Каждый вечеръ, ровно въ восемь часовъ, громкій звонъ колокольчика въ гостинницѣ «Золотой Левъ» въ Гронперѣ, созывалъ всѣхъ сосѣднихъ жителей къ общему ужину. Столъ былъ приготовленъ на верху, въ маленькой залѣ, освѣщенной каминными лампами, такъ какъ газовое освѣщеніе не было еще въ ходу въ Гронперѣ. Къ этой трапезѣ собирались не только гости дома и члены семейства хозяина, но и нѣкоторые жители деревни, которымъ нравилось распоряженіе, за ежемѣсячную извѣстную плату, получать у хозяина готовый столъ, предпочитая его болѣе дорогому, менѣе вкусному и къ тому еще одинокому ужину дома.
Вслѣдствіе этого, когда раздавался звонъ колокола, нѣсколько дюжинъ обывателей, по большей части молодые люди, занимающіеся торговлею полотнами, поспѣшно выходя изъ своихъ квартиръ, направлялись къ «Золотомъ Льву» и каждый садился за свой приборъ, гдѣ находилъ свою свернутую салфетку. Почетное мѣсто занимала мадамъ Фоссъ, являвшаяся всегда аккуратно три минуты спустя послѣ звонка. По правую ея сторону стояло кресло хозяина — кромѣ него никогда никѣмъ не занимаемое, такъ какъ нерѣдко случалось, что Фоссъ, задержанный дѣлами, не являлся къ столу. За отсутствіемъ Георга, онъ самъ взялся за торговлю лѣсомъ, что, какъ онъ самъ зачастую выражался, было для него страшною тягостью. Подлѣ его кресла и по лѣвую сторону мадамъ Фоссъ, обыкновенно оставлялось нѣсколько мѣстъ, для спеціальныхъ друзей хозяйки, а на другомъ концѣ стола, къ окну, назначались мѣста пріѣзжающимъ путешественникамъ. Тамъ салфетки были несвернутыя, а лежали всегда свѣжія и гладкія. Тарелочки съ рѣдискою, печеньемъ и сухими плодами, нѣсколько уже разъ сдѣлали круговую и деревенское вино, въ бутылкахъ съ длинными горлышками, на половину были уже осушены, когда доходили до отдѣленія, занимаемаго чужестранцами, потому что опытъ доказалъ, что путешественники въ это время охотнѣе пили чай и вино, болѣе крѣпкаго свойства, чѣмъ то, которымъ хозяинъ безвозмездно угощалъ своихъ гостей. Если же случалось, что они довольствовались обыкновеннымъ виномъ, то хозяева ничего не имѣли противъ этого. Михаилъ Фоссъ не отказывался отъ барыша, но также высоко цѣнилъ принятые на его родинѣ обычаи.
Однажды вечеромъ въ Сентябрѣ, приблизительно двѣнадцать мѣсяцевъ послѣ отъѣзда Георга, мадамъ Фоссъ заняла свое мѣсто и обычные посѣтители, уже нѣсколько минутъ ожидавшіе ея появленія у двери, послѣдовали ея примѣру. Немного погодя явились мосье Гонденъ, духовное лице, съ другимъ молодымъ пасторомъ, его другомъ. Каждое воскресенье пасторъ обѣдалъ въ отелѣ, какъ другъ дома, за ужинъ же платилъ на равнѣ съ прочими гостями. Мнѣ кажется, что по буднямъ онъ не пользовался Формальнымъ обѣдомъ, какъ это по настоящему случалось и у Фоссовыхъ. Въ полдень, въ комнатку между кухнею и пріемною, ставилось на столъ что попало; вѣдь это же не могло назваться обѣдомъ. Но по воскреснымъ днямъ столь накрывался на верху въ столовой задѣ и подавался супъ, нѣсколько соусовъ, жаркое — все какъ слѣдуетъ. Всѣ блюда были хорошо приготовлены и служили доказательствомъ что въ «Золотомъ львѣ» имѣли понятіе какъ долженъ составляться хорошій столъ. Въ остальные дни недѣли главною трапезою былъ ужинъ.
