О происхождении видов (Дарвин; Рачинский)/1864 (ДО)/4

О происхожденіи видовъ : въ царствахъ животномъ и растительномъ путемъ естественнаго подбора родичей или о сохраненіи усовершенствованныхъ породъ въ борьбѣ за существованіе
авторъ Чарльсъ Дарвинъ (1811—1896), пер. Сергѣй Александровичъ Рачинскій (1833—1902)

Оригинал: англ. On the Origin of Species : by Means of Natural Selection, or the Preservation of Favoured Races in the Struggle for Life. — Перевод опубл.: 1859 (ориг.), 1864 (пер.). Источникъ: Ч. Дарвинъ. О происхожденіи видовъ = On the Origin of Species. — Спб.: Изданіе книгопродавца А. И. Глазунова, 1864. — С. 65—108.

ГЛАВА IV.

Естественный подборъ родичей.

Естественный подборъ родичей — Сравненіе его съ искусственнымъ подборомъ — Его дѣйствіе на маловажные признаки — Его дѣйствіе на всѣ возрасты и оба пола — Половой подборъ — Постоянство скрещеній во всякомъ видѣ — Обстоятельства, благопріятствующія и противодѣйствующія естественному подбору: скрещеніе, объединеніе, число особей — Его медленное дѣйствіе — Вымираніе, обусловленное естественнымъ подборомъ — Расхожденіе признаковъ; его соотношенія съ разнообразіемъ организмовъ, населяющихъ ограниченную область, и съ натурализаціей) — Дѣйствіе естественнаго подбора, при посредствѣ расхожденія признаковъ и вымиранія, на потомство общаго родича — Имъ объясняется распредѣленіе организмовъ на естественныя группы.

‎Как отзовется на измѣненіяхъ, которымъ подвержены организмы, борьба за существованіе, слишкомъ кратко описанная въ предъидущей главѣ? Начало подбора родичей, столь сильное въ рукахъ человѣка, дѣйствуетъ-ли оно и въ природѣ? Я надѣюсь доказать, что оно можетъ дѣйствовать очень сильно. Вспомнимъ, на какое безконечное множество странныхъ видоизмѣненій разбиваются наши домашніе организмы и, хотя въ меньшей мѣрѣ, организмы дикіе; вспомнимъ, какъ велика сила наслѣдственности. Мы съ полнымъ правомъ можемъ сказать, что въ домашнемъ состояніи вся организація становится въ нѣкоторой мѣрѣ пластическою. Вспомнимъ, какъ безконечно сложны, какъ тѣсны и тонки соотношенія всѣхъ организмовъ между собою и съ физическими условіями ихъ жизни. Сообразивши всѣ эти обстоятельства, зная, что не разъ обнаружились уклоненія, полезныя человѣку, можемъ-ли мы найдти невѣроятнымъ, чтобы другія уклоненія, сколько нибудь полезныя самому организму при вѣчной и сложной жизненной борьбы, возникали иногда черезъ тысячи поколѣній? Если они возникаютъ, можемъ-ли мы сомнѣваться (помня, что родится несравненно болѣе особей, чѣмъ сколько можетъ ихъ выжить), что особи, пользующіяся какимъ-либо, хотя бы легкимъ, преимуществомъ надъ прочими, имѣли-бы болѣе шансовъ на жизнь, на потомство? Съ другой стороны, мы можемъ быть увѣрены, что всякое уклоненіе, сколько-нибудь вредное, подвергалось-бы неминуемому пересѣченію. Это сохраненіе полезныхъ уклоненій, эту гибель вредныхъ я называю естественнымъ подборомъ. Уклоненія безполезныя и безвредныя остались-бы внѣ круга дѣйствія естественнаго подбора и составили-бы колеблящійся элементъ, каковой, быть можетъ, и обусловливаетъ такъ называемый полиморфизмъ извѣстныхъ видовъ.

Мы лучше поймемъ вѣроятный ходъ естественнаго подбора, если мы представимъ себѣ страну, подвергающуюся какому-нибудь физическому измѣненію, напримѣръ, измѣненію климата. Относительная численность населяющихъ ее организмовъ тотчасъ подверглась-бы измѣненію и нѣкоторые виды вовсе бы вымерли. Изъ того, что намъ извѣстно о тѣсной и сложной связи организмовъ данной мѣстности между собою, мы можемъ заключить, что всякое измѣненіе въ численности нѣкоторыхъ изъ этихъ жителей сильно воздѣйствуетъ на всѣхъ прочихъ, независимо отъ прямаго дѣйствія измѣнившагося климата. Если страна имѣетъ открытыя границы, въ нее непремѣнно вторгнутся новыя формы и, въ свою очередь, значительно нарушатъ соотношенія между прежними жителями ея. Вспомнимъ сильное вліяніе, произведенное въ описанныхъ выше случаяхъ введеніемъ одного дерева, одного млекопитающаго. Но на островѣ, или въ мѣстности, отчасти окруженной естественными преградами, въ которую не имѣли бы свободнаго доступа новыя, лучше приспособленныя къ ней формы, оказались-бы въ строѣ организмовъ мѣста, которыя были-бы заняты лучше, еслибы нѣкоторые изъ мѣстныхъ организмовъ подверглись нѣкоторому измѣненію; ибо еслибъ мѣстность была доступна, этими мѣстами овладѣли-бы пришлецы. Въ такомъ случаѣ, всякое малѣйшее измѣненіе, возникшее случайно въ-теченіе временъ и сколько нибудь полезное особямъ какого-либо вида, лучше приспособляющее ихъ къ измѣненнымъ жизненнымъ условіямъ, имѣло-бы шансы на сохраненіе, и естественному подбору открылось-бы поле для своего совершенствующаго дѣйствія.

Мы имѣемъ поводъ думать, какъ изложили въ первой главѣ, что всякое измѣненіе въ условіяхъ жизни, дѣйствуя на воспроизводящую систему, обусловливаетъ или усиливаетъ измѣнчивость; въ занимающемъ насъ случаѣ, мы предположили измѣненіе въ жизненныхъ условіяхъ, и это очевидно благопріятствовало-бы естественному подбору, усиливая вѣроятіе возникновенія полезныхъ уклоненій; ибо безъ появленія такихъ полезныхъ уклоненій естественный подборъ дѣйствовать не можетъ. Я не думаю, впрочемъ, чтобы была нужна значительная мѣра измѣнчивости; точно также, какъ человѣкъ можетъ достигнуть значительныхъ результатовъ, слагая обыкновенныя индивидуальныя особенности, такъ можетъ достичь ихъ и природа, но гораздо легче, потому что она располагаетъ несравненно длиннѣйшими временами. Не думаю я также, чтобы какой-нибудь значительный физическій переворотъ или особая замкнутость отъ пришлыхъ организмовъ были необходимы для того, чтобы открылись новыя мѣста, которыя естественный подборъ могъ-бы замѣстить, видоизмѣнивши и усовершенствовавши нѣкоторыя изъ уклончивыхъ формъ данной мѣстности. Такъ-какъ всѣ жители каждой страны борятся между собою съ тонко-взвѣшанными силами, чрезвычайно легкое видоизмѣненіе въ строеніи или нравахъ одного изъ жителей часто могло-бы дать ему перевѣсъ надъ прочими, и дальнѣйшія видоизмѣненія могли-бы усилить этотъ перевѣсъ. Нельзя назвать страны, въ которой всѣ природные организмы были-бы въ такомъ совершенствѣ прилажены другъ къ другу и къ физическимъ условіямъ, чтобы дальнѣйшее усовершенствованіе было немыслимо; ибо во всѣхъ странахъ удалось внѣдриться пришлымъ организмамъ. И такъ какъ эти пришлецы такимъ образомъ повсюду одолѣли природныхъ жителей, мы съ полнымъ правомъ можемъ заключить, что эти послѣдніе могли бы видоизмѣниться съ успѣхомъ, пріобрѣтая способность противиться такимъ вторженіямъ.

Если человѣкъ можетъ достигнуть, и несомнѣнно достигъ, значительныхъ результатовъ методическимъ и безсознательнымъ подборомъ родичей, то чего не можетъ достигнуть природа? Человѣкъ можетъ дѣйствовать лишь на наружные, видимые признаки. Природѣ дѣла нѣтъ до наружности, развѣ она также заключаетъ въ себѣ элементъ, полезный организму. Она можетъ дѣйствовать на всякій внутренній органъ, на всякій оттѣнокъ строенія и склада, на всю совокупность жизненнаго механизма. Человѣкъ подбираетъ лишь то, что ему полезно; природа лишь то, что полезно охраняемому ею организму. Всякій подобранный ею признакъ тотчасъ находитъ приложеніе, и организмъ имъ приспособляется еще болѣе къ жизненнымъ условіямъ. Человѣкъ содержитъ въ одной и той-же мѣстности уроженцевъ разнообразныхъ климатовъ; онъ рѣдко даетъ избраннымъ имъ признакамъ жизненное приложеніе. Онъ кормитъ одною и тою-же пищею короткоклювыхъ и длинноклювыхъ голубей; онъ не изощряетъ особеннымъ образомъ животныхъ съ длинными ногами, съ длинною спиною; онъ подвергаетъ одинаковымъ климатическимъ условіямъ овецъ съ длинною и съ короткою шерстью. Онъ не даетъ самымъ сильнымъ самцамъ оспаривать другъ у друга самокъ. Онъ не истребляетъ строго всѣхъ неудовлетворительныхъ животныхъ, но охраняетъ, по силамъ, отъ невзгодъ и опасностей весь свой домашній скотъ. Исходною точкою для его подбора часто служитъ полууродливая форма, или, по-крайней-мѣрѣ, форма довольно уклонная, чтобы привлечь его вниманіе, чтобы казаться ему несомнѣнно полезною. Въ природныхъ условіяхъ самая легкая разность въ строеніи или складѣ можетъ покачнуть тонко-уровновѣшанныя вѣсы жизненной борьбы и, слѣдовательно, сохраниться. Какъ шатки желанія и усилія человѣка! Какъ кратко его время! Какъ бѣдны поэтому достигнутые имъ результаты въ сравненіи съ тѣми, которые въ-теченіе цѣлыхъ геологическихъ періодовъ накопила природа! Можемъ-ли мы удивляться тому, что произведенія природы имѣютъ характеръ несравненно болѣе «истинный», чѣмъ произведеніе человѣка; что они несравненно лучше приспособлены къ сложнѣйшимъ условіямъ жизни и очевидно несутъ на себѣ отпечатокъ высшаго творчества?

Можно сказать, что естественный подборъ ежедневно, ежечасно изслѣдуетъ по всему міру всякое уклоненіе, даже самое ничтожное, отбрасывая все дурное, сохраняя и накопляя все хорошее, неслышно и незамѣтно работая, гдѣ-бы и когда-бы ни представился на то случай, надъ усовершенствованіемъ всякаго организма относительно органическихъ и неорганическихъ условій его жизни. Отъ насъ скрытъ медленный ходъ этого процесса; лишь по прошествіи долгихъ временъ насъ поражаютъ его результаты; и наши свѣдѣнія о давно прошедшихъ геологическихъ вѣкахъ такъ скудны, что мы видимъ лишь различіе между прежними и современными намъ формами жизни.

Хотя естественный подборъ можетъ дѣйствовать лишь на пользу и въ силу пользы каждаго организма, но признаки и черты строенія, кажущіяся намъ крайне маловажными, могутъ подлежать его дѣйствію. Когда мы видимъ, что многія насѣкомыя, питающіяся листьями, зелены; другія, питающіяся корою, всѣ въ сѣрыхъ пятнышкахъ; что горная куропатка зимою бѣла, красная куропатка имѣетъ цвѣтъ вереска, а косачь — цвѣтъ торфяной почвы, мы должны допустить, что эта окраска полезна этимъ птицамъ и насѣкомымъ, какъ защита отъ опасности. Рябчики и куропатки, еслибъ они не истреблялись въ извѣстной періодъ жизни, размножились бы безмѣрно; извѣстно, что они гибнутъ во множествѣ отъ хищныхъ птицъ, которыя высматриваютъ издали свою добычу; это такъ справедливо, что во многихъ странахъ Европы совѣтуютъ не держать бѣлыхъ голубей, какъ слишкомъ подверженныхъ истребленію. Поэтому я не вижу причинъ сомнѣваться въ томъ, что естественный подборъ могъ дѣйствительно придать каждому виду тетеревиныхъ птицъ свойственный ему цвѣтъ и сохранить и упрочить этотъ пріобрѣтенный цвѣтъ. И мы не должны думать, чтобы гибель, при случаѣ, животнаго уклонно-окрашеннаго было обстоятельство маловажное: вспомнимъ, какъ существенно въ стадѣ бѣлыхъ овецъ удаленіе всякаго ягненка съ малѣйшею черною отмѣткою. Ботаники считаютъ пушокъ на плодахъ и цвѣтъ ихъ мяса признаками маловажными; но мы узнаемъ отъ Доунинга, отличнаго садовода, что въ Соединенныхъ Штатахъ плоды съ гладкою кожицею гораздо болѣе страдаютъ отъ одного насѣкомаго изъ рода curculio, чѣмъ плоды съ кожицею пушистою; что красныя сливы гораздо болѣе подвержены извѣстной болѣзни, чѣмъ сливы желтыя; между-тѣмъ какъ другая болѣзнь губитъ гораздо болѣе персиковъ съ желтымъ мясомъ, чѣмъ персиковъ съ мясомъ иначе окрашеннымъ. Если, при всей помощи искусства, эти легкія различія значительно вліяютъ на успѣхъ, съ которымъ разводятся плодовыя деревья, то конечно, при естественныхъ условіяхъ, когда этимъ деревьямъ пришлось-бы бороться съ другими деревьями, и съ цѣлою массою враговъ, такія различія окончательно опредѣлили-бы побѣду одной изъ этихъ разновидностей, пушистой или гладкой, красной или желтой.

При видѣ многихъ легкихъ различій между видами, которые, насколько позволяетъ намъ судить о нихъ наше незнаніе, кажутся намъ совершенно несущественными, мы не должны забывать, что климатъ, пища и т. д., по всей вѣроятности, производятъ нѣкоторое, хотя и слабое, прямое дѣйствіе. Еще нужнѣе, однакоже, помнить, что существуетъ много неизвѣстныхъ намъ законовъ, управляющихъ соотношеніями развитія, по которымъ, при видоизмѣненіи одной части организма, при накопленіи такихъ видоизмѣненій путемъ естественнаго подбора, на благо организма, обнаруживаются и другія видоизмѣненія, часто самаго неожиданнаго свойства.

Точно такъ же, какъ у нашихъ домашнихъ животныхъ и растеній, уклоненія, обнаружившіяся въ извѣстный періодъ жизни, стремятся обнаружиться въ ихъ потомствѣ въ тотъ же періодъ — напримѣръ, въ сѣмянахъ многихъ изъ нашихъ полевыхъ и огородныхъ растеній; въ личиночномъ и кукольномъ возрастѣ шелковичныхъ червей; въ яйцахъ домашнихъ птицъ и въ цвѣтѣ и пухѣ ихъ циплятъ; въ рогахъ нашего скота около возраста полнаго развитія — такъ и въ природномъ состояніи естественный подборъ можетъ видоизмѣнить органическія существа въ признакахъ каждаго возраста, накопляя въ этомъ возрастѣ полезныя уклоненія и передавая ихъ потомственно тому же возрасту. Если растенію полезно, чтобы его сѣмяна все далѣе и далѣе разносились вѣтромъ, то почему бы естественному подбору не произвести этого точно такъ же, какъ плантаторъ умножаетъ и улучшаетъ, черезъ искуственный подборъ, волоски на сѣмянахъ своего хлопчатника? Естественный подборъ можетъ видоизмѣнить личинку насѣкомаго и приспособить ее къ множеству условій, совершенно иныхъ, чѣмъ тѣ, въ которыхъ живетъ полное насѣкомое. Эти видоизмѣненія, безъ сомнѣнія, повліяютъ, по законамъ соотношеній, и на взрослое насѣкомое; и по всей вѣроятности, все строеніе тѣхъ насѣкомыхъ, которыя живутъ лишь нѣсколько часовъ и вовсе не принимаютъ пищи, есть лишь сопряженный результатъ послѣдовательныхъ измѣненій въ строеніи ихъ личинокъ. Такъ, наоборотъ, измѣненія въ строеніи взрослаго насѣкомаго, вѣроятно, часто вліяютъ на строеніе его личинки. Но, во всякомъ случаѣ, естественный подборъ воспрепятствуетъ, чтобы измѣненія, сопряженныя съ другими измѣненіями, въ иной періодъ жизни, были сколько-нибудь вредны; еслибъ они сдѣлались вредными, видъ-бы вымеръ.

