— Ну, такъ какъ намъ быть? спросилъ на слѣдующее утро Михаилъ свою племянницу, встрѣтившись съ нею въ маленькой комнаткѣ внизу, между тѣмъ какъ господинъ Урмандъ, въ ожиданіи своего хозяина, сидѣлъ за столомъ, на верху. Михаилу страшно непріятна была мысль, что гость станетъ для него тяжкимъ бременемъ, если заботу занять его нельзя будетъ свалить на женщинъ, что, по настоящему, не могло быть приведено въ исполненіе безъ согласія Маріи. Оттого онъ и спросилъ: «какъ же намъ быть?» и въ тоже время гакъ настроилъ себя, что въ слѣдующую же минуту, смотря по первому звуку голоса или по выраженію лица племянницы, готовый или вспыхнуть гнѣвомъ и сохранить всю свою твердость передъ этой вполнѣ отъ него зависящей дѣвушки или же ласково улыбнуться ей и осыпать ее любовью, добротою и довѣріемъ.
— Что ты хочешь этимъ сказать, дядя Михаилъ? По звуку голоса хозяину показалось, что племянница склонна къ уступкѣ, потому онъ тотчасъ-же предпочелъ кроткое обращеніе.
Видишь-ли, Марія, оказалъ онъ, тебѣ очень хорошо знакомы наши общія желанія. Надѣюсь, что ты не сомнѣваешься въ томъ, до какой степени ты намъ дорога, поэтому мы и хотимъ упрочить твою будущность, вручая ее человѣку, падежный характеръ котораго служитъ намъ порукою твоего счастія. Говоря такъ, онъ смотрѣлъ ей въ лице, казавшимся кроткимъ и задумчивымъ, а не угрюмымъ и презрительнымъ, какъ въ послѣдній вечеръ. Въ нашихъ глазахъ, къ нашей великой радости и удивленію, изъ быстро растущаго ребенка ты стали, прелестною дѣвушкою.
— Ахъ, какъ бы я желала быть все тѣмъ же ребенкомъ.
— Ты не должна такъ говорить, мое сокровище. Мы всѣ должны подчиняться общепринятому правилу. Теперь ты уже не ребенокъ и наша обязанность — моя и твоей тетки — когда Михаилъ дѣлалъ видъ, будто жена имѣетъ право подавать голосъ, то это было доказательствомъ его, въ высшей степени, хорошаго расположенія духа — наша обоюдная обязанность состоитъ въ томъ, чтобы отыскать, въ виду твоего блага, приличную для тебя партію.
— Вы болѣе всего заботились о моемъ благѣ, когда позволили мнѣ оставаться при васъ.
— Да, да, дитя мое, надѣюсь, что это было такъ. Живя здѣсь, ты, конечно, принаровилась къ нашему образу жизни. Но часто глядя на тебя, какъ ты прислуживаешь всему дому, во мнѣ возникала мысль, что это не совсѣмъ въ порядкѣ вещей; съ тѣхъ поръ — ну, однимъ словомъ — съ тѣхъ поръ, какъ ты стала такая прехорошенькая дѣвчонка.
Марія засмѣялась и отрицательно покачала головою, но по всей вѣроятности, комплименты дяди не пропадали даромъ.
— Богъ дастъ, сказала она, мнѣ никогда не придется краснѣть за свое вамъ прислуживанье!
Услыша это, Михаилъ обнялъ и поцѣловалъ ее. Еслибъ въ эту минуту онъ могъ бы только угадать, какое чувство питала Марія къ его сыну, то навѣрное дружественно посовѣтывалъ бы Адріяну вернуться въ Базель, и еслибъ онъ могъ только имѣть малѣйшее подозрѣніе въ томъ, что наполняло душу Георга, то онъ немедленно послалъ бы за нимъ въ Кольмаръ.
