Чарджуй, лежащій на лѣвомъ берегу рѣки Аму-Дарьи, является въ то же время мѣстомъ стоянки Аму-Дарьинской флотиліи, пароходы которой совершаютъ рейсы вверхъ по теченію до укрѣпленія Термеза, а внизъ до Петро-Александровска. Городъ въ настоящее время раздѣляется на двѣ части русскую и туземную. Первая, находящаяся около вокзала желѣзной дороги, имѣетъ видъ небольшого городка съ одноэтажными домами изъ жженаго кирпича, красивой постройки, расположенными по обѣимъ сторонамъ широкихъ улицъ. Въ серединѣ города, окруженная деревьями довольно большого парка, виднѣется красивая православная церковь. Въ сторонѣ отъ русскаго Чарджуя, верстахъ въ 4—5, находится туземный или, какъ его иначе принято называть, Старый Чарджуй. Глинобитныя постройки, разбросанныя безъ всякой системы, окружаютъ высокій холмъ, на которомъ расположена бухарская крѣпость, являющаяся резиденціей чарджуйскаго бека. Глинобитныя стѣны съ зубцами и высокія башни по угламъ являются остатками крѣпости, которая хотя и утратила въ настоящее время всякое значеніе, но все-таки поддерживается по ,_p.100.png)
Желѣзнодорожный мостъ въ Чарджуѣ черезъ Аму-Дарью. распоряженію бухарскаго эмира въ должномъ порядкѣ. Старый Чарджуй, носившій прежде названіе Чихарджуя, построенъ былъ въ очень отдаленное время и насчитываетъ уже нѣсколько вѣковъ своего существованія, являясь прежде мѣстомъ переправы съ лѣваго на правый берегъ Аму-Дарьи. Съ завоеваніемъ края русскими и съ проведеніемъ желѣзной дороги, значеніе этой переправы утратилось.
Широкими плесами разлилась Аму-Дарья около Чарджуя. Мутныя волны рѣки производятъ своимъ темно-кофейнымъ цвѣтомъ странное впечатлѣніе. Низкіе песчаные берега будто сливаются съ поверхностью рѣки, достигающей въ этой мѣстности до двухъ верстъ ширины. Съ лѣвой стороны отъ пароходной пристани внизъ по теченію виднѣется желѣзнодорожный мостъ, построенный по проэкту инженера Бѣлелюбскаго. Двойной рядъ желѣзныхъ устоевъ поддерживаетъ самый мостъ, красиво выдѣляющійся надъ рѣкою своею легкою ажурною конструкціей.
— Обратите вниманіе на желѣзнодорожный мостъ,—сказалъ капитанъ парохода.
Вѣдь это замѣчательное сооруженіе и въ то же время о его постройкѣ у насъ въ Россіи почти ничего не знаютъ. Какая разница у насъ въ этомъ случаѣ съ иностранцами. Тамъ окончаніе такого грандіознаго сооруженія не прошло бы такъ незамѣтно. Вѣдь мостъ, длиною полторы версты и стоимостью въ два миліона, построенъ по совершенно особой системѣ, а объ его открытіи кромѣ нѣсколькихъ замѣтокъ въ газетахъ нигдѣ ничего написано не было. Прямо странно. Иностранцы прямо таки сами рекламируютъ подобныя сооруженія. Открытіе огромнаго моста является какъ бы народнымъ праздникомъ, а у насъ двумя тремя плохими фотографіями, снятыми любителемъ, да коротенькой кореспонденціей исчерпываются обыкновенно всѣ свѣдѣнія, даваемыя періодическими изданіями о подобныхъ сооруженіяхъ. Въ 1900 году на открытіе моста съѣхались представители всякихъ вѣдомствъ, преимущественно изъ нашихъ же служащихъ въ Средней Азіи, и ни одного кореспондента отъ столичныхъ газетъ. Эмиръ бухарскій понималъ какое огромное значеніе имѣетъ этотъ мостъ и поэтому самъ прибылъ въ Чарджуй для присутствовали на его открытіи. Сколько вѣдь пришлось преодолѣть трудностей при постройкѣ моста. Наша Аму-Дарья рѣка особенная, съ которою шутки плохія. Надо вамъ пояснить, что теченіе въ рѣкѣ страшное и поставить на ней мостовые устои само по себѣ являлось трудною задачею. Рѣка имѣетъ ту особенность, что въ ней извѣстные мѣсяцы года, въ зависимости отъ таянія снѣговъ въ горахъ, вода сильно прибываетъ и тогда разливъ ея бываетъ огромный. Направленіе же теченія постоянно мѣняется, въ силу чего рѣка всегда съ страшною силою рветъ и отмываетъ берега. Съ постановкою устоевъ много было хлопотъ, такъ какъ вода быстро вымывала изъ подъ нихъ грунтъ. Даже когда мостъ былъ почти оконченъ, въ одну ночь вдругъ подмыло одинъ устой и пролетъ, чуть не рухнулъ…
