Сходка тѣмъ временемъ продолжалась. Одинъ из пиратовъ вернулся въ домъ и съ тѣмъ же почтительно-ироническимъ поклономъ попросилъ позволенія взять на минуту факелъ. Сильверъ позволилъ, коммисаръ удалился и мы остались въ темнотѣ.
— Развязка приближается, Джимъ, — сказалъ мнѣ Сильверъ съ дружеской фамильярностью.
Я полюбопытствовалъ взглянуть изъ ближайшей амбразуры. Отъ костра остались одни уголья и я понялъ, почему вдругъ пиратамъ понадобился факелъ. Они сидѣли кучкой на середина склона. Одинъ держалъ головню, а другой что то дѣлалъ, присѣвъ на корточки. Я замѣтилъ, какъ въ рукѣ у него сверкнуло лезвіе ножа. Прочіе съ любопытствомъ слѣдили за его дѣйствіями. Приглядѣвшись попристальнѣе, я увидалъ, что кромѣ ножа у него въ рукахъ еще и книга, и удивился, откуда она взялась и зачѣмъ понадобилась. Но вотъ сидѣвшій на корточкахъ всталъ и толпа вернулась къ дому.
— Идутъ назадъ, — сказалъ я Сильверу.
Я отошелъ отъ амбразуры, не желая, чтобы они замѣтили мое подглядываніе. Попасться въ этомъ я считалъ ниже своего достоинства.
— Ну, что же, милости просимъ! — невозмутимо отвѣтилъ мнѣ Сильверъ. — Не стану же я ихъ бояться.
Пираты появились у порога, толпясь какъ бараны и подталкивая впередъ того матроса, котораго я видѣлъ съ книгой въ рукахъ. Довольно комично вышло, когда онъ, неуклюже выдвинувшись изъ кучки, нерѣшительно переминался съ ноги на ногу, сжимая что-то въ правомъ кулакѣ.
— Подходи же, пріятель, сказалъ ему Сильверъ. — Чего ты боишься? Вѣдь я тебя не съѣмъ. Я человѣкъ деликатный. Притомъ же ты депутатъ, лицо священное въ нѣкоторомъ родѣ.
Пиратъ ободрился и подошелъ. Сунувъ что-то Сильверу в руку, онъ поспѣшнѣйшимъ образомъ отретировался къ товарищамъ.
Сильверъ посмотрѣлъ на то, что ему подали.
— Черная марка! — вскричалъ онъ. — Я такъ и думалъ. — Откуда это вы ее выкопали, интересно знать?.. А, понимаю. Из библіи вырезали!.. И не грѣхъ вамъ? За это Богъ накажетъ. Который это идіотъ изорвалъ библію?
— Говорилъ вѣдь я имъ! — вскричалъ Морганъ. — Развѣ можно было такъ Бога гнѣвить!.. Онъ накажетъ, непремѣнно накажетъ.
— Да, ребятушки, надѣлали вы дѣла! — продолжалъ Сильверъ. — Грѣхъ какой!.. Ну, ужь теперь быть вамъ повѣшенными, не отвертитесь. Какой же это болванъ сдѣлалъ-то?
— Это все Дикъ, — сказалъ кто-то.
— Дикъ? Ну, теперь онъ пиши свое завѣщаніе. Бѣдный! ему не сдобровать.
Тутъ выступилъ человѣкъ, ушедшій на сходку первымъ, и сказалъ:
— Довольно балагурить, Джонъ Сильверъ. Экипажъ послалъ вамъ черную марку, какъ положено по уставу. Уставъ обязателенъ и для васъ. Вы должны ему подчиниться.
— Въ самомъ дѣлѣ?.. Спасибо, что надоумилъ. Вы, ребята, молодцы: уставъ знаете твердо. Ну-съ, такъ что же тутъ такое написано? Низложенъ! Такъ. И какъ красиво написано, чортъ побери. Точно отпечатано. Кто это изъ васъ писалъ, друзья мои? Ты что ли, Джорджъ?.. Ужь не въ капитаны ли ты пробираешься? Хорошимъ будешь капитаномъ, отличнымъ. А покуда дай-ка мнѣ головню. Моя трубка что-то плохо курится.
