Под именем братств разумеются союзы, в которых люди соединяются как братья для достижения общими силами церковно-религиозных и благотворительных целей. Время появления на христианской почве братских союзов в России, известных большею частью подь названием «братчин» и «медовых братств»‚ надо отнести к самому раннему периоду существования у нас христианства, как об этом ясно свидетельствует упоминание в Ипатьевской летописи, под 1159 годом, о нахождении в древнерусском городе Полоцке церковной братчины, которая справляла свой праздник на Петров день, при старой церкви Пресвятой Богородицы. Под словом «братчина» — в узком его значении — следует понимать праздничный пир, устроенный в складчину, в дни рождественские или пасхальные, в дни двунадесятых праздников, а также в дни памяти святых, в честь которых были выстроены храмы. В эти праздники повсеместно в древней Руси — в городах и селах — справлялись: братчины — рождественские, братчины — никольщины, братчины — михайловщины, братчины — успенщины, братчины — покровщины и т. п.; на Пасху было в обыкновении учреждать большую братчину в понедельник. Главные участники таких пиров, местные прихожане, обыкновенно накануне праздника приносили, сообразно достаткам и щедрости, свою долю натурой — зерном, съестными припасами, медом; иногда же расплачивались и деньгами. Часть этих продуктов шла в дар священнику, а другая часть — на устройство складочного пира. Для этих пиров заранее курили вино, сытили мед и варили пиво, для чего при церквах и часовнях существовали особые медные котлы и чаши (братины). Это вино, пиво (брага) и мед носили предварительно в церковь для освящения, почему это питье и называлось «молебным» (или же «кануном») и, кроме того, по тому празднику, к которому оно готовилось, называлось еще «никольским», «покровским» и т. п. По отходе обедни и после благословения священником яств и питий участники братчины, вместе с женами, усаживались в трапезе при церкви, или же в теплое время около церкви по кругам, и принимались за свое мирское угощенье. По старинному благочестивому обычаю наших предков, на эти пиры призывалась и убогая братия, т. е. местные бедные. Таким образом, часть продуктов, или денег, из братского складочного сбора шла на церковь и в пользу причта, а часть уделялась бедным. На братчины приглашались также в качестве гостей и посторонние лица, нередко почетные, так что в сельских братчинах участвовали не только крестьяне‚ но и владельцы вместе с ними зауряд, игумены местных монастырей, а равно и должностные лица. Одним словом «пир» был «на весь мир». Нередко такие пиршества продолжались несколько дней подряд. На этих праздничных собраниях старшие члены городской или сельской общины обсуждали разные общественные дела и предприятия, причем к сроку собрания братчины приурочивались разные расчеты и платежи. Все условия таких продолжительных и организованных в определенном помещении собраний придавали им выдающееся общественное значение в обиходе древнерусской жизни. В братчинах, собиравшихся в определенном личном составе, постепенно вырабатывались свои правила и порядки, и братчики старались охранить и оградить внутреннюю жизнь своего собрания, свои обычаи и обряды, от всякого постороннего вмешательства. Продолжительность празднования и сложное устройство братских складочных пиров вызвали потребность в руководителе праздника, и таким руководителем стал церковный староста, который, получив право принимать в братчину, превращался на это время в «пирового старосту», а пирующие братчики получили характерное название «пивцов» («пировлян»‚ «пировщиков»). Сначала братчины приобрели естественным путем право надзора за благочинием и тишиной на своих многолюдных собраниях, при обязанности «пирового старосты», вместе с некоторыми «пивцами», мирить ссорящихся, а затем, при господстве в старину общинных начал, за братчинами постепенно укрепилось и право суда над лицами, совершавшими во время собрания буйства, драки, бесчинства и покражи. В судных грамотах XIV—XV веков встречается следующая юридическая норма: «братчина судит — как судьи». Эта норма помещена в псковской судной грамоте и в числе ее законоположений находится и предписание всякому псковитянину‚ у кого между прочим случится кража во время пирования (в братчине), объявлять об этом пировому старосте или пивцам. Конечно, такой суд братчин, обходившийся без платежа тяжелых судебных пошлин, был судом по преимуществу примирительным по делам маловажных правонарушений, учиненных нередко в состоянии опьянения, и которые можно было тут же на месте покончить примирением, с уплатою обиженному пени. Находясь под охраной правительственной власти‚ великокняжеской и царской («а на пиры и в братчины не ходит незван никто», значилось в многочисленных грамотах XIV—XVI век.)‚ братчины существовали повсюду в древней Руси (по преимуществу в северной и северо-восточной ее части), свидетельствуя также о крепкой организации церковно-общественной жизни в то время.
В западной Руси, как и в восточной, при храмах существовали церковные союзы прихожан, более известные под именем «медовых братств». Эти медовые братства по древнерусскому обычаю приготовляли к определенным праздникам («урочистым святам») большую свечу, пели молебен и устраивали складочные пиры, предварительно заготовив пиво и мед, а воск и разные приношения отдавали на свечи и церковные потребности.
