Лиз. Вы, Никіасъ и Лахесъ, видѣли того человѣка, 178. который сражается въ полномъ вооруженіи[1]: но я и Мелисіасъ еще не сказали вамъ, для чего пригласили васъ съ собою посмотрѣть на него; а теперь скажемъ. Мы, думаю, можемъ откровенно бесѣдовать съ вами. Вѣдь иные смѣются надъ подобными вещами, и когда кто нибудь проситъ у нихъ совѣта, не открываютъ своихъ мыслей, но стараясь угадать, что мыслитъ совѣтующійся, говорятъ противъ B. собственнаго убѣжденія: напротивъ вы, по нашему мнѣнію, способны и понять, и понявъ, откровенно высказать, что думаете. По тому-то мы и пригласили васъ на совѣтъ объ одномъ предметѣ, о которомъ тотчасъ объявимъ вамъ. Дѣло, начинаемое мною такъ издалека, состоитъ въ слѣдующемъ. 179. Здѣсь съ нами сыновья наши: вотъ этотъ — его, называющійся, по имени своего дѣда, Ѳукидидомъ; а этотъ — мой, носящій также дѣдовское имя отца моего, названіе его — Аристидъ. На насъ лежитъ обязанность заботиться о нихъ сколько можно болѣе, а не поступать подобно многимъ, которые, какъ скоро дѣти подросли, позволяютъ имъ дѣлать, B. что хотятъ. Потому мы теперь же намѣрены начать свое посильное о нихъ попеченіе. Зная, что и у васъ есть сыновья, вы конечно болѣе, чѣмъ кто нибудь, безпокоились, какъ бы дать имъ воспитаніе и сдѣлать ихъ отличными. Если же въ вашемъ умѣ часто не было и мысли объ этомъ; то напоминая вамъ, что нерадѣніе въ этомъ отношеніи противорѣчитъ долгу, мы просимъ васъ приложить, вмѣстѣ съ нами, нѣкоторое стараніе къ пользѣ дѣтей. А откуда это пришло намъ въ голову, послушайте, Никіасъ и Лахесъ, хотя рѣчь будетъ и немного длинна. Я и Мелисіасъ, C. видите, имѣемъ общій столъ: съ нами кушаютъ и дѣти. Мы будемъ, какъ я уже сказалъ, бесѣдовать съ вами откровенно. Каждый изъ насъ можетъ этимъ юношамъ разсказывать о своемъ родителѣ много прекрасныхъ дѣлъ, которыя онъ совершилъ частію въ военное, частію въ мирное время, заботясь о пользѣ то союзниковъ, то согражданъ[2]: о собственныхъ же своихъ дѣлахъ ни ему, ни мнѣ разсказать нечего. По этому мы теперь стыдимся своихъ дѣтей и обвиняемъ отцовъ, что намъ, во время нашего D. дѣтства, они позволяли баловаться[3], а дѣла чужія исполняли. Это-то слышатъ отъ насъ и наши юноши. Если вы не будете радѣть о себѣ и повиноваться намъ, говоримъ мы имъ, то останетесь безславными; а когда позаботитесь, то скоро окажетесь достойными тѣхъ именъ, которыя носите. Вотъ они и готовы повиноваться; но мы все-таки изслѣдываемъ, чему учась и чѣмъ занимаясь, можно бы имъ сдѣлаться людьми отличными. Нѣкто одобрялъ намъ и эту E. науку, что то-есть хорошо юношѣ умѣть сражаться въ полномъ вооруженіи, хвалилъ того человѣка, который нынѣ показывалъ вамъ себя, и предлагалъ посмотрѣть его. По тому-то мы признали нужнымъ и сами пойти на это зрѣлище, и васъ пригласить, вмѣстѣ какъ зрителей и совѣтниковъ, или, когда угодно, участниковъ въ попеченіи о нашихъ сыновьяхъ. Вотъ что хотѣли мы сообщить вамъ. Теперь ваше дѣло дать свой совѣтъ и объ этой наукѣ, 180. должно ли заниматься ею, или нѣтъ, и о другихъ, которыя найдете полезными для юноши, и, можетъ быть, о самомъ сообществѣ[4].
Ник. Я одобряю вашу мысль, Лизимахъ и Мелисіасъ, и готовъ принять участіе въ этомъ дѣлѣ. Думаю, что и Лахесъ не откажется.
B.Лах. И справедливо думаешь, Никіасъ. Что Лизимахъ говорилъ о родителяхъ — своемъ и Мелисіасовомъ, то весьма кстати можно сказать не только о нихъ, но и о насъ, и о всѣхъ, на комъ лежатъ общественныя должности. Со всѣми ими бываетъ почти тоже, что мы отъ него слышали: то-есть, они не радятъ, не заботятся о дѣтяхъ и частныхъ C. своихъ дѣлахъ[5]. Это хорошо сказано, Лизимахъ. Но я удивляюсь, почему, приглашая насъ на совѣтъ о воспитаніи юношей, ты не приглашаешь Сократа. Во-первыхъ, онъ землякъ твой[6]; во-вторыхъ, онъ всегда участвуетъ въ тѣхъ бесѣдахъ, въ которыхъ разсуждаютъ о предметахъ, подобныхъ твоему, то-есть о наукахъ и занятіяхъ, свойственныхъ дѣтямъ.
Лиз. Что ты говоришь, Лахесъ? Сократу ли думать о такихъ вещахъ?
Лах. Конечно, Лизимахъ.
Ник. Объ этомъ-то и я могу сказать тебѣ не хуже Лахеса. D. Сократъ недавно познакомилъ со мною Агаѳокла[7], ученика Дамонова, учителя музыки для моего сына, — и чтожъ? Агаѳоклъ оказался не только пріятнымъ музыкантомъ[8], но и во всѣхъ другихъ отношеніяхъ достойнымъ собесѣдникомъ юношей.
Лиз. Но такіе старики, каковъ я, Сократъ, Никіасъ и Лахесъ, не знаютъ молодыхъ людей; потому что, за старостію, сидятъ большею частію дома. Если же и ты, сынъ Софрониска, можешь дать своему земляку добрый совѣтъ, E. то посовѣтуй: да и слѣдуетъ; вѣдь ты мой родовой другъ; я и отецъ твой всегда были пріятелями и друзьями, и онъ умеръ прежде, чѣмъ между нами произошла какая-нибудь размолвка. Кстати теперь мнѣ пришли на память нѣкоторыя слова: ребята мои, разговаривая между собою дома, часто упоминаютъ о Сократѣ и очень хвалятъ его; но мнѣ никогда не случалось спросить ихъ, не о сынѣ ли Софронисковомъ говорятъ они. Скажите-ка, дѣти, не это ли тотъ 181. Сократъ, о которомъ вы всякій разъ упоминаете?
Сынъ. Это онъ и есть, батюшка.
Лиз. О, прекрасно, клянусь Ирою, Сократъ, что ты вообще оправдываешь своего отца, отличнѣйшаго изъ людей, и особенно оправдаешь его, когда будешь обращаться съ нами, а мы съ тобою, по домашнему.
Лах. То-то, Лизимахъ; не отпускай-ка этого человѣка: я, да и многіе видѣли, что онъ оправдываетъ не только отца, но и отечество. Во время бѣгства отъ Делоса, мнѣ B. случилось путешествовать вмѣстѣ съ нимъ, — и говорю тебѣ, что еслибъ и другіе хотѣли быть подобными ему, наша республика была бы права, на нее не пало бы тогда столь позорное пятно.
Лиз. Хороша похвала, Сократъ, когда хвалятъ тебя люди, достойные вѣроятія, и за такое дѣло, какъ это. Знай же, что я радуюсь, слыша о заслуженномъ тобою мнѣніи, и будь увѣренъ въ моемъ расположеніи къ тебѣ. Тебѣ и прежде C. надлежало бы посѣщать насъ и по праву считать своими домашними; а теперь, съ этого дня возобновленія стариннаго нашего знакомства, не иначе поступай, но будь съ нами коротокъ, сблизься и со мною, и съ этими юношами, чтобы сохранить родовую нашу дружбу. Если такъ будешь дѣлать, то мы станемъ еще чаще вспоминать о тебѣ. Что же D. скажете вы о томъ, съ чего было начато? какъ думаете? годится ли дѣтямъ, или нѣтъ, наука сражаться въ полномъ вооруженіи?
Сокр. Попытаюсь, Лизимахъ, дать совѣтъ, какой могу, о предложенномъ предметѣ, и сдѣлать все, къ чему меня приглашаешь. Но такъ какъ я моложе этихъ мужей и не столько опытенъ, какъ они; то мнѣ, думаю, приличнѣе сперва послушать, что они скажутъ, и поучиться у нихъ, а потомъ, если представится нѣчто отличное отъ ихъ словъ, предложить собственное мнѣніе и сообщить его тебѣ и дѣтямъ твоимъ. Итакъ не угодно ли, Никіасъ, начать кому нибудь E. изъ васъ[9].
Ник. Ничто не мѣшаетъ, Сократъ. Изучать юношамъ эту науку, кажется, полезно во многихъ отношеніяхъ. Имъ хорошо свободное время проводить не въ другихъ занятіяхъ, 182. до которыхъ они бываютъ охотники, а въ этомъ: чрезъ такое занятіе они непремѣнно укрѣпятъ свое тѣло; потому, что тутъ нуженъ трудъ не слабѣе и не менѣе всякаго гимнастическаго упражненія. При томъ, это движеніе и верховая ѣзда особенно приличны свободному человѣку; потому что мы бываемъ атлетами только на томъ поприщѣ, и только то поприще намъ указывается, съ военными орудіями коего ознакомились посредствомъ прежнихъ гимнастическихъ B. упражненій. Сверхъ того, эта наука будетъ полезна и во время самой битвы, когда въ шеренгѣ понадобится сражаться со многими; а особенно должно ожидать отъ ней пользы, когда ряды разстроятся и уже нужно будетъ драться одинъ на одинъ, или преслѣдуя защищающагося непріятеля, или защищая себя въ бѣгствѣ отъ его преслѣдованія. Кому извѣстно это знаніе, тотъ ничего не потерпитъ не только отъ одного, но, можетъ быть, и отъ многихъ; напротивъ, съ помощію его всегда будетъ брать верхъ. Наконецъ, оно можетъ возбудитъ расположеніе и къ другимъ похвальнымъ знаніямъ; ибо кто умѣетъ сражаться въ полномъ вооруженіи, тотъ захочетъ знать и прочее, относящееся къ строю; а перенявъ это и гордясь своимъ искуствомъ, успѣетъ и во всемъ, что входитъ въ должность C. военачальника. Теперь ясно, что дѣти, обладающіе этою наукою, изучатъ и усвоятъ себѣ всѣ прочія, все похвальное и достойное человѣка пытливаго, все, къ чему ведетъ означенная наука. Прибавимъ къ этому еще одно не маловажное обстоятельство, что такое знаніе каждому во время войны вдохнетъ болѣе смѣлости и мужества, чѣмъ сколько кто имѣлъ прежде. Да и тѣмъ нельзя пренебрегать, — хотя иному это кажется и бездѣлицею, — что она сообщаетъ D. человѣку хорошую выправку, гдѣ надобно показаться молодцомъ, а непріятелямъ тою же самою выправкою внушаетъ страхъ. И такъ, по моему мнѣнію, Лизимахъ, юноши должны учиться этому, и причины уже извѣстны. Теперь я съ удовольствіемъ послушалъ бы Лахеса, если онъ имѣетъ сказать нѣчто кромѣ этого.
