1. Великий Князь, Наследник и Цесаревич (1818—1855)
І. Детство • II. План воспитания • III. Отрочество • IV. Юность • V. Помолвка и женитьба • VI. Государственная и военная деятельность Цесаревича
2. Император (1855—1881)
I. Война • II. Мир • III. Коронация • IV. Сближение с Франциею • V. Внешняя политика на Западе и на Востоке • VI. Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа • VII. Освобождение крестьян • VIII. Тысячелетие России • IX. Польская смута • X. Мятеж в Царстве Польском и в Западном крае • XI. Дипломатический поход на Россию • XII. Государственные преобразования • XIII. Дела внутренние • XIV. Внешняя политика • XV. Соглашение трех Императоров • XVI. Завоевание Средней Азии • XVII. Преобразование армии и флота • XVIII. Финансы и народное хозяйство • XIX. Церковь, просвещение, благотворительность • XX. Восточный кризис • XXI. Вторая Восточная война • XXII. Сан-Стефанский мир и Берлинский конгресс • XXIII. Внешние сношения после войны • XXIV. Крамола • XXV. Последний год царствования • XXVI. Кончина
VI.
Присоединение Амура и Уссури и покорение Кавказа.
1855—1864.
С первых дней царствования Императора Александра II внешняя политика русского Двора, будучи выжидательной в Европе, явилась весьма деятельной на крайнем Востоке, благодаря энергии генерал-губернатора Восточной Сибири Н. Н. Муравьева и неуклонной твердости, с которой поддерживал его во всех начинаниях сам Государь.
Занятием устьев Амура и заложением Николаевского поста в 1851 году положено начало водворению русского владычества в этой части побережья Восточного океана. Но долина Амура считалась еще принадлежавшей Китаю, с согласия которого мы в 1854 году, по объявлении нам войны Англией и Францией, сплавили вниз по реке подкрепления людьми, оружием и снарядами, для усиления войск, занимавших Камчатскую область и административный центр ее — Петропавловский порт. В следующем 1855 году, ввиду ожидаемого нападения союзной англо-французской эскадры, Муравьевым сделано распоряжение о переводе из Петропавловска в устье Амура как всего гарнизона, так и местной нашей эскадры.
Вступив на престол, Император Александр подтвердил полномочия, данные Муравьеву Императором Николаем для ведения переговоров с китайцами о разграничении обеих соседних империй и, вопреки выраженному канцлером, графом Нессельроде, опасению, что Китай едва ли согласится на земельные уступки без войны, признал необходимым — как писал о том Муравьеву Великий Князь Константин Николаевич — в видах развития Сибирского края „утвердить за Россией весь левый берег Амура и получить право свободной торговли в северных областях Китайской империи“. Первое из этих требований было предъявлено Муравьевым китайским уполномоченным, прибывшим к нему летом 1855 года в Мариинский пост на Амуре, но те отвечали уклончиво и условия наши сообщили в Пекин. Муравьев хотя и предпочитал мирный исход переговоров, но пригрозил китайцам готовностью, в случае противодействия их свободному движению наших войск по Амуру, двинуться в Монголию и Манджурию. Китайский трибунал, заведовавший внешними сношениями Небесной империи, в листе на имя русского сената жаловался на неукротимого генерал-губернатора, выставляя на вид, что под предлогом защиты от английского флота последний занял на реке Сунгари от моря несколько городов и несколько селений, издавна платящих дань богдыхану. Находя, что генерал Муравьев „вовсе не заботится о поддержании двухсотлетнего дружественного согласия и твердого мира“, трибунал просил „вразумить Муравьева“. Министерство иностранных дел не считало возможным простирать наши требования к Китаю далее испрошения согласия Пекинского правительства на свободное плавание по Амуру и учреждения на левом берегу его нескольких станций для склада провианта и топлива. Но прибывший весной 1856 года в Петербурга Муравьев успел убедить Государя в важности приобретения для России в собственность Амурского края и Приморской области, и вследствие его представлений Император повелел: снабдить генерал-губернатора Восточной Сибири новыми полномочиями для продолжения с китайцами переговоров на предъявленных уже им условиях; плавание же по Амуру продолжать, предложив китайцам за требуемые земельные уступки несколько артиллерийских орудий; при этом воздерживаться, впрочем, от всяких насильственных мер; открытую силу употреблять лишь для освобождения русских из плена, в случае задержания их китайцами, и, действуя скорыми и решительными мерами, избегать продолжительной переписки и вообще всяких проволочек.
