Записки о Московии (Герберштейн; Анонимов)/1866 (ДО)/Способ заключения брака

[73]
СПОСОБЪ ЗАКЛЮЧЕНІЯ БРАКА.

Зазорно и постыдно для молодаго человѣка самому сватать дѣвушку: дѣло отца предложить молодому человѣку, чтобы онъ женился на его дочери. При этомъ у нихъ въ обычаѣ говорить такія слова: «Такъ какъ у меня есть дочь, то я желалъ бы, чтобы ты былъ мнѣ зятемъ». На это молодой человѣкъ говоритъ: «Если ты меня просишь въ зятья, и тебѣ такъ угодно, то я пойду къ моимъ родителямъ и доложу имъ объ этомъ». Потомъ, если родители и родственники будутъ согласны, то они сходятся вмѣстѣ и толкуютъ о томъ, что отецъ дастъ дочери въ приданое. Потомъ, порѣшивъ о приданомъ, назначаютъ день свадьбы. Тѣмъ временемъ жениха не пускаютъ въ жилище невѣсты, и если онъ станетъ просить, чтобы по крайней мѣрѣ ему можно было увидать ее, то родители обыкновенно отвѣчаютъ: «Узнай, какова она, отъ другихъ, которые ее знаютъ». Доступъ дается ему не прежде, какъ уже свадебный договоръ скрѣпленъ страхомъ огромнаго штрафа, такъ что женихъ не можетъ отказаться безъ большой пени, еслибы и хотѣлъ. Въ приданое большею частью даются лошади, одежды, копья, скотъ, рабы и тому подобное. Приглашенные на свадьбу рѣдко дарятъ деньги, но посылаютъ невѣстѣ подарки, которые женихъ тщательно замѣчаетъ и откладываетъ. Послѣ свадьбы женихъ вынимаетъ ихъ по порядку и снова осматриваетъ; тѣ изъ нихъ, которые ему нравятся и кажутся годными къ употребленію, онъ посылаетъ на рынокъ и приказываетъ цѣновщикамъ оцѣнить ихъ по одиночкѣ, а всѣ остальные отсылаетъ каждому особенно съ благодарностью. За тѣ, которые онъ удержалъ, въ продолженіи года онъ отплачиваетъ деньгами по [74]оцѣнкѣ или какою нибудь другою вещью равнаго достоинства. Если же кто нибудь цѣнитъ свой подарокъ выше, тогда женихъ немедленно прибѣгаетъ къ присяжнымъ цѣновщикамъ и принуждаемъ хозяина вещи принявъ ихъ оцѣнку. Также, если женихъ не отблагодарилъ кого въ теченіи года или не возвратилъ подарка, — то онъ обязанъ удовлетворить того вдвойнѣ. Наконецъ, если онъ не позаботился дать чей нибудь подарокъ для оцѣнки присяжнымъ, то принужденъ сдѣлать вознагражденіе по волѣ и присужденію того, кто далъ этотъ подарокъ. Этотъ самый обычай соблюдаетъ народъ при подаркахъ всякаго рода.

