1. Великий Князь, Наследник и Цесаревич (1818—1855)
І. Детство • II. План воспитания • III. Отрочество • IV. Юность • V. Помолвка и женитьба • VI. Государственная и военная деятельность Цесаревича
2. Император (1855—1881)
I. Война • II. Мир • III. Коронация • IV. Сближение с Франциею • V. Внешняя политика на Западе и на Востоке • VI. Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа • VII. Освобождение крестьян • VIII. Тысячелетие России • IX. Польская смута • X. Мятеж в Царстве Польском и в Западном крае • XI. Дипломатический поход на Россию • XII. Государственные преобразования • XIII. Дела внутренние • XIV. Внешняя политика • XV. Соглашение трех Императоров • XVI. Завоевание Средней Азии • XVII. Преобразование армии и флота • XVIII. Финансы и народное хозяйство • XIX. Церковь, просвещение, благотворительность • XX. Восточный кризис • XXI. Вторая Восточная война • XXII. Сан-Стефанский мир и Берлинский конгресс • XXIII. Внешние сношения после войны • XXIV. Крамола • XXV. Последний год царствования • XXVI. Кончина
XVI.
Завоевание Средней Азии.
1864—1881.
В тот самый год, когда громы войны умолкли на покоренном Кавказе, началось поступательное движение России в глубь Средней Азии, приведшее к распространению русского владычества на обширное пространство к востоку от Каспийского моря, вплоть до вершин Тянь-Шаня и до подножия Гималайского хребта.
В последние годы царствования Императора Николая, с занятием Заилийского края и с учреждением Сырдарьинской линии, укрепление Верное, со стороны Сибири, и форт Перовский, со стороны Оренбурга, были конечными точками русского военного господства в Средней Азии. По вступлении Императора Александра на Престол, признано было необходимым соединить их новой кордонной линией, которая обеспечила бы наши пределы от вторжения диких кочевников и от нападений со стороны среднеазиатских ханств — Хивы, Бухары и Коканда. С этой целью в мае 1864 года два отряда выступили на соединение один с другим, первый, в 2500 человек, под начальством полковника Черняева, из Верного, второй — в 1500 человек, под начальством полковника Веревкина, из форта Перовский. Черняев занял с бою кокандскую крепость Аулие-Ата, Веревкин — город Туркестан, после чего оба отряда поступили под начальство Черняева, который двинулся с ними к Чемкенту и 22-го сентября взял его приступом. Первоначальная цель экспедиции была достигнута. Учрежденная тогда же Ново-Кокандская линия связала конечные пункты русских владений на низовьях Сыр-Дарьи и в Заилийском крае. Произведенный в генерал-майоры, Черняев назначен начальником ее, с подчинением генерал-губернатору Западной Сибири.
Об этих движениях русских войск в Средней Азии вице-канцлер князь Горчаков довел до сведения иностранных держав пространным циркуляром, в котором объяснял, как вызвавшие их причины, так и пределы, коими предполагалось их ограничить. „Положение России в Средней Азии, — писал он, — одинаково с положением всех образованных государств, которые приходят в соприкосновение с народами полудикими, бродячими, без твердой общественной организации. В подобном случае интересы безопасности границ и торговых сношений всегда требуют, чтобы более образованное государство имело известную власть над соседями, которых дикие и буйные нравы делают весьма неудобными. Оно начинает прежде всего с обуздания набегов и грабительств. Дабы положить им предел, оно бывает вынуждено привести соседние народцы к более или менее близкому подчинению. По достижении этого результата, эти последние приобретают более спокойные привычки, но, в свою очередь, они подвергаются нападениям более отдаленных племен. Государство обязано защищать их от этих грабительств и наказывать тех, кто их совершает. Отсюда необходимость далеких, продолжительнейших, периодических экспедиций против врага, которого общественное устройство делает неуловимым. Если государство ограничится наказанием хищников и потом удалится, то урок скоро забудется; удаление будет приписано слабости; азиатские народы, по преимуществу, уважают только видимую и осязательную силу; нравственная сила ума и интересов образования еще нисколько не действует на них. Поэтому работа должна начинаться постоянно снова. Чтобы быстро прекратить эти постоянные беспорядки, устраивают среди враждебного населения несколько укрепленных пунктов, над ним проявляют власть, которая мало-помалу приводит его к более или менее насильственному подчинению. Но за этой второй миссией, другие, еще более отдаленные народы, скоро начинают представлять такие же опасности и вызывать те же меры обуздания. Таким образом, государство должно решиться на что-нибудь одно: или отказаться от этой непрерывной работы и обречь свои границы на постоянные неурядицы, делающие невозможным там благосостояние, безопасность и просвещение, или же все более и более подвигаться в глубь диких стран, где расстояния с каждым сделанным шагом увеличивают затруднения и тягости, которым оно подвергается. Такова была участь всех государств, поставленных в те же условия. Соединенные Штаты в Америке, Франция в Африке, Голландия в своих колониях, Англия в Ост-Индии, — все неизбежно увлекались на путь движения вперед, в котором менее честолюбия, чем крайней необходимости, и где величайшая трудность состоит в умении остановиться“.