Считая себя обойденным состоявшимся в день коронации производством младшего своего сверстника, князя Барятинского, в генералы от инфантерии, Н. Н. Муравьев просил об увольнении от службы, но Государь отставки его не принял и велел передать ему через военного министра, чтобы он продолжал свою полезную деятельность. Муравьев повиновался и из Москвы отправился в Иркутск. По его предложению из вновь занятых земель образована Приморская область, подчиненная военному губернатору, имевшему пребывание в Николаевске, и обнимавшая прежнюю область Камчатскую и края Удский и Приамурский. По Высочайшему повелению лишь административные дела, касавшиеся этих местностей, разрешались в Сибирском комитете; дела же политические обсуждались в особом Амурском комитете, в котором председательствовал сам Государь, а в отсутствие Его Величества — Великий Князь Константин Николаевич.
Оставалось утвердить это приобретение заключением договора о границах с Китаем. С такой целью в начале 1857 года отправлен в Китай вице-адмирал граф Путятин, в самый разгар последней восточной войны заключивший в Симоде выгодный торговый трактат с Японией. Китайское правительство отказало Путятину в пропуске в Пекин сухим путем через Кяхту, и адмирал вынужден был направиться туда вниз по Амуру, а затем из Николаевска морем. 1-го июня 1858 года Путятин хотя и подписал с китайскими уполномоченными в Тянь-Цзине договор, которым на Россию распространены все преимущества политические и торговые, как уже приобретенные, так и имеющие быть приобретенными впредь наиболее благоприятствуемыми Китаем иностранными державами, но главный вопрос об определении границы остался открытым. „Неопределенные части границ между Китаем и Россией, — гласила 9-я статья договора, — будут без отлагательства исследованы на местах доверенными лицами от обоих правительств, и заключенное ими условие о граничной черте составит дополнительную статью к настоящему трактату“. Условие это оказалось уже исполненным ровно за две недели до подписания тянь-цзинского договора. 10-го мая Муравьев приплыл в китайский город Айгун, расположенный на правом берегу Амура, против устья реки Зеи, и после продолжавшихся шесть дней переговоров 16-го числа того же месяца убедил амурского главнокомандующего князя И-Шань приложить свою подпись к трактату, которым левый берег Амура, от реки Аргунь, до устья признавался собственностью России, а весь Уссурийский край, от впадения Уссури в Амур и до моря, объявлялся в общем владении России и Китая; свободное же плавание по рекам Амуру, Сунгари и Уссури предоставлялось лишь русским и китайским подданным, с исключением судов всех прочих держав. На всеподданнейшем о том донесении Муравьева Государь надписал: „Слава Богу!“ и в рескрипте на имя генерал-губернатора в следующих выражениях воздал хвалу его государственным заслугам: „Вы вполне оправдали доверие наше одиннадцатилетними трудами на пользу и благоустройство вверенной управлению вашему Восточной Сибири. Просвещенным действиям вашим обязан этот край началом своего гражданственного возрождения; благоразумными и настойчивыми мерами, вами принятыми, упрочены наши мирные сношения с соседним Китаем и заключенным вами трактатом дарован Сибири новый торговый путь по реке Амур, служащий залогом будущему промышленному развитию государства. Столь счастливое для России событие дает вам справедливое право на искреннюю мою признательность. В воздаяние за таковые заслуги ваши Я возвел вас, указом сего числа Правительствующему Сенату данным, в графское Российской Империи достоинство, с присовокуплением к имени вашему названия Амурского, в память о том крае, которому, в особенности, посвящены были в последние годы настоятельные труды ваши и постоянная заботливость“. Пожалование графского титула свидетельствовало о высокой цене, которую Император Александр придавал трудам и дарованиям государственного деятеля, вызвавшего к новой жизни обширный, вверенный его попечению край и возвратившего России Амурскую область, древнее ее достояние, двести лет остававшееся под властью Китая. К неуживчивому характеру Муравьева, к резким его отношениям к разным правительственным ведомствам, в особенности к министерству иностранных дел, Государь относился снисходительно и сам так выразился о Муравьеве: „Его не переделаешь, а надобно уметь воспользоваться, отдавая ему справедливость за услуги, им оказанные“. Со своей стороны, Муравьев свидетельствует в одном из своих всеподданнейших донесений: „Если б оно (Амурское дело) не началось десять лет тому назад и если б не удостоилось Высочайшего внимания и покровительства Вашего Величества, то Амур никогда бы уже не принадлежал России“.
Пекинское правительство долго не решалось утвердить сделку, заключенную его уполномоченным в Айгуне. Лишь более двух лет спустя первый русский посланник при Дворе богдыхана, генерал-майор Н. П. Игнатьев, ловко пользуясь разрывом Китая с Англией и Францией и разгромом китайских сил союзными войсками морских держав, чтобы выступить примирителем между представителями их и китайским правительством — успел обратить это посредничество в пользу России и побудить последнее формальным договором, заключенным в Пекине 2-го ноября 1860 года, дать полное удовлетворение всем требованиям русского Двора. Пекинским трактатом, который граф Муравьев-Амурский справедливо называет „политической победой“, договоры тянь-дзинский и айгунский подтверждены и дополнены всем, чего в них не доставало, а владычество России распространено на обширное пространство от Уссури до моря, на котором воздвигся вскоре Владивосток.