Они заключаютъ бракъ не ближе четвертой степени родства или свойства. Считаютъ за ересь роднымъ братьямъ жениться на родныхъ сестрахъ. Никто также не смѣетъ жениться на сестрѣ свояка. Также весьма строго наблюдаютъ, чтобы не соединились бракомъ тѣ, которые вошли между собою въ духовное родство по крещенію. Допускаютъ еще, чтобы кто нибудь женился на второй женѣ и сдѣлался двоеженцемъ, но едва признаютъ это законнымъ бракомъ. Жениться на третьей не позволяютъ безъ важной причины. Брать четвертую жену не допускаютъ никого и считаютъ это дѣломъ не христіанскимъ. Разводъ допускаютъ и даютъ разводную грамоту (libellum repudij); однако тщательно это скрываютъ, зная, что это противно религіи и установленіямъ. Нѣсколько прежде мы сказали, что самъ князь развелся съ своею супругою Соломоніею за ея безплодіе, заключилъ ее въ монастырь и вступилъ въ бракъ съ Еленою, дочерью князя Василія Глинскаго. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ бѣжалъ изъ Литвы въ Московію нѣкто князь Василій Бѣльскій. Когда его друзья долго удерживали у себя его молодую супругу, на ко горой онъ недавно женился (ибо они думали, что онъ опять воротится изъ любви и тоски по молодой женѣ), — Бѣльскія отдалъ дѣло объ отсутствіи супруги на рѣшеніе митрополита, и митрополитъ, посовѣтовавшись, сказалъ ему: «Такъ какъ не твоя вина, а скорѣе вина жены и родственниковъ, что тебѣ нельзя жить съ нею, — то я дѣлаю тебѣ послабленіе закона и отрѣшаю тебя отъ нея». Вскорѣ послѣ этого, Бѣльскій женился на другой женѣ, происходившей изъ рода князей рязанскихъ; отъ нея онъ имѣлъ также дѣтей, которыхъ мы нынѣ видимъ въ большой силѣ у князя.

Они называютъ прелюбодѣяніемъ только связь съ женою [75]другаго. Любовь супруговъ по большей части холодна, преимущественно у благородныхъ и знатныхъ, потому что они женятся на дѣвушкахъ, которыхъ никогда прежде не видали, а потомъ, занятые службой князя, принуждены оставлять ихъ, оскверняя себя гнуснымъ распутствомъ на сторонѣ.

Положеніе женщинъ самое жалкое. Ибо они ни одну женщину не считаютъ честною, если она не живетъ заключившись дома, и если ее не стерегутъ такъ, что она никогда не показывается въ публику. Они почитаютъ, говорю я. мало цѣломудренною ту женщину, которую видятъ чужіе и посторонніе. Заключенныя дома, женщины занимаются только пряжей. Всѣ домашнія работы дѣлаются руками рабовъ. Что задушено руками женщины, — курица или какое нибудь другое животное, — тѣмъ они гнушаются, какъ нечистымъ. У бѣднѣйшихъ жены исправляютъ домашнія работы и стряпаютъ. Впрочемъ, желая въ отсутствіи мужей и рабовъ зарѣзать курицу, онѣ выходятъ за ворота, держа курицу или другое животное и ножъ, и упрашиваютъ проходящихъ мущинъ, чтобы они убили сами.

Весьма рѣдко пускаютъ ихъ въ церковь и еще рѣже въ общество друзей, развѣ только онѣ очень стары и уже нѣтъ мѣста никакому подозрѣнію. Однако въ извѣстные дни, посвященные веселью, они позволяютъ женамъ и дочерямъ сходиться для забавы на пріятныхъ лугахъ: тамъ, сидя на какомъ-то колесѣ, на подобіе колеса Фортуны, онѣ то поднимаются вверхъ, то опускаются внизъ; или по другому, вѣшаютъ веревку, садятся на нее, ихъ подталкиваютъ, и онѣ качаются взадъ и впередъ; или наконецъ забавляются нѣкоторыми извѣстными пѣснями, ударяя въ ладоши, а плясокъ вовсе не водятъ никакихъ. Въ Московіи есть одинъ нѣмецъ, кузнецъ, по имени Іорданъ, который женился на русской. Поживши нѣсколько времени съ мужемъ, жена однажды сказала ему ласково: «Почему ты, дражайшій супругъ, не любишь меня?» Мужъ отвѣчалъ: «Напротивъ того, очень я люблю тебя.» — «Я еще не имѣю, сказала она знаковъ твоей любви». Мужъ спрашивалъ, какихъ знаковъ хочетъ она? Жена ему отвѣчала: «Ты никогда меня не билъ.» — «По правдѣ, побои не казались мнѣ знаками любви, сказалъ мужъ; но однако и съ этой стороны я буду исправенъ.» И такимъ образомъ, не много спустя онъ ее жестоко побилъ и признавался мнѣ, что послѣ этого жена стала любить его гораздо больше. Это онъ повторялъ потомъ очень часто и [76]наконецъ, въ нашу бытность въ Москвѣ сломилъ ей шею и колѣни.

