XV. Германия во время французской революции. Когда во Франции разыгрались июльские и августовские события 1789 года, вся немецкая буржуазная интеллигенция возликовала. Георг Форстер, Иоганн Мюллер, Кант, Фихте, Гете, Клопшток, Бюргер, Фосс, Виланд, Гердер, Вильг. Гумбольдт — все в той или иной форме выражали свое сочувствие революции. Студенты были в полном восторге. А когда слухи о том, что делается во Франции, стали просачиваться в крестьянскую массу, там началось серьезное движение. Вспыхнуло оно раньше всего в вюртембергском графстве Мёмпельгард, вклинившемся во французский Эльзас, в середине авг. 1789 г., оттуда волнения перешли в Кельнскую, Трирскую, Шпейерскую области, потом в Пфальц. Мало-по-малу ими были задеты Цвейбрюккен, Нассау, Лихтенберг, Люттих, Баден, Гильдесгейм, Гессен-Кассель. В 1790 г. серьезная пугачевщина разразилась в Саксонии и, сравнительно поздно — в 1792 г., — в прусской Силезии. Но все эти проявления были разрозненные, и правительства легко с ними справлялись. Тем не менее опасность для Г. революционного очага за Рейном была ясна, и сознание этой опасности вызвало войны Г. с революцией. Первая коалиция (австро-прусская) была побеждена Францией в течение второй половины 1794 г., и в 1795 г. Пруссия заключила мир отдельно от Австрии. Австрию вынудили к миру кампании 1796 и 1797 гг. (Кампоформийский мир 17 окт. 1797). Вторая коалиция (австро-англо-русская) была побеждена окончательно, после временных успехов (Суворов в Италии), в 1800 г. (Маренго и Гогенлинден; Люневильский мир). Третья коалиция побеждена уже императором Наполеоном в 1805 г. (Аустерлиц; Пресбургский мир), четвертая (прусско-русская) в 1807 г. (Фридланд; Тильзитский мир). Наконец, в 1809 г., Австрия одна была побеждена при Ваграме (Венский мир). Результатом всех этих войн была полная территориальная перетасовка Г. Левый берег Рейна был присоединен к Франции. Регенсбургская комиссия, занявшаяся после Люневильского мира (1803) вопросом о компенсациях князьям, потерявшим на левом берегу свои владения, медиатизировала около 120 духовных владений и вольных городов на юге, а князья потом уже самостоятельно медиатизировали огромное множество рыцарских владений. После Пресбургского мира был учрежден Рейнский союз из 16 госуд. (Бавария, Вюртемберг, Баден, Гессен-Нассау, Гессен-Дармштадт и др.), фактически ставший вассалом Наполеона. Князья, вошедшие в союз, объявили, что они выходят из состава империи и упраздняют в своих владениях все имперские учреждения. Империя умерла. Император Св. Римской Империи Франц II сложил с себя старый титул Оттонов и Гогенштауфенов и принял титул императора Австрии Франца I. После Тильзита из Гессен-Касселя и ряда мелких владений на севере (север не подвергся хищнической медиатизации) было образовано королевство Вестфальское, которое вместе с Саксонией, Вюрцбургом и областями, отнятыми у Пруссии, было включено в Рейнский союз. Теперь союз являлся в полном смысле слова troisième Allemagne, „третьей Г.“, как того добивался Наполеон; в него входило все, что не принадлежало Австрии и Пруссии. Союз находился целиком под французским игом. Пруссия, оккупированная впредь до уплаты контрибуции, изнывала под требованиями французов. Притеснения, несправедливости, прямые издевательства с самого начала были очень велики. С течением времени они стали невыносимы. Против французов стало подниматься и расти озлобление, которое мало-по-малу кристаллизовалось в могучее национальное чувство. Этим национальным подъемом воспользовалось прусское правительство.
Чувство самосохранения подсказало Фридриху-Вильгельму III, что, если он не обновит состава своей бюрократии и не предпримет реформ, то у него скоро не останется никаких владений. И он решился. Его новые советники были большей частью не пруссаки. Они либо с самого начала разделяли политические принципы франц. революции, как Гарденберг, либо, как Штейн, позднее пришли к заключению, что без этих принципов невозможны широкие реформы. Цель реформ была для всех одна: создать такое войско, которое помогло бы сбросить французскую тиранию. Остальное все должно было быть средством. И прежде всего, чтобы иметь обильные кадры будущего войска, войска, способного на порыв и одушевление, нужно было освободить крепостных, сделать их из рабов людьми. В Тильзите Наполеон приказал королю удалить бывшего министром Гарденберга и рекомендовал ему Штейна. Штейн и пустил в первую очередь крестьянскую реформу. Основы закона 9 октяб. 1807 г., выработанного под его руководством и положившего начало демократизации прусского общества, были следующие.