Со времени Пекинского договора в столице Китая учреждена постоянная русская дипломатическая миссия. Такая же миссия водворена и в столице Японии, сначала в Иедо, потом в Киото, в силу трактата, заключенного графом Путятиным 7-го августа 1858 года. Давний предмет спора между Россией и Японией, южная часть острова Сахалин, бывшая дотоле в общем владении обеих держав, вполне уступлена России договором, подписанным в С.-Петербурге 25-го апреля 1875 года, в обмен отошедшей к Японии гряды Курильских островов.
Одновременно с расширением русской государственной области в дальних краях Востока на южной окраине Империи совершилось другое великое дело: окончательно покорен Кавказ.
Мысль о том, чтобы по заключении мира воспользоваться двинутыми на Кавказ, в подкрепление местных войск, во время последней восточной войны войсками для нанесения непокорным горцам решительного удара, — принадлежала молодому генералу Д. А. Милютину, изложившему ее в записке, которую он еще осенью 1854 года представил Императору Николаю. В начале 1856 года Александр Николаевич передал эту записку военному министру с приказанием потребовать заключения по возбужденному в ней вопросу от наместников кавказских — бывшего, князя Воронцова, и настоящего — Н. Н. Муравьева, а также и от занимавшего должность начальника штаба кн. Воронцова, князя А. И. Барятинского. Отзыв Муравьева был не в пользу предложения Милютина, но Барятинский в целом ряде записок горячо поддержал его, развив и дополнив собственными соображениями. Военный министр Сухозанет склонялся на сторону наместника. „Я, напротив того, вполне разделяю мнение князя Барятинского“, — надписал Император на докладе министра, а на одной из записок Барятинского: „Мысли, изложенные в сей записке, нахожу основательными и совершенно согласен с ними“. Когда несколько времени спустя Муравьев сам попросил об увольнении, то выбор Государя, естественно, остановился на Барятинском. 22-го июля 1856 года князь Александр Иванович назначен и. д. наместника кавказского и командующим отдельным кавказским корпусом. Сам он настоял на назначении генерала Милютина своим начальником штаба.
Тотчас после коронации Барятиеский отправился в Тифлис и, вступив в управление вверенным ему краем и войсками, отдал следующий приказ: „Воины Кавказа, смотря на вас и дивяся вам, я вырос и возмужал. От вас и ради вас я осчастливлен назначением быть вождем вашим. Трудиться буду, чтобы оправдать такую милость, счастье и великую для меня честь. Да поможет нам Бог во всех предприятиях на славу Государя“.
1857-й год прошел в приготовлениях. К осени новый наместник проектировал обширную систему преобразований, как в военном, так и в гражданском управлении краем, и командировал в Петербург своего начальника штаба для представления словесных по ним объяснений. Император Александр одобрил все предположения своего избранника и личного друга, и 3-го декабря 1857 года Милютин писал Барятинскому: „Спешу поздравить ваше сиятельство с успешным окончанием всех дел, которые вам угодно было возложить на меня при отправлении в Петербург. Вчера, по случайному стечению обстоятельств, доложены Государю Императору и проекты штатов военных управлений, и проект нового морского устройства, а в то же время в Кавказском комитете обсуждались в моем присутствии три дела: предположения ваши о христианском братстве, представления о прекращении каботажного судоходства вдоль восточного берега и упразднении Анапы и, наконец, новый штат управления мирными горцами. Все решения были весьма благоприятны. Сегодня за обедом Государь Император изволил лично объявить мне, что Его Величество утвердил все представленные проекты, а Государыня Императрица изволила согласиться принять под непосредственное свое попечительство предполагаемое Общество распространения христианства в Кавказских горах“. Полное доверие и дружеское расположение Царя к юному вождю выразилось в переименовании отдельного кавказского корпуса в кавказскую армию, с возведением Барятинского в звание главнокомандующего.
Зрело обдуманный и тщательно соображенный с местными условиями операционный план князя Барятинского состоял в решительном наступлении на Шамиля, преимущественно со стороны Чечни, и в одновременном стеснении общей блокадной вокруг него линии. Подготовительной к тому мерой была прорубка широких просек в вековых лесах, преграждавших доступ в дебри Дагестана. Летом 1857 года начальник левого фланга кавказской линии, генерал Евдокимов, начал наступление в Малую и Большую Чечню и затем в Аух, а по занятии этих областей, в январе 1858 года, прорвался в Аргунское ущелье, взяв приступом завалы, нагроможденные горцами при входе в него. 1-го апреля 1859 года пал Ведень, много лет служивший главным местопребыванием Шамиля и средоточием его власти.