— Безъ шутокъ, Джонъ Сильверъ, — сказалъ Джорджъ. — Мы знаемъ, что вы шутникъ, но дѣло не въ томъ. Вашъ чередъ прошелъ. Сходите-ка съ бочки и давайте выбирать новаго капитана.
— А я было думалъ, что вы и вправду знаете уставъ, — презрительно возразилъ Сильверъ. — Нѣтъ, видно васъ нужно еще поучить. Знайте же, что я все еще вашъ капитанъ, слышите? и буду имъ до тѣхъ поръ, покуда вы не заявите мнѣ своихъ претензій, а я на нихъ не отвѣчу. Покуда этого не будетъ, ваша черная марка все равно что ничего. Потомъ мы увидимъ.
— О, не бойтесь, мы знаемъ, чего хотимъ, — отвѣчалъ Джорджъ. — Во-первыхъ вы испортили наше дѣло. Попробуйте насъ увѣрить въ противномъ. Во-вторыхъ вы выпустили изъ блокгауза враговъ, которые были нами сжаты въ кулакъ. Не знаю, зачѣмъ они пожелали уйти, но вполнѣ понимаю, что имъ это было нужно. Послѣ этого вы не дали намъ напасть на нихъ, когда они уходили. О, ваша игра вполнѣ понятна; вы служите и нашимъ, и вашимъ, надѣясь обезпечить себѣ лазейку на случай окончательной бѣды. Но этого мы не допустимъ, нѣтъ… Наконецъ послѣднее наше неудовольствіе — этотъ мальчишка.
— И все? — холодно спросилъ Сильверъ.
— Кажется довольно и этого? — разсердился Джорджъ. — Мы всѣ скоро угодимъ на висѣлицу, благодаря вашей глупости.
— Ну, ладно. Я сейчасъ отвѣчу вамъ на всѣ ваши обвиненія. Я испортилъ все дѣло, вы говорите. Я ли, послушайте? Вы помните, какой былъ у меня планъ, и сами, я думаю, видите теперь, что еслибы онъ былъ исполненъ, то мы сидѣли бы теперь на Испаньолѣ съ кучей денег и со всякой провизіей. Кто меня не послушался? Кто заставилъ меня отказаться отъ этого плана, меня, выборнаго капитана? Кто въ самый рѣшительный день, когда мы съѣхали на островъ, сунулъ мнѣ въ руки черную марку? Кто отказался ждать болѣе благоприятной минуты? И вотъ теперь насъ дѣйствительно ждетъ очень печальная участь. Висѣлицы намъ не миновать, а чья вина? Вина Андерсена, Гандса и твоя, Джорджъ Мерри. Ты остался послѣдній изъ этой глупой троицы, тѣхъ двухъ уже нѣтъ на свѣтѣ. Они поплатились, но ты, ты послѣ этого еще смѣешь лѣзть въ капитаны! Да это чортъ знаетъ что такое!
Сильверъ умолкъ и по лицамъ Джорджа и его товарищей я замѣтилъ, что рѣчь произвела впечатлѣніе.
— Такъ вотъ ваше первое обвиненіе, — продолжалъ обвиняемый, вытирая вывернутою рукою потный лобъ. Онъ говорилъ съ такою силой, что въ домѣ дрожали стѣны. — Эхъ, да что! Просто и вспоминать-то тошно!.. Память у васъ короткая, разумъ тоже; вы не можете ничего сообразить, ничему научиться. Какіе вы матросы? Какіе вы рыцари фортуны? Вамъ бы съ аршиномъ за прилавкомъ стоять, а не то что…
— Продолжай, Джонъ, — сказалъ Морганъ. — Переходи к другимъ обвиненіямъ.
