XVIII. Канцлерство Бисмарка. Единая Германская империя вчерне была готова. Вчерне — потому, что конституция оставила невыясненным целый ряд важных политических вопросов, и потому особенно, что немецкое единство было, как мы знаем, не вполне доделано. Сделать все, что возможно для того, чтобы ослабить партикуляризм, для того, чтобы устранить вред для единства ревнивых династических опасений средних германских держав, для того, чтобы спаять теснее отдельные части страны, — таковы были задачи Бисмарка. И первую половину своего канцлерства, когда он правил, опираясь на либеральные силы, он делал, в сущности говоря, два дела, вернее, одно и то же дело, но с двух разных сторон: пытался законодательными актами довершить здание единства и вел борьбу с партикуляристскими силами, мешавшими окончательному торжеству единства.
Среди законов, проведенных в первые годы канцлерства — целый ряд очень важных: закон о септеннате, явившийся результатом компромисса между правительством и парламентом: правительство требовало, чтобы рейхстаг совершенно устранил себя от дела комплектования армии, а рейхстаг настаивал на своем праве ежегодно утверждать воинский контингент. После долгих споров сошлись на том, что в первый раз контингент будет утвержден на семь лет. Этот срок и вошел в обычай. Потом был выработан порядок международных сношений новой империи. Он свелся к тому, что многие из государств упразднили, либо целиком, либо частью, свое иностранное представительство, отдав фактически заботы о своих интересах за границею в руки Бисмарка. Затем были проведены две капитальные экономические реформы: переход к золотой валюте, облегченный миллиардами французской контрибуции, и реорганизация имперского банка. Дальше, по логической схеме Бисмарка, должно было итти объединение права, поскольку оно еще не было осуществлено. Общий уголовный кодекс был уже установлен Северо-германским союзом. Но в дальнейшем объединение права затянулось. Партикуляризм южан сильно мешал Бисмарку, и только в 1876 году были приняты союзным советом три закона: о гражданском судопроизводстве, об уголовном судопроизводстве и об общей организации судебных установлений. В 1879 году открыли свое действие новые суды с Лейпцигским имперским судом во главе. Бисмарк требовал, чтобы резиденция имперского суда находилась в Берлине, но в союзном совете это предложение не прошло по тем мотивам, что в Берлине суд мог быть не свободен от придворных и правительственных влияний.
Из всех мероприятий, проведенных в это время, особенно носят на себе печать либерализма три закона: закон о печати 7 мая 1874 года, предоставляющий суждение о том, что дозволено и что не дозволено, суду (в Баварии, Бадене и Вюртемберге — суду присяжных), и законы 13 дек. 1872 г. и 29 июня 1875 г. о реформе прус. местного самоуправления. Для того, чтобы провести этот последний закон, понадобилось назначить 25 новых пэров в палату господ: так велико было сопротивление юнкеров. И действительно, для юнкеров эта реформа была страшным ударом. Они лишились своего влияния, которое раньше им легко было осуществлять через назначаемых ими старост внизу и через своих же ставленников ландратов наверху (теперь старосты стали выборными, а кандидаты в ландраты стали выставляться окружными собраниями, а не помещиками). Юнкеры теряли еще вполне реальное право наследственной вотчинной полиции, благодаря которому они держали в руках крестьян. Они утрачивали право постоянного участия в окружных собраниях, ибо теперь туда можно было проникнуть только голосами избирателей и выборщиков, а участие в собраниях им было важно, так как личным вмешательством им бывало нетрудно устранить „чрезмерное“ обложение помещичьих земель.
Нет ничего удивительного, что юнкерство надолго воспылало ненавистью к Бисмарку и всячески старалось мстить ему за эту „измену“. Но главным врагом Бисмарка в эту эпоху были не консерваторы, а католики, образовавшие крепкую клерикальную партию центра и приблизившие к себе все партикуляристски настроенные элементы Г. Это последнее обстоятельство придавало им особенную силу. Империя хотя и объединила Г., но оставила в ней множество людей, недовольных по разным причинам всепоглощающей гегемонией Пруссии и капральскими ухватками Бисмарка. Их не удовлетворяли всякого рода Reservatrechte. Они хотели еще большей самостоятельности для отдельных частей Г. Им, тоже партикуляристам, трудно было найти себе подходящее партийное знамя. Консерваторы отпугивали их преклонением перед старым классическим, прусским строем, нивелирующего влияния которого они так боялись, либералы разных оттенков не годились благодаря своему энтузиазму перед делом объединения. Группа центра, идущая против Бисмарка, опирающаяся, главным образом, на католиков партикуляристского юга и сепаратистской Польши, холодно относящаяся и к прусским полицейским порядкам, и к единству, — это было то, чего искали партикуляристы. Поэтому для руководителей католического движения очень рано выяснилось, что их будут поддерживать во имя партикуляризма и некоторые протестантские группы.