Путь в Дагестан был открыт. Войска наши наступали с трех сторон, разделенные на три отряда: Чеченский — Евдокимова, Дагестанский — барона Врангеля и Лезгинский — князя Меликова, под личным предводительством Барятинского, 14-го июля прибывшего к Чеченскому отряду. О ряде быстро следовавших один за другим подвигов этого достопамятного похода красноречиво свидетельствуют приказы главнокомандующего по кавказской армии: 21-го июля, в лагере при озере Решло: „Войска Дагестанского отряда, вы храбро заняли переправу чрез Койсу и тем блистательно исполнили мое желание; благодарю вас от всего сердца за ваш подвиг“. 27-го июля, в Андии, близ аула Тоидо: „Сегодня доношу я Государю Императору о покорении его державе Аварии, Койсубу, Гумбета, Салатавии, Андии, Технуцала, Чеберлая и других верхних обществ. Благодарю войска Дагестанского и Чеченского отрядов, всех, от генерала до солдата, за столь радостную весть для сердца возлюбленного Монарха“. От 6-го августа, близ аула Канхадатль: „В бессмертном подвиге покорения Восточного Кавказа самая тяжкая доля трудов предстояла вам, войска Лезгинского отряда. Вы совершили с самоотвержением предначертания мои и превзошли все ожидания. Примите, братцы, мое душевное спасибо“.
22-го августа князь Барятинский отправил к Государю следующую телеграмму: „Имею честь поздравить Ваше Императорское Величество с августейшим тезоименитством. От моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги Кавказ покорен державе вашей. 48 пушек, все крепости и укрепления неприятеля в наших руках. Я лично был в Карсте, Тлохе, Игали, Ахульго, Гимрах, Укцукуле, Хунзахе, Тимотле, Чохе. Теперь осаждаю Гуниб, где заперся Шамиль с 400 мюридами“. В тот же день в приказе по кавказской армии главнокомандующий писал: „Воины Кавказа! В день моего приезда в край я призвал вас на стяжание великой славы Государю нашему — и вы исполнили надежду мою. В три года вы покорили Кавказ, от моря Каспийского до Военно-Грузинской дороги. Да раздастся и пройдет громкое мое спасибо по побежденным горам Кавказа и да проникнет оно, со всею силой душевного моего выражения, до глубины сердец ваших“. Наконец, три дня спустя последовал другой приказ: „Гуниб взят; Шамиль в плену; поздравляю Кавказскую армию“.
Победные вести с Кавказа радостно отзывались в сердце Императора Александра. Они блестящим образом подтверждали его выбор, решимость во что бы то ни стало покончить с пятидесятилетней войной и, поборов упорное сопротивление горцев, умиротворить и навеки утвердить за Россией благословенный Кавказский край. Как только дошло до Петербурга известие об успехе, ознаменовавшем наступательное движение, предпринятое внутрь Дагестана, Государь прислал Барятинскому Георгиевскую звезду второй степени, при грамоте, в которой так оценивались достигнутые на Кавказе результаты: „Храбрые войска вверенной вам армии, под непосредственным начальством вашим, совершили общее наступательное движение, увенчавшееся в короткое время блистательным военным успехом в стране, шестнадцать лет служившей опорой неприязненным противным действиям предводителя враждебных нам горских племен Кавказа. Быстрое покорение воинственного населения Аварии, Койсубу, Гумбета, Салатавии, Андии, Технуцала, Чеберлая и других верхних обществ и отступление неприятеля, без всякого почти сопротивления, от воздвигнутых им укреплений, после падения Веденя, свидетельствуют о превосходной вашей распорядительности, с которой предпринятые вами в этой стране военные действия направлены к предначертанной для оных цели. Относя успешный ход постепенного покорения оружию нашему Кавказа к глубоко обдуманным и настойчиво проводимым вами в течение двух с половиною лет в исполнение мерами, мы признали справедливым изъявить вам особенную Монаршую признательность и совершенное наше благоволение за неутомимые труды и важные военные заслуги ваши на пользу вверенного вам края и в ознаменование сего всемилостивейше пожаловали вас кавалером Императорского ордена нашего святого великомученика и победоносца Георгия второй степени“. В собственноручном письме Государь поручил князю Александру Ивановичу сказать „кавказским молодцам искреннее спасибо и что они ему опять доказали, что для них невозможного нет“.
