Со времени войны 1828—29 гг. и до восточной войны 1853—56 гг., т. е. за 24-хъ лѣтній періодъ времени, въ турецкомъ Курдистанѣ произошло много кровавыхъ событій: цѣлый рядъ возмущеній курдовъ противъ власти турецкаго правительства и жестокія расправы послѣдняго надъ подвластными ему курдами. Уже въ кампанію 1828—29 годовъ мы видѣли двуличное поведеніе Мушскаго паши и полный нейтралитетъ южнаго Курдистана, показавшій дѣйствительное отношеніе большинства курдовъ къ Турціи.
Послѣ этой войны, окончательно подорвавшей авторитетъ Турціи въ Малой Азіи, значительная часть курдовъ совершенно освободилась изъ подъ власти турецкаго правительства.
Въ началѣ 30-хъ годовъ прямое сообщеніе Багдада съ Константинополемъ было прервано и бывшая столица калифовъ оказалась совершенно отрѣзанною отъ общенія съ остальными частями Турецкой имперіи. За исключеніемъ нѣсколькихъ большихъ городовъ съ ихъ окрестностями, а также обширныхъ лѣсныхъ и горныхъ пространствъ по прибрежью Чернаго моря, негодящихся для пастбищъ, вся страна отъ Ангоры до границъ Персіи и Аравіи находилась почти въ исключительномъ владѣніи курдовъ. Діарбекиръ, окруженный нѣкогда богатой плодородной равниной, усѣянной селеніями, стоядъ теперь посреди пустыни, т. к. курды совершенно разорили мирное осѣдлое населеніе. Дере-беи внутреннихъ провинцій, сдерживавшіе до извѣстной степени въ прежнее время курдовъ, были незадолго передъ тѣмъ устранены турецкимъ правительствомъ, что повело къ полнѣйшей анархіи среди курдовъ, уже болѣе несдерживаемыхъ хотя-бы властью своихъ родоначальниковъ[1]. При такихъ обстоятельствахъ, извѣстный Решидъ-Магометъ-паша въ 1834 году получилъ отъ Порты порученіе умиротворить страну. Открывъ свои дѣйствія въ Сивасѣ и двигаясь черезъ Харпутъ къ Діарбекиру съ 20-ти тысячной арміей, онъ, предавая все огню и мечу, прошелъ значительную часть Курдистана и успѣлъ возстановить относительный порядокъ и спокойствіе. Въ тоже время Эрзерумскій сераскиръ положилъ конецъ своеволію Баязетскихъ и Ванскихъ курдовъ, смѣнилъ Ванскаго Исаакъ-пашу и посадилъ преданнаго Турціи Темиръ-пашу; многіе курдскіе старшины были жестоко наказаны за своеволіе и грабежи[2].
Персидскіе курды, до сего времени переходившіе свободно границу и кочевавшіе въ предѣлахъ Турціи, были вооруженной силой водворены обратно въ Персію.
Послѣ кровавой расправы Решидъ-Магомета-паши, уничтожившаго повсюду наслѣдственныхъ пашей, въ Курдистанѣ, казалось, наступило спокойствіе. Но въ 1843—46 годахъ снова вспыхнуло возстаніе подъ предводительствомъ Бадыръ-хана, главы Хейккарійскихъ курдовъ, сопровождаемое избіеніемъ христіанъ въ Тіарійскомъ и Тхомскомъ округахъ.
По настоянію европейскихъ державъ Порта приняла крутыя мѣры и паши Моссульскій, Діарбекирскій, Эрзерумскій и Ванскій снова жестоко расправились съ курдами. Всѣ главнѣйшіе города Курдистана были заняты сильными турецкими гарнизонами.
Эти кровавыя расправы хотя и сломили курдовъ, но въ то же время крайне озлобили ихъ противъ турокъ, и, когда въ 1853 году Турція объявила намъ войну, то массы курдовъ не послушались призыва къ оружію, и только сосѣднія съ Россіей племена, находившіяся подъ давленіемъ сосредоточенныхъ турецкихъ войскъ и прельщаемыя возможностью безнаказаннаго и легкаго грабежа (вслѣдствіе нашей неготовности къ войнѣ и внезапности открытія военныхъ дѣйствій), — выставили конныя ополченія.
Встрѣчая почти полное равнодушіе среди турецкихъ курдовъ, Порта попыталась поднять противъ насъ курдовъ персидскихь. Съ этой цѣлью турецкій и англійскій консула въ Тавризѣ отправили своихъ агентовъ по всему персидскому Курдистану. Призывомъ на борьбу съ Россіей персидскихъ курдовъ руководилъ фанатикъ Халифе-Сеидъ-Тага, странствовавшій на персидско-турецкой границѣ; раньше онъ велъ сношенія и съ Шамилемъ. Незадолго до открытія войны Халифе-Сеидъ-Тага умеръ и передалъ свое дѣло своему брату шейху Салеху; послѣдній поселился въ Бердассурѣ, откуда и разсылалъ своихь агентовъ среди турецкихъ и персидскихъ курдовъ, объявивь „джехадъ“, т. е. религіозный походъ противъ Россіи. Персидскіе курды начали было уже собираться въ шайки и готовились вторгнуться въ наши предѣлы. Т. к. Бердассуръ, гдѣ поселился шейхъ Салехъ, находится въ Персіи, то Россія потребовала отъ послѣдней арестованія этого шейха и усмиренія войсками подвластныхъ ей курдовъ. По обыкновенію Персія вела двуличную политику и отвѣчала уклончиво. Для разрѣшенія этихъ недоразумѣній потребовалось отправленіе съ Кавказа въ Персію особой военно-дипломатической комиссіи, подъ начальствомъ генералъ-маіора Санковскаго, которая, въ ноябрѣ 1853 года, наконецъ добилась отъ персидскаго правительства исполненія нашихъ законныхъ требованій. Шейхъ-Салехъ былъ высланъ изъ Персіи, а для надзора за персидскими курдами на границѣ съ Турціей были выставлены персидскія войска; послѣ этого персидскіе курды скоро успокоились[3].Въ то-же время между русскими властями и русскоподданными курдами установились вполнѣ хорошія отношенія; иногда, правда, курды жаловались на судопроизводство Областного Правленія Армянской области, но вообще были довольны своимъ положеніемъ въ Россіи, „прославляя благости и великодушіе Государя Императора“[4]. Видя благосостояніе русскоподданныхъ курдовъ, пограничныя турецкоподданныя курдскія племена неоднократно просили разрѣшенія перейти въ наши владѣнія, и, когда имъ въ этомъ отказывали, переходили границу тайно, а иногда и насильственнымъ образомъ, но всякій разъ „различными мѣропріятіями, однако безъ кровопролитія, не были къ тому допускаемы“[5].
Кампанія 1853 года открылась совершенно неожиданно для Намѣстника Кавказскаго, свѣтл. кн. Воронцова, т. к. до послѣдней минуты мы разсчитывали на успѣхъ мирныхъ переговоровъ и не готовились къ войнѣ. По этимъ же причинамъ никакихъ предварительныхъ сношеній съ турецкими курдами передъ войной сдѣлано не было, хотя, видимо, нѣкоторыя курдскія общества ожидали нашихъ предложеній по примѣру прошлой войны, т. к. въ началѣ кампаніи долгое время не примыкали къ турецкимъ войскамъ; но затѣмъ, въ теченіе войны, мы вступили въ весьма оживленныя сношенія не только съ пограничными курдами, но и съ живущими въ Ванскомъ пашалыкѣ къ югу отъ Ванскаго озера. Такія сношенія съ курдами подучили свое развитіе въ концѣ 53-го и въ 54-омъ годахъ и велись какъ на Карсскомъ, такъ и на Эриванскомъ театрахъ военныхъ дѣйствій.
Главнѣйшія событія на обоихъ театрахъ въ 1853 году были слѣдующія.
Въ октябрѣ 53 года мы имѣли въ Эриванской губерніи на Араксѣ всего лишь 4 бат., 1 б-рею, 1 каз. полкъ и нѣсколько сотенъ армянской и мусульманской милиціи. Послѣдующія событія показали, что отрядъ такой силы съ успѣхомъ могъ оборонять Эриванскую губернію активно; но мы оставались на Араксѣ и дѣйствовали крайне осторожно, т. к. не имѣли рѣшительно никакихъ свѣдѣній о непріятелѣ и считали его гораздо сильнѣе, благоустроеннѣе и предпріимчивѣе, нежели онъ былъ на самомъ дѣлѣ. Слѣдствіемъ нашей нерѣшительности было то, что весь Сурмалинскій участокъ (отъ Аракса до Агрыдага) осенью 1853 года былъ разграбленъ курдами, совершенно наводнившими наши владѣнія на правомъ берегу Аракса, а мусульмане Эриванской губерніи начали волноваться.
Въ октябрѣ турецкій отрядъ (4 бат., 6 ор. и 2 т. курдовъ) перешелъ Агрыдагъ у Орговскаго поста и занялъ Игдырь. Хотя наши силы, немедленно сосредоточившіяся къ Игдырю, и не уступали по численности турецкимъ, но, вслѣдствіе ложныхъ слуховъ о наступленіи отъ Арпачая на Сардаръ-абадъ и Эчміадзинъ 20-ти тысячнаго турецкаго отряда, мы отступили за Араксъ и сосредоточились у Эчміадзина. Одновременно съ нашимъ отступленіемъ, и также вслѣдствіе ложныхъ слуховъ, отступили къ Орговскому посту и турки, причемъ у нихъ отступленіе это обратилось въ паническое безпорядочное бѣгство.
Въ то время, когда арміи двухъ воюющихъ государствъ отступали одна отъ другой, партія курдовъ, собравшаяся въ турецкомъ городѣ Кагызманѣ, напала на сел. Кульпы, гдѣ находились соляныя копи, казенныя зданія и магазины съ солью, разграбила и разорила все и увезла съ собой всю заготовленную соль.
Наступившая суровая зима заставила турокъ возвратиться въ Баязетскій санджакъ и мы снова заняли Сурмалинскій участокъ.
Курды Зиланлинскаго племени, кочевавшаго въ Карсскомъ пашалыкѣ по правому берегу Арпачая, видя полную нашу неготовность къ войнѣ и не получая отъ насъ никакихъ предложеній, наконецъ уступили настояніямъ мушира Анатолійской арміи и рѣшили присоединиться къ турецкимъ войскамъ. Къ нимъ примкнули еще и общества Джемадинлы, Миланлы и Безики, перебѣжавшія въ Карсскій пашалыкъ изъ Эриванской губерніи, вслѣдствіе наступившихъ въ ней съ открытіемъ кампаніи неурядицъ. Всего къ турецкимъ войскамъ присоединилось окодо 4—5 тысячъ конныхъ курдовъ. Партіями въ одну тысячу и болѣе коней они произведи рядъ набѣговъ въ Шурагельскій и Ахалкалакскій участки и въ Эриванскую губернію, гдѣ и разорили множество деревень.
Въ концѣ октября мы, наконецъ, перешли въ наступленіе.
30-го октября, при наступленіи отряда кн. Орбеліани къ Баяндуру, двѣ передовыя сотни линейныхъ казаковъ имѣли дѣло съ толпами курдовъ, въ 10 разъ превосходившими численностью казаковъ; курды въ это время занимались грабежемъ армянскихъ селеній и уже начали рѣзать женщинъ, дѣтей и духовенство, но наши казаки бросились на нихъ, быстро опрокинули и заставили бѣжать, оставивъ на мѣстѣ все награбленное[6].Вторично нашимъ войскамъ пришлось имѣть дѣло съ курдами въ бою у Башъ-Кадыкляра, 19-го ноября 1853 года. Кромѣ 20 тысячъ регулярной пѣхоты и 3 тысячъ регулярной кавалеріи при 46 орудіяхъ, Ахмедъ-паша имѣлъ еще около 14 тысячъ различной милиціи, въ числѣ которой было около 4 тысячъ курдовъ, примкнувшихъ къ турецкой арміи въ надеждѣ на грабежъ армянскихъ селеній послѣ неминуемой гибели (по ихъ мнѣнію) ничтожнаго русскаго отряда, состоявшаго всего изъ 10 тысячъ при 32 орудіяхъ, т. е. бывшаго вчетверо слабѣе отряда турецкаго[7].
Толпы курдовъ охраняли фланги турецкаго расположенія, группируясь больше за правымъ флангомъ, подъ начальствомъ Хасана-язиджи. Наша кавалерія передъ началомъ сраженія была расположена на лѣвомъ флангѣ нашего отряда и имѣла своимъ назначеніемъ прикрытіе этого фланга отъ полчищъ курдовъ; нашей конницей командовалъ генералъ Багтовутъ.
Курды первые начали перестрѣлку; тогда противъ нихъ были направлены въ атаку 4 сотни казаковъ подъ начальствомъ подполковника Евсѣева; атаку поддержали картечнымъ огнемъ 4 орудія; этотъ огонь нанесъ курдамъ страшныя потери и когда толпы ихъ пришли въ полное разстройство, казаки бросились въ шашки и изрубили многихъ изъ нихъ. Послѣ такого пораженія, въ бою оставалось не много курдовъ, да и тѣ бездѣйствовали, а большая ихъ частъ начала грабить армянскія и турецкія селенія.
Когда же турки были разбиты и обращены въ бѣгство, то курды бросились преслѣдовать и грабить турецкія регулярныя войска, послѣ чего, съ награбленнымъ имуществомъ и оружіемъ, они разсѣялись по своимъ кишлякамъ и зимовникамъ, а часть ихъ, попавшая при общемъ бѣгствѣ турокъ въ Карсъ, произвела на базарѣ общій грабежъ, не отличая турокъ отъ христіанъ[8].
Такимъ образомъ, курды достигли своей цѣли: если имъ не удалось ограбить русскихъ, какъ это они предполагали, то за то они ограбили своихъ же турокъ; вѣдь только въ надеждѣ на грабежъ они и приняли участіе въ бою и если дѣйствовади на сторонѣ турокъ, то только потому, что никакъ не разсчитывали на ихъ пораженіе малочисленнымъ русскимъ отрядомъ.
Въ своемъ отношеніи въ военному министру[9] князь Воронцовъ излагалъ: „послѣ сраженія 19 ноября на Башкадыкларскихъ высотахъ, вся турецкая милиція, занимавшаяся во время сраженія и при отступленіи грабежемъ турокъ, разошлась по домамъ и всѣ курды съ поспѣшностью удалились въ свои зимнія пристанища и только Зиланлинскіе и Джунукскіе курды, подъ начальствомъ Шандинъ-аги, находятся нынѣ близь г. Кагызмана въ значительномъ числѣ. „Курды увидѣли, что побѣда по прежнему сопровождаетъ русскія войска, не смотря на то, что превосходство въ числительности было на сторонѣ турецкихъ войскъ.