Бисмарк, который сразу понял эту особенность организации католиков, именно поэтому решил сокрушить ее во что бы ни стало и, чтобы привлечь на свою сторону общественное мнение, стал выдвигать тот мотив борьбы, что он восстает не только на защиту прерогатив государства против притязаний враждебной ему силы, но и защищает свободу совести против католической нетерпимости. Прием оказался удачным. В борьбе с католиками Бисмарк имел сильную поддержку. На стороне правительства были, прежде всего, национал-либералы, которые шли против католицизма по разным причинам: они были сторонниками светской школы, они боялись скрывавшегося под ультрамонтанской оппозицией партикуляризма; они не хотели оставить Бисмарка без поддержки в борьбе, которая грозила расшатать столь дорогое им единство. По двум последним причинам и свободные консерваторы стояли за правительство. Прогрессисты также были на стороне Бисмарка, пока не обнаружился настоящий полицейский характер его борьбы с центром. Потом они покинули канцлера. Один из вождей партии, проф. Вирхов, окрестил эту борьбу культуркампфом, что было остроумно, но характеризовало лишь позицию самих прогрессистов, а не Бисмарка. Консерваторы не были на стороне правительства. Они находили, что дело идет не о католической церкви, а о церкви вообще. Умаления же церкви они, ученики Галлера и Шталя, допустить не желали.
Бисмарк вел борьбу страстно. Ему помогал энергичный и даровитый прусский министр культов Фальк. Законы проводились одновременно в рейхстате и в прусской палате. Но католики не сдавались. Пассивное сопротивление, блестящие выступления в парламенте, где у них был великолепный лидер в лице Виндгорста, даже покушение на Бисмарка (Кульман), — таковы были различные средства католиков. Папа присылал из Рима благословения борцам и проклятия Бисмарку. В конце концов Бисмарк был побежден. Из целого ряда законов, центральное место среди кот. занимали майские законы 1873 г., осталось после примирения с католиками очень немного: гражданский брак, запрещение доступа в империю иезуитам (впоследствии тоже было отменено), запрещение под угрозою тюрьмы включения в церковную проповедь политических мотивов, способных вызвать нарушение общ. спокойствия (т. наз. Kanzelparagraph), обязательство заявлять администрации имена кандидатов на священнические должности (Anzeigepflicht), государств. надзор за школами, участие общин в управлении церковными имуществами и отмена статей конституции, обеспечивающих свободу совести. Чем объясняется поражение Бисмарка? Несомненно, главн. образом, тем, что для прусско-германского правительства культуркампф был, прежде всего, борьбою за престиж своеобразно понимаемой государственности. Католическая церковь, та самая, которая палками вколачивала в непокорные головы вздорный догмат непогрешимости, благодаря неуклюжему наскоку правительства, оделась ореолом поборницы свободы совести. И чтобы одолеть ее, правительство отменило гарантии свободы совести в конституции, вообще мешавшие ему, как и всякие гарантии политической свободы. Естественно, что при таких условиях у церкви оказалось множество сторонников среди либералов и демократов. Сделал Бисмарк и другую ошибку. В первоначальной программе центра было два пункта: первым выдвигался партикуляристический лозунг, а вторым лозунг церковной автономии. Бисмарк считал более опасным первый. И он был прав, ибо в тот момент призыв к партикуляризму мог серьезно повредить делу единства; и если бы Бисмарк начал борьбу с центром во имя принципа единства против партикуляризма, а вместо отмены гарантий свободы установил настоящий правовой режим, результат борьбы был бы иной. При разнородности социальной конструкции центра, его составные части не могли бы долго удержаться вместе, раз страна свободна от дамоклова меча полицейской опеки. Различные группы оппозиции, составляющие центр, неизбежно разошлись бы по своим социальным клеткам. Вместо этого Бисмарк стал потрясать полицейским кулаком и урезывать свободы, дорогие всему германскому народу, делая этим сопротивление центра все более и более популярным, заставляя разнородные элементы партии сближаться теснее, сплавляться надолго.