Лах. Трудно найти искуство, Никіасъ, которому не слѣдовало бы учится; потому что хорошо знать все. Надобно конечно знать и то, какъ сражаться въ полномъ вооруженіи, E. если только это, по словамъ учителей и Никіаса, есть дѣйствительно наука: а когда не наука, когда выдающіе себя за ея преподавателей обманываютъ насъ, или когда это и наука, но нестоющая вниманія; то къ чему изучать ее? Я говорю такъ, основываясь на слѣдующемъ. Если бы умѣнье сражаться въ полномъ вооруженіи походило на науку; то оно, мнѣ кажется, не скрылось бы отъ Лакедемонянъ, которые во всю свою жизнь заботятся единственно объ отысканіи и 183. пріобрѣтеніи того, чѣмъ воспользовавшись, могли бы побѣждать другихъ на войнѣ. Но какъ скоро Лакедемоняне не знаютъ этой науки; то преподавателямъ ея должно бы знать, что они, гораздо болѣе прочихъ Эллиновъ, любятъ подобныя занятія, и, что оцѣненный ими въ этомъ отношеніи, какъ и трагикъ, оцѣненный нами, собралъ бы много денегъ и у другихъ Грековъ. B. По этому, кто почитаетъ себя хорошимъ писателемъ трагедій; тотъ не странствуетъ за предѣлами Аттики, чтобы показать свое искуство въ другихъ городахъ, но тотчасъ идетъ сюда и здѣсь даетъ свои представленія: такъ и должно быть[10]. Напротивъ для людей, сражающихся въ полномъ вооруженіи, Лакедемонъ, какъ видно, есть недоступное святилище, куда они не смѣютъ занесть и ногу, а только ходятъ вокругъ его границъ, показывая свою науку каждому и даже тѣмъ, которые сами сознаются, что между ими многіе, въ знаніи военнаго дѣла, превосходнѣе этихъ учителей. При C. томъ, мнѣ случалось, Лизимахъ, быть съ нѣкоторыми изъ такихъ людей на самомъ дѣлѣ, — и вижу, что они значатъ. Да можно судить и по тому, что изъ всѣхъ искусниковъ сражаться въ полномъ вооруженіи, будто нарочно, ни одинъ не прославился на войнѣ; между тѣмъ какъ по прочимъ наукамъ, которыя входили въ кругъ ихъ занятій, иные сдѣлались извѣстными. Эти-то искусники, кажется, болѣе другихъ и терпятъ неудачи. Вотъ хоть бы тотъ Стезилай, котораго D. вы со мною видѣли въ толпѣ, и который такъ хвастался и столько дивнаго, какъ слышали, говорилъ о себѣ. Разъ я съ большимъ удовольствіемъ смотрѣлъ на него, когда онъ, правда нехотя, но точно показалъ истинное искуство. Случилось, что корабль, на которомъ онъ плылъ, столкнулся съ однимъ ластовымъ судномъ. Въ то время Стезилай съ тѣмъ судномъ дѣлалъ видъ сраженія серповиднымъ копьемъ, — оружіе конечно отличное, какъ и самъ владѣтель его. Впрочемъ, о другихъ качествахъ этого человѣка говорить не стоитъ; а что вышло изъ его затѣи придѣлать къ копью серпъ, разскажу вамъ. Когда онъ такимъ образомъ сражался, копье его E. какъ-то запуталось въ снастяхъ ластоваго корабля и зацѣпилось за нихъ. Онъ потянулъ свое оружіе, съ намѣреніемъ высвободитъ его, но не могъ. Между тѣмъ тотъ корабль начиналъ двигаться мимо другаго. Стезилай, пока могъ, слѣдовалъ за нимъ, не выпуская изъ рукъ копья. Но когда судно уже совсѣмъ проходило и тянуло его, державшагося за копье, — онъ началъ, рука чрезъ руку, перехватывать древко своего 184. оружія до самаго конца. На ластовомъ кораблѣ, смотря на положеніе Стезилая подняли смѣхъ и рукоплесканія; а когда кто-то бросилъ на палубу подъ ноги къ нему камень, и онъ выпустилъ копье, тогда, при видѣ серповиднаго его оружія, повисшаго на снастяхъ грузоваго корабля, не могли уже и на триремѣ удержаться отъ смѣха. Итакъ, въ этой наукѣ, можетъ, и есть что-нибудь, какъ говоритъ Никіасъ: но что я видѣлъ, то видѣлъ; а потому повторяю сказанное прежде, что эта B. наука или мало полезна, или вовсе не наука, и что называемая и прикрываемая однимъ только именемъ, она не стоитъ изученія. При томъ, если бы вздумалъ заниматься ею человѣкъ трусливый; то, мнѣ кажется, его трусость была бы еще замѣтнѣе: а если — мужественный, на котораго обращается вниманіе всѣхъ; то и малѣйшая его ошибка подверглась бы великимъ пересудамъ; потому что выдавать себя за знатока въ этой наукѣ, значитъ возбуждать къ себѣ зависть; такъ что, хвалясь ею, но не отличаясь отъ другихъ какою-нибудь C. чрезвычайною добродѣтелію, нельзя избѣжать насмѣшекъ. Вотъ мои мысли, Лизимахъ, о занятіи этою наукою. Теперь, какъ я сказалъ съ самаго начала, что не должно отпускать Сократа, пусть и онъ объявитъ свое мнѣніе о предложенномъ предметѣ.
D.Лиз. Да, прошу тебя, Сократъ, тѣмь болѣе, что наше совѣщаніе, по видимому, имѣетъ нужду въ посредникѣ. Если бы эти мужи были согласны въ своихъ мнѣніяхъ; то посредничество казалось бы еще менѣе необходимымъ: но вотъ Лахесъ, видишь, противорѣчитъ Никіасу; по этому хорошо послушать тебя, къ которому изъ нихъ ты присоединишь свой голосъ.
Сокр. Какъ, Лизимахъ? ты думаешь ухватиться за то мнѣніе, на сторонѣ котораго будетъ болѣе нашихъ голосовъ?
Лиз. А чтожъ иное и дѣлаютъ, Сократъ?
E.Сокр. Не ужели и ты поступишь такъ же, Мелисіасъ? Если бы, напримѣръ, у тебя происходило совѣщаніе о тѣлесныхъ упражненіяхъ твоего сына, какого рода они должны быть; то намъ ли многимъ повѣрилъ бы ты, или тому, кто гимнастическія свои способности развилъ и употреблялъ подъ руководствомъ хорошаго наставника?
Мел. Натурально тому, Сократъ.
Сокр. Значитъ, ты охотнѣе повѣрилъ бы ему одному, чѣмъ намъ четверымъ?
Мел. Можетъ быть.
Сокр. Такъ какъ желающій хорошо судить долженъ основываться, думаю, на знаніи, а не на множествѣ.
Мел. Какъ же не на знаніи!
185.Сокр. По этому, прежде должно изслѣдывать, искусенъ ли кто-нибудь изъ насъ въ томъ, о чемъ совѣтуемся, или нѣтъ. Если искусенъ, — повѣримъ ему одному, а прочихъ оставимъ; если же нѣтъ, — будемъ искать другаго. Развѣ вы — ты и Лизимахъ, приступаете теперь къ маловажному дѣлу, а не къ такому пріобрѣтенію, которое выше всѣхъ вашихъ пріобрѣтеній? Вѣдь смотря по тому, хороши бываютъ сыновья, или напротивъ, весь родительскій домъ, въ отношеніи къ жизни, подстрояется подъ ладъ дѣтей.
Мел. Твоя правда.
Сокр. Итакъ объ этомъ надобно подумать да подумать.
Мел. Конечно.
Сокр. Какимъ же бы образомъ, какъ я сейчасъ сказалъ, B. изслѣдовать (если хотимъ изслѣдывать), кто изъ насъ самый искусный въ упражненіи тѣла? Не тотъ ли, кого учили и занимали этимъ, и у кого, по этому предмету, были хорошіе наставники?
Мел. Мнѣ кажется, тотъ.
Сокр. А еще прежде не изслѣдовать ли намъ, что такое было бы, въ отношеніи къ чему мы ищемъ учителей.
Мел. Какъ ты говоришь?
Сокр. Можетъ быть яснѣе будетъ такъ: кажется, мы еще не условились, что такое было бы, о чемъ у насъ совѣщаніе и разсужденіе, и касательно чего предложенъ вопросъ: кто изъ насъ самый искусный, поколику имѣлъ наставниковъ, и кто нѣтъ?C.
Ник. Но развѣ не извѣстно, Сократъ, что мы разсуждаемъ о сраженіи въ полномъ вооруженіи, — должно ли учить этому юношей, или не должно?
Сокр. Конечно такъ, Никіасъ: но если бы дѣло шло о лекарствѣ для глазъ, должно ли употребить его или нѣтъ; то что тогда было бы предметомъ совѣщанія: лекарство, или глаза?
Ник. Глаза.
Сокр. Равнымъ образомъ, если бы разсуждали: должно D. ли надѣть на лошадь узду, или нѣтъ, и когда? то совѣщались бы о лошади, а не объ уздѣ?
Ник. Конечно.