Въ концѣ 1853 года у насъ начались весьма дѣятельныя сношенія съ турецкими курдами.
Князь Воронцовъ возбудилъ ходатайство о назначеніи въ его распоряженіе денежныхъ средствъ на сношенія съ курдами и на этотъ предметъ были ассигнованы 100 тысячъ червонцевъ, т. е. таже сумма, которая была отпущена и графу Паскевичу въ войну 1828—29 годовъ[10].
Первоначальныя сношенія къ склоненію курдовъ на нашу сторону открылись вскорѣ послѣ пораженія турокъ на Башкадыклярскихъ высотахъ. Въ декабрѣ 53 г. прибыли въ Александрополь 14 курдскихъ старшинъ обществъ Джемадинлы, Миланлы и Безики съ увѣреніемъ въ покорности; при отправленіи ихъ обратно, выданы были каждому изъ нихъ подарки, въ залогъ же вѣрности, по добровольному соглашенію, четверо старшинъ были задержаны въ Александрополѣ аманатами. Вскорѣ были получены письма отъ родоначальниковъ Зиланлинскаго аширета: Касумъ-хана, Ахметъ-аги и Сарага; въ нихъ старшины выражали желаніе содѣйствовать намъ во всѣхъ нашихъ предпріятіяхъ противъ турокъ.
Мѣрами этими мы достигли того, что съ конца ноября 1853 года курды, кочевавшіе въ Карсскомъ пашалыкѣ всего въ разстояніи 4—5 верстъ отъ нашей границы, не произвели ни одного набѣга на мирныхъ жителей и «положительно можно сказать, что даже въ мирное время отъ куртинъ нельзя было ожидать такого спокойствія»[11].
Въ мартѣ 1854 года сношенія съ курдами Карсскаго пашалыка приказано было вести гвардіи полковнику Лорисъ-Меликову. Въ томъ-же мѣсяцѣ полковникъ Лорисъ-Меликовъ имѣлъ свиданіе въ д. Кизылъ-Килисѣ съ родоначальникомъ Зиланлинскихъ курдовъ, Ахметъ-агой. Въ началѣ ноября на свиданіе съ полковникомъ Лорисъ-Меликовымъ прибылъ въ ту же деревню и самъ вліятельный Касумъ-ханъ, главнѣйшій родоначальникъ курдовъ Карсскаго пашалыка, имѣвшій чинъ капучи-баши турецкой службы, соотвѣтствовавшій нашему бригадиру.
На этомъ свиданіи Касумъ-ханъ обязался: отложиться отъ турецкаго правительства со всѣми подвластными ему курдами, выставить противъ турокъ, по требованію нашему во всякое время, отъ 800 до 1000 чел. отборной курдской конницы и сохранять полное спокойствіе на нашей границѣ; безопасность пути отъ Кульпы къ Александрополю была возложена также на отвѣтственность Касумъ-хана. За это Касумъ-хану были обѣщаны съ нашей стороны: чинъ полковника русской службы, пожизненная пенсія, оставленіе всѣхъ его правъ надъ подвластными курдами и помощь нашими войсками противъ турокъ, если бы послѣдніе рѣшили наказать Касумъ-хана за его измѣну. Самъ Касумъ-хана, его родственники, всѣ старшины и многочисленная его свита были награждены деньгами и дорогими подарками[12].
Видя склоненіе курдовъ на нашу сторону, турецкое правительство стало принимать всевозможныя мѣры, чтобы помѣшать этому. Съ открытіемъ весны безпрестанно были посылаемы къ курдамъ чиновники изъ Карса, настоятельно требовавшіе немедленной высылки въ турецкую армію курдской конницы. Наконецъ видя, что всѣ требованія остаются тщетными, муширъ Зарифъ-Мустафа-паша объявилъ курдскимъ родоначальникамъ Карсскаго пашалыка, что если они немедленно не присоединятся къ турецкой арміи, то онъ направитъ часть регулярныхъ войскъ и всѣхъ баши-бузуковъ для разоренія курдскихъ кишляковъ. Подобная угроза не могла не устрашить курдовъ, т. к. наши войска еще не владѣли всѣми землями Карсскаго пашалыка, по которымъ кочевали курды; тѣмъ не менѣе Касумъ-ханъ явился къ муширу только съ 200 всадниковъ, объявивъ, что болѣе онъ, при всемъ стараніи, собрать не могъ.
Вліяніе надъ курдами Карсскаго пашалыка окончательно перешло въ наши руки, и хотя курды и не отлагались явно отъ Турціи, но старшины ихъ ежедневно посѣщали русскій лагерь подъ Александрополемъ, обѣщая присоединиться къ русскимъ войскамъ при первомъ отступленіи турокъ къ Карсу; при первой-же побѣдѣ русскихъ они обѣщали явно отложиться отъ турецкаго правительства. Такая побѣда досталась намъ 24 іюля въ сраженіи при Кюрюкъ-дара, въ которомъ кн. Бебутовъ съ 18-ью тысячами разбилъ на голову 60 тысячъ турокъ; на сторонѣ турокъ въ этомъ сраженіи участвовали всего лишь 500 курдскихъ всадниковъ, вмѣсто 4—5 тысячъ, бывшихъ въ составѣ турецкаго отряда въ бою при Башъ-Кадыклярѣ; послѣ Кюрюкъ-даринскаго пораженія турецкія войска, дѣйствовавшія на Карсскомъ театрѣ въ 54 году, уже не имѣли въ своемъ составѣ ни одного всадника курдской милиціи.
Въ несравненно худшемъ положеніи были наши дѣла съ курдами, въ первую половину 54 года, на Эриванскомъ театрѣ. Главной причиной этого былъ пассивный образъ дѣйствій Эриванскаго отряда въ началѣ кампаніи 54 года.
Весной 1854 года начальникомъ Эриванскаго отряда, усиленнаго до 3½ тысячъ, былъ назначенъ ген.- лейтенантъ баронъ Врангель, а завѣдующимъ Штабомъ отряда — полковникъ Лихутинъ. Обстановка для насъ уже нѣсколько выяснилась: побѣда кн. Бебутова на Карсскомъ театрѣ при Башъ-Кадыклярѣ (19 ноября 53 г.) показала, что единственнымъ противникомъ Эриванскаго отряда былъ Баязетскій турецкій отрядъ, почему въ Эриванскомъ отрядѣ перестали опасаться удара турокъ со стороны Арпачая; тѣмъ не менѣе, въ Главной квартирѣ господствовалъ еще взглядъ относительно всесторонняго превосходства турокъ надъ нами, почему и въ 54 году, не смотря на блистательныя побѣды на Карсскомъ Главномъ театрѣ дѣйствія Эриванскаго отряда отличались крайней осторожностью. По приказанію кн. Бебутова, Эриванскій отрядъ долженъ былъ „находиться на первое время въ положеніи наблюдательномъ, имѣть въ виду только охраненіе занимаемаго края и не переходить границу, пока не послѣдуетъ приказаніе“. Въ виду такого приказанія, Эриванскій отрядъ, около 20 мая, сосредоточился на правомъ берегу Аракса вокругъ сел. Амарата[13], занявъ казачьими сотнями Игдырь и Кюллукъ для наблюденія путей черезъ Агрыдагъ.
Расположеніе наше у Амарата нисколько не обезпечивало Сурмалинскій участокъ отъ курдовъ, смѣло кочевавшихъ въ нашихъ владѣніяхъ, а между тѣмъ, вслѣдствіе болотистой мѣстности, отрядъ нашъ ежедневно несъ большую убыль въ людяхъ отъ лихорадокъ. На настоятельныя просьбы барона Врангеля о разрѣшеніи начать наступленіе и перейти Агрыдагъ, кн. Бебутовъ отвѣтилъ приказаніемъ „маневрировать до Игдыря или до Орговскаго поста, показывая видъ, что хотимъ перейти границу, но самую границу отнюдь не переходить“. Тогда Эриванскій отрядъ перешелъ 18 іюня къ Игдырю, а 22-го дошелъ до Орговскаго поста; наши казаки прогнали баши-бузуковъ съ перевала, но тѣмъ дѣло и кончилось, т. к. Эриванскій отрядъ отступилъ обратно къ Игдырю, преслѣдуемый баши-бузуками. Въ Игдырѣ отрядъ оставался почти мѣсяцъ въ полномъ бездѣйствіи, а курды продолжали грабить Сурмалинскій участокъ, отваживаясь переходить большими партіями даже на лѣвый берегъ Аракса.
Нерѣшительныя дѣйствія Эриванскаго отряда имѣли самое неблагопріятное вліяніе на отношеніе къ намъ курдовъ Баязетскаго пашалыка и за-Алладагскихъ. До іюня 54 года въ Баязетскомъ турецкомъ отрядѣ курдовъ было очень мало. Хотя они и грабили нашъ Сурмалинскій участокъ, но дѣйствовали независимо отъ турецкихъ войскъ и малыми партіями, очевидно выжидая событій и избѣгая встрѣчи съ нашими войсками; только ко времени Чингильскаго боя, видя, что мы дѣйствуемъ крайне робко, и потерявъ надежду на вступленіе Эриванскаго отряда въ предѣлы Баязетскаго пашалыка, они, не получая отъ насъ рѣшительно никакихъ предложеній, подъ давленіемъ турецкихъ войскъ были собраны въ большія массы и усилили Баязетскій отрядъ Селима-паши.
Только въ іюлѣ разрѣшилъ кн. Бебутовъ Эриванскому отряду перейти въ наступленіе; но теперь отрядъ Селима-паши уже значительно усилился и насчитывалъ болѣе 18 тысячъ при 8 орудіяхъ; изъ нихъ регулярныхъ войскъ было около 8 тысячъ, 5 тысячъ баши-бузуковъ[14] и 5 тысячъ курдовъ, собранныхъ изъ Баязетскаго и Ванскаго пашалыковъ. Количество курдовъ не было постояннымъ: число ихъ то уменьшалось, то увеличивалось, т. к. они мало слушались Селима-паши и часто уходили на свои кочевки. Отрядъ Селима-паши занималъ сел. Карабулахъ (въ 6 верстахъ отъ перевала) и сел. Арзапъ (у подошвы Агрыдага).
16 іюля Эриванскій отрядъ выступилъ изъ Игдыря на ночь, съ цѣлью скрыть отъ турокъ движеніе, но, по случаю испортившейся отъ дождей дороги, неуспѣлъ предупредить противника на перевалахъ и когда онъ подошелъ къ озеру Чингилъ, то часть отряда Селима-паши уже занимала перевалы, а изъ Карабулаха спѣшно шли и остальныя турецкія войска.
Противъ 18 тысячъ противника у барона Врангеля было всего 1700 чел. пѣхоты, 1200 всадниковъ кавалеріи и 8 орудій; тѣмъ не менѣе, послѣ двухчасового боя, Эриванскій отрядъ разбилъ турокъ на голову и преслѣдовалъ ихъ до Карабулаха; потери непріятеля превышали 2 тысячи чел. убитыми и 400 плѣнными.
Въ Чингильскомъ бою 17 іюля принимали участіе: на сторонѣ турокъ 5 тысячъ курдовъ, а у насъ — курдская сотня въ 125 всадниковъ, сформированная изъ курдовъ Эриванской губерніи, подъ начальствомъ своего родоначальника Джафаръ-аги.
Во время боя курдская кавалерія принесла туркамъ не много пользы; она находилась, большей частью, за турецкой пѣхотой, видимо въ выжидательномъ положеніи — на чьей сторонѣ будетъ побѣда; она ожидала исхода сраженія, чтобы, въ случаѣ побѣды турокъ, броситься преслѣдовать наши войска и грабить Эриванскую губернію, но т. к. побѣда оказалась на нашей сторонѣ, то курды, какъ это будетъ изложено ниже, начали грабить разбитыхъ турокъ; въ этомъ бою произошло, слѣдовательно, тоже явленіе, что и въ бою на Башкадыклярскихъ высотахъ, 19 ноября 1853 года.
Курды, сражавшіеся въ Чингильскомъ бою на нашей сторонѣ, какъ и вся наша мусульманская милиція, вели себя также крайне плохо: имѣя своимъ назначеніемъ прикрытіе праваго фланга нашей наступающей пѣхоты, они не пошли въ сферу огня, а укрылись за изгибомъ мѣстности, гдѣ и оставались до конца боя, тоже выжидая — на чьей сторонѣ будетъ побѣда[15].
Чингильская побѣда произвела потрясающее впечатлѣніе на курдовъ и Эриванская губернія была съ этого времени совершенно обезпечена отъ ихъ вторженій[16]. Весь же Баязетскій корпусъ совершенно разсѣялся и пересталъ существовать и прошло нѣсколько мѣсяцевъ до того времени, когда жалкіе его остатки получили нѣсколько правильную организацію. Курды не принимали дѣятельнаго участія въ Чингильскомъ бою, но, при общемъ бѣгствѣ, они разграбили на Ванской дорогѣ все имущество начальника Баязетскаго отряда, Селима-паши, а курды ближайшихъ пограничныхъ областей Персіи захватили часть обозовъ и скота, принадлежавшихъ турецкимъ войскамъ; остатки Баязетскаго отряда, бѣжавшіе мимо монастыря Сурпъ-Оганеза, были также ограблены кочевавшими здѣсь курдами. Всѣ курды, бывшіе въ составѣ турецкаго отряда, разошлись по кочевкамъ.
Ближайшимъ послѣдствіемъ Чингильскаго погрома было занятіе Эриванскимъ отрядомъ безъ боя, 19 іюля, Баязета[17], откуда 2-хъ тысячный его гарнизонъ бѣжалъ въ Ванъ. Въ Ванѣ ожидали каждый день прибытія нашихъ войскъ. Курды Баязетскаго пашалыка откочевали за хребетъ Алла-дагъ, ближе къ Ванскому озеру. Во всемъ Баязетскомъ пашалыкѣ и въ Эриванской провинціи наступило полнѣйшее спокойствіе и даже армянскіе маркитанты совершенно безопасно разъѣзжали по непріятельской странѣ въ одиночку.
Не смотря на такіе результаты Чингильской побѣды и на побѣду при Кюрюкъ-дара (послѣдовавшую черезъ недѣлю послѣ Чингильской), кн. Бебутовъ считалъ положеніе Эриванскаго отряда въ Баязетѣ крайне опаснымъ и приказалъ отступить къ Агрыдагу; 3-го августа отрядъ перешелъ къ Дутаху (впереди Каравансарайскаго перевала).