Проживанье православных в Литве и Польше, среди католиков и лютеран, заставляло их теснее сплачиваться друг с другом и ревностнее заниматься делами своей церкви, а потому и братские их союзы, учреждавшиеся с дозволения короля и властей, получили большую устойчивость в организации и довольно широкий простор деятельности. Пользуясь королевскими привилегиями, в силу которых православные освобождались от уплаты податей за медоварение и пивоварение вследствие употребления доходов на нужды церквей, медовые братства приобретали недвижимость («земля церковная братская»), устраивали госпитали («шпитали») для своих убогих и бедных, а в иных местах и школы, где учил местных детей особый «боколяр» (учитель). Если в сельских приходах, со времени отобрания земель в пользу короля и помещиков (в XV веке) и постепенного разрушения сельской общины, право выбора членов причта и право распоряжения церковно-общественным имуществом и делами церковного благоустройства перешли к владельцам-помещикам, в качестве патронов церквей, то в городских приходах, не расположенных на владельческих землях, эти права по-прежнему оставались за православными горожанами. Известная свобода в устройстве городского самоуправления и в учреждении ремесленных корпораций‚ существовавшая во многих литовско-польских городах, на основании введенного в них Магдебургского права, давала православным жителям, наравне с другими горожанами, возможность свободнее вырабатывать уставы своих братств, для осуществления целей церковно-устроительных, благотворительных и религиозно-просветительных. Весьма естественно, что правильно организованные церковные братства с особыми уставами, легче и скорее всего могли появиться среди торгово-промышленного и ремесленного класса таких больших городов, какими в XV веке были Вильна и Львов.
В середине XV века (приблизительно около 1458 года) в городе Вильне образовалось церковное братство «кушнерское» (скорняков)‚ которое к трем праздникам в году (Св. Духа, св. Николая и Рождества Христова) покупало в складчину мед, сытило его и затем распивало на братском собрании; в эти же праздничные дни братство раздавало восковые свечи по церквам. В продолжение 80-ти лет оно, не встречая никаких препятствий со стороны духовных и гражданских властей, настолько окрепло и размножилось, что создало устав и построило на Конской улице особый дом для братских собраний.
В 1538 году уполномоченные от всего братства, представляя за братскою печатью свой устав, били челом королю Сигизмунду I с просьбой дать им грамоту на подтверждение их братства и устава, выработанного на основании их старинных обычаев. Король удовлетворил их челобитье и выдал 31 декабря 1538 г. уставную грамоту. В том же веке существовало в г. Вильне православное братство: «дома Пречистой Богоматери», при Пречистенском соборе, имевшее также свой дом и богадельню. Существовало еще братство «купецкое-кожемяцкое», которое по своему устройству походило на другие подобные учреждения, а именно: оно обязывалось «радеть о потребностях церквей Божиих и о гошпиталях»; в избранные праздничные дни по своим стародавним обычаям оно устраивало в складчину трехдневные медовые пиры (восемь раз в году); невыпитый мед оно продавало беспошлинно и доходы обращало на дела церковные и благотворительные, а воск шел на церковные свечи. Братство имело свой дом на Старич-улице и братский устав был совершенно сходен с уставом кушнерского братства; в нем находим те же правила о самоуправлении и собственном суде, а также правила о веротерпимости, допускавшие в состав братства католиков. Кроме того, к концу XVI века в г. Вильне сделались известными: учредившееся в предместье «Росе» братство при церкви Пречистой Богородицы, состоявшее из шапошников‚ сермяжников и чулочников, а также братство при церкви Пятницкой, что на Великой улице. Кроме Вильны, в областях Литовского княжества известны такие же медовые братства в XVI веке в городах: Витебске, Дисне, Мстиславле, Могилеве и в разных местечках — в Бабиничах (лепельского уезда), в Куренце (вилейского уезда), в Кричеве, в Орше и др.
К XV веку (около 1439 г.) относят также начало учреждения церковного братства и в г. Львове, при городской Успенской церкви. Из летописи этого братства известно, что оно с половины XVI века было занято восстановлением своей древней Успенской церкви при содействии православных господарей молдавских, отстаивало свои права на отданный еще в XV веке в заведование братства Онуфриевский монастырь, и через своих старших братчиков старалось перед польским правительством оградить права русского народа в Галичине. Кроме Успенского братства в г. Львове существовали в XVI веке еще церковные братства при храмах: Благовещения Пресвятой Богородицы, св. Николая, св. Феодора и Богоявления Господня. Что же касается до остальной Галичины, то без преувеличения можно сказать, что к самому концу XVI века в большей части городов и значительных местечек существовали при храмах церковные братства. Обычно тип таких братств представлялся в следующем виде: братчики при самом вступлении вносили в братскую кружку небольшой денежный взнос и вписывали свои имена и своих родных в братские помянники для вечного поминовения; потом ежемесячно уплачивали небольшую сумму денег. Эти доходы, а также прибыль от беспошлинного медоварения к братским праздникам, шли на потребности церковные и на содержание госпиталя. Умерших братчиков своих братство провожало всей громадой до могилы. В братской церкви в установленные дни совершались несколько раз в году заздравные и заупокойные литургии. Общие собрания братчиков созываемы были довольно часто. Для управления своими делами братство ежегодно избирало из своей среды двух старших братчиков и имело право судить братчиков за маловажные проступки, назначая виновным штраф и в крайних случаях отрешая их от сообщества.
Такое объединение русских людей на религиозно-церковной почве и братская их деятельность на пользу церкви, причта и нуждающихся сочленов — служили лучшей школой для выработки в православных необходимых качеств для выполнения высоких христианских обязанностей, направленных к защите церкви и к разнообразному служению ближнему. Эта подготовка в братских союзах православного населения к церковно-общественной деятельности помогла ему ввести существенные изменения в организации и деятельности братств в эпоху испытаний и невзгод, обрушившихся на нашу западную церковь в последнюю четверть XVI века.