Всѣ они признаютъ себя холопами т. е. рабами князя. Знатные также имѣютъ рабовъ, большею частью купленныхъ или плѣнныхъ; свободные, которыхъ они держатъ на своей службѣ, не вольны отходить во всякое время. Если кто нибудь отойдетъ противъ воли своего господина, то никто его не берегъ. Если господинъ худо обращается съ хорошимъ и полезнымъ слугой, то пріобрѣтаетъ дурную славу между другими и послѣ того не можетъ пріискать себѣ другихъ слугъ.

Этотъ народъ имѣетъ болѣе наклонности къ рабству, чѣмъ къ свободѣ, — ибо весьма многіе, умирая, отпускаютъ на волю нѣсколькихъ рабовъ, которые однако тотчасъ же за деньги продаются въ рабство другимъ господамъ. Если отецъ продастъ сына, какъ это въ обычаѣ, и сынъ какимъ нибудь образомъ наконецъ сдѣлается свободнымъ, то отецъ, по праву отцовской власти, опять во второй разъ можетъ продать его. Послѣ же четвертой продажи, онъ не имѣетъ больше права надъ сыномъ. Казнить смертью рабовъ и другихъ можетъ только одинъ князь.

Черезъ годъ или черезъ два князь дѣлаетъ наборъ по областямъ и переписываетъ боярскихъ дѣтей, чтобы знать ихъ число, и сколько каждый имѣетъ лошадей и служителей. Потомъ каждому опредѣляетъ жалованье, какъ было выше сказано. Военную службу несутъ тѣ, которые могутъ это по своему состоянію. Рѣдко дается имъ покой, ибо князь воюетъ то съ литовцами, то съ ливонцами, то съ шведами, то съ казанскими татарами, — или если не ведетъ никакой войны, то обыкновенно каждый годъ ставить двадцать тысячъ человѣкъ на стражѣ въ мѣстахъ около Дона и Оки, для предупрежденія впаденій и грабежей перекопскихъ татаръ. Обыкновенно каждый годъ онъ вызываетъ ихъ по очереди изъ ихъ областей въ Москву для исполненія всѣхъ должностей. Въ военное же время они не служатъ погодно и по очереди, но принуждены идти на войну всѣ и каждый, какъ тѣ, которые на жалованьи, такъ и тѣ, которые ожидаютъ милости князя.

Лошади у нихъ небольшія, холощеныя, безъ подковъ и съ самой легкой уздой. Сѣдла прилажены такимъ образомъ, чтобы можно было безъ труда оборачиваться на всѣ стороны и натягивать лукъ. Они сидятъ на лошадяхъ до того согнувъ ноги, [77]что не могутъ вынести удара дротикомъ или копьемъ немного посильнѣе. Весьма немногіе употребляютъ шпоры, а большая часть — плетку, которая всегда виситъ на мизинцѣ правой руки, чтобы ее можно было сейчасъ схватить и употребить въ дѣло, когда понадобится; если дойдетъ дѣло до оружія, то ее выпускаютъ изъ руки, и она виситъ по прежнему.

Обыкновенное оружіе — лукъ, стрѣлы, топоръ и палка въ родѣ булавы, называемая но русски кистенемъ (Kesteni), а по польски — Bassalik. Саблю употребляютъ богатѣйшіе и благороднѣйшіе. Длинные кинжалы, висящіе на подобіе ножей, бываютъ такъ запрятаны въ ножны, что едва можно прикоснуться къ верхней части рукоятки и схватить ее въ случаѣ нужды. Равнымъ образомъ употребляютъ длинный поводъ у узды, на концѣ разрѣзанный, и привязываютъ его на палецъ лѣвой руки, для того, чтобы можно было брать лукъ и, оставивъ узду, употреблять его въ дѣло. Хотя въ одно и тоже время они держатъ въ рукахъ узду, лукъ, саблю, стрѣлу и плеть, однако искусно и безъ всякаго затрудненія управляются съ ними.

