Чарджуй, лежащий на левом берегу реки Аму-Дарьи, является в то же время местом стоянки Аму-Дарьинской флотилии, пароходы которой совершают рейсы вверх по течению до укрепления Термеза, а вниз до Петро-Александровска. Город в настоящее время разделяется на две части — русскую и туземную. Первая, находящаяся около вокзала железной дороги, имеет вид небольшого городка с одноэтажными домами из жжёного кирпича, красивой постройки, расположенными по обеим сторонам широких улиц. В середине города, окружённая деревьями довольно большого парка, виднеется красивая православная церковь. В стороне от русского Чарджуя, верстах в четырёх-пяти, находится туземный или, как его иначе принято называть, Старый Чарджуй. Глинобитные постройки, разбросанные без всякой системы, окружают высокий холм, на котором расположена бухарская крепость, являющаяся резиденцией чарджуйского бека. Глинобитные стены с зубцами и высокие башни по углам являются остатками крепости, которая хотя и утратила в настоящее время всякое значение, но всё-таки поддерживается по Железнодорожный мост в Чарджуе через Аму-Дарью распоряжению бухарского эмира в должном порядке. Старый Чарджуй, носивший прежде название Чихарджуя, построен был в очень отдалённое время и насчитывает уже несколько веков своего существования, являясь прежде местом переправы с левого на правый берег Аму-Дарьи. С завоеванием края русскими и с проведением железной дороги, значение этой переправы утратилось.
Широкими плёсами разлилась Аму-Дарья около Чарджуя. Мутные волны реки производят своим тёмно-кофейным цветом странное впечатление. Низкие песчаные берега будто сливаются с поверхностью реки, достигающей в этой местности до двух вёрст ширины. С левой стороны от пароходной пристани вниз по течению виднеется железнодорожный мост, построенный по проекту инженера Белелюбского. Двойной ряд железных устоев поддерживает самый мост, красиво выделяющийся над рекою своею лёгкою ажурною конструкцией.
— Обратите внимание на железнодорожный мост, — сказал капитан парохода. — Ведь это замечательное сооружение и в то же время о его постройке у нас в России почти ничего не знают. Какая разница у нас в этом случае с иностранцами. Там окончание такого грандиозного сооружения не прошло бы так незаметно. Ведь мост длиною полторы версты и стоимостью в два милионна построен по совершенно особой системе, а о его открытии кроме нескольких заметок в газетах нигде ничего написано не было. Прямо странно. Иностранцы прямо-таки сами рекламируют подобные сооружения. Открытие огромного моста является как бы народным праздником, а у нас двумя-тремя плохими фотографиями, снятыми любителем, да коротенькой корреспонденцией исчерпываются обыкновенно все сведения, даваемые периодическими изданиями о подобных сооружениях. В 1900 году на открытие моста съехались представители всяких ведомств, преимущественно из наших же служащих в Средней Азии, и ни одного корреспондента от столичных газет. Эмир бухарский понимал, какое огромное значение имеет этот мост, и поэтому сам прибыл в Чарджуй для присутствовали на его открытии. Сколько ведь пришлось преодолеть трудностей при постройке моста. Наша Аму-Дарья река особенная, с которою шутки плохие. Надо вам пояснить, что течение в реке страшное, и поставить на ней мостовые устои само по себе являлось трудною задачею. Река имеет ту особенность, что в ней известные месяцы года, в зависимости от таяния снегов в горах, вода сильно прибывает и тогда разлив её бывает огромный. Направление же течения постоянно меняется, в силу чего река всегда с страшною силою рвёт и отмывает берега. С постановкою устоев много было хлопот, так как вода быстро вымывала из-под них грунт. Даже когда мост был почти окончен, в одну ночь вдруг подмыло один устой и пролёт, чуть не рухнул…
