Усѣвшись на неудобной постовой бричкѣ, запряженной тройкою лошадей, мы, поднимая облака пыли, направились къ желѣзно дорожной станціи Сары-Язы. Съ правой стороны дороги разстилалась песчаная равнина, около границы которой на сухомъ возвышенномъ плато виднѣлись ряды туркменскихъ кибитокъ, поставленныхъ по обычаю туземцевъ вдали отъ воды. Далѣе за ними все видимое глазу пространство представляло собою мертвую пустыню. Гряды и бугры песковъ мѣстами поднимались надъ общимъ уровнемъ, представляя изъ себя сыпучія подвижныя горы.
— Это пустыня Кара-Кумъ, въ переводѣ значитъ черные пески,—указалъ есаулъ намъ, махнувъ рукою по направленію этого безбрежнаго песчанаго моря.
— Здѣсь по направленію укрѣпленія Керки на Аму-Дарьѣ граница съ Афганистаномъ проходитъ черезъ эти пески; на пространствѣ свыше трехсотъ верстъ все то же море песку. Мѣстность въ сущности являющаяся землей, невѣдомою для всѣхъ. Правда сказать, и мѣстные туркмены имѣютъ о пустынѣ Кара-Кумъ довольно смутное представленіе.
— Неужели же никто не переѣзжалъ эту пустыню?—спросилъ докторъ съ какимъ то ужасомъ, всматривавшійся въ разстилавшуюся передъ нами унылую картину.
— Нѣтъ, отчего же; во-первыхъ, туркмены разсказываютъ, и называютъ, положимъ, всего одного, двухъ стариковъ, которые въ очень давнее время будто бы переѣзжали Кара-Кумъ. Но, правда сказать, я въ свое время наводилъ справки, кто именно переѣзжалъ, но толку не добился и не узналъ, дѣйствительно ли переѣзжалъ кто, или же это принадлежитъ къ числу вымысловъ. Чабаны весною проникаютъ вглубь Кара-Кума верстъ на 70 по направленію урочища Магометъ-Джамъ-Бай, гдѣ есть колодезь съ солоноватою водою, ну а дальше никто изъ нихъ не бывалъ. Затѣмъ въ 1886 году комиссія, производившая работы по разграниченію Россіи съ Афганистаномъ углублялась въ Кара-Кумъ но потомъ, испугавшись пустыни, возвратилась обратно. Не хорошо хвастаться, но пожалуй единственный кто переходилъ Кара-Кумъ, такъ это вашъ покорнѣйшій слуга, я, есаулъ N. Давно уже, лѣтъ почти десять, я еще сотникомъ былъ, а помню какъ будто только вчера возвратился изъ этой ужасной поѣздки. Теперь бы кажется никакихъ денегъ не взялъ, чтобы снова проѣхать, а тогда помоложе былъ, такъ ничего. Все казалось пустяками и поэтому самъ я вызвался на эту поѣздку, когда пришло приказаніе о рекогносцировкѣ границы отъ Тахтабазара по направленію Керковъ. Снарядили со мною одного офицера хорунжаго, человѣкъ десять казаковъ, да туркменъ четверо, а запасы продуктовъ и фуража на десять дней съ собою взяли да еще воды въ кожаныхъ турсукахъ на 8-ми верблюдахъ съ лаучами (верблюдовожатые). Какъ видите народу набралось пропасть, чуть не двадцать человѣкъ. Дѣло было раннею весною, когда я вышелъ съ своимъ караваномъ изъ Тахтабазара. Вотъ тутъ-то я, снаряжаясь въ дорогу, и розыскивалъ туркменъ, переходившихъ черезъ Кара-Кумъ, но, какъ вамъ раньше говорилъ, ихъ не нашелъ. Пошли мы по направленію колодца Магометъ-Джамъ-Бай прямо на востокъ и, въ сущности говоря, первый и второй день переходы были ничего; хотя и все время приходилось идти до пескамъ, но лошади были свѣжія, да и при томъ попадалась кое-гдѣ растительность въ видѣ саксаула и колючки. Но чѣмъ дальше, тѣмъ дѣлалось все хуже и хуже. Движеніе по сыпучимъ пескамъ до крайности утомляло и людей и лошадей. Барханы все дѣлались больше и больше. Мѣстами прямо, какъ стѣны поднимались передъ нами гряды песку. Только подумайте, какъ утомительно такое движеніе, когда приходится взбираться прямо на отвѣсную стѣну. Лошадь пробиваетъ себѣ дорогу; песокъ подъ ея ногами