Естественный подборъ можетъ видоизмѣнить строеніе родителей сообразно потребностямъ дѣтенышей, и строеніе дѣтенышей сообразно потребностямъ родителей. Въ животныхъ общественныхъ онъ можетъ приладить строеніе всякой особи къ служенію общинѣ, если всякій членъ ея въ свою очередь выигрываетъ отъ такого приспособленія. Но онъ не можетъ видоизмѣнить одного вида на пользу другому, не давая ему самому никакого преимущества, и хотя указанія на подобныя приспособленія и встрѣчаются во многихъ естественно-историческихъ сочиненіяхъ, ни одно изъ этихъ указаній не выдерживаетъ строгой критики. Особенность строенія, нужная животному лишь разъ въ жизни, можетъ, если нужда въ ней велика, подвергнуться значительному видоизмѣненію; напримѣръ, большія челюсти нѣкоторыхъ насѣкомыхъ, употребляемыя только для вскрытія кокона, или твердый кончикъ клюва молодыхъ птицъ, нужный имъ только для того, чтобы пробить скорлупку яйца. Говорятъ, что изъ короткоклювыхъ турмановъ лучшаго сорта большинство погибаетъ въ яйцѣ, не имѣя силъ пробить его скорлупы, такъ-что охотники помогаютъ имъ въ этомъ. Еслибы природа, для блага самой птицы, стала укорочивать ея клювъ, процессъ видоизмѣненія былъ-бы крайне медленный и совмѣстно съ нимъ происходилъ бы тщательный подборъ тѣхъ невылупившихся птенцовъ, которые имѣли бы самый твердый и сильный клювъ, ибо остальные неминуемо бы погибали, или подбирались бы самыя тонкія и нѣжныя скорлупки, такъ-какъ толщина скорлупы измѣнчива не менѣе всякой другой черты строенія.

Половой подборъ. — Такъ-какъ въ домашнемъ состояніи въ одномъ полѣ часто прокидываются особенности, передающіяся наслѣдственно тому же полу, то-же самое, вѣроятно, случается и въ состояніи природномъ, и если такъ, естественный подборъ можетъ видоизмѣнить одинъ полъ въ его соотношеніяхъ съ другимъ поломъ, или сообразно совершенно особымъ нравамъ каждаго пола, какъ напримѣръ у насѣкомыхъ. И это даетъ мнѣ поводъ сказать нѣсколько словъ о томъ, что я называю половымъ подборомъ. Этотъ подборъ зависитъ не отъ борьбы за существованіе, а отъ состязанія самцовъ за обладаніе самками; тутъ пораженіе влечетъ за собою не смерть, а отсутствіе или малочисленность потомства. Половой подборъ поэтому менѣе строгъ, чѣмъ естественный подборъ родичей. Въ общей сложности, самцы самые сильные, самые приспособленные къ своему мѣсту въ природномъ строѣ оставятъ больше потомства. Но во многихъ случаяхъ такое преимущество обусловится не общею силою, но присутствіемъ извѣстныхъ оружій, свойственныхъ мужскому полу. Безрогій олень, пѣтухъ безъ шпоръ имѣютъ мало шансовъ на потомство. Половой подборъ, дающій плодиться лишь побѣдителю, безъ сомнѣнія, могъ бы придать самцамъ непобѣдимую отвагу, длиннѣйшіе шпоры, сильнѣйшія крылья, точно такъ же, какъ охотникъ до боевыхъ пѣтуховъ улучшаетъ ихъ породу, постоянно подбирая лучшихъ производителей. Какъ низко по лѣстницѣ организмовъ спускается подобное соперничество, я незнаю. Самцы-аллигаторы сражаются изъ за самокъ ревя и кружась другъ около друга, какъ индійцы во время воинственной пляски; самцы-лососи сражаются иногда впродолженіе цѣлаго дня. Рогачь-самецъ часто представляетъ слѣды огромныхъ челюстей другихъ самцовъ. Борьба, быть можетъ, ожесточеннѣе между самцами видовъ многоженныхъ, и эти самцы часто снабжены особыми оружіями. Самцы хищныхъ породъ, уже какъ хищники, вооружены сильно; но у нихъ подчасъ могутъ развиться, черезъ половой подборъ, особыя средства защиты; таковы грива льва, клыки вепря, крючковатая челюсть самца-лосося: щитъ не менѣе важенъ въ борьбѣ, чѣмъ шпага или копье.

Между птицами состязаніе часто принимаетъ характеръ болѣе мирный. Всѣ занимавшіеся этимъ предметомъ убѣдились, что самцы многихъ видовъ настойчиво соперничаютъ въ привлеченіи самокъ пѣніемъ. Гвіанскій каменный пѣтушокъ, райскія птицы и т. д. собираются кучами, и самцы, одинъ за другимъ, распускаютъ свои сверкающія перья и выдѣлываютъ странныя эволюціи передъ самками, которыя наконецъ выбираютъ самаго привлекательнаго изъ нихъ. Тѣ, которые внимательно наблюдали за домашними птицами, очень хорошо знаютъ, что онѣ подвержены личнымъ симпатіямъ и антипатіямъ. Такъ сэръ Р. Геронъ разсказываетъ, что у него былъ пестрый павлинъ, пользовавшійся особымъ расположеніемъ всѣхъ его павъ. Значеніе, приписываемое мною такимъ слабымъ вліяніямъ, можетъ казаться натяжкою: я не могу входить тутъ въ подробности, необходимыя для подтвержденія моего мнѣнія; но если человѣкъ можетъ въ короткое время придать своимъ бантамкамъ изящный складъ и красивое, по своимъ понятіямъ, перо, я не вижу, почему самки, выбирая въ теченіе тысячей поколѣній самыхъ голосистыхъ и красивыхъ, по своимъ понятіямъ, самцовъ, не могли-бы также произвести замѣтнаго дѣйствія. Я имѣю сильные поводы думать, что нѣкоторые изъ общеизвѣстныхъ законовъ окраски перьевъ у самцовъ и самокъ птицъ, въ отношеніи къ окраскѣ птенцовъ, могутъ быть объяснены тѣмъ, что перо главнымъ образомъ видоизмѣнено половымъ подборомъ, дѣйствующимъ въ періодѣ спориванія; что возникшія этимъ путемъ видоизмѣненія наслѣдуются, въ соотвѣтственномъ возрастѣ или времени года, либо одними самцами, либо самцами и самками; но тутъ не мѣсто распространяться объ этомъ предметѣ.

Поэтому я думаю, что когда самецъ и самка какого-либо животнаго имѣютъ одинаковые нравы, но разнятся въ строеніи, окраскѣ или распискѣ, такія различія главнымъ образомъ произошли отъ половаго подбора, т. е., что отдѣльные самцы въ послѣдовательныхъ поколѣніяхъ имѣли какое-либо слабое преимущество надъ другими самцами въ оружіи, способахъ защиты или красотѣ, и передали эти преимущества своему мужскому потомству. Но я нехотѣлъ-бы приписать этой причинѣ всѣ половыя различія, потому что у нашихъ домашнихъ животныхъ возникаютъ и присвоиваются мужскому полу особенности (каковы мясистые отростки чистаго голубя, роговидные отростки на головѣ у нѣкоторыхъ куриныхъ птицъ), которыя мы не можемъ считать ни полезными въ борьбѣ, ни привлекательными для самокъ. Подобные случаи встрѣчаются и у дикихъ животныхъ, напр. волосистый пучокъ на груди у индюка, не служащій ему, повидимому, ни въ пользу, ни въ украшеніе — пучокъ, который мы назвали-бы уродливостію, еслибъ онъ обнаружился у птицы домашней.

Поясненіе дѣйствія естественнаго подбора. — Для того, чтобы пояснить, какимъ образомъ, по моему мнѣнію, дѣйствуетъ естественный подборъ, я позволю себѣ привѣсти два-три гипотетическіе примѣра. Представимъ себѣ волка, питающагося разными животными, одолѣвающаго нѣкоторыхъ изъ нихъ хитростью, другихъ силою, третьихъ быстротою, и представимъ себѣ, что самое быстрое изъ животныхъ, служащихъ ему добычею, напримѣръ какой-либо олень, умножился въ обитаемой имъ мѣстности, или что численность прочей добычи уменьшилась въ то время года, когда волку всего труднѣе добыть пищу. Я не вижу причинъ сомнѣваться въ томъ, что при такихъ условіяхъ самые быстрые и ловкіе волки имѣли-бы больше шансовъ на сохраненіе, на размноженіе, только-бы они при этомъ сохранили и достаточно силы, чтобы справиться съ своею добычею, въ это и въ иныя времена года, когда имъ пришлось-бы питаться другими животными. Я не вижу болѣе причинъ сомнѣваться въ этомъ, чѣмъ въ томъ, что человѣкъ можетъ усилить быстроту своихъ борзыхъ собакъ тщательнымъ и методическомъ подборомъ родичей или тѣмъ безсознательнымъ подборомъ, который самъ собою вытекаетъ изъ естественнаго желанія всякаго охотника завести возможно-лучшихъ собакъ.

Даже безъ всякаго измѣненія въ относительной численности животныхъ, которыми питается нашъ волкъ, могъ-бы родиться волченокъ съ врожденнымъ расположеніемъ къ охотѣ на какую-либо добычу. Тутъ нѣтъ ничего невѣроятнаго: мы часто замѣчаемъ значительное разнообразіе въ прирожденныхъ наклонностяхъ домашнихъ животныхъ; одна кошка, напримѣръ, охотится за мышами, другая за крысами; одна кошка, по Сентъ-Джону, ловитъ птицъ, другая кроликовъ и зайчиковъ, третья охотится на болотахъ и почти каждую ночь ловитъ куликовъ и тетеревовъ. Расположеніе ловить крысъ, а не мышей, какъ извѣстно, передается наслѣдственно. Если какая-либо подобная прирожденная особенность въ нравѣ или строеніи была-бы выгодна для отдѣльнаго волка, то онъ имѣлъ бы болѣе вѣроятія выжить и оставить потомство. Нѣкоторые изъ его дѣтенышей, вѣроятно, унаслѣдовали-бы его складъ и привычки, и черезъ повтореніе этого процесса могла-бы возникнуть новая разновидность, которая либо вытѣснила прежнюю форму, либо жила бы рядомъ съ нею. Точно такъ же, волки, живущіе въ горной мѣстности, и волки, водящіеся въ равнинѣ, должны охотиться за разною добычею, и вслѣдствіе постояннаго сохраненія особей, наилучше приспособленныхъ къ каждой изъ этихъ мѣстностей, могли-бы возникнуть двѣ новыя разновидности. Эти разновидности скрещивались-бы и смѣшивались тамъ, гдѣ-бы онѣ встрѣчались; но мы скоро возвратимся къ скрещенію. Могу прибавить, что, по свидѣтельству мистера Пирса, въ Кэтскильскихъ горахъ, въ Соединенныхъ Штатахъ, водятся двѣ разновидности волка: одна съ легкими формами, напоминающими складъ борзой собаки и охотящаяся за оленями, и другая болѣе массивная, на болѣе короткихъ ногахъ, чаще нападающая на овецъ.

А теперь представимъ себя случай болѣе сложный. Нѣкоторыя растенія выдѣляютъ сладкую жидкость, вѣроятно, для того, чтобы удалить изъ своихъ соковъ что-либо вредное; это производится железками у основанія прилистниковъ въ нѣкоторыхъ бобовыхъ растеніяхъ, на концѣ листа у обыкновеннаго лавра. Эта жидкость, хотя и выдѣляется въ маломъ количествѣ, сильно привлекаетъ насѣкомыхъ. Представимъ же себѣ, что малое количество сладкой жидкости выдѣляется внутри цвѣтка у основанія лепестковъ. Въ этомъ случаѣ, насѣкомыя, пробираясь къ нектару, покрылись-бы пыльцою и, конечно, часто переносили-бы пыльцу одного цвѣтка на рыльце другаго. Цвѣтки двухъ отдѣльныхъ особей одного вида такимъ образомъ подвергались-бы скрещенію, а скрещеніе, по всему вѣроятію (какъ мы полнѣе изложимъ ниже), постоянно производитъ особенно сильныя сѣянки, имѣющія наиболѣе шансовъ выжить и цвѣсти. Нѣкоторыя изъ этихъ сѣянокъ, по всей вѣроятности, унаслѣдовали бы способность выдѣлять нектаръ. Цвѣтки, имѣющіе самыя крупныя железки или нектаріи и выдѣляющіе болѣе нектара, чаще посѣщались-бы насѣкомыми, чаще-бы скрещивались, и такимъ образомъ, на долгую руку, одержали-бы верхъ. Тѣ цвѣтки же, въ которыхъ тычинки и пестички были-бы расположены удобнѣйшимъ образомъ относительно роста и ухватокъ посѣщающихъ изъ насѣкомыхъ, облегчающіе, слѣдовательно, перенесеніе пыльцы съ цвѣтка на цвѣтокъ, также пользовались-бы преимуществомъ, также подверглись бы отбору. Мы могли-бы предположить, что насѣкомыя посѣщаютъ цвѣтокъ, чтобы собирать пыльцу, а не нектаръ, и такъ-какъ назначеніе пыльцы есть опыленіе, ея разрушеніе, повидимому, можетъ принести растенію только ущербъ; но если бы немного пыльцы переносилось, сперва при случаѣ, затѣмъ постоянно, поѣдающими ее насѣкомыми, съ цвѣтка на цвѣтокъ, то даже при уничтоженіи девяти десятыхъ пыльцы растеніе могло бы много выиграть, и тѣ особи, которыя отличались-бы крупными пыльниками и обильною пыльцою, подверглись-бы отбору.

Когда наше растеніе, черезъ этотъ постоянный процессъ сохраненія или естественнаго подбора самыхъ привлекательныхъ для насѣкомыхъ цвѣтковъ, сдѣлается въ высшей степени привлекательнымъ для нихъ, насѣкомыя, безъ всякаго намѣренія, постоянно будутъ переносить пыльцу съ цвѣтка на цвѣтокъ, и что они дѣйствительно производятъ такое перенесеніе, я легко могъ-бы доказать многими разительными примѣрами. Приведу лишь одинъ, не изъ самыхъ разительныхъ, но вмѣстѣ поясняющій и процессъ раздѣленія половъ, на который я тотчасъ укажу.

Нѣкоторые падубы (Ilex aquifolium) производятъ лишь мужскіе цвѣтки съ четырьмя тычинками, содержащими незначительное количество пыльцы, и зачаточный пестикъ; другіе падубы производятъ лишь женскіе цвѣтки: въ нихъ вполнѣ развивается пестикъ; тычинки-же въ сморщенныхъ своихъ пыльникахъ не содержатъ ни зернышка пыльцы. Замѣтивши женское дерево на разстояніи шестидесяти ярдовъ отъ дерева мужскаго, я разсмотрѣлъ подъ микроскопомъ рыльца двадцати цвѣтковъ, взятыхъ съ разныхъ вѣтокъ, и на всѣхъ, безъ исключенія, оказались пыльцевыя зерна, на нѣкоторыхъ въ значительномъ количествѣ. Такъ-какъ вѣтеръ въ теченіе многихъ дней дулъ отъ женскаго дерева къ мужскому, то онъ пыльцы перенести не могъ. Погода во всѣ эти дни стояла холодная и дождливая, слѣдовательно неблагопріятная для пчелъ, однако же всѣ осмотрѣнные мною цвѣтки были оплодотворены пчелами, случайно перенесшими пыльцу съ мужскаго дерева. Но возвратимся къ нашему гипотетическому случаю. Какъ только растеніе сдѣлается настолько привлекательнымъ для насѣкомыхъ, что пыльца постоянно будетъ переноситься съ цвѣтка на цвѣтокъ, можетъ начаться другой процессъ. Ни одинъ физіологъ не сомнѣвается въ выгодахъ того, что̀ назвали «физіологическимъ раздѣленіемъ труда»; отсюда можно было-бы заключить, что растенію выгодно производить однѣ тычинки въ одномъ цвѣткѣ или на одномъ экземплярѣ, одни пестики въ другомъ цвѣткѣ или на другомъ экземплярѣ. Въ растеніяхъ, разводимыхъ искусственно, перенесенныхъ въ новыя жизненныя условія, часто болѣе или менѣе ослабѣваютъ половые органы, мужскіе или женскіе. Если мы предположимъ, чтобы тоже самое произошло, хотя-бы въ малѣйшей степени, въ состояніи природномъ, то такъ-какъ пыльца уже переносится постоянно съ цвѣтка на цвѣтокъ, и такъ-какъ болѣе полное раздѣленіе половъ было-бы выгодно растенію на основаніи дѣленія труда, особи, въ которыхъ-бы возрастало это расположеніе, постоянно одерживали-бы верхъ и отбирались-бы, пока наконецъ не установилось-бы полное раздѣленіе половъ.