Пароход между тем, рассекая течение, медленно пошёл вверх по реке. Спрятавшись под тентом, мы расположились на верхней палубе. Лёгкий ветерок слегка умерял палящий жар солнца, который ещё больше увеличивался благодаря пароходной трубе, которая нагревала всю палубу. На пароходе было человек шесть пассажиров, исключительно офицеры из гарнизонов, стоявших по Аму-Дарье, две дамы да представитель какой-то компании. Мы быстро познакомились и через полчаса казалось, что со всеми были уже давно знакомы. Разбивая лопастями колёс воду и оставляя сзади себя целые столбы дыму, медленно двигался наш пароход вперёд, то и дело меняя направление от одного берега к другому. Широко разливаясь, виднелась вокруг нас Аму-Дарья. Песчаные отмели порою поднимались почти до поверхности воды, и пароход осторожно подвигался вперёд, уменьшая ход и обходя эти опасные места. Правый берег реки был совершенно пустынен, расстилаясь безбрежной равниной; ни малейшей растительности не было видно по берегам, и даже камыши не покрывали их. Левый же берег, напротив, темнел густою зеленью и на огромное пространство виднелись заросли камышей, а далее за ними вырисовывались деревья, окружающие кишлаки оседлых туркмен племени Эрсари.
— По здешнему эти заросли камыша вперемежку с кустарниками и лиственными деревьями называются тугаями, — сообщил нам предупредительный и любезный капитан парохода. — Вся левая береговая полоса от Нарджуя и до Бассаги на пространстве почти трёхсот вёрст культурная и густо заселённая. С помощью огромной сети арыков, захватывающих воду Аму-Дарья, орошает значительное количество земли. Ширина полосы плодородной земли от двух до пяти вёрст, а за этой полосой начинаются каракумские пески, отделяемые от неё невысокою песчаною наносною грядою. Пески эти составляют страшное зло в этой местности. Видимо, по многим признакам культурная полоса прежде достигала ширины до двадцати вёрст, но потом пески, постепенно надвигаясь, засыпали плодоносную почву.
Река Аму-Дарья, носившая в древние времена название Окса, является самой большой рекой во всей Средней Азии, причём, протекая на огромном пространстве, она служила местом, около которого сосредоточивалась жизнь многих народов, населявших Среднюю Азию. Беря своё начало на высотах из горных озёр Памира, Аму-Дарья образуется из соединения пяти рек, главнейшие из которых носят название Мургаба и Памира. Пятиречье или по-персидски Пяндж дало это название Аму-Дарьи, которая носит его от своих истоков и до впадения в неё реки Вахша. Постепенно увеличиваясь, Аму-Дарья принимает в себя воды рек Кизил-су, Вахша, Кундуз-Дарьи, Кафернигана и Сурхана. Туземцы называют Аму-Дарью — Дарьёй, то есть рекою, причём среди них существует предание, что Аму- и Сыр-Дарья были реками Адамова рая. Первые сведения об Аму-Дарье находятся у Страбона. Затем отрывочные сведения о ней встречаются у арабских географов. Имя Александра Македонского также связано с этой великой среднеазиатской рекой. По сказанию персидских историков вся страна по течению Аму-Дарьи в это время отличалась необыкновенным многолюдством, высоким политическим развитием и цветущим состоянием.
Развалины когда-то значительных городов разбросаны по всему течению реки, напоминая собою, что здесь кипела жизнь.
Пароход медленно подвигался вперёд. Машина работала, глухо стуча и потрясая весь корпус парохода. Порою слышалось шуршание и трение дна о песчаные отмели. Течение реки местами было особенно сильно и пароход в таких местах, казалось, не двигался. На рубке рядом с капитаном виднелась фигура лоцмана-туркмена, внимательно всматривавшегося в струи течения и в зависимости от них указывавшего направление парохода. На носу два матроса всё время измеряли футштоком глубину воды.
— Шесть… шесть… Пять с половиною… Пять, — слышались их однообразно ленивые возгласы, сообщавшие результаты измерений.
