530.Сократъ. Здравствуй, Іонъ! Откуда ты теперь къ намъ пріѣхалъ[1]? Не съ родины ли — изъ Ефеса[2]?
Іонъ. Совсѣмъ нѣтъ, Сократъ; изъ Епидавра, съ асклепіадъ[3].
Сокр. Такъ вотъ, Епидавряне въ честь бога установили и состязаніе въ пѣніи?
Іонъ. Конечно; да и въ прочей музыкѣ.
Сокр. Ну что же? состязался? каково совершилъ подвигъ?
Іонъ. Получили первую награду, Сократъ.
B.Сокр. Хорошо; давай же, какъ-нибудь одержимъ побѣду и на панаѳинеяхъ[4].
Іонъ. Да, это, при помощи божіей, сбудется.
Сокр. А вѣдь я, ради вашего искуства, Іонъ, часто завидовалъ вамъ, рапсодистамъ. Да и можно ли не завидовать? По его требованію, и тѣло-то ваше всегда разукрашено, — отчего вы кажетесь весьма красивыми, — и раждается необходимость заниматься какъ многими другими хорошими поэтами, такъ особенно[5] Омиромъ, превосходнѣйшимъ и божественнѣйшимъ изъ нихъ, и изучать его мысль, а не одни стихи. Вѣдь ужъ C. вѣрно нѣтъ рапсодиста, который бы не понималъ, что говоритъ поэтъ. Рапсодистъ то вѣдь для слушателей долженъ быть истолкователемъ мыслей поэта; но дѣлать это хорошо нельзя, когда не знаешь, о чемъ у него рѣчь. Итакъ, все такое достойно зависти.
Іонъ. Ты правду говоришь. По крайней мѣрѣ меня съ этой стороны искуство занимало весьма много, и я думаю, что могу превосходнѣе всѣхъ бесѣдовать объ Омирѣ; такъ что ни D. Митродоръ лампсакскій, ни Стизимвротъ ѳасійскій, ни Главконъ[6], и вообще, никто изъ людей, когда-либо существовавшихъ, не въ состояніи высказать мыслей Омира столь многихъ и столь прекрасныхъ, какія высказываю я.
Сокр. Ты хорошо говоришь, Іонъ, и вѣдь явно, что не откажешься доказать мнѣ это.
Іонъ. Да и стоитъ-таки послушать, Сократъ, какъ хорошо я украшаю Омира. Мнѣ кажется, стоило бы Омиристамъ[7] увѣнчать меня золотымъ вѣнкомъ.
Сокр. Но я буду еще имѣть время слушать тебя. Теперь 531. отвѣчай-ка мнѣ вотъ на что: только ли въ Омирѣ силенъ ты, или и въ Исіодѣ, и въ Архилохѣ[8].
Іонъ. Нѣтъ, только въ Омирѣ: для меня онъ кажется достаточнымъ.
Сокр. А есть ли что-нибудь, о чемъ Омиръ и Исіодъ говорятъ одно и то же?
Іонъ. Я думаю, и много такихъ вещей.
Сокр. Такъ объ этомъ ты лучше разсказываешь по Омиру, чѣмъ по Исіоду?
Іонъ. О томъ-то, Сократъ, одинаково, о чемъ они говорятъ то же самое.
B.Сокр. Ну, а о чемъ говорятъ они не то же самое? напримѣръ, о прорицаніи говоритъ нѣчто и Омиръ, и Исіодъ.
Іонъ. Конечно.
Сокр. Что же? Ты ли превосходнѣе разскажешь, или кто-нибудь изъ лучшихъ прорицателей, что̀ именно эти поэты говорятъ о прорицаніи одинаково, и что̀ различно?
Іонъ. Кто-нибудь изъ прорицателей.
Сокр. А еслибы ты былъ прорицатель, то, умѣя разсказать о томъ, что говорится одинаково, умѣлъ ли бы разсказать и о томъ, что сказано различно?
Іонъ. Явно, что умѣлъ бы.
Сокр. Какъ же это? Въ отношеніи къ Омиру ты силенъ, C. а въ отношеніи къ Исіоду и прочимъ поэтамъ нѣтъ? Развѣ Омиръ говоритъ не о томъ, о чемъ всѣ другіе поэты? Не войну ли большею частію описываетъ онъ, не бесѣды ли другъ съ другомъ людей добрыхъ и злыхъ, лицъ частныхъ и дѣйствователей народныхъ[9], не бесѣды ли боговъ то съ богами, то съ человѣками, какъ они бесѣдуютъ, не явленія ли на небѣ и въ преисподней, не рожденіе ли боговъ и героевъ? Не объ этомъ ли Омиръ сложилъ свои пѣсни?D.
Іонъ. Ты правду говоришь, Сократъ.
Сокр. Ну, а прочіе поэты не о томъ же ли самомъ?
Іонъ. Да, Сократъ; но сложили они не такъ, какъ Омиръ.
Сокр. Что жъ? хуже?
Іонъ. Да и много хуже.
Сокр. А Омиръ лучше?
Іонъ. Конечно лучше, клянусь Зевсомъ.
Сокр. Но любезная голова[10], Іонъ! представь, что изъ многихъ, разсуждающихъ о числѣ, одинъ кто-нибудь говоритъ превосходно: можно ли отличить этого, хорошо говорящаго человѣка?
E.Іонъ. Полагаю.
Сокр. Кто же можетъ? тотъ ли, который отличитъ и худо говорящихъ людей, или иной?
Іонъ. Конечно тотъ самый.
Сокр. А это не есть ли человѣкъ, знающій искуство ариѳметическое?
Іонъ. Да.
Сокр. Что еще? когда изъ многихъ, разсуждающихъ о томъ, какая бываетъ здоровая пища, одинъ кто-нибудь говоритъ превосходно; то иной ли отличитъ говорящаго превосходно, что онъ превосходно говоритъ, и иной опять — говорящаго худо, что онъ худо говоритъ, или тотъ же самый?
Іонъ. Ужъ явно, что тотъ же самый.
Сокр. Кто жъ это? какъ ему имя?
Іонъ. Врачь.
Сокр. Итакъ, скажемъ вообще, что если объ одномъ и томъ же говорятъ многіе; то всегда отличитъ одинъ и тотъ же, 532. кто именно говоритъ хорошо, и кто — худо, и что, касательно одного и того же, неумѣющій отличить говорящаго худо, очевидно, не отличитъ и говорящаго хорошо.
Іонъ. Такъ.
Сокр. Стало-быть, одинъ и тотъ же бываетъ силенъ и въ томъ и въ другомъ?
Іонъ. Да.
Сокр. Между тѣмъ ты говоришь, что Омиръ и прочіе поэты, въ числѣ которыхъ также Исіодъ и Архилохъ, разсуждаютъ хоть и объ одномъ и томъ же, однакожъ неодинаково, но первый-то хорошо, а послѣдніе — хуже?