Обратимся теперь къ питающимся нектаромъ насѣкомымъ въ нашемъ предполагаемомъ случаѣ: мы можемъ предположить, что растеніе, въ которомъ медленно возрастало количество нектара — растеніе обыкновенное, и что жизнь нѣкоторыхъ насѣкомыхъ главнымъ образомъ зависитъ отъ этой пищи. Я могъ-бы привести много фактовъ, доказывающихъ, до какой степени пчелы избѣгаютъ всякой потери времени; напримѣръ, ихъ привычку прокусывать основаніе извѣстныхъ цвѣтовъ для того, чтобы высосать нектаръ, до котораго онѣ-бы могли, но съ меньшими удобствами, добраться и безъ этого. Принимая въ соображеніе эти факты, я не сомнѣваюсь, что случайное уклоненіе въ величинѣ и формѣ тѣла, или въ изгибѣ и длинѣ хобота и т. д., уклоненіе слишкомъ слабое, чтобы привлечь наше вниманіе, могло-бы принести пользу пчелѣ или другому насѣкомому, позволило бы особи съ этою особенностію питаться быстрѣе, дало-бы ей болѣе шансовъ на жизнь и на потомство. Потомство это, вѣроятно, унаслѣдовало-бы расположеніе къ подобному слегка уклонному строенію. Трубочки вѣнчика у краснаго и пунцоваго клевера (Trifolium pratense и incarnatum) на первый взглядъ могутъ показаться одинаково длинными; но пчела легко можетъ высосать нектаръ изъ пунцоваго клевера, но не изъ обыкновеннаго краснаго клевера, посѣщаемаго лишь шмелями; такъ-что цѣлыя поля краснаго клевера не могутъ дать пчелѣ ни капли своего драгоцѣннаго нектара. Слѣдовательно, пчелѣ могло-бы быть очень выгодно нѣкоторое удлиненіе хобота, нѣкоторое измѣненіе его строенія. Съ другой стороны, я опытами убѣдился въ томъ, что плодовитость клевера въ значительной мѣрѣ зависитъ отъ посѣщеній пчелиныхъ насѣкомыхъ, раздвигающихъ его лепестки и при этомъ разсыпающихъ пыльцу на рыльце. Отсюда, если бы шмели сдѣлались рѣдкими въ какой-либо мѣстности, болѣе короткая, болѣе глубоко раздѣленная трубка вѣнчика доставила-бы значительное преимущество красному клеверу, позволяя пчелѣ посѣщать его цвѣтки. По всему сказанному, я могу себѣ представить, что цвѣтокъ и насѣкомое могли бы, либо одновременно, либо послѣдовательно, видоизмѣниться и приспособиться въ совершенствѣ другъ къ другу чрезъ постоянное сохраненіе особей, представляющихъ легкія, но взаимно-полезныя уклоненія въ строеніи.

Я очень хорошо вижу, что это ученіе объ естественномъ подборѣ, поясненное въ предъидущихъ гипотетическихъ примѣрахъ, можетъ вызвать тѣ-же возраженія, которыя были въ началѣ противупоставлены широкимъ возрѣніямъ сэра Чарльса Лейелля, на «современныя измѣненія земной поверхности, какъ объясненіе геологическихъ явленій»; но въ настоящее время рѣдко случается, чтобы кто-нибудь назвалъ, напримѣръ, дѣйствіе морскихъ волнъ на берега, силою исчезающею и ничтожною, когда рѣчь идетъ о прорытіи громадныхъ долинъ и объ образованіи длинныхъ рядовъ утесовъ. Естественный подборъ можетъ дѣйствовать только черезъ сохраненіе и накопленіе безконечно-малыхъ наслѣдственныхъ видоизмѣненій, выгодныхъ для сохраненнаго организма; и точно такъ же, какъ современная геологія почти совершенно исключила такія гипотезы, какъ прорытіе глубокой долины одною громадною волною, такъ и ученіе объ естественномъ подборѣ, если оно окажется основательнымъ, уничтожитъ вѣру въ безпрестанное твореніе новыхъ организмовъ или въ внезапныя и значительныя видоизмѣненія ихъ строенія.

О скрещеніи между отдѣльными особями. — Я тутъ долженъ сдѣлать краткое отступленіе. Относительно растеній и животныхъ раздѣльнополыхъ, само собою разумѣется, что для каждаго рожденія (за исключеніемъ любопытныхъ и не вполнѣ разъясненныхъ случаевъ порѳеногенеза) должны совокупиться двѣ особи; но относительно гермафродитовъ дѣло далеко не такъ очевидно. Однако я имѣю сильные поводы думать, что и въ породахъ двуполыхъ, для воспроизведенія нужно, либо постоянно, либо отъ времени до времени, содѣйствіе двухъ особей. Первый намекъ на это возрѣніе мы находимъ у Андрью Найта. Мы тотчасъ убѣдимся въ его важности; но я долженъ тутъ коснуться этого предмета чрезвычайно вкратцѣ, хотя у меня готовы матеріялы для подробнаго обсужденія его. Всѣ позвоночныя животныя, всѣ насѣкомыя и нѣкоторыя другія обширныя группы животныхъ совокупляются для каждаго рожденія. Новѣйшія изслѣдованія исключили изъ списка гермафродитовъ множество животныхъ, и изъ истинныхъ гермафродитовъ многіе совокупляются, т. е. двѣ особи содѣйствуютъ въ актѣ воспроизведенія, что̀ одно тутъ для насъ важно. Но все-таки остается не мало двуполыхъ животныхъ, которыя, несомнѣнно, обыкновенно не совокупляются, и огромное большинство растеній соединяетъ въ одной особи оба пола. Какое же, можно спросить, имѣемъ мы право предполагать, чтобы въ этихъ случаяхъ двѣ особи когда-либо содѣйствовали въ воспроизведеніи? Такъ-какъ тутъ невозможно входить въ подробности, я долженъ ограничиться одними общими соображеніями.

Съ одной стороны, я собралъ обширное количество фактовъ, доказывающихъ, въ подтвержденіе единогласному мнѣнію всѣхъ заводчиковъ, что скрещеніе между животными и растеніями разныхъ разновидностей, или между особями одной разновидности, но разныхъ племенъ, придаетъ приплоду силу и плодовитость; съ другой стороны, что скрещеніе въ близкихъ степеняхъ родства уменьшаетъ плодовитость и силу. Одни эти факты уже заставляютъ меня думать, что существуетъ общій законъ природы (значеніе котораго намъ впрочемъ совершенно темно), по которому ни одинъ организмъ не способенъ на самооплодотвореніе въ теченіе безконечнаго ряда поколѣній; но что скрещеніе съ другою особью отъ времени до времени, быть можетъ, чрезъ очень долгіе промежутки, необходимо.

Допуская такой законъ, мы, какъ мнѣ кажется, можемъ понять многіе обширные разряды фактовъ, безъ того совершенно необъяснимые. Всякій, занимавшійся произведеніемъ помѣсей, знаетъ, до какой степени свободный доступъ влаги неблагопріятенъ оплодотворенію цвѣтка; однакоже, какое множество цвѣтовъ имѣютъ тычинки и пестики, вовсе незащищенные отъ атмосферныхъ вліяній. Но если необходимо отъ времени до времени скрещеніе, совершенная доступность пыльцѣ изъ другаго цвѣтка объяснитъ намъ это отсутствіе защиты, тѣмъ болѣе, что тычинки самаго растенія обыкновенно расположены такъ близко отъ пестика, что самооплодотвореніе кажется неизбѣжнымъ. Многіе цвѣтки, съ другой стороны, имѣютъ органы оплодотворенія, тѣсно замкнутые между лепестками, какъ на пр., въ обширномъ семействѣ бобовыхъ; но во многихъ, быть можетъ, во всѣхъ такихъ цвѣтахъ, существуетъ очень любопытное приспособленіе между строеніемъ цвѣтка и способомъ, которымъ пчелы высасываютъ изъ нихъ нектаръ; при этомъ онѣ либо разсыпаютъ на рыльце пыльцу самаго цвѣтка, либо переносятъ на него пыльцу съ цвѣтка другаго. Посѣщенія пчелъ до того необходимы мотыльковымъ цвѣтамъ, что я убѣдился, посредствомъ опытовъ, описанныхъ въ другомъ мѣстѣ, въ значительномъ уменьшеніи ихъ плодовитости при устраненіи этихъ посѣщеній. Дѣло въ томъ, что едва ли возможно пчелѣ перелетать съ цвѣтка на цвѣтокъ, не перенося съ собою пыльцы и не принося этимъ, какъ я полагаю, значительной пользы растенію. Пчелы дѣйствуютъ тутъ, какъ кисточка садовника: достаточно коснуться одною и тою же кисточкою тычинокъ одного цвѣтка, а затѣмъ рыльца другаго, чтобы произвести оплодотвореніе; но не слѣдуетъ предпологать, чтобы пчелы могли такимъ образомъ произвести множество помѣсей между различными видами; ибо если мы перенесемъ одною кисточкою на рыльце пыльцу того же растенія и пыльцу другаго вида, первая будетъ дѣйствовать до того сильнѣе, что она, какъ доказалъ Гертнеръ, вовсе уничтожитъ вліяніе чужой пыльцы.

Когда тычинки цвѣтка внезапно подскакиваютъ къ пестику, или медленно, одна за другою, подвигаются къ нему, этотъ процессъ, повидимому, приспособленъ къ самооплодотворенію; и онъ, безъ сомнѣнія, служитъ этой цѣли; но часто, какъ показалъ Кёльрейтеръ относительно барбариса, для того, чтобы тычинки пришли въ движеніе, нужно участіе насѣкомыхъ; замѣчательно, что именно относительно этого рода, повидимому прямо приспособленнаго къ самооплодотворенію, извѣстно, что когда растутъ рядомъ близко-сродныя формы или разновидности, почти невозможно получить отъ нихъ чистыя сѣянки, до того постоянно естественное скрещеніе между ними. Во многихъ другихъ случаяхъ не только нѣтъ особыхъ приспособленій къ самооплодотворенію, но строеніе таково, какъ я могъ бы доказать изъ сочиненія К. Шпренгеля и изъ собственныхъ моихъ наблюденій, что на рыльце вовсе не можетъ попасть пыльца изъ того же цвѣтка. Такъ напримѣръ, въ пунцовой лобеліи (Lobelia fulgens) мы видимъ удивительно тонкій и сложный механизмъ, дѣйствіемъ котораго вся пыльца до послѣдняго зернышка выносится изъ пыльниковъ прежде, чѣмъ рыльце этого цвѣтка дѣлается способнымъ воспринять ее; и такъ-какъ этотъ цвѣтокъ, по-крайней-мѣрѣ въ моемъ саду, никогда не посѣщается насѣкомыми, то въ немъ никогда не завязывается сѣмянъ, развивающихся въ изобиліи по искусственномъ перенесеніи пыльцы одного цвѣтка на рыльце другаго; между тѣмъ другой видъ лобеліи, растущій рядомъ, посѣщается пчелами, и производитъ сѣмяна во множествѣ. Во многихъ другихъ случаяхъ, хотя и нѣтъ особаго механическаго препятствія къ перенесенію пыльцы на рыльцо того же цвѣтка, но, какъ показалъ Шпренгель и какъ я могу подтвердить, либо пыльники разсѣдаются прежде полнаго развитія рыльца, либо рыльце увядаетъ прежде разсѣданія пыльниковъ, такъ-что эти растенія въ сущности раздѣльнополы и должны постоянно скрещиваться. Какъ странны эти факты! Какъ странно, что пыльца и рыльце одного и того-же цвѣтка, столь сближенныя между собою, словно съ прямою цѣлью самооплодотворенія, такъ часто совершенно безполезны другъ для друга! И какъ просто объясняются эти факты, если мы допустимъ, что скрещеніе между двумя отдѣльными особями отъ времени до времени бываетъ выгодно или необходимо!

Если дать нѣсколькимъ разновидностямъ капусты, рѣдьки, лука рости и обсѣмениться рядомъ, большинство изъ сѣянокъ, полученныхъ отъ нихъ, окажутся помѣсями, въ чемъ я имѣлъ случай убѣдиться. Напримѣръ, я вывелъ 233 сѣянки капусты отъ нѣкоторыхъ кустовъ разныхъ разновидностей, растущихъ рядомъ, и изъ нихъ лишь 78 оказались чистой породы, да и изъ этого числа было нѣсколько сомнительныхъ. Однако пестикъ каждаго цвѣтка капусты окруженъ не только собственными шестью тычинками, но еще тычинками множества цвѣтковъ того же куста. Какъ же случилось, что такое значительное большинство сѣянокъ оказались помѣсями? Я подозрѣваю, что пыльца другой разновидности имѣетъ болѣе сильное оплодотворяющее дѣйствіе, чѣмъ собственная пыльца, и что это лишь одно изъ частныхъ проявленій закона, по которому выгодно скрещеніе между разными особями одного вида. Когда скрещеніе происходитъ между различными видами, выходитъ наоборотъ: собственная пыльца пересиливаетъ чужую; но мы возвратимся къ этому предмету въ одной изъ слѣдующихъ главъ.

Въ случаѣ исполинскаго дерева, покрытаго безчисленными цвѣтами, можно возразить, что пыльца лишь рѣдко можетъ быть перенесена съ одного дерева на другое, что перенесеніе будетъ происходить развѣ съ цвѣтка на цвѣтокъ, и что цвѣтки одного дерева нельзя считать въ полномъ смыслѣ отдѣльными особями. Я думаю, что это возраженіе не лишено силы, но что природа въ значительной мѣрѣ предупредила его, давъ деревьямъ сильное расположеніе къ произведенію раздѣльнополыхъ цвѣтовъ. Когда полы раздѣлены, хотя бы мужскіе и женскіе цвѣтки развивались на одномъ и томъ же деревѣ, пыльца постоянно должна переноситься съ цвѣтка на цвѣтокъ, и при этомъ болѣе вѣроятія, чтобы пыльца иногда и попала на другое дерево. Что деревья всѣхъ порядковъ чаще представляютъ раздѣльнополые цвѣтки, чѣмъ другія растенія, въ этомъ я убѣдился относительно Англіи. По моей просьбѣ, докторъ Гукеръ составилъ мнѣ списокъ деревьевъ Новой Зеландіи, а докторъ Аза Грей списокъ сѣверо-американскихъ деревьевъ, съ обозначеніемъ раздѣльнополыхъ, и результатъ былъ тотъ же. Съ другой стороны, докторъ Гукеръ недавно извѣстилъ меня, что это правило не подтверждается въ Австраліи, и я сдѣлалъ эту замѣтку о полѣ деревьевъ только для того, чтобы обратить вниманіе читателей на этотъ предметъ.