Сокр. Однимъ словомъ: когда кто разсуждаетъ о чемъ-нибудь для чего-нибудь; то совѣщаніе идетъ о томъ, для чего разсуждается, а не о томъ, что требуется для другаго.
Ник. Необходимо.
Сокр. Итакъ вопервыхъ, надобно изслѣдовать самаго совѣтника, искусенъ ли онъ въ врачеваніи того, для чего происходитъ изслѣдованіе.
Ник. Конечно.
Сокр. А мы теперь разсуждаемъ о наукѣ для души юношеской.
E.Ник. Да.
Сокр. И такъ надобно опредѣлить: искусенъ ли кто-нибудь изъ насъ въ врачеваніи души? можетъ ли хорошо врачевать ее? и былъ ли онъ руководимъ хорошими учителями?
Лах. Но какъ же, Сократъ? развѣ ты не видывалъ, что иногда безъ учителей бываютъ искуснѣе въ чемъ-нибудь, нежели съ учителями?
Сокр. Положимъ, Лахесъ; но такимъ-то людямъ ты не захотѣлъ бы повѣрить, пока они, называя себя отличными мастерами, не подтвердили бы своего показанія какимъ-нибудь 186. хорошо выполненнымъ дѣломъ — одинъ, или нѣсколько разъ.
Лах. Это правда.
Сокр. Стало быть и мы, Лахесъ и Никіасъ, когда Лизимахъ и Мелисіасъ, пригласили насъ на совѣщаніе о своихъ сыновьяхъ, стараясь о добротѣ ихъ душъ, — и мы должны, если имѣли, указать имъ своихъ учителей, которые, бывъ сами добрыми и воспитавъ души многихъ юношей, потомъ научили B. и насъ. Когда же кто изъ насъ скажетъ, что у него не было учителя, что онъ совершилъ дѣла свои самъ собою; то пусть укажетъ на какихъ-нибудь Аѳинянъ или иностранцевъ, на рабовъ или свободныхъ, которые подъ его руководствомъ сдѣлались добрыми. Если же мы не представимъ ни того ни другаго; то велимъ искать иныхъ совѣтниковъ, а не подвергаться опасности испортить дѣтей, принадлежащихъ нашимъ друзьямъ, и быть крайне виновными въ отношеніи къ ближнимъ. Итакъ, Лизимахъ и Мелисіасъ, я первый говорю, что по этому предмету у меня не было учителя, сколько я съ раннихъ лѣтъ ни старался о томъ. Софистамъ, которые одни берутся сдѣлать меня честнымъ и добрымъ, не могу платить; а самъ найти это искуство и донынѣ не въ состояніи. Что же касается до Никіаса и Лахеса, то не удивительно, что они нашли его или выучились ему; потому что у нихъ больше денегъ, чтобъ учиться, и лѣтъ, чтобы уже найти. Да мнѣ-таки и кажется, что они сильны въ образованіи людей; потому что не столь бы безстрашно D. заключали о полезныхъ и вредныхъ для юношества наукахъ, если бы не были увѣрены въ своемъ знаніи. Въ этомъ-то я не сомнѣваюсь; удивляюсь только тому, что они несогласны другъ съ другомъ. По тому, какъ прежде Лахесъ приказывалъ тебѣ не отпускать меня, но спрашивать: такъ и я теперь на оборотъ прошу тебя не отпускать Лахеса и Никіаса, но спросить ихъ о слѣдующемъ: Сократъ признается, что онъ не разумѣетъ этого дѣла и не можетъ разобрать, кто E. изъ васъ говоритъ правду; потому что не былъ ни открытелемъ такого искуства, ни чьимъ нибудь ученикомъ по этому предмету. Пусть же теперь, Лахесъ и Никіасъ, каждый изъ васъ скажетъ, у какого мудреца учились вы воспитывать юношей, и ваше знаніе есть ли плодъ науки, или собственное открытіе. Если плодъ науки, то кто были вашими учителями, и гдѣ ваши товарищи по этому ученію? — что бы мы, если вамъ самимъ, по причинѣ общественныхъ 187. должностей, недосугъ, могли обратиться къ нимъ и, либо подарками, либо просьбами, либо тѣмъ и другимъ вмѣстѣ, убѣдить ихъ позаботиться о нашихъ и вашихъ дѣтяхъ и не допустить, чтобъ они сдѣлались худыми и стыдились своихъ предковъ: а когда собственное открытіе, — представьте примѣръ, какіе люди уже были предметомъ вашихъ попеченій, и кто вами изъ худаго превращенъ въ честнаго и добраго. Если же вы только начинаете воспитывать; то B. замѣтьте, что дѣлаете опытъ не надъ Карійцемъ, а надъ сыновьями и дѣтьми своихъ друзей. Смотрите, чтобы и у васъ, по простой пословицѣ, гончарни не было въ бочкѣ[11]. И такъ скажите, что въ этомъ отношеніи вы имѣете и приписываете себѣ, и чего нѣтъ. Спроси-ка такъ, Лизимахъ, этихъ мужей и не отпускай ихъ.
Лиз. Мнѣ кажется, почтеннѣйшіе, Сократъ говоритъ хорошо. Впрочемъ вы, Никіасъ и Лахесъ, должны сами знать, C. угодно ли вамъ выслушать такой вопросъ и отвѣчать на него. Для меня и Мелисіаса конечно было бы пріятно, если бы вы захотѣли раскрыть все, о чемъ Сократъ спрашивалъ; потому что мы, какъ сказано мною съ самаго начала, для того и пригласили васъ на совѣтъ, что вообще предполагаемъ въ васъ надлежащую заботливость объ этомъ предметѣ, и что равнымъ образомъ вашимъ дѣтямъ, почти такъ же, какъ и нашимъ, настало время получить воспитаніе. D. Итакъ, если вамъ ничто не мѣшаетъ, говорите и, вмѣстѣ съ Сократомъ, изслѣдуйте дѣло, предлагая и принимая доказательства другъ отъ друга. Вѣдь и то хорошо сказалъ онъ, что вы теперь разсуждаете о важнѣйшемъ нашемъ дѣлѣ: смотрите же, думаете ли вы, что надобно поступить такимъ образомъ.
Ник. Изъ всего видно, Лизимахъ, что ты знаешь Сократа только по отцу, а съ нимъ самимъ обращался не E. позже, какъ въ его дѣтствѣ, когда онъ на своей родинѣ, ходя за отцемъ, видался съ тобою или въ храмѣ, или въ какомъ-нибудь другомъ собраніи твоихъ земляковъ. Да, явно, что сдѣлавшись постарѣе, онъ не встрѣчался съ тобою.
Лиз. Такъ чтожъ, Никіасъ?
Ник. Ты, кажется, не знаешь, что кто слишкомъ близко подходитъ къ Сократу съ своимъ словомъ, какъ съ родиною, и вступаетъ съ нимъ въ разговоръ; тотъ, съ чего бы ни началъ разговаривать, не перестанетъ спутываться 188. собственною рѣчью, пока не впадетъ въ необходимость дать отчетъ, какъ онъ живетъ теперь и какъ жилъ прежде; а когда впадетъ, — Сократъ дотолѣ не отпуститъ его, пока не вымучитъ всѣхъ подробностей. Напротивъ, я привыкъ къ нему и знаю, что надобно будетъ испытать это, — знаю, что испытать тоже придется и мнѣ: однакожь все-таки радъ встрѣчаться съ нимъ и не нахожу ни какого зла въ припоминаніи того, что мы сдѣлали, или дѣлаемъ нехорошо; даже увѣренъ, что кто не будетъ избѣгать этого, тотъ необходимо B. позаботится о послѣдующей жизни, или, по словамъ Солона[12], захочетъ и сочтетъ нужнымъ учиться, какъ жить, а не будетъ думать, что старость сама придетъ къ нему съ умомъ. И такъ мнѣ не непривычно и не непріятно подвергнуться испытанію со стороны Сократа; я давно замѣтилъ, что въ его присутствіи рѣчь будетъ у насъ не о дѣтяхъ, а о насъ самихъ. Еще повторяю, что мнѣ ничто не мѣшаетъ C. бесѣдовать съ Сократомъ, какъ ему угодно: но смотри, что думаетъ объ этомъ Лахесъ.
Лах. Моя мысль о бесѣдѣ проста, Никіасъ, или, если угодно, и не проста, а двояка. Я могу иному показаться любителемъ и вмѣстѣ ненавистникомъ бесѣдъ. Когда я слушаю рѣчь о добродѣтели, или о какой нибудь мудрости, отъ такого человѣка, который дѣйствительно стоитъ своей рѣчи; тогда бываю весьма радъ говорящему и его слову, D. такъ какъ между ими есть соотвѣтствіе и гармонія: такой человѣкъ кажется мнѣ въ самомъ дѣлѣ музыкантомъ, проявляющимъ прекраснѣйшую гармонію не на лирѣ, не на музыкальныхъ инструментахъ, а въ жизни, въ которой у него слова созвучны съ дѣлами — не іонически, не фригійски и не лидійски, а прямо дорически, то-есть, выражаютъ единственную эллинскую гармонію[13]. Разговоръ такого человѣка доставляетъ мнѣ отраду, и я тогда кажусь E. любителемъ бесѣдъ, я съ жадностію принимаю, что говорится. Но кто дѣлаетъ противное тому; тотъ, какъ хорошо ни говори, — огорчаетъ меня и заставляетъ ненавидѣть бесѣду. Сократъ, по своимъ разговорамъ, мнѣ конечно неизвѣстенъ; однакожъ нѣкогда я, какъ слѣдовало, испыталъ 189. самыя дѣла его и изъ нихъ узналъ, что онъ стоитъ прекрасныхъ рѣчей и можетъ смѣло говорить ихъ. Если же онъ таковъ, то я буду бесѣдовать съ нимъ, весьма охотно подвергнусь его испытанію, не поскучаю урокомъ, соглашаюсь и съ Солономъ, но къ его словамъ прибавляю только одно: хочу учиться до старости не иначе, какъ у добрыхъ. Признайтесь: надобно предположить отличнаго учителя, чтобъ, учась безъ удовольствія, не показаться ему B. неучемъ. А что наставникъ молодъ, не пользуется извѣстностію, и тому подобное, объ этомъ я не забочусь. Итакъ объявляю тебѣ, Сократъ: учи и обличай меня, въ чемъ хочешь; готовъ учиться даже тому, что уже знаю. Я расположенъ къ тебѣ съ того дня, въ который ты раздѣлялъ со мною опасности и показалъ опытъ добродѣтели, свойственный только тому, кто истинно хочетъ показать его. Говори же, что тебѣ любо, не обращая вниманія на нашъ возрастъ.