Старинное, закрепленное законом, деление на сословия было уничтожено, устанавливался свободный переход земель, при чем бюргеры и крестьянство получили право покупать дворянские земли. Наследственное подданство, т. е. личная крепостная зависимость, было уничтожено, что, прежде всего, означало прекращение дворовой службы крестьян. Но половинчатость указа 9 октября заключалась в том, что дворянам была дана компенсация в виде разрешения под известными условиями присоединять крестьянские участки к своему хозяйству. Закон, по первоначальной идее предполагавшийся только в виде временной меры для В. Пруссии, соседки В. Герцогства Варшавского (где крестьяне были освобождены Наполеоном), был распространен на все королевство. Вскоре вслед за этим (28 октября 1807 г.) были несколько урегулированы путаные отношения, создавшиеся благодаря сложной процедуре освобождения на дворцовых землях. Наследственное подданство уничтожалось окончательно; дворовая служба, брачная пошлина и пошлина при оставлении участка отменялись. Девять месяцев спустя был издан указ, которым дворцовые крестьяне получали землю, на которой они хозяйничали, без выкупа, но с обязательством отказаться от права на традиционную помощь от дворцового ведомства. Чтобы дать им возможность окрепнуть, это право было только продлено на два года. Таким образом, реформа положения дворцовых крестьян была приведена к своему логическому концу. В Пруссии явилось 30.000 новых мелких собственников, а дворцовое ведомство зарегистрировало, „исключительно благодаря отмене прежних отношений“, значительное увеличение доходов.
Реформа помещичьих крестьян остановилась на полдороге. Помещики были еще сильны, и им удалось выторговать у Штейна инструкцию 14 февраля 1808 года, где были оговорены их права на присоединение крестьянских участков. Присоединять безусловно разрешалось только такие участки, которые возникли во второй половине XVIII века. Более старые было дозволено присоединять лишь под условием возмещения крестьянину равного по размеру участка на правах собственности. Словом, в принципе охраны крестьян была как-ни-как сделана брешь.
Следующим этапом на этом пути было, по мнению Штейна, широкое местное самоуправление в деревне, в городе, в области, покоящееся на принципе избрания и представительства и увенчанное обще-государственным представительным учреждением.
Но Штейн не сумел осуществить свои реформы в тех рамках, в каких они намечались в его голове. Единственной законченной реформою осталась проведенная им реформа городского управления. Закон 19 ноября 1808 г. давал каждому жителю города, обладающему недвижимой собственностью или годовым доходом от 150 до 200 талеров, право участвовать в выборах членов городской думы (Stadtverordneten). Дума назначала из своей среды городскую управу (Der Magistrat), которая пользовалась исключительно исполнительной властью. Государственного контроля над городским самоуправлением не было установлено никакого. Вместо старых городских судов был введен суд государственный. Даже полицейские функции не везде были оставлены в руках государства; в мелких городах была введена фикция делегирования их выборной городской управе, магистрату.
В деревне Штейн не мог добиться таких же решительных результатов. Его останавливало все то же огромное влияние юнкерства, враждебного реформам, которое он встречал на каждом шагу. Чтобы осуществить самоуправление в деревне, нужно было первым долгом уничтожить административно-полицейско-судебные функции помещиков. На это Штейн не решился, и его идеи даже не дошли до стадии законопроекта.
Мысли о реформе провинциальной администрации получили силу закона 26 декабря 1808 г. (т. е. уже после Штейна). Но на практике реформа жестоко обманула ожидания Штейна. Штейн хотел ввести в провинциальные палаты, смешанное бюрократическое судебно-административное учреждение, выборный элемент и точнее разграничить судебные и административные функции. В результате получилось то, что бюрократический элемент осложнился юнкерским, и косность в провинциальном управлении от этого получилась сугубая.
Больше практического значения имела реформа высших административных учреждений, получившая санкцию тоже после ухода Штейна. Должность провинциальных министров была уничтожена, и тем открыта возможность для законодательного закрепления сложившихся на практике порядков. Высшие административные функции были разделены между пятью министрами: иностранных дел, военным, внутренних дел, финансов и юстиции (позднее присоединили шестого: культа и просвещения). При Штейне реформа не была вполне закончена. Окончательный вид она получила уже после него, в 1810 году, когда была создана просуществовавшая очень недолго должность государственного канцлера.