Появление лютеранства в XVI веке и противодействие этой реформе со стороны католиков вызвали сильное религиозное брожение во всей Европе, которое отразилось и в западной России, где стали распространяться с большим успехом протестантские идеи. Православное население этого края должно было выдерживать натиск, как со стороны католиков, для поддержания которых был учрежден орден иезуитов, так и со стороны протестантов. Среди лучших членов православного общества явилась настоятельная потребность выяснить народу истинные основы православной веры и ее отличие от других воинствующих христианских вероучений. Надо было поднять просвещение в духовенстве и в народе для того, чтобы они могли сознательно отстаивать интересы своей веры и церкви. Во главе такого просветительного движения встали весьма многие образованные русские вельможи (Ходкевич, князь Курбский, князь Острожский и др.)‚ которые, найдя в центральных городах северо-западной и юго-западной России, в Вильне и Львове, довольно много образованных и отзывчивых людей среди мещан, могли практически осуществить свои благие намерения. В том и другом городе образовались кружки из лиц, принимавших ближайшее участие в издании религиозно-нравственных и богослужебных книг, печатавшихся в Вильне в типографии Мамоничей, а в Львове — в типографии Ивана Федорова. В связи с этим просветительным движением совершилось и преобразование братских учреждений в тех же городах — Вильне и Львове, причем это преобразование началось почти за десять лет до введения унии в западной России. Преобразованные братства явились такими религиозно-просветительными учреждениями, которые по своей самобытной организации и выдающейся деятельности представляются исключительным явлением в истории христианской церкви. Преобразование Виленского и Львовского братств, а затем и других братств, совершилось с благословения восточных патриархов, причем константинопольский патриарх Иеремия сделал Виленское и Львовское братства ставропигиальными, т. е. непосредственно подчиненными патриаршей власти. Преобразовавшиеся братства в основу своего устройства и деятельности положили великую христианскую заповедь о взаимной братской любви, требующей добрых дел, и это начало, одухотворив весь строй братской жизни, сделало братства учреждениями всесословными, принявшими в свою среду духовных и мирян, знатных и простолюдинов, богатых и бедных. По мнению братств: «якож бо душа с телом совершен человек, також бо и священницы со людьми суполный союз любве имуще — церковь есть Христова». Признавая старейшинство священника и делая его обыкновенно председателем, православное братство вверяло управление своими сложными делами нескольким избранным старейшим братчикам (обыкновенно в числе четырех), распоряжавшимся этими делами так: «как бы око Божие всегда на себя обращенное видели», но при этом младшие члены братства вовсе не устранялись от братского дела, а напротив, находясь в постоянном общении со старшими, настоятельно призывались в общие собрания и участвовали с правом голоса на братском суде. Сосредоточиваясь в больших городах (в Вильне, Львове, Киеве, Могилеве и др.) около монастырей, как своих твердынь, братства в этом единении с монашествующим духовенством выражали потребность истинно христианского союза иметь в своих первых рядах людей, отрешившихся от своих личных нужд для общего блага. Посвящая свои силы на укрепление братского союза и на материальные нужды своих церквей, благотворительных и просветительных учреждений, братства предоставляли своему избранному духовенству, и в особенности наиболее ученому монашествующему, главную заботу о поддержании словом и делом христианского духа в союзе и о подаянии помощи всем братчикам в трудном подвиге нравственного совершенства. Такая крепкая и продуманная организация дозволяла братствам принимать на себя самые сложные и трудные христианские обязанности. Широкая благотворительность, понимаемая в христианском смысле, и обширная просветительная деятельность, выражавшаяся в устройстве училищ с даровым обучением («школ греческого, латинского и славянского языков»), и в издании в собственных типографиях богослужебных книг и учебников — составляли отличительную черту наших западно-русских братств. Представляя из себя такой совершенный христианский союз, братства имели право суда над своими сочленами, причем форма этого суда носила на себе отпечаток церковного суда, с применением дисциплинарных взысканий для братчиков и удаления порочного члена из среды братства, как высшей меры наказания такого суда. Выработав разные обряды и обычаи в своей братской жизни, братства неизменно считали своим священным долгом присутствовать в целом составе: на общественных богослужениях — заздравных и заупокойных — и при проводах и погребении умершего своего сочлена, и этим трогательным вниманием, а равно и участием в материальных расходах при похоронах бедных братчиков, облегчали скорбь ближайших родственников почившего.
История братств, начиная с их преобразования вплоть до полного их упадка в конце XVIII века, может быть разделена на пять периодов. Первый период (1584—1600 гг.) ознаменовался устройством двух главнейших братств: Львовского (Успенского) и Виленского (сначала называвшегося Троицким, а затем Св. Духовским), которые, вступив в тесные и постоянные сношения с восточными патриархами, под их руководством, создали замечательные уставы, послужившие образцами для учреждения других братств. Снабженные достаточными средствами для широкой деятельности, объединенные тесным общением друг с другом, Виленское и Львовское братства, заключая в своем составе множество людей, связанных клятвенным обещанием быть верными союзу, поднялись на небывалую еще высоту для братских учреждений. Этим братствам, а также и другим таким же сильно сплоченным церковно-общественным учреждениям, не могли отказать в признании их гражданских и политических прав польские короли, дававшие им льготные грамоты, особенно расширявшие их судебную компетенцию и освобождавшие братские недвижимые имущества от взыскания налогов. Этим же братствам, т. е. Виленскому и Львовскому, патриархи, вследствие прискорбного события, а именно отпадения в конце XVI века почти всех высших иерархов западно-русской церкви в унию, не усомнились предоставить право такого верховного церковного суда, которому подчинены были все православные, не входившие в состав этих братств, и даже от братского надзора не были освобождены и сами епископы. Ввиду признания необходимости повсеместного учреждения братств, в указанный период учредилось и преобразовалось по образцу Виленского и Львовского братств весьма много братств в западной России и в Галичине, из которых отметим: Люблинское, Красноставское, Рогатинское, Перемышльское, Могилевское, Брестское, Минское и Бельское. Все эти братства учреждались при своих церквах или монастырях и на первых же порах открывали свои училища «славянского, греческого и латинского языков», богадельни, приюты, странноприимные дома.