C.Сокр. Такъ видно мы уже не будемъ обвинять васъ за неготовность подавать совѣты и изслѣдывать.
Лиз. Но вѣдь это наше дѣло, Сократъ; потому что я почитаю тебя однимъ изъ своихъ. Смотри же и вмѣсто меня, о чемъ мы, ради юношей, должны спрашивать ихъ, и совѣтуйся съ ними посредствомъ разговора. Я, по своей старости, уже многое и забываю, что думалъ было сказать и что недавно слышалъ; а если къ тому еще входятъ и другія рѣчи; то совсѣмъ не припоминаю. Итакъ говорите D. и разсматривайте предметъ сами между собою; а я буду слушать и, выслушавши, мы съ Мелисіасомъ сдѣлаемъ то, что вамъ понравится.
Сокр. Надобно послушаться Лизимаха и Мелисіаса, Никіасъ и Лахесъ. Можетъ быть, намъ въ самомъ дѣлѣ не худо испытать самихъ себя въ томъ, что мы предпринимали изслѣдовать теперь же, то-есть, какіе учители были у насъ по разсматриваемой наукѣ, и кого сдѣлали мы лучшимъ. Но это изслѣдованіе поведетъ насъ, думаю, къ E. тому же, — пойдетъ то-есть едвали не къ началу дѣла: вѣдь если мы знаемъ, что принадлежащая кому-нибудь вещь улучшаетъ того, кому принадлежитъ, и если, сверхъ того, можетъ сдѣлать, чтобы она ему принадлежала; то конечно знаемъ и предметъ своего совѣщанія, то-есть, кому и какъ легче и успѣшнѣе пріобрѣсть ее. Впрочемъ, можетъ быть, вы не понимаете, что я говорю? такъ вотъ какъ скорѣе поймете. Если мы знаемъ, что зрѣніе, принадлежа глазамъ, 190. улучшаетъ то, чему принадлежитъ, и сверхъ того умѣемъ сдѣлать, чтобы оно глазамъ принадлежало; то конечно знаемъ и самое зрѣніе, что такое оно, какъ предметъ нашего совѣщанія, и какъ легче и успѣшнѣе пріобрѣсть его: а когда не знаемъ, что зрѣніе, что слухъ, — едва ли можемъ быть совѣтниками, стоющими слова, и врачами глазъ и ушей, — едва ли скажемъ, какъ лучше пріобрѣсти слухъ и зрѣніе.
Лах. Ты правду говоришь, Сократъ.B.
Сокр. Не за тѣмъ ли, Лахесъ, эти люди нынѣ призвали насъ, чтобы мы подали совѣтъ: какимъ образомъ душамъ ихъ сыновей сообщить добродѣтель и чрезъ то сдѣлать ихъ лучшими?
Лах. Конечно.
Сокр. Такъ напередъ не нужно ли знать, что такое добродѣтель? ибо вовсе не зная, что она, можно ли намъ совѣтоваться, какъ лучше пріобрѣсть ее?
C.Лах. Мнѣ кажется, нельзя, Сократъ.
Сокр. Мы конечно приписываемъ себѣ знаніе добродѣтели?
Лах. Да, приписываемъ.
Сокр. А что знаемъ, можемъ какъ-нибудь выразить?
Лах. Почему не такъ?
Сокр. Однакожъ, почтеннѣйшій, не станемъ съ перваго раза разсматривать добродѣтель вообще, — можетъ быть, это довольно трудно: возмемъ сперва какой нибудь видъ ея и посмотримъ, въ силахъ ли мы знать его. Такое изслѣдованіе будетъ для насъ вѣроятно легче.
D.Лах. Сдѣлаемъ и такъ, Сократъ, если угодно.
Сокр. Какой же бы видъ добродѣтели избрать намъ? Не явно ли впрочемъ, что изберемъ тотъ, къ которому имѣетъ отношеніе наука сражаться всякимъ оружіемъ? а она, по мнѣнію многихъ, относится къ мужеству. Не такъ ли?
Лах. Кажется, въ самомъ дѣлѣ такъ.
Сокр. Давай же, Лахесъ, прежде всего скажемъ, что такое мужество, а потомъ разсмотримъ, какимъ образомъ E. оно можетъ быть пріобрѣтено юношами, сколько это зависитъ отъ наукъ и упражненія. Итакъ, сообразно съ моимъ предначертаніемъ, попытайся сказать, что такое мужество.
Лах. Это, клянусь Зевсомъ, не трудно. Кто рѣшился удерживать свое мѣсто въ строю, отражать непріятеля и не бѣжать; тотъ вѣрно мужественъ.
Сокр. Ты хорошо говоришь, Лахесъ; но, можетъ быть, моя вина, что твой отвѣтъ неясенъ и заключаетъ въ себѣ не ту мысль, которую я соединялъ съ своимъ вопросомъ, а другую.
191.Лах. Что ты хочешь сказать, Сократъ?
Сокр. Объяснюсь, сколько могу. По твоему, мужественъ тотъ, кто сражается съ непріятелями, удерживая свое мѣсто въ строю.
Лах. Это именно мои слова.
Сокр. Равно и мои. Но что будетъ тотъ, кто сражается съ непріятелями, не удерживая своего мѣста, а убѣгая?
Лах. Какъ убѣгая?
Сокр. На примѣръ, какъ Скиѳы[14], которые, говорятъ, не менѣе сражаются въ бѣгствѣ, какъ и въ погонѣ, или, какъ хваленые Энеевы кони, которые, по словамъ Омира, могли весьма быстро летать туда и сюда, то убѣгая, то B. преслѣдуя. Да Омиръ превозноситъ и самаго Энея за умѣнье бояться, и называетъ его совѣтникомъ страха[15].
Лах. Хорошо, Сократъ, но вѣдь онъ говоритъ о колесницахъ, а ты о скиѳскихъ всадникахъ. Скиѳы-то на коняхъ сражаются конечно такъ; но греческая пѣхота — по моему.
Сокр. Можетъ быть, — кромѣ Лакедемонянъ, Лахесъ; по тому что Лакедемоняне, при Платеѣ, встрѣтившись съ C. щитоносцами[16], не хотѣли, говорятъ, сражаться съ ними на одномъ мѣстѣ, а побѣжали. Когда же чрезъ это персидскія линіи разстроились, — они, подобно всадникамъ, вдругъ возвратились и, сразившись, одержали побѣду.
Лах. Твоя правда.
Сокр. Такъ вотъ и причина, почему ты не хорошо отвѣчалъ: я виноватъ, что не хорошо спрашивалъ. У меня D. была мысль спросить о мужественныхъ не только въ пѣхотѣ, но и въ конницѣ, и вообще во всякомъ родѣ войны; да и не о воинахъ только говорю я, но и о тѣхъ, которые мужественно подвергаются опасностямъ на морѣ, мужественны противъ болѣзней, бѣдности, или и политики, которые храбро также сражаются не съ одними скорбями и страхомъ, но и съ страстями, или удовольствіями, то E. удерживая свое мѣсто, то отступая; такъ какъ во всемъ этомъ, Лахесъ, не менѣе возможно мужество.
Лах. И очень, Сократъ.
Сокр. Итакъ всѣ эти мужественны; только одни оказываютъ мужество въ удовольствіяхъ, другіе въ скорбяхъ, иные въ страстяхъ, а нѣкоторые въ страхѣ. Напротивъ, немужественные во всемъ этомъ обнаруживаютъ боязнь.
Лах. Конечно.
Сокр. Такъ я спрашивалъ тебя: что это такое въ обоихъ случаяхъ? Попытайся же опять сначала сказать, что такое мужество, какъ одно и тоже во всемъ. Но можетъ быть ты не понимаешь словъ моихъ?
Лах. Что-то не очень.
192.Сокр. Я говорю такъ. Пусть будетъ предложенъ вопросъ: что такое скорость, проявляющаяся и въ бѣганіи, и въ музыкѣ, и въ разговорѣ, и въ ученіи, и во многомъ другомъ, — та скорость, которую, можно сказать, мы пріобрѣтаемъ въ дѣятельности рукъ, ногъ, языка, голоса и мысли?[17] Не спросилъ ли бы и ты такимъ образомъ?
Лах. Конечно спросилъ бы.
Сокр. Итакъ положимъ, что съ этимъ вопросомъ кто нибудь обратился бы ко мнѣ и сказалъ: Сократъ! что называешь B. ты скоростію во всемъ? Я отвѣчалъ бы: называю способность въ короткое время дѣлать много и голосомъ, и бѣганіемъ, и всѣмъ другимъ.
Лах. И отвѣчалъ бы въ самомъ дѣлѣ правильно.
Сокр. Попытайся же, Лахесъ, подобнымъ образомъ опредѣлить и мужество: что такое оно, какъ одна и та же способность и въ удовольствіи, и въ страданіи, и во всемъ, въ чемъ мы недавно находили его?
Лах. По моему мнѣнію, мужествомъ, если только надобно опредѣлять его общимъ признакомъ, называется какая-то твердость души.
Сокр. Конечно такъ надобно опредѣлять, когда хочешь C. отвѣчать на вопросъ. Однако, мнѣ кажется, что не всякая же твердость, если не обманываюсь, представляется тебѣ мужествомъ. Заключаю изъ того, что мужество ты относишь, вѣроятно, къ вещамъ весьма хорошимъ.
Лах. Да, безъ сомнѣнія, къ прекраснымъ.
Сокр. Слѣдовательно, твердость хороша и похвальна, когда соединяется съ благоразуміемъ?
Лах. Конечно.
Сокр. Какова же она будетъ безъ разсудительности? D. вѣроятно противуположная, то-есть, дурная и зловредная?
Лах. Да.
Сокр. Итакъ, назовешь ли ты ее хорошею, когда она зловредна и дурна?
Лах. Не слѣдуетъ, Сократъ.
Сокр. Стало-быть, такой твердости ты не признаешь и мужествомъ, если мужество есть дѣло хорошее, а эта не хороша.
Лах. Правда.
