Въ предшествовавшей главѣ мы очертили общую картину столичнаго бродячаго, бездомнаго и нищенствующаго класса, а также причины и источники, его порождающіе; здѣсь мы остановимся на характеристической и весьма интересной частности этой печальной картины—на нищенствѣ, въ разнообразныхъ его видахъ и проявленіяхъ, выработанныхъ мѣстными специфическими условіями. Здѣсь, впрочемъ, необходима маленькая оговорка.
Если подъ словомъ нищета разумѣть, вообще, бѣдность и крайность, то пришлось-бы рамку нашего очерка раздвинуть до коллосальныхъ размѣровъ и даже потерять ее совсѣмъ изъ виду, потому что Петербургъ,—какъ это мы говорили въ своемъ мѣстѣ,—городъ по преимуществу «бѣдный», изобилующій во всѣхъ своихъ общественныхъ сферахъ разнообразной нищетой, населенный, въ огромной долѣ, такъ называемымъ недостаточнымъ классомъ. Мы старались, хотя приблизительно, намѣтить объемъ всей петербургской бѣдности, скрывающейся не только въ подвалахъ и чердакахъ, но нерѣдко и за зеркальными окнами бель-этажей, выходящей на улицу, въ люди, не только въ лохмотьяхъ, съ протянутой за милостыней рукою, но, случается, и въ щегольскомъ, по послѣдней картинкѣ, костюмѣ, съ гордымъ и беззаботнымъ видомъ вполнѣ обезпеченнаго положенія и довольства. Но пытаться вскрыть и констатировать всѣ виды нищеты—отъ той, которая сама себя рекламируетъ, до той, которая, по пословицѣ, носитъ «на брюхѣ шелкъ» въ то время, какъ въ пустотѣ самаго брюха раздается томительный «щелкъ»,—усилія напрасныя. Точный діагнозъ и точная статистика всѣхъ нуждъ, лишеній и страданій, гнѣздящихся въ массѣ милліоннаго человѣческаго муравейника,—недостижимы, и, кромѣ нѣсколькихъ гадательныхъ штриховъ этой огромной язвы, мы дать больше ничего не можемъ.
На этомъ-то основаніи и здѣсь мы ограничиваемъ рамку нашего очерка лишь спеціальнымъ и опредѣленнымъ понятіемъ нищеты и нищенства, въ обыденномъ смыслѣ этихъ словъ. Въ этомъ смыслѣ, подъ нищенствомъ понимается такое положеніе, когда человѣкъ почему либо лишается возможности собственными силами и средствами пропитывать себя, и вынуждается голодомъ обращаться къ общественной благотворительности. Это, такъ сказать, общая прописная формула разсматриваемаго соціальнаго явленія, но на практикѣ, какъ самое нищенство, такъ и его причины имѣютъ множество разновидностей, и въ томъ числѣ много такихъ, которыя трудно уловимы для наблюдателя.
Напримѣръ, одинъ изслѣдователь этого явленія, желая опредѣлить его бытовую и юридическую сущность, высказалъ такое, какъ-бы общее положеніе, что «нищенство есть не дѣйствіе, а состояніе». Въ теоріи это вѣрно, но дѣйствительность на каждомъ шагу доказываетъ фактами, что есть много видовъ нищенства, отождествляющихъ собою понятіе, именно, дѣйствія, въ юридическомъ смыслѣ слова, каково, напр., нищенство промышленное. Вообще, въ теоретическомъ опредѣленіи сущности нищенства замѣчается путаница и сбивчивость. Одни изслѣдователи смотрятъ на него, какъ на продуктъ чисто-экономическихъ неблагопріятныхъ условій; другіе хотятъ видѣть въ немъ, главнымъ образомъ, порокъ нравственный, съ чѣмъ согласно отчасти и существующее законодательство, какъ у насъ, такъ и на Западѣ, заключающее въ себѣ цѣлый рядъ карательныхъ мѣръ, направленныхъ противъ нищенства. Съ своей стороны, общество въ массѣ, особенно въ низшихъ классахъ, благодушно относится къ нищимъ, по традиціи, какъ къ «божьимъ людямъ», на попеченіи о которыхъ должно изощряться религіозное чувство милосердія во Христѣ. Этой же точки зрѣнія придерживается отчасти и просвѣщенная оффиціальная филантропія, какъ-бы предназначенная смягчать своимъ благотворительнымъ елеемъ суровое отношеніе къ нищенству дѣйствующаго полицейскаго закона. Такую именно функцію выполняетъ въ Петербургѣ комитетъ для разбора и призрѣнія нищихъ, дѣятельность котораго, впрочемъ, не приноситъ никакихъ существенныхъ результатовъ, какъ увидимъ ниже.
Во всякомъ случаѣ, нищенство, во всѣхъ его разнообразныхъ видахъ, должно быть принято, какъ явленіе обособленное и самостоятельное. По крайней мѣрѣ, всѣ изслѣдователи условились отличать его отъ пауперизма, хотя оно есть прямое его порожденіе, и, въ дѣйствительности, очень трудно отъискать раздѣльную грань, гдѣ пауперизмъ соприкасается и перемежается съ нищенствомъ.
Теперь о причинахъ. Не вдаваясь въ разсмотрѣніе ихъ отдаленныхъ корней и частныхъ мнѣній по этому предмету ученыхъ изслѣдователей, остановимся лишь на обязательномъ и вошедшемъ въ силу формулированіи ихъ нашимъ дѣйствующимъ законодательствомъ. Въ «Уложеніи о наказаніяхъ» (томъ XV Св. Зак.) законодатель, при разсмотрѣніи случаевъ «нарушенія правилъ о прошеніи подаянія», по смыслу которыхъ «воспрещается нищенствовать» всѣмъ и каждому, распредѣляетъ нарушающихъ эти правила на двѣ категоріи. Распредѣленіе это сдѣлано на основаніи различія причинъ и поводовъ, побуждающихъ неосновательныхъ гражданъ прибѣгать къ попрошайничеству, а именно: 1) на нищенствующихъ по несчастію, и 2) на нищенствующихъ «по лѣни, привычкѣ къ праздности или даже въ видѣ ремесла». Далѣе, законъ, а на его основаніи и нищенскій комитетъ допускаютъ еще, какъ будетъ сказано въ своемъ мѣстѣ, частную, болѣе подробную разгруппировку причинъ нищенства, но въ основѣ остаются двѣ—вышепоименованныя, составляющія общепринятую, вошедшую въ рутину квалификацію нищенства, хотя она и не выдерживаетъ строгой критики.
Не выдерживаетъ критики потому, что, производя, напр., ремесло нищенствомъ отъ «лѣни и привычки къ праздности», она констатируетъ въ сущности не причину даннаго явленія, а его послѣдствія. Кому неизвѣстно, что на Руси благодатной есть не мало мѣстностей, гдѣ сплошь почти все населеніе, если не постоянно, то періодически промышляетъ собираніемъ по міру «кусочковъ». Неужели это отъ «лѣни и привычки къ праздности»?.. Что-же касается представителей городскаго нищенства, то, хотя несомнѣнно—отъявленныхъ лѣнтяевъ и празднолюбцевъ между ними много, но самая-то лѣнь есть въ нихъ продуктъ нищенскаго состоянія, а—не наоборотъ.
Нищенство въ общемъ мнѣніи, раздѣляемомъ всѣми болѣе или менѣе культурными классами, представляетъ собою состояніе унизительное и, въ извѣстной степени, позорное. Чтобы дойти до него, чтобы рѣшиться выйти на улицу и клянчить у прохожихъ съ протянутой рукою, человѣкъ долженъ прежде отрѣшиться, въ извѣстной мѣрѣ, отъ сохраненія собственнаго достоинства, долженъ нравственно раскиснуть и сломаться. На улицу онъ выходитъ уже деморализованнымъ, опустившимся, дошедшимъ до отчаянія; но вѣдь, чтобъ превратиться въ открытаго попрошайку, въ представителя всѣми презираемаго общественнаго отребья, человѣкъ долженъ былъ вынести долгую, мучительную борьбу съ постигшимъ его несчастьемъ и самимъ собою. Близорукіе наблюдатели забываютъ обыкновенно объ этомъ незримомъ тяжкомъ періодѣ постепеннаго паденія и непосильной борьбы съ нуждою, предшествующемъ, по большей части, въ жизни каждаго профессіональнаго нищаго тому моменту, когда въ немъ созрѣла рѣшимость выйти на улицу съ протянутой рукою.