Іонъ. И говорю правду.
Сокр. Такъ если ты знаешь разсуждающаго хорошо, то, должно-быть, знаешь и разсуждающихъ хуже, что, то-есть, они хуже разсуждаютъ.
Іонъ. Вѣроятно.B.
Сокр. Значитъ, мы не ошибемся, почтеннѣйшій, если скажемъ, что Іонъ одинаково силенъ и въ Омирѣ, и въ прочихъ поэтахъ, поколику онъ самъ признается, что одинъ и тотъ же будетъ достаточнымъ судьею всѣхъ, говорящихъ объ одномъ и томъ же; а поэты почти всѣ разсуждаютъ объ одномъ и томъ же.
Іонъ. Однако, что за причина, Сократъ, что когда кто разговариваетъ о другомъ поэтѣ, я и вниманія не обращаю, и не могу внести въ разговоръ ничего достойнаго замѣчанія, — C. просто, сплю; а какъ скоро напомнятъ объ Омирѣ, тотчасъ пробуждаюсь, обращаю вниманіе и получаю способность говорить?
Сокр. Это-то нетрудно объяснить, другъ мой: всякому покажется, что ты не можешь говорить объ Омирѣ на основаніи искуства и знанія. Вѣдь еслибы твоею способностію управляло искуство; то ты могъ бы разсуждать и о всѣхъ другихъ поэтахъ; потому что поэзія есть цѣлое. Или нѣтъ?
Іонъ. Да.
Сокр. Пусть бы кто взялъ въ цѣлости и другое D. какое-либо искуство, — не тотъ же ли образъ изслѣдованія касательно всѣхъ ихъ? Хочешь ли выслушать, Іонъ, какъ я разумѣю это?
Іонъ. Да, клянусь Зевсомъ, Сократъ, я радъ слушать васъ, мудрецовъ.
Сокр. Хотѣлось бы, Іонъ, чтобы слова твои были справедливы; но мудры-то, должно быть, вы, рапсодисты, да комедіанты, да тѣ, которыхъ стихи вы поете: я же не говорю ничего болѣе, кромѣ правды[11], какъ свойственно человѣку E. простому. Заключай и изъ того, о чемъ я сейчасъ спросилъ тебя: какъ ничтожны, простоваты и всякому извѣстны слова мои, что изслѣдованіе будетъ то же, когда кто возметъ искуство вполнѣ. Объяснимся. Живопись не есть ли искуство всецѣло?
Іонъ. Да.
Сокр. А нѣтъ ли и не было ли многихъ живописцевъ хорошихъ и худыхъ?
Іонъ. Конечно есть.
Сокр. Такъ неужели ты видывалъ кого-нибудь, кто силенъ дать мнѣніе, что̀ Полигнотъ, сынъ Аглаофона, пишетъ хорошо, и что̀ нѣтъ, о прочихъ же живописцахъ сказать это не въ силахъ? 533. И когда другой описываетъ дѣла прочихъ живописцевъ, неужели онъ спитъ, затрудняется и не знаетъ, какъ войти въ разговоръ, а если понадобится объявить свою мысль о Полигнотѣ, либо объ иномъ, которомъ угодно, одномъ живописцѣ, — тотчасъ пробуждается, обращаетъ свое вниманіе и готовъ разсказывать?
Іонъ. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ, не видывалъ.
Сокр. Ну, а между ваятелями — неужели видывалъ кого-нибудь, кто о Дедалѣ Митіоновомъ, или объ Эпеѣ Панопсовомъ, B. или о Ѳеодорѣ Самосцѣ[12], или объ иномъ какомъ-нибудь одномъ ваятелѣ, силенъ разсказать, что̀ онъ изваялъ хорошо, касательно же работъ, принадлежащихъ прочимъ ваятелямъ, затрудняется, спитъ и не можетъ ничего сказать?
Іонъ. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ, и такого не встрѣчалъ.
Сокр. Такъ значитъ, и между игроками на флейтѣ, либо на цитрѣ, и между пѣвцами подъ цитру, либо рапсодистами, ты, какъ мнѣ по крайней мѣрѣ кажется, не видывалъ ни одного C. человѣка, который объ Олимпѣ, или Тамирѣ, или Орфеѣ, или Фиміѣ, итакскомъ[13] рапсодистѣ, разсказывать былъ бы въ состояніи, а касательно Іона ефесскаго затруднялся бы и не могъ разговориться, что̀ онъ поетъ хорошо, и что̀ нѣтъ.
Іонъ. Въ этомъ противорѣчить тебѣ, Сократъ, я не могу, а сознаю только, что объ Омирѣ говорю и готовъ говорить превосходнѣе всѣхъ, и что мое пѣніе въ отношеніи къ нему всѣ находятъ хорошимъ, а въ отношеніи къ другимъ — нѣтъ. Смотри ужъ самъ, что это значитъ.