„Отличною воинскою распорядительностью вашей, — гласила Высочайшая грамота на имя князя Барятинского, подписанная Императором по получении вести о взятии Гуниба и пленении Шамиля, — даровано окончательное замирение восточной части Кавказа. Доблестные войска предводительствуемой вами армии, сосредоточенные под непосредственным распоряжением вашим в недрах Кавказских гор, совершили покорение всех враждебных нам издавна горских племен, от Каспийского моря до Военно-Грузинской дороги. Главный виновник и вождь в долговременной, ожесточенной борьбе против нас мюридизма, Шамиль, окруженный в укрепленном Гунибе войсками, под личным вашим начальством состоявшими, взят с боя в плен со всем семейством и последними приверженцами его. Отныне предстоит вам во вновь покоренной стране не утверждение власти нашей силою оружия, а распространение между новыми подданными нашими гражданственной образованности и общественного благосостояния. Желая почтить совершенный вами славный подвиг и изъявить полную душевную нашу к вам признательность, всемилостивейше пожаловали мы вас кавалером Императорского ордена нашего святого Андрея Первозванного с мечами“.
По Высочайшему повелению пленный Шамиль и семья его были отправлены в Россию для водворения в Калуге. По пути он был остановлен в Харькове и препровожден, с одним из сыновей своих, в Чугуев, где находился Император, для представления Его Величеству. Государь оказал Шамилю самый ласковый и милостивый прием, до глубины души растрогавший старца-имама. В Харькове Шамиль и сын его присутствовали на балу, данном дворянством по случаю Высочайшего приезда.
Потрясающее впечатление, произведенное на умы кавказских горцев падением Гуниба и взятием в плен Шамиля, не замедлило отразиться и на Западном Кавказе. Глава воинственного племени абадзехов, Мегмет-Аминь, добровольно покорился со всеми своими сторонниками. Этот новый успех, суливший в близком будущем замирение всего Кавказа, побудил Государя возвести Барятинского в высшее военное звание генерал-фельдмаршала.
Между тем неутомимый наместник деятельно принялся за дело водворения русской власти среди непокорных горцев, населявших Западный Кавказ. Войска, покорившие Дагестан, двинуты им с левого на правый фланг кавказской линии и начальство над ним вверено деятельнейшему из сподвижников фельдмаршала, возведенному в графское достоинство, генералу Евдокимову.
Для обеспечения успеха этому предприятию наместник просил оставить на Кавказе временно прикомандированные к Кавказской армии две дивизии, на что Государь согласился, но под условием, чтобы войска эти не оставались там долее конца 1860 года. В собственноручной записке Его Величество писал по этому поводу: „Сознавая всю важность военных действий на Кавказе, предпринятых со времени назначения князя Барятинского главнокомандующим Кавказской армией, я не щадил ни расходов, ни средств к усилению тамошних войск. Блистательные результаты, достигнутые с Божией помощью и благодаря дельным распоряжениям князя Барятинского, в особенности в 1859 году, вполне оправдали и, могу по совести сказать, превзошли мои ожидания“. Государь находил, что после сдачи Шамиля и изъявления покорности Мегмет-Аминем позволительно ожидать скорого умиротворения и всего Западного Кавказа, после чего для упрочения нашего владычества в крае признавал нужным: 1) ввести правильную и справедливую администрацию во всех покоренных племенах; 2) прочно укрепить важнейшие стратегические пункты; 3) проложить надежные и во всякое время удобные пути сообщения. „Для достижения сих важных и необходимых мирных результатов, — продолжал Император, — нужны также средства и денежные, и материальные, т. е. руки. Вот почему я склонен оставить на 1860 год на Кавказе все войска, временно туда командированные. Но вместе с тем я желаю и требую, чтобы князь Барятинский не терял из виду, что долее нынешнего года войска там оставаться не могут, а должны быть возвращены на постоянные свои квартиры… Отдавая полную справедливость князю Барятинскому за дельные его распоряжения, как по военной части, так и по гражданскому управлению Кавказским краем, я уверен, что, со светлым государственным умом его, он не будет терять из виду, что Кавказ есть часть России и что Россия вправе от него требовать, чтобы при теперешнем затруднительном нашем финансовом положении он, со своей стороны, помогал ей уменьшением, а не увеличением расходов. Виды его на будущее, лично им мне сообщенные, обещают важные результаты, но дело идет о теперешнем затруднительном положении государства, следовательно, хотя я и сознаю всю их пользу, но необходимо их отложить до времени, если средства Кавказского края недостаточны для покрытия нужных для сего расходов, ибо государственное казначейство решительно не может ничего для этого сделать“.