Во время расположенія у Дутаха въ Эриванскомъ отрядѣ начались дѣятельныя сношенія съ кочевыми курдами такъ называемаго сѣвернаго, или Малаго Курдистана (Баязетскій пашалыкъ, сѣверныя части Ванскаго и Мушскаго пашалыковъ), въ которомъ кочевали, главнымъ образомъ, аширеты Джелали, Гайдеранлы и часть аширета Зиланлы, числительность которыхъ полковникъ Лихутинъ опредѣлялъ въ 4 тысячи семействъ; кромѣ того, собственно въ Баязетскомъ санджакѣ насчитывалось около 100 семействъ іезидовъ[18] и 120 сем. сепиковъ[19], (иначе сепикіанлы или писіанлы).
Сношеніями съ курдами завѣдывалъ начальникъ штаба Эриванскаго отряда полковникъ Лихутинъ.
Къ курдамъ Ванскаго пашалыка было отправлено воззваніе начальника Эриванскаго отряда[20], а къ главѣ Гайдеранлинскаго аширета, Шихъ-Абету, собственноручное его письмо[21].
Такія же письма и воззванія были отправлены и другимъ главарямъ и старшинамъ — Шихъ-Бакиру, Гейдаръ-агѣ и Джангиръ-агѣ[22], а также Дарвишъ-беку, Шихъ-Абдалу и многимъ другимъ старшинамъ племени Джелали.
Первыми изъявившими намъ покорность были нѣкоторыя общества изъ аширета Джелали, кочевавшія у Карабулаха и Баязета; старшины этихъ обществъ явились къ начальнику Эриванскаго отряда, по своему собственному побужденію, тотчасъ-же по занятіи отрядомъ Баязета.
Въ день прибытія отряда къ Дутаху явились еще нѣсколько старшинъ обществъ, кочевавшихъ по близости. Вообще, по мѣрѣ движенія нашихъ войскъ впередъ, въ отрядъ приходили съ изъявленіемъ покорности только старшины тѣхъ обществъ, съ кочевьями которыхъ отрядъ сближался; болѣе отдаленныя общества, хотя и оставались спокойными, но на письма начальника отряда пока не отзывались и въ сношенія не вступали, видимо не вполнѣ довѣряя нашимъ обѣщаніямъ и выжидая свѣдѣній о нашемъ обращеніи съ курдами отъ старшинъ покорившихся намъ обществъ.
Изъявленіе покорности приходившихъ къ начальнику Эриванскаго отряда старшинъ выражалось въ томъ, что они просили разрѣшенія оставаться на своихъ кочевкахъ или перейти на прежнія, которыя они занимали до нашего вступленія въ предѣлы Турціи; при этомъ старшины давали обѣщанія не грабить ни въ нашихъ, ни въ турецкихъ предѣлахъ. Начальникъ отряда обыкновенно дѣлалъ приходящимъ старшинамъ подарки, заключавшіеся, смотря по степени и важности рода старшины и обширности подчиненнаго ему общества, въ золотыхъ или серебрянныхъ часахъ, перстняхъ, пистолетахъ, сабляхъ и кускахъ яркихъ цвѣтовъ сукна и шелковой матеріи; нѣкоторымъ давали и деньги (по одному и по нѣсколько червонцевъ).
Начальникъ штаба Эриванскаго отряда, полковникъ Лихутинъ, всегда былъ противъ такихъ подарковъ, считая ихъ напрасной тратой денегъ.
Не получивъ отвѣта на письма отъ старшинъ курдскихъ племенъ, кочевавшихъ въ большомъ разстояніи отъ Дутаха, начальникъ Эриванскаго отряда снова разослалъ письма и воззванія къ курдамъ Діадинскаго, Алашкертскаго и Хамурскаго санджаковъ; въ этихъ письмахъ успокаивали курдовъ, приглашая возвратиться на прежнія ихъ кочевки; но санджаки эти были далеки отъ лагеря русскихъ войскъ, почему письма опять не произвели никакого дѣйствія: курды хотя и оставались спокойными, но съ нами не сближались.
Тогда полковникъ Лихутинъ выступилъ съ небольшимъ отрядомъ (1 баталіонъ, 6 сотенъ и 2 орудія) къ Діадину, съ спеціальной цѣлью заставить курдовъ отзываться на наши письми и воззванія. Въ день прибытія колонны полковника Лихутина въ Діадинъ, ближайшія курдскія общества откочевали еще далѣе: съ ними ушло и мусульманское населеніе Діадина; къ послѣднему послали краткое воззваніе,[23] послѣ чего жители Діадина возвратились въ свои жилища, а курды прислали своихъ депутатовъ. Полковникъ Лихутинъ объявилъ депутатамъ свое приказаніе: «не обижать армянъ и татаръ, жить спокойно, отстать отъ турецкаго войска и не принимать участія въ войнѣ; что въ такомъ случаѣ они могутъ быть увѣрены въ нашей снисходительности и дружбѣ, потому что мы воюемъ только съ турками, деремся съ войскомъ, а жителей покровительствуемъ и защищаемъ, и что непріязнь ихъ къ намъ была бы несправедлива, напрасна и для нихъ гибельна; что собственно для нашего войска выгодно драться съ ними и отбивать у нихъ даромъ имущества и стада, а не платить за все деньгами, какъ мы дѣлаемъ теперь.» Курды отвѣчали, что и для нихъ также нѣтъ причинъ драться съ русскими и что старшины явятся вскорѣ въ отрядъ для изъявленія покорности русскому Падишаху, а теперь обѣщаютъ жить спокойно.
Съ 9-го августа начали съѣзжаться въ лагерь у Дутаха старшины и депутаты курдскихъ обществъ Діадинскаго, Алашкертскаго и Кагызманскаго санджаковъ. «Несомнѣнно, на рѣшимость ихъ имѣли вліяніе», говоритъ полковникъ Лихутинъ въ своемъ сочиненіи: «переходъ отряда къ Дутаху и движеніе къ Діадину и Сурбъ-Оганесу, показавшіе, что мы можемъ имѣть намѣренія и возможность двигаться и дойти до нихъ. Только близость русскаго или турецкаго войска и страхъ существенныхъ потерь, заставляли ихъ рѣшаться на открытое объявленіе себя на той или другой сторонѣ“.
Пріѣхавшіе старшины объявили покорность и всѣхъ ихъ, 14-го августа, отправили въ Александропольскій отрядъ къ князю Бебутову, которому они заявили о своемъ желаніи вступить въ подданство Россіи. Но изъявили покорность, и тѣмъ болѣе переселились къ намъ, очень немногіе курды; за исключеніемъ 300 семействъ аширетовъ Зиланлы и Джелали, всѣ остальныя общества, кочевавшія прежде въ Баязетскомъ и Діадинскомъ санджакахъ, оставались на южной сторонѣ Алла-дага, на кочевьяхъ Гайдеранлы, которые подѣлились съ ними на зиму своими зимовниками, точно также какъ курды Эриванской губерніи подѣлились съ переселившимися къ намъ[24].
Между тѣмъ, прекращеніе военныхъ дѣйствій на главномъ Карсскомъ театрѣ и отступленіе Эриванскаго отряда отъ Баязета къ Агрыдагу (къ Дутаху) дали надежду Ванскому пашѣ захватить Баязетъ. Паша дѣятельно сталъ собирать курдовъ для усиленія своего немногочисленнаго регулярнаго отряда; носились слухи, что ему удалось привлечь даже Хейккарійскихъ курдовъ, будто-бы выставившихъ до 6 тысячъ иррегулярной пѣхоты; слухи эти не подтвердились, но за то общества аширета Гайдеранлы, находившіяся подъ непосредственнымъ давленіемъ турецкихъ войскъ, дѣйствительно выставили не только конныя ополченія, но изъ нихъ набирали солдатъ даже въ регулярную турецкую пѣхоту; но сравнительно охотно шли курды только въ шайки баши-бузуковъ.
Все это побудило Эриванскій отрядъ въ концѣ августа снова занять Баязетъ и расположиться на р. Гернаукѣ, гдѣ къ отряду прибыли 2 батальона подкрѣпленій. Здѣсь мы вступили въ сношенія съ персидскими курдами, которые стали пріѣзжать въ лагерь и доставлять сѣно. Отъ отряда посылались сильные разъѣзды по дорогамъ къ Вану и къ Діадину; скоро въ нашъ лагерь стали доставлять фуражъ и курды, кочевавшіе за Алла-дагомъ, т. к. мы платили хорошія цѣны.
2-го сентября часть Ванскаго турецкаго отряда (2 т. пѣхоты при 2-хъ орудіяхъ) расположилась на р. Соукъ-су, въ 50 верстахъ отъ Баязета, что заставило полк. Цумпфорта[25] произвести наступленіе за Алла-дагъ, дабы не дать туркамъ вліять на курдовъ и усилять ими свой отрядъ. 14 сотенъ казаковъ, подъ начальствомъ полковника Хрещатицкаго, перешли хр. Алла-дагъ, спустились въ Магометову долину и прошли 30 верстъ до р. Соукъ-су, но турки уже отступили. Въ Магометовой долинѣ и по склонамъ горъ паслись стада курдовъ, а на вершинахъ виднѣлись ихъ черныя палатки; курды были застигнуты врасплохъ, но бывшіе въ нашемъ отрядѣ Джеланлинцы и Зиланлинцы скоро успокоили ихъ и они выслали депутатовъ; полк. Лихутинъ обласкалъ ихъ и поручилъ передать обществамъ, чтобы Гайдеранлинцы не боялись насъ и считали за своихъ друзей.
Среди курдовъ распространились слухи о наступленіи нашемъ къ самому Вану, но они отнеслись къ этому спокойно и въ разговорахъ съ нами выражали даже свою радость и сочувствіе[26].
Послѣ этого поиска нашей кавалеріи за Алла-дагъ, курды вступили въ близкія сношенія съ полк. Лихутинымъ и сообщали подробныя ему свѣдѣнія о томъ, что происходило въ Ванскомъ пашалыкѣ; между прочимъ они сообщили ему, что: курды, кочующіе за Алла-дагомъ и у Ванскаго озера, не желаютъ вовсе драться съ русскими и охотно перекочевали-бы въ Баязетскій пашалыкъ, но ихъ не пускаютъ турки и подкупленный турками вліятельный старшина общества Торунъ, Али-ага, который силою собираетъ всадниковъ и помогаетъ туркамъ брать курдовъ даже въ регулярную пѣхоту; что между Селимомъ-пашей и Іезданширомъ произошли недоразумѣнія и послѣдній ненавидитъ турокъ и подготовляетъ какія-то враждебныя дѣйствія противъ нихъ; о Іезданширѣ курды отзывались съ большимъ уваженіемъ, говоря, что его родъ древнѣе и знатнѣе рода самаго турецкаго султана.
Получивъ эти свѣдѣнія, начальникъ Эриванскаго отряда отправилъ нѣсколько экземпляровъ воззванія къ курдамъ и письма къ Іезданширу[27] и къ Али-агѣ, въ которыхъ приглашалъ ихъ отстать отъ турокъ, дѣйствовать за одно съ нами и встрѣтить насъ, какъ друзей и союзниковъ. Хотя до Іезданшира было далеко, но курды обязались доставить письма по назначенію и дѣйствительно доставили, такъ какъ Іезданширъ отвѣтилъ начальнику Эриванскаго отряда, но, къ сожалѣнію, наши войска были въ то время уже въ Эриванской провинціи и письма Іезданшира не дошли по назначенію[28].
Не замедлилъ своимъ отвѣтомъ и вліятельный Али-ага; 15 сентября отъ него прибыли къ начальнику отряда два курда и объявили, что: „Али-ага и всѣ Гайдеранлы готовы покориться русскимъ и дѣйствовать за одно съ ними, если бы были увѣрены въ постоянномъ занятіи русскими здѣшняго края; теперь-же Али-ага опасается, передавшись намъ, подвергнуться преслѣдованію турокъ послѣ заключенія мира и ухода русскихъ; въ виду такого положенія, желая избѣжать гнѣва и русскихъ и турокъ, Али-ага намѣренъ лучше перекочевать въ Персію, гдѣ онъ уже жилъ до 1853 года“. Дѣйствительно, Али-ага, съ частью своихъ курдовъ, немедленно переселился въ Персію и пересталъ помогать турецкимъ властямъ въ формированіи курдскихъ ополченій.
Вообще въ это время съ курдами установились у насъ самыя дружескія отношенія. Различныя общества аширетовъ Джелали и Гайдеранлы постоянно присылали изъ за Алла-дага своихъ депутатовъ въ нашъ лагерь на р. Гернаукѣ, прося разрѣшенія кочевать къ сѣверу отъ Алла-дага.
Иногда къ намъ переходили старшины лишь съ частью общества, жалуясь, что остальную часть успѣли задержать турки и не отпускаютъ; всѣ жаловались на притѣсненія турецкихъ войскъ, берущихъ у нихъ все даромъ.
Очень часто приходили цѣлыя общества безъ своихъ старшинъ и объявляли, что ихъ старшины служатъ туркамъ, почему общество не пожелало повиноваться имъ; случалось, что, вслѣдъ за бѣжавшимъ къ намъ обществомъ, являлся и старшина, которому пришлось очень трудно безъ своихъ подчиненныхъ, и просилъ у насъ разрѣшенія поселиться вмѣстѣ съ обществомъ; на это мы соглашались только съ условіемъ, что само общество приметъ его и захочетъ повиноваться ему по прежнему; очень часто общество отказывалось принимать такихъ старшинъ и объявляло намъ, что желаетъ подчиняться только русскому начальству.
„Такъ какъ старыя права родоначальниковъ были для насъ непонятны, то мы въ подобныхъ случаяхъ поддерживали всегда большинство, т. е. нисшее сословіе курдовъ“, говоритъ въ своемъ сочиненіи полковникъ Лихутинъ.
Не одинъ разъ приходилось ему разбирать тяжбы между старшинами, требовавшими повиновенія отъ обществъ, и простыми курдами, желавшими освободиться отъ вліянія и власти нелюбимыхъ старшинъ. При этомъ ему пришлось убѣдиться, что „турецкое правительство могло привлечь къ себѣ лишь однихъ старшинъ подарками, чинами и должностями, но рѣшительно не могло привлечь нисшее сословіе, на которое неизбѣжно падала вся тяжесть поборовъ“.
Продолжая стоять на р. Гернаукѣ и занимая Баязетъ, Эриванскій отрядъ очень часто высылалъ кавалерію и подвижныя колонны до Діадина и Каракилисы и за Алла-дагъ, а въ октябрѣ даже весь отрядъ доходилъ до р. Соукъ-су; непріятель всегда заблаговременно отступалъ къ Вану. Получивъ наконецъ отъ кн. Бебутова рѣшительное запрещеніе переходить за Алла-дагъ, Эриванскій отрядъ оставался въ Баязетскомъ санджакѣ до закрытія переваловъ черезъ Алла-дагъ, дабы не дать туркамъ возможности занять Баязетъ по возвращеніи нашемъ въ Эриванскую провинцію и, дѣйствительно, въ эту зиму турки Баязета не заняли.