Обратимся на мгновеніе къ животнымъ: на сушѣ встрѣчаются нѣкоторые гермафродиты, какъ напримѣръ наземные слизни и земляные черви; но они всѣ совокупляются. До сихъ поръ я не встрѣчалъ ни одного достовѣрнаго указанія на наземное животное, оплодотворяющее само себя. Мы можемъ объяснить себѣ этотъ замѣчательный фактъ, стоящій въ такой рѣзкой противоположности съ гермафродитизмомъ наземныхъ растеній, если допустимъ необходимость скрещеній отъ времени до времени и примемъ въ соображеніе среду, въ которой живутъ наземныя животныя, и свойства оплодотворяющаго начала; мы не можемъ представить себѣ средства, подобнаго дѣйствію насѣкомыхъ и вѣтра, которымъ могло бы произойдти скрещеніе между наземными животными, безъ совокупленія двухъ особей. Изъ водныхъ животныхъ, многія — самооплодотворяющіеся гермафродиты; но тутъ движенія воды представляютъ удобное средство для скрещенія. И точно такъ же, какъ и относительно цвѣтовъ, я тутъ не могъ, и по совѣщаніи съ первыми авторитетами, а именно профессоромъ Гоксли, отъискать ни одного случая, въ которомъ двуполое животное имѣло-бы половые органы до того замкнутые въ тѣлѣ, чтобы доступъ къ нимъ и, при случаѣ, вліяніе другой особи было физически невозможно. Мнѣ долго казалось, что усоногіе раки въ этомъ отношеніи очень загадочны; но счастливый случай позволилъ мнѣ доказать (въ другомъ сочиненіи), что эти раки хотя и самооплодотворяющіеся гермафродиты, но иногда скрещиваются.

Многихъ натуралистовъ должно было и въ растительномъ и въ животномъ царствѣ поразить какъ необъяснимая странность, присутствіе въ одномъ семействѣ, подчасъ и въ одномъ родѣ, видовъ раздѣльнополыхъ и гермафродитныхъ, впрочемъ совершенно сходныхъ между собою въ строеніи. Но если дѣйствительно всѣ гермафродиты отъ времени до времени скрещиваются съ другими особями, то разность между гермафродитами и однополыми организмами становится, въ физіологическомъ смыслѣ, незначительною.

Основываясь на всѣхъ этихъ соображеніяхъ и на множествѣ отдѣльныхъ фактовъ, собранныхъ мною, но которыхъ я здѣсь исчислить не могу, я сильно склоняюсь къ мнѣнію, что и въ животномъ и въ растительномъ царствѣ болѣе или менѣе частое скрещеніе между особями составляетъ общій законъ природы. Я очень хорошо вижу, что и при этомъ предположеніи многіе частные случаи остаются загадочными, и я тружусь надъ ихъ разъясненіемъ. Итакъ, можно сказать въ заключеніе, что для множества организмовъ скрещеніе между двумя особями очевидно необходимо для каждаго рожденія; для многихъ другихъ оно необходимо, быть можетъ, лишь черезъ долгіе промежутки; но ни одинъ, по моему мнѣнію, не можетъ оплодотворять самого себя постоянно.

Обстоятельства, благопріятствующія естественному подбору. — Это предметъ очень запутанный. Значительный размѣръ наслѣдственной и разнообразной измѣнчивости благопріятенъ подбору, но я думаю, что простыя индивидуальныя различія достаточны. Значительное количество особей, умножая шансы возникновенія въ данный періодъ времени выгодныхъ уклоненій, можетъ вознаградить недостатокъ уклончивости въ каждой отдѣльной особи, и составляетъ, какъ я полагаю, чрезвычайно важный элементъ успѣха. Хотя природа и даетъ огромные сроки для совершенія естественнаго подбора, она не даетъ сроковъ безконечныхъ; ибо такъ-какъ всѣ органическія существа силятся, такъ сказать, захватить всякое мѣсто въ природномъ строѣ, то всякій видъ, не измѣняющійся, не совершенствующійся въ равной мѣрѣ съ своими соискателями, неминуемо истребляется.

При методическомъ подборѣ родичей человѣкомъ, онъ подбираетъ ихъ въ виду опредѣленной цѣли, и свободное скрещеніе совершенно испортило-бы его дѣло. Но когда много людей, безъ всякаго намѣренія измѣнить породу, имѣютъ приблизительно одинаковое понятіе о требуемыхъ отъ породы качествахъ и всѣ стараются добывать и разводить наилучшихъ животныхъ, этотъ безсознательный процессъ подбора неминуемо обусловливаетъ значительное, хотя и медленное, видоизмѣненіе и усовершенствованіе, несмотря на частыя скрещиванія съ животными менѣе совершенными. То же самое происходитъ и въ природѣ; ибо въ ограниченной области, если какое-нибудь мѣсто въ строѣ ея организмовъ занято не такъ хорошо, какъ оно могло бы быть занято, естественный подборъ постоянно будетъ стремиться къ сохраненію всѣхъ особей, уклоняющихся, хотя бы и въ различныхъ степеняхъ, въ томъ направленіи, по которому онѣ могутъ дойдти до формы, наилучше приспособленной къ общему строю мѣстныхъ условій. Но если область обширна, отдѣльныя полосы ея будутъ по бо̀льшей части представлять разныя жизненныя условія, и при видоизмѣненіи и усовершенствованіи вида естественнымъ подборомъ, будетъ происходить скрещеніе съ другими особями на границахъ каждой полосы. И въ этомъ случаѣ дѣйствіе скрещенія едвали будетъ взвѣшено естественнымъ подборомъ, стремящимся видоизмѣнить всѣ особи каждой полосы, сообразно господствующимъ въ ней условіямъ; ибо въ непрерывной области жизненныя условія одной полосы бо̀льшею частію незамѣтно переходятъ въ условія другой полосы. Скрещеніе всего болѣе окажетъ вліянія на животныхъ, совокупляющихся для каждаго рожденія, животныхъ часто перемѣщающихся и не размножающихся слишкомъ быстро. Поэтому между такими животными, напримѣръ между птицами, разновидности по бо̀льшей части будутъ распредѣлены по отдѣльнымъ странамъ; и такъ оно, какъ мнѣ кажется, и бываетъ въ дѣйствительности. Между гермафродитами, совокупляющимися лишь отъ времени до времени, а также между животными, совокупляющимися для каждаго рожденія, но мало перемѣщающимися и способными размножаться очень быстро, новая, усовершенствованная разновидность могла-бы быстро сложиться на всякомъ данномъ пунктѣ и тамъ сохраниться своею массою, ибо скрещеніе происходило-бы по большей части между особями одной о той-же новой разновидности. Однажды сложившись такимъ образомъ, новая разновидность могла бы впослѣдствіи медленно распространиться и на другія мѣстности. На этомъ основаніи, садовники предпочитаютъ сѣмена, собранныя съ значительной массы растеній одной разновидности, потому что тутъ было менѣе шансовъ скрещенія съ другими разновидностями.

Даже относительно животныхъ, размножающихся медленно и совокупляющихся для каждаго рожденія, мы не должны преувеличивать себѣ дѣйствія скрещенія, какъ силы, замедляющей естественный подборъ: я могъ-бы привести длинный списокъ фактовъ, доказывающихъ, что въ одной и той-же области разновидности одного и того-же животнаго долго могутъ оставаться неслитыми, вслѣдствіе распредѣленія по разнохарактернымъ мѣстностямъ, вслѣдствіе незначительной разности во времени размноженія, или потому, что особи одной и той же разновидности преимущественно совокупляются между собою. Скрещеніе играетъ очень важную роль въ природѣ, потому что сохраняетъ однообразіе и типичность каждаго отдѣльнаго вида, каждой отдѣльной разновидности. Оно, очевидно, будетъ гораздо сильнѣе дѣйствовать въ этомъ смыслѣ на животныхъ, совокупляющихся для каждаго рожденія; но я уже постарался показать, что мы имѣемъ поводъ предполагать, хотя-бы и рѣдкія, скрещенія у всѣхъ животныхъ и всѣхъ растеній. Даже если такое скрещеніе происходитъ лишь черезъ очень долгіе промежутки времени, я убѣжденъ, что произведенные этимъ путемъ дѣтеныши настолько превысятъ силою и плодовитостію приплодъ отъ долго повторявшагося самооплодотворенія, что за ними будетъ наиболѣе шансовъ на жизнь и на воспроизведеніе, и такимъ образомъ, на долгую руку, вліяніе скрещеній, даже рѣдкихъ, окажется значительнымъ. Если существуютъ организмы никогда не скрещивающіеся, однообразіе типа можетъ сохраниться между ними, при неизмѣнныхъ жизненныхъ условіяхъ, лишь въ силу наслѣдственности и черезъ уничтоженіе, въ силу естественнаго подбора, всѣхъ особей, отступающихъ отъ этого типа; но если жизненныя условія измѣнятся и эти организмы подвергнутся уклоненіямъ, однообразіе типа можетъ установиться въ ихъ видоизмѣненномъ потомствѣ лишь черезъ естественный подборъ, сохраняющій одинаковыя, выгодныя уклоненія.

Объединеніе также составляетъ важный элементъ въ процессѣ естественнаго подбора. Въ области объединенной или замкнутой, если она не слишкомъ обширна, условія жизни по бо̀льшей части бываютъ въ значительной мѣрѣ однообразны; поэтому естественный подборъ будетъ стремиться къ видоизмѣненію всѣхъ особей даннаго вида въ одинаковомъ смыслѣ, сообразно однородности условій. Притомъ скрещенія съ особями того-же вида, но живущими въ сосѣднихъ полосахъ при другой обстановкѣ, тутъ устранены. Но, по всей вѣроятности, объединеніе вліяетъ еще дѣйствительнѣе, препятствуя вторженію лучше приспособленныхъ организмовъ послѣ какого-либо измѣненія въ климатѣ, въ уровнѣ почвы и т. д.; такимъ образомъ новыя мѣста въ природномъ строѣ страны открываются соисканію прежнихъ ея жителей, которымъ дается время приспособиться къ нимъ, видоизмѣняя свой складъ и строеніе; и это можетъ быть иногда очень важнымъ для возникновенія новаго вида. Если, однакожь, объединенная область очень мала, либо въ силу окружающихъ ее естественныхъ преградъ, либо по особенности ея физическихъ условій, число живущихъ въ ней особей также будетъ весьма мало; и малочисленность особей значительно замедлитъ образованіе новыхъ видовъ путемъ естественнаго подбора, уменьшая шансы возникновенія выгодныхъ уклоненій.

Если мы обратимся къ природѣ, чтобы провѣрить основательность этихъ общихъ замѣчаній, если мы возьмемъ какую-либо малую объединенную область, напр. океаническій островъ, то хотя общее число видовъ, населяющихъ его, окажется малымъ, какъ мы увидимъ въ нашей главѣ о географическомъ распредѣленіи организмовъ, но изъ этихъ видовъ значительная доля будутъ виды мѣстные, т. е. возникшіе здѣсь, и болѣе нигдѣ. Поэтому океаническій островъ на первый взглядъ можетъ казаться намъ пунктомъ чрезвычайно выгоднымъ для возникновенія новыхъ видовъ. Но мы тутъ можемъ впасть въ значительную ошибку; чтобы дознать, что выгоднѣе для возникновенія новыхъ видовъ, малая-ли, замкнутая область, какова океаническій островъ, или обширная, открытая область, каковъ материкъ, мы должны при сравненіи брать въ разсчетъ одинаковые періоды времени; а это намъ покуда невозможно.

Хотя я не сомнѣваюсь въ томъ, что замкнутость области очень важна для образованія новыхъ видовъ, я склоняюсь къ мнѣнію, что, вообще говоря, еще важнѣе обширность области, особенно для образованія видовъ, способныхъ выжить долго и распространиться далеко. Въ области обширной и доступной не только будетъ болѣе шансовъ для возникновенія новыхъ разновидностей изъ среды многочисленныхъ ея жителей одного вида, но и условія жизни безконечно осложнены вслѣдствіе множества уже существующихъ видовъ; такъ-что если одинъ изъ этихъ видовъ измѣнится и усовершенствуется, всѣ прочіе должны будутъ измѣниться и усовершенствоваться соотвѣтственно, или погибнуть. Далѣе, каждая новая форма, достигши извѣстной степени совершенства, можетъ распространяться по открытой, непрерывной области, и такимъ образомъ вступитъ въ состязаніе со многими другими формами. Поэтому въ области обширной должно открываться болѣе новыхъ мѣстъ, чѣмъ въ области малой и замкнутой, и соискательство на эти мѣста должно быть упорнѣе. Сверхъ того, обширныя области, хотя и непрерывныя въ настоящее время, благодаря колебаніямъ почвы, часто въ недавнее время были расчленены, такъ-что мы въ нихъ по бо̀льшей части можемъ найдти и слѣды благотворнаго вліянія замкнутости. Въ заключеніе выражу мнѣніе, что хотя малыя, замкнутыя области, вѣроятно, во многихъ отношеніяхъ благопріятствовали возникновенію новыхъ видовъ, процессъ видоизмѣненія долженъ былъ вообще происходить быстрѣе въ областяхъ обширныхъ, и, что еще важнѣе, новыя формы, возникшія въ обширныхъ областяхъ и уже одержавшія верхъ надъ многими соискателями, распространятся всего болѣе, произведутъ наиболѣе разновидностей и видовъ, слѣдовательно должны играть важную роль въ измѣнчивой исторіи органическаго міра.

На основаніи этихъ соображеній, намъ, быть можетъ, станутъ понятны нѣкоторые факты, къ которымъ мы вернемся въ нашей главѣ о географическомъ распредѣленіи организмовъ; напримѣръ, отступленіе организмовъ малаго материка Австраліи передъ организмами болѣе обширнаго Европейско-азіатскаго материка. Поэтому также произведенія материковъ повсюду такъ легко пріурочиваются на островахъ. На мелкихъ островахъ борьба за существованіе была менѣе жестока, слѣдовательно должна была повлечь за собою менѣе видоизмѣненій, менѣе истребленія. Поэтому, быть можетъ, флора Мадеры, по свидѣтельству Освальда Геера, схожа съ вымершею флорою Европы. Всѣ прѣсноводные бассейны, вмѣстѣ взятые, составляютъ область весьма малую въ сравненіи съ сушею или моремъ; слѣдовательно состязаніе между прѣсноводными организмами должно было быть менѣе упорно, чѣмъ между всѣми прочими; новыя формы должны были слагаться медленнѣе и старыя формы медленнѣе вымирать. И въ прѣсной водѣ мы встрѣчаемъ семь родовъ ганоидныхъ рыбъ, остатки отряда, нѣкогда преобладавшаго; въ прѣсной-же водѣ находимъ мы нѣкоторыя изъ самыхъ аномальныхъ формъ современнаго міра, каковы орниторинхъ и лепидосиренъ, подобно ископаемымъ формамъ, связывающіе, въ нѣкоторой мѣрѣ, отряды, нынѣ далеко расходящіеся въ естественномъ строѣ творенія. Эти аномальныя формы почти можно назвать живыми ископаемыми; онѣ дожили до нашихъ временъ благодаря тому, что жили въ замкнутой области, и слѣдовательно имъ было облегчено состязаніе съ другими организмами.

Перечислимъ же вкратцѣ обстоятельства, благопріятныя и неблагопріятныя естественному подбору, насколько то позволяетъ чрезвычайная запутанность предмета. Я заключаю, относительно будущаго, что для организмовъ наземныхъ обширная материковая область, которая, вѣроятно, еще подвергнется многимъ колебаніямъ въ уровнѣ, болѣе благопріятна возникновенію новыхъ жизненныхъ формъ, способныхъ выжить долго и распространиться далеко. Такая область бо̀льшею частію въ давнія времена была материкомъ и ея жители, въ тѣ времена многочисленные и разнообразные, подвергались упорному состязанію. Распавшись затѣмъ, черезъ пониженіе, на крупные отдѣльные острова, она сохранила на каждомъ изъ этихъ острововъ много особей одного вида. Скрещеніе же на предѣлахъ области каждаго вида было устранено; точно такъ же устранено и вторженіе чуждыхъ формъ послѣ какого-либо физическаго измѣненія въ условіяхъ страны, такъ-что въ органическомъ строѣ каждаго острова должны были открыться новыя мѣста, которыя и были заняты видоизмѣненіями прежнихъ жителей, и каждой изъ этихъ разновидностей было дано время на обособленіе и усовершенствованіе. Когда, черезъ новое поднятіе, острова опять слились въ непрерывную область, опять должно было завязаться упорное состязаніе: самыя усовершенствованныя и приспособленныя разновидности могли распространиться; менѣе совершенныя формы должны были гибнуть въ большомъ количествѣ, и относительная численность разнообразныхъ жителей обновленнаго материка снова должна была измѣниться, и опять естественному подбору должно было открыться обширное поприще для дальнѣйшаго усовершенствованія организмовъ, для произведенія новыхъ видовъ.