Эта рѣшимость человѣку очень дорого стоитъ, но разъ сдѣланъ шагъ, по свойству покладистой человѣческой натуры, въ слѣдующіе затѣмъ моменты являются сами собою приспособленность и привычка къ принятому положенію, какъ-бы оно ни было, съ перваго взгляда, унизительно и трудно. Уже и безъ того измученное, исковерканное долгой борьбою чувство собственнаго достоинства тупѣетъ окончательно, энергія и духъ предпріимчивости гаснутъ; наступаютъ полная распущенность и деморализація,—и нищій по профессіи готовъ во всей своей красѣ! Нищій, теряя вѣру въ себя и въ свои силы, и пріучаясь смотрѣть изъ чужихъ рукъ на средства къ существованію, естественнымъ порядкомъ утрачиваетъ неощутительно способность и охоту къ труду и, такимъ образомъ, превращается въ лѣнтяя и дармоѣда по призванію.
На основаніи этихъ соображеній, весьма трудно различать, гдѣ нищенство изъ «состоянія» переходитъ въ «дѣйствіе» или, другими словами, гдѣ оно изъ вынужденнаго крайностью и случайнаго положенія превращается въ добровольное, привычное ремесло. Въ сущности, оба эти вида «нищенскаго образа» суть ничто иное, какъ различныя степени одного и того же явленія, подобно тому, какъ въ патологіи различаются острая и хроническая формы одного и того же недуга. Разсматривая нищенство, какъ язву общественнаго организма, всего правдоподобнѣе сравнить его вышеозначенные виды именно—съ острой, легко поддающейся излѣченію, и трудно излѣчимой, застарѣлой, хронической формами данной болѣзни. Съ этой точки зрѣнія мы и постараемся разгруппировать многообразныя проявленія столичнаго нищенства въ доступныхъ наблюденію предѣлахъ. Начнемъ, прежде всего, съ фактовъ нищенства острой формы, обусловленнаго только временнымъ лишеніемъ средствъ къ пропитанію, подъ вліяніемъ случайныхъ причинъ.
Нищенство этой группы комплектуется главнымъ образомъ, какъ мы въ своемъ мѣстѣ указывали, неудачниками изъ пришлыхъ крестьянъ, или явившихся въ столицу на заработки и обманувшихся въ своемъ разсчетѣ, или почему либо оставшихся безъ мѣста и безъ работы, которыми они передъ этимъ пользовались. Нищенствующіе этой категоріи дѣйствительно представляютъ собою случайный элементъ и, въ большинствѣ случаевъ, ничего не имѣютъ общаго съ тѣми потерянными, деморализованными профессіональными попрошайками, которые составляютъ сущность разсматриваемой язвы.
Крестьянинъ, воспитанный вѣковой школой лютой нужды и лишеній, усвоилъ себѣ такой житейскій взглядъ, что никому-де отъ «сумы, да отъ тюрьмы зарекаться не слѣдъ». Поэтому, доведенный до крайности, онъ нерѣдко идетъ «побираться», не чувствуя въ этомъ ничего постыднаго, въ наивно-патріархальной вѣрѣ встрѣтить со стороны ближнихъ вполнѣ человѣчное къ себѣ отношеніе. Человѣкъ проситъ подать ему Христа ради, значитъ, другаго исхода ему нѣтъ отъ голодной смерти, и каждый, смотря на дѣло съ этой сердечной точки зрѣнія, подаетъ ему по силѣ-мѣрѣ, безъ всякаго филантропически-брезгливаго покровительства, по человѣчеству, и памятуя, при этомъ, что и для него самого—на кого грѣхъ, да бѣда не живетъ?—нищенская сума не заказана… Тутъ нѣтъ мѣста подозрѣнію, что просящій подаяніе—лѣнтяй и дармоѣдъ, избывающій трудовые способы пропитанія въ потѣ лица своего. Напротивъ, само собой подразумѣвается, что случись работа, дающая хлѣбъ насущный, и—этотъ нищій тотчасъ-же скинетъ суму съ плечъ и превратится въ честнаго, заправскаго работника. Такъ оно, дѣйствительно, въ крестьянской жизни и бываетъ, на основаніи чего составился выше очерченный, крестьянскій своеобычный взглядъ на «нищенскій образъ», воспринимаемый своимъ братомъ-мужикомъ. Поэтому-то въ массѣ столичнаго нищенства необходимо отличать нерѣдко встрѣчаемыхъ крестьянъ-работниковъ, просящихъ подаяніе, вслѣдствіе безъисходной нужды и невозможности достать работу. Это—случайные нищіе, и къ нимъ, въ большинствѣ, никакъ нельзя прикидывать тотъ аршинъ нравственнаго паденія и лѣни, съ которымъ умѣстно подходить къ другимъ видамъ и формамъ нищенства.
Нищенствующихъ этой категоріи является въ Петербургѣ больше всего зимою. Есть немало чернорабочихъ профессій, изъ представителей которыхъ въ зимнее время очень немногіе достаютъ себѣ работу, притомъ за плату, доведенную до minimum’а, вслѣдствіе большаго предложенія рукъ. «Что-же, спрашивается, долженъ дѣлать здоровый рабочій, не нашедшій себѣ работы?—говоритъ, по этому поводу, одинъ непосредственный наблюдатель разсматриваемаго рода пауперовъ.—Желудокъ его, благодаря постоянной дѣятельности, привыкъ поглощать до 5 фунтовъ хлѣба въ день, а такъ какъ рабочій живетъ однимъ только желудкомъ и для него одного, то и голодъ ощущается имъ гораздо рѣзче, чѣмъ человѣкомъ, привыкшимъ къ сидячей работѣ. Въ виду настоятельной потребности какъ нибудь наполнить свой желудокъ, рабочій съ нетерпѣніемъ ждетъ вечера и, скрѣпя сердце, отправляется по лавочкамъ «звонить» хлѣба. Сколько душевныхъ пытокъ ощущаетъ онъ на первыхъ порахъ, это можно судить по тому, что онъ сначала подойдетъ къ нѣсколькимъ лавочкамъ, постоитъ немного около нихъ и уходитъ далѣе, не рѣшаясь войти. Но разъ онъ вошелъ, въ другой и послѣдующіе разы дѣлается все смѣлѣе и смѣлѣе, и въ концѣ концовъ превращается въ настоящаго «звонаря» (т. е. въ нищаго).
Это—совершенно вѣрная картина того тяжелаго пути, какимъ крестьянинъ-рабочій приходитъ къ рѣшимости начать «звонить хлѣба». Невѣрно здѣсь только—по крайней мѣрѣ, какъ общее правило,—заключеніе, что эти случайные «звонари» превращаются въ «настоящихъ», т. е., профессіональныхъ нищихъ, ибо самъ-же авторъ чрезъ нѣсколько строкъ засвидѣтельствовалъ тотъ фактъ, что «звонари» эти, при первой возможности найти работу, отказываются отъ попрошайничества. «На лѣто,—говоритъ онъ,—когда открываются работы, Петербургъ освобождается отъ десятковъ тысячъ желудковъ, всю зиму наполняемыхъ благотворительностью». Въ этомъ-то и заключается спеціальная особенность данной категоріи столичнаго нищенства, комплектуемаго чернорабочимъ людомъ, по различнымъ временамъ и случайнымъ причинамъ, каковы, напр., колебаніе спроса рабочихъ рукъ на рынкѣ труда, безпаспортность и т. д. Здѣсь мы, впрочемъ, сошлемся лучше на юрисдикцію и практику комитета о нищихъ, тоже существеннымъ образомъ отличающаго рабочихъ, вынужденныхъ крайностью просить подаянія и представляющихъ собою такую группу разсматриваемаго здѣсь класса, которая стоитъ какъ разъ на межѣ, гдѣ поверхностному глазу легко смѣшать пауперизмъ съ нищенствомъ.
При разборѣ доставляемыхъ полиціею нищихъ, комитетъ, согласно своей программѣ, распредѣляетъ ихъ на четыре разряда и, сообразно этому, устраиваетъ ихъ дальнѣйшую судьбу: однихъ помѣщаетъ въ богоугодныя заведенія, другихъ старается пріучить къ какому нибудь занятію и труду, третьихъ выпроваживаетъ на казенный счетъ изъ столицы на родину и, наконецъ, четвертыхъ, отличающихся въ прошеніи милостыни «по лѣни и привычкѣ къ праздности», привлекаетъ къ отвѣтственности въ мировой судъ. Распредѣленіе нищихъ по разрядамъ обусловлено практикой и наблюденіемъ. Такимъ образомъ, по классификаціи комитета, къ первому разряду относятся впавшіе въ нищенство отъ несчастныхъ обстоятельствъ: сиротства, дряхлости, болѣзней и, вообще, неимѣнія ни силъ, ни здоровья къ заработыванію пропитанія; ко второму разряду отнесены нищенствующіе по временному несчастью или болѣзни, обладающіе силами для работы, но не имѣющіе ни случаевъ, ни способовъ найти ее; къ третьему разряду причисляются такіе нищіе, которые, имѣя возможность и силы трудиться, вслѣдствіе лѣни, привычки къ праздности и «дурнаго своего поведенія», сдѣлали изъ прошенія милостыни ремесло для себя; въ четвертый же разрядъ заносятся всѣ временные или случайные нищіе, какъ-то: просрочившіе паспорты, по болѣзни или неграмотности, и тѣмъ лишившіе себя возможности найти работу, лишившіеся, по какому нибудь несчастному случаю, мѣста или денегъ въ дорогѣ, вдали отъ родины, и проч.
