предположенію, снова собирался напасть на его владѣнія. Въ нашу бытность онъ дѣйствительно имѣлъ около 1500 человѣкъ пѣхоты изъ литовцевъ и другихъ иностранцевъ, стекшихся изъ разныхъ мѣстъ.
При первомъ натискѣ они очень смѣло нападаютъ на непріятеля; но напоръ ихъ непродолжителенъ, какъ будто они хотятъ сказать: «Бѣгите, или мы побѣжимъ сами».
Они рѣдко берутъ города съ бою или сильнымъ штурмованьемъ, но обыкновенно доводятъ до сдачи продолжительною осадой, голодомъ или измѣной. Хотя Василій осаждалъ Смоленскъ и громилъ его пушками, которыя частью привезъ съ собою изъ Москвы, частью отлилъ вовремя осады, — однакожь ничего не сдѣлалъ. Осаждалъ онъ и Казань съ большою ратью и также съ пушками, которыя доставилъ туда по рѣкѣ, — но и тогда ничего не сдѣлалъ; крѣпость была зажжена, совершенно сгорѣла и снова была выстроена вполнѣ, — а его воины тѣмъ временемъ не смѣли даже взобраться на обнаженный холмъ и занять его.
Нынѣ князь имѣетъ пушечныхъ литейщиковъ изъ нѣмцевъ и итальянцевъ, которые, кромѣ пищалей, льютъ пушки, также ядра и пули (ferreos globulos), такого же рода, какія употребляютъ и наши государи; однако они не умѣютъ и не могутъ пользоваться ими въ сраженіи, потому что все полагаютъ въ быстротѣ.
Считаю лишнимъ говорить, что они не знаютъ различія пушекъ или, правильнѣе сказать, ихъ употребленія. Не знаютъ, говорю я, когда должно употреблять большія пушки, которыми разрушаютъ стѣны, или малыя, которыми разрываютъ ряды и останавливаютъ натискъ непріятелей. Это часто бываетъ, и особенно случилось въ то время, когда носился слухъ, что татары вотъ-вотъ осадятъ Москву. Ибо, растерявшись, намѣстникъ, приказалъ поставить большую пушку передъ воротами крѣпости, — при смѣхѣ нѣмецкаго бомбардира, — потому что едва въ три дни можно было бы привести ее туда, и къ тому же, выстрѣливъ одинъ разъ, она разрушила бы сводъ и ворота.
У людей большое несходство и различіе въ образѣ войны, какъ и въ другихъ дѣлахъ. Ибо московитъ, какъ только ударится въ бѣгство, то уже не помышляетъ о другомъ средствѣ къ спасенію, кромѣ того, который бѣгство можетъ ему доста-
предположению, снова собирался напасть на его владения. В нашу бытность он действительно имел около 1500 человек пехоты из литовцев и других иностранцев, стекшихся из разных мест.
При первом натиске они очень смело нападают на неприятеля; но напор их непродолжителен, как будто они хотят сказать: «Бегите, или мы побежим сами».
Они редко берут города с бою или сильным штурмованьем, но обыкновенно доводят до сдачи продолжительною осадой, голодом или изменой. Хотя Василий осаждал Смоленск и громил его пушками, которые частью привез с собою из Москвы, частью отлил вовремя осады, — однако ж ничего не сделал. Осаждал он и Казань с большою ратью и также с пушками, которые доставил туда по реке, — но и тогда ничего не сделал; крепость была зажжена, совершенно сгорела и снова была выстроена вполне, — а его воины тем временем не смели даже взобраться на обнаженный холм и занять его.
Ныне князь имеет пушечных литейщиков из немцев и итальянцев, которые, кроме пищалей, льют пушки, также ядра и пули (ferreos globulos), такого же рода, какие употребляют и наши государи; однако они не умеют и не могут пользоваться ими в сражении, потому что всё полагают в быстроте.
Считаю лишним говорить, что они не знают различия пушек или, правильнее сказать, их употребления. Не знают, говорю я, когда должно употреблять большие пушки, которыми разрушают стены, или малые, которыми разрывают ряды и останавливают натиск неприятелей. Это часто бывает, и особенно случилось в то время, когда носился слух, что татары вот-вот осадят Москву. Ибо, растерявшись, наместник, приказал поставить большую пушку перед воротами крепости, — при смехе немецкого бомбардира, — потому что едва в три дни можно было бы привести ее туда, и к тому же, выстрелив один раз, она разрушила бы свод и ворота.
У людей большое несходство и различие в образе войны, как и в других делах. Ибо московит, как только ударится в бегство, то уже не помышляет о другом средстве к спасению, кроме того, который бегство может ему доста-