Изложив эти общие соображения, князь Горчаков заявлял, что ни то, ни другое из приведенных решений не отвечает цели, которую предначертал себе Император Александр, и которая состоит не в том, чтобы расширить, вне всякой разумной меры, границы земель, подчиненных его скипетру, но утвердить в них свою власть на прочных основаниях, обеспечить их безопасность и развить в них общественное устройство, торговлю, благосостояние и цивилизацию“. Вследствие сего решено устройство кордонной линии, связывающей линии Оренбургскую и Сибирскую, и при том так, чтобы она была расположена в местности довольно плодородной, дабы не только обеспечить ее продовольствие, но и облегчить правильное ее заселение, и, наконец, „определить эту линию окончательным образом, чтобы избежать опасных и почти неизбежных увлечений, которые могли бы от возмездия к возмездию, привести к безграничному расширению“. Циркуляр заключался уверением, что Россия не намерена переступать за Чемкент, долженствовавший служить военным и административным центром вновь приобретенного Зачуйского края.
Соответственно этому решению, генералу Черняеву послано приказание прекратить дальнейшее наступление. Между тем, занятие русскими войсками целой области принадлежавшей Коканду, вызвало сильное волнение как в этом ханстве, так и в сопредельной Бухаре. Ссылаясь на сосредоточение в Ташкенте значительных кокандских сил, угрожавших нашим приобретениям, и на необходимость предупредить их нападение, Черняев, еще осенью 1864 года пытавшийся овладеть Ташкентом, но безуспешно, весной 1865 года двинулся к этому городу, под стенами его разбил многочисленное кокандское войско и самый Ташкент взял приступом 17-го июля. Известие о том дошло в Петербург, когда уже было видоизменено первоначальное устройство наших новых среднеазиатских владений. Все пространство от Аральского моря до озера Иссык-Куля, занятое в предшедшем году, соединено в одну область, получившую название Туркестанской, управление которой вверено военному губернатору — звание это получил Черняев — подчиненному, как в военном, так и гражданском отношении, оренбургскому генерал-губернатору и командующему войсками Оренбургского военного округа.
В сентябре 1865 года оренбургский генерал-губернатор, генерал-адъютант Крыжановский, сам отправился в Ташкент, жители которого просили о принятии их в подданство русского Царя. Согласно с решением, постановленным в Петербурге, Крыжановский объявил им, что желание это не может быть исполнено и что город их имеет образовать отдельное владение, под покровительством России, для чего он пригласил их самим избрать себе хана. Но предложение генерал-губернатора осталось без последствий. По отъезде Крыжановского из края, бухарский эмир задержал и посадил в тюрьму посольство, отправленное к нему Черняевым, и стал собирать войска на северной границе ханства. Требование об освобождении русских посланцев Черняев поддержал в январе 1866 года движением к бухарской крепости Джизаку, но зимний поход не увенчался успехом и русский отряд вынужден был отступить за Сыр-Дарью.
Когда весною того же года, генерал Черняев был отозван и на место его военным губернатором Туркестанской области назначен генерал Романовский, нельзя было уже избежать войны с Бухарой. Эмир собрал все свои силы вокруг Ура-Тюбе и стал лагерем посреди урочища Ирджар, на Сыр-Дарье, выше Чиназа. Там 7-го мая Романовский, во главе трехтысячного отряда, атаковал неприятеля, в десять раз сильнейшего числом, и разбил его наголову. Эмир и остатки его войска искали спасения в бегстве, в направлении к Джизаку и Самарканду. Романовский их не преследовал, а пошел на занятую бухарцами кокандскую крепость Ходжент и взял ее приступом. Последствием этих побед было: поздравление, принесенное генералу Романовскому кокандским ханом Худояром, освобождение из заключения русских посланцев в Бухаре и отправление в Оренбург бухарского посольства с мольбой о мире.