Намъ необходимо было привести здѣсь эту казенную классификацію столичнаго нищенства для дальнѣйшихъ соображеній; здѣсь-же мы ссылаемся на нее только для установленія правильнаго взгляда на выше разсмотрѣнную нами группу временныхъ и случайныхъ нищихъ, выдѣляемыхъ чернорабочимъ, преимущественно крестьянскимъ, населеніемъ столицы. Группа эта въ массѣ петербургскаго уличнаго нищенства занимаетъ, по численности, одно изъ первенствующихъ мѣстъ. Мы имѣемъ возможность опредѣлить ее въ цифрахъ, на основаніи отчетной статистики нищенскаго комитета, но при этомъ нужно только помнить, что статистика комитета далеко не обнимаетъ собою всего столичнаго нищенства, даже того, которое не избѣгаетъ полицейскаго «задержанія». У насъ имѣются подъ рукою цифровыя данныя комитета за четыре года (съ 1870 по1873 г. включительно). Приводимъ изъ нихъ, въ годичныхъ итогахъ, число нищихъ, попадавшихъ въ комитетъ, параллельно съ цифрами задержанныхъ полиціей, а именно:
| Полиціей задерживалось. | Въ комитетѣ содержалось. | |||
| Въ | 1870 | году | 5.314 | 2.675 |
| » | 1871 | » | 5.607 | 3.788 |
| » | 1872 | » | 4.543 | 3.396 |
| » | 1873 | » | 6.240 | 3.346 |
| 5.425 | 3.301 | |||
Такимъ образомъ оказывается, что въ среднемъ разсчетѣ, между полицейской статистикой нищихъ и вѣдомостью ихъ, производимой комитетомъ, существовала за данный періодъ разница на 2.124 ч. ежегодно; другими словами: до сорока процентовъ общей суммы нищихъ, задерживаемыхъ полиціей, не достигало гостепріимныхъ дверей комитета и было лишено его «разбора» и «призрѣнія». Чѣмъ это объяснить—мы не знаемъ, хотя хорошо извѣстно, что по существующимъ правиламъ ни одинъ нищій, изловленный на улицахъ столицы, не долженъ пройти мимо попечительныхъ глазъ и рукъ комитета, какъ, съ другой стороны, самъ комитетъ, говорятъ, выработалъ такое правило, что только тотъ нищій можетъ разсчитывать на его призрѣніе, котораго приводитъ къ нему полиція и—не иначе. Отмѣчаемъ мимоходомъ этотъ вызывающій на размышленіе фактъ и возвращаемся къ разсматриваемому нами вопросу.
Статистика комитета даетъ намъ довольно обстоятельныя свѣдѣнія объ устройствѣ судьбы доставляемыхъ ему нищихъ. Судьба эта бываетъ различна и согласуется съ производимымъ въ комитетѣ «разборомъ» нищихъ по разъ установленнымъ «разрядамъ», о которыхъ было говорено выше. Такимъ образомъ, узнаемъ, что ежегодно, въ среднемъ разсчетѣ (за 1870—1872 г.), изъ 3.286 нищихъ, попадавшихъ въ вѣдѣніе комитета, было имъ {{|razr|отправляемо}}: на родину—330, въ губернское правленіе—796, въ управу благочинія и полицію—210, въ мѣщанскую и ремесленную управы—237; призрѣвалось въ богадѣльняхъ—9; пристраивалось къ работамъ и на мѣста—799; привлекалось къ мировому суду—283 чел., и отвозилось на Преображенское кладбищѣ—73 (въ восемь разъ больше, чѣмъ призрѣвалось въ богадѣльняхъ).
Данныя эти представляютъ довольно наглядную и назидательную картинку благотворной дѣятельности комитета, но насъ не она теперь интересуетъ. Для насъ нужно опредѣлить здѣсь ариѳметическое отношеніе между двумя главными, по общепринятой классификаціи, группами столичныхъ нищихъ:—случайныхъ и временныхъ, испрашивающихъ подаяніе «по несчастью», а также сирыхъ, увѣчныхъ и престарѣлыхъ, съ одной стороны, и—съ другой—предающихся нищенству «по лѣни, привычкѣ къ праздности и дурному поведенію». Насколько можно полагаться на точность «разбора» комитета и его цифры, отношеніе это само собою явствуетъ изъ приведенныхъ данныхъ.
Очевидно, цифра нищихъ, преданныхъ комитетомъ суду, сполна обнимаетъ собою вторую группу, т. е. предосудительный «разрядъ» тѣхъ попрошаекъ, которые, вслѣдствіе порочныхъ наклонностей, сдѣлали изъ нищенства ремесло. Цифра эта, какъ видно, опредѣляема въ 283 человѣка,—весьма лестная для репутаціи нравственности Петербурга и болѣе чѣмъ успокоительная, ибо даже по статистикѣ комитета она составляетъ менѣе десяти процентовъ общаго числа разбираемыхъ имъ нищихъ. Словомъ, совершенный пустякъ, имѣющій чисто дифференціальное, ничтожнѣйшее значеніе въ милліонной массѣ благополучнаго столичнаго населенія! Читатель, конечно, воленъ вѣрить или не вѣрить этому отрадному выводу оффиціальной статистики.
Весьма интересна также въ статистикѣ комитета цифра призрѣваемыхъ имъ нищихъ. Цифра эта до комизма ничтожная, если смотрѣть на нее окомъ скептика; но, съ точки зрѣнія оптимистической, она тоже въ высочайшей степени отрадная. Въ самомъ дѣлѣ, не отрадно ли знать, что изъ всего столичнаго населенія ежегодно девять человѣкъ, по разсмотрѣнію компетентнаго комитета, оказываются въ состояніи нищеты и безпомощности въ такой степени, что комитетъ вынуждается поручить ихъ призрѣнію общественной филантропіи!?. Оставимъ, впрочемъ, въ сторонѣ эти курьезы статистики и практики достопочтеннаго комитета, чтобы не погрѣшить возбужденіемъ недовѣрія къ его филантропическому авторитету и апломбу непогрѣшимости, съ которыми онъ ежегодно, съ методической аккуратностью, истрачиваетъ десятки тысячъ рублей на безплодное переливаніе изъ пустаго въ порожнее бездонной пучины столичнаго нищенства. Положительнымъ результатомъ его дѣятельности можно-бы считать пріурочиваніе нищихъ къ занятіямъ и мѣстамъ, но мы не знаемъ ни способовъ этого пріурочиванія, ни его прочности. Остается, въ интересѣ сдѣланнаго нами выше заключенія о составѣ и характерѣ группы временныхъ и случайныхъ нищихъ, утѣшиться только тѣмъ, что цифра пауперовъ, облагодѣтельствованныхъ такимъ образомъ комитетомъ, довольно значительна (799 изъ 3.286, или болѣе 24%).
Вообще, вѣдомости разбора и распредѣленія нищихъ комитетомъ утверждаютъ насъ въ слѣдующей мысли, вопреки пессимистическому мнѣнію самого комитета, что, будто-бы, «главнѣйшая причина нищенства не суть болѣзни или дряхлость, а скорѣе лѣнь и привычка къ праздности» (Отчетъ за 1871 г., стр. 2),—а именно въ той мысли, что масса петербургскаго нищенства комплектуется не столько профессіональными, порочными и потерянными для общества лѣнтяями-попрошайками, сколько бѣдняками изъ простолюдиновъ, или дѣйствительно несчастныхъ и безпомощно убогихъ, или случайно доведенныхъ до крайности и временно лишь вынужденныхъ идти на улицу «звонить» на хлѣбъ у прохожихъ. Здѣсь кстати будетъ ближе ознакомиться съ сословнымъ и профессіональнымъ составомъ столичнаго уличнаго нищенства, а также съ распредѣленіемъ его по поламъ и возрастамъ, о чемъ находимъ любопытныя и довольно подробныя свѣдѣнія въ отчетахъ комитета.