Нѣкоторые изъ знатныхъ употребляютъ латы, кольчугу, искусно сдѣланную будто изъ чешуи, и поручи; весьма немногіе имѣютъ шлемъ, заостренный кверху и съ украшенной верхушкой.

Нѣкоторые имѣютъ одежду, подбитую хлопчатой бумагой, для защиты отъ ударовъ. Употребляютъ также пики.

Они никогда не употребляли въ сраженіи ни пѣхоты, ни пушекъ; ибо все, что они ни дѣлаютъ, — дѣлаютъ внезапно и быстро, — нападаютъ ли на непріятеля, преслѣдуютъ ли его, или бѣгутъ: такимъ образомъ за ними не можетъ слѣдовать ни пѣхота, ни артиллерія.

Когда перекопскій царь возвелъ на казанское царство своего племянника, и на возвратномъ пути стоялъ лагеремъ въ тридцати тысячахъ шаговъ отъ Москвы, — то нынѣшній князь Василій, на слѣдующій годъ послѣ этого, расположился станомъ около рѣки Оки и въ первый разъ тогда употребилъ въ дѣло пѣхоту и пушки, можетъ быть для того, чтобы показать свое могущество, или смыть пятно, полученное въ предъидущій годъ во время постыднаго бѣгства, когда, какъ говорятъ, онъ прятался нѣсколько дней подъ стогомъ сѣна, — или наконецъ для того, чтобы дать отпоръ царю, который, по его [78]предположенію, снова собирался напасть на его владѣнія. Въ нашу бытность онъ дѣйствительно имѣлъ около 1500 человѣкъ пѣхоты изъ литовцевъ и другихъ иностранцевъ, стекшихся изъ разныхъ мѣстъ.

При первомъ натискѣ они очень смѣло нападаютъ на непріятеля; но напоръ ихъ непродолжителенъ, какъ будто они хотятъ сказать: «Бѣгите, или мы побѣжимъ сами».

Они рѣдко берутъ города съ бою или сильнымъ штурмованьемъ, но обыкновенно доводятъ до сдачи продолжительною осадой, голодомъ или измѣной. Хотя Василій осаждалъ Смоленскъ и громилъ его пушками, которыя частью привезъ съ собою изъ Москвы, частью отлилъ вовремя осады, — однакожь ничего не сдѣлалъ. Осаждалъ онъ и Казань съ большою ратью и также съ пушками, которыя доставилъ туда по рѣкѣ, — но и тогда ничего не сдѣлалъ; крѣпость была зажжена, совершенно сгорѣла и снова была выстроена вполнѣ, — а его воины тѣмъ временемъ не смѣли даже взобраться на обнаженный холмъ и занять его.

Нынѣ князь имѣетъ пушечныхъ литейщиковъ изъ нѣмцевъ и итальянцевъ, которые, кромѣ пищалей, льютъ пушки, также ядра и пули (ferreos globulos), такого же рода, какія употребляютъ и наши государи; однако они не умѣютъ и не могутъ пользоваться ими въ сраженіи, потому что все полагаютъ въ быстротѣ.

Считаю лишнимъ говорить, что они не знаютъ различія пушекъ или, правильнѣе сказать, ихъ употребленія. Не знаютъ, говорю я, когда должно употреблять большія пушки, которыми разрушаютъ стѣны, или малыя, которыми разрываютъ ряды и останавливаютъ натискъ непріятелей. Это часто бываетъ, и особенно случилось въ то время, когда носился слухъ, что татары вотъ-вотъ осадятъ Москву. Ибо, растерявшись, намѣстникъ, приказалъ поставить большую пушку передъ воротами крѣпости, — при смѣхѣ нѣмецкаго бомбардира, — потому что едва въ три дни можно было бы привести ее туда, и къ тому же, выстрѣливъ одинъ разъ, она разрушила бы сводъ и ворота.