— Ну, сказалъ онъ, я расчитываю, что ты набьешь мнѣ трубку и подашь мнѣ чашку кофе, когда я сдѣлаюсь старикомъ и не въ состояніи буду самъ себѣ услуживать. Ботъ награда, на которую я расчитываю. Но, Марія, смотря на тебя — я и твоя тетя понимаемъ, что не можетъ же это такъ продолжаться! Люди должны понять, что ты дочь наша, а не служанка. Ты должна согласиться съ этимъ. Ну, вотъ явился къ намъ этотъ молодой человѣкъ. Я нисколько не удивляюсь, что онъ смертельно влюбился въ тебя, потому что, еслибъ я не былъ твоимъ дядей, то на его мѣстѣ сдѣлалъ бы тоже самое. При этомъ, она погладила его рукою, не могла же она не ласкать его, когда онъ говорилъ такія милыя слова. Оттого мы нисколько не удивились когда онъ признался намъ въ своихъ чувствахъ. Право, онъ говорилъ о тебѣ въ такихъ выраженіяхъ, какъ будто-бы ты была самая аристократическая барышни во всей странѣ.
— Но, дядя Михаилъ, еслиже я не чувствую къ нему склонности.
— Пустяки, мое сокровище, это-то именно я и считаю воображеніемъ и вѣрь мнѣ, если ты будешь предаваться своимъ Фантазіямъ, то скоро въ нихъ совсѣмъ запутаешься; поэтому то и хорошо, что за тебя дѣйствуемъ мы съ тетей. Склонность дѣло хорошее и конечно должно ее чувствовать къ мужу, но не годится молодымъ дѣвицамъ слишкомъ увлекаться романическими идеями, — да, это вовсе никуда не годится, дитя мое! Слыхивалъ я, какъ случалось, что дѣвушки влюблялись въ рыцарей изъ стихотвореній и въ героевъ, вычитанныхъ изъ романовъ и вотъ сидѣли и ждали они, не явится-ли за ними подобный-же рыцарь! Но, рыцарь не являлся; иногда, впрочемъ, и покажется, что нибудь въ родѣ того, но тогда ужъ это бываетъ хуже всего.
— Дядя Михаилъ, мнѣ и на умъ нейдетъ ждать какого-нибудь рыцаря!
— Вѣрю тебѣ! Сущность однако та, что ты сама не знаешь, чего ждешь. Конечно есть такіе люди, которые въ состояніи бросить свое дитя, въ объятія норнаго встрѣчнаго, благо-бы онъ былъ только богатъ. Но я не изъ такихъ и не охотно видѣлъ-бы, ежелибъ ты вышла за человѣка, хоть напримѣръ моихъ лѣтъ.
— А я и не посмотрѣла-бъ на годы, еслибъ любила.
— Или за какого нибудь скрягу, продолжалъ Михаила, не обращая вниманія на замѣчаніе. Маріи, за ипохондрика или какого либо игрока, который-бы обходился съ тобой, грубо. У этого-же нѣтъ ни одного недостатка.
— Именно такихъ-то я терпѣть не могу.
— Теперь дѣло въ томъ, что завтра или послѣ завтра необходимо дать ему отвѣтъ. Надѣюсь, что ты не забыла о своемъ обѣщаніи?
Марія очень хорошо его помнила, но знала также, что ему придавали больше значенія, чѣмъ-бы слѣдовало.
— Не думай, душа моя, чтобы я хотѣлъ принудить тебя, но ты не повѣришь, какъ больно мнѣ, не слышать отъ моей дѣвочки, ни одного привѣтливаго слова и не пользоваться ея ласками. Эта мысль, Марія, такъ мучитъ меня, что не даетъ покоя даже и ночью.
Услыша это, молодая дѣвушка обвила руки вокругъ шеи дяди и нѣжно поцѣловала его въ губы и обѣ щеки.
— Для меня, Марія, просто невыносимо, когда между нами не все въ порядкѣ и чтобы успокоить твоего стараго дядю, не откажи ему въ одной просьбѣ. Сядь сегодня вечеромъ, вмѣстѣ съ нами за столъ и покажи черезъ это всѣмъ, что мы не считаемъ тебя служанкою. Другое-же все отложимъ до завтра.
Могла-ли Марія противиться просьбѣ, выраженной такимъ образомъ? Сознавая, что ей не оставалось другаго исхода, какъ подчиниться этому желанію, она еще разъ поцѣловала дядю и въ знакъ согласія ласково кивнула ему годовой.
— И вотъ еще что, сердце мое, одѣнь также хорошенькое платьице — сдѣлай это изъ любви ко мнѣ. Мнѣ такъ нравится видѣть тебя одѣтою къ лицу. Послѣ этихъ словъ уже и рѣчи не могло быть о сопротивленіи.