Пароходъ между тѣмъ, разсѣкая теченіе, медленно пошелъ вверхъ по рѣкѣ. Спрятавшись подъ тентомъ, мы расположились на верхней палубѣ. Легкій вѣтерокъ слегка умѣрялъ палящій жаръ солнца, который еще больше увеличивался благодаря пароходной трубѣ, которая нагрѣвала всю палубу. На пароходѣ было человѣкъ шесть пасажировъ, исключительно офицеры изъ гарнизоновъ, стоявшихъ по Аму-Дарьѣ, двѣ дамы, да представитель какой-то компаніи. Мы быстро познакомились и черезъ полчаса казалось, что со всѣми были уже давно знакомы. Разбивая лопастями колесъ воду и оставляя сзади себя цѣлые столбы дыму, медленно двигался нашъ пароходъ впередъ, то и дѣло мѣняя направленіе отъ одного берега къ другому. Широко разливаясь виднѣлась вокругъ насъ Аму-Дарья. Песчаныя отмѣли порою поднимались почти до поверхности воды и пароходъ осторожно подвигался впередъ, уменьшая ходъ и обходя эти опасныя мѣста. Правый берегъ рѣки былъ совершенно пустыненъ, растилаясь безбрежной равниной; ни малѣйшей растительности не было видно по берегамъ и даже камыши не покрывали ихъ. Лѣвый же берегъ, напротивъ, темнѣлъ густою зеленью и на огромное пространство виднѣлись заросли камышей, а далѣе за ними вырисовывались деревья, окружающія кишлаки осѣдлыхъ туркменъ племени Эрсари.
— По здѣшнему эти заросли камыша въ перемежку съ кустарниками и лиственными деревьями называются тугаями, — сообщилъ намъ предупредительный и любезный капитанъ парохода.
Вся лѣвая береговая полоса отъ Нарджуя и до Бассаги, на пространствѣ почти трехъ сотъ верстъ, культурная и густо заселенная. Съ помощью огромной сѣти арыковъ, захватывающихъ воду Аму-Дарья, орошаетъ значительное количество земли. Ширина полосы плодородной земли отъ 2-хъ до 5-ти верстъ, а за этой полосой начинаются Кара-Кумскіе пески, отдѣляемые отъ нея невысокою песчаною наносною грядою. Пески эти составляютъ страшное зло въ этой мѣстности. Видимо по многимъ признакамъ культурная полоса прежде достигала ширины до 20-ти верстъ, но потомъ пески, постепенно надвигаясь, засыпали плодоносную почву.
Рѣка Аму-Дарья, носившая въ древнія времена названіе Окса, является самой большой рѣкой во всей Средней Азіи, причемъ, протекая на огромномъ пространствѣ, она служила мѣстомъ, около котораго сосредоточивалась жизнь многихъ народовъ, населявшихъ Среднюю Азію. Беря свое начало на высотахъ изъ горныхъ озеръ Памира, Аму-Дарья образуется изъ соединенія пяти рѣкъ, главнѣйшія изъ которыхъ носятъ названіе Мургаба и Памира. Пятирѣчіе или по персидски Пянджъ, дало это названіе Аму-Дарьи, которая носитъ его отъ своихъ истоковъ и до впаденія въ нее рѣки Вахша. Постепенно увеличиваясь, Аму-Дарья принимаетъ въ себя воды рѣкъ Кизилъ-су, Вахша, Кундузъ-Дарьи, Кафернигана и Сурхана. Туземцы называютъ Аму-Дарью—Дарьей, т. е. рѣкою, причемъ среди нихъ существуетъ преданіе, что Аму- и Сыръ-Дарья были рѣками Адамова рая. Первыя свѣдѣнія объ Аму-Дарьѣ находятся у Страбона. Затѣмъ отрывочныя свѣдѣнія о ней встрѣчаются у арабскихъ географовъ. Имя Александра Македонскаго также связано съ этой великой средне-азіатской рѣкой. По сказанію персидскихъ историковъ вся страна по теченію Аму-Дарьи въ это время отличалась необыкновеннымъ многолюдствомъ, высокимъ политическимъ развитіемъ и цвѣтущимъ состояніемъ.
Развалины когда-то значительныхъ городовъ разбросаны по всему теченію рѣки, напоминая собою, что здѣсь кипѣла жизнь.
Пароходъ медленно подвигался впередъ. Машина работала, глухо стуча и потрясая весь корпусъ парохода. Порою слышалось шуршаніе и треніе дна о песчаныя отмели. Теченіе рѣки мѣстами было особенно сильно и пароходъ въ такихъ мѣстахъ казалось не двигался. На рубкѣ рядомъ съ капитаномъ виднѣлась фигура лоцмана-туркмена, внимательно всматривавшагося въ струи теченія и въ зависимости отъ нихъ указывавшаго направленіе парохода. На носу два матроса все время измѣряли футштокомъ глубину воды.
— Шесть… шесть… Пять съ половиною… Пять— слышались ихъ однообразно-лѣнивые возгласы, сообщавшіе результаты измѣреній.