У людей большое несходство и различіе въ образѣ войны, какъ и въ другихъ дѣлахъ. Ибо московитъ, какъ только ударится въ бѣгство, то уже не помышляетъ о другомъ средствѣ къ спасенію, кромѣ того, который бѣгство можетъ ему [79]доставить; когда врагъ догонитъ его или схватитъ, — онъ уже не защищается и не проситъ пощады.

Татаринъ же, сброшенный съ лошади, оставшись безъ всякаго оружія, даже тяжело раненный, обыкновенно защищается до послѣдняго издыханія руками, ногами, зубами и чѣмъ только можетъ.

Турокъ, видя себя лишеннымъ всякой помощи и надежды спастись, бросаетъ оружіе, умоляетъ о помилованіи, складываетъ руки для вязанья и протягиваетъ ихъ побѣдителю, надѣясь сохранить жизнь своимъ плѣномъ.

Для стана выбираютъ весьма пространное мѣсто, гдѣ знатные люди раскидываютъ шатры: другіе же вбиваютъ въ землю арку изъ кустарника, покрываютъ ее епанчами и прячутъ тамъ сѣдла, луки и тому подобное, и сами укрываются подъ ней отъ дождя. Лошадей пускаютъ на подножный кормъ, и по этой причинѣ палатки ихъ такъ удалены другъ отъ друга. Они не укрѣпляютъ лагеря ни вагенбургомъ, ни рвомъ, ни другими преградами, если только мѣсто отъ природы не защищено или лѣсами, или рѣкою и болотами.

Кому нибудь можетъ показаться удивительнымъ, что они, какъ я сказалъ, содержать себя и своихъ людей такое долгое время и на такое маленькое жалованье; потому я скажу въ немногихъ словахъ о ихъ бережливости и воздержности въ пищѣ. У кого шесть, а иногда и больше, лошадей, тотъ употребляетъ только одну изъ нихъ подъ тяжести, для ношенія необходимѣйшихъ вещей. Во первыхъ, у него есть толченое просо въ мѣшечкѣ, длиною въ двѣ ладони; потомъ фунтовъ восемь или десять соленаго свинаго мяса; также соль въ мѣшечкѣ, смѣшанная, если онъ богатъ, съ перцемъ. Кромѣ того всякій носитъ съ собою топоръ, трутъ, кастрюли или мѣдный горшокъ, и если приходитъ куда нибудь, гдѣ нѣтъ никакихъ плодовъ, ни чесноку, ни луку, ни дичины, то разводитъ огонь, наполняетъ горшокъ водою, въ которую кладетъ полную ложку проса, прибавляетъ соли и варитъ, — и господинъ и холопы живутъ, довольствуясь этой пищей. Если господинъ слишкомъ голоденъ, то съѣдаетъ все, и такимъ образомъ иногда холопы превосходно постятся цѣлые два или три дня. Если господинъ хочетъ отобѣдать получше, то къ этому прибавляетъ маленькую частицу свинины. Я говорю это не о знатныхъ, а о людяхъ посредственнаго состоянія. Вожди войска и [80]другіе военные начальники иногда приглашаютъ къ себѣ этихъ бѣдныхъ людей, которые, хорошо отобѣдавъ, иногда въ продолженіе двухъ или трехъ дней воздерживаются отъ пищи.

Но когда у нихъ есть плоды, или чеснокъ, или лукъ, то они легко могутъ обойтись безъ всего другого. Намѣреваясь дать сраженіе, они полагаются болѣе на многочисленность силъ, съ которыми могутъ напасть на непріятеля, нежели на мужество воиновъ и на хорошее устройство войска; сражаются счастливѣе издали, чѣмъ вблизи, и потому преимущественно стараются обойти непріятеля и напасть на него съ тылу.