Но уходѣ дяди, взвѣсивъ все сказанное имъ, Марія ясно поняла, что исполнить его желаніе — значило все равно что вполнѣ сдаться. На минуту въ ея головѣ мелькнула мысль, ни въ какомъ случаѣ не поддаваться просьбамъ Михаила, вопреки опасенія даже навлечь на себя его гнѣвъ. Но, къ сожалѣнію, она уже дала слово и взять его обратно не было никакой возможности. Подъ конецъ Марія пришла къ тому заключенію, что лучше всего совсѣмъ не думать обо всемъ этомъ. Въ сущности, такъ какъ цѣль ея жизни была недосягаема, то не все-ли равно было быть несчастною въ Гронперѣ или въ Базелѣ?
Михаилъ, между тѣмъ, поднялся къ своему молодому другу и съ четверть часа поболтавъ съ нимъ о томъ о семъ, поручилъ его своей женѣ.
Этотъ день рѣшено было оставить молодую дѣвушку въ покоѣ, пока она не явится къ ужину въ полномъ нарядѣ. Михаилъ сообщилъ женѣ о результатѣ своего разговора съ Маріею, увѣряя при этомъ, что ему почти удалось переломить ея упрямство.
— Изъ любви ко мнѣ она постарается быть съ нимъ какъ можно привѣтливѣе, говорилъ онъ, такимъ образомъ молодые люди ближе сойдутся другъ съ другомъ, а завтра, когда Урмандъ сдѣлаетъ Маріи предложеніе, ей уже нельзя будетъ отказать ему.
Михаилъ ни мало не подозрѣвалъ того, что столь дорогую ему дѣвушку, приноситъ въ жертву своимъ планамъ, и, напротивъ, былъ, вполнѣ убѣжденъ, что поступаетъ по совѣсти и по долгу и самъ еще похваливалъ себя за свой безкорыстный поступокъ.
Послѣ обѣда мадамъ Фоссъ предложила Адріану Урманду пройтись съ нею къ водопаду. Прогулка эта, само собою разумѣется, обоимъ не обѣщала ничего кромѣ скуки, но такъ какъ слѣдовало-же занять чѣмъ нибудь гостя, то и надо были покориться неизбѣжному. Во время того, какъ Урмандъ восхищался струившимися водами, мадамъ Фоссъ, по крайней мѣрѣ съ дюжину разъ, увѣряла его въ своемъ живѣйшемъ желаніи назвать его, какъ можно скорѣй, племянникомъ.
Наконецъ, наступило время ужина.
Во весь день Марія была чрезвычайно молчалива, между тѣмъ какъ въ ен головѣ бродили самыя разнообразныя, несбыточныя мысли. Что, еслибъ ей тайно убѣжать къ своей двоюродной сестрѣ въ Епиналь, а оттуда ужь письменно объяснить, что ей не по силамъ согласиться на предлагаемый бракъ? Но кузина въ Епиналѣ была все равно что чужая, между тѣмъ какъ дядя замѣнялъ ей отца. Или не отправиться-ли ей въ Кольмаръ, прямо къ Георгу и сознаться ему во всемъ? Но, но всей вѣроятности, онъ оттолкнулъ-бы ее отъ себя. Значитъ и съ этой стороны нельзя было расчитывать на помощь. Не лучше-ли всего пойти къ дяди, во время отсутствія молодаго человѣка, и прямо объявить ему, что ни за что въ мірѣ не выйдетъ за Адріяна Урманда? Но, не смотря на все свое мужество, Марія отшатнулась отъ этихъ мыслей. Не говорилъ-ли дядя, какъ больно ему, если между ними не все ладно и не будетъ-ли онъ имѣть полное право упрекнуть ее въ безжалостности и неблагодарности. Что же предстояло ей когда бъ она приняла предложеніе этого человѣка? Съ одной стороны жизнь была ей слишкомъ хорошо знакома, для того, чтобы не умѣть цѣнить пріятность собственнаго домашняго очага, равно какъ и счастіе даруемое, обладаніемъ хорошаго мужа и дѣтьми, еслибъ Богъ послалъ ей таковыхъ. Съ другой стороны она должна была согласиться съ мнѣніемъ дяди, что положеніе первой прислужницы въ «Золотомъ львѣ» не открывало ей никакой надежды на блестящее будущее. Чѣмъ скорѣй приближался вечеръ, ѣмъ болѣе росли сомнѣнія Маріи. Она накрыла столъ раньше обыкновеннаго, потому что ей нужно было оставить себѣ нѣсколько минутъ на то, чтобы переодѣться.