Вслѣдъ за господиномъ Гондономъ вошли двѣ незамужнія дамы изъ Епиналя, проживающія въ Гронперѣ ради перемѣны воздуха; когда всѣ усѣлись, оставалось еще два свободныхъ мѣста, но вскорѣ явилась англійская чета, путешествующая гю странѣ, такъ что комплектъ гостей былъ полный. Молодой пятнадцатилѣтній парень, извѣстный въ Гронперѣ прислужникомъ, указалъ всѣмъ мѣста и Марія Бромаръ, сама накрывшая и убравшая столъ, стояла въ концѣ комнаты, у другого стола передъ мискою дымящагося супа.
Интересно было видѣть, какъ глаза ея блуждали вокругъ, выжидая момента, когда можно было начать разливку супа и считая число гостей, чтобы судить, хватитъ ли на нихъ приготовленныхъ блюдъ. Отъ ея наблюдательныхъ взоровъ не ускользнуло, что Едмундъ Грейссе сѣлъ за столъ съ грязными руками и что старшая изъ двухъ дамъ, нашла хлѣбъ слишкомъ черствымъ, каковую бѣду она собиралась поправить немедленно послѣ разливки супа.
Мы сдѣлали давеча мамокъ, что легко было бы найти въ Гронперѣ мѣсто для другого дома, куда Георгъ женившись ногъ помѣстить свою молодую жену; но мы не сказали, какъ чувствительно было бы въ Гронперѣ отсутствіе ея умнаго, заботливаго глаза.
Когда каждому былъ налитъ супъ, въ комнату вошелъ Михаилъ, въ сопровожденіи молодого человѣка, было очевидно что послѣдняго ожидали. Когда онъ усѣлся на стулъ подлѣ мадамъ Фоссъ, она ласково привѣтствовала его, и Михаилъ, въ свою очередь, запилъ свое кресло. Марія налила еще двѣ тарелки супу, поставила одну изъ нихъ на столъ, съ тѣмъ чтобы прислужникъ ее отнесъ, сама же взяла другую, хотя ей вовсе не трудно было бы взять обѣ за разъ и поставила ее передъ дядей.
— А Урмандъ, развѣ не получитъ супу? спросилъ онъ, ласково пожимая руку племянницы.
— Петръ сейчасъ подастъ ему его, — отвѣтила она.
— Не сядетъ ли мадемуазель Марія подлѣ насъ? спросилъ молодой человѣкъ.
— Если вы ее къ тому принудите, то будете искусснѣе меня, — возразилъ Михаилъ. — Марія никогда не садится за столъ и никогда ничего не ѣстъ и не пьетъ!
Она стояла за стуломъ дяди, положивъ обѣ руки къ нему на плечи, что зачастую дѣлала во время того какъ ужинъ былъ въ полномъ ходу и измѣняла свое положеніе только чтобы подать ему что либо иди помочь тамъ, гдѣ прислуга не могла поспѣть. Теперь, въ отвѣтъ на возраженіе дяди, онъ молча, но ласково потрепала его за уши.
— Садись подлѣ насъ, Марія, сдѣлай это хоть изъ любви ко мнѣ, обратилась къ ней мадамъ Фоссъ.
— Нѣтъ, оставь меня милая тетя, это такъ глупо сидѣть за столомъ ничего не кушая, а я уже раньше наѣлась. Послѣ этихъ словъ она ушла на другой конецъ стола, гдѣ стала хлопотать подлѣ обоихъ чужестранцевъ.
По окончаніи ужина, Михаилъ Фоссъ и молодой человѣкъ, по имени Адріянъ Урмандъ, зажгли сигары и сѣли на скамью передъ дверью.
— Говорили ли вы съ нею такъ — спросилъ Михаилъ.
— Говорилъ ли? намеками, да.
— Но не спрашивали — вы знаете о комъ я говорю — не спрашивали, предана ли она вамъ?