— К другим!… А вы думаете, что въ нихъ больше резона? Держите карман!… Дѣло испорчено по вашему? Истинная правда; и какъ еще испорчено-то! Я просто стыну при мысли о томъ, что вамъ угрожает… И до такихъ бѣдъ мы дошли, благодаря этому краснобаю, благодаря Гандсу съ Андерсеномъ и вообще по милости идіотовъ, совавшихъ свой носъ туда, куда не слѣдовало… Теперь кстати про послѣднее обвиненіе. Вы сердитесь, что я не даю вамъ убить мальчика. Да развѣ онъ не заложникъ? И развѣ заложникъ лишняя вещь въ нашемъ скверномъ положеніи? Напротивъ, это единственная наша надежда на спасеніе. Убить мальчика? Что вы, помилуйте… Еще что? Да, зачѣмъ я васъ тогда остановилъ… Ну, что же худаго изъ этого вышло? Развѣ не ходитъ къ намъ сюда каждый день докторъ и не лѣчитъ васъ всѣми средствами? У Билля ранена голова, Джорджа трясетъ лихорадка и онъ желтъ какъ лимонъ. Мѣшаетъ развѣ докторъ?… Или вы забыли еще, что к острову идетъ другой корабль? А когда он придетъ, развѣ не лучше для насъ, если мы сохранимъ заложника? Ослы! Поймите же, что вѣдь мы тогда переговоры можемъ вести, диктовать условія!… Теперь обвиненіе второе, которым я и закончу. Зачѣмъ я вступилъ въ сдѣлку и выпустилъ враговъ изъ блокгауза? Я такъ думаю, что вы и сами знаете зачѣмъ. Развѣ не сами вы просили меня это сдѣлать и еще въ ногахъ у меня валялись… да, валялись, ноги мнѣ цѣловали, потому что совершенно упали духомъ. Припомните: дня черезъ три вамъ грозила голодная смерть. Но все это ничего въ сравненіи… Такъ ужь сказать вамъ, для чего я это сдѣлалъ? Ладно, такъ и быть. Вотъ для чего, на-те, возьмите!…
Съ этими словами онъ кинулъ на полъ бумагу, которую я сейчасъ же узналъ. То была карта, которую я нашелъ въ сундукѣ Билля Бунса. Только я никакъ не могъ понять, для чего докторъ выпустилъ ее изъ рукъ.
Мятежники кинулись на нее, точно кошка на мышь. Я видѣлъ, какъ она переходила изъ рукъ въ руки. Каждый вырывалъ ее изъ рукъ другаго, всѣ смѣялись отъ радости, кричали, прыгали какъ дѣти.
— Да, — сказалъ одинъ, — это Флинтъ чертилъ. Вотъ и его подпись: Дж. Ф. и росчеркъ завитушкой. Онъ такъ всегда подписывался.
— Все это хорошо, — сказалъ Джорджъ, — но какъ же мы уѣдемъ одсюда? На чемъ мы увеземъ нашъ кладъ? Вѣдь корабля у насъ нѣтъ.
Сильверъ подскочилъ къ нему и оперся около него рукою о стѣну.
— Смотри у меня, Джорджъ! — крикнулъ онъ. — Еще слово, и я тебѣ покажу!.. Что намъ дѣлать? Это я долженъ у тебя спрашивать, оселъ ты этакій, потому что и въ этомъ опять твоя вина. О чемъ же ты раньше-то думалъ? Зачѣмъ прозѣвалъ шкуну, путаясь въ мои дѣла?.. Конечно, ты ничего путнаго не придумаешь, такъ по крайней мѣрѣ умѣй говорить вѣжливо.
— Это вѣрно, — сказалъ старый Морганъ.
— Еще бы не вѣрно! — возразилъ Сильверъ. — Я нашелъ кладъ, а вы потеряли шкуну. Кто же изъ насъ умнѣе? Ну, да чортъ съ вами со всѣми. Будетъ. Надоѣло. Я выхожу въ отставку. Выбирайте въ капитаны кого хотите. Я умываю руки.
— Сильвера! — закричали бандиты. — Сильвера въ капитаны!… — Сильвера хотимъ!.. Ура, Сильверъ!
— Что? Теперь другое запѣли? — возразилъ поваръ. — Ну, бѣдный Джорджъ, твоя очередь придетъ потомъ. Счастье твое, что я на тебя не сержусь. Я не мстителенъ. Стало быть черная марка ни при чемъ, товарищи? Ни при чемъ? Дикъ испортилъ свою библію и погубилъ свою душу, — вотъ и весь результатъ.