Быть может, самой плодотворной, с точки зрения тех целей, какие ставил себе Штейн с единомышленниками, была военная реформа, вернее, начало военной реформы. Душою ее был Шарнгорст, которому деятельно помогали самые блестящие офицера прусской армии: Грольман, Гнейзенау, Бойен и др.
Была отменена привилегия дворянства поставлять офицеров в армию. Доступ в офицерство сделался в теории свободным; были отменены для некоторых войсковых частей телесные наказания, прекращена вербовка наемников.
Но этих реформ оказалось недостаточно. Жизнь шла головокружительно быстрым темпом, и преобразования не поспевали за нею. Общество, мало удовлетворенное скромными реформами, волновалось в нетерпеливой жажде независимости и создавало параллельно с официальными органами народной жизни свои собственные, самочинные.
Никогда в Пруссии не было такого огромного количества тайных обществ, как в эту пору, никогда подпольная жизнь не достигала таких размеров, никогда в роли заговорщиков и революционеров не фигурировало так много сановников. В основанном в 1808 году кенигсбергском Союзе Добродетели (Tugendbund) принимали участие Гнейзенау, его приятели-генералы и целый ряд высших гражданских чиновников. Они собирались, чтобы втихомолку обсудить вопрос о средствах избавления от французов. Вся страна кишела тайными организациями.
С помощью тайных обществ дело политического воспитания страны углублялось и ширилось. Инертная толпа обывателей, безучастная и равнодушная, проникалась гражданским самосознанием; выростала мало-по-малу грозная народная стихия.
Особенно быстро произошла эта перемена в бюргерстве. Национализм, как тяга к единству, мы знаем, уже успел сделаться его классовою доктриною. Война и оккупация нанесли бюргерству огромный ущерб, который нужно было возместить, который оно готово было возместить ценою каких угодно жертв. Муниципальная реформа дала ему возможность плодотворной и живой общественной деятельности. Военная реформа открыла ему доступ в офицерскую среду, куда давно уже стремилась богатая бюргерская молодежь. Разговоры в тайных обществах разжигали и наполняли энергией. В бюргерстве росла сознательность, и созревало политическое мировоззрение. Скоро ему должны были открыться новые заманчивые перспективы полного политического обновления. А пока политические стремления бюргерства были направлены исключительно на завоевание независимости извне. Патриотизм, этот неведомый для Пруссии плод политической сознательности, делал огромные успехи.
Все это не могло оставаться неизвестным Наполеону. Он тревожился и в декабре 1808 г. дал понять королю, что он желает отставки Штейна. Король повиновался.
Дело реформ продолжалось вяло до тех пор, пока король не отдал кормило правления в испытанные руки Гарденберга (6 июня 1810 г.). Гарденбергу пришлось начать с того, что было наиболее настоятельно, с финансово-фискальных реформ. Уплата контрибуции, реорганизация войска — все это требовало денег, денег и денег. А казна была пуста. Чтобы увеличить поступления, Гарденберг секуляризировал церковную собственность, создал налог на роскошь (лошадей, собак и кареты), ввел налог на промысловые свидетельства, видоизменил гербовый сбор, совершенно реформировал систему косвенных налогов, положил начало подоходному обложению.
Значение всех этих мер, проведенных последовательно с конца 1810 г. до мая 1812 г., было огромно. Они далеко выходили за пределы чисто-финансовых реформ и глубоко врезывались в самые основы прусских общественно-экономических отношений.
Новые косвенные налоги, в противоположность старому акцизу, действовавшему только в городах, коснулись и дворянства. Отныне оно тоже было привлечено к уплате налогов на предметы потребления и таможенных пошлин. Кроме того, у дворянства были отняты некоторые пошлины, взимавшиеся им в свою собственную пользу: то были старые феодальные баналитеты (пошлина за помол, за курение пива и водки). Введение промыслового сбора уничтожило все феодальные привилегии этого рода и одновременно покончило с цеховой системою. Закон предоставил право упразднять старые цехи. Для этого нужно было либо постановление большинства полноправных членов цеха, либо простое распоряжение администрации. Выход из цеховой организации был сделан свободным. И наоборот: всякий, купивший себе промысловое свидетельство, мог начинать, не справляясь ни о чем другом, торговое или промышленное предприятие. Для Пруссии начиналась эра свободной торговли и свободной промышленности. Рухнул еще один подгнивший устой средневековых порядков.