„Дороги, мосты, укрепления, просеки, и, главным образом, колонизация края казаками, — оправдывался фельдмаршал в ответном письме Государю, — условия sine qua non нашего господства в стране; они твердо упрочат наше положение здесь и сделают наше господство постоянным… Во всех своих действиях и соображениях я до сих пор руководствовался идеей, удостоившейся одобрения и Вашего Величества: оставить несостоятельную систему частных экспедиций, вести постоянную наступательную войну, предел которой положила бы только полная победа и окончательное завоевание всего края: эту войну нельзя прекратить по своему желанию, точно так же как нельзя препятствовать неприятельским вторжениям, когда руки связаны внешней войной. В таких случаях не задумываются над миллионными расходами, и жертва эта часто приносится только для того, чтобы охранить целость естественных границ страны, тогда как теперь нам остается только завершить завоевание, большая часть которого уже совершена. Настало время оправдать все жертвы, принесенные Россией за последнее полстолетие: все это потребует только сравнительно незначительных расходов и некоторого увеличения численности войск, а взамен даст нам новые источники обогащения России и первенствующее положение в Азии. Сообразуясь с ходом политики, становится более чем вероятно, да и Ваше Величество так же понимает это, что Восток в скором времени станет театром, на котором будут окончательно решаться великие спорные вопросы, и если к тому времени Кавказ не будет совершенно покорен, а стало быть — наши мосты, укрепления и дороги не будут окончены, то мы не посмеем располагать ни одним человеком изо всей этой славной армии, чтобы перейти границу“.
Прибыв в Закубанский край, Евдокимов с обычной энергией принялся за дело. Войска его двигались в направлении с северо-запада к юго-востоку, утверждаясь в пространстве между Кубанью и морем. Ими построено несколько укреплений вдоль течения рек, впадающих в Кубань, основаны станицы, проложены просеки и устроены удобные мосты и дороги по пройденному пути.
К сожалению, тяжкий недуг не позволил фельдмаршалу самому руководить на месте военными действиями. Весной 1861 года он вынужден был оставить вверенный ему край и более туда не возвращался. В отсутствие Барятинского Император Александр пожелал воспользоваться пребыванием в Крыму, чтобы лично удостовериться в положении дел на Западном Кавказе и с этой целью осенью того же года предпринял поездку в Закубанский край. 11-го сентября Его Величество высадился на берег в Тамани и, проведя ночь в Екатеринодаре, направился к войскам, действовавшим против горцев. Государь посетил новые укрепления: Дмитриевское, Григорьевское, Усть-Лабинское и Майкопское, участвовал в рекогносцировке за реку Белую и в лагере Верхне-Абадзехского отряда 18-го сентября принял депутацию от 60 непокорных горских племен. Предъявленные горцами условия для изъявления покорности не могли быть приняты, и потому им объявили, что в продолжение месяца они должны окончательно решить: желают они выселиться из гор на указанные им места или переселиться в Турцию? Оставляя лагерь, Государь сказал начальствовавшему в нем генералу Ольшевскому: „Постарайся до времени не раздражать твоих разгневанных соседей“. 24-го Его Величество отплыл на пароходе „Тигр“ из укрепления Константиновского в Поти, откуда через Абхазию и Мингрелию проследовал в Кутаис и 29-го возвратился в Ливадию.
Состояние здоровья князя Барятинского, воспрепятствовавшее ему сопутствовать Государю во время поездки по Кавказу, продолжало ухудшаться. Мучительные припадки подагры надолго приковали его к постели, и сам он возбудил пред Государем вопрос о назначении ему преемника. В ноябре 1862 года Император послал к нему в Вильну, где лежал больной фельдмаршал, ближайшее к себе лицо — графа А. В. Адлерберга с собственноручным письмом, вскоре после чего, 6-го декабря, Барятинский уволен, по прошению, вследствие расстроенного здоровья, и Великий Князь Михаил Николаевич назначен на его место наместником кавказским и командующим кавказской армией.