— Спрашивалъ, покрайней мѣрѣ, въ томъ смыслѣ, но никогда не получалъ отвѣта. Когда же я, однажды, прямо спросилъ ее, то она просто на просто ушла отъ меня. Да, тянуть ее въ разговоръ, дѣло не легкое.
— Это и достоинство въ женщинѣ, если она не находитъ удовольствіе въ разговорахъ подобнаго рода. Вѣдь болтаетъ же она, гуляя со мной, по воскресеньямъ, послѣ обѣда! Во имя Св. Якова, часто щебечетъ она но два часа кряду, когда я отъ усталости во время карабканья по горамъ, теряю дыханіе и не въ состояніи произнести ни одного слова.
— Я охотно вѣрю, что она умѣетъ занять разговоромъ.
— Да, это умъ она умѣетъ; что же касается до хозяйства, то она управляетъ имъ такъ какъ ни одна дѣвушка въ цѣлой странѣ; спросите хоть ея тетку.
— Мнѣ извѣстно какъ высоко цѣнится она ею; мадамъ Фоссъ говорила мнѣ, какъ чувствительна была бы разлука съ нею, какъ ей такъ и вамъ.
Михаилъ Фоссъ съ минуту молчалъ; начинало темнѣть, потому никто не замѣтилъ, какъ онъ отеръ слезу, выкатившуюся изъ его глазъ.
— Могу вамъ сказать Урмандъ, — началъ онъ снова, — что сердце мое надрывается при мысли лишиться Маріи, вѣдь вы сами видите, какъ она хлопочетъ вокругъ меня и какъ старается угадывать мои мысли! Но какъ бы ни болѣло мое сердце и какъ бы ни страдалъ домъ отъ ея отсутствія, то далека отъ меня мысль насильно оставить у себя эту милую дѣвушку. Если вы другъ друга любите, то я ничего не имѣю противъ вашего союза и я буду радъ, когда вы сойдетесь въ мысляхъ! Марія, пришедши ко мнѣ, ничего не имѣла, но ее поведеніе, за все это время было самое безукоризненное и примѣрное, почему я и позабочусь, чтобы она не покинула мой домъ съ пустыми руками.
Адріянъ Урмандъ былъ странствующій торговецъ полотнами изъ Базеля и какъ достовѣрно было извѣстно, имѣлъ выгодную часть въ хорошемъ торговомъ домѣ. Онъ быль хотя и немного тщедушный, но красивый молодой человѣкъ и если въ его наружности что либо могло не понравиться, такъ то были его руки, унизанныя кольцами и множество драгоцѣнныхъ вещей выставляемыхъ на показъ на рубашкѣ и жилеткѣ. Покрайней мѣрѣ это находили достойнымъ порицанія, нѣкоторые молодые люди, въ Гронперѣ, гдѣ не столько любили украшаться золотыми погремушками, какъ въ Базелѣ. Но Адріянъ отлично зналъ свое дѣло и имѣлъ состояніи и во всѣхъ отношеніяхъ осуществлялъ идеалъ, избранный Михаиломъ Фоссомъ въ будущіе супруги Маріи; онъ не задумываясь отдалъ бы за него племянницу, еслибъ они могли только придаваться другъ къ другу.
Въ любви Урманда не было ни малѣйшаго сомнѣнія, онъ ни на минуту не задумался.
— Я посмотрю не выслушаетъ-ли она меня сегодня, сказалъ Урмандъ, помолчавъ нѣсколько времени.
— Не попытаться-ли мнѣ или ея тетки? предложилъ Михаилъ.
Но Адріянъ Урмандъ придерживался того мнѣнія, что наслажденіе любви состоитъ именно въ томъ, чтобы самому преслѣдовать ея запутанныя нити. Потому онъ поблагодарилъ за предложеніе и отказался отъ него, но крайней мѣрѣ на время.
— Не мѣшало-бы, однако, прибавилъ онъ, чтобы мадамъ Фоссъ замолвила обо мнѣ доброе словечко, послѣ того, какъ я передамъ мадемуазель Маріи, то что лежитъ у меня на сердцѣ.