Что естественный подборъ постоянно будетъ дѣйствовать чрезвычайно медленно, это я вполнѣ допускаю. Его дѣйствіе зависитъ отъ существованія такихъ мѣстъ въ природномъ строѣ, которыя могли бы быть заняты лучше при нѣкоторомъ видоизмѣненіи мѣстныхъ организмовъ. Существованіе такихъ мѣстъ часто будетъ зависѣть отъ климатическихъ измѣненій, вообще совершающихся очень медленно, и отъ того, что вторженіе лучше приспособленныхъ формъ преграждено. Но дѣйствіе естественнаго подбора, вѣроятно, еще чаще будетъ зависѣть отъ медленнаго видоизмѣненія нѣкоторыхъ изъ жителей страны; чѣмъ нарушатся взаимныя соотношенія многихъ изъ прочихъ жителей. Ничто не можетъ быть совершено путемъ естественнаго подбора, если не проявятся выгодныя видоизмѣненія, а самое видоизмѣненіе, повидимому, всегда процессъ очень медленный. Этотъ процессъ часто будетъ замедленъ безпрепятственнымъ скрещиваніемъ. Многіе скажутъ, что всѣхъ этихъ причинъ слишкомъ достаточно, чтобы вовсе остановить дѣйствіе естественнаго подбора. Я этого не думаю. Съ другой стороны, я думаю, что естественный подборъ всегда будетъ дѣйствовать лишь очень медленно, часто черезъ долгіе промежутки времени и бо̀льшею частію лишь на немногихъ жителей каждой страны одновременно. Я далѣе думаю, что это очень медленное, прерывающееся дѣйствіе естественнаго подбора вполнѣ согласуется съ свидѣтельствами геологіи о способѣ и ходѣ измѣненій, которымъ подвергались организмы.

Какъ-бы ни былъ медленъ процессъ естественнаго подбора, если слабый человѣкъ можетъ достигнуть значительныхъ результатовъ посредствомъ искусственнаго подбора родичей, я не вижу границъ той мѣрѣ измѣненія, той красотѣ и безконечной сложности приспособленій организмовъ другъ къ другу и къ физическимъ условіямъ жизни, которыя могутъ возникнуть въ теченіе временъ изъ подбора родичей самою природою.

Вымираніе. — Этотъ предметъ будетъ разобранъ полнѣе въ нашей главѣ о геологіи; но нельзя не коснуться его и тутъ, по его тѣсной связи съ естественнымъ подборомъ. Естественный подборъ дѣйствуетъ только сохраненіемъ уклоненій, выгодныхъ въ какомъ-либо отношеніи, и поэтому выживающихъ. Но такъ-какъ, въ силу геометрической прогрессіи размноженія всѣхъ организмовъ, всякая область уже вполнѣ населена, то по мѣрѣ того, какъ размножается всякая форма избранная, пользующаяся какими-либо преимуществами, должны уменьшаться въ количествѣ формы менѣе приспособленныя къ жизненнымъ условіямъ. Такое рѣдѣніе, какъ свидѣтельствуетъ геологія, есть предвѣстникъ вымиранія. Ясно также, что всякая форма, представленная малымъ количествомъ особей, при колебаніяхъ въ температурѣ разныхъ временъ года и въ количествѣ ея враговъ, подвергается сильной опасности вымиранія. Но мы можемъ пойдти далѣе; такъ-какъ новыя формы возникаютъ, хотя медленно, но безпрестанно, мы должны, если мы не примемъ, что количество видовъ постоянно и безгранично увеличивается, признать, что множество изъ нихъ неминуемо вымираетъ. Что количество видовыхъ формъ не возрасло въ неопредѣленной прогрессіи — это явствуетъ изъ геологическихъ данныхъ, и мы можемъ легко объяснить себѣ, почему оно не возрасло такимъ образомъ; потому-что мы не можемъ считать количество мѣстъ въ природномъ строѣ безконечно великимъ — хотя мы не имѣемъ никакихъ средствъ опредѣлить, дошла ли какая-либо мѣстность до maximum возможныхъ въ ней видовъ. Вѣроятно, ни одна страна міра до сихъ поръ не заселена вполнѣ, потому что на мысѣ Доброй Надежды, гдѣ скучено болѣе видовъ, чѣмъ на какой-либо другой точкѣ земнаго шара, нѣкоторыя чужестранныя растенія успѣли пріурочиться, не объусловивъ, сколько намъ извѣстно, вымиранія какой-либо мѣстной формы.

Далѣе, виды, самые богатые особями, будутъ имѣть наиболѣе шансовъ на произведеніе, въ теченіе даннаго періода времени, выгодныхъ видоизмѣненій. Доказательствомъ тому служатъ факты, приведенные во второй главѣ, изъ которыхъ явствуетъ, что виды распространенные представляютъ наибольшее количество признанныхъ разновидностей или возникающихъ видовъ. Поэтому, виды рѣдкіе будутъ измѣняться и совершенствоваться въ меньшей мѣрѣ въ теченіе даннаго періода, и слѣдовательно будутъ побѣждены въ борьбѣ за существованіе видоизмѣненнымъ потомствомъ видовъ болѣе обыкновенныхъ.

Изъ всѣхъ этихъ соображеній, какъ мнѣ кажется, неизбѣжно слѣдуетъ, что по мѣрѣ возникновенія, въ теченіе временъ, новыхъ видовъ путемъ естественнаго подбора, другіе виды должны постепенно рѣдѣть и наконецъ вымирать. Формы, находящіяся въ ближайшемъ состязаніи съ формами измѣняющимися и совершенствующимися, конечно, пострадаютъ всего болѣе. И мы видѣли въ главѣ о борьбѣ за существованіе, что всего упорнѣе состязаніе между формами самыми сродными — разновидностями одного вида, видами одного рода или близкихъ другъ къ другу родовъ — потому-что такія формы имѣютъ приблизительно одинаковое строеніе, одинаковый складъ и образъ жизни. Слѣдовательно, всякая новая разновидность или новый видъ, во время своего образованія, бо̀льшею частію будетъ тѣснить всего сильнѣе ближайшихъ своихъ сродниковъ и стремиться къ ихъ истребленію. Мы можемъ прослѣдить тотъ же процессъ истребленія надъ нашими домашними животными и растеніями; тутъ онъ обусловливается искусственнымъ отборомъ усовершенствованныхъ формъ. Можно было-бы привести не мало любопытныхъ примѣровъ тому, какъ быстро новыя породы скота, овецъ и другихъ животныхъ, новые сорта цвѣточныхъ растеній вытѣсняютъ старыя, менѣе совершенныя формы. Въ Іоркшейрѣ исторически извѣстно, что прежній чорный скотъ былъ вытѣсненъ длиннорогимъ, а этотъ послѣдній былъ «уничтоженъ короткорогимъ» (я привожу слова сельскохозяйственнаго писателя) «словно какою-нибудь чумою».

Расхожденіе признаковъ. — Начало, которое я обозначилъ этимъ терминомъ, чрезвычайно важно для моей теоріи и, какъ мнѣ кажется, объясняетъ многіе очень важные факты. Вопервыхъ, разновидности, даже рѣзкія, хотя и имѣютъ въ нѣкоторой мѣрѣ характеръ видовъ — какъ явствуетъ изъ часто неразрѣшимыхъ сомнѣній относительно приличествующей имъ степени — но очевидно менѣе разнятся между собою, чѣмъ типическіе, несомнѣнные виды. Тѣмъ не менѣе, по моему взгляду, разновидности суть возникающіе виды. Какимъ-же способомъ меньшая разность между разновидностями разростается въ большую разность между видами? Что такое усиленіе различій происходитъ, мы должны заключить изъ того, что бо̀льшая часть изъ безчисленныхъ видовъ представляетъ рѣзкія различія, между-тѣмъ какъ разновидности, эти предполагаемые первообразы и родичи будущихъ рѣзко-разграниченныхъ видовъ, представляютъ различія легкія и шаткія. Чистый случай, какъ выражаются, могъ-бы произвести отступленіе разновидности отъ ея родича въ какомъ-либо признакѣ, и еще большее отступленіе ея потомства въ томъ же признакѣ; но такихъ случайностей никогда не было-бы достаточно, чтобы объяснить такую постоянную и значительную мѣру различія, какова раздѣляющая разновидности одного вида и виды одного рода.

Слѣдуя нашему всегдашнему пріему, обратимся и здѣсь за разъясненіемъ къ нашимъ домашнимъ организмамъ. Они намъ представятъ нѣчто подобное. Одинъ охотникъ обратилъ вниманіе на голубя съ нѣсколько укороченнымъ клювомъ, другой на голубя съ клювомъ нѣсколько удлиненнымъ, и въ силу извѣстнаго правила, по которому «ни одинъ охотникъ не удовольствуется среднимъ признакомъ, но пристрастенъ лишь къ крайностямъ», они оба продолжаютъ (какъ дѣйствительно и случилось съ турманами) подбирать и размножать голубей съ клювами все болѣе и болѣе длинными или все болѣе и болѣе короткими. Точно такъ же мы можемъ предположить, что въ давнія времена одинъ человѣкъ предпочиталъ лошадей болѣе быстрыхъ, другой — лошадей болѣе сильныхъ и тяжелыхъ. Первоначальное различіе было незначительно; въ теченіе временъ, черезъ постоянный подборъ болѣе быстрыхъ лошадей одними заводчиками и болѣе сильныхъ другими, различія должны были усилиться до той степени, въ которой разнятся подпороды. Наконецъ, по прошествіи столѣтій, подпороды должны были обратиться въ рѣзкія, отдѣльныя породы. По мѣрѣ медленнаго возрастанія этихъ различій, животныя менѣе цѣнныя, представлявшія характеръ средній, не отличавшіяся ни быстротою, ни силою, цѣнились все менѣе и менѣе и должны были постепенно исчезать. Тутъ мы можемъ прослѣдить надъ формами, искусственно произведенными человѣкомъ, какимъ образомъ, по закону, названному нами закономъ расхожденія признаковъ, разности, сперва едва замѣтныя, постепенно усиливаются, и породы удаляются въ свойствахъ и одна отъ другой, и отъ общихъ своихъ родичей.

Но какое приложеніе, спроситъ читатель, можетъ имѣть такой законъ къ природѣ? Я полагаю, что онъ можетъ и долженъ имѣть въ ней дѣйствительное приложеніе, по той простой причинѣ, что чѣмъ разнообразнѣе по строенію, складу и нравамъ становятся потомки какого-либо вида, тѣмъ способнѣе станутъ они захватить многія и разнообразныя мѣста въ природномъ строѣ, слѣдовательно тѣмъ способнѣе къ размноженію.

Дѣло очень ясно относительно животныхъ съ простыми нравами. Возьмемъ для примѣра хищное четвероногое, давно достигшее той численности, которую можетъ пропитать обитаемая имъ страна. Если его естественная способность къ размноженію ничѣмъ не задержана, оно можетъ успѣть въ дальнѣйшемъ умноженіи (при неизмѣнности мѣстныхъ условій), лишь если его измѣняющіеся потомки захватятъ мѣста, нынѣ занятыя другими животными; если нѣкоторые изъ нихъ, напримѣръ, пріобрѣтутъ способность питаться новою добычею, живою или мертвою; если нѣкоторые изъ нихъ станутъ селиться на новыхъ мѣстахъ, лазать по деревьямъ, ходить въ воду, нѣкоторые, быть можетъ, сдѣлаются менѣе хищными. Чѣмъ разнообразнѣе по нравамъ и строенію стали-бы потомки нашего хищнаго животнаго, тѣмъ болѣе мѣстъ могли-бы они захватить. Сказанное объ одномъ животномъ можно приложить ко всѣмъ животнымъ всѣхъ временъ — конечно, если они измѣнчивы — безъ этого естественный подборъ не можетъ ничего произвести. То же самое можно сказать и о растеніяхъ. Доказано опытомъ, что если мы засѣемъ извѣстную площадь однимъ видомъ травы и другую, ей равную, травами разныхъ родовъ, вторая дастъ по вѣсу бо̀льшее количество сѣна. Тотъ же результата получается, когда два равные участка земли засѣваются одинъ одною разновидностью, другой смѣсью нѣсколькихъ разновидностей пшеницы. Слѣдовательно, еслибы какой-нибудь видъ травы постоянно видоизмѣнялся, и сохранились бы тѣ разновидности, которыя разнятся между собою, подобно видамъ и родамъ злаковъ, бо̀льшее количество особей этого вида травы (со включеніемъ ея видоизмѣненныхъ потомковъ) могло бы умѣститься и жить на ровномъ пространствѣ. И намъ очень хорошо извѣстно, что каждая разновидность и каждый видъ травы ежегодно высѣваетъ безчисленныя количества сѣмянъ, такъ сказать, напрягаетъ всѣ силы, чтобы умножить число своихъ представителей. Слѣдовательно, я не могу сомнѣваться, что черезъ тысячи поколѣній самыя рѣзкія разновидности всякаго вида травы пріобрѣтутъ наибольшіе шансы на увеличеніе своей численности и тѣмъ вмѣстѣ на вытѣсненіе разновидностей менѣе рѣзкихъ; а разновидности, сдѣлавшись очень отличными одна отъ другой, пріобрѣтаютъ степень видовъ.

Истина того закона, по которому количество живыхъ существъ возрастаетъ съ разнообразіемъ ихъ строенія, обнаруживается во многихъ природныхъ явленіяхъ. Въ области чрезвычайно ограниченной, въ особенности если къ ней открытъ доступъ чуждымъ организмамъ, гдѣ слѣдовательно состязаніе между особями должно быть очень упорно, мы постоянно замѣчаемъ большое разнообразіе въ жизненныхъ формахъ. Напримѣръ, я нашелъ, что клочокъ газона, въ четыре фута длины и три ширины, подвергавшійся въ теченіе многихъ лѣтъ совершенно однообразнымъ условіямъ, содержалъ двадцать видовъ растеній, принадлежащихъ къ осемнадцати родамъ и осьми порядкамъ, изъ чего видно, какъ разнообразны были эти растенія. То же самое замѣчаемъ мы относительно растеній и насѣкомыхъ мелкихъ, однообразныхъ островковъ; то же относительно мелкихъ прѣсноводныхъ озерокъ. Земледѣльцы знаютъ, что они могутъ произвести наибольшее количество пищи посредствомъ сѣвооборота изъ растеній самыхъ разнообразныхъ порядковъ: природа производитъ, такъ сказать, единовременный сѣвооборотъ. Большая часть животныхъ и растеній, живущихъ въ непосредственной близости отъ малаго клочка почвы, могли бы жить и на немъ (если только онъ не отличается какими-либо особыми свойствами) и, можно сказать, силятся изо всей мочи жить на немъ; но мы видимъ, что тамъ, гдѣ они приходятъ въ самое тѣсное состязаніе, разнообразіе строенія и сопряженное съ нимъ разнообразіе склада и образа жизни заставляетъ смыкаться всего тѣснѣе, въ большей части случаевъ, организмы, относимые нами къ разнымъ родамъ и порядкамъ.

То же самое начало обнаруживается при натурализаціи растеній человѣкомъ въ чуждыхъ имъ странахъ. Можно было-бы ожидать, что растенія, которымъ удастся пріурочиться въ новой родинѣ, по большей части будутъ тѣ, которыя всего ближе сродны растеніямъ мѣстнымъ, по общепринятому мнѣнію нарочно созданнымъ для своей родины и къ ней приспособленнымъ. Можно было бы ожидать также, что пріуроченныя растенія будутъ принадлежать къ немногимъ группамъ, наиболѣе приспособленнымъ къ нѣкоторымъ мѣстностямъ своей новой родины. Но на дѣлѣ выходитъ далеко не такъ, и Альфонсъ Декандоль очень справедливо замѣтилъ въ своемъ большомъ и превосходномъ сочиненіи о географіи растеній, что, черезъ натурализацію, флоры, относительно количества природныхъ родовъ и видовъ, гораздо болѣе обогащаются родами, чѣмъ видами. Приведу лишь одинъ примѣръ: въ послѣднемъ изданіи «Руководства къ изученію флоры Сѣверныхъ Соединенныхъ Штатовъ» доктора Аза Грея перечислено 260 пріурочившихся чужестранныхъ растеній, и эти растенія принадлежатъ къ 162 родамъ. Мы видимъ изъ этого, что пріуроченныя растенія очень разнообразнаго свойства. Они, сверхъ того, въ значительной мѣрѣ разнятся отъ растеній мѣстныхъ, потому что изъ этихъ 162 родовъ не менѣе 100 не принадлежатъ къ родамъ мѣстнымъ, такъ-что количество родовъ въ Сѣверныхъ Штатахъ увеличилось относительно очень значительно.