Генерал-адъютант Крыжановский вторично прибыл в Ташкент, во второй половине августа, чтобы объявить о состоявшемся, между тем, Высочайшем соизволении на принятие этого города в подданство России. Намерение генерал-губернатора было отклонить мирные предложения Худояр-хана коканского, который, по положению своему, — утверждал он, — должен быть вассалом России, но неблагоприятный исход мирных переговоров, веденных им с бухарским послом, побудил его возобновить военные действия с эмиром, чтобы силой оружия принудить его к заключению мира с подчинением всем предъявленным к Бухаре требованиям. Приняв лично начальство над действующим отрядом, Крыжановский вступил в бухарские владения и штурмом взял города Ура-Тюбе и Джизак. В Петербурге сочли, однако, эти действия нарушением преподанных ему наставлений и, изъяв Туркестанский край из подчинения оренбургского генерал-губернатора, образовали из всех земель, занятых с 1847 года в киргизских степях и в Кокандском ханстве, туркестанское генерал-губернаторство, во главе которого поставлен, с званием генерал-губернатора и командующего войсками туркестанского военного округа, генерал-адъютант К. П. фон Кауфман.
26-го марта 1866 года Император Александр принял в Зимнем дворце депутацию от новоприсоединенного края, прибывшую в столицу для заявления Белому Царю верноподданнических чувств. Депутат от города Туркестана, шейх Ислам, потомок султана Азрета, гробница которого, находящаяся в этом городе, считается мусульманской святыней, поднес Его Величеству адрес от жителей области с выражением преданности и признательности к Монарху, принявшему их в свое подданство. Милостиво выслушав адрес, Государь изъявил удовольствие, что видит депутатов и что они, как новые подданные России, довольны нынешним своим положением, причем выразил надежду, что, со временем, положение их еще более улучшится. В ласковой беседе с депутатами, Его Величество осведомлялся о состоянии торговли в крае, о народном образовании, о положении мусульманского духовенства, и собственноручно роздал пожалованные им ордена, медали и перстни.
Между тем, военные действия с Бухарой не прекращались. Летом 1867 года бухарцы атаковали наш передовой отряд, выставленный у Яны-Кургана, под начальством полковника Абрамова, который в нескольких делах нанес им полное поражение. В начале следующего 1868 года, генерал-адъютант фон Кауфман, прибыв во вверенный ему край, 29-го января заключил, в силу Высочайше данных ему полномочий, мир с правителем Коканда, признавшим за нами все наши завоевания, но не утвердил мирного договора, подписанного в Оренбурге Крыжановским с посланцем бухарского эмира, а предъявил последнему новые условия, которые эмир отвергнул. Пришлось снова прибегнуть к оружию и в мае 1868 года Кауфман вступил в долину Зеравшана, разбил и рассеял бухарские полчища и занял священный город Самарканд славный гробницей Тамерлана. Только после ряда проигранных сражений, завершившихся 2-го июня решительным поражением на высотах Зирабулака, владетель Бухары принял предписанный ему мир. Договором 18-го июня он не только признал принадлежность России городов и земель, отвоеванных у Коканда, но и уступил ей Ура-Тюбе, Джизак и весь Зеравшанский округ, с городами Самаркандом и Катты-Курганом, а также выплатил значительную денежную контрибуцию. Как Коканд, так и Бухара предоставили, сверх того, русским подданным право свободной торговли в своих владениях, обязавшись строго наблюдать за их безопасностью и сохранностью, и не препятствовать сооружению торговых складов, причем пошлина с русских товаров определена неизменно в 21/2% с их стоимости.
Таким образом, в продолжение четырех лет, русскому владычеству в Средней Азии положено было прочное начало. Новообразованное туркестанское генерал-губернаторство разделялось на две области — Сырдарьинскую и Семиреченскую, с придачей к ним Зеравшанского округа и с военно-административным центром в Ташкенте, служившем местопребыванием главному начальнику края. Бухара и Коканд вполне подчинились русскому влиянию. С другой стороны, в 1870 году кавказские войска заняли на восточном берегу Каспийского моря полуостров Мангышлак и основали укрепление, названное Красноводском. В 1871 году вспыхнувшее в Западном Китае восстание дунганей побудило генерал-адъютанта фон Кауфмана ввести русский гарнизон в Кульджу. Год спустя он вступил в сношения с правителем Кашгара, Якуб-беком, и заключил с ним выгодный торговый договор. Из всех среднеазиатских ханств, одна Хива оставалась в неприязненных отношениях к России, в расчете на безнаказанность, обеспеченную ей недоступностью Хивинского оазиса, окруженного со всех сторон песчаными и безводными пустынями.