Отступленіе отряда въ предѣлы Закавказья и оставленіе Баязета безъ гарнизона, по мнѣнію полковника Лихутина, не оправдывались обстоятельствами. Необходимо было дѣйствовать на Ванъ для упроченія нашего вліянія среди курдовъ. Оттуда часто приходили къ намъ курды, армяне и айсоры и звали насъ къ себѣ, обѣщая полное содѣйствіе; въ это-же время мы уже имѣли положительныя извѣстія о замыслахъ Іезданшира и волненіяхъ въ Большомъ Курдистанѣ, разразившихся зимой 1854 года страшнымъ бунтомъ, выдвинувшимъ противъ турокъ до 100 тысячъ возставшихъ; мы могли ускорить и усилить эти событія, т. к. противъ насъ стоялъ лишь слабый Ванскій отрядъ, составленный изъ жалкихъ остатковъ Баязетскаго корпуса, разгромленнаго нами въ Чингильскомъ бою. Ванскій отрядъ, разбитый близъ Анатолійской арміи, былъ не очень важенъ, но разбитый въ глубинѣ Курдистана, могъ бы имѣть большую цѣнность и результаты пораженія были бы другіе. Побѣда наша въ глубинѣ Азіатской Турціи и занятіе Вана, могли имѣть сильное вліяніе на весь внутренній край и на далекое пространство; онѣ произвели бы во всемъ Курдистанѣ сильное потрясеніе и поставили бы турецкое правительство въ критическое и опасное положеніе. Для такого наступленія силы Эриванскаго отряда были достаточны; не встрѣтилось бы затрудненій и въ продовольствіи, т. к. на всемъ пути до Вана курды были на нашей сторонѣ, а въ самомъ Ванѣ турками были заготовлены громадные склады продовольствія и артиллерійскихъ припасовъ; жители Вана обѣщали продовольствовать цѣлую зиму весь нашъ отрядъ даже въ самомъ городѣ.
Въ виду этихъ соображеній Эриванскій отрядъ медлилъ возвращеніемъ въ Эривансную губернію, надѣясь на перемѣну въ распоряженіяхъ кн. Бебутова. Въ это же время начались массовыя переселенія изъ за Алла-дага курдовъ, имѣвшихъ зимовники въ Баязетскомъ санджакѣ, что также удерживало Эриванскій отрядъ, т. к. было полезно, чтобы побольше курдовъ ближе познакомились съ нами и съ нашей справедливой властью.
Только настойчивыя приказанія кн. Бебутова заставили наконецъ Эриванскій отрядъ возвратиться въ Эриванскую губернію.
Зимой 1854—55 года значительная часть турецкихъ войскъ была отвлечена съ театра военныхъ дѣйствій для усмиренія въ Большомъ Курдистанѣ возстанія Іезданшира, которымъ мы совершенно не воспользовались. Къ веснѣ 1855 года это возстаніе было потушено, турецкія войска успѣли вернуться обратно и все вниманіе обратили на удержаніе въ своихъ рукахъ крѣпости Карса.
Съ назначеніемъ въ концѣ 1854 года Намѣстникомъ Кавказскимъ и Главнокомандующимъ отдѣльнымъ Кавказскимъ корпусомъ генералъ-адъютанта Н. Н. Муравьева, военныя дѣйствія если и не стали особенно рѣшительными, то, во всякомъ случаѣ, производились на основаніи строго опредѣленнаго и выработаннаго плана. Такъ какъ почти вся живая сила противника, Анатолійская турецкая армія, заперлась въ Карсѣ, то ген.-ад. Муравьевъ и рѣшилъ овладѣть предварительно Карсомъ, причемъ избралъ для этого самый медленный способъ — блокаду.
Сношенія съ курдами, казалось-бы, должны были получить самое широкое развитіе, т. к. въ отношеніи кн. Долгорукова къ ген.-ад. Муравьеву, отъ 6 апрѣля 1855 года, было сказано: „Его Величество признавать изволитъ продолженіе этихъ сношеній дѣломъ первостепенной важности; они уже доставили намъ существенную пользу, обезпечивъ нашу границу отъ набѣговъ сихъ хищниковъ; но Высочайше предположенная цѣль будетъ достигнута тогда, когда курды явно отложатся отъ Турецкаго Правительства для содѣйствія войскамъ нашимъ въ предстоящей кампаніи. Предоставляя Вамъ употребить къ сему всѣ зависящіе отъ Васъ способы, не жалѣя денегъ, на этотъ предметъ назначенныхъ, Его Величество ожидать изволитъ съ особеннымъ участіемъ увѣдомленія Вашего о послѣдующемъ ходѣ этихъ сношеній“[29].
Однако на Карсскомъ театрѣ военныхъ дѣйствій сношенія съ курдами, въ дѣйствительности, ограничились только переговорами съ племенами Карсскаго и отчасти Эрзерумскаго пашалыковъ. О ходѣ возстанія Іезданшира, о его предложеніи намъ дѣйствовать противъ турокъ совмѣстно, а также и о таковомъ-же предложеніи отъ Айсорскаго патріарха[30], ген.-ад. Муравьевъ имѣлъ подробныя свѣдѣнія, но, не имѣя въ своемъ распоряженіи достаточно войскъ, чтобы отправить въ Курдистанъ особый отрядъ, и считая Эриванскій отрядъ для такой цѣли недостаточно сильнымъ, тѣмъ болѣе, что отрядъ этотъ имѣлъ уже въ долинѣ Евфрата противника — войска Вели-паши, — онъ рѣшилъ ограничиться возложеніемъ на Эриванскій отрядъ продолженія завязавшихся въ 1854 году сношеній лишь съ ближайшими курдами Ванскаго и Мушскаго пашалыковъ.
Кромѣ того, ген.-ад. Муравьевъ, видимо, не считалъ курдовъ способными на большое дѣло и не особенно высоко цѣнилъ ихъ; въ письмѣ своемъ къ кн. Долгорукову, отъ 10 іюня 1855 года, онъ говорилъ: „…при семъ прилагаю переводы съ двухъ писемъ, полученныхъ отъ Айсоріанскаго патріарха изъ окрестностей Вана. Замѣтно, что общее возстаніе курдовъ тогда только могло бы имѣть мѣсто, если бы мы пошли въ ту сторону. На нихъ разсчитывать нечего, ибо курды вдаль отъ своихъ домовъ не пойдутъ и способны только на грабежи между сосѣдями, а тѣ изъ нашихъ курдовъ, которые теперь сформированы въ сотни, благонадежны только до времени, до случая“[31].
На Карсскомъ театрѣ сношенія съ курдами продолжалъ вести полковникъ Лорисъ-Меликовъ. Наилучшимъ способомъ привлеченія курдовъ на нашу сторону считали выдачу подарковъ и денежныхъ пособій вліятельнымъ родоначальникамъ, между которыми первое мѣсто занималъ, какъ и въ 1854 году, Касумъ-ханъ, произведенный Высочайшимъ приказомъ 23 декабря 1854 года въ полковники русской службы[32]. Касумъ-ханъ, вмѣстѣ съ братомъ своимъ Халиль-агой, продолжалъ жить въ Кагызманскомъ санджакѣ Карсскаго пашалыка и удерживалъ Карсскихъ курдовъ отъ грабежей въ нашихъ предѣлахъ и отъ поступленія на службу въ турецкія войска. И. д. мушира Анатолійской арміи, Кяримъ-наша, и Карсскій вали, Сары-паша, вступали съ нимъ въ переписку, старались уговорить его пріѣхать въ Карсъ и не скупились на подарки и обѣщанія. Касумъ-ханъ, опасаясь ареста, уклонялся отъ такой поѣздки, но въ то же время весьма неохотно ѣздилъ на свиданіе и къ намъ. Только одинъ разъ прибылъ онъ въ нашъ лагерь подъ Карсомъ, гдѣ былъ хорошо принятъ и обласканъ Главнокомандующимъ. Но и послѣ этой поѣздки онъ продолжалъ уклоняться отъ открытаго перехода на нашу сторону; въ то же время, однако, онъ не препятствовалъ переселенію подвластныхъ ему курдовъ въ наши предѣлы. Вообще, все время до конца войны Касумъ-ханъ находился въ выжидательномъ положеніи; причиной такого поведенія его были распускаемые турками слухи о побѣдахъ союзниковъ въ Крыму. Князь Бебутовъ считалъ подобное бездѣйствіе Касумъ-хана наиболѣе для насъ выгоднымъ и даже болѣе желательнымъ, нежели переселеніе этого хана въ наши предѣлы; послѣднее обстоятельство могло поссорить насъ со многими вліятельными лицами изъ нашихъ курдовъ и изъ переселившихся въ наши предѣлы изъ Карсскаго пашалыка, среди которыхъ были родственники Касумъ-хана, имѣвшіе къ нему семейную вражду[33].
Такой политики придерживался Касумъ-ханъ до конца войны; видя, что мы врядъ-ли удержимъ за собой по окончаніи войны Карсскій пашалыкъ, онъ къ концу кампаніи открыто перешелъ на сторону турокъ и переселился въ Мушскій пашалыкъ, почему, 10 марта 1856 года, Государь Императоръ повелѣлъ снять съ Касумъ-хана чинъ полковника и исключить его изъ списковъ русской арміи[34].
Курды Касумъ-хана не послѣдовали за нимъ, а продолжали оставаться въ Карсскомъ пашалакѣ, уклоняясь отъ всякихъ сношеній съ турками; съ большой охотой поступали они на службу въ нашу курдскую милицію и въ тоже время не давали туркамъ ни одного всадника. При сдачѣ Карса, въ составѣ его гарнизона оказалось всего 1200 чел. баши-бузуковъ, среди которыхъ курдовъ было очень мало.
Необходимо подчеркнуть еще то обстоятельство, что на Карсскомъ театрѣ придерживались мягкаго и гуманнаго обращенія съ курдами. Кн. Бебутовъ, ген.-ад. Муравьевъ и полковникъ Лорисъ-Меликовъ старались избѣгать жестокихъ мѣръ, и наказанія и устрашенія курдовъ силою нашего оружія. Такъ напр., когда среди курдовъ усиленно стали ходить слухи о нашихъ неудачахъ въ Крыму и курды стали временно менѣе покорными, то мы ограничились лишь наблюденіемъ за ними и ихъ стадами, не принимая „болѣе строгихъ мѣръ, дабы не встревожить курдовъ и не возбудитъ въ нихъ подозрѣній“[35]. Правда, результаты такой политики были вполнѣ успѣшны, но нужно при этомъ помнить, что курды Карсскаго пашалыка находились внѣ вліянія турецкихъ войскъ: вся турецкая армія заперлась въ Карсѣ и весь Карсскій пашалыкъ былъ занятъ сильнымъ русскимъ корпусомъ; при такихъ условіяхъ курдамъ было невозможно продолжать свои грабежи, а потому въ отношеніи ихъ можно было ограничиться лишь ласками и подарками.
Совершенно въ иныхъ условіяхъ находились наши войска на Эриванскомъ театрѣ, почему начальство Эриванскаго отряда въ отношеніи курдовъ придерживалось другой, менѣе гуманной и мягкой системы, что и возбудило неудовольствіе ген.-ад. Муравьева.
Къ веснѣ 1855 года Эриванскій отрядъ ген.-маіора Суслова былъ усиленъ до 7 тысячъ при 8 орудіяхъ, т. е. былъ вдвое сильнѣе, нежели въ 1853—54 годахъ.
Единственнымъ его противникомъ былъ отрядъ Вели-паши, силою тоже около 7 тысячъ при 22 орудіяхъ, расположенный у Сурпъ-Оганеса, гдѣ турки устроили небольшой укрѣпленный лагерь; въ составъ отряда Вели-паши вошли остатки Баязетскаго корпуса, разбитаго барономъ Врангелемъ въ Чингильскомъ бою. При такихъ условіяхъ отъ Эриванскаго отряда можно было ожидать самыхъ рѣшительныхъ дѣйствій.
Турки принимали всѣ мѣры для усиленія своего регулярнаго отряда иррегулярной, преимущественно курдской конницей. Съ этой цѣлью они назначили правителемъ Баязетскаго и Алашкертскаго санджаковъ бывшаго Баязетскаго Балюль-пашу, считавшагося представителемъ самаго почетнаго и древняго рода въ Курдистанѣ[36]; ему поручили командованіе кавалеріей и формированіе курдскихъ ополченій. Возбуждалъ противъ насъ курдовъ Баязетскаго и Алашкертскаго санджаковъ еще и бывшій мудиръ Алашкерта, Мамедъ-бекъ,[37] пасынокъ нашего маіора Джафаръ-аги, смѣщенный нами съ должности мудира, вслѣдствіе его постояннаго враждебнаго отношенія къ русскимъ; особеннаго вліянія среди курдовъ онъ, однако, не имѣлъ и главнымъ организаторомъ курдскихъ ополченій оставался Балюль-паша.
Однако, не смотря на любовь и уваженіе къ нему курдовъ, формированіе курдской милиціи туркамъ совершенно не удалось; курды шли не охотно даже въ баши-бузуки и совершенно отказались поступать въ регулярныя войска, чего долго, но тщетно добивалось турецкое правительство.
Хотя, вопреки желанію Главнокомандующаго, Эриванскій отрядъ и перешелъ въ іюнѣ черезъ Агрыдагъ, но дальнѣйшимъ наступленіемъ медлилъ, что и дало возможность отряду Вели-паши уклониться отъ боя; 13-го іюня отрядъ Вели-паши былъ уже у Зейдекяна, т. е. въ 4 переходахъ отъ Сурпъ-Оганеса, занятаго нами въ этотъ день послѣ небольшого дѣла, въ которомъ кавалерія Балюль-паши (3 сотни регулярн. кав. и 150 баши-бузуковъ и курдовъ) была на голову разбита кавалеріей полк. Хрещатицкаго (½ сотни казаковъ, 1 сотня бековъ и весь курдскій полкъ), а самъ Балюль-паша былъ раненъ и взятъ въ плѣнъ нашими казакомъ и курдомъ.