Сокр. Я и смотрю, Іонъ, и намѣренъ высказать тебѣ свое D. мнѣніе. Вѣдь что ты хорошо говоришь объ Омирѣ, это, какъ я недавно замѣтилъ, не есть искуство, а божественная сила, движущая тебя и находящаяся въ тебѣ, какъ въ камнѣ, который у Эврипида названъ магнитомъ, а у многихъ — иракліемъ[14]. Да, этотъ камень нетолько притягиваетъ желѣзныя кольца сами по себѣ, но и сообщаетъ имъ силу дѣлать въ свою очередь то же самое, что дѣлаетъ камень, то-есть притягивать другія кольца; такъ что изъ взаимнаго сцѣпленія желѣзныхъ вещей E. и колецъ иногда составляется очень длинная цѣпь[15]. Сила же всѣхъ ихъ зависитъ отъ того камня. Такъ-то муза сама творитъ людей вдохновенными; а чрезъ этихъ вдохновенныхъ составляется уже цѣпь изъ другихъ восторженниковъ. Вѣдь всѣ добрые творцы поэмъ пишутъ прекрасныя стихотворенія, водясь не искуствомъ, а вдохновеніемъ и одержаніемъ. То же 534. и добрые творцы мелоса. Какъ кориванты пляшутъ не въ своемъ умѣ; такъ и творцы мелоса пишутъ эти прекрасные мелосы не въ своемъ умѣ: но лишь только напали на гармонію и размѣръ, то и вакханствуютъ, и являются одержимыми, будто вакханки, которыя, когда бываютъ одержимы, черпаютъ изъ рѣкъ медъ и молоко, пришедши же въ себя, этого не могутъ. Вѣдь душа творцовъ мелоса дѣлаетъ то, что они говорятъ; а говорятъ намъ поэты именно то, что свои мелосы B. почерпаютъ изъ источниковъ, текущихъ медомъ въ какихъ-то садахъ и на лугахъ музъ, и несутъ ихъ намъ какъ пчелы, летая подобно имъ. И это справедливо; потому что поэтъ есть вещь легкая, летучая и священная: онъ не прежде можетъ произвесть что-либо, какъ сдѣлавшись вдохновеннымъ и изступленнымъ, когда въ немъ нѣтъ уже ума; а пока это стяжаніе есть, каждый человѣкъ безсиленъ въ творчествѣ и въ C. изліяніи провѣщаній. Итакъ, кто говоритъ много прекраснаго о предметахъ, какъ ты, тотъ водится не искуствомъ: всякій можетъ хорошо творить по божественному жребію — и творить только то, къ чему кого возбуждаетъ муза, — одинъ диѳирамвы, другой — стихотворныя похвалы, иной — плясовыя стихотворенія, тотъ — эпосы, этотъ — ямвы[16]. Въ противномъ же случаѣ, каждый изъ нихъ слабъ. Явно, что они говорятъ это, водясь не искуствомъ, а божіею силою; иначе, умѣя по искуству хорошо говорить объ одномъ, умѣли бы и о всемъ прочемъ. Для того-то Богъ и дѣлаетъ ихъ служителями, вѣщунами и D. божественными провѣщателями не прежде, какъ по отнятіи у нихъ ума, чтобы, то-есть, слушая ихъ, мы знали, что не они говорятъ столь важныя вещи, поколику въ нихъ нѣтъ ума, а говоритъ самъ Богъ, только чрезъ нихъ издаетъ намъ членораздѣльные звуки. Сильнѣйшимъ доказательствомъ этого служитъ Халкидецъ Тиннихъ[17], который никогда не написалъ ни одного достойнаго памяти стихотворенія, кромѣ пэана; но этотъ пэанъ, всѣми воспѣваемый и лучшій почти изъ всѣхъ мелосовъ, по словамъ самого Тинниха, есть просто изобрѣтеніе музъ. Такъ этимъ-то, мнѣ кажется, Богъ особенно E. выводитъ насъ изъ недоумѣнія, что прекрасныя стихотворенія суть не человѣческія и принадлежатъ не людямъ, а божіи и богамъ. Что же касается до поэтовъ, то они не иное что, какъ толмачи боговъ, одержимые — каждый тѣмъ, чѣмъ одержится. Съ этою цѣлію Богъ иногда нарочно воспѣвалъ прекраснѣйшій мелосъ устами самаго плохаго поэта. Или тебѣ кажется, Іонъ, что я говорю неправду?535.
Іонъ. Нѣтъ, клянусь Зевсомъ. Ты своими словами, Сократъ, какъ-то трогаешь душу. Я и самъ полагаю, что добрые поэты истолковываютъ намъ это волю боговъ, по божественному жребію.
Сокр. А вѣдь вы, рапсодисты, истолковываете творенія поэтовъ?
Іонъ. И это справедливо.
Сокр. Стало-быть, вы истолкователи истолкователей?
Іонъ. Безъ сомнѣнія.
B.Сокр. Скажи же мнѣ, Іонъ, да отвѣчай откровенно на мой вопросъ. Когда ты хорошо говоришь эпосъ и сильно поражаешь зрителей, когда, напримѣръ, воспѣваешь Одиссея, бросающагося на порогъ[18], открывающагося женихамъ и разсыпающаго стрѣлы предъ ногами ихъ, или Ахиллеса, гонящагося за Гекторомъ[19], или, когда разсказываешь что-нибудь жалкое объ Андромахѣ, о Гекубѣ, о Пріамѣ[20], тогда въ умѣ ли бываешь ты, или внѣ себя, такъ что твоя душа будто бы находится C. близъ тѣхъ предметовъ, о которыхъ она въ своемъ восторгѣ воспѣваетъ, напримѣръ, въ Иттакѣ, въ Троѣ, вообще тамъ, куда ведетъ ее эпосъ?
Іонъ. Какой поразительно ясный признакъ высказалъ ты, Сократъ! Буду отвѣчать тебѣ откровенно. Если я говорю что-нибудь жалкое, то глаза мои наполняются слезами, а если грозное и ужасное, то отъ страха у меня волосы становятся дыбомъ и бьется сердце.
D.Сокр. Такъ что же скажемъ мы, Іонъ? въ умѣ ли бываетъ тотъ человѣкъ, который, нарядившись въ разноцвѣтное[21] платье и увѣнчавшись золотыми вѣнками, плачетъ въ дни жертвоприношеній и праздниковъ, — плачетъ, ничего не потерявши, или поражается страхомъ, стоя среди многихъ тысячь дружественнаго себѣ народа, — поражается страхомъ, когда никто не грабитъ и не обижаетъ его?
Іонъ. Неслишкомъ, Сократъ, клянусь Зевсомъ, если сказать правду.
Сокр. А знаешь ли, что вы и многихъ изъ зрителей заставляете то же дѣлать?
Іонъ. И весьма хорошо знаю; потому что съ высоты E. своихъ подмостокъ всякій разъ вижу, какъ они плачутъ, либо бросаютъ грозные взгляды и цѣпенѣютъ, сочувствуя разсказываемымъ событіямъ. Мнѣ-таки и очень нужно обращать на нихъ вниманіе; потому что если оставлю ихъ плачущими, то, получая деньги, самъ буду смѣяться, а когда — смѣющимися, то, лишившись денегъ, самъ запла̀чу.
Сокр. Такъ тебѣ извѣстно, что послѣднее изъ колецъ, которыя, какъ я говорилъ, преемственно заимствуютъ свою силу отъ камня-ираклія, есть этотъ зритель, среднее — ты, рапсодистъ и комедіантъ, а первое — самъ поэтъ? Богъ, исходная 536. точка силы, чрезъ всѣ эти кольца, влечетъ души людей, куда хочетъ, и отъ него, будто отъ того камня, тянется чрезвычайно сложная цѣпь хоревтовъ, ихъ учителей и подучителей[22], прильнувшихъ со стороны къ кольцамъ, имѣющимъ связь съ музою. Притомъ одинъ поэтъ зависитъ отъ той музы, другой — отъ той, и это мы называемъ одержимостію — довольно B. близко, потому что онъ держится. Отъ первыхъ же колецъ, то-есть поэтовъ, идутъ въ зависимости уже и прочіе, всякій отъ своего, и восторгаются — одинъ Орфеемъ, другой — Музеемъ, а бо́льшая часть бываетъ одержима и овладѣвается Омиромъ. Къ числу послѣднихъ относишься и ты, какъ одержимый Омиромъ: посему, когда кто воспѣваетъ иного поэта, ты спишь и не чувствуешь въ себѣ способности говорить, а какъ скоро отзывается мелосъ, принадлежащій твоему поэту, тотчасъ пробуждаешься, душа твоя прыгаетъ, и ты готовъ C. разсказывать; потому что не искуство и знаніе даютъ тебѣ слова, которыя говоришь, а божественный жребій и одержимость. Какъ кориванты живо чувствуютъ только тотъ одинъ мелосъ, чрезъ который одержатся богомъ, и въ отношеніи къ которому богаты движеніями и словами, а о прочихъ не заботятся: такъ и ты, Іонъ, при воспоминаніи объ Омирѣ бываешь богатъ, а по отношенію къ другимъ — бѣденъ. Вотъ причина, о которой ты спрашивалъ меня, то-есть почему касательно D. Омира ты обиленъ, а касательно прочихъ — нѣтъ: это потому, что ты сильный хвалитель своего поэта подъ вліяніемъ не искуства, а божественнаго жребія.