Въ числѣ 3.286 нищихъ, ежегодно разбиравшихся въ комитетѣ, по среднему разсчету за трехлѣтіе (1870—1872 г.), находилось:
| Лицъ благороднаго званія | 275 | или | 8,5 | % |
| Духовныхъ | 15 | » | 0,4 | » |
| Отставныхъ придворнослужителей | 30 | » | 0,8 | » |
| Крестьянъ | 723 | » | 22,0 | » |
| Нижнихъ чиновъ воинскаго званія | 1.170 | » | 35,6 | » |
| Мѣщанъ и ремесленниковъ | 913 | » | 27,7 | » |
| Купцовъ и почетныхъ гражданъ | 8 | » | 0,2 | » |
| Иностранцевъ | 45 | » | 1,3 | » |
| Финляндскихъ уроженцевъ[1] | 45 | » | 1,3 | » |
| Питомцевъ Воспит. Дома и незаконнорожденныхъ | 11 | » | 0,3 | » |
| Вольноотпущенныхъ (?) | 14 | » | 0,4 | » |
Табличка эта можетъ служить посылкой для нѣсколькихъ интересныхъ выводовъ и сопоставленій. Остановимся на нѣкоторыхъ. Любопытно прежде всего отношеніе представителей культурныхъ классовъ къ некультурнымъ въ средѣ столичнаго нищенства. Отнеся къ культурнымъ классамъ лицъ благороднаго и духовнаго званія, купцовъ и почетныхъ гражданъ, видимъ, что они фигурируютъ здѣсь въ количествѣ около 10%. Вообще-же, о степени культурности кліентовъ нищенскаго комитета еще болѣе любопытную справку даютъ намъ свѣдѣнія о числѣ грамотныхъ между ними. Къ сожалѣнію, свѣдѣнія эти имѣются въ комитетскихъ отчетахъ только за два года (1870—1871) и относятся не ко всему числу нищихъ. Узнаемъ изъ нихъ, что, въ сложности, изъ 5.655 спрошенныхъ комитетомъ нищихъ, грамотныхъ оказалось всего лишь 1.780 чел. или съ небольшимъ 31%, т. е., менѣе одной трети[2]. Отношеніе это получаетъ особенный вѣсъ и значеніе, если его сопоставить съ отношеніемъ числа грамотныхъ къ числу неграмотныхъ въ средѣ всего столичнаго населенія вообще.
По даннымъ переписи 1869 г., знающихъ грамотѣ въ петербургскомъ населеніи исчислено 60,3%, а неграмотныхъ—39,7%. Между тѣмъ, оказывается, что отношеніе это въ средѣ петербургскаго нищенства имѣетъ совершенно обратное значеніе: въ немъ, на каждые 100 чел., грамотныхъ только 31, а неграмотныхъ 69. Изъ этого обстоятельства можно заключить, что однимъ изъ факторовъ въ развитіи нищенства является низкая степень умственнаго развитія, недостатокъ образованія и культурности, если говорить вообще и если можно положиться на выводъ изъ такого, сравнительно, ничтожнаго числа наблюденій, какое доставила намъ статистика комитета.
Въ частности же, нижеслѣдующая выкладка покажетъ намъ, что въ Петербургѣ вышеисчисленные нами культурные классы, въ средѣ которыхъ, по крайней мѣрѣ, безграмотность почти не встрѣчается, выдѣляютъ, сравнительно, напр., съ крестьянами, немногимъ меньшій процентъ нищихъ. Такъ, на 130.020 чел. общаго ихъ числа—нищихъ, принадлежащихъ къ этимъ классамъ, приходится ежегодно 298 чел. или болѣе 0,2%, а на 207,170 крестьянъ—723 нищихъ или немногимъ болѣе 0,3%. Разница весьма незначительная, если рѣчь идетъ о вліяніи въ данномъ отношеніи культурности, потому что въ то время, какъ на сто дворянъ, чиновниковъ и т. п. приходится всего около двухъ неграмотныхъ, на сто крестьянъ таковыхъ-же невѣждъ—болѣе 58-ми! Черта, конечно, не имѣющая общаго значенія, но не лишенная характеристичности, въ частности, по отношенію къ Петербургу.
Въ приведенной табличкѣ бросается въ глаза, довольно нелестное для славы русскаго оружія, преобладаніе сыновъ Марса въ средѣ столичнаго нищенства, въ которомъ они составляютъ больше трети общаго числа. Притомъ, отношеніе это постоянное не только въ Петербургѣ, но, напр., и въ Москвѣ[3], и вошло какъ-бы въ норму, такъ что комитетъ, хотя и непрерывно испытывавшій патріотическое огорченіе при видѣ этого явленія, отдѣлывался въ своихъ отчетахъ категорическимъ на него указаніемъ, какъ на нѣчто хроническое и неизбѣжное, «не смотря на различныя мѣры, принимаемыя въ послѣднее время правительствомъ къ устройству положенія людей этого сословія» (т. е. военнаго). Дѣйствительно, правительство въ лицѣ комитета министровъ, еще въ 1871 г. предписало подлежащимъ начальствамъ, посредствомъ приписки и «прочнаго водворенія» на жительство отставныхъ солдатъ, отвратить ихъ отъ зазорнаго для чести носимаго ими мундира попрошайничества; но мѣры эти, судя по статистикѣ нищенскихъ комитетовъ (петербургскаго и московскаго), не оказали никакого вліянія на уменьшеніе этой категоріи нищихъ. Оно и понятно: прочнымъ водвореніемъ и тому подобными мѣрами понужденія трудно было заставить людей, при прежнемъ продолжительномъ срокѣ службы, исковерканныхъ казармой, оторванныхъ и отучившихся отъ сохи, и потерявшихъ силы и здоровье, а нерѣдко и изувѣченныхъ на службѣ отечеству,—найти себѣ пропитаніе и теплый уголъ способами, болѣе производительными и благовидными, нежели нищенство.
Относительно распредѣленія петербургскихъ нищихъ по по́ламъ и возрастамъ находимъ слѣдующія данныя въ статистикѣ комитета. Въ средней ежегодной сложности, изъ 3,286 нищихъ было мужчинъ 2,044 и женщинъ 1,242, или до 38%. Такимъ образомъ, оказывается, что прекрасный полъ, вопреки традиціи о его слабости, значительно рѣже господствующаго въ мірѣ мужскаго пола промышляетъ въ Петербургѣ нищенствомъ; но въ особенности должно сказать это относительно нищихъ изъ благороднаго сословія. Такъ, въ числѣ представителей этого сословія было: въ 1870 г. на 107 мужчинъ 65 женщинъ, въ 1871 г. на 223 муж. 88 жен. и въ 1872 г. на 267 муж. 75 жен., или, въ среднемъ разсчетѣ, на 4 мужчинъ 1 женщина. Конечно, въ этомъ случаѣ вліяетъ численное преобладаніе мужскаго пола надъ женскимъ въ петербургскомъ населеніи вообще.
Что касается возраста нищихъ, то, по наблюденію и «къ сожалѣнію» комитета, «до 50-тилѣтняго возраста количество нищихъ увеличивается постепенно и послѣ этого періода постепенно ослабѣваетъ.» Это наблюденіе привело комитетъ къ мысли, «что нищенство развивается въ такую именно цвѣтущую пору жизни, когда всего менѣе слѣдовало-бы ожидать этого, въ смыслѣ возможности устроить свое положеніе трудомъ и занятіями». Быть можетъ, впрочемъ, комитетъ и не пришелъ бы къ такому, слишкомъ ужь мрачному заключенію, еслибы принялъ въ соображеніе тотъ общій для всѣхъ смертныхъ законъ природы, что долголѣтіе огромнаго большинства человѣчества не простирается далѣе 50-тилѣтняго возраста и что процентъ людей, переживающихъ этотъ возрастъ, весьма незначителенъ. Притомъ-же, на самомъ дѣлѣ, большинство нищихъ, по статистическимъ даннымъ самого комитета, оказывается вовсе не въ «цвѣтущей порѣ жизни», если предѣломъ послѣдней положить 45 лѣтъ и если при этомъ произвести нѣкоторыя статистическія вычисленія. Это можно заключить изъ слѣдующей группировки нищенствующей братіи по общепринятому дѣленію на возрасты. По этому пункту мы можемъ представить свѣдѣнія только относительно 5,655 нищихъ, въ числѣ которыхъ было:
| Дѣтей менѣе и | отъ | 1 | года | до | 15 | лѣтъ | 364. |
| Юношей | » | 15 | лѣтъ | » | 25 | » | 532. |
| Молодыхъ людей | » | 25 | » | » | 35 | » | 800. |
| Средняго возраста | » | 35 | » | » | 45 | » | 1,378. |
| Пожилаго возраста и стариковъ | » | 45 | » | » | 100 | » | 2,581. |
Такимъ образомъ, послѣдняя категорія нищихъ, пожилаго и старческаго возрастовъ, составляя почти половину общаго ихъ числа, въ частности подавляетъ численно каждый другой, отдѣльно взятый, возрастъ. Конечно, въ приведенной табличкѣ поражаютъ своей значительностью цифры нищихъ въ «цвѣтущей порѣ жизни» (отъ 15 до 45 л.), но, если взять во вниманіе отношеніе этихъ возрастовъ, сравнительно съ пожилымъ и старческимъ, въ общей массѣ населенія, то тогда получится выводъ, не столь ужь поразительный.