У нихъ много трубачей; когда они затрубятъ, по отечественному обычаю всѣ вмѣстѣ, — тогда услышишь чудныя и необыкновенныя созвучія. У нихъ есть и другой родъ музыки, который на народномъ языкѣ называется зурной (Szurna). Когда они употребляютъ ее, то могутъ играть около часа безъ всякой остановки для вдыханія воздуха: напередъ наполняютъ щеки воздухомъ, потомъ, какъ кажется, безостановочно играютъ на трубѣ, умѣя весьма часто втягивать духъ ноздрями.

Всѣ они употребляютъ одинаковую одежду или убранство. Носятъ длинные кафтаны, безъ складокъ, съ очень узкими рукавами, почти какъ у венгерцевъ. Узелки, которыми застегивается грудь, у христіанъ на правой сторонѣ, — у татаръ же, употребляющихъ одинаковую одежду, — на лѣвой. Сапоги носятъ почти (всегда?) красные, и короче, нежели до колѣнъ, съ подошвами, подбитыми желѣзными гвоздиками. Воротники рубашекъ почти у всѣхъ украшены разными цвѣтами; застегиваютъ ихъ пуговками т. е. серебряными или мѣдными позолочеными шариками, для украшенія присоединяя къ нимъ жемчугъ.

Они опоясываютъ не животъ, но бедра, и чѣмъ больше выдается животъ, тѣмъ ниже спускаютъ поясъ, также, какъ нынѣ это вошло въ обычай у итальянцевъ и испанцевъ, а потомъ и у германцевъ.

Въ праздничные дни молодые люди и мальчики обыкновенно сбираются въ городѣ на обширное и извѣстное всѣмъ (celebris) мѣсто, чтобы всѣ ихъ могли видѣть и слышать. Ихъ сзываютъ, подавая сигналъ свистомъ. По этому сигналу, они немедленно сходятся и вступаютъ въ рукопашный бой. Начинаютъ бой кулаками, и вскорѣ съ большою яростью колотятъ руками и ногами безъ разбору лице, шею, грудь, животъ и дѣтородныя части; или [81]споря между собою о побѣдѣ, стараются какимъ бы то ни было образомъ повалить другъ друга, такъ что часто уносятъ нѣкоторыхъ оттуда мертвыми. Кто побѣждаетъ большее число противниковъ, дольше остается на мѣстѣ и мужественнѣе переноситъ удары, того хвалятъ предъ другими, и онъ считается славнымъ побѣдителемъ. Этотъ родъ борьбы установленъ для того, чтобы юноши привыкали сносить побои и переносить терпѣливо всякіе удары.

Они употребляютъ строгія мѣры противъ разбойниковъ; пойманнымъ ломаютъ пятки, потомъ оставляютъ въ покоѣ на два или на три дня, покуда онѣ пухнуть; послѣ того сломанныя и распухшія пятки снова растравляютъ. Этотъ родъ пытки употребляютъ для того, чтобы заставить преступниковъ сознаться въ грабежахъ и показать сообщниковъ преступленій. Впрочемъ, если призванный къ отвѣту будетъ найденъ достойнымъ казни, то его вѣшаютъ. Другому роду наказаній виновные подвергаются рѣдко, если только не сдѣлали чего нибудь черезчуръ жестокаго.

Воровство, также человѣкоубійство, если только оно не было совершено для грабежа, рѣдко наказываются смертною казнью; кто же поймалъ вора на дѣлѣ, тотъ можетъ безнаказанно убить его, однако подъ тѣмъ условіемъ, что онъ принесетъ убитаго во дворецъ князя и разскажетъ, какъ было дѣло.

Даже совокупляющіеся со скотами, и тѣ не наказываются смертною казнью.

Немногіе изъ областныхъ начальниковъ имѣютъ власть осуждать на смерть. Никто изъ подданныхъ не смѣетъ пытать кого бы то ни было. Бо̀льшая часть злодѣевъ приводится въ Москву или въ другіе главные города. Наказываютъ виновныхъ бо̀льшею частью въ зимнее время, потому что лѣтомъ препятствуютъ тому воинскія занятія.