Іонъ. Хорошо говоришь ты, Сократъ; однакожъ было бы удивительно, еслибъ удалось тебѣ столь же хорошо доказать мнѣ, что я прославляю Омира, находясь въ состояніи одержимости и изступленія. Вѣроятно, я показался бы тебѣ не такимъ, еслибы ты послушалъ, каковъ обыкновенно бываетъ у меня разсказъ объ Омирѣ.
E.Сокр. Мнѣ и хочется-таки послушать, только не прежде, какъ ты отвѣтишь на слѣдующій вопросъ: о чемъ именно въ Омирѣ ты говоришь хорошо? вѣдь конечно, не о всемъ же.
Іонъ. Знай, Сократъ, что такого предмета у Омира нѣтъ.
Сокр. Значитъ, и о томъ, чего иногда ты не знаешь, а Омиръ говоритъ.
Іонъ. Да что же можетъ быть, о чемъ Омиръ говоритъ и 537. чего я не знаю?
Сокр. Да хоть объ искуствахъ — какъ часто и какъ много разсуждаетъ онъ! напримѣръ, о кучерскомъ. Если вспомню стихи, пожалуй скажу тебѣ.
Іонъ. Нѣтъ, я скажу; у меня это въ памяти.
Сокр. Такъ скажи мнѣ, что̀ говоритъ Несторъ сыну своему Антилоху, когда убѣждаетъ его быть осторожнымъ при поворотахъ на ипподромѣ въ память Патрокла.
Іонъ. Самъ же крѣпко держись въ колесницѣ красиво-плетеной,
Влѣво легко наклонись, а коня, что подъ правой рукою,
Крикомъ гони и бичемъ, и бразды попусти совершенно;
Лѣвый же конь твой пускай подлѣ самой мѣты обогнется,
Такъ чтобъ казалось, поверхность ея колесо очертило
Ступицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень[23].
Сокр. Довольно. Вотъ эти-то стихи, Іонъ, — правильно ли въ нихъ говоритъ Омиръ, или нѣтъ, кто лучше разберетъ, C. врачь, или кучеръ?
Іонъ. Конечно кучеръ.
Сокр. Потому ли, что онъ знаетъ это искуство, или по чему другому?
Іонъ. Ни почему, кромѣ этого.
Сокр. Каждому искуству не назначено ли богомъ какое-нибудь дѣло, которое ему можетъ быть извѣстно? Вѣдь, зная нѣчто чрезъ искуство кормчаго, мы, вѣроятно, не узнаемъ того же чрезъ искуство врачебное.
Іонъ. Конечно нѣтъ.
Сокр. А что чрезъ, врачебное, того чрезъ плотническое.
Іонъ. Конечно нѣтъ.
Сокр. То же самое и въ отношеніи ко всѣмъ искуствамъ. D. Что познаемъ чрезъ одно, того не узнаемъ чрезъ другое. Итакъ, отвѣчай мнѣ сперва вотъ на что: признаешь ли ты одно искуство отличнымъ отъ другаго?
Іонъ. Да.
Сокр. Но я называю одно отличнымъ отъ другаго, основываясь на томъ, что одно есть знаніе объ однихъ предметахъ, другое — о другихъ: такъ ли и ты?
Іонъ. Да.
Сокр. Вѣдь еслибы существовало какое-нибудь знаніе о E. тѣхъ же предметахъ, то какимъ бы образомъ мы различали то и другое, когда изъ того и другаго узнавали бы то же самое? Напримѣръ, я знаю, что этихъ колецъ пять; знаешь и ты, какъ я; слѣдовательно, знаешь объ этомъ то же самое. И еслибы я спросилъ тебя: изъ того же ли самаго искуства, то-есть изъ ариѳметики, оба мы узнали то же самое, или изъ другаго? — ты, вѣроятно, отвѣчалъ бы, что изъ того же самаго.
Іонъ. Да.
538.Сокр. Такъ отвѣчай же мнѣ теперь на тотъ вопросъ, который я недавно хотѣлъ предложить тебѣ: таково ли твое мнѣніе по отношенію ко всѣмъ искуствамъ, что изъ одного и того же искуства необходимо пріобрѣтаются однѣ и тѣ же знанія, а изъ различныхъ не однѣ и тѣ же, но какъ скоро искуство будетъ особое, то и знаніе должно быть отличное?
Іонъ. Мнѣ кажется, такъ, Сократъ,
Сокр. Стало-быть, кто не знаетъ какого-нибудь искуства, тотъ не будетъ въ состояніи хорошо знать относящихся къ тому искуству словъ и дѣлъ.
B.Іонъ. Твоя правда.
Сокр. Возвратимся же къ произнесеннымъ тобою стихамъ: кто лучше узнаетъ, хорошо ли говоритъ ихъ Омиръ, — ты, или кучеръ?
Іонъ. Кучеръ.
Сокр. Вѣроятно потому, что ты рапсодистъ, а не кучеръ?
Іонъ. Да.
Сокр. А искуство рапсодиста отлично отъ кучерскаго?
Іонъ. Да.
Сокр. Если же отлично, то и доставляемое имъ знаніе относится къ отличнымъ предметамъ.
Іонъ. Да.
Сокр. Что же теперь? когда Омиръ говоритъ[24], что Гекамида, наложница Нестора, предложила раненному Махаону C. принять лекарственный напитокъ, и когда дѣло описывается какъ-то такъ:
Съ этимъ прамнійскимъ виномъ натерла козьяго сыру
Теркою мѣдной, а возлѣ питья былъ лукъ на закуску, —
тогда которому искуству лучше распознавать, правильно ли разсуждаетъ Омиръ, — врачебному, или рапсодическому?
Іонъ. Врачебному.
Сокр. Ну, а когда онъ говоритъ[25]:
Быстро богиня, подобно свинцу, въ глубину погрузилась,
Ежели онъ, прикрѣпленный подъ рогомъ вола степоваго,D.
Мчится коварный, рыбамъ прожорливый гибель несущій, —
лучше ли, скажемъ, судить объ этомъ искуству рыболова, или рапсодическому, что значатъ и до какой степени справедливы слова его?
Іонъ. Очевидно, искуству рыболова, Сократъ.