Послѣ этого Эриванскій отрядъ былъ привлеченъ къ совмѣстнымъ дѣйствіямъ съ кавалеріей кн. Дондукова-Корсакова (изъ Карсскаго отряда) противъ Вели-паши и Эрзерума. Во время этой операціи Эриванскаго отряда на западъ, для обезпеченія его длинной коммуникаціонной линіи (отъ Чингильскаго перевала черезъ Діадинъ къ Керпи-кею болѣе 210 верстъ) и для защиты Эриванской губерніи были оставлены, подъ начальствомъ маіора Кореницкаго, всего: въ Баязетѣ 1 сотня казаковъ и въ Сурпъ-Оганесѣ 3 роты, 2 орудія и 1 сотня армянской милиціи. Этихъ слабыхъ силъ оказалось совершенно достаточно: хотя наши сообщенія были подвержены ударамъ курдовъ на всемъ протяженіи, т. к. пролегали параллельно и вблизи границъ Курдистана, но до конца іюля не было даже мелкихъ случаевъ грабежа и разбоевъ курдовъ; таково было наше вліяніе на нихъ. По мѣрѣ наступленія Эриванскаго отряда впередъ и приближенія его къ кочевьямъ обществъ, еще не вступавшихъ въ сношенія съ нами, на встрѣчу отряда выходили депутаты и старшины какъ кочевыхъ, такъ и осѣдлыхъ курдовъ, съ изъявленіемъ покорности и съ обѣщаніемъ вести себя спокойно и поддерживать въ тылу отряда полный порядокъ[38].
Крайне интереснымъ является разрѣшеніе нами вопроса объ управленіи занятыми въ эту кампанію непріятельскими областями: городомъ Баязетомъ и всѣмъ Баязетскимъ санджакомъ управлялъ диванъ, подъ предсѣдательствомъ курда Ахметъ-аги; Алашкертскимъ санджакомъ управлялъ осѣдлый курдъ Шихъ-Абдалъ, а Кагызманскимъ и Гечеванскимъ — Ахмедъ-ага, тоже курдъ, командовавшій курдскимъ полкомъ, дѣйствовавшимъ въ составѣ нашихъ главныхъ силъ[39]. Эти курдскіе санджаковые начальники управляли ввѣренными имъ областями очень хорошо и на нихъ не поступило ни одной жалобы даже отъ армянскаго населенія. Вначалѣ они не получали отъ насъ ни какого содержанія, но затѣмъ имъ было назначено жалованье, но не деньгами, а хлѣбомъ (зерномъ по мѣстнымъ цѣнамъ) изъ сбора десятинной подати съ самыхъ отдаленныхъ курдскихъ селеній и обществъ, съ которыхъ намъ самимъ было-бы очень трудно и хлопотливо что нибудь собрать.
Общее наблюденіе за управленіемъ непріятельскими областями было возложено на маіора Кореницкаго, управлявшаго непосредственно Діадинскимъ санджакомъ; при Ахметъ-агѣ, правителѣ Кагызманскаго и Гечеванскаго санджаковъ, находился русскій офицеръ для письменныхъ сношеній съ начальствомъ и 10 донскихъ казаковъ, дабы присутствіе нашего мундира напоминало жителямъ о русской власти“.
Во время операцій Эриванскаго отряда противъ Вели-паши къ Керпи-кею, въ тылу у насъ было, какъ уже сказано, вполнѣ спокойно; но 29-го іюля, когда Эриванскій отрядъ, не разбивъ уклонившагося отъ боя Вели-пашу, отступилъ къ Зейдекяну, получены были донесенія о сборѣ курдовъ за Адла-дагомъ. Вскорѣ небольшія курдскія партіи стали прорываться изъ ущелій Алда-дага; одна изъ такихъ партій пробралась даже въ Эриванскую губернію, гдѣ отбила скотъ; другая напала на Эрзерумской караванной дорогѣ на нашихъ милиціонеровъ и имѣла съ ними перестрѣлку; изъ Баязета сообщали о разъѣздахъ по курдскимъ кочевьямъ турецкихъ офицеровъ, которые возбуждали курдовъ къ дѣйствіямъ на нашихъ сообщеніяхъ. Хотя существенной опасности пока и не было, но, во всякомъ случаѣ, необходимо было потушить враждебныя противъ насъ дѣйствія въ самомъ началѣ, чего пока можно было достигнуть однимъ лишь появленіемъ нашихъ войскъ за Алла-дагомъ. Нельзя не согласиться съ доводами полковника Лихутина, приводимыми имъ въ пользу поиска за Алла-дагъ для наказанія курдовъ, намѣревавшихся открыть противъ насъ враждебныя дѣйствія: „Мы постоянно старались привлекать курдовъ ласковымъ обращеніемъ; это наконецъ могло имъ внушить мысль, что мы боимся ихъ и заискиваемъ ихъ дружбу; продолжительная доброта, хотя бы соединенная съ справедливостью и безкорыстіемъ, могла показаться этому дикому хищническому народу слабостью и внушить ему желаніе попробовать сѣсть намъ на плечи. На Востокѣ страхъ необходимъ, какъ вообще вездѣ противъ полудикаго человѣка, который не ограничивается однимъ желаніемъ пользоваться спокойно своимъ честнымъ трудомъ, а желаетъ болѣе легкаго и скораго обогащенія отнятіемъ чужой собственности. Въ курдахъ мы не видѣли ни религіознаго фанатизма, ни преданности къ турецкому правительству; видѣли, напротивъ, нелюбовь къ нему, и только хищническія наклонности. Между отдѣльными обществами не было крѣпкой народной связи и мы могли разсчитывать, что наказавъ для примѣра строго за хищничества какое-либо одно виновное общество, тѣмъ не вооружимъ противъ себя остальныхъ, — и это оказалось основательно“.
1-го августа былъ посланъ отъ Зейдекяна внизъ по долинѣ Евфрата къ г. Мелязгерду полковникъ Хрещатицкій съ 1000 ч. кавалеріи. Ему было приказано: послать отъ Мелязгерда сильные разъѣзды къ Бергерамъ и къ Ванскому озеру; показаться на большемъ пространствѣ и разсѣять скопища курдовъ; собрать свѣдѣнія о состояніи края и о настроеніи жителей; повернуть отъ Мелязгерда къ Патносу и пройти оттуда по южному склону Алла-дага, чтобы прорѣзать все пространство, населенное курдами между этимъ хребтомъ и Ванскимъ озеромъ, и выйти на Эрзерумскую караванную дорогу черезъ Хамуръ или Діадинъ; при этомъ съ мирными курдами приказано было обращаться дружелюбно, успокоить ихъ и стараться пріобрѣсти ихъ довѣренность.
Для поддержанія наступленія полк. Хрещатицкаго были направлены: отъ Каракилисы въ Хамуръ 1 баталіонъ; изъ Сурпъ-Оганеса въ ущелья Алла-дага 2 роты; изъ Баязета по Ванской дорогѣ 1½ сотни казаковъ.
Случилось такъ, что когда всѣ эти войска выступили въ походъ, 300 курдовъ перешли черезъ Алла-дагъ и бросились на караванный путь, гдѣ и были встрѣчены выступившей изъ Сурпъ-Оганеса ротой, которая и прогнала ихъ огнемъ; тогда курды на время скрылись въ ущельяхъ Алла-дага, но потомъ снова бросились на караванную дорогу по направленію къ Каракилисѣ, но на этотъ разъ наткнулись на 1½ сотни казаковъ, которыми и были разсѣяны, послѣ чего разошлись по кочевьямъ, т. к. получили извѣстіе, что русскіе наступаютъ къ Ванскому озеру.
5-го августа на караванномъ пути возлѣ Діадина появилась другая партія курдовъ въ 150 всадниковъ, но также была разсѣяна и скрылась за Алла-дагъ.
Между тѣмъ полк. Хрещатицкій занялъ 2 августа г. Хамуръ, гдѣ и оставилъ одинъ баталіонъ, а съ кавалеріей, того-же числа, продолжалъ движеніе къ Мелязгерду. Въ 20 верстахъ не доходя до Мелязгерда кавалерія наша вошла въ кочевья общества Сепики (сепикіанлы), старшина которыхъ, Дарвишъ-ага, былъ родной братъ Розго-аги, находившагося въ это время въ отрядѣ Вели-паши и командовавшаго баши-бузуками въ дѣлѣ 21-го іюля у Керпи-кея[40]. Курды встревожились и хотѣли бѣжать, но полк. Хрещатицкій успокоилъ ихъ.
Къ нему явились тотчасъ-же Дарвишъ-ага и другіе почетные старшины и разсказали, что до нихъ дошли слухи черезъ турецкое начальство, будто русскіе были два раза разбиты (у Карса и у Керпи-кея) но что теперь они разувѣрились въ этомъ, видя русскія войска среди своихъ кочевокъ.
3-го августа полк. Хрещатицкій занялъ Мелязгердъ; курды и здѣсь хотѣли бѣжать, но, успокоенные, остались на своихъ кочевкахъ; курдскіе депутаты жаловались на турецкое начальство, требовавшее отъ нихъ поступленія въ турецкія войска, тогда какъ они (курды) желали бы жить съ русскими въ мирѣ.
4-го августа полк. Хрещатицкій выступилъ къ г. Патносу, гдѣ жилъ главный старшина Гайдеранлинскаго аширета, Гайдеръ-ханъ, который, узнавъ о приближеніи нашей кавалеріи, бѣжалъ къ сторонѣ Вана; но жители Патноса и вообще всѣ окрестные курды за нимъ не послѣдовали и выѣхали на встрѣчу нашей кавалеріи и даже доставили все для нея необходимое (сѣно, ячмень, чуреки и барановъ), причемъ были очень удивлены, когда имъ заплатили за все золотомъ.
7-го августа полк. Хрещатицкій черезь Сулейманъ-Кумбекъ возвратился къ Зейдекяну.
Этотъ поискъ принесъ ту пользу, что послѣ него на нѣкоторое время курды перестали собираться въ значительныя партіи и среди нихъ появлялись лишь мелкія шайки воровъ. Кромѣ того, этотъ поискъ надѣлалъ много тревоги въ Эрзерумѣ, гдѣ полагали, что мы его предприняли съ цѣлью войти въ сношенія съ братомъ Іезданшира, Омеръ-агою; всѣ же курды, служившіе въ отрядѣ Вели-паши, и самъ старшина Розго-ага, немедленно бросили турецкія войска, узнавъ что русскіе угрожаютъ ихъ жилищамъ.
Донесеніе ген.-маіора Суслова о принятыхъ имъ мѣрахъ для уничтоженія вліянія турецкой власти среди курдовъ и о полезномъ результатѣ движеній нашихъ войскъ за Алла-дагъ, обратило на себя вниманіе Главнокомандующаго. Около 20 августа ген.-ад. Муравьевъ предписалъ ген.-маіору Суслову обратить особенное вниманіе на недружелюбное расположеніе, которое начинаютъ обнаруживать къ намъ курды, стараться открыть дѣйствительныя причины этому, а равно и лицъ, возбуждающихъ непріязненныя движенія въ курдскихъ обществахъ; употребить мѣры привлеченія взволнованнаго населенія на нашу сторону, распространяя среди него воззванія Главнокомандующаго,[41] и схватить, если можно, турецкихъ офицеровъ и чиновниковъ, находящихся между курдами и возбуждающихъ ихъ противъ насъ.
Для наблюденія за общимъ ходомъ дѣйствій противъ курдовъ и для веденія сношеній съ ними въ Эриванскій отрядъ были командированы гвардіи полковникъ Бартоломей и ротмистръ Попко, которымъ была дана отъ Главнокомандующаго особая инструкція[42].
Ген.-маіоръ Сусловъ старался успокоить Главнокомандующаго и доносилъ ему, что волненія уже кончились, не имѣли никакой особенной важности и происходили не отъ преданности курдовъ турецкому правительству и не отъ религіознаго фанатизма, а отъ воровскихъ привычекъ ихъ, которыми турецкія власти стараются пользоваться во вредъ намъ; что курды, кочующіе между Алла-дагомъ и Ванскимъ озеромъ въ числѣ около 2000 семействъ, не опасны даже для одного батальона, оставленнаго у Сурпъ-Оганеса; что Большой Курдистанъ недавно бунтовалъ и не принимаетъ рѣшительно никакого участія въ военныхъ дѣйствіяхъ противъ насъ; что одними ласками нельзя привлечь курдовъ и что только близость и страхъ нашихъ войскъ заставляютъ ихъ жить мирно и покоряться намъ, и что было бы весьма полезно наказать жестокимъ истребленіемъ какое нибудь общество, замѣченное въ хищничествѣ, для внушенія ужаса остальнымъ.
Это донесеніе не имѣло никакихъ послѣдствій, но мѣра строгаго наказанія курдовъ была исполнена при первомь же случаѣ.
Послѣ поиска полковника Хрещатицкаго за Алла-дагъ курды полтора мѣсяца жили спокойно, но въ половинѣ сентября мелкія партіи ихъ начали опять выходить изъ за этого хребта и появляться на караванномъ пути, гдѣ и производили мелкіе грабежи. Наконецъ, 27 сентября, партія въ 100 курдовъ напала на караванномъ пути близь д. Гюлясоръ, между Сурпъ-Оганесомъ и Караклисомъ, на 20 человѣкъ нашихъ милиціонеровъ, сопровождавшихъ изъ Эривани въ отрядъ почту; на дорогѣ къ почтѣ присоединилась небольшая часть каравана, проходившаго изъ Персіи въ Эрзерумъ, и сами хозяева каравана, что, вѣроятно, и побудило курдовъ сдѣлать нападеніе, въ ожиданіи поживы отъ богатыхъ персіанъ. Курды отбили почту, захватили караванъ и ограбили персовъ.
Отъ Главнокомандующаго, между тѣмъ, не было получено никакого отвѣта на представленіе ген.-маіора Суслова о пользѣ наказанія оружіемъ какого-либо общества курдовъ, занимающагося грабежемъ; однако необходимо было наказать ихъ за дерзкое нападеніе на нашу почту и караванъ, и при томъ наказать немедленно.
Курды знали, что Карсъ держался упорно; вѣсть объ отбитомъ штурмѣ проникла въ самые отдаленные предѣлы Турціи и турки распространяли самые невѣроятные слухи о нашемъ пораженіи; исходъ борьбы нашей съ Турціей казался сомнительнымъ. При такихъ обстоятельствахъ и при хищническихъ наклонностяхъ курдовъ, безнаказанность и легкость грабежей могла внушить имъ еще большую дерзость и мало по малу поднять противъ насъ значительныя партіи. Въ виду такихъ соображеній ген.-маіоръ Сусловъ рѣшилъ наказать курдовъ, не ожидая отвѣта отъ Главнокомандующаго.
Собранныя свѣдѣнія выяснили, что нападеніе на почту было совершено курдами изъ аширета Гайдеранлы, кочевавшими въ урочищѣ Зиляндаро, Ванскаго пашалыка, между Ванскимъ озеромъ и Алла-дагомъ. Урочище это, самое населенное мѣсто за Алла-дагомъ, окружено труднодоступными горами, отчего населявшіе его курды были особенно смѣлы и постоянно занимались разбоями, чувствуя свою безнаказанность.