— Я думаю, книга все-таки годится, если нужно будетъ принести на ней присягу, — спросилъ Дикъ, видимо обезпокоенный своимъ поступкомъ.
— Изорванная-то библія? — отвѣчалъ Сильверъ. — Ну, не думаю. Она теперь стоитъ не больше стараго пѣсенника. Хочешь, Джимъ, я тебѣ подарю? — обратился онъ ко мнѣ, подавая черную марку.
То былъ бумажный кружокъ, величиною въ серебряную крону, вырезанный изъ послѣдняго листа книги. Одна сторона была грубо испачкана углемъ, сквозь который виднѣлись еще напечатанныя слова. Другая сторона оставалась чистою и на ней прописными буквами было нацарапано: низложинъ (такъ и было написано съ и). У меня до сихъ поръ сохраняется эта курьезная марка, только надпись совершенно изгладилась и видны лишь царапины, как будто сдѣланныя ногтемъ.
Такъ кончилось это дѣло. Каждый выпилъ по стакану водки и мы разлеглись спать. Вся отместка Сильвера Джорджу Мерри ограничилась тѣмъ, что поваръ поставилъ возмутителя на всю ночь на часы, пообѣщавъ ему пулю въ голову, если тотъ будетъ плохо караулить.
Долго я не могъ сомкнуть глазъ. Мнѣ то мерещился убитый мною человѣкъ, то представлялось во всемъ ужасѣ мое опасное положеніе, то вспоминалось намѣреніе Сильвера во что бы то ни стало меня отстоять. И, несмотря на всю его развращенность, мнѣ дѣлалось его безконечно жаль, когда я вспоминалъ, какая постыдная смерть его ожидаетъ.
Утромъ насъ всѣхъ разбудилъ чей то звонкій и мужественный голосъ:
— Эй, вы, блокгаузцы! Докторъ пришелъ! Вотъ докторъ!
То былъ дѣйствительно онъ. Узнавъ его голосъ, я обрадовался, но вмѣстѣ съ тѣмъ у меня сжалось сердце. Я со стыдомъ припомнилъ свое непослушное поведеніе и мнѣ сдѣлалось совѣстно глядѣть доктору в глаза.
Онъ должно быть всталъ очень рано, потому что солнце еще не всходило. Подбѣжавъ къ бойницѣ, я увидалъ его идущимъ по утренней росѣ подъ дымкою голубовато-сѣрыхъ паров.
— Это вы, докторъ? Добраго утра, сэръ, — крикнулъ ему Сильверъ, поднимаясь съ ложа въ самомъ радужномъ настроеніи духа. — Вы всегда встаете раньше всѣхъ, ужь я васъ знаю. Это хорошо. Недаромъ пословица есть: кто рано всталъ да палку взялъ, тотъ и капралъ. Джорджъ, помоги господину доктору взобраться на холмъ. Ваши паціенты, докторъ, чувствуютъ себя лучше. Они свѣжи какъ розы.
Такъ пустословилъ онъ, стоя въ дверяхъ съ костылемъ подъ мышкой. Это былъ опять веселый, беззаботный Сильверъ прежнихъ дней.
— А у насъ, сэръ, есть для васъ сюрпризъ, — продолжалъ онъ. — Къ намъ явился молодой иностранецъ… хи-хи-хи!.. Какъ онъ храпѣлъ нынѣшнюю ночь рядомъ съ Джономъ!
Докторъ приближался къ дому. Я слышалъ, какъ онъ спросилъ измѣнившимся голосомъ:
— Неужели Джимъ?..
— Самый онъ, — отвѣчалъ Сильверъ.
Докторъ остановился, словно не въ силахъ будучи идти дальше, но ничего не сказалъ. .jpg)
— Долгъ прежде удовольствія, — выговорилъ онъ наконецъ. — Вы сами всегда это говорите, Сильверъ. Дайте мнѣ сначала взглянуть на больныхъ.