Быстрые успехи России в Средней Азии вызвали большую тревогу в Англии и опасения за безопасность ее ост-индских владений. Выразителем этих опасений явился сент-джемский кабинет, уже в 1865 году обратившийся к русскому Двору с предложением обменяться нотами для выяснения взаимного положения обеих держав в Средней Азии. Предложение лорда Росселя было отклонено князем Горчаковым, но сам Государь успокоил великобританского посла уверением, что правительство его не питает никаких честолюбивых замыслов в этих краях и что объяснения русской дипломатии в данном вопросе вполне свободны от оговорок и задних мыслей. Но по мере того, как Россия подвигалась вперед, росло возбуждение в Англии, и в 1869 году, под впечатлением записки, составленной известным знатоком индийских дел, сэром Генри Раулинсоном, утверждавшим, что если русские дойдут до Мерва, то в руках у них окажется ключ от Индии, английское правительство возобновило в Петербурге свои запросы и представления. Министр иностранных дел, лорд Кларендон, осведомился у русского посла, нельзя ли, для успокоения общественного мнения в Англии и для предупреждения несогласий или усложнений, условиться о создании между обоюдными владениями в этой части Азии нейтрального пояса, „который предохранил бы их от всякого случайного соприкосновения“, разумея под этим Афганистан. На этот раз предложение британского министра было принято князем Горчаковым, поручившим барону Бруннову объявить в Лондоне, что оно, как нельзя более, отвечает видам и намерениям Императорского кабинета. Приглашая сент-джемский Двор отрешиться от закоренелых предубеждений против России. „Оставим, — писал канцлер, — эти призраки прошлого, которые должны бы были исчезнуть при свете нашего времени!.. Со своей стороны, мы не питаем никакого страха к честолюбивым видам Англии в центре Азии и мы вправе ожидать такого же доверия к нашему здравому смыслу. Но что может смутить рассудок, так это взаимное недоверие!“ В заключение Бруннову поручалось повторить английскому правительству „положительное уверение, что Его Императорское Величество считает Афганистан совершенно вне той сферы, в которой Россия может быть призвана оказывать свое влияние, и что никакое вмешательство, противное независимости этого государства, не входит в его намерения“. Тогда же Император Александр изложил великобританскому послу собственный взгляд на среднеазиатские дела. „Я убежден, — сказал Государь сэру Андрью Буханану, — что правительство ее британского величества верит мне, когда я говорю, что не имею честолюбивых замыслов в Средней Азии. Оно должно по собственному опыту знать, что положение наше в этих землях в высшей степени затруднительно. Наши действия не столько зависят там от наших намерений, сколько от образа действий, принятого в отношении нас окружающими нас туземными государствами“. Император прибавил, что, если, к несчастию, в Средней Азии произойдут новые столкновения, то не он будет их виновником.
Но уже согласие на сделанное им же самим предложение не удовлетворяло более лорда Кларендона, объявившего нам, что не может считать Афганистан нейтральной территорией, ввиду того что страна эта не удовлетворяет требуемым условиям, и предложившего признать за разграничительную линию, между сферами влияния России и Англии, в Средней Азии — реку Аму-Дарью в той части, что протекает к югу от Бухары. Русский Двор не согласился на это, по той причине, что Хива лежит по ту сторону от предложенной Англией линии, а признание этого ханства нейтральным дозволило бы владетелю его безнаказанно продолжать свои набеги на русские владения.
В сентябре 1869 года князь Горчаков встретился с лордом Кларендоном в Гейдельберге, причем оба министра обменялись мыслями по среднеазиатскому вопросу. Кларендон настаивал на необходимости создать между владениями двух держав в Средней Азии „нейтральную полосу“, уверяя, что собственный опыт убедил английское правительство в том, как трудно контролировать в отдаленных краях действия военачальников, обуреваемых безмерным честолюбием. С рассуждением его согласился Горчаков, осуждая образ действий генерала Черняева, но утверждая, что того же нельзя ожидать от вновь назначенного генерал-губернатором Туркестанского края, фон Кауфмана. Но все же он отвергал линию Аму-Дарьи, указывая на то, что владения бухарского эмира переходят за эту реку и что Бухара должна остаться под влиянием России. Русский канцлер находил, что всем условиям нейтральный полосы как нельзя лучше отвечает Афганистан; но Кларендон отрицал это, утверждая, напротив, что границы Афганистана недостаточно определены, вследствие чего легко могут произойти несогласия между этой страной и прочими среднеазиатскими ханствами и повести к прискорбным последствиям, другими словами, к столкновению с Россией.