По переписи 1869 г. въ Петербургѣ приходилось на 100 жителей—въ возрастѣ отъ 15 до 50 лѣтъ—70 человѣкъ, а въ возрастѣ отъ 50 до 100 лѣтъ—13 человѣкъ. Между тѣмъ, въ массѣ столичнаго нищенства на каждые 100 человѣкъ приходится представителей первой изъ названныхъ группъ—63 человѣка, а второй—болѣе 30 человѣкъ. Затѣмъ, распредѣляя соотвѣтственно этимъ-же группамъ число нищихъ на цифры населенія, получимъ, что послѣднее, въ возрастѣ отъ 15 до 50 лѣтъ, выдѣляетъ всего около 0,8% нищихъ, или менѣе 1 человѣка на 100 жителей, а въ возрастѣ отъ 50 до 100 лѣтъ—2,2%, или слишкомъ 2 человѣка на сто. Такимъ образомъ, вопреки безотрадному заключенію компетентнаго (но не слишкомъ сильнаго въ ариѳметикѣ) комитета, что, будто-бы, «до 50-тилѣтняго возраста количество нищихъ увеличивается постепенно», т. е., преобладаетъ,—приведенная точная статистическая выкладка убѣждаетъ насъ въ совершенно обратномъ выводѣ: относительно преобладаютъ не указанные комитетомъ возрасты, а тѣ именно, которые начинаются съ 50-ти лѣтъ и переходятъ въ старчество, да, къ тому-жъ, преобладаютъ слишкомъ въ два съ половиною раза (2,2 : 0,8)!
Здѣсь мы разстанемся съ цифрами и обратимся къ живымъ наблюденіямъ быта и нравовъ петербургскихъ нищихъ, въ видѣ иллюстраціи къ добытымъ нами статистическимъ даннымъ и выводамъ. Какъ ранѣе было нами условлено, мы будемъ придерживаться общепринятаго распредѣленія нищихъ—на нищенствующихъ по нуждѣ и случайно, и на профессіональныхъ, сдѣлавшихъ изъ попрошайничества ремесло, и соотвѣтственно этому будемъ группировать наблюденія и факты, насколько, впрочемъ, возможно отличать по формамъ, часто не поддающимся анализу, тотъ и другой виды нищенства.
Прежде всего, мы остановимся на одномъ своеобразномъ проявленіи нищенства, которое, быть можетъ, болѣе всего заслуживало-бы теплаго вниманія филантропіи, хотя и она и общество очень часто не замѣчаютъ его и даже едва ли подозрѣваютъ въ немъ «нищенскій образъ». А между тѣмъ этотъ видъ культурнаго нищенства заявляетъ о своемъ существованіи каждый день и каждый день вопіетъ въ общественной благотворительности… Кто не читалъ и не читаетъ повседневно въ газетахъ, на заднихъ страницахъ, такіе, напримѣръ, выразительные анонсы, выборъ которыхъ въ нашихъ матеріалахъ изобиленъ до роскоши:
«Студентъ университета, не имѣющій средствъ къ существованію, ищетъ уроковъ или какихъ-либо занятій». «Чѣмъ-бы ни было готовъ заниматься бѣдный студентъ, не имѣющій положительно никакихъ средствъ къ существованію». «12 студентовъ, сильно нуждающихся, даютъ уроки по всѣмъ предметамъ»…
Безконечныя, въ такомъ же родѣ, обращенія къ добрымъ людямъ переходятъ нерѣдко въ своеобразный лиризмъ: «Прошу уроковъ или какой-нибудь работы». «Убѣдительно проситъ доставить уроки слушательница высшихъ женскихъ курсовъ». «Дайте хоть теперь!!! уроковъ или письменныхъ работъ слушательницѣ высшихъ женскихъ курсовъ». «Да неужели и теперь никто не доставитъ мнѣ урока или переписки? Студентъ». И такъ далѣе, и. т. д.
Читатель согласится, что предложеніе услугъ и рукъ въ такой патетической формѣ, не имѣя ничего общаго съ обыденной коммерческой практикой на рынкѣ труда, представляетъ собою, въ сущности, одинъ изъ видовъ нищенскаго испрашиванія подаянія. Что это дѣйствительно такъ, можно заключить еще изъ того, что въ то время, какъ одни изъ «сильно нуждающихся» и «не имѣющихъ средствъ къ существованію» студентовъ и студентокъ испрашиваютъ, въ видѣ замаскированной милостыни, уроковъ и «какой-либо» работы, другіе изъ нихъ, болѣе простодушные и покладистые, прямо, безъ околичностей, просятъ подать имъ на хлѣбъ натурой. «Студентъ,—читаемъ въ тѣхъ-же газетныхъ объявленіяхъ,—которому угрожаетъ исключеніе изъ медико-хирургической академіи, за невзносъ платы за слушаніе лекцій, проситъ одолжить ему 25 руб.» «Нуждаюсь въ матеріальныхъ средствахъ и, не имѣя никакихъ занятій, прошу одолжить мнѣ 20 руб. Адресъ: студенту»… «Студентъ убѣдительно проситъ благотворительное лицо одолжить ему 130 рублей до октября мѣсяца»…
На подобныя, весьма участившіяся въ послѣдніе годы, ламентаціи голодающей школьной молодежи обращалось вниманіе и въ печати, и одинъ фельетонистъ какъ-то, по этому поводу, воскликнулъ въ припадкѣ гражданской скорби: «Студентъ, публично просящій милостыню,—хуже, публикующій объ этой просьбѣ въ газетахъ, на всю Россію!—Этого не потерпѣло бы студенчество въ былое время»… Въ какой степени былое время брезгливѣе было, на этотъ счетъ, времени новѣйшаго,—судить не беремся; но несомнѣнно одно, что въ наши дни студентъ-нищій, «публично просящій милостыню», вовсе не составляетъ, къ сожалѣнію, рѣдкости въ Петербургѣ. Не мало обнаружено было фактовъ, что нѣкоторые, доведенные голодомъ до отчаянія, студенты даже въ буквальномъ смыслѣ слова публично, не черезъ газеты, а на улицахъ испрашиваютъ нерѣдко на хлѣбъ у доброхотныхъ дателей. Такой-же студентъ-попрошайка довольно обычный гость во всѣхъ столичныхъ редакціяхъ и въ прихожихъ различныхъ учрежденій, извѣстныхъ писателей, богачей, филантроповъ и т. п. лицъ, куда онъ лично является съ откровенной просьбой о милостынѣ или адресуется съ нею на письмѣ.
Этотъ спеціально-учебный видъ нищенства сдѣлался до того обычнымъ и постояннымъ явленіемъ, что стали появляться темные промышленники, соблазненные выгодной ролью студента-нищаго, которые прибѣгаютъ къ фальсификаціи этого званія. Въ нашихъ матеріалахъ есть нѣсколько случаевъ такого подлога. Вотъ одинъ изъ нихъ, наиболѣе рельефный. Нѣкто дворянинъ, прилично одѣтый, здоровый молодой человѣкъ, былъ какъ-то привлеченъ полиціей къ суду по обвиненію его въ томъ, что онъ по вечерамъ приставалъ на Невскомъ къ прохожимъ съ просьбою «подать милостыню бѣдному студенту медицины», причемъ хваталъ ихъ за полы, останавливалъ и говорилъ грубости. На судѣ онъ повинился въ самозванствѣ и въ испрашиваніи подаянія съ дерзостью, за что и былъ приговоренъ къ мѣсячному тюремному заключенію. Затѣмъ, извѣстны случаи появленія темныхъ промышленниковъ, выдававшихъ себя за студентовъ, пострадавшихъ, будто-бы, отъ университетскихъ «исторій»; эти негодяи беззастѣнчиво приходили въ редакціи, въ квартиры литераторовъ и, путемъ такого самозванства, сопровождаемаго изображеніемъ своего несчастнаго положенія, выклянчивали деньги.