Михаилъ Фоссъ, въ этотъ вечеръ, противъ своего обыкновенія, въ ожиданіи звонка, стоилъ внизу у лѣстницы, и какъ только онъ загудѣлъ по всему дому. Михаилъ поднялся первый. Втайнѣ онъ надѣялся, что Марія уже внизу присоединится къ нимъ и теперь боялся, чтобы она не измѣнила своему слову. За нимъ послѣдовали жена, Урмандъ и прочіе обычные посѣтители гостинницы, всѣ вполнѣ убѣжденные, но торжественной наружности хозяевъ и гостя, что за этимъ ужиномъ непремѣнно послѣдуетъ обрученіе. На мадамъ, Фоссъ было ея праздничное, черное шелковое платье. Михаилъ надѣлъ другой сюртукъ и свѣжій галстукъ, а Адріанъ принарядился еще изящнѣе, чѣмъ всегда.
Все это должно было броситься въ глаза даже самому простодушному человѣку. Обѣ пожилыя дамы, вышедшія изъ своей комнаты, пятью минутами раньше обыкновеннаго, встрѣтили весь cortegè, уже на полномъ ходу.
Вошедши въ столовую, Михаилъ увидѣлъ Марію, стоявшую повернувъ обществу спину, передъ мискою съ супомъ, и тотчасъ же замѣтилъ ея народное платье и приколотый къ груди, бантъ. Съ этой стороны значитъ она сдержала свое обѣщаніе, но его терзали еще другіе опасенія что, еслибъ напримѣръ, одной изъ пожилыхъ дамъ вздумалось сѣсть рядомъ съ Адріяномъ — нельзя было не замѣтить, что Марія для этого употребила маленькую хитрость. Но Михаилъ сначала знаками, потомъ довольно выразительными словами, далъ понять старушкѣ, чтобы она выбрала себѣ другое мѣсто; это требованіе показалось ей весьма оскорбительнымъ: вѣдь лежала же на томъ мѣстѣ ея салфетка и стояла ея обычная чашка, Марія слышала все происходившее и была страшно раздосадована своею неудавшеюся попыткою. Дядя тотчасъ же вслѣдъ за тѣмъ обратился къ ней и сказалъ:
— Марія, дитя мое, чтожъ ты не идешь?
— Сейчасъ дяди, — отвѣтила она своимъ звонкимъ голосомъ, продолжая разливать супъ. Окончивъ это Марія, нѣсколько минутъ, какъ будто колебалась, но потомъ, собравшись съ духомъ, твердыми шагами подшила къ своему мѣсту и сѣла подлѣ своего обожателя. Почувствовавъ, что ея молчаніе окажется полоцкимъ, она сказала:
— Ну, вотъ и и дядя Михаилъ, ты увидишь однако что безъ меня дѣло не обойдется.
— Я знаю кого то, кому ваше сосѣдство, въ тысячу разъ вкуснѣе всякаго ужина, — замѣтила оскаливъ зубы одна изъ старухъ.
Послѣ ея словъ, наступила, тягостная пауза.
— Такъ было можетъ быть, въ то время, когда вы еще принимали у себя молодыхъ мужчинъ; ныньче же для нихъ весьма много значитъ хорошій ужинъ, — возразила наконецъ Марія, не будучи уже болѣе въ состояніе совладать, съ накипѣвшемъ, въ ней раздраженіемъ, но тотчасъ же спохватившись горько раскаялась въ своихъ необдуманныхъ словахъ и едва могла сдержать свои слезы.
— Я не намѣрена была васъ обидѣть, — боязливо пролепетала бѣдная старуха.
— Тутъ и рѣчи не можетъ быть объ обидѣ, — успокоивалъ ее Михаилъ.
— Позвольте налить вамъ винца, обратился Адріянъ къ своей сосѣдкѣ, съ цѣлью завязать съ ней разговоръ.