осыпается и такимъ образомъ создается тропинка, по которой съ огромнымъ трудомъ переходишь черезъ гряду. Движеніе нашего каравана такимъ образомъ не превышало верстъ 20 въ сутки. На пятый уже день я увидѣлъ, что въ недѣлю, какъ я разсчитывалъ, пройти Кара-кумъ не удастся и поэтому пришлось на всякій случай сокращать порціи воды и людямъ и лошадямъ. Еще прошли два дня во время которыхъ пали сначала одна, а затѣмъ еще двѣ лошади. А тутъ, какъ на грѣхъ, поднялся вѣтеръ, понесло песокъ и закрутило такъ, что уже ни шагу нельзя было сдѣлать. Пришлось двое сутокъ отсиживаться. Что перенесли мы въ это время, даже и теперь вспомнить страшно. Вѣтеръ своими порывами взметаетъ массу песку съ мелкими камешками и все это безъ милосердія бьетъ по лицу, чуть только откроешь его. Дышать же съ пылью прямо невозможно. Вотъ тутъ-то у меня умеръ первый казакъ, а затѣмъ и другой. Говорятъ, страшна Сахара… что въ сущности представляетъ она сравнительно съ нашей Кара-Кумской пустыней! Тамъ чуть не на каждыхъ десять-двадцать верстъ оазисъ. Вездѣ по дорогамъ есть колодцы. Ну, а здѣсь триста слишкомъ верстъ въ ширину и тысяча верстъ въ длину песчаное море. Тамъ ходятъ караваны по всѣмъ направленіямъ, а здѣсь птицу иногда занесетъ вѣтромъ въ эту ужасную пустыню, въ которой даже нѣтъ признаковъ человѣческаго жилья.
— Неужели вамъ не попадалось на дорогѣ какихъ-нибудь развалинъ?—перебилъ я разсказчика.?
— Нѣтъ, попадались развалины очень большого города. На огромномъ пространствѣ нѣсколькихъ верстъ виднѣются еще полу-занесенныя пескомъ каменныя постройки. Даже, сколько помню, видѣлъ я какой то должно быть или храмъ, или дворецъ, построенный изъ мрамора. Колонны остались. И знаете ли, эти развалины среди мертвой пустыни производятъ въ особенности страшно непріятное впечатлѣніе. Чувствуешь какое то подавленное состояніе. Своихъ покойниковъ я завернулъ въ кошмы, чтобы предать землѣ по христіанскому обряду, когда доберемся до Керковъ. Тяжелые дни пережили мы въ это время. Ну, а потомъ, когда песчаный буранъ окончился, такъ двинулись дальше. Только не думалъ я, что доберемся благополучно до Керковъ. Такъ и полагали, что окончимъ свою жизнь въ Кара-Кумахъ, потому ужъ очень ослабѣли всѣ, и люди и лошади. Такъ-таки едва плелись. Ну, однако же ничего, хотя и натерпѣлись много бѣды, а добрались на одиннадцатый день до колодца, что лежитъ въ 60 верстахъ отъ Керковъ, не помню какъ онъ называется, кажется, Имамъ-Наваръ, что ли. У этого колодца болѣе двухъ сутокъ отлеживались. Тутъ и вода была, да и чабаны съ овцами встрѣтились.
— Страшная штука пустыня, а коли поднялся буранъ, такъ пропасть ни за грошъ можно. Туземцы и тѣ боятся пустыни. Главное дѣло нѣтъ ничего легче сбиться съ дороги, потому что двигаться ночью приходится по звѣздамъ, а подите-ка найдите эти звѣзды, когда не зги вокругъ отъ летящаго песку не видно.
— Теперь говорили что рѣшено выстроить на колодцѣ Магометъ-Джамъ-Бай новый постъ пограничной стражи,—заговорилъ внимательно слушавшій штабсъ-ротмистръ.—Со стороны Керковъ также выставятъ посты въ Тезекли и около Имамъ-Назара. Тяжелая жизнь будетъ на этихъ постахъ. Но все-таки они сослужатъ огромную службу, такъ какъ зимою цѣлые караваны, говорятъ, проходятъ изъ Афганистана черезъ Кара-Кумъ, въ особенности въ снѣжныя зимы. Каждый такой постъ можетъ высылать внутрь пустыни разъѣзды верстъ на 60 и такимъ образомъ тогда останется неохраняемо пространство верстъ въ сто.
— Ну, это я вамъ скажу только теорія, а на практикѣ вы увидите другое,—отвѣтилъ есаулъ, безнадежно махнувъ рукой.