Сокр. Итакъ, по твоимъ словамъ, мужество есть благоразумная твердость.
Лах. Выходитъ.
Сокр. Посмотримъ же, въ чемъ она благоразумна: во E. всемъ ли, какъ въ великомъ, такъ и въ маловажномъ? Напримѣръ, назовешь ли ты мужественнымъ того, кто съ благоразумною твердостію расточаетъ деньги, зная, что расточивши ихъ, онъ пріобрѣтетъ болѣе?
Лах. О нѣтъ, клянусь Зевсомъ.
Сокр. А врача, который не смягчается, но остается твердымъ, когда сынъ его, либо кто другой, страдая воспаленіемъ въ легкихъ, просить пить или ѣсть?
193.Лах. Нѣтъ, и это не такое мужество.
Сокр. А человѣка твердаго на войнѣ, который хочетъ сразиться, благоразумно расчитывая и зная, что ему помогутъ другіе, что онъ вступитъ въ дѣло съ непріятелемъ не столь многочисленнымъ и болѣе слабымъ, чѣмъ собственный его отрядъ, и что при томъ самая позиція его лучше, — человѣка, твердо опирающагося на такіе расчеты и способы, назовешь ли ты мужественнѣе того, который рѣшился оставаться и быть твердымъ въ противуположныхъ обстоятельствахъ своего лагеря?
B.Лах. Мнѣ кажется, Сократъ, что при противуположныхъ обстоятельствахъ лагеря болѣе мужества.
Сокр. И однакожъ мужество послѣдняго будетъ не такъ разсудительно, какъ перваго?
Лах. Правда.
Сокр. Равнымъ образомъ и въ конномъ сраженіи, твердый съ знаніемъ, по твоему мнѣнію, не столь мужественъ, какъ твердый безъ знанія?
Лах. Мнѣ кажется.
Сокр. Тоже утверждаешь ты о твердости и пращниковъ, и луконосцевъ, и другихъ воиновъ?
C.Лах. Конечно.
Сокр. А тѣ люди, которые, вздумавъ сойти въ колодезь и, хоть неумѣютъ, захотѣвши плавать, твердо рѣшались бы на это, или иное подобное дѣло, — тѣ, по твоему мнѣнію, мужественнѣе ли другихъ, опытныхъ въ этомъ искуствѣ?
Лах. Кто же бы сказалъ иначе, Сократъ?
Сокр. Конечно никто, у кого подобныя мысли.
Лах. Да и я такихъ же мыслей.
Сокр. Однакожь, Лахесъ, эти люди, подвергаются опасностямъ и бываютъ тверды безразсуднѣе, чѣмъ тѣ, которые дѣлаютъ тоже съ искуствомъ.
Лах. Кажется.
Сокр. Но безразсудная дерзость и твердость не казалась D. ли намъ прежде постыдною и дурною?
Лах. Конечно.
Сокр. А мужество мы признали чѣмъ-то хорошимъ.
Лах. Да, признали.
Сокр. И вотъ теперь опять постыдное, то-есть, безразсудную твердость называемъ мужествомъ.
Лах. Видно такъ.
Сокр. Чтожь? хорошо ли мы говоримъ?
Лах. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ, Сократъ, по моему, нехорошо.
Сокр. Стало быть, какъ ты говорилъ, Лахесъ, я и ты E. гармонируемъ не дорически; потому что дѣла у насъ не согласны съ словами. Если бы кто-нибудь слышалъ нашъ разговоръ, то сказалъ бы, что на дѣлѣ-то мы, кажется, храбры, а на словахъ — не совсѣмъ.
Лах. Весьма справедливо.
Сокр. Чтожь? хорошо ли быть такими?
Лах. Вовсе не хорошо.
Сокр. Хочешь ли долѣе оставаться при томъ, что мы говорили?
Лах. При чемъ и какъ долѣе?
Сокр. При томъ мнѣніи, которое велитъ быть твердымъ. 194. Если угодно, мы тоже удержимся и будемъ тверды въ изслѣдованіи своего предмета, чтобы мужество не смѣялось надъ нами, будто мы не мужественно разсматриваемъ его, когда оно, по нашимъ же словамъ, состоитъ въ твердости.
Лах. Я готовъ, Сократъ; не отстану, хоть и не привыкъ къ такому роду рѣчей. Во мнѣ есть охота разсуждать; но досадно, что не умѣю выразить своихъ мыслей. Мнѣ кажется, я понимаю, что такое мужество; только у меня какъ-то ускользаетъ собственное понятіе, такъ что я не могу заключить его въ слово и сказать, что оно такое.
Сокр. Но порядочный ловчій долженъ преслѣдовать свою добычу, другъ мой, а не оставлять ее.
Лах. Безъ сомнѣнія.
Сокр. Не угодно ли, пригласимъ на ловлю и Никіаса? Можетъ, онъ будетъ успѣшнѣе насъ.
Лах. Согласенъ; почему не такъ?
C.Сокр. Поспѣши же, Никіасъ, къ друзьямъ своимъ, обуреваемымъ словами, и, если имѣешь силу, помоги имъ въ ихъ недоумѣніи. Ты видишь, какъ плохо наше дѣло: скажи, что почитаешь ты мужествомъ, разрѣши наше сомнѣніе, вырази словомъ мысль твою.
Ник. Да я давно вижу, Сократъ, что вы нехорошо опредѣляете мужество: вы не воспользовались тѣмъ, что когда-то самъ ты прекрасно говаривалъ.
Сокр. Чѣмъ же это, Никіасъ?
D.Ник. Я часто слыхалъ, какъ ты утверждалъ, что каждый изъ насъ добръ въ томъ, въ чемъ мудръ, а не добръ въ томъ, въ чемъ невѣжда.
Сокр. О, клянусь Зевсомъ, Никіасъ, ты говоришь правду.
Ник. По этому, если мужественный добръ; то явно, что онъ мудръ.
Сокр. Слышишь, Лахесъ?
Лах. Слышу, только не совсѣмъ понимаю слова его.
Сокр. А я кажется, понимаю; мнѣ кажется мужество, по его мнѣнію, есть мудрость.
Лах. Какая же мудрость, Сократъ?
Сокр. А почему ты его-то не спросишь объ этомъ?
E.Лах. Спрашиваю и его.
Сокр. Такъ скажи ему, Никіасъ, какая мудрость, по твоему мнѣнію, есть мужество. Ужъ конечно не игра на флейтѣ?
Ник. Нѣтъ.
Сокр. И не игра на цитрѣ?
Ник. Совсѣмъ нѣтъ.
Сокр. Что же она? какое знаніе?
Лах. Ты ладно спрашиваешь его, Сократъ; пусть-ка скажетъ, что разумѣетъ онъ подъ именемъ мудрости.
Ник. Я разумѣю, Лахесъ, знаніе того, чего должно 195. страшиться и на что отваживаться, какъ на войнѣ, такъ и во всемъ другомъ.
Лах. Какія нелѣпости говоритъ онъ, Сократъ!
Сокр. Чтоже называешь ты тутъ нелѣпымъ, Лахесъ?
Лах. Что называю? — Мудрость вѣдь отлична отъ мужества.
Сокр. Но Никіасъ съ этимъ несогласенъ.
Лах. Конечно, клянусь Зевсомъ; потому-то слова его и вздоръ.
Сокр. Такъ лучше намъ научить его, чѣмъ бранить.
Ник. Нѣтъ, Сократъ; Лахесу, кажется, по тому не угодно ничего видѣть въ моихъ словахъ, что самъ онъ ничего не сказалъ.
Лах. Да, да, Никіасъ; я еще постараюсь доказать, что B. ты дѣйствительно ничего не сказалъ. Вотъ напримѣръ, въ болѣзняхъ — не врачи ли знаютъ чего должно бояться? Но зная это, мужественны ли они? Врачей называешь ли ты мужественными?
Ник. Нѣтъ.
Лах. Конечно и земледѣльцевъ также, — хотя они и знаютъ, чего надобно бояться въ земледѣліи. Равнымъ образомъ знаютъ и другіе мастера, что опасно и неопасно въ ихъ мастерствахъ, и однакожъ отъ того нисколько не мужественны.
Сокр. Ну, какъ тебѣ кажется Никіасъ? Лахесъ говоритъ что-то.
Ник. Да, говоритъ, только неправду.
Сокр. Какъ же?
Ник. Онъ думаетъ, будто врачи знаютъ о больныхъ больше, чѣмъ могутъ сказать: это здорово, а это нездорово. Вѣдь имъ только это и извѣстно. А знаютъ ли они, по твоему мнѣнію, Лахесъ, кому опаснѣе быть здоровымъ, нежели больнымъ? Развѣ ты не вѣришь, что многимъ лучше не выздоравливать отъ болѣзни, чѣмъ выздоравливать? Скажи-ка: D. лучше ли, думаешь ты, всѣмъ жить, или нѣкоторымъ умереть?
Лах. Я допускаю послѣднее.
Ник. Но человѣкъ, находящій свою выгоду въ смерти, того ли долженъ бояться, чего другой, которому выгоднѣе жить?
Лах. Не думаю.
Ник. А такое знаніе приписываешь ли ты врачамъ, или другому мастеру, кромѣ того, который знаетъ, что опасно и неопасно, и котораго я называю мужественнымъ?
Сокр. Понимаешь ли, Лахесъ, что онъ говоритъ?
E.Лах. Какъ же! мужественными называетъ онъ гадателей; ибо кто другой знаетъ, кому лучше жить или умереть? Но себя, Никіасъ, признаешь ли ты гадателемъ, или не признаешь ни гадателемъ, ни мужественнымъ?
Ник. Какъ? да ты въ самомъ дѣлѣ думаешь, что знать, чего бояться и на что отваживаться, свойственно гадателю?
Лах. Разумѣется; кому же иному?
Ник. Гораздо свойственнѣе тому, другъ мой, кого я разумѣю. Гадателю-то должны быть извѣстны только признаки будущаго, на примѣръ, кому угрожаетъ или смерть, или болѣзнь, 196. или лишеніе денегъ, или побѣда, или пораженіе, какъ на войнѣ, такъ и во всякой другой борьбѣ: а кто потерпитъ, или не потерпитъ что-нибудь лучше этого, о томъ гадатель ли можетъ судить, или другой, подобный ему?