Марія, однако, только молча протянула свой стаканъ и во все время ужина ни разу даже не коснулась налитаго имъ вина, гакъ что по окончаніи его Михаилъ чувствовалъ что ничего не было выиграно. Марія, за исключеніемъ упомянутой выходки, вела себя, вообще весьма сдержано. Она всѣми силами старалась показать Адріяну Урманду что ей вовсе не тяжело сидѣть за столомъ; тоже самое нельзя было сказать про другихъ. Михаилъ никакъ не могъ впасть въ обычный тонъ и сохранить свой прежній авторитетъ, а мадамъ Фоссъ едва была въ состояніи принудить себя, сказать нѣсколько словъ. Урмандъ, положеніе котораго, было одно изъ тягостнѣйшихъ, держался довольно храбро, но ему, не смотря на всѣ его усилія, не удавалось завязать оживленную бесѣду. У старухи же пропала всякая охота къ разговору и она едва осмѣливалась раскрывать ротъ: тоже было и съ ея сестрой. Всѣмъ показалось какъ, будто у нихъ, гора свалилась съ плечь, когда мадамъ Фоссъ поднялась со своего мѣста и этимъ подала другимъ знакъ, слѣдовать ея примѣру.
Исполнивъ въ этотъ вечеръ дядину волю и зная что ее, покуда, оставитъ въ покоѣ. Марія свободно бродила по дому; но душу ея наполняли страхъ и забота къ завтрашнему дню, тогда, какъ она предчувствовала что ей предстояло тяжелое испытаніе.
— Я бы хотѣла тебя спросить объ одномъ, дитя мое, начала мадамъ Фоссъ, вошедшая передъ тѣмъ чѣмъ лечь спать, въ комнатку Маріи: — Приняла ли ты уже свое рѣшеніе?
— Нѣтъ, — отвѣтила Марія, — я еще ни на что не рѣшилась.
Ея тетка, нѣсколько минутъ, молча и пристально смотрѣла на нее, послѣ чего медленно удалилась.
На утро слѣдующаго дня, Михаилъ во всю почти ночь, не смыкавшій глаза, на половину уже готовъ былъ предоставить племянницѣ полную свободу и посовѣтовать Урманду вернуться въ Базель, потому что отъ его проницательности не укрылись страданія молодой дѣвушкѣ. Да и какую же цѣль преслѣдовалъ онъ наконецъ, какъ не ту видѣть ее довольною и счастливою? Его сердце все болѣе смягчалось и подвернись ему, только въ эту минуту, Марія, онъ навѣрное исполнилъ бы свое намѣреніе.
— Пусть будетъ, что будетъ, — говорилъ онъ самъ себѣ, взявъ трость и шляпу и отправляясь въ лѣсъ. Если сегодня еще, она будетъ настаивать на томъ что не можетъ его взять, то не стану ее далѣе уговаривать.
Къ завтраку Марія не сошла внизъ, а осталась съ дѣтьми, что впрочемъ никого не удивило, но передъ обѣдомъ, когда дядя былъ еще въ лѣсу ея тетка вошла къ пей и спросила не согласна ли она выслушать Урманда.
— Пожалуй, — отвѣтила Марія.
— Гдѣ же ты его примешь, дитя мое?
— Тамъ, гдѣ ему будетъ угодно, — сказала Марія раздражительно.
— Такъ не подняться ли ему къ тебѣ, наверхъ?
— Какъ бы не такъ? Сюда что ли?
— Нѣтъ эти не годилось бы; но вамъ вѣдь можно сойтись въ гостиной.
— Хорошо, я пойду въ гостиную. И она пошла туда не сказавъ болѣе ни слона.
Такъ называемая гостиная, была небольшая комната отдѣланная по понятіямъ Гронпера, со всевозможною парижскою изысканностью и назначавшаяся преимущественно для такихъ путешественниковъ, которые не жалѣли денегъ на то, чтобы только получить удобную и роскошную комнату. Но желающихъ что либо подобное, являлось весьма рѣдко въ Гронперѣ, поэтому означенная гостиная по большей части оставалась пустою.
Теперь тамъ, на мягкомъ диванѣ, краснаго бархата, сидѣла Марія въ какомъ чо оцѣпенѣломъ ожиданіи. Она, какъ мы уже говорили выше, была прелестная дѣвушка, но въ эту минуту, сидя одна, со сложенными на колѣняхъ руками, рѣзкою чертою вокругъ губъ, угрюмымъ лицомъ и отталкивающимъ, презрительнымъ взглядомъ, она казалась такъ мало привлекательною, какъ это только было возможно при ея красотѣ.
Когда явился Адріянъ, она допустивъ его совсѣмъ близко къ себѣ, заговорила первая:
— Тетя Ιозефа, сообщила мнѣ, о вашемъ желаніи, переговорить со мной.