Участвуя, в лице своих послов, на многочисленных соборах того времени, братства зорко следили за событиями, и когда насильственно водворена была уния и большинство епископов отпали в нее, то братства, устами своих энергичных проповедников, громко подняли протест против неслыханных и жестоких притеснений, и на сеймах и сеймиках, перед польскими королями, властями и шляхтой, открыто выступили защитниками прав православной церкви и русского народа. И в этом деле первое место заняли Виленское и Львовское братства, представители которых особенно ратовали в пользу православия на известном Брестском соборе 1596 года.
Второй период (1600—1620 гг.) омрачен был упорной и продолжительной борьбой, которую вело доблестное Виленское братство с ожесточенным врагом православия, вторым униатским митрополитом Ипатием Потеем и его наместником Иосифом Рутским. Ипатий Потей отстранил православное братство от Троицкого монастыря, устроив при нем униатское братство и семинарию и вопреки желанию всего духовенства назначил своим наместником фанатика Рутского, ставшего правой рукой Потея в деле преследования православных и их братства. Виленское братство при полной дисциплине и со смирением, но зато дружно и решительно, отстаивало священные права русского народа. Устроив постепенно свой знаменитый монастырь Св. Духа, братство сосредоточило здесь все свои благотворительные и просветительные учреждения и в этом монастыре неоднократно выдерживало ожесточенные нападения вооруженных врагов. За все свои подвиги Виленское братство приобрело необычайный авторитет и доверие среди православного населения всего северо-западного края и почиталось «главой» прочих местных братств. В этот же период времени крепло, росло и ширилось Львовское братство, и несмотря на тяжкие условия жизни для православных, всё-таки возникали новые братства и процветали старые, как в пределах Галичины, так и на Литве. Из этих братств упомянем братства в г. Замостье, Холме, Слуцке, Киеве и Луцке. Это последнее братство в скором времени сделалось средоточием и опорой православия на Волыни, выработало замечательный устав и, устроив свою школу и типографию, явилось выдающимся религиозно-просветительным братством в западной России, а в Киеве, на Подоле, при Богоявленском монастыре, образовалось братство, которое со своим училищем, затем переименованным в академию, сделалось в XVII и в XVIII веках рассадником просвещения во всей юго-западной России, причем братские ученые проникли и в Москву, где образовали ученое братство.
В третьем периоде (1620—1632 гг.) центром православия на западе России становится всё более и более Киев, где в 1620 году совершилось знаменательное событие, а именно восстановление православной иерархии иерусалимским патриархом Феофаном, посвятившим в киевские митрополиты Иова Борецкого и с ним вместе шесть епископов на разные кафедры западной России. Благословив и укрепив своими грамотами многие братства, патриарх Феофан особенно много забот проявил по отношению Киевского Богоявленского братства, которое, найдя себе мощного покровителя в лице знаменитого гетмана Петра Сагайдачного, усилилось вступлением в состав братства всего запорожского войска. Так же точно особенным благоволением пользовалось Киевское братство и со стороны митрополита Иова Борецкого, который явился также сильным защитником и покровителем и других братств‚ особенно же Львовского, учеником которого он состоял, и Виленского. Замечаемый повсеместно подъем духа в православном обществе западной России в первую половину XVII века не мог не отразиться на юном поколении. В описываемый период времени во многих городах литовско-польского государства при старших братствах (как напр., при Львовском, Киевском, Могилевском, Минском, Луцком, Замостьском, Люблинском и др.) учреждались юношеские братства («братства младенческие или молодшие»), которые состояли из молодых людей, неженатых, вступавших в братское общение для тех же церковно-благотворительных задач, осуществлявшихся в широком виде старшими братствами. Эти «единомышленные и послушные о Господе» старейшим братствам юношеские союзы, появлявшиеся также с благословения патриархов и митрополитов, должны были руководствоваться уставами своих старших братств, и кроме того, находиться под непосредственным надзором духовного отца и двух «честных мужей из старейшего братства, духовного или светского звания».