Примирение с центром было одним из тех фактов, которые дали возможность Бисмарку подвергнуть пересмотру основы своей политики. Перелом в ней в 1877—78 гг. должен был наступить под влиянием целого ряда причин. Прежде всего, достигшее геркулесовых столпов грюндерство, неизбежный результат наплыва французского золота, — кончилось крахом. Несколько более или менее крупных банков лопнуло, много промышленных предприятий обанкротилось, наступила заминка в торговле; сельское хозяйство тоже оказалось в удрученном состоянии. Миллиарды схлынули, и в экономической деятельности наступила депрессия. Это отозвалось на других сторонах жизни. Прежде всего на финансах. Первые годы империи сводить концы с концами в государственном хозяйстве мог бы последний чиновник финансового ведомства, ибо при полных до краев сундуках казначейства, чтобы хорошо приготовить бюджет, не требуется ничего, кроме знания четырех действий арифметики. После кризиса уже было не то. Доходы отдельных государств испытали заметное понижение. Взносы их перестали поступать с прежней легкостью в имперскую казну. Бисмарк хотел путем железнодорожной реформы несколько облегчить положение имперской казны. Но это ему не удалось. Нужно было думать о реформе более серьезной и глубокой. Нужно было переходить на принципиально иной путь налоговой и таможенной политики, чем тот, на котором он стоял до сих пор. На это толкали и другие причины, парламентские.
Эволюция внутренних отношений Пруссии была такова, что Бисмарку почти невозможно было держаться прежней тактики. В борьбе с католиками он опирался на либералов. Консерваторы относились к этой борьбе со все более возраставшим неудовольствием. Продолжать в том же духе дальше значило окончательно порвать с консерваторами и окончательно сблизиться с либералами, т. е. капитулировать перед их требованиями. А требования либералов были для Бисмарка неприемлемы. Когда летом канцлер вел переговоры с вождем национал-либералов Беннигсеном, с целью привлечь его и его друзей в прусский кабинет, Беннигсен поставил два условия: последовательно-фритредерская политика и парламентаризм. На этот путь Бисмарк вступить не мог. Нужно было решиться стать на другой, на котором либералы не должны были сопровождать его. Примирение с католиками должно было знаменовать охлаждение к национал-либералам. Переход к протекционизму — разрыв с ними и сближение с консерваторами. Центр и консерваторы могли составить большинство, независимое от либералов. После еще одной неудачной попытки столковаться с национал-либералами (март 1878) Бисмарк решился. Кабинет был преобразован путем привлечения в него консерваторов. С либералами было покончено. Началась новая линия в политике Бисмарка, линия все возрастающего устремления вправо. В министерстве этот поворот был ознаменован уходом Дельбрюка, главы фритредеров, и Фалька, души культуркампфа.
Последнее десятилетие правления Бисмарка отмечено двумя тенденциями: покровительством немецкой промышленности и немецкому сельскому хозяйству и борьбою с революционным рабочим движением. Первая из этих тенденций осуществлялась путем высоких тарифов и первых попыток вступления на путь колонизации. Вторая — сначала при помощи исключительных законов против социалистов, а когда эти законы оказались так же неудачны, как и законы культуркампфа, — при помощи социального законодательства. На этом пункте стояло дело, когда в 1888 г. умер император Вильгельм и его заменил его сын Фридрих III, сам смертельно больной, процарствовавший всего 99 дней. Бисмарк правил, совершенно не считаясь с волею гуманного и прогрессивно настроенного монарха, и проводил его в могилу с навязанными ему несколькими мелкими реакционными законами. Зато при преемнике Фридриха Вильгельме II Бисмарк продержался недолго. Тяготясь властной опекой и опасаясь возрастающего реакционного настроения канцлера, Вильгельм дал ему отставку и фактически сделался сам „собственным канцлером“ (1890).