Урмандъ чувствовалъ всю неловкость своего положенія и хотя еще не совсѣмъ потерялъ присутствіе духа, но смутно уже сознавалъ что дѣло идетъ не совсѣмъ ладно. Марія безъ сомнѣнія, очень хороша. — думалъ онъ, — но и предстоящая ей партія, такого рода, что изъ Лотарингіи и Эльзаса не одна дѣвушка, позавидовали бы ей. Его пригласили въ Гронперъ именно какъ жениха и въ присутствіи всѣхъ разыгрывалъ онъ эту трудную роль, которую она ни чуть, не старалась облегчить ему, какими бы то ни было пріятныя послѣдствіями, а напротивъ еще своимъ холоднымъ обращеніемъ довела его до того, что не обѣщай онъ только возобновить своего предложенія, то теперь, навѣрное, находился бы уже далеко отъ Гронпера. — На этотъ разъ Урмандъ твердо рѣшился если получитъ вторичный отказъ, что онъ будетъ послѣдній.
— Марія, сказалъ онъ, протягивая ей руку, безъ сомнѣнія, вы угадываете, о чемъ я хочу говорить?
— Я думаю, что да, возразила она.
— Смѣю ли я надѣяться, что вы не сомнѣваетесь въ искренности моихъ чувствъ?
Помолчавъ нѣсколько минутъ, Марія отвѣтила.
— Я не имѣю никакой причины сомнѣваться въ нихъ.
— Нѣтъ, право нѣтъ! Клянусь въ томъ, что люблю васъ отъ всего сердца! Ваши родные уварены, что нашъ союзъ послужитъ намъ счастіемъ. Что вы на это скажете, Марія?
Она молчала, тогда Урмандъ осмѣлился схватить ея руку и крѣпко пожимая ее онъ снова спросилъ:
— Обдумали ли вы вашъ отвѣтъ, во время моего отсутствія?
— Да, я его обдумала.
— Ну — и моя любовь?
— Я думаю, что такъ будетъ лучше всего, отвѣтила, какъ бы на свои мысли, Марія, вставая и освобождаясь отъ его рукъ.
Такимъ образомъ, она приняла предложеніе молодаго человѣка. Хотя при этомъ имъ и не овладѣло торжество счастливаго любовника, но ему уже теперь ничего не оставалось, какъ вернуться къ себѣ, въ Базель, обрученнымъ женихомъ.
— Постараетесь-ли вы полюбить меня, Марія? спросилъ онъ, снова взявъ ее за руку.
— Да, постараюсь, возразила она.
— Тогда Урмандъ обвилъ своими руками ея талію и нѣжно поцѣловалъ ее; въ этотъ разъ Марія уже не отвернулась отъ него. Я также употреблю всѣ силы, чтобы сдѣлать насъ счастливою, сказалъ онъ ей.
— Я знаю и вѣрю, что это будетъ такъ, вѣдь намѣреніе ваше доброе. Настала пауза во время которой онъ все еще не выпускалъ Марію изъ своихъ объятій. Теперь я могу идти, неправда-ли? спросила она.
— Но, Марія, ты еще не дала мнѣ ни одного поцѣлуи.
Она исполнила его желаніе, но когда ея холодныя губы коснулись до него, тогда онъ почувствовалъ, что въ ея душѣ но было и искры любви къ нему. Урмандъ понялъ въ эту минуту, хотя и не совсѣмъ ясно, что Марія дала ему слово, только изъ повиновенія дядиной воли и готовъ былъ разсердится на нее, но его Флегматическая натура одержала верхъ надъ этимъ чувствомъ. Онъ убѣдилъ себя, что такъ какъ теперь уже обязанъ жениться на Маріи, то съ его стороны лучше всего смотрѣть на вещи съ ихъ лучшей точки зрѣнія и не сомнѣваться въ томъ, что она будетъ ему хорошею женою, старался успокоиться надеждою, что любовь придетъ со временемъ.
— Сегодняшній вечеръ, мы проведемъ вмѣстѣ, не правда-ли? спросилъ Урмандъ Марію.
— О да, если ты этаго желаешь, возразила она, зная, что теперь уже и не могло быть иначе. Послѣ этаго, онъ оставилъ ее, а она пошла въ свою комнату.