Лах. Ну, такъ я не знаю, Сократъ, что у него на мысли. Сколько видно, онъ не признаетъ мужественнымъ, ни гадателя, ни врача, ни кого инаго. Чтожъ? развѣ приписываетъ это свойство какому богу? Никіасъ, мнѣ кажется, не хочетъ B. искренно сознаться, что онъ ничего не говоритъ, а только вертится туда и сюда, стараясь скрыть свое недоумѣніе. Да такъ-то вертѣться могли бы и мы, когда бы не захотѣли показать, что противорѣчимъ сами себѣ. Пусть бы намъ пришлось говорить въ судѣ, — можно бъ еще позволить себѣ такія рѣчи: но теперь, въ домашней бесѣдѣ, за чѣмъ по пустому огораживать себя словами ничего незначущими?
Сокр. И я также, Лахесъ, ничего тутъ не вижу; однакожъ C. посмотримъ, не думаетъ ли Никіасъ что-нибудь сказать, а не то что просто говоритъ, лишь бы говорить. Испытаемъ же его яснѣе, что онъ мыслитъ, и когда скажетъ нѣчто, согласимся, а не скажетъ, наставимъ.
Лах. Испытывай ты, Сократъ, если хочешь; а я уже, кажется, довольно испытывалъ.
Сокр. Ничто не мѣшаетъ; потому что испытаніе будетъ общее съ моей и твоей стороны.
Лах. Конечно.
Сокр. Скажи-ка мнѣ, или лучше намъ, Никіасъ, — ибо мы оба, я и Лахесъ, обращаемся къ тебѣ: ты называешь мужество знаніемъ того, чего должно бояться и на что отваживаться?
Ник. Да.D.
Сокр. Однако это знаніе принадлежитъ безъ сомнѣнія не всякому, если даже и врачь, и гадатель, не получивъ его, не будутъ обладать имъ и не могутъ быть названы мужественными[18]. Такъ ли говорилъ ты?
Ник. Такъ.
Сокр. Слѣдовательно, по пословицѣ, не каждая же свинья въ самомъ дѣлѣ можетъ знать это[19] и быть мужественною.
Ник. Кажется.
E.Сокр. Значитъ, ты не почитаешь мужественною даже и свиньи Кромміонской[20]. Это говорю я не шутя, а въ самомъ дѣлѣ думаю, что люди, держащіеся твоей мысли, необходимо должны или отказать въ мужествѣ всякому животному или согласиться, что и животное обладаетъ такою мудростію, какая доступна только не многимъ людямъ: трудно въ самомъ дѣлѣ человѣку знать это такъ, какъ знаютъ левъ, барсъ, дикій кабанъ. Принявъ такое понятіе о мужествѣ, какое сдѣлалъ ты, необходимо вѣдь допустить, что и левъ, и коршунъ, и быкъ, и обезьяна, раждаются съ одинакимъ мужествомъ.
197.Лах. Клянусь богами, ты прекрасно говоришь, Сократъ. Отвѣчай-ка въ самомъ дѣлѣ, Никіасъ, мудрѣе ли насъ эти животныя: а вѣдь мы всѣ соглашаемся, что онѣ мужественны. Или, можетъ быть, ты, вопреки всеобщему убѣжденію, осмѣлишься отказать имъ въ этомъ свойствѣ?
Ник. Я не называю мужественнымъ, Лахесъ, ни животнаго, ни другаго существа, которое, не зная, чего надобно бояться, не знаетъ и боязни, но воодушевлено безстрашіемъ B. и неистовствомъ. Почитаешь ли ты мужественными дѣтей, которыя, по невѣденію, ничего не боятся? Мнѣ кажется, безстрашіе и мужество — не одно и тоже. Мужество и осмотрительность, по моему мнѣнію, есть достояніе немногихъ, а безразсудство и дерзость свойственны многимъ — и мужчинамъ и женщинамъ, и дѣтямъ и животнымъ. Итакъ, что ты съ другими называешь мужествомъ; то, по моему, безразсудство: напротивъ мужество, о которомъ я говорю, бываетъ разумно.
Лах. Смотри-ка, Сократъ, какъ онъ, подумаешь, себя-то C. огораживаетъ рѣчью, а тѣхъ, кого всѣ признаютъ мужественными, старается лишить этой чести.
Ник. Совсѣмъ нѣтъ, Лахесъ; будь спокоенъ. Я почитаю мудрымъ и тебя, и Ламаха[21], если вы мужественны, и многихъ другихъ Аѳинянъ.
Лах. Я ничего не говорю на это, хотя бы и надлежало сказать, что бы ты въ самомъ дѣлѣ не назвалъ меня Эксонцемъ[22].
Сокр. И не говори-таки, Лахесъ; ты, кажется, не понялъ, D. что эту мудрость онъ заимствовалъ у нашего друга Дамона; а Дамонъ очень коротокъ съ Продикомъ, который, по видимому, лучше всѣхъ софистовъ различаетъ такія названія.
Лах. Да софисту, Сократъ, и приличнѣе этимъ хвастаться, чѣмъ мужу, которому городъ ввѣрилъ власть надъ собою.
Сокр. Однакожь, Лахесъ, кто располагаетъ великими E. дѣлами, тому прилично имѣть и великій умъ. Мнѣ кажется, Никіасъ не безъ нужды изслѣдываетъ, въ какомъ смыслѣ надобно принимать слово мужество.
Лах. Смотри же самъ, Сократъ.
Сокр. Буду смотрѣть, почтеннѣйшій. Впрочемъ не думай, что я устраню тебя отъ разговора; нѣтъ, слушай внимательно и слѣди за словами.
Лах. Пусть такъ, если это, по твоему, нужно.
Сокр. Да, нужно. А ты, Никіасъ, говори намъ опять 198. сначала. Помнишь ли, что мужество, при самомъ вступленіи въ разговоръ, мы понимали, какъ часть добродѣтели?
Ник. Конечно.
Сокр. Но въ своихъ отвѣтахъ разумѣлъ ли ты ее, какъ часть, какъ одну изъ другихъ частей, которыя всѣ вмѣстѣ называются добродѣтелію?
Ник. Не иначе.
Сокр. Слѣдовательно ты говоришь то же, что я? А я къ мужеству причисляю разсудительность, справедливость и другое тому подобное: такъ ли и ты?
Ник. Конечно.
B.Сокр. Помни же, что въ этомъ мы согласились. Теперь разсмотримъ: чего надобно бояться, и на что отваживаться? можетъ быть въ этомъ отношеніи ты думаешь одно, а мы — другое. Итакъ, выслушай наше мнѣніе, и потомъ, если не примешь его, предложи свое. Мы думаемъ, что вещь которой надобно бояться, внушаетъ страхъ, а та, на которую до́лжно отваживаться, не внушаетъ страха. Но что внушаетъ страхъ, то угрожаетъ не прошедшимъ и не настоящимъ, а будущимъ зломъ; потому что страхъ есть чаяніе будущаго зла. Не такъ ли и тебѣ кажется, Лахесъ?
Лах. Безъ сомнѣнія, Сократъ.
C.Сокр. Вотъ же наше мнѣніе, Никіасъ: то, чего должно бояться, по нашему, есть будущее зло; напротивъ то, на что надобно отваживаться, мы понимаемъ, какъ будущее не-зло, или добро. А ты такъ, или иначе думаешь?
Ник. Такъ.
Сокр. И знаніе это называешь мужествомъ?
Ник. Непремѣнно.
Сокр. Разсмотримъ еще третье обстоятельство[23]: согласимся ли и въ немъ?
Ник. Въ чемъ же состоитъ оно?D.
Сокр. А вотъ скажу. Мнѣ и Лахесу кажется, что знаніе чего бы то ни было, не есть иное знаніе прошедшаго, какъ что произошло, иное знаніе настоящаго, какъ что происходитъ, иное знаніе будущаго, какъ что лучше могло бы быть произведено, или произойти, хотя еще не произошло, — но это самое. Напримѣръ, по отношенію къ здоровью, во всѣ времена нѣтъ другой врачебной науки, кромѣ одной, которая наблюдаетъ и настоящее и прошедшее и будущее, какъ, что будетъ. Тоже дѣлаетъ и земледѣліе по отношенію къ E. произведеніямъ земли. Что же касается до войны, то сами можете свидѣтельствовать, что воеводство превосходно заботится и о прочемъ, и о будущемъ: оно знаетъ, что надобно руководствоваться не гаданіемъ[24], а управлять; ибо ему самому лучше извѣстно все, относящееся къ войнѣ, — и настоящее и будущее. Да и законъ повелѣваетъ — не гадателю 199. начальствовать надъ воеводою, а воеводѣ надъ гадателемъ. Скажемъ ли это, Лахесъ?
Лах. Скажемъ.
Сокр. Чтожь? а ты, Никіасъ, согласенъ ли, что одно и тоже знаніе занимается и будущимъ и настоящимъ и прошедшимъ состояніемъ всякаго дѣла?
Ник. Да, Сократъ, мнѣ такъ кажется.
Сокр. Но мужество, почтеннѣйшій, по твоимъ словамъ, есть знаніе того, чего должно бояться и на что отваживаться. Не правда ли?
Ник. Правда.B.
Сокр. А мы согласились въ значеніи того, чего должно бояться и на что отваживаться; то-есть, первое надобно понимать, какъ будущее зло, а послѣднее, какъ будущее добро.
Ник. Конечно.
Сокр. Между тѣмъ, одно и тоже знаніе имѣетъ въ виду и будущее, и все другое.
Ник. Такъ.
Сокр. Слѣдовательно, мужество есть знаніе не того только, чего должно бояться и на что отваживаться; потому что оно, подобно другимъ знаніямъ, знаетъ не одно будущее касательно добра и зла, но и настоящее, и прошедшее, и всякое.
C.Ник. Выходитъ.
Сокр. И такъ, Никіасъ, ты опредѣлилъ намъ какъ бы только третью часть мужества; а мы спрашивали у тебя, что такое оно всецѣло. Видишь, мужество есть уже знаніе не только того, чего должно бояться и на что отваживаться, какъ сказано тобою прежде, но и всѣхъ вообще благъ и золъ, какъ говоришь теперь. Такъ, или иначе, Никіасъ, измѣнилъ D. ты свою мысль?
Ник. Кажется, такъ, Сократъ.
