или справедливѣе, труды ихъ продолжателей истреблены временемъ, оставивъ слѣдъ въ полубаснословной Исторіи Стрыйковскаго. На Русскомъ языкѣ сохранились немногія извѣстія временъ Уніи, поясняющія это важное событіе. Литовское княжество не имѣетъ своего національнаго историка. Все, что узнала объ немъ ученая Европа, все почерпнуто изъ мутнаго источника, изъ Польскихъ лѣтописцевъ не старѣе конца XVI столѣтія, когда Поляки уже привыкли считать Литву своею древнею провинціею. Въ слѣдствіе этой идеи, они представляютъ какъ образованіе Литовскаго княжества, такъ и судьбу его въ превратномъ видѣ: они смотрятъ на Литовцевъ въ собственномъ смыслѣ какъ на старинныхъ союзниковъ Полыни, покорившихъ, при содѣйствіи Польскихъ пановъ, все пространство отъ предѣловъ Галиціи до Двины, отъ Бреста до Калуги, и воображаютъ, что уже Гедиминъ ввелъ во всѣхъ подвластныхъ ему земляхъ Литовскіе законы, Литовскіе нравы и обычаи. Соединеніе же Литовскаго княжества съ Польшею, по ихъ понятію, было слѣдствіемъ не личнаго честолюбія Ягелла и домогательства Польскихъ магнатовъ видѣть его своимъ Государемъ, а плодомъ усерднаго желанія обоихъ народовъ заключить тѣсный, братскій союзъ. Впрочемъ не всѣ Польскіе современные историки представляютъ это дѣло въ такомъ видѣ: лучшіе изъ нихъ, болѣе основательные и менѣе пристрастные, напримѣръ Кромеръ и въ особенности Кояловичъ, писавшіе въ то время, когда политика езуитовъ еще не созрѣла, не скрываютъ, что соединеніе Литовскаго княжества съ Польшею, совершилось съ большимъ трудомъ, что главнымъ препятствіемъ тому была разноплеменность народовъ, что престолъ Великихъ Князей Литовскихъ окружали большею частію Русскіе вельможи, что при дворѣ ихъ господствовалъ Русскій языкъ, что подвластные имъ народы съ величайшимъ усердіемъ берегли свою святыню, что езуиты уже отчаявались поколебать православіе и что въ самой Вильнѣ находилось гораздо болѣе храмовъ Грекороссійскихъ, чѣмъ костеловъ Римскихъ. Новѣйшіе писатели Польскіе утаили всѣ сіи обстоятельства и разными софизмами запутавъ Исторію Литовскаго княжества, успѣли внушить Европѣ мысль, что оно издревле составляло часть рѣчи посполитой. Правда, нѣкоторые изъ ученыхъ писателей Нѣмецкихъ и Французскихъ (Шлёцеръ, Малтебрюнъ) старались разсѣять это заблужденіе и представить дѣло въ настоящемъ видѣ: но Польскія понятія взяли верхъ и ввели въ заблужденіе насъ самихъ.
IV. Первая главная ошибка наша въ томъ, что мы привыкли считать Литву въ собственномъ смыслѣ народомъ могущественнымъ, племенемъ господствующимъ, бравшимъ надъ обитателями западной Руси рѣшительный перевѣсъ и силою оружія и гражданскимъ устройствомъ. Такъ говоритъ одинъ изъ критическихъ писателей нашихъ о Литвѣ временъ Гедиминовыхъ: „Литва, могущественная, превышающая великое княжество Московское силою, образованностію, поставленная рукою Гедимина въ рядъ государствъ самобытныхъ, обхватила все, что прежде „называлось на Днѣпрѣ и за Днѣпромъ Русью, преобразовала нравы, обычаи тамошнихъ Руссовъ.“ Вотъ точка, съ которой мы обыкновенно смотримъ на Литовское княжество: т. е. мы видимъ въ образованіи его повтореніе весьма обыкновеннаго въ Исторіи случая, когда нашествіе сильныхъ иноплеменниковъ уничтожаетъ самостоятельность слабаго народа и даетъ начало новому государству, въ коемъ господствуютъ законы, языкъ, нравы и обычаи завоевателей. Такъ возникли Германскія государства на развалинахъ Римской имперіи; такъ возникло, въ слѣдствіе вышеприведеннаго мнѣнія, и Литовское государство на развалинахъ Русскихъ Заднѣпровскихъ княжествъ: отъ того на дѣла его мы смотримъ, какъ на чужія, и не даемъ имъ мѣста въ своей Исторіи. Идея неосновательная! Литва въ собственномъ смыслѣ, заключаясь въ предѣлахъ нынѣшней Виленской губерніи, обитая среди дремучихъ лѣсовъ въ бѣдности, въ грубомъ невѣжествѣ, до временъ Гедимина съ трудомъ отбивалась