Ген.-маіоръ Сусловъ приказалъ маіору Кореницкому, съ 2-мя сотнями казаковъ, 2-мя ротами и 1 сотней мусульманской милиціи, сдѣлать скрытное движеніе за Алла-дагъ, на легкѣ и безъ повозокъ, внезапно напасть на курдовъ урочища Зиляндаро, истребить все встрѣченное огнемъ и оружіемъ и вообще жестоко ихъ наказать для примѣра и страха другимъ.
2-го октября колонна выступила изъ Сурпъ-Оганеса и 5-го октября, совершенно неожиданно, напала на селенія этого урочища[43]; курды выбѣгали изъ палатокъ и домовъ и, не заботясь о спасеніи своего имущества, спасались сами на ближайшія возвышенности, преслѣдуемые выстрѣлами пѣхоты и кавалеріей, которая гонялась за ними вразсыпную и била и рубила всѣхъ; въ то-же время пѣхота подожгла копны хлѣба и скоро все: деревни, стога сѣна и хлѣба, — запылало огнемъ; курдскія палатки сносили въ кучу и бросали въ горѣвшія селенія; ямы съ зерновымъ хлѣбомъ и имуществомъ разрывали, хлѣбъ разбрасывали, имущество бросали въ огонь; весь скотъ съ окрестныхъ пастбищъ былъ собранъ нашей кавалеріей. Курды, убѣжавшіе на окрестныя высоты, кричали и стрѣляли, но не рѣшались спуститься съ горъ и приблизиться къ мѣсту истребленія ихъ достоянія, удерживаемые штуцерными, которые отдѣльными кучками прикрывали пѣхоту. Истребленіе продолжалось около 3-хъ часовъ; всего было сожжено 11 деревень, 300 палатокъ, двѣ мельницы, много муки и все сѣно и хлѣбъ, находившіеся въ полѣ и въ деревняхъ; все болѣе цѣнное имущество было взято солдатами, казаками и милиціонерами; выступивъ въ обратный путь, нашъ отрядъ гналъ впереди себя нѣсколько тысячъ головъ различнаго скота и лошадей.
Во время этого истребленія въ нѣкоторыхъ деревняхъ были найдены изодранные конверты и другіе слѣды нашей отбитой почты.
Въ Зиляндаро были захвачены въ плѣнъ нѣсколько курдовъ; уходя, маіоръ Кореницкій отпустилъ изъ нихъ четырехъ стариковъ, которымъ приказалъ объявить курдамъ, что они наказаны и разорены за частые грабежи ихъ и непріязненныя дѣйствія противъ насъ, въ особенности же за нападеніе на нашу почту, въ чемъ участвовало не нѣсколько воровъ, а цѣлая сотня, и что если они не перестанутъ разбойничать, то будутъ наказаны еще болѣе, для чего придетъ къ нимъ весь отрядъ и не оставить у нихъ камня на камнѣ.
Извѣстіе о нападеніи русскихъ быстро распространилось по сосѣднимъ долинамъ и урочищамъ. Курды спѣшили со всѣхъ сторонъ, чтобы загородить дорогу нашему отряду. Партія въ 300 чел. встрѣтила отрядъ въ урочищѣ Гюлеръ, но была прогнана огнемъ; къ разсвѣту прибыло еще до 500 курдовъ изъ Патноса и когда утромъ, 6 октября, наша колонна выступила съ ночлега, то курды преслѣдовали ее, насѣдали на хвостъ и съ фланговъ, издали бросались въ пики, стрѣляли, но дѣйствовали вообще робко, не рѣшаясь сблизиться и ударить въ рукопашную. Перестрѣлка продолжалась цѣлый день, пока колонна поднялась на перевалъ хребта. При этомъ преслѣдованіи курды понесли значительныя потери, т. к. у нихъ почти не было ружей, а только пики, и наши штуцерные били курдовъ на выборъ.
Набѣгъ этотъ показалъ курдамъ, какъ намъ легко наказать ихъ. Наказаніе было жестоко, ново и совершено неожиданно для курдовъ, т. к. до сихъ поръ мы обращались въ Турціи со всѣми жителями кротко и милостиво и курды не знали еще, что и мы умѣемъ жечь безъ пощады и истреблять безъ милосердія. Большое впечатлѣніе произвело на нихъ и то, что небольшой русскій отрядъ не побоялся сдѣлать около 100 верстъ въ глубину ихъ кочевокъ.
Жители Зиляндаро лишились всего своего имущества и понесли потери, которыя наши армяне оцѣнивали въ нѣсколько сотъ тысячъ рублей. Послѣ этого наказанія ни одинъ курдъ не показывался на Эрзерумскомъ караванномъ пути и на немъ водворилась совершенная безопасность до самаго ухода нашего изъ Турціи.
Слѣдствіемъ набѣга маіора Кореницкаго было также и то, что всѣ курды за Алла-дагомъ перессорились между собой. Жители Зиляндаро укоряли курдовъ Патноса и другихъ мѣстъ, что многіе изъ нихъ также участвовали въ грабежахъ на караванной дорогѣ, а между тѣмъ вся тяжесть мщенія русскихъ пала на курдовъ Зиляндаро. Изъ опасенія повторенія подобныхъ набѣговъ, всѣ Гайдеранлы, жившіе ближе къ Алла-дагу, откочевали къ Ванскому озеру; но здѣсь стало слишкомъ тѣсно и потому Али-ага (старшина и глава аширета) просилъ Ванскаго пашу о разрѣшеніи переселиться нѣкоторымъ обществамъ къ Мелязгерду. Паша разрѣшилъ, но не просилъ и даже не увѣдомилъ о томъ начальника Мелязгерда и старшину курдовъ Сепикіанлы, Розго-агу, который не состоялъ въ вѣдѣніи Ванскаго паши и считаль себя въ правѣ не слушать его приказаній. Къ тому-же Розго-ага опасался, что, принявъ къ себѣ курдовъ, только-что наказанныхъ русскими, онъ навлечетъ и на себя наше мщеніе. Вслѣдствіе этого, между Сепикіанлы и Гайдеранлы произошелъ сначала споръ, потомъ драка, въ которой былъ убитъ сынъ Розго-аги.
Это убійство, требовавшее по курдскимъ обычаямъ кровомщенія, произвело непримиримую вражду между двумя племенами; кровь полилась, драки, стычки и перестрѣлки не прерывались; съ обѣихъ сторонъ пало много жертвъ и наши войска, въ теченіе 1855 и всего 1856 года, пока оставались вблизи Турціи, слышали, что Сепики и Гайдеранлы дерутся, а наши курды говорили, что вражда эта продлится десятки лѣтъ.
Набѣгомъ въ урочище Зиляндаро закончились наши дѣйствія противъ курдовъ въ Восточную войну.
Необходимо сказать еще нѣсколько словъ о поведеніи курдовъ въ бою въ эту кампанію.
Турецкіе курды почти не имѣли ружей, а были вооружены пиками, сдѣланными изъ длинной вой трости, на концѣ которой насаженъ былъ кинжалъ; подъ кинжаломъ кругомъ трости былъ подвязанъ, въ видѣ шара, пукъ перьевъ; эту пику курдъ бросалъ въ непріятеля на всемъ скаку, иногда на значительное разстояніе, почему часто терялъ ее: послѣ стычекъ съ курдами всегда валялись ихъ пики. Кромѣ пики, большинство курдовъ имѣло по парѣ и болѣе пистолетовъ, заткнутыхъ за широкій поясъ изъ яркой цвѣтной шали, кривую саблю и небольшой щитъ, сдѣланный изъ толстой кожи. Хотя курды имѣли репутацію самаго воинственнаго племени Малой Азіи, но наши войска, часто сталкивавшіяся съ ними, вынесли изъ этой кампаніи, по свидѣтельству полковника Лихутина, понятіе о нихъ, какъ о трусахъ. Они никогда не сходились съ нашими войсками въ рукопашный бой, не смотря на то, что оружіе ихъ было годно только для такого боя; дѣйствовали преимущественно вразсыпную и малѣйшее движеніе впередъ одной сотни казановъ, показывавшее намѣреніе драться, обращало въ бѣгство нѣсколько сотенъ ихъ.
Относительно же курдовъ, дѣйствовавшихъ въ составѣ нашихъ отрядовъ[44], вотъ что пишетъ въ своемъ сочиненіи ген.-адъютантъ Муравьевъ[45]: „Полкъ (курдскій) былъ осмотрѣнъ и найденъ въ хорошемъ состояніи. Курды, а въ особенности начальники ихъ, были щегольски одѣты, исправно вооружены и быстро носились на красивыхъ жеребцахъ. Нельзя сказать, чтобы полкъ сей послужилъ усиленіемъ дѣйствующему корпусу, развѣ только въ томъ отношеніи, что люди его составлявшіе, тѣмъ самымъ устранялись отъ службы въ рядахъ непріятельскихъ и отъ грабежей, производимыхъ ими въ нашихъ границахъ даже въ мирное время. Курды способны только къ хищничеству и къ преслѣдованію разбитаго непріятеля, отъ коего могутъ поживиться добычею. Атаковать же въ открытомъ бою они не въ состояніи; не въ духѣ ихъ даже выдерживать постоянной аванпостной службы. При такихъ условіяхъ можно было ожидать, что они на первыхъ-же порахъ разбѣгутся по своимъ кочевьямъ; сего однако-же не случилось и они вынесли труды и нужды похода едва ли не лучше конно-мусульманъ, между коими часто оказывались побѣги. Курды, какъ бы избѣгали всякаго сношенія съ нами, исключая начальника ихъ, Ахметъ-аги, привыкшаго уже къ русскимъ. Полкъ ихъ никогда не шелъ на переходахъ вмѣстѣ съ прочими иррегулярными войсками и всегда находилъ способъ стать лагеремъ особнякомъ, въ нѣсколькихъ верстахъ отъ другихъ. По привычкѣ курдовъ къ кочевой жизни и къ пребыванію лѣтомъ на открытомъ воздухѣ, они безропотно выдерживали непогоды и дожди, не имѣя палатокъ, и удерживались въ своемъ составѣ до наступленія холодовъ, чему способствовало и ловкое съ ними обхожденіе полковника Лорисъ-Меликова, умѣвшаго постоянную съ ними ласку, замѣнитъ, гдѣ нужно было, строгостью. Ихъ привязывало также природное корыстолюбіе, удовлетворявшееся исправной выдачею имъ ежемѣсячной денежной платы въ жалованье и на содержаніе себя и лошадей; обѣ суммы они сберегали, почти ничего не употребляя изъ оныхъ на свое продовольствіе, такъ что надобно было удивляться чѣмъ они существовали. Впрочемъ, также содержали себя и конно-мусульманскіе полки; всѣ они большей частью голодали, питаясь только добычею, которую иногда могли скрытно схватить въ деревняхъ. За то жадность ихъ выражалась безъ мѣры при экстренныхъ раздачахъ муки.“
Вначалѣ пробовали давать курдскому полку самостоятельныя порученія, какъ напр. поискъ отъ Карса за Саганлугъ для истребленія турецкихъ запасовъ; никто, казалось-бы, не могъ исполнить такое порученіе лучше курдовъ, прекрасно знавшихъ мѣстность, по которой они часто кочевали; но они крайне плохо выполнили это порученіе и ихъ болѣе не употребляли въ отдѣльныя экспедиціи. По мнѣнію ген.-ад. Муравьева, въ этомъ случаѣ они „не охотно подвизались противъ единовѣрныхъ имъ турокъ, пока не обозначилось еще — на чьей сторонѣ будетъ перевѣсъ“.
Лучше служилъ курдскій полкъ, бывшій въ составѣ Эриванскаго отряда; онъ дѣйствовалъ порядочно въ бояхъ и велъ себя хорошо и въ походахъ, не позволяя себѣ обижать мирное населеніе.
Необходимо еще упомянуть, что въ концѣ 1855 года, по приказанію генералъ-адъютанта Муравьева, полковникъ Лорисъ-Меликовъ составилъ «правила для управленія куртинскими племенами». Въ виду того, что и въ настоящее время вопросъ объ управленіи русско-подданными курдами не получилъ окончательнаго разрѣшенія (о чемъ будетъ сказано въ послѣдней VIII-ой главѣ настоящаго труда), намъ кажется, что проектъ, составленный такимъ знатокомъ курдовъ, какъ Лорисъ-Меликовъ, представляетъ значительный интересъ и въ настоящее время, почему онъ и помѣщенъ нами въ приложеніяхъ въ числѣ другихъ интересныхъ документовъ, имѣющихъ прямое отношеніе къ курдскому вопросу[46].
Изложенныя событія 1853—55 годовъ даютъ право сдѣлать слѣдующія заключенія:
1) Значительная часть курдовъ осталась не только равнодушной къ пораженіямъ, понесеннымъ въ эту войну турецкой арміей, но даже сама была не прочь нанести туркамъ жестокій ударъ, ставъ на нашу сторону, и только нежеланіе наше воспользоваться возстаніемъ Іезданшира спасло Турцію отъ окончательнаго разгрома ея малоазіатскихъ владѣній.
2) Незначительное число курдовъ (на обоихъ театрахъ не больше 8 тысячъ всадниковъ), пополнившее ряды защитниковъ Турціи подъ давленіемъ ея регулярныхъ войскъ, принесло турецкой арміи очень мало пользы. Своими хищническими наклонностями курды были полезны турецкому правительству и опасны для насъ лишь въ началѣ войны 1853 года, пока мы еще не закончили всѣхъ приготовленій въ войнѣ. Отдѣльныя ихъ шайки вторглись, какъ мы видѣли, въ наши пограничныя съ Турціей области, разорили множество селеній и разошлись по домамъ съ захваченною добычей. Переговоры наши съ ними начались еще въ 1853 году, но не имѣли никакого успѣха по той простой причинѣ, что курдамъ не было разсчета передаваться на нашу сторону въ то время, когда наши войска не[47] переходили еще границы, исходъ войны былъ неизвѣстенъ и сомнителенъ, турецкія войска оставались въ полной цѣлости, а курдскія семейства находились въ Турціи подъ ближайшимъ вліяніемъ турецкаго войска; въ это время курдамъ было выгодно грабить наши, а не турецкія владѣнія.
Послѣ же нашихъ побѣдъ на Башкадыклярскихъ и Чингильскихъ высотахъ и при Кюрюкъ-дара, а главное — послѣ движенія нашихъ войскъ впередъ въ предѣлы Турціи, курды немедленно высказали полную готовность вступить съ нами въ дружескія отношенія. При этомъ на курдовъ больше дѣйствовали не убѣжденіе и подарки съ нашей стороны, а страхъ передъ нашими войсками и полное равнодушіе къ турецкому правительству.