На мелких местах монотонность возгласов изменялась и слышались тревожные нотки в голосе, торопливо кричавшем:
— Четыре с половиной… Четыре…
И глухо шурша по песку, пароход иногда врезывался всем своим корпусом в мель. Раздавались тревожные свистки. Машина давала или задний ход или же наоборот прибавлялся ход, и пароход, преодолевая препятствия, с трудом переползал песчаный перекат. На палубе, сидя и лёжа на разостланных бурках, кошмах, а то и прямо на полу расположились палубные пассажиры — несколько солдат различных частей, туркмены в своих мохнатых бараньих шапках и артель каких-то рабочих; всё это перемешалось и представляло собою живописную группу. В воздухе чувствовался крепкий запах махорки и слышался то гортанный говор туркмен, то протяжная речь великоросса.
— Вы из каких будете, — допрашивал неопределённого вида субъект в пиджаке бородатого, по-видимому, отставного солдата, одетого в ситцевую рубаху, но в чёрной с красным околышем фуражке на голове.
— Мы то?.. Уральцы, — неохотно ответил тот, по-видимому, с некоторым пренебрежением посматривая на спросившего.
— Так… — протянул пиджак, что-то соображая. — Бывал по вашим местам неоднократно; привольные места, что и говорить. Земли, реки, то есть на редкость; по всей России таких мест много не сыщешь. Очень можно сказать хорошее житьё там. Богатейший народ, что и говорить, — закончил он в каком-то раздумье, пытливо вглядываясь в своего соседа. А только позвольте спросить, что за неволя вам в эти места была податься, — снова, заговорил пиджак через несколько минут.
Уралец, как-то особенно пренебрежительно посмотрев на своего собеседника, как будто даже с некоторою гордостью отрезал:
— Мы, значит, сосланные… Согласу на новые войсковые порядки не давали, ну нас и сослали в Туркестан. Годов уже тому двадцать будет.
— Скажите, — протянул с удивлением пиджак, — и теперь вас стало быть в крестьянство повернули.
— В крестьянство… — обиженно передразнил его уралец. — Сказано вам, что мы уральцы, — значит, уральские казаки, как деды были, так и мы остались, потому самому мы и форму носим, — указал он на свою фуражку с красным околышем. — Больше наши по Сыр- да по Аму-Дарье поселились, ну а затем много по реке Таласу и в Семиречье находятся. Больше рыболовством по старой памяти промышляем, а только куда против Урала-реки меньше рыбы здесь, да и жизнь не то что там была, — с грустью в голосе добавил он. — Сказывали по Аму-Дарье новое войско хотят сделать и нас всех к нему приписать. А только наши старики на это свой соглас не дадут, — уверенно твёрдо высказал он своё мнение.
Пароход между тем ввиду скорого захода солнца остановился около самого берега и бросил якорь. Шум отдаваемой якорной цепи на несколько времени заглушил разговор, а движение, поднявшееся на пароходе, заставило собеседников подняться и вместе со всеми направиться на берег. Группа туземцев, расстелив на земле небольшие коврики и повернувшись лицом на запад, тотчас же стала на молитву.
Пурпуровые лучи заходящего солнца озаряли своеобразную красивую картину. Через несколько минут солнце зашло за горный хребет, и почти одновременно с его заходом наступила тьма. На пароходной мачте тотчас же вспыхнул электрический прожектор, осветивший прибрежные камыши. Столб света, отражаясь в поверхности воды, серебрился на быстром течении.
Ночная тишина нарушалась лишь плачам шакалов, да изредка где-то издалека доносилось завывание гиен. Вокруг расстилалась пустыня.
Мириады звёзд разом как будто высыпали на тёмном фоне небесного свода.
Перед сходней на пароходе был выставлен часовой, и скоро все, и пассажиры, и команда, пользуясь ночной прохладой, погрузились в крепкий сон.