отъ Русскихъ Князей, отъ Ливонскихъ рыцарей, всегда была народомъ малочисленнымъ, слабымъ, и тѣмъ менѣе могла взять перевѣсъ надъ сосѣдями въ гражданскомъ устройствѣ, что до исхода XVI столѣтія она постоянно была погружена въ язычество и не имѣла письменныхъ законовъ. Не силою, не храбростью Литвы, а умомъ, искусствомъ, политикою Гедимина, соединились Русскія княжества за Днѣпромъ въ одно цѣлое и образовали великое княжество Литовское. Онъ дѣйствовалъ Русскими противъ Русскихъ такъ точно, какъ и Государи Московскіе, и гордился именемъ Русскаго князя. Отъ того при немъ и первыхъ преемникахъ его, въ основанномъ имъ государствѣ все было Русское, вѣра, языкъ, гражданскіе уставы, понятія, нравы, обычаи, какъ удостовѣряетъ въ томъ цѣлый рядъ письменныхъ памятниковъ XIV и XV столѣтій, самый ходъ событій. Мы не вникли ни въ то, ни въ другое, повѣрили Польскимъ писателямъ, смѣшали Литву съ Польшею, вообразили, что Литовское княжество возникло по тѣмъ же началамъ, какъ образовались Германскія государства, и исключили его изъ своей Исторіи.
Эта ошибка породила другую не менѣе важную: взирая на Литовское княжество глазами Польскихъ историковъ, видя въ немъ государство чуждое, непріязненное, опасное для Россіи, мы не замѣчали мудрой политики Государей Московскихъ, и постоянный споръ дома Іоанна Калиты съ домомъ Гедимина казался намъ обыкновеннымъ соперничествомъ двухъ сосѣдей, равно властолюбивыхъ, изъ коихъ одинъ старался усилиться на счетъ другого. Мы не могли только понять этой безпрерывной брани, удивлялись, какъ самые ничтожные предлоги могли породить столь кровавыя войны, жалѣли о бѣдствіяхъ народовъ, и обременяя Князей Литовскихъ строгими упреками, не щадили и Государей Московскихъ, за ихъ мнимое излишнее честолюбіе. Еслибъ мы вникли, что и потомки Гедимина и потомки Калиты стремились къ господству надъ всею землею Русскою, что и тѣ и другіе были убѣждены въ справедливости своихъ притязаній, и что распря ихъ до конца XVI вѣка была распрею семейною, а не враждою народною, мы увидѣли бы, что они спорили не по личному честолюбію, а въ слѣдствіе неизбѣжной необходимости, и дѣла Литовскія, такъ несвязныя, такъ утомительныя подъ перомъ нашихъ бытописателей, имѣли бы высокое значеніе въ нашей Исторіи.
Къ симъ двумъ главнымъ ошибкамъ присоединилась и третья: на соединеніе Литовскаго княжества съ Польшею мы привыкли смотрѣть какъ на дѣло постороннее и если упоминаемъ объ немъ мимоходомъ, то для того только, чтобы дать понятіе о могуществѣ Князей Литовскихъ, которые, располагая силами двухъ народовъ, тѣмъ опаснѣе были для Москвы. Главное, что наиболѣе должно обратить на себя вниманіе Русскаго историка, остается безъ всякаго изслѣдованія и результата. Это соединеніе было источникомъ тягостнаго ига, которое досталось въ удѣлъ цѣлой половинѣ Русскаго народа и около четырехъ вѣковъ, какъ лютая язва, терзало страну, гдѣ возникла и въ полномъ блескѣ развилась Русская жизнь, гдѣ было истинное наше отечество, гдѣ покоятся и бренные остатки нашихъ Князей, прославившихъ Русское имя въ странахъ отдаленныхъ, и нетлѣнные мощи св. угодниковъ, хранителей Русскаго народа. Видѣть, какъ страдала Русь подъ ярмомъ Польскимъ, какъ боролась она съ своими гонителями, какъ изнемогала, падала, изобразить всѣ бѣдствія нашихъ единоплеменниковъ, отторгнутыхъ отъ лона общей матери случайнымъ сцѣпленіемъ обстоятельствъ, и снова возвращенныхъ подъ кровъ родимый, представить все это, — есть безъ сомнѣнія одна изъ важнѣйшихъ задачъ для Русскаго бытописателя. Онъ привыкъ разсказывать о величіи, блескѣ, славѣ государства Московскаго, т. е. одной Руси восточной; пусть же покажетъ намъ и злосчастную долю единовѣрной, единоплеменной намъ Руси западной. Этого требуетъ полнота науки; иначе воззрѣніе наше на судьбу Русскаго народа будетъ одностороннее, слѣдовательно неправильное.