Изучая свойства животныхъ и растеній, успѣшно состязавшихся съ природными жителями какой-либо страны и пріурочившихся въ ней, мы можемъ составить себѣ нѣкоторое грубое понятіе о томъ способѣ, которымъ нужно было бы видоизмѣниться нѣкоторымъ изъ мѣстныхъ организмовъ, для того, чтобы одержать верхъ надъ прочими; мы можемъ, какъ мнѣ кажется, по крайней мѣрѣ, заключить безошибочно, что имъ было бы выгодно поразнообразить свое строеніе до предѣловъ родоваго различія.

Выгоды разнообразія между жителями одной и той же мѣстности въ сущности тѣ же, какъ и выгоды физіологическаго раздѣленія труда между органами одного и того же живаго тѣла — предметъ, прекрасно разъясненный Мильнъ-Едвардсомъ. Ни одинъ физіологъ не сомнѣвается въ томъ, что желудокъ, приспособленный къ варенію только растительной пищи или только животной, извлекаетъ по этому самому наибольшее количество питательныхъ началъ изъ этихъ веществъ. Такъ и въ общемъ органическомъ строѣ данной страны, чѣмъ значительнѣе, чѣмъ совершеннѣй разнообразіе животныхъ и растеній, ихъ приспособленіе къ разнымъ образамъ жизни, тѣмъ бо̀льшее количество особей найдетъ возможность существовать рядомъ. Группа животныхъ съ мало-разноображенною организаціею едвали смогла бы выдержать состязаніе съ другою группою, представляющею разнообразіе болѣе значительное. Можно сомнѣваться, напримѣръ, чтобы австралійскія двуутробки, распадающіяся на группы мало отличныя одно отъ другой и отчасти представляющія, какъ замѣтили мистеръ Уатергоузъ и другіе, нашихъ хищниковъ, Къ стр. 93 жвачныхъ и грызуновъ, могли бы съ успѣхомъ выдержать состязаніе съ этими рѣзко-обозначившимися отрядами. Австралійскія млекопитающія представляютъ намъ ранній, неполный стадій разсчлененія группъ.

Послѣ предъидущихъ объясненій, которыя слѣдовало бы еще значительно распространить, мы, кажется, въ правѣ признать, что видоизмѣненные потомки всякаго отдѣльнаго вида будутъ имѣть тѣмъ болѣе шансовъ на успѣхъ, чѣмъ разнообразнѣе станетъ ихъ строеніе, чѣмъ больше они черезъ это получатъ возможностей захватить мѣста, уже занятыя другими организмами. Посмотримъ теперь, каково будетъ дѣйствіе этого начала, по которому особенно полезно расхожденіе признаковъ, въ сочетаніи съ началами естественнаго подбора и вымиранія.

Приложенная таблица поможемъ намъ вникнуть въ этотъ нѣсколько сбивчивый предметъ. Пусть буквы A—L означаютъ виды рода, многовиднаго въ своей родинѣ; предположимъ, что эти виды сходны между собою въ неравныхъ степеняхъ, какъ это обыкновенно бываетъ въ природѣ, что и выражено въ таблицѣ неравнымъ разстояніемъ между буквами. Я беру въ примѣръ родъ обширный, потому что мы видѣли въ второй главѣ, что̀ въ родахъ обширныхъ бываетъ больше измѣнчивыхъ видовъ, и эти виды производятъ больше разновидностей. Мы видѣли также, что виды самые обыкновенные и самые распространенные болѣе измѣнчивы, чѣмъ виды рѣдкіе, съ малою областью распространенія. Пусть (A) будетъ обыкновенный, широко распространенный и измѣнчивый видъ, принадлежащій къ одному изъ обширныхъ родовъ своего отечества. Маленькій вѣеръ изъ расходящихся пунктированныхъ линій неравной длины, расходящихся отъ (A), пусть представляетъ его измѣняющееся потомство. Предположимъ, что эти уклоненія очень легки, но самаго разнообразнаго свойства; что не всѣ они возникаютъ единовременно, но часто черезъ долгіе промежутки времени; нѣтъ надобности принимать, чтобы всѣ они были одинаково долговѣчны. Только тѣ уклоненія, которыя представляютъ какія-либо выгоды, будутъ сохранены, подпадутъ естественному подбору. И тутъ обнаружится важность начала, по которому полезно расхожденіе признаковъ. Въ силу этого начала, уклоненія самыя различныя, самыя расходящіяся (обозначенныя крайними пунктированными линіями), будутъ сохранены и накоплены естественнымъ подборомъ. Когда пунктированная линія доходитъ до одной изъ горизонтальныхъ линій и тамъ обозначается малою литерою съ цифрою, мы полагаемъ, что уклоненіе накопилось въ той мѣрѣ, что образовалось рѣзко-опредѣленная разновидность, подобная тѣмъ, которыя обозначаются въ систематическихъ сочиненіяхъ.

Промежутки между горизонтальными линіями таблицы могутъ представлять каждый тысячу поколѣній; но еще лучше, чтобы они представляли десять тысячъ. Послѣ тысячи поколѣній, положимъ, что видъ (A) произвелъ двѣ рѣзко обозначенныя разновидности, a¹ и m¹. Эти двѣ разновидности будутъ продолжать подвергаться тѣмъ-же условіямъ, которыя заставляли измѣняться ихъ предковъ, и наклонность къ измѣнчивости сама по себѣ наслѣдственна, слѣдовательно онѣ сохранятъ склонность къ измѣненію, и по большей части къ измѣненію въ томъ-же направленіи, въ которомъ уклонились ихъ родичи. Сверхъ того, эти двѣ разновидности, будучи лишь слегка видоизмѣненныя формы вида-родича, будутъ склонны къ унаслѣдованію тѣхъ преимуществъ, въ силу которыхъ этотъ родичь (A) былъ многочисленнѣе многихъ другихъ обитателей той же страны; онѣ также будутъ причастны тѣмъ болѣе общимъ преимуществамъ, въ силу которыхъ родъ, заключающій въ себѣ видъ (A), былъ родомъ обширнымъ въ своей отчизнѣ. А эти обстоятельства, какіе намъ извѣстно, способствуютъ произведенію новыхъ разновидностей.

Если, затѣмъ, эти двѣ разновидности измѣнчивы, самыя расходящіяся изъ ихъ уклоненій по большей части сохранятся въ теченіе слѣдующихъ тысячи поколѣній. И по прошествіи этого времени, пусть разновидностью a¹ будетъ произведена разновидность a², по началу расхожденія разнящаяся еще болѣе отъ (A), чѣмъ разновидность a¹. Разновидность a¹, по нашему предположенію, произвела двѣ разновидности, m² и s², разнящіяся между собою и еще значительнѣе разнящіяся отъ общаго предка (A). Мы можемъ представить себѣ продолженіе подобнаго процесса въ теченіе любыхъ періодовъ времени; причемъ нѣкоторыя изъ разновидностей, черезъ каждую тысячу поколѣній, произведутъ лишь по одной новой разновидности, еще болѣе уклонной отъ первичнаго типа; нѣкоторыя не произведутъ ихъ вовсе. Такимъ образомъ, разновидности или видоизмѣненныя вѣтви, потомственно происходящія отъ (A), вообще говоря, будутъ умножаться, въ то же время расходясь въ признакахъ. Въ таблицѣ этотъ процессъ изображенъ до десятой тысячи поколѣній, а въ сжатой и упрощенной формѣ до четырнадцатой.

Но я долженъ тутъ замѣтить, что я не предполагаю, чтобы этотъ процессъ когда-либо совершался такъ правильно, какъ онъ изображенъ на таблицѣ, хотя я и въ нее внесъ нѣкоторыя неправильности. Я далеко не утверждаю, чтобы постоянно одерживали верхъ и умножались разновидности самыя расходящіяся: форма средняя также можетъ выжить, можетъ и произвести не одного потомка; ибо естественный подборъ всегда будетъ дѣйствовать сообразно мѣстамъ, незанятымъ или занятымъ непрочно другими организмами; а тутъ играютъ роль соотношенія безконечно-сложныя. Но въ общемъ итогѣ, чѣмъ разнообразнѣе по строенію сдѣлается потомство какого-либо вида, тѣмъ болѣе мѣстъ успѣетъ оно захватить, тѣмъ болѣе умножатся его видоизмѣненныя вѣтви. Въ нашей таблицѣ генеалогическія линіи прерываются въ правильныхъ промежуткахъ мелкими литерами съ цифрами, обозначающими послѣдовательныя формы, достаточно отличныя между собою, чтобы считаться разновидностями. Но перерывы эти воображаемые: ихъ можно было-бы обозначить на любыхъ пунктахъ, лишь-бы промежутки между ними были достаточно длины, чтобы дать время накопиться значительной мѣрѣ уклоненія.

Всѣ видоизмѣненные потомки обыкновеннаго и распространеннаго вида, принадлежащаго къ обширному роду, болѣе или менѣе унаслѣдуютъ преимущества, которыми обусловливалось успѣшное размноженіе ихъ предковъ; они будутъ продолжать умножаться въ числѣ и расходиться въ признакахъ; это выражено на таблицѣ многочисленными вѣтвями, расходящимися отъ (A). Видоизмѣненное потомство позднѣйшихъ и болѣе усовершенствованныхъ вѣтвей, по всей вѣроятности, часто замѣститъ и тѣмъ уничтожитъ вѣтви болѣе раннія и менѣе совершенныя: это выражено въ таблицѣ тѣмъ, что нѣкоторыя изъ низшихъ вѣтвей не доходятъ до верхнихъ горизонтальныхъ линій. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, безъ сомнѣнія, процессу видоизмѣненія подвергнется лишь одна потомственная линія, и количество потомковъ не будетъ возрастать, хотя съ теченіемъ времени можетъ постоянно увеличиваться уклоненіе отъ первичнаго типа. Этотъ случай былъ бы выраженъ на нашей таблицѣ, еслибы были устранены всѣ линіи, расходящіяся отъ (A), кромѣ линіи a¹—a¹⁰. Такимъ образомъ, напримѣръ, англійская скаковая лошадь и англійскій понтеръ, повидимому, медленно уклонялись отъ типа своихъ предковъ, не производя боковыхъ линій.

Мы предполагаемъ, что послѣ десяти тысячъ поколѣній видъ (А) произвелъ три формы, a¹⁰, f¹⁰ и m¹⁰, которыя, вслѣдствіе постояннаго расхожденія въ теченіе этихъ поколѣній, разнятся очень значительно, хотя быть можетъ и не въ равной степени, одна отъ другой и отъ общаго родича. Если мы предположимъ, что мѣра уклоненія между каждыми двумя горизонтальными линіями нашей таблицы очень мала, эти три формы могутъ быть лишь рѣзкими разновидностями, или онѣ дошли до сомнительной категоріи подъ-видовъ; но намъ стоитъ только предположить болѣе многочисленныя или болѣе значительныя ступени въ этомъ ряду измѣненій, чтобы эти формы превратились въ несомнѣнные виды; такимъ образомъ, наша таблица поясняетъ путь, которымъ легкія различія, раздѣляющія разновидности, разростаются въ болѣе значительныя различія, существующія между видами. Если тотъ-же процессъ продолжится въ теченіе еще новаго ряда поколѣній (какъ выражено въ таблицѣ сжатымъ и упрощеннымъ способомъ), мы получимъ восемь видовъ, обозначенныхъ литерами a¹⁴—m¹⁴, происходящихъ отъ вида (A). Такимъ путемъ, по моему мнѣнію, размножаются виды и образуются роды. Въ родѣ обширномъ, по всей вѣроятности, окажется болѣе одного измѣнчиваго вида. На таблицѣ я предположилъ, что второй видъ (J) произвелъ, вышеизложеннымъ путемъ, послѣ десяти тысячей поколѣній, либо двѣ рѣзкія разновидности (w¹⁰ и z¹⁰), либо два вида, смотря по мѣрѣ измѣненія, которую мы полагаемъ между горизонтальными линіями. Послѣ четырнадцати тысячъ поколѣній, предполагается, образовалось шесть новыхъ видовъ, обозначенныхъ буквами w¹⁴—z¹⁴. Въ каждомъ родѣ, виды, всего болѣе расходящіеся между собою въ признакахъ, будутъ склонны къ произведенію наибо̀льшаго количества видоизмѣненныхъ развѣтвленій; потому что потомство такихъ видовъ всего скорѣе захватитъ новыя, разнородныя мѣста въ органическомъ строѣ природы; поэтому я на таблицѣ избралъ почти крайніе виды (A) и (J), какъ примѣры наибольшаго измѣненія, наибольшаго развѣтвленія на новые виды. Прочіе девять видовъ (обозначенныхъ прописными буквами) нашего первоначальна города могли, въ теченіе долгихъ временъ, производить неизмѣненное потомство, и это выражено на таблицѣ отвѣсными пунктированными линіями, отчасти прерванными по недостатку мѣста.

Во время процесса видоизмѣненія, изображеннаго нашею таблицею, другое указанное нами начало, а именно начало вымиранія, должно было играть немаловажную роль. Такъ-какъ во всякой вполнѣ населенной мѣстности естественный подборъ дѣйствуетъ по необходимости тѣмъ, что избранная форма пользуется въ борьбѣ за существованіе какимъ-либо преимуществомъ надъ прочими формами, то усовершенствованные потомки каждаго отдѣльнаго вида постоянно будутъ стремиться вытѣснять и истреблять своихъ предшественниковъ и своего первичнаго родича. Вспомнимъ, что состязаніе вообще будетъ всего упорнѣе между формами, наиболѣе сродными между собою по образу жизни, складу и строенію. Поэтому, всѣ среднія формы между раннимъ и позднимъ состояніемъ измѣняющагося организма, т. е. между наиболѣе и наименѣе усовершенствованною формою вида, а также и самый видъ-родичь, будутъ склонны къ вымиранію. То-же мы можемъ предположить о цѣлыхъ боковыхъ линіяхъ, которыя будутъ побѣждены и задавлены позднѣйшими, болѣе усовершенствованными развѣтвленіями. Но если видоизмѣненное потомство вида попадетъ въ новую мѣстность, или быстро приспособится къ какой нибудь новой жизненной средѣ, въ которой потомокъ не приходитъ въ состязаніе съ родичемъ, и тотъ и другой могутъ выжить.

Итакъ, если мы предположимъ, что наша таблица представляетъ значительную мѣру измѣненія, видъ (A) и всѣ раннія разновидности окажутся вымершими, и на ихъ мѣстѣ мы найдемъ восемь новыхъ видовъ (a¹⁴—m¹⁴), на мѣстѣ-же (J) шесть новыхъ видовъ (n¹⁴—z¹⁴).

Но мы можемъ пойти далѣе этого. Мы предположили, что первоначальные виды нашего рода сходствовали между собою въ неровной степени, какъ это такъ часто бываетъ въ природѣ; что видъ (A) ближе сроденъ съ видами B, C и D, чѣмъ съ прочими видами; видъ-же (J) ближе къ G, H, K, Z, чѣмъ къ остальнымъ. Мы предположили также, что эти два вида (А) и (J) — очень обыкновенные и распространенные виды, слѣдовательно, что они первоначально имѣли какое-либо преимущество передъ прочими видами своего рода. Ихъ видоизмѣненные потомки, числомъ четырнадцать въ чернадцатитысячномъ поколѣніи, должны были унаслѣдовать нѣкоторыя изъ этихъ преимуществъ. Къ тому-же, они разнообразно видоизмѣнялись и совершенствовались въ теченіе временъ, и черезъ это приспособились ко многимъ близкимъ мѣстамъ въ органическомъ строѣ своей родины. Мнѣ поэтому кажется чрезвычайно вѣроятнымъ, что ими будутъ вытѣснены и истреблены не только ихъ родичи (A) и (J), но также нѣкоторые изъ первичныхъ видовъ, наименѣе близкихъ къ ихъ родичамъ. Поэтому лишь очень немногіе изъ первоначальныхъ видовъ оставятъ потомство до четырнадцати тысячнаго поколѣнія. Мы можемъ предположить, что лишь одинъ (F) изъ двухъ видовъ, наименѣе близкихъ къ прочимъ девяти первичнымъ видамъ, довелъ свое потомство до этого отдаленнаго колѣна.