Сокр. Смотри еще, положимъ, ты спросишь меня: если у Омира, Сократъ, ты находишь нѣчто такое, о чемъ должны E. судить эти искуства порознь; то найди мнѣ также у него разсказъ, свойственный провѣщателю и провѣщанію, — такой разсказъ, въ которомъ только провѣщаніе могло бы распознать, хорошо или худо говоритъ поэтъ. — Смотри, какъ легко и вѣрно[26] я буду отвѣчать тебѣ. Этого предмета Омиръ касается во многихъ мѣстахъ Одиссеи. Вотъ что, напримѣръ, провѣщатель Ѳеоклименъ, изъ дома Меламподидовъ, говоритъ женихамъ[27]:
539.Жалкіе люди! какія страданья вы терпите? Ночью
Головы ваши, лица, всѣ члены до пятокъ закрыты;
Тяжкіе вздохи васъ жгутъ, а ланиты отъ слезъ раскраснѣлись;
Призраковъ сѣни полны, да и дворъ ими также наполненъ;
Въ мракѣ эреба они всѣ идутъ погрузиться; и солнце
Съ неба ушло, непріязни враждебная тьма наступила.B.
Много подобныхъ мѣстъ и въ Иліадѣ; напримѣръ, битва у стѣны, о чемъ Омиръ говоритъ такъ:[28]
Ровъ перейти хотѣли они, но явилась имъ птица,
Въ выси парящій орелъ, отсѣкавшій войско налѣво;
C.Мчалъ онъ въ когтяхъ обагреннаго кровью огромнаго змѣя;
Змѣй еще живъ былъ, крутился и брани съ орломъ не оставилъ;
Взвившись назадъ, своего похитителя близъ самой шеи
Въ грудь уязвилъ онъ; и тотъ его бросилъ на землю, отъ боли
Сильно страдая; и змѣй очутился среди ополченья;
D.Самъ же онъ, крикнувши громко, понесся по вѣянью вѣтра.
Это и подобное этому, скажу я, долженъ разсматривать и оцѣнивать провѣщатель.
Іонъ. Ты правду-таки говоришь, Сократъ.
Сокр. Да и твои-то слова эти, Іонъ, справедливы. Выбери-ка и ты мнѣ, какъ я выбралъ тебѣ кое-что, частію изъ Одиссеи, частію изъ Иліады, и показалъ, что̀ относится къ E. провѣщателю, что̀ къ врачу, что̀ къ рыболову, — выбери и ты мнѣ, такъ какъ въ стихотвореніяхъ Омира твоя опытность, Іонъ, выше моей, и укажи, что̀ относится къ рапсодисту и рапсодическому искуству, что̀ рапсодистъ можетъ разсматривать и различать лучше всѣхъ другихъ людей.
Іонъ. Я разсказываю все, Сократъ.
Сокр. Но прежде-то говорилъ, Іонъ, что не все: неужели ты такъ забывчивъ? вѣдь рапсодисту вѣрно не годилось бы имѣть слабую память.
Іонъ. Да что же я забываю?
540.Сокр. Ты не помнишь, что искуство рапсодическое признано тобою отличнымъ отъ кучерскаго?
Іонъ. Помню.
Сокр. И не согласился ли, что искуство, отличное отъ другаго, сообщаетъ и отличныя отъ другихъ познанія?
Іонъ. Да.
Сокр. Стало-быть, и рапсодическое; — и рапсодистъ, пользуясь своими способами, не все будетъ знать.
Іонъ. Но, можетъ быть, кромѣ такихъ только вещей, Сократъ.
Сокр. Однакожъ, подъ такими у тебя разумѣются B. предметы почти всѣхъ прочихъ искуствъ. Такъ что же онъ будетъ знать, если не все знаетъ?
Іонъ. Я думаю, то, что прилично говорить мужчинѣ, что женщинѣ, что рабу, что свободному, что подчиненному, что начальнику.
Сокр. Неужели рапсодистъ, по твоему мнѣнію, будетъ лучше знать, нежели кормчій, что̀ прилично говорить на морѣ начальнику корабля, обуреваемаго волнами?
Іонъ. Нѣтъ, это-то кормчій.
Сокр. А что прилично говорить начальнику больнаго, C. неужели рапсодистъ будетъ знать лучше, нежели врачь?
Іонъ. И это нѣтъ.
Сокр. Но что прилично рабу, утверждаешь ты?
Іонъ. Да.
Сокр. Напримѣръ, не волопасъ, а рапсодистъ будетъ знать, что прилично сказать рабу-волопасу, когда онъ хочетъ укротить разъяренныхъ воловъ?
Іонъ. Ну нѣтъ.
Сокр. Или что женщинѣ, прядильщицѣ шерсти, прилично сказать о пряжѣ шерсти?
Іонъ. Нѣтъ.D.
Сокр. Или что мужчинѣ-полководцу прилично сказать воинамъ, командуя ими?
Іонъ. Да, это будетъ знать рапсодистъ.
Сокр. Какъ? Стало-быть, рапсодическое искуство есть искуство полководца?
Іонъ. Однакожъ, я знаю, что̀ прилично сказать полководцу.
Сокр. Вѣдь можетъ быть, Іонъ, ты и знатокъ въ вожденіи войскъ; потому что еслибы, бывъ искусенъ въ верховой ѣздѣ, ты вмѣстѣ отличался и искуствомъ играть на цитрѣ, то это не помѣшало бы тебѣ знать, — хорошо, или худо выѣзжаны лошади. Но положимъ, я спросилъ бы тебя: которымъ E. искуствомъ, Іонъ, ты узнаешь хорошо выѣзжанныхъ лошадей? какъ ѣздокъ, или какъ цитристъ? Что отвѣчалъ бы ты мнѣ?
Іонъ. Какъ ѣздокъ, сказалъ бы я.
Сокр. А еслибы узнавалъ хорошо играющихъ на цитрѣ, то согласился бы, что узнаешь ихъ, какъ цитристъ, а не какъ ѣздокъ?
Іонъ. Да.
Сокр. Когда же ты узнаешь дѣла, относящіяся къ военачальнику, то узнаешь, какъ человѣкъ искусный въ управленіи войскомъ, или какъ отличный рапсодистъ?
Іонъ. Мнѣ кажется, это все равно.
541.Сокр. Какъ все равно? однимъ ли почитаешь ты искуство рапсодиста и искуство полководца, или двумя?
Іонъ. Мнѣ кажется, они — одно.
Сокр. Стало-быть, кто — хорошій рапсодистъ, тотъ бываетъ и хорошимъ полководцемъ?
Іонъ. Непремѣнно, Сократъ.
Сокр. А кто бываетъ хорошимъ полководцемъ, тотъ и хорошій рапсодистъ?
Іонъ. Этого-то не думаю.