На мелкихъ мѣстахъ монотонность возгласовъ измѣнялась и слышались тревожныя нотки въ голосѣ, торопливо кричавшемъ:
— Четыре съ половиной… Четыре…
И глухо шурша по песку, пароходъ иногда врѣзывался всѣмъ своимъ корпусомъ въ мель. Раздавались тревожные свистки. Машина давала или задній ходъ или же наоборотъ прибавлялся ходъ и пароходъ, преодолѣвая препятствія, съ трудомъ переползалъ песчанный перекатъ. На палубѣ, сидя и лежа на разосланныхъ буркахъ, кошмахъ, а то и прямо на полу расположились палубные пасажиры—нѣсколько солдатъ различныхъ частей, туркмены въ своихъ мохнатыхъ бараньихъ шапкахъ и артель какихъ-то рабочихъ; все это перемѣшалось и представляло собою живописную группу. Въ воздухѣ чувствовался крѣпкій запахъ махорки и слышался то гортанный говоръ туркменъ, то протяжная рѣчь великороса.
— Вы изъ какихъ будете,—допрашивалъ неопредѣленнаго вида субъектъ въ пиджакѣ бородатаго, повидимому отставного, солдата, одѣтаго въ ситцевую рубаху, но въ черной съ краснымъ околышемъ фуражкѣ на головѣ.
— Мы то?..
— Уральцы,—неохотно отвѣтилъ тотъ, повидимому съ нѣкоторымъ пренебреженіемъ посматривая на спросившаго.
— Такъ,—протянулъ пиджакъ, что-то соображая…
— Бывалъ по вашимъ мѣстамъ неоднократно; привольныя мѣста, что и говорить. Земли, рѣки, то есть на рѣдкость; по всей Россіи такихъ мѣстъ много не сыщешь. Очень можно сказать хорошее житье тамъ. Богатѣйшій народъ, что и говорить,—закончилъ онъ въ какомъ-то раздумьѣ, пытливо взглядываясь въ своего сосѣда.
— А только позвольте спросить, что за неволя вамъ въ эти мѣста была податься,—снова, заговорилъ пиджакъ черезъ нѣсколько минутъ.
Уралецъ какъ-то особенно пренебрежительно посмотрѣвъ на своего собесѣдника, какъ будто даже съ нѣкоторою гордостью отрѣзалъ.
— Мы значитъ сосланные… Согласу на новые войсковые порядки не давали, ну насъ и сослали въ Туркестанъ. Годовъ уже тому двадцать будетъ.
— Скажите,—протянулъ съ удивленіемъ пиджакъ,—и теперь васъ стало быть въ крестьянство повернули.
— Въ крестьянство… обиженно передразнилъ его уралецъ.
— Сказано вамъ што мы уральцы — значитъ уральскіе казаки, какъ дѣды были, такъ и мы остались, потому самому мы и форму носимъ, — указалъ онъ на свою фуражку съ краснымъ околышемъ. Больше наши по Сыръ да по Аму-Дарьѣ поселились, ну а затѣмъ много по рѣкѣ Таласу и въ Семирѣчьѣ находятся. Больше рыболовствомъ по старой памяти промышляемъ, а только куда противъ Урала рѣки меньше рыбы здѣсь, да и жизнь не то что тамъ была, съ грустью въ голосѣ добавилъ онъ.
Сказывали по Аму-Дарьѣ новое войско хотятъ сдѣлать и насъ всѣхъ къ нему приписать. А только наши старики на это свой согласъ не дадутъ, — увѣренно твердо высказалъ онъ свое мнѣніе.
Пароходъ между тѣмъ ввиду скораго захода солнца остановился около самаго берега и бросилъ якорь. Шумъ отдаваемой якорной цѣпи на нѣсколько времени заглушилъ разговоръ, а движеніе, поднявшееся на пароходѣ, заставило собесѣдниковъ подняться и вмѣстѣ со всѣми направиться на берегъ. Группа туземцевъ, разстеливъ на землѣ небольшіе коврики и повернувшись лицомъ на западъ, тотчасъ же стала на молитву.
Пурпуровые лучи заходящаго солнца озаряли своеобразную красивую картину. Черезъ нѣсколько минутъ солнце зашло за горный хребетъ и почти одновременно съ его заходомъ наступила тьма. На пароходной мачтѣ тотчасъ же вспыхнулъ электрическій прожекторъ, освѣтившій прибрежные камыши. Столбъ свѣта, отражаясь въ поверхности воды, серебрился на быстромъ теченіи.
Ночная тишина нарушалась лишь плачамъ шакаловъ, да изрѣдка гдѣ-то издалека доносилось завываніе гіенъ. Вокругъ растилалась пустыня.
Миріады звѣздъ разомъ какъ будто высыпали на темномъ фонѣ небеснаго свода.
Передъ сходней на пароходѣ былъ выставленъ часовой и скоро всѣ, и пасажиры, и команда, пользуясь ночнымъ прохладомъ, погрузилась въ крѣпкій сонъ.