Четвертый период (1632—1647) обнимает время святительства киевского митрополита Петра Могилы. В этот период братства западной России достигли высшего своего процветания. Особенно выдвинулось снова Виленское братство, которое своими энергичными действиями на избирательном сейме в 1632 году (собранном по случаю выбора нового польского короля Владислава IV), а также изданием книги «Синопсис», заключавшей документальные данные, подтверждавшие древность и незыблемость прав православных в Литве и Польше, сумело оказать мощную защиту православию и русской народности и добиться от нового короля признания этих прав. Львовское братство, действуя неослабно в пользу православия в Галичине, дожило до торжественного дня, когда в своей древней Успенской церкви оно увидело (в 1633 г.) посвящение нового киевского митрополита Петра Могилы. Новый король Владислав IV, видя в братствах немалую силу, отнесся к ним благосклонно, подтверждая их права и привилегии, и братства, как например Львовское, Виленское и Могилевское, посвящая все свои силы на благоустройство своих училищ, типографий и благотворительных учреждений, продолжали издавать потребные для духовенства и народа книги. В летописи Львовского братства указано, что в братской типографии, в продолжении почти трех веков, напечатано по крайней мере 300,000 церковных и учебных книг. Главным же доброжелателем братств явился образованнейший киевский митрополит Петр Могила, который принял звание патрона Могилевского братства, оказал мощную поддержку восстановлению старинных братств в г. Бресте и Бельске, и учреждению новых братств в г. Пинске и Кременце. Особенное попечение проявил Петр Могила к излюбленному Киевскому братству, коего он явился блюстителем и опекуном и, отдав при жизни громадные средства на устройство братского училища (Киево-Могилянская коллегия) он, по смерти своей, отказал братству целое состояние в деньгах и недвижимостях, а также оставил ему обширную библиотеку.
Пятый период в истории братств, — обнимающий всю вторую половину XVII и весь XVIII века — омрачен в начале тяжелыми событиями, а именно с 1648 года вплоть до 1667 г.‚ несчастная западная Русь служила ареной жестокой войны, которая велась против Польши казаками, а затем Московским государством, принявшим в 1654 г. под свою защиту отдавшуюся ему Малороссию. После перехода восточной Малороссии под власть России, идея о соглашении между униатами и православными стала еще сильнее туманить головы католиков и униатов. Такому соглашению, по мнению их, всего более мешало подчинение русской церкви в королевстве константинопольскому патриарху и на разрушение этой связи направлены были все усилия врагов православия. Сейм 1676 года воспретил ставропигиальным братствам сноситься с константинопольским патриархом и представлять на его решение дела, касающиеся веры, а для пресечения всякого общения между Константинополем и западною Русью было возбранено православным всех сословий отлучаться за границу, или же приезжать из-за границы. Эта решительная мера весьма подорвала силу братств, особенно Львовского и всех других братств в Галичине, где вследствие измены православию местного епископа Иосифа Шумлянского дела православных решительно приняли дурной оборот. Хотя вследствие противодействия Луцкого братства проектированный королем Яном Собеским съезд в г. Люблине в 1680 году, для окончательного соглашения между православными и униатами, и не состоялся, но эта удача не могла отвратить опасности для юго-западных братств грозившей им от насильственного перехода их в унию. Целый ряд несчастных обстоятельств для Львовского братства, и в особенности разорение его вследствие шведских войн, способствовали домогательству униата — епископа Шумлянского, при поддержке польского правительства, обратить это братство в унию и этого он достиг в 1708 году, когда братство, иссякнув в средствах и оскудев в энергичных людях, решилось обратиться к покровительству папы, принявшего охотно его под свое начало. В 1712 году уничтожилась и православная епископия в Луцке; и в это же приблизительно время Луцкое Крестовоздвиженское братство, уступая насилиям униатов и католиков‚ покончило свое многолетнее и славное существование. Под давлением этих же насилий угасли в самом конце XVII века братства: в Люблине и Замостье. Подавив на всём юге православие, католики и униаты стали еще сильнее домогаться уничтожения его в Литве и Белоруссии, но так как из всех православно-русских епархий в королевстве литовско-польском сохранилась до самого падения Речи Посполитой только одна, именно Белорусская епархия, то это обстоятельство, в связи с помощью подаваемой весьма часто русским правительством своим единоверцам в Польше, способствовали тому, что братства северо-западного края могли существовать и действовать в продолжение всего XVIII века, и многие из них дожили до возвращения северо-западного края во власть России. Незадолго до полного распадения Польши православные братства обнаруживали еще свою полную жизнедеятельность. Так, в 1791 году послы от семнадцати братств разных городов северо-западного края, вместе с другими представителями от православных, духовными и светскими, собрались на съезд в г. Пинске для обсуждения вопроса о лучшем устройстве православной церкви в Польше, причем в этих видах постановлено было между прочим внести через посредство братств большее оживление в церковно-приходскую жизнь православных, с обязательным учреждением в каждом приходе школы и госпиталя.