Онъ вошелъ въ блокгаузъ, отыскалъ меня глазами, чуть-чуть кивнулъ мнѣ головой и направился къ раненому. Онъ не выказывалъ ни малѣйшей боязни, хотя долженъ былъ знать, что его жизнь виситъ на волоскѣ среди этихъ воплощенныхъ демоновъ. Онъ болталъ съ больными такъ безпечно, какъ будто явился съ визитомъ въ нѣдра самаго тихаго семейства. Вѣроятно его видъ оказывалъ вліяніе на пиратовъ, потому что они тоже держали себя вполнѣ прилично, какъ самые вѣрные матросы.
— Все идетъ хорошо, — сказалъ онъ матросу, у котораго была перевязана голова. —Ты, братъ, долженъ Бога благодарить за спасеніе: голова у тебя должно быть стальная. Только вотъ цвѣтъ лица не хорошъ: желтый, желтый. Печень не въ порядкѣ… Да ты принималъ ли лѣкарство-то? Принималъ онъ лѣкарство, Морганъ?
— Да, докторъ, онъ принималъ, — отвѣчалъ Морганъ.
— Когда я лѣчу бунтовщиковъ или арестантовъ, я честь свою полагаю въ томъ, чтобы ни одинъ человѣкъ не ускользнулъ отъ петли.
Негодяи переглянулись между собою, но ни одинъ не рѣшился сказать хотя бы одно слово.
— Дикъ занемогъ, докторъ, — обратился къ нему одинъ изъ пиратовъ.
— Правда? Ступай сюда, Дикъ, показывай языкъ. Такъ. Мудрено чувствовать себя хорошо съ такимъ ужаснымъ языкомъ. Еще одинъ лихорадочный случай.
— Вотъ что значитъ изорвать библію! — вскричалъ Морганъ.
— Вотъ что значитъ быть круглыми ослами, — возразилъ докторъ, — и выбирать для лагеря болото. Ни одинъ изъ васъ не уйдетъ отъ маларіи, всѣ переболѣете… Устроиться въ болотѣ! Сильверъ, я положительно васъ не понимаю. Вы как будто поумнѣе немного остальныхъ, а не имѣете ни малѣйшаго понятія о гигіенѣ.
Онъ далъ каждому больному принять лѣкарство, которое они приняли съ наивною, дѣтскою покорностью, точно они не были бунтовщиками, запятнанными невинною кровью. За тѣмъ докторъ обратился ко мнѣ.
— На нынѣшній день довольно, — сказалъ онъ. — Теперь я желалъ бы поговорить съ этимъ мальчикомъ.
Джорджъ Мерри только что хотѣлъ плюнуть у порога по поводу даннаго ему горькаго лѣкарства, какъ слова эти долетѣли до его ушей. Красный какъ ракъ, онъ обернулся и крикнулъ:
— Ну, ужь нѣтъ!
Сильверъ что есть силы хлопнулъ ладонью по бочкѣ.
— Молчать! — рявкнулъ онъ, поведя вокругъ львинымъ взглядомъ. — Докторъ, продолжалъ онъ обычнымъ вѣжливымъ тономъ, — я и самъ собирался доставить вамъ это удовольствіе, зная вашу привязанность къ мальчику. Мы вамъ очень признательны и вѣримъ вамъ безусловно, потому что глотаемъ всѣ ваши лѣкарства какъ грогъ. Поэтому я придумалъ средство, чтобы всѣ остались довольны. Гоукинсъ, даешь ли ты слово поступить безъ обмана?
Я охотно далъ требуемое обѣщаніе.
— Въ такомъ случаѣ, докторъ, неугодно-ли вамъ идти за палисадъ. Когда вы будете тамъ, я приведу къ вамъ мальчика, который останется по нашу сторону палисада, и вы можете поговорить сколько душѣ угодно. Такъ до свиданья, докторъ. Наше почтеніе Сквайру и капитану Смоллету.
Сильверъ однимъ движеніемъ бровей укротилъ негодованіе своихъ, но когда докторъ ушелъ, это негодованіе прорвалось наружу и разразилось со всею силой. Сильвера громко обвиняли въ томъ что онъ ведетъ двойную игру, стремясь оградить свои интересы на счетъ шкуры товарищей.