— Подумайте только, мы шли чуть не двадцать человѣкъ, и то въ буранъ разбились, растеряли воду и потомъ чуть не умерли голодною смертью отъ недостатка запасовъ и воды; что же въ сущности будетъ съ вашимъ разъѣздомъ изъ 3—4-хъ человѣкъ, у которыхъ запаса фуража и продуктовъ много-много на два дня, а воды такъ кромѣ двухъ бутылокъ на сѣдлѣ больше нѣтъ. Все хорошо и гладко только на бумагѣ выходитъ. На бумагѣ, говорятъ, можно проѣхать по всей афганской границѣ, а на дѣлѣ, теперь вамъ чтобы попасть въ Керки нужно ѣхать на Мервъ, Чарджуй, а затѣмъ оттуда по рѣкѣ Аму-Дарьѣ на пароходахъ до Керковъ, другими словами, проѣхать лишнихъ тысячу пятьсотъ верстъ чтобы попасть на правофланговый постъ Аму-Дарьинской пограничной бригады…
Душные вагоны Кушкинской вѣтки были почти пусты, когда мы водворились въ поѣздъ, направлявшійся къ Мерву. Температура вагоновъ была тропическая. Стѣны вагоновъ и всѣ металлическія ихъ части нагрѣты были до того, что прикоснуться къ нимъ, не получивъ обжоговъ, было невозможно. Маленькій вагонъ-столовая, въ которомъ мы помѣстились, отличался лишь тѣмъ, что каждое скрѣпленіе въ немъ дребезжало и скрипѣло, какъ будто бы имѣя желаніе разсыпаться во время дороги. Передѣланный изъ товарнаго, вагонъ уже давно отслужилъ свой срокъ, но за неимѣніемъ новаго на замѣну, продолжаетъ совершать пробѣги между Кушкою и Мервомъ. Несмотря на движеніе поѣзда и открытыя со всѣхъ сторонъ окна, не чувствовалось ни малѣйшаго вѣтерка. Мы всѣ изнывали отъ жары, поглощая огромное количество чая, сельтерской воды и различныхъ лимонадовъ. Но чѣмъ больше стремились утолить жажду, тѣмъ она все больше и больше увеличивалась. Температура внутри вагоновъ показывала 38½ по Реомюру. Снаружи прямо жарило и припекало, дѣлая нашъ вагонъ какимъ-то духовымъ шкафомъ. Публика, состоявшая почти исключительно изъ военныхъ, не чинилась. Большинство было въ разстегнутыхъ кителяхъ. Двѣ дамы въ какихъ-то широчайшихъ балахонахъ изнывали въ сосѣднемъ вагонѣ, лежа на диванахъ. Общій видъ всѣхъ пассажировъ и поѣздной прислуги былъ сонный. Вокругъ разстилалась безбрежная песчаная пустыня и лишь съ правой стороны изъ-за холмовъ порою мелькалъ Мургабъ, не въ далекомъ разстояніи отъ берега котораго проходилъ желѣзнодорожный путь.
Черезъ очень значительные промежутки времени поѣздъ нашъ остановился передъ платформами станцій, на которыхъ виднѣлось два—три человѣка служащихъ и никого больше.
Не правда-ли, хуже этихъ мѣстъ и придумать трудно?—обратился ко мнѣ пожилой артиллерійскій офицеръ, сразу замѣтившій, что я новичекъ въ Средней Азіи.
— Ну а мы все же живемъ, хотя и съ грѣхомъ пополамъ. Утѣшаемъ себя тѣмъ, что на линіи пограничнымъ офицерамъ еще хуже живется. Главное, что плохо нашему брату семейному—это воспитаніе дѣтей. Вопросъ очень трудно разрѣшимый, если принять во вниманіе, что учебныя заведенія есть лишь въ Ташкентѣ, Самаркандѣ и Асхабадѣ; Ферганскую область и Семирѣчье я не беру, они далеко въ сторонѣ,—выходитъ, что на весь огромный Туркестанъ съ Закаспійскою областью есть двѣ мужскія и три женскія гимназіи, да Ташкентскій кадетскій корпусъ. Вотъ тутъ и приходится соображать какъ устроить свою дѣтвору. Отдашь въ гимназію — за глазами, да еще нужно платить за квартиру, столъ, платье, право ученія, все изъ содержанія, которое не ахти какое, и при этомъ во всемъ Туркестанѣ для дѣвочекъ нѣтъ института. Вѣдь въ сущности всѣ эти разговоры объ усиленномъ окладѣ въ Туркестанѣ это только самообманъ, потому что въ дѣйствительности мы здѣсь получаемъ гораздо меньше, чѣмъ въ Россіи, а переплачиваемъ за все въ три-дорога.