Переговоры между Петербургом и Лондоном продолжались в течение трех следующих лет, касаясь преимущественно вопроса об определении границ Афганистана. Русский Двор, на основании сведений, собранных туркестанским генерал-губернатором, доказывал, что северной границей афганских владений должно считать Аму-Дарью, от слияния ее с Кушкой, до переправы Ходжа-Соля, но что к северо-востоку власть афганского эмира не распространяется на Вахан и Бадахшан — две области, которые английское правительство, напротив, желало включить в состав Афганистана. В начале 1870 года князь Горчаков решился на важную уступку и уведомил великобританское правительство, что Россия признает принадлежность Вахана и Бадахшана эмиру афганскому, а равно самостоятельность Афганистана во всех делах, как внутренних, так и внешних.
Уступка была вызвана желанием устранить противодействие Англии решенному тогда же, русскому походу на Хиву.
Намерения России по отношению к этому ханству давно возбуждали ревнивую подозрительность сент-джемского Двора. С конца 1869 года он не переставал обращаться в Петербург с запросами по этому предмету и получал в ответ, что русское правительство надеется избежать войны с хивинским ханом и воздействовать на него мирными средствами. Однако, уже в марте 1870 года великобританский посол при русском Дворе доносил, что Хива умышленно вызывает на ссору русское правительство. О переговорах, веденных с ханом туркестанским генерал-губернатором, министерство иностранных дел постоянно сообщало сэру Андрью Буханану, и заместившему его, с 1872 года в званий посла, лорду Августу Лофтусу. „Если мы будем вынуждены наказать хана, — предупреждал последнего директор азиатского департамента, — то все его государство развалится, как карточный домик. Мы сделали возможное со своей стороны, чтобы заставить хана быть благоразумным, но без всякого успеха“.
Действительно, постоянные разбои, подстрекательства к возмущению подвластных России кочевников, обложение налогами киргизов, признающих русскую власть, наконец захват русских подданных и обращение их в неволю, — таковы были причины, побудившие русское правительство предпринять военную экспедицию в Хиву, с целью обуздать и наказать хана и на будущее время подчинить его русскому влиянию. В начале 1873 года отправлен был в Лондон генерал-адъютант граф Шувалов, с поручением объявить о том сент-джемскому кабинету, присовокупив „что Император не только вовсе не желает завладеет Хивой, но и дал положительное приказание дабы, предупредить возможность этого завладения, и что Кауфману посланы инструкции, предписывающие наложить на хана такие условия, чтобы занятие Хивы ни в каком случае не могло быть продолжительным“.
Хивинская экспедиция предпринята была в самых широких размерах, долженствовавших обеспечить ее успех. Под главным начальством генерал-адъютанта фон Кауфмана двинулись на Хиву с трех сторон отряды: Туркестанский, из Казалинска и Джизака, Оренбургский из Эмбинского форта и два Кавказские, из Мангышлака и Красноводска, численностью всего в 13000 людей, 4600 лошадей и 20000 верблюдов, при 56 орудиях и 20 ракетных станках. Из всех этих отрядов, только один Красноводский не дошел до места назначения. В половине июня в Петербурге получена была следующая телеграмма туркестанского генерал-губернатора: „Войска Оренбургского, Кавказского и Туркестанского отрядов, мужественно и честно одолев неимоверные трудности, поставляемые природой на тысячеверстных пространствах, которые каждому из них пришлось совершить, храбро и молодецки отразили все попытки неприятеля заградить им путь к цели движения, к городу Хиве, и, разбив на всех пунктах туркменские и хивинские скопища, торжественно вошли и заняли 29-го сего мая павшую пред ними столицу ханства. 30-го мая, в годовщину рождения Императора Петра Великого, в войсках отслужено молебствие за здравие Государя Императора и панихида за упокой Петра І и сподвижников, убиенных в войне с Хивой. Хан хивинский не выждал ответа от генерал-адъютанта фон Кауфмана на сделанное ханом предложение полной покорности и сдачи себя и ханства, и, увлеченный воинственной партией, бежал из города и скрывается ныне среди номадов, не известно в какой именно местности. Войска всех трех отрядов бодры, веселы и здоровы“.
Жалуя туркестанскому генерал-губернатору орден св. Георгия 2-й степени, Император Александр воздал заслуженную хвалу храбрым войскам, которые, под его предводительством, как сказано в Высочайшем рескрипте, „преодолев с свойственной им твердостью все препятствия природы, достигли блестящим образом предположенной нами цели“.