Это была истинная правда и я спрашивалъ себя, какъ-то ему удастся вывернуться. Но онъ былъ цѣлой головой выше своихъ товарищей, а недавняя побѣда давала ему передъ ними огромное преимущество. Онъ только обругалъ ихъ болванами, идиотами, объявилъ, что доктору необходимо разрѣшить поговорить со мною и, ткнувъ имъ въ носъ картой, грубо спросилъ, неужели они намѣрены нарушить договоръ въ тотъ самый день, какъ имъ нужно отправляться на поиски клада.
— Нѣтъ, чортъ побери! — крикнулъ онъ. — Договоръ мы нарушимъ тогда, когда это будетъ кстати, а до тѣхъ поръ намъ нужно всячески ухаживать за докторомъ, даже сапоги ему чистить, если понадобится.
Онъ приказалъ заняться костромъ и вышелъ, опираясь одной рукой на костыль, а другою мнѣ на плечо. Пираты молчали, убѣжденные не столько его доводами, сколько бойкостью его рѣчи.
— Тише, тише, мальчикъ, — говорилъ онъ мнѣ шепотомъ. — Не торопись. Если они увидятъ, что мы скоро идемъ, они бросятся на насъ.
Мы сошли внизъ и подошли къ тому мѣсту, гдѣ стоялъ, дожидаясь, докторъ. Сильверъ остановился и сказалъ:
— Вы, я думаю, обратите на это вниманіе, докторъ? Да и молодой человѣкъ можетъ засвидѣтельствовать, что я спасъ ему жизнь. Докторъ, замолвите за меня словечко при случаѣ. Замолвите? Право, я стою этого. Вѣдь замѣтьте, дѣло идетъ не только о моей жизни, но и о жизни Джима. Скажите же мнѣ что нибудь въ утѣшеніе, скажите хоть одно ласковое слово, дайте мнѣ ради Бога хоть маленькую надежду.
Это былъ совсѣмъ другой Сильверъ, точно подмѣненный. Щеки его какъ-то ввалились, голосъ дрожалъ. На него жаль было смотрѣть.
— Развѣ вы боитесь, Джонъ? — спросилъ докторъ.
— Да, сэръ, — отвѣчалъ Сильверъ, — я не трусъ и никогда имъ не былъ, но при одной мысли о висѣлицѣ у меня становятся дыбомъ волосы. Потому-то я васъ и прошу не забывать сдѣланнаго мною добра. Зла же, я знаю, вы и сами не забудете… Ну, такъ я ухожу и оставляю васъ наединѣ съ Джимомъ… Я увѣренъ, что вы не забудете моихъ услугъ. Надѣюсь на васъ.
Онъ отошелъ, чтобы не слыхать нашего разговора, и присѣлъ, посвистывая, на пень. По временамъ онъ поворачивалъ голову, поглядывая то на меня, то на доктора, то на бунтующихъ негодяевъ, которые въ это время хлопотали у костра, носили свинину и сухари для завтрака.
— Такъ вотъ какія дѣла, Джимъ — сказалъ мнѣ докторъ тономъ глубокаго огорченія. — Какъ постелешь, такъ и выспишься, дитя мое. Богу извѣстно, что мнѣ не до упрековъ, но одно я тебѣ все-таки скажу: ты бы никогда не посмѣлъ убѣжать, еслибы капитанъ былъ на ногахъ. Ты воспользовался его раной. Вотъ что больше всего огорчаетъ насъ въ твоемъ поступкѣ.
Я разумѣется разрыдался.
— Докторъ, — отвѣчалъ я сквозь слезы, — зачѣмъ вы это говорите? Одинъ Богъ знаетъ, какъ я самъ себя за это браню. Но вѣдь я дорогой цѣной плачусь за свою ошибку, потому что я живъ до сихъ поръ только благодаря Сильверу, а его покровительства не надолго достанетъ… Но не бойтесь, я съумѣю умереть, если того заслуживаю. Одного только я боюсь — пытки. Если меня станутъ пытать…
— Джимъ! — перебилъ меня докторъ не своимъ голосомъ, — Джимъ, я не могу этого вынести. Прыгай скорѣе черезъ палисадъ и давай удирать во всѣ лопатки.