Что значили наши ласки и подарки какому нибудь маловліятельному старшинѣ курдскаго общества въ сравненіи съ боязнью всего племени потерять свои безчисленныя стада, стоющія сотни тысячъ? Хотя курды могли перекочевывать и удаляться отъ нашихъ войскъ, но эта возможность имѣла свои предѣлы.
Съ движеніемъ нашимъ впередъ, они, уходя отъ насъ, лишались пастбищъ, не могли прокормить своихъ стадъ и должны были изъявлять намъ свою покорность уже только для того, чтобы возвратиться на свои старыя кочевки, что собственно и было выгодно для насъ, доставляя намъ мѣстныя средства продовольствія и обезоруживая безпокойное населеніе.
3) Курды были готовы грабить одинаково: турокъ, русскихъ, персіанъ, татаръ, армянъ, христіанъ и магометанъ; для нихъ были всѣ равны.
При вторженіи турокъ въ Эриванскую губернію наши курды вмѣстѣ съ турецкими грабили нашихъ армянъ и татаръ; послѣ бѣгства съ Чингильскихъ высотъ турецкаго Баязетскаго отряда турецкіе и наши курды вмѣстѣ стали грабить турецкія же селенія и бѣгущую турецкую армію! Тоже самое было и въ бою при Башъ-Кадыклярѣ: турецкіе курды, вначалѣ сражавшіеся противъ насъ, послѣ боя бросились преслѣдовать и грабить турецкія же войска!
4) Въ эту кампанію курды были опасны намъ не какъ войско, а какъ дикій кочующій народъ, который могъ вредить намъ одиночными убійствами и грабежами, дѣйствіями на нашихъ сообщеніяхъ и вторженіями въ наши предѣлы, и притомъ долгое время совершенно безнаказанно, такъ какъ имѣя все свое имущество на спинахъ своихъ лошадей, они могли откочевывать въ глубину края въ труднодоступныя горы, спасаясь этимъ отъ преслѣдованія и наказанія.
5) Эта кампанія, какъ и кампанія 1828—29 годовъ, показала, что наилучшій способъ обороны Эриванской губерніи, подверженной вторженію курдскихъ хищниковъ, есть активная оборона, т. е. внесеніе войны въ предѣлы непріятеля и при томъ чѣмъ дальше и скорѣе, тѣмъ лучше для насъ.
6) Въ отношеніи пригодности къ боевымъ дѣйствіямъ курды и въ эту войну, какъ и въ предыдущія наши войны съ Персіей и Турціей, не выдерживали никакого сравненія съ нашими казаками. Въ бою они сводили все дѣло къ „игрѣ въ войну“, въ джигитовку и не всегда умѣстную стрѣльбу съ коня, у кого были ружья; сторожевую и развѣдывательную службу они несли также плохо; только при отступленіи нашихъ отрядовъ, особенно небольшихъ, они своимъ назойливымъ преслѣдованіемъ причиняли намъ много затрудненій; поступая въ составъ турецкихъ отрядовъ исключительно ради грабежа и добычи, они, при малѣйшей неудачѣ (когда на добычу не было надежды) уходили массами на свои кочевки.
7) Не много пользы принесли курды, бывшіе и въ составѣ нашихъ отрядовъ; къ самостоятельнымъ порученіямъ (поискъ и набѣгъ за Саганлугъ) они оказались не пригодными; тѣмъ не менѣе, при умѣлой организаціи изъ нихъ милиціи, они могутъ нѣсколько усилить нашу конницу и будутъ служить не хуже, если не лучше, другихъ милицій изъ азіатскихъ народностей. Формированіе курдской милиціи необходимо, главнымъ образомъ, для отвлеченія наиболѣе безпокойныхъ элементовъ изъ среды нашихъ курдовъ и какъ политическая мѣра для привлеченія хорошимъ жалованьемъ турецкихъ курдовъ на нашу сторону.
8) Въ заключеніе, нельзя не согласиться съ мнѣніемъ полковника Лихутина, несомнѣннаго знатока курдовъ, который говоритъ въ своемъ сочиненіи: „Мы не должны слишкомъ опасаться курдовъ и дорожить ими; не должны заискивать въ нихъ, потому что это внушаетъ имъ ложное понятіе о своей важности и о нашей слабости. Я не думаю, чтобы для насъ были полезны и приличны старанія привлечь курдовъ лишь ласками. На нихъ болѣе подѣйствуетъ и дѣйствовалъ страхъ наказанія оружіемъ“.
Примѣчанія править
- ↑ Троттеръ. Малоазійскіе курды. Переводъ А. С. Зеленого.
- ↑ Рапортъ лейбъ-гвардіи уланскаго полка поручика Миницкаго барону Розену, отъ 25 января 1834 года. (Стр. 885—888 тома VIII актовъ археограф. комиссіи).
- ↑ Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа. Дѣло № 15 по 2 отд. Генер. Штаба Штаба отдѣльнаго Кавказскаго Корпуса за 1853 годъ: «Объ отправленіи въ Персію военно-дипломатической комиссіи подъ начальствомъ ген.-м. Санковскаго и о непріязненномъ расположеніи къ намъ пограничныхъ курдовъ».
- ↑ Рапортъ д. с. с. Палавандова барону Розену, отъ 3 февраля 1833 г., № 6. (Стр. 504 тома VIII актовъ археограф. комиссіи).
- ↑ Обзоръ военныхъ дѣйствій противъ горскихъ народовъ. (Стр. 391 тома VIII актовъ археограф. комиссіи).
- ↑ Рапортъ князя Барятинскаго свѣтл. князю Воронцову, отъ 31 октября 1853 года, № 557. (Стр. 765 томъ X актовъ археографич. коммссіи).
- ↑ Видя наступленіе слабаго русскаго отряда на многочисленную турецкую армію, Ахмедъ-паша былъ пораженъ такою „дерзостью“ и сказалъ: „русскіе съ ума сошли, либо упились своею поганою водкой“.
- ↑ Описаніе сраженія на Башъ-Кадыклярскихъ высотахъ, 19 ноября 1853 года, ген.-лейтенанта князя Бебутова. (Стр. 773—779 тома X актовъ археографической комиссіи).
Инструкція генералу Реаду. Всеподданнѣйшее письмо князя Воронцова, отъ 1 марта 1854 года. (Стр. 95 тома X актовъ археографической комиссіи).
- ↑ Отношевіе кн. Воронцова къ военному министру, отъ 4 декабря 1853 года, № 677. (Стр. 787 тома X актовь археографической комиссіи).
- ↑ Письмо кн. Воронцова къ кн. Долгорукову, отъ 15 августа 1853 г., № 310 (Стр. 754 тома X актовъ археографической комиссіи).
Рапортъ кн. Долгорукова кн. Воровцову, отъ 10 февраля 1854 года, № 151, (Стр. 494 тома X актовъ археографич. комиссіи).
Изъ просимой суммы 50 тыс. червонцевъ были отправлены на Кавказъ въ февралѣ 54 года, а остальныя 50 тысячъ въ іюнѣ того же года.
За все время войны съ 53 по 56 годъ на сношенія съ курдами и подкупы ихъ, изъ 100 тысячъ червонцевъ, равнявшихся по тогдашнему курсу 293.333 руб. 33¼ коп. (одинъ червонецъ равнялся 2 р. 93⅓ коп.), было израсходовано всего лишь 139.714 руб. 78½ коп. (Стр. 494 тома XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ См. приложеніе № 6. Свѣдѣніе о курдахъ, составленвое 5 іюля 1854 года по приказанію генерала Реада. (Томъ XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ См. приложеніе № 7. Рапортъ гвардіи полковника Лорисъ-Меликова Командующему дѣйствующимъ корпусомъ на Кавказско-Турецкой границѣ, князю Бебутову, отъ 9 ноября 1854 г., № 301. (Изъ тома XI актовъ археографической комиссіи)
Въ этомъ рапортѣ подробно описано свиданіе съ Касумъ-ханомъ и къ рапорту приложенъ списокъ наградъ, выданныхъ полковн. Лорисъ-Меликовымъ Касумъ-хану и его свитѣ.
- ↑ Амаратъ — въ то время единственная паромная переправа черезъ Араксъ на этомъ участкѣ рѣки.
- ↑ Въ числѣ баши-бузуковъ былъ сбродъ всякаго рода, званія и національности: здѣсь были негры, арабы, персіане, армяне, турки, татары и курды.
- ↑ У нашихъ казаковъ и солдатъ составилось, по свидѣтельству полк. Лихутина, убѣжденіе, основанное на наблюденіи и фактахъ, что мусульманскіе милиціонеры и курды щадили своихъ единовѣрцевъ и стрѣляли или кверху, или холостыми патронами; когда баши-бузукъ спасался отъ казака или солдата, то бѣжалъ подъ покровительство нашего милиціонера.
- ↑ Послѣ Чингильскаго боя у курдовъ даже сложилась легенда, что много душъ воиновъ, павшихъ въ этомъ бою, носятся и стонутъ въ туманахъ и облакахъ надъ горами Агрыдага.
- ↑ Въ Баязетѣ насчитывалось до 500 жителей, изъ которыхъ около половины составляли осѣдлые курды. Для управленія Баязетомъ и всѣмъ его санджакомъ былъ учрежденъ диванъ (два армянина и два мусульманина изъ почетнѣйшихъ жителей города) подъ предсѣдательствомъ Ахметъ-аги, осѣдлаго курда, занимавшагося торговлей и пользовавшагося всеобщимъ уваженіемъ; Ахметъ-ага былъ въ тоже время главнымъ подрядчикомъ и поставщикомъ продовольствія для Эриванскаго отряда. Диванъ долженъ былъ управлять по существовавшимъ въ странѣ обычаямъ и законамъ. Во все время пребыванія нашего въ Азіатской Турціи мы требовали лишь одного отъ Баязета — чтобы не собирали податей и не посылали ихъ турецкому правительству подъ опасеніемъ строгаго наказанія. Жители были довольны и въ теченіе двухъ лѣтъ Баязетъ управлялся самъ собой, какъ вольный городъ, и разбогатѣлъ.
- ↑ По словамъ полковника Лихутина, очень интересовавшагося курдами и собиравшаго о нихъ подробнѣйшія свѣдѣнія, іезиды «самые честные и миролюбивые изъ всѣхъ курдовъ и оказывали русскимъ наибольшую преданность и вѣрность; на свѣдѣнія, сообщаемыя ими о турецкихъ войскахъ безъ всякихъ подкуповъ и платы, какъ лазутчикамъ, а добровольно по собственному побужденію, можно было положиться болѣе, чѣмъ на показанія другихъ курдовъ и даже армянъ».
- ↑ Сепики - тѣже іезиды, но принявшіе магометанство.
- ↑ См. приложеніе № 9. Воззваніе къ курдамъ Ванскаго пашалыка отъ начальника Эриванскаго отряда. (Дѣло № 213 Различныя письма къ курдскимъ старшинахъ и прочимъ лицамъ. Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа).
- ↑ См. приложеніе № 10. Письмо начальника Эриванскаго отряда Шихъ-Абету, главѣ Гайдеранлинскаго племени курдовъ. (Дѣло № 213. Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа).
- ↑ См. приложенія №№ 11 и 12. Письма начальника Эриванскаго отряда Дарвишъ-беку и Шихъ-Абдалу, курдскимъ старшинамъ. (Дѣло № 213. Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа).
- ↑ См. приложеніе № 13. Воззваніе къ Діадинцамъ.
- ↑ Переселенію въ наши предѣлы возможно большаго количества курдовъ придавали въ то время весьма большое значеніе и, видимо, князь Бебутовъ желалъ такого переселенія, что явствуетъ изъ нижеслѣдующихъ разсужденій полковника Лихутина, которыя приводимъ полностью, въ виду основательности доводовъ, приводимыхъ имъ противъ такого страннаго намѣренія высшаго Кавказскаго начальства: «Покорности и переселенію курдовъ въ наши предѣлы придавали большое значеніе; но я не думаю, чтобы то и другое имѣло какую-нибудь важность и привело къ какой нибудь опредѣленной цѣли. Покорность курдовъ въ самой Турціи, на время войны, не имѣетъ никакого особаго смысла, пока она существуетъ только на словахъ, а не на дѣлѣ, и въ землѣ ихъ остаются турецкія власти; а переселеніе въ наши предѣлы, сотнею семействъ болѣе или менѣе, не можетъ принести намъ никакой выгоды. Полезно имѣть небольшое число ихъ въ Россіи, то, которое находится теперь, для удобнѣйшаго вліянія черезъ нихъ на турецкихъ курдовъ, когда будетъ надобно; но переселеніе въ обширныхъ размѣрахъ безполезно и непримѣнимо. Всѣхъ курдовъ нельзя переселить — Курдистанъ великъ. И для чего они намъ въ нашихъ предѣлахъ? Милиція изъ нихъ также негодна, какъ и другая собранная на мѣстѣ; у насъ можетъ случиться надобность поступать съ ними строго за ихъ безпокойства и грабежи, когда ихъ будетъ много; тѣмъ навлечь ихъ неудовольствіе и испортить хорошее о насъ мнѣніе у турецкихъ курдовъ. При раздробленіи ихъ въ трехъ государствахъ и возможности уходить изъ одного въ другое, въ нашихъ предѣлахъ они будутъ вредны намъ безпорядками, и очень трудно будетъ имѣть твердое вліяніе и власть надъ ними. Не пріобрѣтя надъ ними прочнаго господства, мы только немного выучимъ ихъ и сдѣлаемъ опаснѣе. Въ настоящемъ положеніи дѣлъ, пусть они лучше остаются въ Турціи, какъ одинъ изъ элементовъ ея слабости и разрушенія; они пока намъ годны только для этого. Если бы мы могли переселить ихъ къ себѣ всѣхъ, то излечили бы Турцію отъ одной изъ ея язвъ. Въ самой Турціи мы не можемъ разсчитывать на преданность ихъ намъ; они будутъ дѣлать то, что имъ выгоднѣе: брать подарки и съ насъ и съ турокъ, грабить и тѣхъ и другихъ, когда представится возможность, пособлять и и тѣмъ и другимъ, тому кто будетъ для нихъ опаснѣе. Насъ они боятся болѣе, потому что мы очевидно сильнѣе; даже любятъ болѣе, потому что съ турками у нихъ встрѣчаются одни неудовольствія и ссоры, а мы пока только привлекали ихъ; вѣроятно, они вообще могутъ быть довольны нами болѣе, потому что наша власть просвѣщеннѣе, справедливѣе и сильнѣе, а сила полезна для нихъ собственно для прекращенія ихъ внутреннихъ раздоровъ. По всему этому, при успѣхѣ нашемъ; мы найдемъ въ нихъ союзниковъ противъ турокъ, и для турецкаго правительства они будутъ очень опасны, какъ внутренніе враги, поддерживающіе непріятельскую армію продовольствіемъ и оружіемъ. Но для всего этого они намъ полезнѣе, когда остаются въ предѣлахъ Турціи».