Вскоре, бежавший к туркменам, хан хивинский сам прибыл с повинной в русский лагерь, расположенный под его столицей, и изъявил полную готовность исполнить все требования и принять всякие условия, какие ему будут предъявлены командующим войсками. Возвратив ему власть, генерал-адъютант фон Кауфман, в залог его добрых намерений, потребовал от него прежде всего уничтожения в Хиве невольничества. Акт этот гласил: „Я, Сеид-Мухамед-Рахман-Богадур-хан, во имя глубокого уважения к русскому Императору, повелеваю всем моим подданным предоставить немедленно всем рабам моего ханства полную свободу. Отныне рабство в моем ханстве уничтожается на вечные времена. Пусть это человеколюбивое дело послужит залогом вечной дружбы и уважения всего славного моего народа к великому народу русскому“.
12-го августа, в саду Гандемиана, в ставке командующего войсками, хан подписал с генерал-адъютантом фон Кауфманом, мирный договор на следующих главных основаниях. Хан признает себя покорным слугой Императора всероссийского, отказывается от всяких непосредственных дружеских сношений с соседними владетелями и ханами и от заключения с ними каких-либо торговых и других договоров, и без ведома и разрешения высшей русской власти в Средней Азии, не предпримет никаких военных действий против них. Весь правый берег Аму-Дарьи и прилегающие к нему хивинские земли уступаются России, причем хан обязуется не противиться переуступке этих земель эмиру бухарскому, если последует на то воля Государя Императора. Русским пароходам и другим судам, как правительственным, так и частным, предоставляется свободное и исключительное плавание по Аму-Дарье, а суда хивинские и бухарские пользуются этим правом не иначе, как с разрешения русской высшей власти в Средней Азии. Русские получают право устраивать и на левом берегу Аму-Дарьи пристани, за безопасность и сохранность коих отвечает ханское правительство. Там же могут устраивать они и свои фактории для склада и хранения товаров, а ханское правительство обязуется отводить в достаточном количестве земли, как для пристаней, так и для магазинов, купеческих контор и хозяйственных ферм, отвечая за сохранность их и безопасность. Все города и селения хивинского ханства открыты для русской торговли и русские купцы и караваны могут свободно разъезжать по всему ханству, под особенным покровительством местных властей и под ответственностью за их безопасность ханского правительства. Они освобождаются от платежа всяких торговых пошлин и пользуются правом беспошлинного транзита через хивинские владения, могут содержать в Хиве и других городах ханства своих агентов для сношений с местными властями и для наблюдения за правильным ходом торговых дел. Русские подданные пользуются правом владения недвижимыми имуществами в ханстве, облагаемыми поземельной податью, по соглашению с высшей русской властью в Средней Азии. Ханское правительство обязуется безотлагательно расследовать и удовлетворять претензии со стороны русских на хивинцев, а, в случае разбора претензий русских и хивинцев, отдавать, при уплате долгов, преимущество первым над последними. Жалобы хивинцев на русских подданных, даже внутри пределов ханства, передаются ближайшему русскому начальству на рассмотрение и удовлетворение. Ханское правительство не принимает к себе разных выходцев из России, являющихся без дозволительного вида от русской власти, к какой бы национальности они ни принадлежали, а укрывающихся в ханстве русских преступников задерживает и выдает русскому начальству. Все невольники освобождаются на вечные времена. На Хиву налагается, для покрытия расходов русской казны по ведению войны, вызванной ханом и его подданными, пеня в размере 2200000 рублей, уплата коих рассрочена на двадцать лет.
Одна часть земель, уступленных Хивой на правом берегу Аму-Дарьи, отошла непосредственно к России и на ней возведено Петро-Александровское укрепление, занятое русским гарнизоном. Другая часть переуступлена эмиру бухарскому, который, в благодарность за это, договором, заключенным в Шааре 28-го сентября 1873 года, предоставил русским подданным в Бухаре те же преимущества, что были признаны за ними хивинским ханом. Сверх того условлено, что постоянный бухарский уполномоченный будет иметь пребывание в Ташкенте, а дипломатический представитель русского правительства — в Бухаре, при особе эмира. Наконец, в неугоду Государю Императору Всероссийскому и „для вящей славы“ Его Императорского Величества, эмир Сеид-Муззафар постановил: „Отныне в пределах бухарских прекращается на вечные времена постыдный торг людьми, противный законам человеколюбия“.