— Хорошо, такъ оставимте это такъ, возразилъ Михаилъ. Послѣ этого разговора они молча продолжали курить свои сигары.
Цѣлый вечеръ Андріянъ Урмандъ тщетно старался поймать Марію гдѣ нибудь наединѣ. Марія, очень хороши знавшая о намѣреніи своего обожателя, твердо рѣшились воспрепятствовать ему въ томъ и съумѣла такъ устроить, что онъ ни на минуту не находилъ ее одну. Когда Адріянъ входилъ въ маленькую пріемную комнату, гдѣ была занята Марія, то случалось, что Петръ всегда былъ подлѣ нея и она удерживала его при себѣ, пока Адріянъ снова не уходилъ. Когда же надѣялся найти ее послѣ оконченныхъ работъ, въ гостиной, гдѣ Марія имѣла обыкновеніе оставаться еще съ полчаса, передъ тѣмъ чѣмъ подняться съ теткою и дѣтьми на верхъ, онъ снова увидѣлъ себя обманутымъ въ своихъ надеждахъ. Ее уже не было тамъ и ни къ чему не повело, что Михаилъ тикъ старательно избѣгалъ встрѣчи съ ними.
Урмандъ, однако, твердо рѣшился поставить на своемъ. Имѣя намѣреніе черезъ два дня вернуться въ Базель, онъ желалъ передъ отъѣздомъ покончить съ дѣлами своего сердца или, покрайней мѣрѣ, подвинуться хоть на шагъ впередъ. На слѣдующее утро ему предстояли различныя торговыя сдѣлки съ поселянами и ихъ женами, у которыхъ забиралъ полотна; быстро покончивъ съ этими дѣлами, Урмандъ поспѣшилъ въ гостинницу. Ему было извѣстно, что между шестью и восемью часами, Марія никѣмъ и ничѣмъ не позволитъ прервать своя великія заготовленія къ ужину; но въ четыре часа, полагалъ онъ, ее вѣрно можно будетъ застать спокойно сидящею за какимъ нибудь женскимъ рукодѣльемъ. Дѣйствительно, явившись къ четыремъ часамъ, онъ нашелъ ее не съ иголкою въ рукахъ, а что было еще лучше, совершенно праздною. У открытаго окна, облокотившись на подоконникъ, стоила она неподвижно и смотрѣла въ садъ, погруженная въ глубокія думы. «Не были ли ея мысли заняты имъ?» мелькнуло въ головѣ Адріяна.
— Я покончилъ съ своими продавцами и намѣренъ завтра вернуться въ Базель, сказалъ онъ, когда Марія заслышала шаги, обернулась и очутилась лицомъ къ лицу.
— Надѣюсь вы успѣшно закупили вашъ товаръ, господинъ Урмандъ?
— Ахъ, что до этого, то въ нынѣшнія времена нельзя сдѣлать выгодной покупки. Прежде еще можно было имѣть какой-либо барышъ, теперь-же всякая деревенская баба въ Эльзасѣ знаетъ столько-же, если еще не лучше меня, въ какой цѣнѣ стоитъ полотно въ Вернѣ и Парижѣ и того мнѣнія, что здѣсь въ Гронперѣ можетъ получить столько-же.
— Да, трудъ вашъ не легкій и по всей справедливости долженъ-же быть также вознагражденъ. Къ тому же все такъ вздорожало!
— Мой трудъ и будетъ вознагражденъ — конечно какъ-же дѣлать закупки безъ барыша? Здѣшніе жители воображаютъ, что я пріѣзжаю сюда ради ихъ удовольствія. Онъ вдругъ запнулся, вспомнивъ въ эту минуту, что пришелъ не съ намѣреніемъ разсказывать Маріи, какъ идутъ его дѣла, а что цѣль свою ему надлежитъ преслѣдовать въ совершенно другомъ направленіи. Затрудненіе состояли теперь въ томъ, какъ перейти на тотъ предметъ.