Во всякомъ случаѣ эти разсужденія интересны для насъ уже потому, что высказаны весьма свѣдущимъ лицомъ, непосредственно входившимъ въ близкія сношенія съ курдами въ роли начальника Штаба Эриванскаго отряда.
Кромѣ переселенія въ наши предѣлы турецкихъ курдовъ, князь Бебутовъ настаивалъ также на переселеніи съ праваго на лѣвый берегъ р. Аракса русскоподданныхъ курдовъ, съ цѣлью разобщить ихъ отъ турецкихъ и подчинить болѣе строгому надзору. Въ апрѣлѣ 1854 года было переселено съ праваго на лѣвый берегъ Аракса 450 семействъ изъ 20 деревень. На сколько русскоподданные курды того времени были зажиточны, показываетъ количество скота, принадлежавшаго этимъ 450 семействамъ, а именно: 52000 барановъ, 6000 головъ рогатого скота, 1000 лошадей. (Рапортъ Командующаго войсками на правомъ берегу р. Аракса расположенными, полковника Хрещатицкаго, къ начальнику Эриванскаго отряда господину Генералъ-Лейтенанту и Кавалеру Барону Врангелю, отъ 3-го апрѣля 1854 года, за № 106. Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа. Дѣло Штаба Эриванскаго отряда о переселеніи курдовъ на лѣвый берегъ р. Аракса, по описи № 185). - ↑ Баронъ Врангель былъ раненъ въ Чингильскомъ бою и Эриванскимъ отрадомъ командовалъ полк. Цумпфортъ.
- ↑ Интересны слѣдующіе факты, приводимые полковникомъ Лихутинымъ въ его сочиненіи: «Въ Магометовой долинѣ между лавою возвышается небольшой холмъ, облитый ею со всѣхъ сторонъ, и на вершинѣ холма виднѣются развалины какого-то стариннаго укрѣпленія; мы не могли осмотрѣть его, такъ какъ доступъ къ нему черезъ широкія трещины лавы очень труденъ и почти невозможенъ. По преданію, существующему между здѣшними курдами, которое они разсказали намъ здѣсь-же на мѣстѣ, это укрѣпленіе было основано русскими за двѣ тысячи лѣтъ до нашего времени, когда долина была значительно населена и лава еще не протекла. Изверженіе, залившее долину лавою и опустошившее окрестный край, было 1500 лѣтъ тому назадъ. Курды были искренно убѣждены, что мы воевали здѣсь еще двѣ тысячи лѣтъ прежде и покорили этотъ край, а потомъ должны были его оставить: они старались увѣрить насъ въ этомъ. Здѣсь-же я въ первый разъ услышалъ о существующемъ между курдами предсказаніи, или какой-то темной вѣрѣ, что они, рано или поздно, будутъ принадлежать русскимъ. Впослѣдствіи я не одинъ разъ еще слышалъ объ этомъ отъ курдовъ другихъ мѣстъ».
- ↑ См. приложеніе № 8. Письмо Начальника Эриванскаго отряда къ Іезданширу, отъ 20 августа 1854 года. (Архивъ Штаба Кавказскаго военнаго округа. Дѣло № 213 по описи 2 отд. Генеральнаго Штаба: «Разныя письма къ курдскимъ старшинамъ и другимъ лицамъ»).
- ↑ О возстаніи Іезданшира и его сношеніяхъ съ нами изложено ниже (въ главѣ V-ой).
- ↑ См. приложеніе № 10. Отношеніе кн. Долгорукова къ ген.-ад. Муравьеву, отъ 6 апрѣля 1855 г., № 163. (Изъ тома XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ Подробности о предложеніи Айсорскаго патріарха изложены въ главѣ V-ой: „Возстаніе Іезданшира“.
- ↑ Письмо ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 10 іюня 1855 года. (Стр. 349 тома XI актовъ археогр. комиссіи).
- ↑ Отношеніе ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 4 февраля 1856 г. № 22. (Стр. 260 тома XI актовъ археографич. комиссіи).
- ↑ Отношеніе ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 21 марта 1855 года, № 79. (Стр. 79—81 тома XI актовъ археографическ. комиссіи).
- ↑ Отношеніе ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 4 февраля 1856 года, № 22. (Стр. 260 тома XI актовъ археографическ. комиссіи).
- ↑ Отношеніе ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 21 марта 1855 года, № 79. (Стр. 79—81 тома XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ Этотъ Балюль-паша извѣстенъ намъ еще со времени русско-персидской войны 1826—27 года. Онъ былъ потомокъ прежнихъ наслѣдственныхъ владѣтелей Баязета и самъ не разъ поднималъ оружіе противъ Эрзерумскаго сераскира. На войнѣ онъ былъ крайне несчастливъ и всегда попадалъ въ плѣнъ: былъ въ плѣну у персіанъ въ 1823 году, затѣмъ въ 1828 году былъ въ плѣну у насъ и въ третій разъ, въ 1855 году, опять попалъ къ намъ.
- ↑ Отношеніе ген.-ад. Муравьева къ кн. Долгорукову, отъ 4 февраля 1856 г., № 22. (Стр. 257 тома XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ При этомъ депутаты курдовъ выражали начальнику Эриванскаго отряда благодарность за хорошее и справедливое отношеніе къ нимъ. Въ Топрахъ-Кале, 20 іюня, прибывшіе курдскіе депутаты произнесли такую рѣчь: «Хорошее обращеніе ваше съ Баязетомъ и настоящее спокойствіе и благосостояніе этого города внушаютъ намъ полную довѣренность къ русскимъ, доказательствомъ чего служитъ то, что мы не бѣжали и остались на своихъ мѣстахъ; турецкое войско не могло защищать насъ и оставило край и потому мы отдаемся подъ ваше покровительство. По мѣрѣ силъ употребимъ все стараніе для сохраненія порядка, хотя и трудно, такъ какъ воры и мошенники есть вездѣ и за ними трудно усмотрѣть; но мы обѣщаемъ за себя и полагаемъ это за другихъ, такъ какъ курдскій народъ не имѣетъ надобности враждовать съ русскими». Депутаты опасались, что такіе «воры и мошенники» будутъ прорываться изъ за Алла-дага, но и эти опасенія не оправдались. Правда, иногда шайки курдовъ угоняли у армянъ скотъ, но по первому нашему требованію возвращали обратно. Былъ еще случай нападенія 20 курдовъ на нашихъ маркитантовъ и чарводаровъ, сопровождаемыхъ двумя милиціонерами; эти курды оказались изъ общества Джуникъ, кочевавшаго между Балыкъ-гелемъ и Кагызманомъ; ихъ отыскали и содержали подъ арестомъ полъ года. Нападеній на русскихъ за все это время не было ни одного случая.
- ↑ Управленіе Караклисской нагіей поручено было также курду — Салахъ-агѣ.
- ↑ Въ дѣлѣ у Керпи-кея, 21 іюля, противъ Вели-паши дѣйствовалъ Эриванскій отрядъ и кавалерія кн. Дондукова-Корсакова, высланная изъ Карсскаго отряда. Наши войска предприняли сложныя маневрированія и потеряли много времени, чѣмъ и воспользовался Вели-паша, отступивъ своевременно за хребетъ Деве-бойну, т. е. опять уклонился отъ боя.
- ↑ См. приложенія №№ 17 и 18. Воззваніе генерала Муравьева къ подданнымъ Турціи отъ 26 мая 1855 г. Воззваніе генерала Муравьева къ подданнымъ Турціи отъ 16-го іюня 1855 года. (Изъ тома XI актовъ археографической комиссіи).
- ↑ См. приложеніе № 19. «Мѣры, принятыя генералъ-адъютантомъ Муравьевымъ для привлеченія кочующихъ въ Ванскомъ и Мушскомъ пашалыкахъ курдовъ на нашу сторону». Эта переписка извлечена изъ XI тома актовъ археографической комиссіи; сюда вошла почти вся переписка между Главной квартирой и Эриванскимъ отрядомъ по курдскому вопросу. Эта интересная и во многихъ отношеніяхъ весьма поучительная переписка помѣщена въ приложеніяхъ почти полностью, въ виду несомнѣнной пользы, которую она можетъ принести каждому, изучающему вопросъ о курдахъ, т. к. до нѣкоторой степени она выясняетъ выгоды и недостатки двухъ системъ обращенія съ курдами: системы исключительно денежныхъ подкуповъ курдовъ и мягкаго, ласковаго обращенія съ ними и системы устрашенія и наказанія ихъ силою нашего оружія, не исключая и справедливаго и гуманнаго къ нимъ отношенія. Гвардіи полковникъ Бартоломей и ротмистръ Попко придерживались первой системы, которую примѣнялъ съ успѣхомъ на Карсскомъ театрѣ полковникъ Лорисъ-Меликовъ; такому способу дѣйствій сочувствовалъ и самъ ген.-ад. Муравьевъ. Второй системы, и также съ успѣхомъ, придерживались полковникъ Лихутинъ и генералъ-маіоръ Сусловъ.
Обѣ стороны по своему были правы, т. к. то, что было вполнѣ пригодно на Карсскомъ театрѣ при одной обстановкѣ, не вполнѣ отвѣчало обстановкѣ, въ которой находился Эриванскій отрядъ. Малочисленный Эриванскій отрядъ дѣйствовалъ на громадномъ пространствѣ отъ Баязета до Керпи-кея въ непосредственномъ сосѣдствѣ съ Курдистаномъ и съ массами курдовъ, находившихся подъ непосредственнымъ давленіемъ турецкихъ войскъ, т. е. находился въ обстановкѣ иной, нежели войска, дѣйствовавшія на Карсскомъ театрѣ. Нельзя не согласиться съ справедливостью доводовъ полковника Лихутина, защищавшаго свою систему.Во всякомъ случаѣ, прочитавъ прилагаемую переписку, читатель настоящаго труда можетъ вынести собственный взглядъ на этотъ вопросъ.
Нельзя однако не упомянуть, что назначеніе въ Эриванскій отрядъ полковника Бартоломея, неподчиненнаго въ должной степени ген.-маіору Суслову и имѣвшаго право непосредственно сноситься съ начальникомъ штаба генерала Муравьева, и притомъ сразу ставшаго во враждебныя отношенія къ полковнику Лихутину, — мало принесло пользы для общаго дѣла, внеся разногласія и неурядицы въ штабъ Эриванскаго отряда, разногласія — столь вредныя въ военномъ дѣлѣ; это двоевластіе въ такомъ важномъ вопросѣ, какимъ былъ курдскій вопросъ, по нашему мнѣнію, только тормозило правильный ходъ нашихъ сношеній съ курдами.
- ↑ Путь, по которому прошелъ въ урочище Зиляндаро отрядъ маіора Кореницкаго, описанъ въ сочиненіи полк. Лихутина слѣдующимъ образомъ: „Маіоръ Кореницкій выступилъ изъ Сурпъ-Оганеса 2 октября въ 9 часовъ вечера по дорогѣ къ сторонѣ Каракилисы; пройдя нѣсколько верстъ, по указанію проводника своротилъ влѣво въ ущелья Алла-дага, шелъ всю ночь и остановился на привалъ въ скрытомъ мѣстѣ у подошвы подъема на главный хребетъ близь брошенной деревни Азо. Въ полдень 3 октября колонна выступила далѣе, перешла черезъ снѣжный хребетъ Алла-дага по горной тропинкѣ, занесенной снѣгомъ, къ 10 часамъ вечера спустилась къ южной подошвѣ хребта и шла безостановочно до полночи скрытыми мѣстами, не встрѣтивъ и не замѣтивъ ни одного человѣка. Въ ночь съ 3 на 4 октября колонна отдохнула въ глухомъ мѣстѣ ущелья Чекамлеръ, утромъ 4 октября сдѣлала еще около 20 верстъ и вышла наконецъ на горную отрасль, откуда открылось ей, у подошвы горъ, въ глубокой и роскошной долинѣ, но въ разстояніи еще около 25 верстъ, урочище Зиляндаро, покрытое цвѣтущею еще растительностью садовъ, окружавшихъ курдскія деревни. По срединѣ урочища течетъ р. Геравенъ. Въ этотъ день колонна прошла еще около 20 верстъ и, недоходя нѣсколько верстъ до первой деревни, остановилась на ночлегъ въ лощинѣ, въ которой была скрыта и отдѣлена отъ урочища горною отраслью“.
- ↑ Въ эту войну изъ курдовъ нами были сформированы два пятисотенныхъ курдскихъ полка, по одному въ Эриванскомъ и Карсскомъ отрядахъ. Курдскій полкъ, дѣйствовавшій въ составѣ Эриванскаго отряда, былъ сформированъ частью изъ курдовъ Эриванской губерніи, но преимущественно изъ вновь покорившихся намъ въ 1855 году и кочевавшихъ, большей частью, въ предѣлахъ Турціи возлѣ Агрыдага; командовалъ этимъ полкомъ вліятельный курдскій родоначальникъ (изъ Эриванскихъ курдовъ) маіоръ русской службы Джафаръ-ага. Курдскій полкъ Карсскаго отряда былъ составленъ исключительно изъ вновь покорившихся курдовъ, перешедшихъ въ 1854 году въ ваши предѣлы, и изъ курдовъ Карсскаго пашалыка, продолжавшихъ кочевать въ Турціи; этимъ полкомъ командовалъ курдскій родоначальникъ (изъ Карсскихъ курдовъ) Ахметъ-ага. Въ каждомъ полку были, въ качествѣ нисшихъ начальниковъ, наши казаки.
Въ милицію поступали по найму. Всѣ мусульмане, а также и курды, просили какъ милости и даже ставили условіемъ своего поступленія въ милицію, чтобы надъ ними не назначали начальниковъ изъ мусульманъ и, особенно, изъ армянъ, а непремѣнно русскихъ офицеровъ, а если нельзя, то хотя простыхъ казаковъ. Они объясняли при этомъ, что имъ не стыдно быть подъ командой всякаго русскаго, но хану или беку стыдно быть подъ командой другого хана, а мусульманину — подъ командой презрѣннаго армянина. Только для Джафаръ-аги и Ахметъ-аги дѣлалось исключеніе, т. к. они пользовались всеобщимъ уваженіемъ.
- ↑ Н. Н. Муравьевъ. Война за Кавказомъ въ 1855 г, Томъ I, страницы 86—87.
- ↑ См. приложеніе № 21. Правила для управленія куртинскими племенами, составленныя, по приказанію
- ↑ генералъ-адъютанта Муравьева, полковникомъ Лорисъ-Меликовымъ, 30 ноября 1855 года. (Изъ тома XI актовъ археографич. комиссіи).