Обнародование договоров с Хивой и Бухарой снова вызвало бурю в английских политических кругах и в печати, для успокоения которых министр иностранных дел, лорд Гренвиль, возобновил дипломатические представления в Петербурге. Великобританскому послу поручалось обратить внимание русского правительства на те опасности, которые грозят доброму согласию России и Англии, вследствие нового положения, созданного в Средней Азии завоеванием Хивы. Не вдаваясь в обсуждение вопроса, насколько условия мира, предписанного хивинскому хану, противоречат уверениям, данным в Лондоне графом Шуваловым, английский министр указал русскому Двору на тревогу, возбужденную в Афганистане и в Индии распространившимися там слухами о предстоящем будто бы походе русских на Мервили на туркменов, населяющих окрестные земли. Если, заметил он, племена эти станут искать убежища на афганской территории, в Герате, то столкновение между эмиром афганским и русскими войсками сделается почти неизбежным. В предупреждение этой опасности, лорд Гренвиль выражал надежду, что русский Двор не откажется признать, что независимость Афганистана составляет важное условие для благосостояния и безопасности британской Индии и вообще для спокойствия Азии.
В ответе своем князь Горчаков повторил неоднократно уже сделанные заявления, что Россия считает Афганистан лежащим вне сферы своего влияния, но отказался признать за Англией право вступаться за Мерв и за туркменов, от которых зависит жить в мире и согласии с Россией, но наказать которых за разбои и нападения достанет у нее силы. Эмир кабульский, присовокупил канцлер, мог бы оказать действительную услугу этому племени, предварив его о неизбежных последствиях его поведения относительно России.
Между тем, в феврале 1874 года, произошла в Лондоне перемена министерства. Тории заменили вигов у власти, лорд Дерби занял в кабинете Дизраэли пост министра иностранных дел, а лорд Салисбюри — министра по делам Индии. Новые министры возобновили в Петербурге настояния своих предшественников, чем вызвали весной 1875 года меморандум, в котором русский канцлер изложил взгляд своего Двора на взаимные отношения России и Англии в Средней Азии. В документе этом князь Горчаков предлагал следующие три основания соглашения: 1) соперничество обеих держав в этих краях противоречит их обоюдным пользам и просветительной миссии, к которой обе державы призваны, каждая в пределах своего влияния; 2) вследствие сего, желательно сохранить между ними промежуточный пояс, который предохранил бы их от непосредственного взаимного соседства; 3) Афганистан мог бы образовать такой промежуточный пояс, если бы самостоятельность его была одинаково признана неприкосновенной, как той, так и другой стороной. Тогда же князь Горчаков еще раз подтвердил, что русский Император не имеет никакого намерения расширять пределы своей Империи, ни со стороны Бухары, ни со стороны Туркменской степи.
Принимая эти уверения к сведению, лорд Дерби отстаивал полную свободу действий (complete liberty of action) Великобритании по отношению к Афганистану, при всех обстоятельствах и во всех случаях, что вызвало следующий ответ князя Горчакова, в депеше к графу Шувалову: „Благоволите передать лорду Дерби, что, согласно повелению Августейшего нашего Государя, мы вполне присоединяемся к заключениям, в силу коих оба кабинета, поддерживая взаимно состоявшееся между ними соглашение на счет границ Афганистана, остающегося вне сферы действия России, считают поконченными переговоры о среднем поясе, признанные мало практичными, и вполне сохраняя свободу своих действий, будут, по обоюдному желанию, принимать в справедливое внимание их взаимные интересы и нужды, избегая, по мере возможности, непосредственного соседства между собой, равно как и столкновения между азиатскими государствами, находящимися в сфере их влияния“.
Случай для России воспользоваться выговоренной ею для себя полной свободой действий скоро представился. Летом 1875 года в Кокандском ханстве вспыхнули серьезные беспорядки, приведшие к низложению Худояр-хана и к провозглашению ханом старшего его сына, Наср-Эддина. Худояр искал убежища в русских пределах. Между тем, брожение среди кокандцев усиливалось, дуваны и дервиши возбуждали народ, проповедуя священную войну, подстрекая к поголовному восстанию и мусульманское население соседних русских областей. Вооруженные шайки кокандцев вторглись в наши пределы и подступили к Ходженту с трех сторон.
По отражении их нападения, генерал-адъютант фон-Кауфман, во главе отряда из 16-ти рот пехоты и 9 сотен казаков, при 20-ти орудиях, сам перешел в наступление и в сражении при Махраме наголову разбил пятидесятитысячное скопище кокандцев, кипчаков и каракиргизов, собранных вокруг этой крепости, под предводительством главы восстания, Абдул-Рахмана Автобачи. Победа эта открыла Кауфману путь к главному городу ханства Коканду. Новый хан Наср-Эддин выехал сам к нему на встречу с изъявлением покорности. 29-го августа туркестанский генерал-губернатор, сопровождаемый ханом, торжественно въехал в его столицу, а 25-го сентября заключил с ним мирный договор, которым Наср-Эддин уступил России все кокандские земли, лежащие на правом берегу Сыр-Дарьи.