К сожалению, приходится отметить тот грустный факт, что с присоединением к России восточной Малороссии в половине XVII века, а северо-западного края в самом конце XVIII века, братские учреждения стали постепенно падать и к началу XIX в. уничтожились братства в таких городах, как Вильна, Слуцк, Минск, Пинск и др., а в первой четверти XIX века и в Могилеве. Братские монастыри по большей части вошли в общий штат православных монастырей в империи. Только в небольших местечках и селах Малороссии и северо-западного края продолжали во множестве существовать эти братства при местных церквах, сохраняя свои стародавние обычаи, обряды и учреждения («шпитали»). Угасанию братств в больших городах способствовало много причин, из которых отметим только главнейшие. К числу таковых на первом плане следует поставить — полное равнодушие русских властей, духовных и светских, к делу поддержания братств, этих учреждений совершенно неведомых в восточной и центральной России. Затем нельзя забывать и об умалении православного элемента в таких городах, как Вильна, Могилев и др., где в связи с этим фактом замечался упадок церковно-приходской жизни, совершавшийся также и под влиянием стеснительных мероприятий для развития этой жизни. Такой упадок церковно-приходской жизни, а вместе с тем и братств, под влиянием изданных при русском правительстве законов и административных распоряжений, особенно заметен в Малороссии, где благосостояние многочисленных сельских братств, основанное до тех пор главным образом на свободном медоварении и винокурении, подрывалось введением откупов и акциза, а братские дома, где помещались школы и госпитали, свободные прежде от налогов и податей, стали облагаться такими сборами. Если к этому добавить, что такие же фискальные цели, способствовавшие разрушению института свободного церковного ктиторства, и рядом с этими целями произвол чиновничьей и помещичьей власти, вносили сильное расстройство в сложном церковном деле и хозяйстве, а запрещение духовенству владения недвижимою собственностью (закон 1728 г.) повлекло за собой обеднение и приниженность этого духовенства, то понятным становится причина постепенного падения сельских братств в западной России, которая, говоря вообще, объясняется введением великороссийских порядков «в видах единообразия» в церковно-приходское устройство этого края. Такое же угнетенное состояние церковно-приходского строя замечалось и в XIX веке. В 1837 году в наказе чинам и служителям земской полиции, в § 9, говорится, что «земская полиция обязана прекращать все тайные, равно и всякого рода законом воспрещенные сборища, сообщества или братства, масонские ложи» и т. п., и такое помещение братств среди запрещенных сообществ и масонских лож ясно указывает на утрату в высших сферах правильного понятия о братствах, история которых им также была неизвестна. Исследователь истории братств на нашем юго-западе, протоиерей Лебединцев, рассматривая этот период времени в своей статье о братствах («Киев. епарх. вед.», 1862 г., № 8), замечает, что крепостное право с его печальными принадлежностями и последствиями было первой, но не единственной причиной упадка братств. Новый для присоединенного края порядок уездного управления имел также в этом деле свою долю участия. Становые пристава, сосредоточивая в своих руках всякое общее и частное судоразбирательство, начали преследовать все старинные общинные учреждения и обычаи поселян, одним словом — всё что носило еще на себе какую-нибудь тень общины, собрания, самоуправления и общественного суда. Братский суд тогда казался самоуправством, своеволием; братские сходки — опасными собраниями, братские обеды и сычение меда — бражничеством, корчемством, наносившим ущерб помещичьему скарбу; самое наблюдение братства за чистотою нравов — угнетением слабой невинности. При этом новом порядке, при таких новых отношениях, что оставалось на долю уцелевших братств? Им почти нечего было делать, да и не на что́. Возможно было одно: присутствовать при богослужении с собственными свечами, да устраивать братские обеды в храмовые и поминальные дни. До такого обнищалого вида дошло, наконец, знаменитое некогда учреждение братств!
К шестидесятым годам XIX века надо отнести начало восстановления братств во всей империи. Беспорядки, возникшие в западном крае от польских мятежников, и умерщвление нескольких русских священников живо напомнили прежнее время угнетения православия и западно-русского народа и особенно склонили к мысли о восстановлении братств — этих благодетельных в свое время учреждений, от которых и в будущем можно ожидать пользы, в особенности для устройства и поддержания православных церквей, школ, богаделен и проч. С этою целью для желающих приступить к возобновлению братств составлен был в киевской епархии и опубликован в сентябре 1862 года проект устава для братств, начертанный на основании уставов древних братств, но применительно к потребностям нынешнего времени. Вскоре затем состоялся мирской приговор о восстановлении братства в с. Райгороде, черкасского уезда, подписанный 66 прихожанами тамошней церкви и утвержденный 27 октября 1862 г. киевским митрополитом Арсением. За этим приговором последовали в киевской епархии и другие подобные приговоры об учреждении братств. По поводу этого значительного распространения в западной России церковных братств, в законодательной сфере возник вопрос касательно установления правил, на основании коих должны быть учреждаемы церковные братства. 8 мая 1864 года были Высочайше утверждены: «основные правила для учреждения православных церковных братств», имевшие своей задачей — поставить возобновлявшиеся и вновь учреждаемые братства в определенные условия деятельности.
За последние тридцать пять лет учредилось в разных местностях, как в европейской России, так и в Сибири и на Кавказе, множество братств, которых к началу 1893 года числилось 160, с 37642 братчиками, причем эти братства обладали капиталом на сумму 1.620‚707 рублей и годовой оборот денежных их средств выражался в сумме 803,963 руб. прихода и в сумме 598,220 руб. расхода. В настоящее время число братств значительно умножилось. Возобновляясь и учреждаясь вновь на началах закона 1864 года, ныне существующие братства, хотя и положили в основу своей деятельности оказание защиты православию и вспомоществование нуждающимся единоверцам, однако на практике осуществляют свои задачи различно, смотря по тому, в какой местности России они действуют, с какими религиозными интересами главным образом сталкиваются, в какой среде работают и какими средствами обладают. Обозревая нынешнюю братскую деятельность, в целой ее совокупности, мы видим, что она, согласно закону 1864 года, распадается на четыре самостоятельные группы, которые в свою очередь разделяются на несколько отделов, а именно: I) религиозно-просветительная деятельность (просвещение детей и взрослых), II) миссионерская (противораскольническая и противосектантская, а также просвещение и обращение к истинной вере иноверцев), III) благотворительная (учреждение богоугодных заведений и оказание помощи разным неимущим и немощным) и IV) церковно-устроительная (заботы о благолепии храмов, стройном богослужении и помощи причту). Организация братских учреждений в большинстве случаев одна и та же. В братство вступают членами, с обязательными денежными взносами или помощью личным трудом‚ православные лица разного звания и состояния, и это общее собрание братчиков вверяет управление делами братства совету, обязанному давать в определенный срок отчет о деятельности своей и о состоянии братских сумм. Братства, посвящающие главным образом свои заботы религиозно-просветительной деятельности, отнеслись вполне сочувственно и деятельно к насаждению в России церковно-приходских школ и школ грамоты (упомянем Владимирское Александро-Невское, Московское Кирилло-Мефодиевское, С.-Петербургское Пресвятыя Богородицы, Тверское св. благ. вел. кн. Михаила и др.).