Аграрная реформа Гарденберга далеко не имела того значения, какое имела реформа фискальная. Оппозиция юнкерства, оказавшаяся бессильной помешать осуществлению финансовых мер, совершенно исказила идею крестьянской реформы. Гарденберг носился с мыслью отдать без выкупа всем крестьянам-ласситам участки, которые они обрабатывали. Помещик должен был получить вознаграждение по соглашению с крестьянином за барщины, оброки и прочие повинности. Арендаторы помещичьих земель тоже должны были быть превращены в собственников. Так думал Гарденберг, но юнкеры думали иначе. Они подняли такой вой, что у министра не хватило духа настаивать.
Первоначальный проект вызвал много возражений, был переделан и 14 сент. 1811 г. сделался законом. По этому закону превращение крестьян в собственников было поставлено в зависимость от соглашения с помещиком, чего по первонач. проекту не предполагалось. Все крестьяне были разделены на две категории. К первой были отнесены наследственные крестьяне-ласситы, а ко второй ненаследственные и арендаторы. Первые должны были превратиться в собственников, уступив помещику вместо выкупа треть своей земли, вторые, к категории которых принадлежало большинство прусских крестьян, — уступив половину.
Таков был первый эдикт о „регулировании“ (Regulierungsedikt), как называли в то время выкупную операцию. Хотя сравнительно с первоначальным проектом в нем было сделано много изменений в угоду помещикам, но юнкеры все-таки остались недовольны и продолжали делать героические усилия, чтобы изменить еще больше в свою пользу положения закона. И они добились. Целым рядом актов, имевших по форме характер разъяснения некоторых практических затруднений, возникавших при проведении закона в жизнь, юнкеры получили дальнейшие льготы, и в так называемой декларации 29 мая 1816 г., составленной после нового совещания с земскими представителями, дело крестьянской эмансипации потерпело новый ущерб.
Декларация 1816 г. является главным законом, нормирующим выкупную процедуру в Пруссии, и даже сравнительно с законом 1811 г. она была крупным шагом назад. В силу декларации круг крестьян, сохраняющих право на регулирование, был значительно сужен. Для того, чтобы определить, какие крестьяне подлежат регулированию, какие нет, был определен целый ряд условий. Регулированию подлежали только те из не пустующих ласситских или арендаторских дворов, которые 1) имели полную упряжку, т. е. нормальное количество рабочего скота, 2) были внесены в кадастровые списки, т. е. были обложены крестьянскою податью, 3) принадлежали к дворам старого происхождения, т. е. не возникли после 1763 г. в силу законов об охране крестьянства, 4) и замещались принудительно всякий раз, когда становились вакантны. Дворы, не удовлетворявшие хотя бы одному из этих условий, выкупу в собственность не подлежали.
Дальнейшие условия регулирования были следующие. Прежние отношения переходят в новые по требованию одной из сторон, хотя бы без согласия другой. Следовательно, выкуп не обязателен: при обоюдном нежелании отношения могут остаться прежние. Срока для выкупа не существует. Крестьянин получает свой участок в собственность, освобождается от барщины и оброков, приобретает инвентарь, причисленный к участку. Помещик теряет право на верховную собственность над крестьянскими дворами, право выпаса своего скота на крестьянских участках. Зато крестьянин утрачивает право на пособие от помещика, право пользоваться валежником, строевым материалом, подстилкой для скота и выпасом в помещичьем лесу, право требовать от помещика возведения построек и ремонта, уплаты в случае его несостоятельности податей. Кроме того, наследственный лассит уступал помещику треть, а ненаследственный и арендатор — половину участка. Законы об охране крестьянства были объявлены недействительными.
Законы о регулировании касались только ласситов и ненаследственных арендаторов. Крестьян, пользующихся более прочными правами на землю: собственников и наследственных арендаторов, сидящих на дворцовых и помещичьих землях, они не коснулись. Между тем в некоторых случаях они тоже несли барщинные и иные повинности. Положение о выкупе (Ablösungsordnung) 7 июня 1821 г. разрешило и их положение. Барщину выкупать было разрешено только крестьянам, имеющим полную упряжку. Вознаграждение помещик должен был получить землею или рентой. Другие повинности (оброки и проч.) тоже превращались в ежегодную ренту. Ренту в том и другом случае можно было выкупить, уплатив помещику единовременно сумму, превышающую ее в 25 раз.