Всею душою привязанный к Кавказскому краю, князь Барятинский и по оставлении должности наместника не был безучастен к его судьбе. Доказательством тому служит письмо его к августейшему своему преемнику, в котором он счел долгом поделиться с Великим Князем богатым запасом своей опытности, как администратора, так и военачальника. „По-моему, — писал он, — главная ошибка, даже иногда и правительственных лиц, заключается в бессознательной неприязни к чужой народности и в невольной наклонности к насильственному порабощению ее собственным привычкам и обычаям. Последствия такого влияния так сильны, что, проникая в низшие слои чиновничества, нередко даже отражаются на мелочах обыкновенных сношений, в быту обыденной жизни и одинаково оскорбляют чувства всех сословий, от мала до велика, от богатого до бедного. Спрашивается, может ли такой нравственный гнет породить привязанность и любовь народа к правительству?“ В силу этих соображений фельдмаршал поставил себе правилом, „как можно более привязать край к правительству, управляя каждой народностью с любовью и с полным почтением к заветным обычаям и преданиям“. — „Администратор, — рассуждал он, — имеет право, по моему мнению, только подготовить почву и указывать на путь, ведущий к улучшениям, но должен предоставить каждой отдельной народности, чтобы она приносила общему государственному усовершенствованию свою долю участия, согласно условиям своей особенности“. Барятинский советовал обратить нарочитое внимание на воспитание туземных женщин, размножить в крае женские училища. Усматривая в мусульманском духовенстве главное препятствие к перерождению нравов в местном населении, он заботился об уменьшении влияния духовных лиц на народ, и с этой целью восстановил ханскую власть как враждебную теократическому началу. Но, с другой стороны, признавая, что „без элемента духовного нигде не может обходиться человечество“, князь основал общество восстановления христианства на Кавказе, назначением которого было возвысить значение православного духовенства и привлечь примером и проповедью отпадающих от Ислама мусульман. Фельдмаршал распространялся о материальных способах к возрождению Кавказа: „Размножайте в крае по возможности пути сообщения и рынки; край будет всегда в вашей власти, торговля процветет, и с нею — общественное благосостояние. Не менее важно: преобразовать почву в источник неисчерпаемого богатства края. Палящее знойное солнце Кавказа тогда только принесет благодатное действие, когда предположенная система орошения окончательно осуществится: тогда целые толпы трудолюбивых переселенцев наполнят рынки государства нашего и всей Европы произведениями своего труда, между которыми будут и неизвестные дотоле в производительности нашей Империи“. То, что Барятинский называл „краеугольным камнем благоустройства Кавказа“, он перечислял так: 1) воспитание женщин; 2) уничтожение шариата; 3) восстановление христианства; 4) пути сообщения; 5) орошение и 6) колонизация. В конце письма он преподал Великому Князю несколько советов о способе ведения военных действий, доказывая несостоятельность временных экспедиций и настаивая на необходимости вести войну с горцами непрерывно и постоянно, впредь до полного их покорения. „Вашему Императорскому Высочеству, — заключил он, — выпадает славный жребий нанести конечный удар сопротивлению западных горцев. Тогда вам останется осчастливить целый край, оживленный новой жизнью, дарами мира и просвещения. Молю Всевышнего, чтобы он благословил ваши действия и чтобы вашим высоким именем началась для Кавказа, после пятнадцати веков истязаний и шестидесятилетней трудной войны, эпоха благоденствия и гражданского развития“.
6-го февраля 1863 года Великий Князь Михаил Николаевич выехал из Петербурга и 14-го вступил в Ставрополе на кавказскую землю, откуда и отдал он первый свой приказ: „Храбрые войска Кавказской армии, приветствую вас поклоном от Государя Императора и царским спасибо за вашу молодецкую и многотрудную службу. Приветствую вас от имени бывшего вождя вашего, генерал-фельдмаршала князя Барятинского, который душевно скорбит, что тяжкая болезнь вынудила его расстаться с вами, и через меня искренно благодарит вас, своих сподвижников, за примерное служение Царю и отечеству. Почитаю себя счастливым, что поставлен во главе Кавказской армии и горжусь этим местом, прославленным моими знаменитыми предшественниками. Призываю Бога на помощь, да благословит он оружие наше, да увенчает скорым успехом усилия наши к водворению мира и спокойствия в остающейся еще не покоренной части Кавказа. Уверен, что под начальством моим вы сохраните всегдашние ваши доблести и дадите мне право свидетельствовать о них пред высоким и милостивым ценителем заслуг, великим Государем нашим“.
Из Ставрополя Великий Князь-наместник отправился в войскам, действовавшим за Кубанью против непокорных горцев, объехал все воздвигнутые там укрепления и был свидетелем нескольких стычек с неприятелем, за участие в которых получил золотую саблю „за храбрость“. 16-го марта состоялся торжественный въезд его в Тифлис, куда ровно месяц спустя, 16-го апреля, прибыла и супруга его, Великая Княгиня Ольга Феодоровна.
В продолжение всего 1863 года происходили военные действия в узком пространстве, ограниченном восточным берегом Черного моря и южным скатом главного Кавказского хребта, долиной Адезби и Абхазией. К концу лета Кубанская область покорилась русскому владычеству, и для окончательного усмирения всего Кавказа оставалось только покорить племена шапсугов и убыхов. Задача эта успешно разрешена весной следующего 1864 года.