Сокр. А то думаешь, что кто — хорошій рапсодистъ, тотъ и хорошій полководецъ?
B.Іонъ. Конечно.
Сокр. Но изъ Эллиновъ ты — самый отличный рапсодистъ?
Іонъ. И очень, Сократъ.
Сокр. Неужели, Іонъ, ты и самый отличный между Эллинами полководецъ?
Іонъ. Знай, Сократъ, что этому-то я научился у Омира.
Сокр. Что жъ это значитъ, Іонъ, ради боговъ? Будучи отличнѣйшимъ изъ Эллиновъ въ томъ и другомъ, — отличнѣйшимъ полководцемъ и рапсодистомъ, почему ты странствуешь по Греціи и рапсодируешь, а не предводительствуешь войсками? C. Развѣ, думаешь, отъ рапсодиста, увѣнчаннаго золотымъ вѣнкомъ, Эллинамъ много пользы, а отъ военачальника — никакой?
Іонъ. Мое отечество, Сократъ, управляется и предводительствуется вами, а потому не имѣетъ нужды въ военачальникѣ: вашъ же городъ и Лакедемонъ не изберутъ меня въ военачальники; потому что вы почитаете достаточными для этого самихъ себя.
Сокр. Не знаешь ли ты, почтеннѣйшій Іонъ, Аполлодора кизикскаго?
Іонъ. Какого это?
Сокр. Котораго Аѳиняне, не смотря на то, что онъ иностранецъ, часто избирали себѣ военачальникомъ; да и D. Фаносѳена Андрійца и Ираклида клазоменскаго, которыхъ, хоть и иностранцевъ, этотъ же городъ почтилъ своимъ мнѣніемъ, какъ людей, достойныхъ вниманія, и возлагаетъ на нихъ военачальническую и другія правительственныя должности[29]. Такъ Іона ли ефесскаго не почтитъ онъ и не изберетъ въ военачальники, если признаетъ его достойнымъ вниманія? Да что еще? развѣ Ефесяне, по происхожденію, не Аѳиняне[30], и развѣ Ефесъ меньше другихъ городовъ? Нѣтъ, ты, Іонъ, E. несправедливъ, когда справедливо, что твоя способность прославлять Омира зависитъ отъ искуства знанія: — ты увѣрялъ меня, что знаешь много прекраснаго изъ Омира и обѣщался показать это, а между тѣмъ обманываешь меня; ибо нетолько не показываешь, даже не хочешь сказать, въ чемъ именно ты силенъ, хоть я и давно докучаю тебѣ объ этомъ. Ты просто, какъ Протей, принимаешь разные образы, бросаемые туда и сюда, и наконецъ, думая ускользнуть отъ меня, являешься полководцемъ, лишь бы только не показать, въ чемъ состоитъ 542. твоя Омировская мудрость. Итакъ, если ты искусникъ, но, обѣщавшись, какъ я замѣтилъ, показать свое искуство въ Омирѣ, обманываешь меня; то дѣло твое неправое: напротивъ, если ты водишься не искуствомъ, а божественнымъ жребіемъ, поколику одержишься Омиромъ и, ничего не зная, говоришь изъ этого поэта много прекраснаго, какъ я и прежде упоминалъ; то неправды тутъ нѣтъ. Выбирай же теперь любое[31]: почитать ли намъ тебя человѣкомъ несправедливымъ, или божественнымъ?
B.Іонъ. Какая разница, Сократъ! Ужъ гораздо лучше называться божественнымъ.
Сокр. Такъ это-то лучшее и достается тебѣ отъ насъ, Іонъ, — достается быть божественнымъ, а не искуснымъ хвалителемъ Омира.
Примѣчанія
- ↑ Откуда ты теперь къ намъ пріѣхалъ? Πόθεν τὰ νῦν ἡμῖν ἐπιδεδήμηκας; τὰ νῦν — форма времени, опредѣляемая вопросомъ когда, слѣдовательно однознаменательная съ выраженіемъ ἐν τῷ νῦν. Дательный ἡμῖν въ разговорномъ языкѣ Платонъ часто употребляетъ вмѣсто πρός ἡμᾶς. Phaedr. p. 257 C. Resp. I, p. 343 A. Lysid. p. 208 D.
- ↑ Не съ родины ли — изъ Ефеса? Іону, какъ декламатору Омира, естественно было происходить изъ іонійскаго города Ефеса, потому что Іоняне особенно расположены были къ слушанію рапсодистовъ, которыхъ въ этой греческой области находилось очень много.
- ↑ Городъ Епидавръ находился въ Арголидѣ и извѣстенъ былъ, между прочимъ, по отправлявшемуся въ немъ въ честь Эскулапа празднику, который, ради своей торжественности, назывался μεγάλα ἀσκληπίεια, или также μεγαλα ασκλήπεια. На этомъ праздникѣ Греки преимущественно любили состязаться въ музыкѣ. Spreng. Geschichte d. Medicin. I, p. 180 sqq.
- ↑ Съ этого поворота бесѣды начинаютъ уже обрисовываться тщеславіе рапсодиста и иронія Сократа. Іонъ въ своемъ отвѣтѣ весьма выразительно употребляетъ множественное число вмѣсто единственнаго: получили первую награду, Сократъ; а Сократъ, поддѣлываясь подъ тонъ его хвастливости, самъ говоритъ въ множественномъ числѣ: давай же, какъ-нибудь одержимъ побѣду и на панаѳинеяхъ. Панаѳинеями назывался торжественный праздникъ, совершавшійся въ Аѳинахъ чрезъ каждыя пять лѣтъ: на немъ постановлено было между прочимъ допускать къ состязанію рапсодистовъ, особенно же декламаторовъ твореній Омировыхъ. Lycurg. adv. Leocrat. с. 26, p. 209. Isocrat. Panegyr. с. 42.
- ↑ Такъ особенно Омиромъ — καὶ δὴ καὶ μάλιστα ἐν Ομήρῳ. Выраженіе καὶ δή καὶ μάλιστα, употребляемое вмѣсто οὐτω καὶ μάλιστα, встрѣчается у Платона весьма часто. См. Phaed. p. 112 E. Polit. p. 268 E, p. 270 C. Sophist, p. 216 A, p. 242 A alib. Поэтому невѣроятно мнѣніе Геккія (De simultate, quae Platoni et Xenophonti interest, p. 20), будто это мѣсто Платонъ взялъ цѣликомъ изъ Ксенофонтова Симпосіона C. III, § 6.
- ↑ Платонъ не безъ цѣли заставляетъ Іона сравнивать себя съ Митродоромъ лампсакскимъ, Стизимвротомъ ѳасійскимъ и Главкономъ. Первые два въ такомъ совершенствѣ высказывали, говорятъ, и раскрывали мысли Омира, что повѣствованія его превращали въ аллегоріи. Lobeck. Aglaoph. T. I, p. 155 sqq. Wolff. Proleg. CLXI. Поэтому въ Ксенофонтовомъ Симпосіонѣ Сократъ противуполагаетъ Стизимврота рапсодистамъ неученымъ. Что же касается до Главкона, то это, вѣроятно, былъ Регіецъ, написавшій книгу περὶ ποιητῶν. Sydenham. De script. Hist. Phil. I, 2, 4.