— Но я все таки думаю, что вы не безъ барыша закупили свой товаръ, заговорила Марія Бромаръ, удивленная его внезапнымъ молчаніемъ; но жизнь бѣдныхъ, также не мало стоитъ. Съ усиліемъ старалась она поддержать разговоръ на тему о продавцахъ и покупателяхъ.
— Мнѣ необходимо поговорить съ вами о другомъ предметѣ, Марія, возразилъ Урмандъ, прямо переходя на задуманную рѣчь.
— О другомъ? прошептала Марія, угадывая что наступилъ неизбѣжный моментъ.
— Да — о другомъ! Я думаю, что вы уже догадались о чемъ я хочу говорить съ вами и полагаю, для васъ не будетъ новостью услышать, что я васъ люблю, Марія, не правда-ли? Вамъ уже извѣстно мнѣніе о васъ!
— Нѣтъ оно мнѣ неизвѣстно, возразила Марія, не имѣя однако намѣренія вызвать его этими словами на признаніе, а сказавъ ихъ, потому что они первые пришли ей въ голову.
— Вся моя душа занята мыслью, что если вы согласитесь быть моей женой, я буду счастливѣйшимъ человѣкомъ въ мірѣ; ну, вотъ вамъ мое признаніе! Каждый знаетъ, какъ вы добры, умны и прекрасны, но не думаю, чтобы кто либо могъ любить васъ горячѣе меня! Марія, можете-ли вы сказать, что отвѣчаете мнѣ? вашему дядѣ былъ-бы пріятенъ нашъ союзъ и вашей тети также! Онъ стоялъ совсѣмъ близко къ ней и хотѣлъ обвить ее своими руками.
— Оставьте это, господинъ Урмандъ, отвѣтила Марія, ускользая изъ его объятій.
— Но это не отвѣтъ. Въ состояніи-ли вы любить меня, Марія?
— Нѣтъ, едва слышно, прошептала она.
— И вамъ нечего болѣе прибавить?
— Что-же еще?
— Но вѣдь это желаніе вашихъ родныхъ, дорогая Марія, не хотите-ли вы, покрайней мѣрѣ, попытаться полюбить меня?
— Я знаю что они этого желаютъ. Для дѣвушки не трудно замѣтить въ подобныхъ вещахъ, клонится-ли людское мнѣніе за или противъ нихъ. Мнѣ хорошо извѣстно, что дядя желаетъ этотъ бракъ! Какъ онъ добръ — и вы безъ сомнѣнія также — повѣрьте, я глубоко чувствую оказываемую мнѣ честь. Вы гораздо знатнѣе меня.
— Не знаю чѣмъ-же я знатнѣе? Еслибъ вы могли читать въ моемъ сердце, то не говорили-бы такъ!
— Но.
— Не продолжайте Марія! Посовѣтуйтесь, дорогая, сначала со своимъ сердцемъ передъ тѣмъ какъ дать отвѣтъ, сдѣлающій меня пли самымъ счастливымъ человѣкомъ или очень несчастнымъ.
— Я уже обдумала свое рѣшеніе. Для дяди, я готова-бы была идти въ огонь, еслибъ онъ того пожелалъ.
— Но онъ это и желаетъ.
— Не смотря на то, я не въ состояніи исполнить его волю.
— Почему-же нѣтъ, Марія?
— Я хочу остаться такою, какою есть и не имѣю ни малѣйшей охоты у идти отсюда — вообще я не думаю когда-либо выдти замужъ.
— Не правда, Марія, когда нибудь вы непремѣнно выйдете замужъ.
— Увѣряю васъ, что нѣтъ — это очень сомнительно. Есть дѣвушки, никогда не достигающія этой цѣли, а здѣсь я чувствую себя на своемъ мѣстѣ.
— О я вижу, что вы говорите такъ, потому что не любите меня!
Я никогда не думаю любить — въ такомъ смыслѣ, какъ вы полагаете. Теперь мнѣ надо идти, господинъ Урмандъ, внизу меня ждутъ.