Сокр. Но думаешь ли, любезнѣйшій, что тотъ сколько нибудь недостаточенъ въ добродѣтели, кто знаетъ всякое добро и зло и всякимъ образомъ, какъ оно есть и было? Думаешь ли, что тому человѣку недостаетъ разсудительности, справедливости и святости, кто одинъ можетъ быть осторожнымъ въ отношеніи къ богамъ и людямъ, кто, зная какъ E. обращаться съ ними, умѣетъ различать опасное отъ неопаснаго и пріобрѣтать блага?
Ник. Кажется, ты говоришь дѣло, Сократъ.
Сокр. И такъ, сказанное тобою, видно, есть не часть добродѣтели, а вся добродѣтель.
Ник. Выходитъ.
Сокр. А мы вѣдь назвали мужество частію добродѣтели?
Ник. Да, назвали.
Сокр. Между тѣмъ настоящее-то наше положеніе не то показываетъ.
Ник. Видно, что не то.
Сокр. Слѣдовательно мы не нашли, Никіасъ, что такое мужество.
Ник. Кажется, не нашли.
Лах. А я думалъ, любезный Никіасъ, что ты найдешь, когда такъ пренебрегъ моими отвѣтами на вопросы Сократа. 200. Да, я очень надѣялся, что мудрость, заимствованная тобою у Дамона, поможетъ тебѣ найти это.
Ник. Хорошо, Лахесъ, что ты нисколько не думаешь объ этомъ дѣлѣ и, какъ недавно обнаружилось, вовсе не разумѣешь мужества; а что и я оказался такимъ же, — это видишь. Вѣдь тебѣ конечно будетъ не легче не знать вмѣстѣ со мною того, что прилично знать всякому, кто нѣсколько занимается собою. Ты, кажется, дѣйствуешь истинно почеловѣчески: смотришь не на себя, а на другихъ. Напротивъ, я думаю, какимъ бы образомъ то, о чемъ нынѣ мы довольно разсуждали, и чего достаточно не раскрыли, послѣ обдумать — или съ B. помощію Дамона, надъ которымъ ты позволяешь себѣ смѣяться, никогда его невидавши, или съ помощію другихъ людей. Когда же обдумаю, то съ охотою поучу и тебя; потому что ты, на мой взглядъ, имѣешь великую нужду въ наукѣ.
Лах. О, ты очень мудръ, Никіасъ; однакожъ я совѣтую Лизимаху и Мелисіасу раскланяться съ тобою и со мною, когда надобно разсуждать о воспитаніи юношей, а Сократа C. не отпускать. Таковъ былъ совѣтъ мой съ самаго начала; такъ поступилъ бы и я, еслибъ у меня были взрослыя дѣти.
Ник. Съ этимъ-то я согласенъ. Если Сократъ захочетъ принять на себя попеченіе о юношахъ, то не должно искать никого другаго. Вотъ и я съ большимъ удовольствіемъ ввѣрилъ бы ему своего Никерата[25]; да онъ, какъ скоро рѣчь зайдетъ объ этомъ, всегда рекомендуетъ D. другаго, а самъ не соглашается. Смотри, Лизимахъ, послушается ли онъ и тебя-то.
Лиз. Слѣдуетъ, Никіасъ; вѣдь и я охотно сдѣлалъ бы для него то, чего не захотѣлъ бы сдѣлать для многихъ другихъ. Что же ты скажешь, Сократъ? Послушаешься ли нѣсколько и примешь ли участіе въ попеченіи о юношахъ, чтобы они вышли самыми лучшими?
E.Сокр. Жестоко, Лизимахъ, не хотѣть принять участія въ попеченіи о комъ бы то ни было, чтобы онъ вышелъ самымъ лучшимъ. И если бы въ теперешнемъ разговорѣ я оказался знающимъ, а они незнающими, то на это дѣло конечно надлежало бы пригласить меня: но видишь, всѣ мы равно въ недоумѣніи; на какомъ же основаніи одного изъ насъ предпочесть другому? По моему мнѣнію, никто не заслуживаетъ предпочтенія. Если же такъ; 201. то смотрите, не пригодится ли мой совѣтъ. Я говорю — и мое слово не съ площади — что всѣ мы вообще должны искать самаго лучшаго учителя особенно для себя, ибо имѣемъ въ немъ нужду, потомъ и для дѣтей, не щадя на то ни денегъ, ни всего другаго; а оставаться такими, каковы мы теперь, не совѣтую. Если же кто-нибудь вздумаетъ смѣяться надъ нами, что мы въ такомъ возрастѣ посѣщаемъ B. учителей, то укажемъ ему на Омира[26], который говоритъ: нехорошо стыдиться человѣку нуждающемуся, — и не обращая вниманія на возраженія, на пересуды другихъ, позаботимся съобща какъ о себѣ самихъ, такъ и о дѣтяхъ.
Лиз. Мнѣ нравятся твои слова, Сократъ — и я, какъ ни старъ, готовъ со всею ревностію учиться вмѣстѣ съ юношами. Смотри же, сдѣлай такъ: завтра рано приходи ко мнѣ, C. да непремѣнно; мы посовѣтуемся объ этомъ. А теперь кончимъ свою бесѣду.
Сокр. Сдѣлаю, Лизимахъ; приду къ тебѣ по утру, если будетъ угодно Богу.
Примѣчанія
- ↑ Который сражается въ полномъ вооруженіи, μαχόμενον ἐν ὅπλοις. Что это за искуство сражаться въ полномъ вооруженіи? и правильно ли перевели мы выраженіе: ἐν ὅπλοις μάχεσθαι? Въ Эвтидемѣ ὁπλομαχία переведено словомъ фехтованье: но фехтовать у Грековъ значило не то, что у насъ; потому что Греки употребляли въ сраженіи не такое оружіе, какое употребляемъ мы. По свидѣтельству Казавбона (Fischer. ad Charm. p. 79), ὁπλομάχοι были во первыхъ тѣ, которые, подъ руководствомъ военнаго офицера, учились сражаться дѣйствительнымъ оружіемъ (veris armis), во вторыхъ тѣ, которые преподавали это искуство. Но Казавбоново показаніе неопредѣленно и, кажется, только вполовину справедливо; потому что греческое юношество ἐν ὁπλομαχία, какъ извѣстно, дѣйствовало не настоящимъ оружіемъ, а тупыми или закругленными копьями (pila præpilata), которыя назывались ἐσφαιρομένα ἀκόντια. Намекъ на другое значеніе слова ὁπλομαχία мы находимъ у Ксенофонта (Ἀναβάσ. L. II. 1. 7). Упоминая о какомъ-то Фалинѣ, онъ говоритъ: προςεποιεῖτο ἐπιστήμων εἶναι τῶν περὶ τὰς τάξεις καὶ ὁπλομαχίαν. Основавшись на этомъ выраженіи, Винкельманъ (prolegg. ad Euthyd. p. XXXVIII) утверждаетъ, что подъ словомъ ὁπλομαχία надобно разумѣть вообще военную тактику. Но этому мнѣнію противурѣчитъ разсужденіе Никіаса въ Лахесѣ (p. 182. B). То же мѣсто въ Ксенофонтовомъ отступленіи Шнейдеръ и Борнеманъ объясняютъ иначе и, кажется, удовлетворительнѣе, нежели Винкельманъ. Они говорятъ, что Персы употребляли такое оружіе, которымъ можно было бы сражаться издали, потому что ничѣмъ, кромѣ щита, не закрывали своего тѣла: напротивъ Греки вступали въ битву, вооружившись мечемъ, защитивъ грудь латами, голову шлемомъ, ноги сапогами. Такимъ-то родомъ битвы особенно гордился Фалинъ и въ этомъ искуствѣ былъ учителемъ варваровъ. Если это замѣчаніе справедливо; то ὁπλομαχίαν προςομολογεῖν, или ἐν ὅπλοις μάχεσθαι значило: быть вооруженнымъ съ головы до ногъ и сражаться, употребляя всякое оружіе. По Атенею (IV. 13. p. 154. E), этому искуству прежде всѣхъ училъ нѣкто Демеасъ, мантинейскій фехтмейстеръ; но потомъ преподавали его и софисты. Plat. Euthyd. p. 271. E. Xenoph. memor. III. 1.
- ↑ Извѣстно, что Аристидъ былъ первымъ генералъ-провіантмейстеромъ и казначеемъ союзныхъ войскъ. Заботливость о пользѣ союзниковъ къ нему-то здѣсь преимущественно и относится.
- ↑ Позволяли баловаться, εἴων τρυφᾶν. Этому признанію, повидимому, противорѣчатъ слова Платона въ Менонѣ p. 94. A: ἄλλον δὲ δὴ σκεψώμεθα, Ἀριστεἰδην τὸν Λυσιμάχου. — Οὐκοῦν καὶ οὔτος τὸν ὑιὸν τὸν αὐτοῦ Λυσίμαχον, ὅσα μὲν διδασκάλων εἕχετο, κάλλιςα Ἀθηναίων ἐπαίδευσεν. Но Платонъ какъ въ Менонѣ, такъ и въ Лахесѣ имѣетъ въ виду нравственную цѣль воспитанія. По его ученію, всякое знаніе тогда только цѣнно, когда оно содѣйствуетъ къ улучшенію нравственной стороны человѣка. Лизимахъ конечно могъ быть наученъ всему, что обыкновенно преподаютъ учители, и не смотря на то, оставаться съ самымъ дурнымъ сердцемъ. Есть и въ наше время много людей чрезвычайно образованныхъ, въ которыхъ однакожъ Сократъ не нашелъ бы и тѣни добродѣтели. Вотъ этого-то дара ни отцы, ни учители не въ состояніи были передать имъ. Одни только врачи душъ могли бы сообщить его.
- ↑ О самомъ сообществѣ, περὶ τῆς κοινωνίας, то-есть о томъ, кому посовѣтуете вы ввѣрить нашихъ дѣтей, — съ какими учителями должны они обращаться.
- ↑ Обращая вниманіе на семейную жизнь Сократа, нельзя не обвинять и его въ тѣхъ же самыхъ слабостяхъ. Извѣстно, что онъ весьма мало заботился о женѣ и дѣтяхъ (Xenoph. Symp. II. 10. Plat. Phædon. p. 60) и, живя только для философіи, пренебрегалъ домашними обстоятельствами (Plat. Apol. p. 23). Сократъ тѣмъ менѣе извинителенъ, что онъ даже не несъ и общественной службы. Впрочемъ, что касается до нравственнаго воспитанія дѣтей, то въ упущеніи его бываетъ виновата не служба, а личныя качества родителей, ихъ частныя понятія о добрѣ и злѣ, приличіи и неприличіи, пользѣ и вредѣ, — вообще собственныя ихъ нравственныя и религіозныя свойства.