Итакъ новыхъ видовъ, происшедшихъ, по нашей таблицѣ, отъ одиннадцати первичныхъ видовъ, будетъ числомъ пятнадцать. Въ силу расхожденія признаковъ, сопряженнаго съ естественнымъ подборомъ, крайняя мѣра различія между видами а¹⁴ и m¹⁴ будетъ гораздо гораздо больше той, которая отдѣляетъ другъ отъ друга самые различные отъ первоначальныхъ видовъ. Новые виды, сверхъ того, будутъ состоять между собою въ совершенно иныхъ степеняхъ сродства. Изъ осьми потомковъ вида (A) три, a¹⁴, q¹⁴ r¹⁴ и будутъ близко сродны между собою, потому что недавно разошлись отъ a¹⁰; b¹⁴ f¹⁴ какъ отдѣлившіеся при a⁵, въ періодъ болѣе ранній, будутъ болѣе разниться отъ трехъ первыхъ видовъ; и наконецъ o¹⁴ e¹⁴ и m¹⁴ будутъ очень близки между собою; но такъ какъ они принадлежатъ къ вѣтви, отдѣлившейся въ самомъ началѣ процесса видоизмѣненія, они будутъ разниться очень значительно отъ пяти остальныхъ видовъ, и могутъ составить подъ-родъ или даже отдѣльный родъ.

Шесть потомковъ вида (J) составятъ два подъ-рода или даже рода. Но такъ какъ первоначальный видъ (J) значительно разнился отъ (A), шесть потомковъ отъ (J), въ силу наслѣдственности, сильно будутъ разниться отъ осьми потомковъ вида (A). Обѣ группы, сверхъ того, по нашему предположенію, постоянно расходились по мѣрѣ видоизмѣненія. Къ тому-же (и это соображеніе очень важно) промежуточные виды, связывавшіе первоначальные виды (A) и (J), всѣ, кромѣ (F), вымерли, не оставивъ потомства. Поэтому, шесть новыхъ видовъ, происшедшихъ отъ (J), и восемь, происшедшихъ отъ (A), получатъ характеръ очень различныхъ родовъ, или даже отдѣльныхъ полу-семействъ.

Такимъ способомъ, по моему мнѣнію, отъ двухъ или болѣе видовъ одного рода могутъ произойти потомственно два или болѣе рода. Эти-же два или болѣе вида-родича, по моему предположенію, произошли отъ какаго нибудь одного вида изъ рода болѣе ранняго. Въ нашей таблицѣ это выражено схожденіемъ къ одной точкѣ пунктированныхъ линій, проведенныхъ подъ прописными буквами; эта точка представляетъ одинъ видъ, предполагаемый единственный родичь всѣхъ нашихъ новыхъ подъ-родовъ и родовъ.

Стоитъ остановиться нѣсколько на свойствахъ новаго вида F¹⁴, по нашему предположенію не уклонившагося значительно въ признакахъ отъ формы (F), но сохранившаго почти безъ измѣненій эти первоначальные признаки. Сродство этого вида съ прочими четырнадцатью новыми видами будетъ страннаго и запутанаго свойства. По своему происхожденію отъ формы средней между видами (J) и (A), давно уже не существующими, видъ F¹⁴ будетъ также въ нѣкоторой мѣрѣ формою среднею между группами, происшедшими отъ этихъ двухъ видовъ. Но такъ-какъ эти двѣ группы постоянно расходились по признакамъ отъ типа своихъ родичей, новый видъ (F¹⁴) не будетъ прямо формою среднею между ними, а скорѣе между общими типами этихъ группъ; и всякій натуралистъ, конечно, припомнитъ подобные случаи въ природѣ.

Мы до сихъ поръ предполагали, что каждая горизонтальная полоса нашей таблицы представляетъ тысячу поколѣній; но она точно такъ-же можетъ представлять милліонъ, или сто милліоновъ поколѣній, или разрѣзъ послѣдующихъ слоевъ земной коры съ заключенными въ нихъ остатками вымершихъ организмовъ. Въ нашей главѣ о геологіи намъ придется вернуться къ этому предмету, и мы тогда, какъ мнѣ кажется, увидимъ, что эта таблица проливаетъ нѣкоторый свѣтъ на сродство вымершихъ организмовъ съ нынѣ живущими. Эти вымершіе организмы, хотя они бо̀льшею частію принадлежатъ къ однимъ отрядамъ, семействомъ и видамъ, съ формами еще живущими, однако же часто занимаютъ мѣсто въ нѣкоторой мѣрѣ среднее между современными группами; и это обстоятельство становится понятнымъ, если мы вспомнимъ, что эти вымершія формы жили во времена, когда потомственныя вѣтви еще не представляли теперешняго расхожденія.

Я не вижу причинъ, чтобы ограничить одними родами процессъ видоизмѣненія, изложенной выше. Если мы представимъ себѣ, что количество измѣненія, выраженное на нашей таблицѣ каждою послѣдовательною группою расходящихся пунктированныхъ линій, очень значительно, формы, обозначенныя буквами a¹⁴—p¹⁴, а также b¹⁴ и f¹⁴, и группа o¹⁴—m¹⁴ составятъ три совершенно отдѣльныхъ рода. Мы также будемъ имѣть два отдѣльныхъ рода, происходящихъ отъ (J); а такъ-какъ эти послѣдніе два рода, и вслѣдствіе постояннаго расхожденія признаковъ, и вслѣдствіе происхожденія отъ отдѣльнаго родича, будутъ значительно разниться отъ трехъ родовъ, происшедшихъ отъ (A), то эти двѣ маленькія группы родовъ составятъ два отдѣльныя семейства, или даже отряда, смотря по мѣрѣ расхожденія, которую мы захотимъ выразить нашею таблицею. И эти два новыя семейства, или отряда, будутъ потомками двухъ видовъ первоначальнаго рода; эти-же два вида, по нашему предположенію, произошли отъ одного вида изъ древнѣйшаго, неизвѣстнаго рода.

Мы видѣли, что въ каждой отдѣльной странѣ всего болѣе разновидностей или зачинающихся видовъ представляютъ роды обширные. Этого и слѣдовало ожидать, потому что естественный подборъ дѣйствуетъ въ силу преимуществъ одной формы надъ прочими формами, слѣдовательно долженъ дѣйствовать наиболѣе сильно въ тѣхъ группахъ, которыя уже имѣютъ нѣкоторыя такія преимущества; и обширность какой-либо группы доказываетъ, что ея виды унаслѣдовали отъ общаго предка какое-либо общее преимущество. Поэтому, состязаніе въ произведеніи новыхъ, видоизмѣненныхъ потомковъ главнымъ образомъ будетъ происходить между группами наиболѣе обширными, силящимися каждая расшириться еще болѣе. Одна обширная группа будетъ медленно побѣждать другую обширную группу, уменьшать ея численность, и тѣмъ самымъ уменьшать ея шансы на дальнѣйшее совершенствованіе и видоизмѣненіе. Въ предѣлахъ одной и той-же группы, позднѣйшія и болѣе усовершенствованныя вѣтви, выдѣляясь и захватывая много новыхъ мѣстъ въ природномъ строѣ, постоянно будутъ стремиться къ вытѣсненію и уничтоженію вѣтвей болѣе раннихъ, менѣе усовершенствованныхъ. Группы мелкія и распавшіяся наконецъ станутъ мало но малу вымирать. Обращаясь къ будущему, мы можемъ предсказать, что группы органическихъ существъ, нынѣ обширныя и цвѣтущія, и всего менѣе распавшіяся, то-есть всего менѣе до сихъ поръ подвергавшіяся вымиранію, еще долго будутъ разростаться. Но какія группы окончательно одержатъ верхъ, никто предсказать не можетъ, ибо мы очень хорошо знаемъ, что многія группы, нѣкогда весьма обширныя, теперь вымерли. Заглядывая еще далѣе въ будущее, мы можемъ предсказать, что, благодаря постепенному и долгому возрастанію группъ болѣе обширныхъ, множество группъ болѣе мелкихъ вымрутъ, не оставивъ видоизмѣненнаго потомства, и слѣдовательно, что изъ видовъ, живущихъ въ данный періодъ, лишь очень немногіе доведутъ свое потомство до отдаленной будущности. Я вернусь къ этому предмету въ главѣ о классификаціи; но могу присовокупить тутъ-же, что допустивъ, что лишь немногіе изъ древнихъ видовъ оставили потомство, и что потомство каждаго вида составляетъ классъ, мы можемъ объяснить себѣ, почему въ каждомъ главномъ отдѣлѣ животнаго и растительнаго царствъ мы находимъ лишь немного классовъ. Хотя бы лишь очень немногіе изъ древнихъ видовъ имѣли нынѣ живущихъ, видоизмѣненныхъ потомковъ, тѣмъ не менѣе въ самые отдаленные геологическіе періоды земля могла быть заселена столь-же многими видами изъ столь-же многихъ родовъ, семействъ, отрядовъ и классовъ, какъ и теперь.

Одинъ изъ замѣчательныхъ естествоиспытателей нашего времени возразилъ мнѣ, что продолжительное дѣйствіе естественнаго подбора и расхожденія должно вести къ образованію безконечнаго числа видовыхъ формъ. Принимая въ разсчетъ лишь неорганическія условія, мы можемъ допустить, что скоро образовалось-бы количество видовъ, приспособленное ко всѣмъ значительнымъ различіямъ въ теплотѣ, влагѣ и т. д.; но я вполнѣ убѣжденъ, что важнѣйшее жизненное условіе заключается во взаимныхъ соотношеніяхъ между организмами, и что эти органическій условія осложняются по мѣрѣ умноженія жителей данной страны. Слѣдовательно, на первый взглядъ можетъ казаться, что нѣтъ предѣловъ полезной мѣрѣ разнообразія въ строеніи, слѣдовательно и количеству видовъ, которые могли-бы образоваться. Мы не имѣемъ права принять, чтобы даже самыя богатыя видами мѣстности были окончательно обселены видовыми формами. Даже на мысѣ Доброй Надежды, представляющемъ такое изумительное количество видовъ, пріурочились нѣкоторыя европейскія растенія. Но геологія свидѣтельствуетъ о томъ, что, по крайней мѣрѣ въ теченіе всего огромнаго третьичнаго періода, количество видовъ раковинъ, а вѣроятно и млекопитающихъ, не увеличилось. Что-же, можно спросить, полагаетъ предѣлъ безконечному умноженію количества видовъ? Во-первыхъ, количество жизни (не количество видовыхъ формъ), поддерживаемое данною мѣстностію, должно имѣть предѣлы, ибо оно зависитъ отъ ея физическихъ условій; поэтому тамъ гдѣ живетъ вмѣстѣ много видовъ, всѣ они, или бо̀льшая ихъ часть, должны состоять изъ весьма немногихъ особей; а всякій малочисленной видъ сильно подверженъ истребленію вслѣдствіе колебаній въ климатическихъ условіяхъ и въ числѣ его враговъ. Процессъ истребленія въ этомъ случаѣ былъ бы очень быстрый, между тѣмъ какъ процессъ образованія новыхъ видовъ всегда медленъ. Представимъ себѣ крайній случай: еслибы въ Англіи было столько видовъ, сколько теперь въ ней особей, первая жестокая зима или сухое лѣто истребило-бы милліоны видовъ; и особи другихъ видовъ заняли-бы ихъ мѣсто. Во-вторыхъ, я подозрѣваю, что когда какой-либо видъ становится очень рѣдкимъ, скрещенія въ близкихъ колѣнахъ содѣйствуютъ его истребленію; по крайней мѣрѣ нѣкоторые писатели полагаютъ, что это обстоятельство содѣйствовало рѣдѣнію зубра въ Литвѣ, оленя въ Шотландіи, медвѣдя въ Норвегіи, и т. д. Въ-третьихъ, относительно животныхъ, нѣкоторые виды прямо приспособлены къ тому, чтобы питаться какимъ-либо другимъ существомъ; но если это другое существо очень рѣдко, такое приспособленіе не принесло-бы виду никакой пользы; слѣдовательно, приспособленные такимъ образомъ виды не могли-бы возникнуть черезъ естественный подборъ. Въ-четвертыхъ, когда какой-либо видъ рѣдѣетъ, процессъ видоизмѣненія долженъ становиться медленнѣе, потому что шансы возникновенія выгодныхъ уклоненій уменьшаются. Поэтому, если мы представимъ себѣ область, населенную очень многими видами, большинство ихъ будетъ бѣдно особями, и слѣдовательно процессъ видоизмѣненія и возникновенія новыхъ формъ будетъ замедленъ. Въ-пятыхъ, и это, какъ мнѣ кажется, едва-ли не обстоятельство самое важное, преобладающій видъ, уже побѣдившій многихъ соискателей въ первоначальной своей родинѣ, будетъ стремиться къ распространенію, причемъ вытѣснитъ еще многія формы. Альфонсъ Декандоль доказалъ, что виды распространенные обыкновенно распространены очень значительно; поэтому они будутъ стремиться къ истребленію многихъ видовъ во многихъ областяхъ, и черезъ это сдерживать безпорядочное размноженіе видовыхъ формъ на землѣ. Гукеръ давно показалъ, что на юго-восточномъ концѣ Австраліи, гдѣ, повидимому, поселилось много пришлецовъ изо всѣхъ краевъ свѣта, мѣстные австралійскіе виды, повидимому, стали гораздо малочисленнѣе. Я не берусь опредѣлить, сколько силы слѣдуетъ приписать каждой изъ этихъ причинъ; но полагаю, что ихъ совокупность должна въ каждой отдѣльной странѣ умѣрять стремленіе къ неопредѣленному умноженію видовыхъ формъ.

Естественный подборъ, какъ мы видѣли, дѣйствуетъ исключительно черезъ сохраненіе и накопленіе уклоненій, выгодныхъ при органическихъ и неорганическихъ условіяхъ жизни, которымъ каждое существо подвергается. Окончательный результатъ будетъ заключаться въ томъ, что всякое существо будетъ стремиться къ постепенному усовершенствованію относительно своихъ жизненныхъ условій. Это усовершенствованіе, я полагаю, неминуемо поведетъ къ постепенному прогрессу въ организаціи бо̀льшей части живыхъ существъ на землѣ. Но тутъ мы касаемся очень запутаннаго предмета, потому что естествоиспытатели еще не вполнѣ согласны относительно того, что слѣдуетъ разумѣть подъ прогрессомъ въ организаціи. Относительно позвоночныхъ, степень умственнаго развитія и близость по строенію къ человѣку, очевидно, должны быть приняты въ разсчетъ. Можно было-бы подумать, что количество измѣненія, которому подвергаются разныя части и органы отъ состоянія зародышнаго до зрѣлаго возраста, могло-бы служить достаточнымъ мѣриломъ; но есть случаи (какъ у нѣкоторыхъ чужеядныхъ раковъ), въ которыхъ извѣстныя части строенія становятся менѣе совершенными, даже уродливыми, такъ-что зрѣлое животное нельзя считать болѣе высокимъ, чѣмъ его личинку. Мѣрило, предложенное фонъ-Бэромъ, повидимому, самое приложимое и самое лучшее, а именно — степень обособленія отдѣльныхъ органовъ (въ зрѣломъ возрастѣ, хотѣлъ бы я прибавить) и ихъ приспособленіе къ отдѣльнымъ отправленіямъ, или, какъ выразился бы Мильнъ-Едвардсъ, степень раздѣленія физіологическаго труда. Но мы увидимъ, какъ теменъ и этотъ предметъ, если обратимся, напримѣръ, къ рыбамъ, изъ которыхъ нѣкоторые натуралисты считаютъ высшими тѣхъ, которыя, какъ акулы, всего ближе подходятъ къ пресмыкающимся, между-тѣмъ какъ другіе естествоиспытатели ставятъ всѣхъ выше обыкновенныхъ костистыхъ рыбъ (teleostei), потому что въ нихъ рѣзче выразился типъ рыбы, что онѣ разнятся всего значительнѣе отъ прочихъ позвоночныхъ. Еще разительнѣе обнаруживается темнота предмета, если мы обратимся къ растеніямъ, относительно которыхъ мы лишены мѣрила умственнаго развитія; тутъ нѣкоторые ботаники ставятъ всѣхъ выше тѣ растенія, у которыхъ каждый органъ (листики чашечки, лепестки, тычинки и пестики) вполнѣ развитъ въ каждомъ цвѣткѣ; между тѣмъ какъ другіе ботаники, быть можетъ основательнѣе, ставятъ на первое мѣсто тѣ растенія, въ которыхъ органы видоизмѣнены всего глубже и нѣсколько уменьшены въ количествѣ.