Вообще, должно сказать, что подобнаго рода самозванство и обманъ—весьма обычное явленіе въ нищенскомъ промыслѣ, а что касается испрашиванія милостыни «съ дерзостью» и нахальствомъ, то въ этомъ грѣхѣ чаще всего изобличаются нищіе благородныхъ сословій. Точно также, за представителями этихъ же сословій остается до сихъ поръ исключительно, недавно начавшая входить въ употребленіе, практика испрашиванія подаянія путемъ печати, въ газетахъ. Мы видѣли сейчасъ, что къ ней очень часто, къ сожалѣнію, прибѣгаютъ нищенствующіе представители учащагося молодаго поколѣнія. Затѣмъ, во многихъ газетахъ стали появляться почти ежедневно, стереотипной фразой начинающіяся, замѣтки отъ редакціи: «Обращаемъ вниманіе благотворителей на крайне бѣдственное положеніе такого-то или такихъ-то, имя рекъ» (Слѣдуютъ изображенія, болѣе или менѣе подробныя, «бѣдственнаго положенія» алчущихъ и жаждущихъ кліентовъ филантропіи и ихъ адресы). Иногда сами кліенты, отъ своего лица, адресуются къ сострадательнымъ людямъ, въ такомъ патетическомъ родѣ:
«Два года публиковалъ, тратился на коммиссіонеровъ, чтобы найти мѣсто или занятіе, и до сихъ поръ ничего! Обратите вниманіе на мое несчастное положеніе!»—«Обратите вниманіе на бѣдственное положеніе жены добровольца, безъ вѣсти пропавшаго!»—«Г-нъ Редакторъ! Мы дошли до такой ужасной крайности, что нѣтъ ровно ничего: ни квартиры, ни одежды, ни обуви. Дѣти буквально валяются на холодномъ полу… Просить милостыни не могу—не позволяетъ нравственное чувство. Вчера, чтобъ накормить дѣтей, продалъ съ себя послѣднюю жилетку… Отставной коллежскій секретарь» (имя рекъ).—«Обращаюсь къ человѣколюбію читателей, будучи приговорена мировымъ судьею къ уплатѣ обществу дешевыхъ квартиръ 55 р. и къ выѣзду изъ квартиры и не имѣя никакихъ средствъ къ существованію, а равно къ уплатѣ долга, умоляю милосердныхъ читателей помочь мнѣ… Вдова такая-то»…
Мы могли-бы привести безконечный рядъ образчиковъ такой литературы, которая, путемъ частой практики, начинаетъ выработывать свой особый «слезный» стиль и свои особые риторическіе пріемы. Безъ сомнѣнія, въ большинствѣ случаевъ эти обращенія къ «милосердымъ читателямъ» диктуетъ отчаяніе, вполнѣ искреннее и вытекающее изъ безвыходной нищеты, но и здѣсь, какъ вездѣ, нѣтъ недостатка въ злоупотребленіяхъ и обманахъ. Такъ или иначе, но этотъ литературный способъ испрашиванія милостыни, имѣющій свои удобства, практикуется преимущественно интеллигентными нищими, нравственное чувство которыхъ, какъ выразился выше одинъ изъ нихъ, не позволяетъ идти на улицу клянчить у прохожихъ. Впрочемъ, есть немало нищихъ этой категоріи, которые въ этомъ отношеніи совершенно эманципировались отъ всякаго стыда и нравственнаго чувства.
Передъ нами проходитъ длинный рядъ всюду примелькавшихся представителей неумирающаго типа капитана Копѣйкина—героевъ, «проливавшихъ въ нѣкоторомъ родѣ кровь за отечество», или статскихъ чиновниковъ, «потерпѣвшихъ за правду», по выраженію Чичикова:—испитыя, обрюзглыя физіономіи, замаранные формуляры, специфическій запахъ питейнаго заведенія, неопрятная внѣшность, дырявые локти, но неизбѣжная форменная фуражка съ кокардой на головѣ и апломбъ заносчиваго благородства въ тонѣ и манерахъ такой высокой пробы, что меньше гривенника и подать совѣстно этимъ джентльменамъ. На устахъ у нихъ всегда наготовѣ хорошо заученная витіеватая фраза, а иногда цѣлая тирада объ «ужасной игрѣ обстоятельствъ», о неоцѣненныхъ услугахъ «престолъ—отечеству», о людской несправедливости, о «многочисленномъ» голодающемъ семействѣ (жена… дѣти—малъ-мала-меньше!..) и такъ далѣе. Нерѣдко, для пущаго благородства, все это произносится на французскомъ діалектѣ («Эйэ питіе пуръ ёнъ повръ, мэ онеттъ офисье!.. Же ву при, мусье: доннэ муа келькъ шозъ»), съ такимъ чувствомъ, а нерѣдко и съ элегантностью, что съ перваго разу и въ голову не придетъ видѣть въ этомъ «бѣдномъ, но благородномъ отцѣ семейства» простаго уличнаго нищаго. Типъ этотъ имѣетъ, впрочемъ, нѣсколько характеристическихъ разновидностей.
На Пескахъ жилъ-былъ, а, можетъ, и до сихъ поръ живетъ одинъ отставной морской офицеръ, пріобрѣвшій себѣ репутацію Плюшкина во всемъ околодкѣ. Онъ ежедневно, неизмѣнно, во всякую пору года въ одной и той же шинели, снабженной огромными карманами, выходилъ на добычу. Всякую бросовую дрянь на улицахъ онъ подбиралъ и пряталъ въ свои карманы; затѣмъ, являлся въ мѣстный (Александровскій) рынокъ, входилъ въ лавки, здоровался съ прикащиками, величая ихъ по именамъ, шутилъ, разсказывалъ политическія новости и анекдоты, и, между прочимъ, привычной рукою, какъ-бы пробуя, бралъ по горсточкамъ то гороху, то крупы, то картофелю, то соли, то снѣтковъ и проч. Переходя изъ лавки въ лавку, онъ дополна набивалъ свои карманы разной провизіей и—этимъ кормился. Торговцы такъ привыкли къ нему и къ его грошовому хищничеству, что стали относиться къ нему съ благодушнымъ гостепріимствомъ, какое всегда находятъ у простыхъ русскихъ людей всякіе «блаженненькіе».
Другой сынъ Марса—севастопольскій ветеранъ—сдѣлалъ привычку такимъ-же, но болѣе утонченнымъ образомъ побираться въ кругу своихъ знакомыхъ. Прилично одѣтый, онъ аккуратно каждый мѣсяцъ являлся въ ихъ дома; владѣя лоскомъ свѣтскаго образованія и иностранными языками, онъ заводилъ блестящій разговоръ и, между скобокъ, политично вставлялъ словечко о своей мизерной пенсіи и «бѣдственномъ положеніи». Дѣлалъ онъ это такъ ловко и остроумно, что хозяинъ обыкновенно самъ предлагалъ ему лепту отъ щедротъ своихъ. Нѣсколько лѣтъ такой практики сдѣлали то, что нѣкоторые изъ знакомыхъ почтеннаго ветерана, чтобъ избавиться отъ его визитовъ, сами стали присылать ему въ извѣстные сроки подаяніе, какъ-бы въ видѣ пенсіи.
Такую политику нищенствующіе «благородные люди» этой категоріи примѣняютъ иногда и болѣе широко. Они появляются въ разныя конторы и въ кабинеты разныхъ «дѣльцовъ», съ достоинствомъ рекомендуются, начинаютъ съ дѣловымъ видомъ разговоръ о какомъ нибудь задуманномъ ими великолѣпномъ предпріятіи или предлагаютъ свои услуги по какому нибудь высшему занятію; когда-же вся эта ораторская фантасмагорія, пускаемая въ ходъ для отвода глазъ, истощается, гость круто переходитъ къ сути своего посѣщенія, прося одолжить ему «келькъ шозъ»[4] на пропитаніе или—чтобъ вышло бонтоннѣе—на извощика…
Другой видъ этого класса нищихъ отличается открытымъ нахальствомъ и цинизмомъ. Какъ-то въ одной газетѣ обличался нѣкій отставной штабсъ-капитанъ, спеціально оперировавшій въ зимнее время на пѣшеходныхъ мосткахъ черезъ Неву. Здѣсь онъ приставалъ къ прохожимъ, преимущественно къ женщинамъ, и, когда ему отказывали въ подаяніи или давали мало, онъ кричалъ и ругался.
— Я штабсъ-капитанъ, офицеръ моего императора! Двухъ копѣекъ ни отъ кого не принимаю, да мнѣ и не даютъ меньше двугривеннаго!—оправдывался онъ въ оскорбленіи какой-то дамы, подавшей ему двѣ копѣйки.
Разъ взыскательный штабсъ-капитанъ, будучи уже «на взводѣ», присталъ на тѣхъ-же мосткахъ къ самому репортеру и настойчиво требовалъ подать «на сороковку для его оберъ-офицерской персоны», а, когда получилъ отказъ, съ угрозой сказалъ:—«Хорошо; теперь не хочешь подать бѣдному благородному человѣку, такъ въ другой разъ и пальто содрать можно»!