Она ушла, а Адріянъ болѣе не упоминалъ ей о своей любви.
— Я самъ попробую поговорить съ нею, — сказалъ Михаилъ Фоссъ, когда молодой человѣкъ снова сидя вмѣстѣ съ нимъ на скамьѣ передъ дверью и куря сигары, сообщилъ ему о своей неудачѣ.
— Это ни къ чеку не поведетъ, — возразилъ Адріянъ. — Нельзя знать, чего незнаешь, — противорѣчивъ ему Михаилъ.
— Никогда не извѣстно, что кроется въ головкахъ у этихъ дѣвочекъ и чего они хотятъ. Когда вы завтра уѣдете, я самъ примусь за нее. Она, я думаю, только еще не сообразила, что колосъ долженъ быть снятъ, когда онъ созрѣвши. Иныя ждутъ недождутся когда имъ надѣнутъ чепецъ, другія же сопротивляются, когда родители этого желаютъ. Мнѣ кажется понятнымъ ихъ сопротивленіе; Марія, однако не одна изъ худшихъ и вѣрно позволитъ себя вразумить, если я переговорю съ нею!
— Адріяну Урмандъ ничего болѣе не оставалось, какъ согласиться на предложеніе хозяина.
Мысль, что его заступитъ другое лице, была не совсѣмъ въ его вкусѣ, но не могъ же онъ запретить дяди высказать племянницѣ свое мнѣніе. Небольшой намекъ позволилъ еще себѣ сдѣлать Адріянъ передъ тѣмъ какъ уйти.
— Нельзя, я думаю, предположитъ, чтобы она, мнѣ предпочитала другаго?
Михаилъ Фоссъ ничего не отвѣтилъ и только покачалъ головою; такимъ образомъ Адріянъ могъ расчитывать, что съ этой стороны ему нечего бояться.
Не смотря на свое покачиванье головой, Михаилъ Фоссъ испытывалъ нѣкоторый страхъ при мысли что высказанное сомнѣніе можетъ имѣть долю основанія. Онъ однако счелъ за лучшее отвѣтить нѣмымъ движеніемъ головы, чѣмъ унизиться до лжи, подтвердивъ словами то, въ чемъ самъ еще не совсѣмъ былъ увѣренъ.
Вечеромъ того же дня, онъ, на счетъ этого обстоятельства, посовѣтывался съ женою, выразивъ въ тоже, время, свое рѣшительное, желаніе, чтобы состоялось бракосочетаніе Маріи Бромаръ съ Адріаномъ Урмандъ. — Лучшей партіи я не знаю для нея, — заключилъ Михаилъ.
— Да, она довольно приличная, — выразила свое мнѣніе мадамъ Фоссъ. — Приличная! я воображаю! При капиталѣ въ тридцать тысячъ Франковъ, онъ еще и превосходный дѣлецъ, такой же какъ и его покойный батюшка!
— Только онъ черезъ чуръ ужъ щеголеватъ.
— Да, такъ чтожъ изъ этого! возразилъ Михаилъ.
— Кромѣ того, мнѣ кажется, что онъ привязанъ къ деньгамъ болѣе чѣмъ бы слѣдовало!
— Ну, это можетъ быть названо скорѣй хорошимъ недостаткомъ. Значитъ жена и дѣти у него не будутъ терпѣть нужду.
Мадамъ Фоссъ съ минусу помолчала, передъ тѣмъ чѣмъ выразить противъ этого союза свой послѣдній и самый важный доводъ: — Я не могу отказаться отъ мысли, что Марія все еще не забыла Георга, — сказала она наконецъ.
— Если это правда, то Марія хорошо сдѣлаетъ, если откажется отъ этой дури, — вспыльчиво возразилъ Михаилъ, — потому что Георгъ вовсе не думаетъ о ней. — Онъ ничего болѣе не сказалъ, но рѣшился весьма основательно высказать свое мнѣніе Маріи Брокеръ.