Кромѣ того соединеніе Польши съ Литовскимъ княжествомъ имѣло самое рѣшительное вліяніе на главный ходъ событій нашего отечества: съ одной стороны, оно надолго отсрочило сліяніе западной Руси съ восточною, которое безъ того по всей вѣроятности, совершилось бы еще въ концѣ XVI вѣка, когда угасъ домъ Ягеллоновъ и въ права его долженъ былъ вступить домъ Калиты; съ другой стороны оно вовлекло Польшу въ предѣлы Русскаго міра: судьба ея такъ тѣсно была связана съ судьбою Литовскаго княжества, что самобытное существованіе ея было невозможно, какъ скоро государство Ягеллоновъ вошло въ составъ Россійской имперіи. Такимъ образомъ, событіе, почти незамѣтное подъ перомъ нашихъ бытописателей было источникомъ важнѣйшихъ явленій нашей Исторіи: это былъ узелъ, который необходимо надлежало распутать; цѣлые четыре вѣка мы трудились надъ нимъ, — доколѣ умъ Екатерины II не разрѣшилъ его.
Послѣ всего вышесказаннаго мною, надѣюсь, не трудно указать Литовскому княжеству мѣсто въ Русской Исторіи. Доколѣ оно было самостоятельно, имѣло своихъ Князей изъ дома Гедиминова, сохраняло всѣ черты Русской народности и спорило съ Москвою о правѣ господствовать надъ всею Русью, историкъ обязанъ говорить съ равною подробностью о дѣлахъ Литовскихъ и Московскихъ и вести оба государства рядомъ, такъ точно, какъ до начала XIV столѣтія онъ разсказывалъ о борьбѣ удѣльныхъ Русскихъ княжествъ, Кіевскаго, Черниговскаго, Галицкаго, Суздальскаго, Рязанскаго, Новгородскаго и другихъ. Положеніе дѣлъ будетъ одно и тоже, съ тою
единственно разностью, что въ удѣльное время было нѣсколько системъ, а тутъ только двѣ: Московская и Литовская. Это будетъ продолжаться до исхода XVI вѣка. Когда угаснетъ домъ Гедимина и отчина его соединится съ Польшею, Русскій бытописатель изобразитъ на главномъ планѣ государство Московское или Россію, потому что въ нѣдрахъ ея сохранились и развились основныя начала общественной и семейной жизни Русскаго народа, сѣмена, насажденныя Рюрикомъ, Владиміромъ св., Ярославомъ мудрымъ, взлелѣянныя потомками Калиты и принесшія величественный плодъ подъ благословенною державою дома Романовыхъ. На второмъ планѣ этой картины стоитъ великое княжество Литовское, опутанное цѣпями иноплеменниковъ; историкъ не обязанъ разсказывать о всѣхъ дѣлахъ Польскихъ, въ коихъ принимало участіе Литовское княжество, — потому что это
предметъ посторонній; но онъ обязанъ непремѣнно показать, какимъ образомъ въ западной Руси, подъ игомъ Поляковъ, постепенно изчезали главныя черты ея народности, какъ она боролась съ своими гонителями, чтобы спасти свою вѣру, свой языкъ, главное, почти единственное наслѣдіе, оставшееся ей отъ предковъ; какъ подавали ей руку помощи мудрый Алексѣй, Великій Петръ, доколѣ Екатерина II не рѣшила этого стариннаго, столь запутаннаго вопроса о восточной и западной Руси: та и другая сливаются въ одно цѣлое, въ одну Россійскую имперію, и съ тѣхъ поръ Литовская Исторія должна умолкнуть.