Но восстание продолжалось в восточной части ханства. Разбитый под Махрамом, Абдул-Рахман сосредоточил до 70000 человек в Андижане. Нападение русского отряда на этот город было отражено и отряд наш отступил к Намангану. В самом Коканде произошел новый переворот, Наср-Эддин был свергнут и, подобно отцу, бежал из ханства в Ходжент.
Усмирение кокандского восстания генерал-адъютант фон Кауфман поручил молодому генералу, уже отличившемуся в хивинском походе, М. Д. Скобелеву. С горстью людей Скобелев прошел из конца в конец все ханство, в целом ряде сражений разбивая и рассеивая мятежные скопища, преследуя бегущего неприятеля по пятам. Последствием была сдача главных вожаков восстания и водворение русской власти на всем пространстве ханства Кокандского.
5-го февраля 1876 года состоялось Высочайшее повеление о присоединении Коканда к России, под названием Ферганской области, первым военным губернатором которой назначен свиты Его Величества генерал-майор Скобелев.
Война с Турциею 1877—1878 годов приостановила поступательное движение России в Средней Азии. Одним из косвенных ее последствий был английский поход в Афганистан, обративший эмира афганского в вассала британской короны. С нашей стороны, в 1879 году решена была экспедиция в Закаспийскую степь, для обуздания ахалтекинского племени, не перестававшего производить разбои и набеги на соседние наши области. Смерть, командовавшего действующим отрядом, генерал-адъютанта Лазарева была одной из причин неудачного штурма укрепления Геок-тепе, повлекшего за собой отступление отряда к Каспийскому берегу.
Второй поход в туркменскую степь предпринят был в следующем, 1880 году, и начальство над действующими войсками, в составе 64 рот, 19 сотен, при 103 орудиях и 19 ракетных станках, всего численностью до 11000 человек и 3000 лошадей, вверено генерал-адъютанту Скобелеву. Текинцы, сосредоточенные в Денгиль-тепе в числе 25000, решились защищаться до крайности. Прибыв в Александровский пост 1-го мая, Скобелев в конце этого месяца занял передовым отрядом селение Бами, при входе в Ахалтекинский оазис, из которого образовал операционный базис для дальнейшего наступления. В июле он произвел рекогносцировку к Денгиль-тепе, отстоящему от Бами на 115 верст. Осень прошла в приготовлениях к зимнему походу. Для перевозки грузов от Каспийского моря до Бами, потребовалось около 20000 верблюдов, что замедлило окончательное наступление на пять месяцев. В октябре назначенные в состав экспедиции кавказские войска перевезены из Красноводска в Чикишляр, а к концу ноября они уже прибыли в Бами, куда в начале декабря пришел и туркестанский отряд, двинутый из Петро-Александровска под начальством полковника Куропаткина. Во главе этих войск, Скобелев приблизился к Денгиль-тепе на 12 верст, в течение декабря произвел несколько рекогносцировок и в последних числах этого месяца начал осадные работы. Напрасно осажденные целым рядом вылазок пытались помешать их успеху. 12-го января 1881 года Денгиль-тепе взят приступом. Преследование бежавшего неприятеля продолжалось на пространстве пятнадцати верст.
Шесть дней спустя, передовой отряд полковника Куропаткина занял Асхабад, главное селение Ахалтекинского оазиса, но лишь 27-го марта явился туда, к Скобелеву, предводитель текинской обороны Тыкма-Сардар, и вручил ему свою саблю. Примеру его последовало вскоре все население, просившее о принятии его в подданство русского Царя. Из земель, занятых в туркменской степи, образована Закаспийская область, состоящая из трех уездов: Мангышлакского, Красноводского и Ахалтекинского.
Взятие Денгиль-тепе озарило блеском военной славы последние дни царствования Императора Александра II. В справедливое признание заслуг молодого, победоносного вождя, Государь пожаловал генерал-адъютанту Скобелеву орден св. Георгия 2-й степени.
Так, в шестнадцать лет, совершилось покорение русской державе обширного пространства в несколько миллионов квадратных верст, от Каспийского моря до Восточного Китая, от южных границ Сибири до Афганистана и Индии, некогда привлекавшего к себе царственную мысль Петра Великого. Блестящие успехи русского оружия сопровождались целым рядом ученых исследований неведомых до того, недоступных и диких стран, насаждением в них просвещения и гражданственности, развитием промышленности и торговли, словом, включением их в пределы и общение образованного мира, с которым не замедлил соединить Среднюю Азию, проложенный в безлюдной и безводной пустыне русской военной силой, железный путь.