Въ этомъ скандалёзномъ жанрѣ попадаются и представительницы прекраснаго пола изъ благороднаго сословія. У одного мироваго судьи разъ судилась молодая еще дочь генералъ-майора, «съ измятой физіономіей, въ какой-то невозможной кацавейкѣ и рваномъ платьѣ». Полиція ее обвиняла въ дерзкомъ приставаніи, въ нетрезвомъ видѣ, къ прохожимъ и въ рецидивизмѣ по нищенскому промыслу. Генеральская дочь не разъ побывала въ нищенскомъ комитетѣ, но отъ привычки побираться не могла отстать, а на вопросъ судьи, почему она не ищетъ помощи у родственниковъ, отвѣтила, что обращаться къ нимъ ей мѣшаетъ гордость.
Есть нищіе изъ благородныхъ, создаваемые какими нибудь чрезвычайными политическими обстоятельствами въ отечествѣ. Такъ, послѣ сербской войны, въ Петербургѣ вдругъ появилась масса нищенствующихъ «добровольцевъ»—подлинныхъ и поддѣльныхъ, никогда въ Сербіи не бывавшихъ. Этого рода нищіе-герои обыкновенно являются послѣ каждой войны. Затѣмъ, слѣдуетъ весьма разнообразный классъ интеллигентныхъ нищихъ—шутовъ, балагуровъ, непризнанныхъ поэтовъ, артистовъ и просто компрачикосовъ[5]. Посѣщаютъ они главнымъ образомъ торговые ряды, гдѣ пользуются большимъ фаворомъ у скучающихъ торгашей-сидѣльцевъ. Одинъ смѣшитъ невзыскательную публику какими нибудь потѣшными фарсами и колѣнцами, другой—готовностью за извѣстный гонораръ проглотить любую гадость или пролѣзть подъ столомъ на четверенькахъ, третій—юмористической формой просьбы о подаяніи, въ такомъ, напр., родѣ: «Отечества защитнику пожалуйте на штофъ постриженія, на косушку сооруженія!» Нищіе артисты «ломаютъ кумедь». Былъ одинъ отставной хористъ, который за три копѣйки исполнялъ цѣлыя аріи и сцены изъ оперъ; другой—трагикъ—представлялъ Прокопія Ляпунова; третій, виршеплетъ, декламировалъ цѣлыя поэмы…
Нищихъ, промышляющихъ такого сорта художественнымъ диллетантизмомъ, въ Петербургѣ пропасть изъ всякихъ сословій и національностей. Шарманщики, уличные пѣвцы и музыканты, раешники и акробаты, кукольные комедіанты, показыватели разныхъ «ученыхъ» звѣрьковъ и птицъ, продавцы такъ называемаго «счастья» въ конвертикахъ и т. под. дармоѣды цѣлою ордой повседневно рыскаютъ по дворамъ петербургскихъ домовъ, по улицамъ и гульбищамъ, представляя собой одну изъ самыхъ многочисленныхъ группъ нищенства.
Орда эта особенно велика была въ то время, къ которому относится нашъ разсказъ. Даже на Невскомъ проспектѣ можно было ежедневно видѣть прочно водворившихся на бойкихъ мѣстахъ слѣпцовъ, непрестанно вертѣвшихъ разбитыя шарманки и ихъ унылыми звуками разжалобливавшихъ публику. Хорошо памятенъ намъ также разъѣзжавшій по улицамъ въ ручной телѣжкѣ безногій идіотъ, въ сопровожденіи шарманщика, которому онъ аккомпанировалъ звономъ на треугольникѣ и этимъ искусствомъ собиралъ лепту. Есть и несомнѣнные артисты—нищіе. Очень долго, въ описываемое время, странствовалъ по городу, въ потасканной шинели съ собачьимъ воротникомъ, типичный слѣпецъ—кларнетистъ, въ сопровожденіи шарманки, а случалось—контрабаса и скрипки. Игралъ онъ на своемъ инструментѣ мастерски и пользовался большой популярностью. Весьма обычными, странствующими по дворамъ, увеселителями являлись также: старый савояръ-волынщикъ и выплясывающій подъ его игру невѣдомый танецъ сынишка, измученный, едва двигающій ногами мальчикъ; надорваннымъ голосишкомъ, черезъ силу распѣвающая старинные романсы дѣвочка, посинѣвшая отъ холода, подъ аккомпаниментъ шарманки; а вотъ—цѣлое артистическое семейство, очевидно, «культурное», нѣмецкаго происхожденія: отецъ съ гармоніей, мать съ гитарой и дочь—дѣвица съ мелодическимъ контръ-альто. Не разъ видѣли мы также весьма прилично одѣтаго, въ парижскомъ цилиндрѣ, чопорнаго старика-нѣмца, съ гармоніей и складнымъ стуломъ. Войдя во дворъ, онъ разставлялъ стулъ, чинно усаживался и шамкающимъ голосомъ, коверкая русскую рѣчь, пѣлъ съ большимъ чувствомъ постоянно одинъ и тотъ-же романсъ: «Кохта-пъ онъ зналь»… Наконецъ, кто не видѣлъ въ Петербургѣ нищихъ—мальчиковъ, показывающихъ заморенныхъ барсуковъ и, при этомъ, распѣвающихъ, жестикулируя и приплясывая, какую-то несообразную дребедень?
Къ этимъ пѣвцамъ и музыкантамъ примыкаютъ, по способу испрашиванія милостыни, «прошаки», странники и «калики перехожіе», распѣвающіе заунывными голосами псалмы и самодѣльныя божественныя пѣсни или, просто, пронзительно выкликающіе нараспѣвъ заученную, краткую, но краснорѣчивую мольбу о пожертвованіи «на погорѣлое», «на построеніе храмовъ» и т. д. Здѣсь мы входимъ въ среду нищенства, такъ сказать, клерикальнаго, облеченнаго, большею частью, въ рекламирующій костюмъ монашескаго покроя, носящаго при людяхъ постную мину благочестія и смиренія, иногда очень плохо гармонирующихъ съ явными физіономическими признаками нетрезвой и распутной жизни. Этотъ классъ нищихъ, въ который входятъ настоящіе и мнимые монахи и монашенки разныхъ монастырей, включительно до Аѳонскаго, собирающіе лепты на свои обители по книжкамъ, безмѣстные, съ испорченной карьерой, причетники всякихъ степеней, юродивые и блаженные, и т. под. людъ,—въ Петербургѣ весьма многочисленъ.
Нищіе этого рода особенно любятъ посѣщать лавки и трактиры, въ безошибочномъ разсчетѣ на благочестивую тароватость русскихъ торговыхъ людей, мнящихъ копѣечными подаяніями замолить у Бога свои коммерческіе грѣшки. Такъ, напр., одинъ репортеръ-статистикъ, высидѣвъ цѣлый день въ трактирѣ средней руки, сосчиталъ, что тамъ, въ теченіе дня, перебывало 96 человѣкъ этого сорта нищенствующей братіи, въ томъ числѣ 40 монахинь, среди которыхъ, сказать мимоходомъ, попадаются отчаянныя пройдохи. Намъ извѣстенъ фактъ, что у такой монахини-просительницы оказалось въ книжкѣ, выданной якобы изъ консисторіи и украшенной на переплетѣ крестомъ, собраніе самыхъ скабрезныхъ куплетиковъ. Обманъ и кощунство здѣсь—вещи заурядныя.
Разъ въ мировомъ судѣ судилась цѣлая клика такихъ боговдохновенныхъ сборщиковъ, въ томъ числѣ нѣсколько персидскихъ подданныхъ и между ними одинъ подлинный священникъ. Столъ судьи былъ заваленъ при этомъ цѣлой кучей вещественныхъ доказательствъ обманнаго промысла этихъ блаженныхъ мужей: книга съ воззваніемъ и описаніемъ угнетеній отъ мусульманъ, съ невѣдомой подписью «на халдейскомъ языкѣ», покрывала на гробы, пузырьки съ масломъ и съ іорданской водой, гвозди и щепки съ креста Господня, образки и т. п. предметы, вывезенные якобы изъ Іерусалима. Все это сбывалось по высокой цѣнѣ, и промышленная компанія имѣла большой успѣхъ въ средѣ низшаго купечества. Въ другой разъ полиція задержала одну смоленскую мѣщанку съ большимъ напрестольнымъ евангеліемъ, въ роскошномъ бархатномъ переплетѣ, съ серебряной оправой. Въ евангеліи, на вклеенныхъ листахъ оказался длинный списокъ доброхотныхъ дателей, которыхъ владѣтельница евангелія увѣрила, что они этимъ путемъ получатъ спасеніе души и достигнутъ царствія небеснаго. Простолюдины, а въ особенности, почему-то, купцы «черной сотни» съ младенческой вѣрой и чуть не съ боготвореніемъ относятся къ подобнымъ шарлатанамъ. Больше-же всего чтутъ они разъигрывающихъ роли блаженныхъ и юродивыхъ.