- ↑ Подъ именемъ Омиридовъ или Омиристовъ у Грековъ, безъ сомнѣнія, понимаемы были хвалители мудрости Омира, на котораго творенія они смотрѣли, какъ на законодательное начало религіи, политики и философіи; поэтому, кто лучше и изящнѣе истолковывалъ ихъ, того должны были они награждать. Намеки на нихъ встрѣчаются de Rep. X, p. 599 E. Phaedr. p. 262 B.
- ↑ Что греческіе рапсодисты любили декламировать и стихи Архилоха, свидѣтельствуетъ Атеней (XV, p. 630 C). Считаю нужнымъ замѣтить, что Шлейермахеръ напрасно видитъ здѣсь несостоятельность Сократа, который прежде самъ вызывалъ Іона къ декламаціи стиховъ Омировыхъ, а теперь говоритъ, что онъ будетъ еще имѣть время слушать ихъ, и спрашиваетъ о другомъ. Въ томъ-то и состоитъ столь свойственное Сократу искуство завлекать молодыхъ людей въ изслѣдованіе, что онъ сперва затрогиваетъ интересы ихъ самолюбія и потомъ уже нечувствительно заставляетъ ихъ слѣдовать за собою.
- ↑ Дѣйствователей народныхъ — δημιουργῶν. Δημιουργοὶ суть художники въ какихъ бы то ни было родахъ наукъ и искуствъ: въ ремеслахъ, это — цѣховые мастера; въ торговлѣ, это — главы компаній, въ театрѣ, это — антрепренёры. Вообще, это — лица, дающія направленіе и характеръ какому-нибудь общему дѣлу, или составляющія какбы пружину, которою приводится въ движеніе дѣятельность извѣстнаго круга людей, и по отношенію къ которой люди, находящіеся въ этомъ кругу дѣятельности, назывались ἰδιώται, т.-е. лица частныя и знающія только частное, а объ общемъ въ наукахъ и искуствахъ неимѣющія понятія. Сравн. Plat. Sympos. p. 178 B. Protag. p. 322 C. de Rep. III, p. 389 A. Платонъ въ такомъ же смыслѣ употребляетъ слово δημιουργὸς, означая имъ существо Божіе; ибо тогда Богъ есть творецъ, распорядитель живыми силами природы.
- ↑ Любезная голова, Іонъ, — ὦ φίλη κεφαλὴ Ιών. Шлейермахеръ думаетъ, что эти слова — плохое заимствованіе изъ Омира: Τεύκρε φίλη κεφαλή, и что эта формула гораздо лучше перенесена въ Федра (p. 264 B): Φαῖδρε φίλη κεφαλή; потому что Платонъ въ этомъ случаѣ выдержалъ размѣръ. Но ученый критикъ не обратилъ вниманія на то, что слова: ὦ φίλη κεφαλή, встрѣчаются также въ Горгіасѣ (p. 513 C) и въ Эвтидемѣ (p. 293 E): μετὰ Διονυσιοδόρου τούτου φίλης κεφαλῆς. Эта формула, безъ сомнѣнія, была обыденною поговоркою.
- ↑ Я не говорю ничего болѣе, кромѣ правды, — οὐδὲν ἄλλο ἢ τἀληθῆ λέγω. Эти слова, кажется, несовсѣмъ идутъ къ Сократу, любившему притворяться, что онъ не знаетъ истины. Посему, вмѣсто τἀληθῆ λέγω, не слѣдуетъ ли читать τὰ εὐήθη λέγω? Это больше гармонируетъ и съ слѣдующими тотчасъ словами; οἶον εἰκὸς ιδιώτην ἄνθρωπον.
- ↑ Говорятъ, что статуи Дедала сохранялись въ Греціи довольно долго, и потому-то, можетъ быть, Платонъ часто упоминаетъ о нихъ. Hipp. Maj. p. 282 A. Menon, p. 97 D. de Rep VIII, p. 529 D. О нихъ многое разсказываетъ Pausan. IX, 40, 2. И Эпею также усвояютъ много статуй, о которыхъ см. Heinii Excurs. ad. Virgil. Aeneid. II. 264. О Ѳеодорѣ же Самосцѣ говоритъ Плиній. Hist. Nat. 34. Diodor. Sic. 1, 1, 98.
- ↑ Произведенія вокальной музыки Олимпа, вѣроятно, дошли до временъ Сократа. По крайней мѣрѣ о нихъ говоритъ Aristophan. Equit. 9, гдѣ см. Schol. Aristot. Polit. VIII, 5. Plutarch. De music. p. 1133 C sqq. То же можно думать и о Тамирѣ, который, по свидѣтельству Плинія (Hist. Nat. VII, 36), первый началъ играть на цитрѣ, не сопровождая своей игры голосомъ. Еще съ большею вѣроятностію это самое можно утверждать объ Орфеѣ. Lobeck. Aglaopham. T. 1, p. 233 sqq. Менѣе всего въ этомъ отношеніи извѣстно о Фиміѣ.
- ↑ Платонъ въ этомъ мѣстѣ съ удивительною простотою и ясностію показываетъ различіе между поэтическимъ воодушевленіемъ и философскимъ созерцаніемъ. Какъ поэтъ, такъ и философъ, — оба проникнуты идеею предмета: но первый, дѣйствуя въ области фантазіи, не сознаетъ ея умомъ, какъ начало истиннаго и добраго, а чувствуетъ сердцемъ, какъ силу, порывающую его къ прекрасному; напротивъ, послѣдній, внося ее въ сферу разсудка не подвергается ея вліянію съ рабскою необходимостію, а стремится сознательно осуществить ее стройнымъ рядомъ понятій. У поэта чѣмъ сильнѣе порывъ восторга, тѣмъ меньше искуственности; напротивъ, у философа чѣмъ отчетливѣе мышленіе, тѣмъ удовлетворительнѣе наука. Поэтому порожденное музою твореніе поэта Платонъ весьма хорошо сравниваетъ съ магнитомъ, а рапсодиста съ желѣзнымъ кольцомъ, которое само не знаетъ, почему влечется къ магниту. Магнитъ у Платона называется также иракліемъ — по имени лидійскаго города Ираклеи, въ окрестностяхъ котораго находили значительное количество магнитовъ. Hesychius.
- ↑ По замѣчанію Геснера (ad Claud. idyll., подъ названіемъ Magnes, T. II, p. 653), это самое мѣсто Платонова разговора служило оригиналомъ Люкрецію для слѣдующихъ стиховъ (VI, v. 910 sqq.):
Hunc homines lapidem mirantur: quippe catenam
Saepe ex annulis reddis pendentibus ex se.