— Позвольте, какъ же такъ. Вѣдь усиленный окладъ получаемый здѣсь во всякомъ случаѣ процентовъ на 10 больше, чѣмъ въ Европейской Россіи?
— Такъ это такъ! но вы забываете, что напримѣръ я получаю этотъ самый усиленный окладъ жалованья по чину, на 180 рублей больше, чѣмъ въ Россіи, но за то тамъ даютъ квартирныхъ капитану отъ 300 до 600 рублей, а здѣсь мы получаемъ ихъ всего 171 руб. въ годъ. Остальное же содержаніе въ видѣ столовыхъ вездѣ дается по должности одинаковое. Теперь сравните и скажите, кто больше получаетъ. Выходитъ, что офицеръ, служащій въ Россіи, а не въ здѣшней глуши, получаетъ гораздо больше. Особые же порціоны отъ 150 до 250 рублей въ годъ въ Туркестанскомъ военномъ округѣ получаютъ лишь офицеры Закаспійской области и гарнизоновъ: въ Чарджуѣ, Керкахъ и Термезѣ; да и съ порціонными деньгами и то выйдетъ меньше, а неудобствъ всякихъ куда больше. Цѣны на все, какъ напримѣръ квартиры, обмундированіе и всѣ предметы первой необходимости очень высокія. На всемъ мы переплачиваемъ страшно, да еще постоянно рискуемъ разстроить совершенно свое здоровье. Средняя Азія страшно старитъ. Сами посудите, родился человѣкъ подъ 56 градусомъ, а приходится ему жить подъ 37—40. Разница огромная. Нервная система быстро изнашивается.
Видимо, вопросъ, затронутый артиллеристомъ, близко касался всѣхъ присутствовавшихъ, потому что со всѣхъ сторонъ послышались одобрительныя замѣчанія и сочувственные возгласы. Страшно медленно тянулся нашъ поѣздъ, дѣлая часовыя остановки почти на каждой станціи. Ближе къ Мерву пустыни исчезали. Желѣзная дорога все ближе и ближе подходила къ рѣкѣ. Растительность дѣлалась все роскошнѣе, въ особенности, когда мы въѣхали въ Іолантскій, а затѣмъ въ Мервскій оазисы. Въ темнотѣ ночи передъ нами мелькнули развалины стараго Мерва и скоро поѣздъ, громыхая, остановился передъ платформой Мервскаго вокзала, гдѣ намъ предстояла пересадка изъ вагоновъ Кушкинской вѣтки въ поѣздъ Средне-Азіатской желѣзной дороги.
Безбрежная песчаная пустыня Кара-Кумъ снова разстилалась передъ нашими глазами почти по всей дорогѣ отъ Мерва до Чарджуя.
Окруженныя чахлою растительностью кустовъ саксаула, одиноко среди пустыни стоятъ постройки желѣзнодорожныхъ станцій. Группы деревянныхъ крестовъ около каждой станціи указываютъ на число служащихъ, погибшихъ отъ различныхъ болѣзней въ данной мѣстности.
На грустныя мысли наводить видъ этихъ маленькихъ кладбищъ. Далеко отъ всего родного, въ сыпучихъ пескахъ спятъ непробуднымъ сномъ русскіе люди, положившіе свою жизнь на службѣ на пользу Россіи. Много пришлось перенести трудовъ и невзгодъ первымъ піонерамъ, строившимъ желѣзнодорожную линію. Много ихъ полегло и зарыто въ пескахъ средне-азіатскихъ пустынь. Ни у кого въ памяти не сохранилось ихъ скромныхъ именъ и ежегодно совершающій свой объѣздъ линіи желѣзнодорожный священникъ поминаетъ на панихидахъ всѣхъ скончавшихся, имена коихъ знаетъ лишь одинъ Творецъ всего міра.
Озаренные мягкимъ свѣтомъ луны, мелькаютъ передъ нашими глазами песчаные барханы, но съ разсвѣтомъ картины начинаютъ измѣняться: — появляется растительность.
Рядъ глинобитныхъ туземныхъ построекъ, окруженныхъ деревьями, показывается по обѣимъ сторонамъ дороги.
Вдали на холмѣ виднѣется какая-то крѣпость.
Поѣздъ начинаетъ замедлять ходъ.
Мы подходимъ къ Чарджую.