Какъ-то одинъ репортеръ, проходя внутри Апраксина рынка, встрѣтилъ страннаго субъекта съ испитой физіономіей, причудливо одѣтаго въ полумонашескій костюмъ, съ желѣзнымъ посохомъ. «Проходя мимо лавокъ, субъектъ шепталъ несвязныя рѣчи; купцы, при видѣ его, робко выглядывали изъ дверей; мальчишки жались къ стѣнкамъ. Все стихло и какъ бы устрашилось странника». На вопросъ, что это за личность, одинъ торговецъ набожно отвѣтилъ:
— Это святой человѣкъ! Онъ, видите ли, схимникъ, схиму, значится, принялъ, и теперь съ Аѳонской горы пѣшкомъ пришелъ: видѣніе ему такое было… Трогать его нельзя, потому ему Богъ путь указываетъ, и ежели онъ ко мнѣ въ лавку зайдетъ—лавкѣ моей прибыль можетъ быть большая. Да его никто и не трогаетъ, потому, въ случаѣ чего, онъ такъ-то своимъ посохомъ свиснетъ…
Репортеръ прослѣдилъ этого аѳонскаго схимника и узналъ, что онъ просто отставной писарь, выгнанный со службы за пьянство.
Никакими личинами не замаскированные, откровенные нищіе—«звонари», принадлежащіе, большею частью, къ простолюдинамъ, составляя собой довольно однообразную массу, по типичнымъ чертамъ и по усвоеннымъ искони способамъ промысла, различаются по мѣсту, къ которому они пріурочиваются. Въ Петербургѣ есть нѣсколько особенно излюбленныхъ нищими закоулковъ, удаленныхъ отъ полицейскаго надзора, гдѣ ихъ можно всегда встрѣтить; но больше всего любятъ они кружить и примащиваться около храмовъ Божіихъ и кладбищъ, гдѣ добыча всего надежнѣе, въ вѣрномъ разсчетѣ на милосердіе богомольныхъ людей. Въ этихъ, особенно выгодныхъ для нищенскаго промысла мѣстахъ, дѣло устраивается иногда на правильныхъ коммерческихъ началахъ: мѣста эти попросту продаются съ торговъ, и купившая ихъ компанія нищихъ образуетъ изъ себя дружную, правильно организованную артель, монополизируя всю мѣстную благотворительность. Разсказывали, что такая нищенская монополія существовала, напр., въ Александро-Невской лаврѣ, привратники которой установили даже что-то въ родѣ таксы за впускъ нищихъ въ монастырскія стѣны: по 3 коп. съ души въ будничный день, по 5 коп.—въ праздничный и по 10 коп.—во время похоронъ. Возможности такого оброка легко повѣрить, потому что нищенскій промыселъ въ Петербургѣ бываетъ иногда очень прибыленъ. Извѣстны многіе факты, что нищіе успѣвали не только безбѣдно прожить, но и нажить немалые капиталы. Почти въ каждомъ нищенскомъ гнѣздѣ найдется свой кулакъ, отдающій деньги въ ростъ не только своей братіи, но и на сторону—людямъ зажиточнымъ по виду. Въ 1867 г. былъ такой случай: умеръ старикъ—нищій, бывшій дворовый человѣкъ, и въ его лохмотьяхъ нашли до 70 тысячъ рублей банковыми билетами.
По поводу продажи мѣстъ и т. под. угодій нищенскаго промысла, должно сказать, что несомнѣнно, въ извѣстныхъ слояхъ петербургскаго нищенства, замѣчаются признаки артельной организаціи и существуетъ условленный порядокъ въ пользованіи тѣми или другими прибыльными для попрошайничества мѣстами. Есть, впрочемъ, мѣста и дни, безразлично утилизируемые всѣми нищими. Мѣста эти—рынки и торговые ряды, а дни—субботы. Съ ранняго утра, по субботамъ, нищіе по одиночкѣ, съ интервалами, обходятъ ряды лавокъ и собираютъ грошики. Находится еще немало благочестивыхъ купцовъ, которые считаютъ своимъ священнымъ долгомъ аккуратно по субботамъ одѣлять отъ своихъ щедротъ нищую братію. Эти нищіе-субботники, большею частью, одни и тѣ-же, и пользуются нѣкоторыми правами добраго стараго знакомства съ своими патронами.
Уличные профессіональные нищіе прибѣгаютъ нерѣдко къ поддѣлкамъ и рекламамъ, выработаннымъ практикой нищенскаго промысла. Есть искусственные, поддѣльные калѣки, мнимые слѣпые, глухонѣмые и проч. Не рѣдки несчастныя вдовы-матери съ больными ребятами на рукахъ, издающими жалобный пискъ, вынуждаемый подъ часъ, въ бойкую минуту промысла, щипками и тычками, тѣмъ болѣе нещадными, что чаще всего у этихъ мнимыхъ матерей ребята не свои, а взятые на прокатъ у какой нибудь своей-же сестры—нищенки. Бываетъ и такъ, что у чадолюбивой вдовы-нищенки, вмѣсто живаго ребенка, завернуто здоровое и безгласное полѣно. За этими матерями по промыслу тянутся неутѣшные отцы, вдовы и сироты, сейчасъ только лишившіеся своихъ кровныхъ, которыхъ не на что похоронить: «подайте, значитъ, Христа ради, на погребеніе»! А вотъ странствуетъ цѣлая группа крестьянокъ (чаще всего по рынкамъ), среди которой красуется молодое, нерѣдко смазливое лицо по праздничному наряженной дѣвушки… Сверхъ всякаго ожиданія, и эти нищенствуютъ: «Подайте, Христа ради, на приданое невѣстѣ»! Этотъ странный видъ нищенства практикуется преимущественно пригородными чухнами… Есть, наконецъ, спеціалисты, постоянно выдающіе себя за бѣдняковъ, только что выписанныхъ изъ больницы. Около станцій желѣзныхъ дорогъ и на вокзалахъ во время отхода поѣздовъ встрѣчаютъ васъ нерѣдко съ отчаяннымъ видомъ несчастливцы, которымъ не хватаетъ двугривеннаго на пассажирскій билетъ—такъ не снабдите-ли вы ихъ этой монетой, Христа ради!
Впрочемъ, трудно исчислить всѣ виды и формы существующаго въ столицѣ нищенства. Это—таинственный міръ! Не можемъ, однако, не упомянуть въ заключеніе еще объ одномъ, быть можетъ, самомъ возмутительномъ и наиболѣе нуждающемся въ заботахъ филантропіи, видѣ нищенства. Говоримъ о нищихъ-дѣтяхъ, составляющихъ, какъ показываютъ приведенныя выше статистическія данныя, значительный процентъ въ массѣ столичнаго нищенства. Эти несчастные малолѣтки, оборванные, холодные и голодные, бросающіеся подъ ноги прохожимъ и неотступно преслѣдующіе ихъ жалобными мольбами подать имъ «копѣечку» или купить у нихъ конвертиковъ, почтовой бумаги, календарикъ, увядшій букетикъ ландышей и т. под. дрянь,—къ сожалѣнію, встрѣчаются въ Петербургѣ чуть не на каждомъ шагу. Хуже всего то, что они—жертва самой гнусной эксплуатаціи со стороны своихъ безсердечныхъ родителей, а еще чаще особыхъ промышленниковъ. Есть спеціалисты, которые содержатъ такихъ нищенствующихъ ребятъ десятками и выгоняютъ ихъ христарадничать, какъ на работу. Нечего и говорить, что эти жалкія дѣти, вовлекаемыя въ нищенство съ пеленокъ, постоянно вращаясь въ безнравственной средѣ своихъ родныхъ и опекуновъ, терпя отъ нихъ грубый гнетъ, заранѣе обрекаются на неминуемую гибель.
Примечания править
- ↑ О другихъ инородцахъ комитетъ, почему-то, не даетъ никакихъ свѣдѣній и только за четырехлѣтній срокъ отмѣтилъ одного еврея, изобличеннаго въ нищенствѣ.
- ↑ Въ Москвѣ это отношеніе, повидимому, еще менѣе благопріятное. Тамъ, по свѣдѣніямъ мѣстнаго комитета, изъ 3.221 нищихъ въ 1877 г. грамотныхъ было только 799, или около 24%.
- ↑ Въ хлѣбосольной Москвѣ нижнихъ воинскихъ чиновъ среди нищихъ еще гораздо больше: тамъ за 3 года (1875 по 1877 г.) они составляли почти половину общаго числа уличныхъ „попрошаекъ“, ближайшую причину чего, по мудрому замѣчанію мѣстнаго комитета, надо искать въ той средѣ, изъ которой они поступили на службу.
- ↑ Калька с фр. quelque chose. Здесь — «сколько-нибудь». — Примечание редактора Викитеки.
- ↑ Компрачикос — лицо, похищавшее или покупавшее детей и уродовавшее их для продажи в качестве шутов, акробатов и пр. См. в Википедии и Викисловаре. — Примечение редактора Викитеки