Если мы сочтемъ обособленіе и спеціальное приспособленіе отдѣльныхъ органовъ взрослаго живаго существа (сюда относится и приспособленіе мозга въ умственной дѣятельности) за лучшее мѣрило высоты организаціи, естественный подборъ, очевидно, долженъ вести къ ея повышенію; ибо всѣ физіологи согласны въ томъ, что спеціализація органовъ, обусловливая лучшее ихъ отправленіе, выгодна для организма, и поэтому накопленіе уклоненій, ведущихъ къ такой спеціализаціи, входитъ въ кругъ дѣйствія естественнаго подбора. Съ другой стороны, вспомнивъ, что всѣ организмы стремятся размножиться въ сильной пропорціи и захватить всякое слабо-занятое мѣсто въ природномъ строѣ, мы можемъ представить себѣ, что естественный подборъ можетъ постепенно приспособить организмъ къ положенію, въ которомъ извѣстные органы были-бы лишними и безполезными, и въ такихъ случаяхъ произошло бы пониженіе въ органической лѣстницѣ. Повысилась-ли въ цѣломъ организація живыхъ существъ съ древнѣйшихъ геологическихъ эпохъ до настоящаго времени, удобнѣе будетъ разобрать въ нашей главѣ о геологіи.

Но, можно возразить на это, если всѣ организмы стремятся такимъ образомъ къ повышенію въ систематической лѣстницѣ, какъ объяснить, что до сихъ поръ на землѣ существуетъ множество формъ низшихъ, и почему, во всякомъ обширномъ классѣ, нѣкоторыя формы развиты несравненно выше прочихъ? Почему формы выше развитыя не вытѣснили и не истребили повсюду формъ низшихъ? Ламаркъ, вѣрившій во врожденное, неудержимое стремленіе всѣхъ организмовъ къ совершенству, повидимому, такъ сильно былъ пораженъ этимъ затрудненіемъ, что былъ склоненъ предполагать, что новыя, простыя формы постоянно возникаютъ черезъ самовольное зарожденіе. Едва ли нужно напомнить читателю, что въ настоящее время научныя данныя не позволяютъ намъ болѣе вѣрить въ зарожденіе живыхъ существъ изъ вещества неогранизованнаго. По моей теоріи, современное существованіе низшихъ организмовъ объясняется легко; ибо естественный подборъ не влечетъ за собою общаго и необходимаго закона прогресса и развитія; онъ только пользуется уклоненіями, возникающими и полезными данному организму при сложности его жизненныхъ соотношеній. Какую выгоду, можемъ мы спросить, доставила бы инфузоріи, глисту или даже земляному червю высшая организація? Если выгоды нѣтъ, эти формы могутъ оставаться неусовершенствованными или лишь мало-усовершенствованными естественнымъ подборомъ и пребывать неопредѣленное время въ теперешнемъ своемъ малосложномъ состояніи. А геологія свидѣтельствуетъ о томъ, что нѣкоторыя изъ низшихъ формъ, каковы инфузоріи и корненожки, оставались впродолженіе громадныхъ періодовъ времени приблизительно въ томъ-же состояніи, какъ и теперь. Но предположить, чтобы бо̀льшая часть нынѣ существующихъ низшихъ формъ нисколько не усовершенствовалась со времени своего появленія на землѣ, было-бы неосторожно, ибо всякій натуралистъ, занимавшійся анатоміею этихъ низшихъ существъ, конечно, часто былъ пораженъ дивною тонкостью ихъ организаціи.

Почти къ тѣмъ же замѣчаніямъ даетъ поводъ значительное различіе въ высотѣ организаціи, представляемое намъ каждымъ отдѣльнымъ классомъ, за исключеніемъ птицъ; напримѣръ, существованіе млекопитающихъ и рыбъ между позвоночными, или между рыбами акулы и амфіокса, — рыбы, по чрезвычайной простотѣ своего строенія, подходящей къ классамъ безпозвоночныхъ. Но млекопитающія и рыбы лишь рѣдко приходятъ въ состязаніе одни съ другими; возвышеніе нѣкоторыхъ млекопитающихъ или даже всего класса до любаго совершенства въ организаціи не дало бы имъ возможности вытѣснить и истребить рыбъ. Физіологи полагаютъ, что мозгъ долженъ быть пропитанъ теплою кровію, чтобы сдѣлаться способнымъ къ значительной дѣятельности, а для этого требуется дыханіе воздухомъ; такъ-что теплокровныя млекопитающія, живущія въ водѣ, въ этомъ отношеніи поставлены невыгоднѣе рыбъ. Въ этомъ послѣднемъ классѣ, члены семейства акулъ едва-ли стремятся вытѣснить амфіокса; борьба за существованіе ведется послѣднимъ, по всей вѣроятности, съ членами безпозвоночныхъ классовъ. Три низшіе отряда млекопитающихъ, а именно двуутробки, беззубые и грызуны, существуютъ въ Южной Америкѣ рядомъ съ многочисленными обезьянами. Хотя-бы организація, въ цѣломъ, и совершенствовалась на землѣ, но земля до сихъ поръ еще представляетъ всю лѣстницу этого совершенствованія; ибо высокое развитіе нѣкоторыхъ отдѣльныхъ классовъ, или нѣкоторыхъ членовъ этихъ классовъ, не ведетъ по необходимости къ уничтоженію тѣхъ группъ, съ которыми они не приходятъ въ состязаніе. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, какъ мы увидимъ впослѣдствіи, низко-организованныя формы, повидимому, сохранились до настоящаго времени, потому что жили въ особыхъ или замкнутыхъ мѣстностяхъ, гдѣ онѣ подвергались менѣе энергическому соисканію и гдѣ онѣ не подвинулись въ строеніи по причинѣ малочисленности ихъ особей, обстоятельства, какъ мы видѣли, уменьшающаго шансы возникновенія выгодныхъ уклоненій. Итакъ, я полагаю, что низко-организованныя формы теперь многочисленны на землѣ, и почти во всякомъ классѣ по разнымъ причинамъ. Въ нѣкоторыхъ случаяхъ, выгодныя уклоненія, которыя могли бы быть исходною точкою для накопляющаго дѣйствія естественнаго подбора, вовсе не возникали. Ни въ одномъ случаѣ, быть можетъ, еще не хватило времени на развитіе до крайнихъ возможныхъ предѣловъ. Въ нѣкоторыхъ немногихъ случаяхъ могло произойти то, что̀ мы можемъ назвать регрессомъ въ организаціи. Но главная причина заключается въ томъ обстоятельствѣ, что при очень простыхъ условіяхъ жизни высокая организація была-бы безполезна; быть можетъ, была бы даже положительно вредна, какъ болѣе нѣжная, болѣе подверженная разстройству и поврежденію.

Можно было-бы намъ сдѣлать возраженіе, совершенно противуположное тому, которое мы тотчасъ разобрали; а именно, можно было бы спросить, обращаясь къ началу жизни на землѣ, когда всѣ живыя существа, можно полагать, имѣли строеніе очень простое, какимъ образомъ могли возникнуть первыя степени прогресса или обособленія и спеціализація органовъ? Я не могу дать удовлетворительнаго отвѣта на этотъ вопросъ; могу только сказать, что намъ тутъ недостаетъ руководящихъ фактовъ и что, слѣдовательно, всякія гипотезы на этотъ счетъ были-бы безполезны.

Общіе выводы. — Если въ теченіе долгихъ временъ и при измѣняющихся условіяхъ жизни живыя существа измѣняются сколько нибудь въ отдѣльныхъ частяхъ своей организаціи, — а этого, кажется, оспаривать невозможно; если, въ силу геометрической прогрессіи размноженія, происходитъ въ извѣстные возрасты, года или времена года упорная борьба за существованіе, — а отвергать этого невозможно; если мы примемъ въ соображеніе безконечную сложность соотношеній организмовъ между собою и съ жизненными условіями и пользу, проистекающую для нихъ, вслѣдствіе этой сложности, изъ безконечнаго разнообразія въ строеніи, складѣ и образѣ жизни, — то, полагаю, было-бы чрезвычайно странно, еслибы никогда не возникло ни одно измѣненіе, полезное для благосостоянія самого организма, точно такъ-же, какъ постоянно возникаютъ уклоненія, полезныя человѣку. Но если возникаютъ уклоненія, полезныя какому либо организму, особи, представляющія такое уклоненіе, конечно, будутъ имѣть наиболѣе шансовъ на сохраненіе въ борьбѣ за существованіе, и, по закону наслѣдственности, онѣ будутъ склонны къ передачѣ этихъ уклоненій своему потомству. Этотъ законъ сохраненія я назвалъ, для краткости, естественнымъ подборомъ. Естественный подборъ, въ силу закона, по которому свойство наслѣдуется въ соотвѣтствующіе возрасты, можетъ видоизмѣнить яйцо, сѣмя или зародышъ, точно такъ-же какъ и взрослый организмъ. У многихъ животныхъ половой подборъ будетъ содѣйствовать обыкновенному подбору, упрочивая за самыми сильными и наилучше приспособленными самцами наибольшее количество потомковъ. Половой подборъ точно такъ-же разовьетъ признаки, полезные однимъ самцамъ въ ихъ борьбѣ съ другими самцами.

Дѣйствительно-ли естественный подборъ произвелъ такіе результаты, видоизмѣняя разнообразныя жизненныя формы и приспособляя каждую къ ея жизненнымъ условіямъ, къ ея мѣсту въ природномъ строѣ, объ этомъ слѣдуетъ судить по общему вѣсу и свойству доводовъ, сообщенныхъ въ слѣдующихъ главахъ. Но мы уже видѣли, какъ естественный подборъ влечетъ за собою вымираніе; а какую обширную роль вымираніе играетъ въ исторіи земнаго шара, о томъ ясно свидѣтельствуетъ геологія. Естественный подборъ ведетъ также къ расхожденію признаковъ; ибо въ данной области можетъ существовать тѣмъ болѣе живыхъ существъ, чѣмъ болѣе они расходятся въ строеніи, образѣ жизни и складѣ, чему представляютъ намъ доказательства жители каждаго мелкаго клочка земли и пріурочивающіеся пришлецы. Поэтому, во время видоизмѣненій потомства какого-либо вида и постояннаго состязанія всѣхъ видовъ въ умноженіи своей численности, чѣмъ болѣе разнообразятся потомки, тѣмъ болѣе пріобрѣтаютъ они шансовъ на успѣхъ въ жизненной борьбѣ. Такимъ образомъ мелкія отличія, отдѣляющія разновидности одного и того же вида, постепенно будутъ стремиться къ возрастанію, пока они не сравняются съ болѣе значительными различіями, существующими между видами одного рода, или даже между отдѣльными родами.

Мы видѣли, что всего измѣнчивѣе виды обыкновенные, сильно распространенные, далеко разбросанные, и они-же будутъ стремиться передать своему видоизмѣненному потомству тѣ преимущества, которыя упрочиваютъ за ними господство въ обитаемыхъ ими странахъ. Естественный подборъ, какъ мы сейчасъ замѣтили, ведетъ къ расхожденію признаковъ и къ вымиранію многихъ изъ менѣе совершенныхъ и среднихъ жизненныхъ формъ. На этихъ основаніяхъ, полагаю я, можно объяснить разностепенность безчисленныхъ организмовъ каждаго класса, населяющихъ землю, и сложное разнообразіе ихъ взаимнаго сродства. По истинѣ, чуденъ тотъ общій фактъ, — фактъ, къ которому, вслѣдствіе привычки, мы относимся равнодушно, а именно — распредѣленіе всѣхъ животныхъ и растеній всѣхъ временъ и мѣстностей группами, подчиненными одна другой, причемъ разновидности одного вида близко схожи между собою, виды одного рода схожи менѣе и сродны въ разныхъ степеняхъ, образуя подъ-роды или отдѣлы, виды разныхъ родовъ схожи еще менѣе, а роды, въ свою очередь, сродны въ разныхъ степеняхъ, и образуютъ подъ-семейства, семейства, отряды, подъ-классы и классы. Отдѣльныя подчиненныя группы, составляющія классъ, не могутъ быть расположены въ простой рядъ, но скорѣе какъ-бы скучиваются около извѣстныхъ точекъ, эти точки около другихъ, и такъ далѣе, безконечными кругами. При предположеніи, что каждый видъ былъ созданъ независимо отъ другаго, я не вижу возможности объяснить этотъ основной фактъ въ классификаціи всѣхъ живыхъ существъ; но, по крайнему моему разумѣнію, онъ объясняется наслѣдственностію и сложнымъ дѣйствіемъ естественнаго подбора, влекущаго за собою вымираніе и расхожденіе признаковъ, какъ постарался я выразить на моей таблицѣ.

Взаимное сродство всѣхъ организмовъ одного класса часто сравнивали съ большимъ деревомъ. Я думаю, что въ этомъ сравненіи заключается немалая доля истины. Зеленыя вѣтви съ ихъ почками можно сравнить съ нынѣ существующими видами; вѣтви-же, произведенныя въ прежніе года, съ длиннымъ рядомъ видовъ вымершихъ. Въ каждой періодъ роста всѣ юные отпрыски пытались вѣтвиться во всѣ стороны и перерости и заглушить окружающіе отпрыски и вѣтви, точно такъ-же, какъ виды и группы видовъ пытались пересилить другіе виды въ великой жизненной борьбѣ. Сучья, раздѣленные на большія вѣтви, расчленяющіяся на мелкія и мельчайшія вѣточки, сами нѣкогда, когда дерево было молодо, были мелкими отпрысками съ почками; и эта связь прежнихъ и современныхъ почекъ черезъ вѣтвящіеся сучья соотвѣтствуетъ классификаціи всѣхъ живыхъ и вымершихъ видовъ, группами, подчиненными одна другой. Изъ многихъ отпрысковъ, покрывавшихъ дерево, когда оно было лишь кустомъ, всего два или три, разросшіеся въ большіе сучья, живы до сихъ поръ и несутъ на себѣ всѣ прочія вѣтви; такъ и изъ видовъ, жившихъ въ давно прошедшіе геологическіе періоды, весьма немногіе имѣютъ еще живыхъ, видоизмѣненныхъ потомковъ. Во время роста дерева, многіе сучья и вѣтви отмерли и отпали; и эти погибшія вѣтви разныхъ размѣровъ могутъ представлять цѣлые отряды, семейства и роды, не имѣющіе нынѣ живыхъ представителей и извѣстные намъ лишь по ископаемымъ остаткамъ. Точно такъ же, какъ мы тамъ-и-сямъ видимъ тонкій слабый сучекъ, выходящій изъ вилки, образуемой двумя могучими суками, и случайно выжившій и дотянувшійся до вершины дерева, такъ мы иногда видимъ животное, каковъ орниторинхъ и лепидосиренъ, до нѣкоторой степени связывающее своимъ сродствомъ два обширныя развѣтвленія животнаго царства и, повидимому, спасенное отъ гибели защищеннымъ мѣстомъ жительства. Какъ почки, разросшись въ вѣтви, производятъ новыя почки, а эти, если онѣ сильны, вѣтвятся и заглушаютъ многія болѣе слабыя вѣтви, такъ, полагаю я, было и съ великимъ деревомъ жизни, наполняющимъ своими мертвыми, изломанными сучьями земную кору и покрывающимъ ея поверхность своими пышными, вѣчно разростающимися вѣтвями.

---