- ↑ Онъ землякъ твой, ὄντα δημότην. По свидѣтельству Плутарха (v. Pericl. p. 68. B.), Сократъ, Аристидъ и Ѳукидидъ были изъ демы Алопекской.
- ↑ Объ Агаѳоклѣ см. прим. къ Протаг. p. 316 E.
- ↑ Пріятный музыкантъ, ἀνδρῶν χαριέστατоν οὐ μόνον τὴν μουσικήν. Χαρἰεντες вообще — люди пріятные въ обществѣ, а въ отношеніи къ музыкѣ, ихъ можно назвать такими артистами, въ игрѣ которыхъ не столько оригинальности и изобрѣтательности, сколько легкости и пріятности въ исполненіи.
- ↑ Не угодно ли начать..... кому-нибудь изъ васъ, тί οὐ λέγει πότερος ύμῶν; Πότερος, по свидѣтельству Исихія, часто употребляется вмѣсто ἓν ἰκ δυοῖν, см. Sophist, p. 264. D. Legg. XI. p. 914. C. et al. О вопросительной рѣчи, вмѣсто повелительной, см. примѣч. къ Протагору.
- ↑ Науки и искуства во всѣ времена свидѣтельствовали объ извѣстномъ характерѣ и направленіи обществъ. Въ этомъ отношеніи о каждомъ государствѣ можно утверждать тоже, что говорятъ объ одномъ человѣкѣ: скажите мнѣ, съ кѣмъ онъ знакомъ, — я скажу вамъ, каковъ онъ. Разсмотрите общественныя занятія и удовольствія народа; — вамъ не трудно будетъ опредѣлить нравственное его состояніе и понять, какова его жизнь въ настоящемъ и судьба въ будущемъ. Вникните, чѣмъ любуется народный геній, — вы уразумѣете его достоинства и слабости, его здоровье и болѣзни. Смѣли ли сбѣгаться въ Лакедемонъ всесвѣтные скоморохи, гдѣ не терпѣлось ничего чуждаго, гдѣ строгость жизни простиралась даже до суровости нравовъ и смягчалась только пламенною любовію къ отечеству? Тамъ не было блеска и роскоши; но за то тамъ царствовали довольство, спокойствіе и слава. Напротивъ Аѳиняне принимали безъ разбора всѣхъ иностранцевъ, стекались на зрѣлища, жаждали новостей, жили воображеніемъ, но теряли чувство народности, трепетали предъ призраками, боялись самихъ себя и ранѣе всѣхъ другихъ Грековъ изгладили въ себѣ характеръ Эллинизма.
- ↑ Объ этой пословицѣ см. Schol. ad h. l. Пословица: въ бочкѣ гончарня — указываетъ на тѣхъ, которые приступаютъ только еще къ началамъ науки, а уже говорятъ свысока, какъ будто получили познаніе совершеннѣйшее.
- ↑ Извѣстный стихъ Солона: γηράσκω δ᾽ ἀεὶ πολλὰ διδασκόμενος. Онъ сохраненъ Плутархомъ v. Solon. p. 96. E. и Схоліастомъ ad Sophocl. Antig. v. 711.
- ↑ Изъ многихъ мѣстъ Ксенофонтовыхъ и Платоновыхъ сочиненій видно, что послѣдователи Сократа, и особенно Платонъ, болѣе одобряли дорійскій образъ жизни, такъ какъ Доряне отличались какою-то важностію и прямодушіемъ, и въ этомъ отношеніи совершенно противуполагались легкомысленнымъ жителямъ Аттики и изнѣженнымъ Іонянамъ. Посему Лахесъ, требуя искренности въ разговорѣ, хочетъ, чтобъ онъ шелъ дорически, то-есть, чтобы въ немъ слова гармонировали съ мыслями, а мысли съ дѣлами. Сравн. сужденіе Платона въ его Государствѣ. L. III. p. 398. sqq.
- ↑ На образъ сраженія Скиѳовъ указываетъ Горацій (Od. I. 19. 11) nec patitur Scythas et versis animosum equis Parthum dicere. Этимъ также объясняется Гораціево выраженіе: profugi Scythæ. Od. I. 35, 9.
- ↑ Слова Омира, которыя Платонъ приводитъ здѣсь, находятся въ Иліадѣ V. 223. Сн. VIII. 105. sqq. Въ послѣднемъ мѣстѣ Энеевы кони уже въ рукахъ Діомида, который говоритъ: οὓς ποτ᾽ ἀπ᾽ Αἰνείαν ἑλόμην μήστωρε φόβοιο (другое чтеніе: μήστωρα, которому слѣдуетъ и Платонъ). Сократъ, по обычаю, играя словами, подъ выраженіемъ μήστωρα φόβοιο разумѣетъ того, кто замышляетъ бѣгство, такъ какъ бы μήστωρ происходило отъ μήδεσθαι. Посему тотъ ошибется, кто будетъ искать здѣсь серьёзнаго истолкованія словъ Омировыхъ.
- ↑ Съ щитоносцами, πρὸς τοῖς γεῤῥοφόροις. Γέῤῥα, по свидѣтельству Схоліаста, были ивовые щиты, употреблявшіеся Греками для всякаго огражденія во время сраженія. Но иногда, говоритъ онъ, подъ словомъ γέῤῥα разумѣлись и щиты персидскіе, сдѣланные изъ кожи, даже палатки. Снес. Hered. VII. 61.
- ↑ Вотъ способъ, которымъ Платонъ ищетъ общихъ понятій о вещахъ. Онъ требуетъ родоваго признака, который былъ бы признакомъ всѣхъ предметовъ одного рода. Подобнымъ образомъ и въ Менонѣ (p. 74. A) устанавливается общее понятіе о добродѣтели: τὴν δὲ μίαν (ἀρετὴν) ἣ διὰ πάντων τούτων ἐςίν, οὐ δυνάμεθα ἀνευρεῖν. Сравн. Heindorf ad Sophist, p. 240. A.
- ↑ Если даже и врачь и гадатель...... быть названы мужественными, ὁπότε γε μήτε ἱατρὸς μήτε μάντις αὐτὸ γνώσεται, μηδὲ ἀνδρίος ἔσται. Здѣсь должно замѣтить употребленіе частицъ μήτε и μηδέ. Различіе между ими тоже, какое между δὲ и τε. Частица μήτε употребляется для соединенія, а μηδὲ — для раздѣленія словъ. Посему οὔτε или μήτε полагается, когда какое-нибудь общее понятіе объясняется частными; а μηδὲ имѣетъ мѣсто тамъ, гдѣ къ рѣчи присоединяется нѣчто новое, отъ значенія прежнихъ словъ отличное. Точно такое значеніе имѣютъ эти частицы и въ настоящемъ случаѣ.
- ↑ Эта пословица приводится и изъясняется Схоліастомъ: κἂν κύων κἄν ὔς γνοίη. Она означаетъ то, что легко познается и доступно даже для безсмысленнаго животнаго.
- ↑ И свиньи Кромміонской, οὐδὲ τὴν κρομμυωνίαν ὖν. По свидѣтельству Страбона VIII. p. 583 и Павзанія Corinth. I., Кромміонъ была деревня Коринѳскаго округа. Имя этой деревни сдѣлалось историческимъ, благодаря одной свиньѣ, которая опустошала ту страну и наконецъ была убита Тезеемъ. Ovid. metamorph. VII. 435. Quod que suis securus arat Cromyona colonus, Munus opusque tuum est.
- ↑ Ламахъ — Аѳинскій полководецъ, участвовалъ въ сиракузской войнѣ и, не смотря на старость, почитался человѣкомъ хитрымъ. Plutarch. Vit. Nic. C. 15. sqq. Vit. Alcib. C. 18. καὶ γὰρ ὁ τρίτος ὁ στρατηγὸς Λάμαχος, ἡλικίᾳ προήκων, ὅμως ἐδόκει μηδὲν ἦττον εἷναι τοῦ Ἀλκιβιάδου διάπυρος καὶ φιλοκίνδυνος. Никіасъ упоминаетъ о немъ и соединяетъ его имя съ именемъ Лахеса, очевидно, желая укольнуть послѣдняго.
- ↑ Лахесъ, кажется, былъ родомъ изъ Эксонской демы. Намеки на это есть у Свиды, Стефана Византійскаго и Гарпократіона. Anecd. Becker. T. I. p. 358. Жители этой страны почитались людьми безстыдно злоязычными. Schol. ad. h. l. Αἰξωνὶς δῆμος Κεκρόπιδος, καὶ Αἰξωνεῖς οἰ ἐκεῖθεν, οἲ καὶ βλάσφημοι ἐκωμῳδοῦντο εἶναι· παρ᾽ ὃ καὶ αἰξωνέυεσθαί φασι τὸ βλασφημεῖν᾿ ὃ καὶ ἡ Πλατωνικὴ ρῆσις δηλοῖ.
- ↑ Третье обстоятельство. Первое было то, что мужество есть часть добродѣтели; второе то, что достойное страха есть будущее зло, а не страшное — будущее добро; третье то, что знаніе каждой вещи относится ко всѣмъ временамъ.
- ↑ Это сказано, кажется, въ насмѣшку Никіасу, который подверженъ былъ страннымъ предразсудкамъ. По крайней мѣрѣ Плутархъ (Vit. Nic. C. 13 et 24) приписываетъ ему δεισιδαιμονίαν.
- ↑ Никератъ, сынъ полководца Никіаса, по свидѣтельству Ксенофонта, былъ весьма коротокъ съ Сократомъ и большой любитель Омира. Онъ находится въ числѣ лицъ, разговаривающихъ въ Платоновомъ Государствѣ; только тамъ болѣе держится, по видимому, стороны Тразимаха. См. L. I. p. 327. C. Никератъ убитъ тридцатью тираннами. Xenoph. Hellen. II. 3. 39. Lysias or. contra Poliuch. p. 602.
- ↑ Это мѣсто находится въ Одиссеѣ XVII. 347. Платонъ приводитъ его также въ Хармидѣ p. 161. A.