Некоторые братские советы даже слились с епархиальными училищными советами, которым вверен надзор и руководительство этими школами в епархии. Независимо от сего, братства учреждают и другие полезные для народа школы и училища, как то: церковного пения, специально-ремесленные, рукодельные, иконописания, пчеловодства, сельскохозяйственные и т. п. Что касается до деятельности по просвещению взрослых, то не подлежит сомнению, что главным образом по почину братства развились и повсеместно упрочились внебогослужебные собеседования и духовно-нравственные публичные чтения, приносящие видимую пользу народному просвещению и нравственности (укажем на деятельность Воронежского братства св. Митрофана и Тихона, Пермского св. Стефана, Смоленского преп. Авраамия, Симбирского Трех Святителей и др.). Будя живым словом народную совесть, братства наряду с этим делом должны были обратить внимание и на книжно-издательскую деятельность, которой посвящается много труда большинством братств, устраивающих центральные и окружные библиотеки и книжные склады, откуда, даром или за дешевую цену, книги, брошюры и листки распространяются в народе и высылаются в школы (особенно плодотворна деятельность в этом отношении Новгородского братства св. Софии, Оренбургского Михаила Архангела, Орловского Петропавловского, Прибалтийского Христа Спасителя, Тамбовского Казанско-Богородичного, Тульского Иоанна Предтечи и др.). К этой деятельности близко примыкают заботы некоторых братств по снабжению народа иконами правильного письма, крестиками и прочими предметами религиозного почитания.
Миссионерская деятельность является для большинства братств делом первостепенной важности. Эта деятельность осуществляется главным образом путем: а) устройства специальных противораскольнических и противосектантских школ, и б) правильно организованных собеседований с раскольниками и сектантами. Для этой последней цели, братские советы учреждают специальные миссии, во главе которых ставят братских миссионеров. Кроме сего, некоторые восточные братства обращают свои усилия на просвещение Евангельским светом инородцев и заняты правильным устройством инородческих школ (в этом отношении заслуживают особого внимания Вятское братство св. Николая, Казанское св. Гурия, Нижегородское св. Креста, Пензенское св. Иннокентия, Томское св. Димитрия и др.).
Благотворительная деятельность многих братств заслуживает также внимания. Принимая под свое покровительство сирых, убогих, немощных, устраивая для них всякого рода богоугодные заведения, братская заботливость простирается также и на бедных детей и юношей духовного звания, обучающихся со многими лишениями в разных духовных школах и училищах. Церковно-устроительная деятельность братств, помимо материальной помощи церквам, постройки новых храмов, восстановления старых, снабжения их утварью и проч. священными предметами, помощи бедному причту, — выражается заботами многих братств о благолепии и торжественности при отправлении богослужения, для чего некоторыми братствами открываются школы церковного пения и чтения. С церковно-устроительною деятельностью близко соприкасаются стремления некоторых братств учреждать особые древлехранилища, куда собираются вообще памятники церковной древности, и в частности памятники церковной старины, относящиеся к обличению раскола, и старопечатные церковные книги, служащие для той же цели (особенно богатые древлехранилища устроены при Владимирском Александро-Невском братстве, при Волынском св. Владимирском, при Холмском свято-Богородицком и др.). Наконец, отметим, что некоторые братства, стараясь распространить свою деятельность на возможно большем пространстве своей епархии, открыли во многих местах отделения, которые помогают центральному братству осуществлять его задачи и в отдаленных от него местностях (наиболее отделений открыто при Владимирском Александро-Невском, Костромском Александровском, Полтавском св. Макарьевском, Лубенском Спасо-Преображенском, Прибалтийском Христа Спасителя и др.).
Как ни полезно для русского народа возрастание в числе и преуспевание в средствах нынешних братств, как ни плодотворна сама по себе их деятельность для всего строя православной жизни, но при сравнении их с древними братствами приходится признать, что нынешние братства мало походят на древние братства, столь успешно действовавшие в XVI—XVIII веках в западной России. Эти последние братства, как было подробно указано выше, сплачивали во имя христианских начал православное население в одно живое целое и достигали этого путем постоянного общения старших братчиков с младшими: при общественном богослужении, на частых собраниях, а также в делах управления, благотворения, суда и взаимно-назидательных бесед. Вследствие такого постоянного общения между сочленами, древние братства являлись, как бы, школой для взрослых, в которой они постоянно учились самой необходимой науке, именно служению своим нуждающимся в помощи ближним, и при всеобщем братском надзоре даже наименее склонные к такому служению люди успевали развивать в себе христианские чувства, имея всегда перед глазами достойные подражанию примеры более развитых в нравственном отношении сочленов. Поэтому вся деятельность древних братств была проникнута той христианской дисциплиной, которая исключает всякую показную и шумную сторону в делах благотворения. Теперешние братства по существу своей организации являются религиозно-просветительными обществами, а посему не совсем правильно получили название «братств». Всё управление в них и весь ход дел сосредоточивается в руках совета, а остальная масса братчиков, давая совету посильные материальные средства для ведения общих дел, проявляет свое существование обычно раз в год на общих собраниях, на которых ограничивается избранием выбывающих членов совета, выслушиванием отчета и формальной проверкой через особых ревизоров общественных капиталов. Не имея затем по общественным делам никакого почти общения друг с другом, нынешние члены братств и не могут претендовать на название их «братчиками», в строгом смысле этого слова.
