для нихъ весьма много значитъ хорошій ужинъ, — возразила наконецъ Марія, не будучи уже болѣе въ состояніе совладать, съ накипѣвшемъ, въ ней раздраженіемъ, но тотчасъ же спохватившись горько раскаялась въ своихъ необдуманныхъ словахъ и едва могла сдержать свои слезы.
— Я не намѣрена была васъ обидѣть, — боязливо пролепетала бѣдная старуха.
— Тутъ и рѣчи не можетъ быть объ обидѣ, — успокоивалъ ее Михаилъ.
— Позвольте налить вамъ винца, обратился Адріянъ къ своей сосѣдкѣ, съ цѣлью завязать съ ней разговоръ.
Марія, однако, только молча протянула свой стаканъ и во все время ужина ни разу даже не коснулась налитаго имъ вина, гакъ что по окончаніи его Михаилъ чувствовалъ что ничего не было выиграно. Марія, за исключеніемъ упомянутой выходки, вела себя, вообще весьма сдержано. Она всѣми силами старалась показать Адріяну Урманду что ей вовсе не тяжело сидѣть за столомъ; тоже самое нельзя было сказать про другихъ. Михаилъ никакъ не могъ впасть въ обычный тонъ и сохранить свой прежній авторитетъ, а мадамъ Фоссъ едва была въ состояніи принудить себя, сказать нѣсколько словъ. Урмандъ, положеніе котораго, было одно изъ тягостнѣйшихъ, держался довольно храбро, но ему, не смотря на всѣ его усилія, не удавалось завязать оживленную бесѣду. У старухи же пропала всякая охота къ разговору и она едва осмѣливалась раскрывать ротъ: тоже было и съ ея сестрой. Всѣмъ показалось какъ, будто у нихъ, гора свалилась съ плечь, когда мадамъ Фоссъ поднялась со своего мѣста и этимъ подала другимъ знакъ, слѣдовать ея примѣру.
Исполнивъ въ этотъ вечеръ дядину волю и зная что ее, покуда, оставитъ въ покоѣ. Марія свободно бродила по дому; но душу ея наполняли страхъ и забота къ завтрашнему дню, тогда, какъ она предчувствовала что ей предстояло тяжелое испытаніе.
— Я бы хотѣла тебя спросить объ одномъ, дитя
для них весьма много значит хороший ужин, — возразила наконец Мария, не будучи уже более в состояние совладать, с накипевшем, в ней раздражением, но тотчас же спохватившись горько раскаялась в своих необдуманных словах и едва могла сдержать свои слезы.
— Я не намерена была вас обидеть, — боязливо пролепетала бедная старуха.
— Тут и речи не может быть об обиде, — успокаивал ее Михаил.
— Позвольте налить вам винца, обратился Адриян к своей соседке, с целью завязать с ней разговор.
Мария, однако, только молча протянула свой стакан и во всё время ужина ни разу даже не коснулась налитого им вина, гак что по окончании его Михаил чувствовал что ничего не было выиграно. Мария, за исключением упомянутой выходки, вела себя, вообще весьма сдержано. Она всеми силами старалась показать Адрияну Урманду что ей вовсе не тяжело сидеть за столом; тоже самое нельзя было сказать про других. Михаил никак не мог впасть в обычный тон и сохранить свой прежний авторитет, а мадам Фосс едва была в состоянии принудить себя, сказать несколько слов. Урманд, положение которого, было одно из тягостнейших, держался довольно храбро, но ему, не смотря на все его усилия, не удавалось завязать оживленную беседу. У старухи же пропала всякая охота к разговору и она едва осмеливалась раскрывать рот: тоже было и с её сестрой. Всем показалось как, будто у них, гора свалилась с плечь, когда мадам Фосс поднялась со своего места и этим подала другим знак, следовать её примеру.
Исполнив в этот вечер дядину волю и зная что ее, покуда, оставит в покое. Мария свободно бродила по дому; но душу её наполняли страх и забота к завтрашнему дню, тогда, как она предчувствовала что ей предстояло тяжелое испытание.
— Я бы хотела тебя спросить об одном, дитя