— Докторъ, — отвѣчалъ я, — вѣдь я далъ слово!
— Знаю, знаю, но что же дѣлать? Я все беру на себя, весь стыдъ и позоръ. Я не могу тебя здѣсь оставить, мальчикъ. Это свыше моихъ силъ. Ну же, прыгай и бѣжимъ…
— Нѣтъ, — возразилъ я твердо. — Вы сами знаете, что ни сами вы, ни сквайръ, ни капитанъ никогда бы этого не сдѣлали. Я тоже не сдѣлаю. Сильверъ на меня положился. Я далъ ему слово. Это слово я долженъ сдержать… Но вы не дали мнѣ досказать. Если они станутъ меня пытать, то я могу не вытерпѣть и указать имъ мѣсто, гдѣ находится шкуна… я, знаете, овладѣлъ у нихъ шкуной-то отчасти случайно, отчасти такъ… и привелъ ее въ сѣверную бухту, гдѣ и посадилъ на мель во время отлива.
— Шкуну! — вскричалъ докторъ. — Неужели?
Я въ двухъ словахъ разсказалъ ему свое приключеніе. Онъ выслушалъ меня, не говоря ни слова. Когда я кончилъ, онъ еще немного помолчалъ.
— Судьба! — сказалъ онъ потомъ. — На каждомъ-то шагу, Джимъ, ты спасаешь намъ жизнь. Надѣюсь, ты не думаешь, что мы откажемся спасти твою. Это было бы въ высшей степени неблагодарно. Ты открылъ заговоръ, отыскалъ Бена Гунна, и проживи ты еще сто лѣтъ, тебѣ никогда не удастся сдѣлать лучшаго открытія… Ахъ, да, кстати о Бенѣ Гуннѣ… Сильверъ! Сильверъ! — крикнулъ онъ и, когда тотъ подошелъ, продолжалъ въ полголоса, — я дамъ вамъ совѣтъ: не торопитесь находить кладъ.
— Напротивъ, сэръ, съ вашего позволенія я сдѣлаю все отъ меня зависящее, чтобы его найти. Моя жизнь отъ этого зависитъ.
— Хорошо, Сильверъ, я прибавлю еще одно слово: ждите всего самаго худшаго, когда вы его найдете.
— Сэръ, — возразилъ Сильверъ, сдѣлавшись вдругъ серьезнымъ, — говоря по чести, вы сказали и слишкомъ много, и слишкомъ мало. Я право не знаю, чего вы хотите. Я совершенно не понимаю, зачѣмъ вы сдали намъ блокгаузъ и уступили карту. Но я повиновался слѣпо, даже не заикаясь о своей слабой надеждѣ. Но теперь ужь это изъ рукъ вонъ. Если вы не выскажетесь яснѣе, тѣмъ хуже. Я умываю руки.
— Нѣтъ, — задумчиво произнесъ докторъ. — Я больше ничего не имѣю права вамъ говорить. Это не моя тайна, Сильверъ, а то я сказалъ бы вамъ, честное слово. Но я все-таки пойду съ вами еще дальше, насколько могу… и даже дальше, чѣмъ могу, потому что капитанъ, когда узнаетъ, задастъ мнѣ за это страшную головомойку… А прежде всего я васъ обнадежу: если намъ Богъ поможетъ выбраться изъ этой волчьей ямы, то даю вамъ, Сильверъ, честное слово, что я всячески постараюсь уберечь вашу шею отъ петли.
Лицо у Сильвера разцвѣло и прояснилось.
— Докторъ! Вы ко мнѣ добры, точно мать родная! — вскричалъ онъ.
— Это первая моя вамъ уступка. А вторая уступка — слѣдующій совѣтъ. Берегите мальчика при себѣ и когда вамъ понадобится помощь, позовите. Я сейчасъ же прибѣгу къ вамъ. Вѣрьте, я не на вѣтеръ говорю… Прощай, Джимъ!
Докторъ Лайвей пожалъ мнѣ черезъ палисадъ руку, кивнулъ головой Сильверу и легкою походкой направился черезъ лѣсъ.