Quinque etenim licet interdum pluresque videre
Ordine demisso levibus jactarier auris,
Unus ubi ex uno dependet subter adhaerens,
Ex alioque alius lapidis vim vinclaque noscit. - ↑ Между различными родами поэтическихъ произведеній Платонъ помѣщаетъ: 1, диѳирамвы: это — стихотворенія въ честь Вакха, плоды фантазіи изступленной и кипучей, но притомъ всегда веселой и торжественной; 2, ἐγκώμια, или похвальныя оды, посвящавшіяся знаменитымъ мужамъ, оказавшимъ какія-нибудь услуги отечеству; 3, ὑπορχήματα, или стихотворенія лирическія, съ пѣніемъ которыхъ соединяема была мимическая пляска. Boeckius ad Pind. vol. I, p. II, p. 201 sq. T. II, P. II. p. 556. 596; 4, ἴαμβοι т.-е. поэтическіе разсказы и вымыслы, особенно назначавшіеся для сцены. Schneider ad Aristot. Polit. VII, 15, p. 447.
- ↑ Объ этомъ Тиннихѣ не упоминаетъ никто, кромѣ Порфирія (de abstinentia 1, 18), который приводитъ слова Эсхила, свидѣтельствующаго, что пэанъ, написанный Тиннихомъ, лучше всѣхъ произведеній этого рода.
- ↑ См. Homer. Iliad. XXII, 405 sqq. 437 sqq.
- ↑ См. Homer. Iliad. XXII. 311 sqq. (Въ текстѣ сноски №№ 2 и 4 перепутаны мѣстами. Ред. электроннаго изданія.)
- ↑ См. Homer. Odyss. XXII нач.
- ↑ Нарядившись въ разноцвѣтное платье. Объясняя это мѣсто, Миллеръ приводитъ слова Евстаѳія (Eustath. ad Iliad. α, p. 6), который говоритъ: Позднѣйшіе довольно драмматически декламировали творенія Омира. Для пѣнія Одиссеи они надѣвали пурпуровыя одежды, а когда намѣревались пѣть что-нибудь изъ Иліады, тогда являлись въ одеждахъ красныхъ. Первыя, по понятію древнихъ, приличны были мореплавателю-Одиссею (вѣроятно, при этомъ имѣлись въ виду пурпуроносныя раковины); а послѣднія напоминали объ убійствахъ и о пролитой крови подъ стѣнами Трои. (Въ текстѣ сноски №№ 2 и 4 перепутаны мѣстами. Ред. электроннаго изданія.)
- ↑ Тянется чрезвычайно сложная цѣпь хоревтовъ, ихъ учителей и подучителей. Подъ именемъ хоревтовъ древніе Греки разумѣли то же, что нынѣ хористы или пѣвцы, назначаемые для пѣнія въ хорѣ; имъ противуполагаются солисты. Wolf. Prolegg. ad Demosth. Mldian. p. XCI. А учители и подучители, или помощники учителей, къ греческому театру принадлежали, какъ наставники въ хорномъ пѣніи. Hesich. v. ὑποδιδάσκαλος.
- ↑ Эти стихи взяты изъ Иліады XXIII, 335 sqq.
- ↑ Омиръ говоритъ это въ своей Иліадѣ (XI. 639 sq.).
- ↑ Эти стихи см. Iliad. XXIV, 80 sqq.
- ↑ Мы уже имѣли случаи много разъ замѣтить, что у Платона весьма нерѣдко употребляется имя прилагательное вмѣсто нарѣчія. Въ этомъ мѣстѣ употребленіе его тѣмъ замѣчательнѣе, что оно соединяется съ другимъ нарѣчіемъ: ὡς ῥαδίως τε καὶ ἀληθῆ ἐγὼ σοὶ ἀποκρινοῦμαι. Такое же соединеніе прилагательнаго съ нарѣчіемъ читаемъ Protag. p. 352 D: καλῶς γε σὺ λέγων καὶ ἀληθῆ; Phaedon, p. 79 D: καλῶς καὶ ἀληθῆ λέγεις; Phaedr. p. 234 E: σαφῆ — καὶ ακριβῶς.
- ↑ О Ѳеоклименѣ, происходившемъ изъ рода Мелампода см. Odyss. XV, 223—256.
- ↑ См. Иліад. XII, 200 sqq.
- ↑ Атеней (XI, c. 114, p. 506 A) говоритъ: ὅτι δὲ καὶ δυςμενὴς ἦν (Платонъ) πρὸς ἄπαντας, δῆλον καὶ ἐκ τῶν ἐν τῷ Ἴωνι ἐπιγραφομένῳ. Ἐν ᾧ πρῶτον μὲν κακολογεῖ πάντας τοὺς ποιητάς· ἔπειτα καὶ τοὺς ὑπὸ τοῦ δήμου προαγομένους, Φανοσθένη τὸν Ἄνδριον, Απολλόδωρον τὸν Κυζικηνόν, ἔτι δέ τὸν Κλαζομένιον Ἡρακλείδην. Но что въ этомъ мѣстѣ для упоминаемыхъ лицъ высказано оскорбительнаго или враждебнаго, — я не вижу. Скорѣе отсюда и изъ другихъ многихъ свидѣтельствъ этого дипнософиста видно собственное его враждебное чувство въ отношеніи къ Платону. Развѣ колкость словъ Платона находилъ онъ въ томъ что эти люди не сдѣлали для республики ничего замѣчательнаго, а между тѣмъ превознесены отъ Аѳинянъ почестями. Объ Аполлодорѣ и Ираклидѣ, дѣйствительно, ничего неизвѣстно; а Фаносѳенъ, по сказанію Ксенофонта (Hist. Graec. 1, 5, 18 и 19), посылаемъ былъ съ войскомъ противъ его земляковъ, Андрійцевъ, и это было на 2 году 93 олимп. Отсюда Астъ заключаетъ, что Іонъ написанъ вскорѣ послѣ сего времени. Сравн. Aelian. V. H. XIV, 5.
- ↑ Развѣ Ефесяне, по происхожденію, не Аѳиняне? Извѣстно, что колонію въ Малой Азіи основали сыновья Кодра. Эта колонія, поселившаяся на западномъ берегу, впослѣдствіи получила самостоятельное политическое существованіе подъ именемъ Іоніи. Perizon. ad Aelian. V. H. VIII, 5.
- ↑ Выбирай любое. Въ заключеніе діалога вышла дилемма, показывающая, что Іонъ либо есть человѣкъ божественный, — и въ такомъ случаѣ ничего не знаетъ, либо онъ дѣйствительно знаетъ нѣчто, — и тогда есть человѣкъ несправедливый. Выбирай любое.