Замечаемое за последние сорок лет возрождение у нас церковно-приходской жизни и пробуждение интереса к религиозно-нравственным вопросам, дозволяет предположить, что и братские учреждения доживают последние годы своего переходного состояния и что ощущаемая с каждым годом всё сильнее потребность более живых и деятельных сношений между братствами, действующими ныне в одиночку, вызовет наконец желательную реформу в их организации и деятельности. Несомненно, что почин в этом важном деле объединения братской деятельности и упорядочения братских предприятий должны взять на себя более сильные братства, у которых за многолетнюю их деятельность накопилось достаточно опытности для ведения сложных братских дел, каковой опытности очевидно недостает более слабым и новым братствам. Дальнейшее преуспевание братств, таким образом, во многом будет зависеть от успешности «братских съездов», созыв которых в ближайшем будущем представляется весьма необходимым для выяснения целесообразных форм самодеятельности и самопомощи православного общества в великом деле умиротворения вражды к православию, происходящей от раскола и сектантства, насаждения в духе православия воспитания и просвещения народной массы и правильном устройстве церковно-приходской жизни в России.
Литература о братчинах и медовых братствах: 1) А. Н. Попов, Пиры и братчины, Арх. ист. юрид. сведений, изд. Н. Калачева, кн. II, полов. II, 1854 г., отд. VI, стр. 19—41; 2) С. Соловьев, Братчины, «Рус. Беседа» 1856 г., кн. IV (смесь); 3) Зилитинкевич Виленские филантропические или медовые братства, Вильна, 1887 г.; 4) А. А. Папков, Древнерусский приход «Богослов. Вест.» 1897 г. №№ 2, 3 и 4‚ — о церковных братствах: 1) Флеров, О православных церковных братствах, Спб. 1857 г.; митр. Макарий, Ист. рус. цер. (сведения о братствах помещены в разных главах т. IX, X, XI и XII); 3) А. А. Папков, Братства, очерк истории западно-русских православных братств, 1900 г. Монографии по истории отдельных братств: 1) Ф. Жудро, История Могилев. прав. братства, 1890 г.; 2) Памят. древ. правосл. в Люблине — правосл. храм и существ. при нем братство, Варшава, 1883 г.; 3) Д. Сиепура, Виленское Св. Духовское братство, Киев, 1899 г.; 4) Будилович, Рус. правосл. старина в Замостье, Варшава 1885 г.; 5) Ф. Смирнов, Виленский Св. Духов монастырь, Вильна, 1888 г.; 6) Н. Реутский, Луцкое правосл. Крестовоздвиженское братство и его исторические заслуги, Киев, 1896 г.; 7) Д. Зубрыцкий Летопись Львовского ставроп. братства (Жур. Мин. Нар. Просв. 1849 и 1850 гг.). Источники: 1) Памятники Киевской Комиссии, 1848—1859 гг., четыре тома; 2) Архив юго-западной России, часть I, т. I—VII; 3) Акты западной России, пять томов; 4) Акты южной и западной России, т. I—III; 5) Описание докум. архива зап. рус. униат. митр. 1897, т. I; 6) Вестник юго-запад. и западной России и Вестник запад. России, изд. в Киеве и Вильне Н. Говорским с 1862 года; 7) Археограф. сборник докум., отн. к ист. сев. зап. Руси, изд. при управ. Вилен. учеб. окр.‚ одиннадцать томов; 8) Акты изд. Вилен. археогр. комиссией, двадцать три тома; 9) Собрание древ. грамот и актов городов Вильны‚ Ковна, Трок, 1843 г.; 10) Собрание древ. грамот пактов городов минской губ. 1848 г.; 11) Белорусский архив древних грамот, 1824 г. 12) Истор. юрид. матер., извлеч. из акт. книг витеб. и могилев. губ. (Сазонова); 13) Витебская старина (А. Сапунова); 14) Юбилейное издание в память 300-летнего основания Львовского ставроп. братства, т. I и т. II (уставные дипломы); 15) Monumenta confrat. staurop. Leopol. ed. Dr. W. Milkowicz; 16) Приложения к сочин. проф. Голубева: Митр. Петр Могила, два тома. Другие сочинения относящиеся до братств: 1) М. О. Коялович, Чтения о церк. запад. рус. братствах, газета «День», 1862 г. № 36—42, 1863 г. № 46, 47, 52 и 1864 г. № 5; 2) Н. Скабаланович, Западноевропейские гильдии и западно-русские братства, «Христ. Чтен.» 1875 г. сен. и окт.; 3) К. Харлампович, Западно-русские правосл. школы XVI и начала XVII века, Казань, 1898 г.; 4) А. А. Папков, Церковные братства, крат. статист. очерк о полож. церк. брат. к началу 1893 года, С. Петербург, 1893 г.