В половине апреля местности, населенные этими племенами, были заняты нашими войсками, о чем Великий Князь-наместник и донес Государю ко дню его рождения. „Лучшего подарка получить не мог, — отвечал Император по телеграфу, — спасибо от души тебе, графу Евдокимову, и славным нашим войскам“. Два дня спустя к наместнику кавказскому отправлен следующий лестный рескрипт: „Ваше Императорское Высочество! Назначив вас наместником моим на Кавказе и командующим Кавказской армией, я возложил на вас многотрудную обязанность довершить великое дело умиротворения сего края, а вместе с тем вести все отрасли местной администрации и народного благосостояния к желаемому развитию. Едва прошел год со времени вашего назначения, и, к сердечной моей радости, уже достигнуты вами замечательные успехи. Разнообразные части гражданского управления, с прибытием вашим в край, восприяли новую жизнь; многие важные дела получили движение, но в особенности мне приятно следить за блестящими успехами военных мер, принятых для окончательного водворения русской власти в тех частях Кавказа, в которых оставалось еще непокорное горское население. После покорения всей восточной половины Кавказа предместником вашим, фельдмаршалом князем Барятинским, вам предстояло привести к концу начатое им завоевание другой, западной, половины. Неутомимые труды храбрых войск кавказских, под предводительством генерал-адъютанта графа Евдокимова, увенчались полным успехом, и, с Божией помощью, занятие всего кавказского берега Черного моря совершилось ныне ранее, чем можно было ожидать. Остатки непокорных племен окончательно отказались от дальнейшего сопротивления; богатый Закубанский и прибрежный край быстро заселяются казаками и, таким образом, настает столь желанный конец кровопролитной вековой борьбе. Изъявляя Вашему Императорскому Высочеству душевную мою признательность за ваше ревностное и полезное служение отечеству, я возлагаю на вас звание главнокомандующего Кавказской армией и поручаю вам, от моего имени, благодарить доблестные войска, под вашим начальством состоящие, за их постоянные, неутомимые труды, за мужество и храбрость в боях и за неизменную преданность их престолу, отечеству и долгу службы. Искренно вас любящий брат и друг Александр“.
Едва дошло до Великого Князя милостивое слово, как уже Его Высочество телеграфировал Государю, от 25-го мая, из лагеря в Ачинсхоу: „Имею счастие поздравить Ваше Величество с окончанием славной кавказской войны. Отныне не осталось более на Кавказе ни одного непокорного племени. Вчера сосредоточились здесь отряды генерал-лейтенанта князя Мирского и генерал-майоров Шатилова, Геймана и Граббе, и сегодня, при общем сборе, совершен благодарственный молебен. Здоровье войск весьма удовлетворительно, и они находятся в самом блестящем виде“.
Ответом на эту телеграмму была Высочайшая грамота на имя августейшего наместника и главнокомандующего Кавказской армией: „Известие о покорении Западного Кавказа, полагающем конец долговременной кровопролитной войне, поглощавшей столько средств и усилий, преисполнило сердце наше живейшей и душевнейшей радостью. Воздав благодарение Всемогущему Богу, ниспославшему на нас свое благословение, увенчавшее нашу храбрую Кавказскую армию новой, неувядаемой славой, поспешаем выразить Вашему Императорскому Высочеству, достойному ее предводителю, и в лице вашем всем доблестным сослуживцам вашим, нашу искреннюю, сердечную благодарность. Блистательным подвигом, коим достигнута благая цель полуторавековых усилий, стяжали вы и подчиненные вам войска признательность любезного нашего отечества, славе и преуспеянию коего посвящаются все наши заботы. Да благословит вас Всевышний и на будущее время в трудах и попечениях ваших об устройстве и процветании покоренного ныне края. Да увенчается новый успех нашего оружия водворением прочного порядка и благоустройства на всем протяжении владений наших, доверием нашим управлению вашему вверенных. В справедливом же внимании к высоким заслугам вашим, мы жалуем Ваше Императорское Высочество кавалером Императорского ордена нашего святого великомученика и победоносца Георгия, второй степени“.
Какое важное значение Император Александр придавал им самим задуманному и осуществленному, согласно его предначертаниям, покорению и умиротворению Кавказа, видно из рескрипта Великому Князю-наместнику, коим Государь установил, в память этого великого события, крест, всемилостивейше пожалованный всем участникам славной кавказской войны, независимо от медали, дарованной войскам, действовавшим на Западном Кавказе с 1859 по 1864 год. „Ряд блистательных подвигов, — гласил рескрипт, — совершенных славными кавказскими войсками, под предводительством многих доблестных вождей, ознаменовал многолетнюю кровавую борьбу, подъятую для ограждения наших владений, сопредельных с Кавказским краем, от набегов хищников, для защиты от порабощения мусульманами единоверных нам народов, добровольно вручивших свои судьбы под покровительство России, и для умиротворения края, представлявшего издревле постоянное зрелище междоусобий, грабежей и разбоев. На долю Вашего Императорского Высочества выпал завидный жребий завершить начатое полтора века тому назад дело покорения Западного Кавказа и впервые возвестить русскому народу, что отныне не осталось более на Кавказе ни одного непокорного племени“.