Одновременно с законами, освобождавшими крестьян в Пруссии, были изданы законы, упразднявшие общинные отношения. Первый из них появился одновременно с указом 1811 г. о регулировании (Landeskulturedikt), второй (Gemeinheitsteilungsordnung) — одновременно с положением о выкупе 1821 г. Согласно этим законам общинные угодья (лес, луга, выгоны) были поделены между общинниками, а пахотная земля подвергнута переделу. Операция имела целью уничтожить чресполосицу и сосредоточить в руках каждого члена общины сплошной участок, принадлежавший ему на правах индивидуального владения. Эти законы были естественным дополнением законов о регулировании. В принципе — на деле далеко не в полной мере — в Пруссии были освобождены и крестьянин, и земля. Открывался широкий путь для сельскохозяйственного капитализма со всеми его последствиями. Новыми перспективами, конечно, воспользовались те, кого все это законодательство ставило в наиболее благоприятные условия. В выгоде остались несомненно юнкеры. Им удалось уберечь от регулирования крестьян совсем безлошадных и не имеющих полной упряжки, т. е. сохранить себе даровую рабочую силу и отчасти инвентарь. Вместе с тем, они получали от подлежащих регулированию крестьян то треть, то половину их участков, а отмена законов об охране мужика давала им право сгонять всех крестьян, наделенных после 1763 г. Да, кроме того, многие из крестьян, выкупившие свои участки в собственность, в конце операции остались при таком ничтожном клочке, что предпочитали продать его и итти в рабочие к своему прежнему помещику. Для помещиков, следовательно, открылась возможность начать крупное земледельческое хозяйство без большой затраты на рабочих и на инвентарь, т. е. не переходя окончательно к системе денежного хозяйства. С этих пор и начинается эра сельскохозяйственных усовершенствований в крупных прусских имениях: переход от трехполья к интенсивным системам и проч. Крестьяне в большинстве остались на чужой земле и при старых повинностях. Вотчинный суд и вотчинная полиция ставили их в полную зависимость от помещика. Крестьяне-собственники, созданные законами о регулировании, были весьма немногочисленны. Они не составляли и половины всего крестьянства. Многие из них при том скоро стали продавать землю и либо уходили в город, либо шли рабочими к помещику. Нерегулированные крестьяне в течение каких-нибудь 35 лет сильно сократились в числе. Они были или согнаны, или превращены в арендаторов. Когда в 1850 г. очередь дошла и до них, то в Пруссии их оставалось очень немного.
Еще в одном отношении Гарденберг думал продолжать и довести до конца дело Штейна. Широко задуманная последним административная реформа осталась далеко не завершенной. Оппозиция юнкерства затормозила преобразование мелкой административной единицы, и провинциальное управление осталось в полной власти помещика-феодала. Гарденберг задумал скопировать построенную на идее централизации французскую систему разделения на департаменты с иерархией должностных лиц, зависящих от правительства. Юнкеры снова подняли протест, ибо проект, во-первых, уничтожал вотчинный суд и вотчинную полицию, — низшие судебные и административные функции должны были перейти к агентам правительства, — а во-вторых, совершенно убивал их влияние в провинциальной администрации. Гарденберг уступил. Реформа, совершенно изуродованная, не достигла цели. После войны, когда правительство окончательно установило схему провинциального управления, плоды подражательного централизма Гарденберга окончательно растворились в исконно-прусской административной схеме.
В 1815 г. Пруссия, восстановленная Венским конгрессом, была разделена на 10 провинций, с обер-президентом во главе каждой. Провинция делилась на области (Bezirke), область на округа. Во главе области были поставлены коллективные советы (Regierung); округ (Kreis) остался под началом ландратов.
В высших центральных учреждениях Гарденберг старался выдвинуть роль созданного им Государственного Совета, но его попытка не увенчалась успехом. Некоторое время Совет действовал, но потом стал чахнуть и лишился значения. Такой же плачевный конец постиг несомненно искренние старания Гарденберга ввести в Пруссии народное представительство.
Абсолютизм, восстановленный и укрепленный, не мирился ни с какими серьезными уступками. Он желал опираться попрежнему на чиновничество и дворянство. Организация центрального и местного управления, установленная после войны, давала ему в руки прекрасное орудие для этого. С ее помощью он продержался еще более тридцати лет.