Не смотря на то, что литература нашего предмета, как на русском, так и на иностранных языках, состоит из ряда статей, из которых ни одна не обнимает всего предмета, мы считали необходимым рассмотреть все более или менее замечательные статьи о докторе Франциске Скорине и о его трудах. Это нам казалось необходимым в двух отношениях: во-первых, в виду разноречивых мнений, повторяющихся с давних пор без всякой проверки и без всяких указаний на первоначальное происхождение повторяющихся мнений; во-вторых, некоторые из рассматриваемых нами книг представляют библиографические редкости, как убедились мы, занимаясь в Петербурге и в Москве; такова напр. статья Штриттера.
Бакмейстер (Опыт о Библиотеке … Императорск. Акад. Наук. 1779, с. 65—69, — тоже на французск. яз., в Essai sur la biblioth. de l’Académie des Sciences à St.-Pétersb.) первый, обративший внимание на некоторые труды Скорины, первый же и пустил в обращение неверные сведения об этих трудах. «Древнейшая, и по моим справкам может быть из числа первых напечатанных на славянском языке книг, есть Пентатейх (5 книг Моисеевых) в 4-ку, неизвестная ни Мантеру[1], ниже де-Лонгу[2]. Сей драгоценный памятник достоин некоева читателева внимания» — так начинает Бакмейстер свои заметки о Скоринином Пятокнижии, которое только одно и было у него под руками. После кратких замечаний о бумаге, письме и правописании, Бакмейстер говорит, что Пятокнижие Скорины переведено «с Латинской библии Вульгатою называемой», и приводит выдержки из первой книги Моисеевой, сравнительно с библиями 1663 и 1731, для показания различия перевода Скорины от церковно-славянского. Личность Скорины заинтересовала Бакмейстера, но «не взирая на все мои справки, говорит он, не мог я ничего отыскать о сочинителе Ф. Скорине». При этом в примечании Бакмейстер замечает: «славной Социнианин Будни, переводя Библию на польской язык, пользовался переводом Скорины. См. Рингельтаубе в записках своих о польских библиях»[3]. Далее Бакмейстер приводит неверные сведения о переводе Скориною четырех (?) книг Паралипоменона и о напечатанном в Вильне Апостоле в 1517 (вм. 1525)[4], что повторено и на стр. 73. Эту ошибку Бакмейстера повторил, прибавивши еще от себя, Крашевский (Wilno od początków iego… Wilno, 1842, IV, c. 115): «1519 (!) Апостол в Вильне (Backmeister) zdaje się že ten Apostoł wyszedł w Pradze, nie w Wilnie». Так накоплялись ошибки и предположения. У Крашевского (там же) один и тот же Апостол Скорины показан в трех изданиях: 1519, 1522 (с неправильной ссылкой на Бандтке, между тем как эта ошибка, как увидим дальше, принадлежит Линде) и 1525.
Штриттер (Опыт трудов вольного Российского собрания, 1783, Москва, VI, стр. 177—194), кроме Пятокнижия Скорины, известного Бакмейстеру, имел еще в Москве экземпляр Архива Минист. Иност. Дел, в котором находится: четыре книги Царств, Юдифь, Есфирь, Руфь, Иов и Даниил. Штриттер обратил внимание на предисловия Скорины и пересказал содержание их. О тексте Скорины Штриттер выразился в начале статьи: «от всех Славено-российских печатных Библии переводов отличается (перевод Скорины тем, что) большею частью с Вульгаты, т. е. с Латинского общего переводу Бл. Иеронима сделан» (178 с.), а на с. 191 привел выдержки из Скорининского текста (Бытия III, 4—6, 14 и Иов XIX, 25, 27) в доказательство того, что «перевод Скорины не из 70-ти толковников, но из Вульгаты сделан». Штриттер не оставил без внимания и внешней стороны издания: «бумага так хороша, как лучше быть нельзя; всё расположение есть отменно мастерское в типографском искусстве», и проч. Замечательна попытка Штриттера объяснить непонятную монограмму, встречающуюся во всех изданиях Скорины, из двух букв, в роде Т и Д. Штриттер видит в этой монограмме соединение двух букв Б «вперед и наоборот»[5]. В первой гравюре при книге Бытия Штриттер обратил внимание на изображение Бога «с благословляющею правой рукою, как то в Российской Церкви употребляется». Но подобные изображения можно видеть в чешских изданиях библии 1506, 1529, в польском издании библии 1561, и др. О письме Скорины Штриттер говорит, что оно «кирилловского характера», но ъ опускается, как в «приказном письме». Наконец в заключении статьи Штриттер делает следующее замечание о языке Скорины: «сей перевод Российской Библии несколько подходит к польскому языку» (с. 193). Из предположений Штриттера вошла в обращение его мысль о Праге, указанной Скориною, как месте издания, не богемской, а варшавской. Эту мысль Штриттера разделяли Шлёцер, Греч и м. Евгений[6].
В той же книжке «Опыта трудов», вслед за статьей Штриттера, помещена статья Алексеева (195—204 с.) «Рассмотрение славенской старопечатной книги Апостола, которая справлена Доктором Ф. Скориною из Полоцка». Статья эта представляет ряд выписок из предисловий Скорины и некоторых глав Апостола.
Добровского Скорина заинтересовал по указанию на Прагу, и он несколько раз в своих сочинениях возвращался к вопросу о трудах Скорины. В первый раз Добровский остановился на книгах Скорины и высказал несколько предположений в описании своего путешествия по Швеции и России в 1792 (Neuere Abhandlungen der k. Böhmischen Gesellschaft der Wissenschaften. Prag, 1795, c. 183—187). Увидав в Петербурге Пятокнижие Скорины (1519) с указанием на Прагу — место издания, Добровский подумал прежде всего о Праге варшавской, но затем он отвергнул это предположение, что и старался доказать в своей статье. В 1519 году Прага варшавская была незначительным местечком, поэтому эпитеты Скорины, присоединяемые к названию Праги «в славном, великом, старом месте пражском» могут указывать только на Прагу чешскую. Печатание русских книг в Праге, на первый взгляд странное, напоминает Добровскому печатание в то же время в Праге еврейских книг, которые посылались и в Польшу[7]. О Скорине и о выборе им Праги местом издательской деятельности Добровский высказал следующие предположения. Скорина, по вероисповеданию римско-католик, или, по крайней мере, принадлежавший к партии Унии, сделал свой перевод с Вульгаты, но при этом пользовался и древне-славянским текстом, заключающимся в рукописях. Деятельность Скорины в Праге Добровский пытается объяснить влиянием или содействием польского короля Сигизмунда I. В 1515 году Скорина мог сопровождать своего короля в Вену, а отсюда мог отправиться в Венецию вместе с послами, отправлявшимися по поводу Турецкой войны. В Венеции Скорина мог изготовить матрицы для своих букв, более похожих на те буквы, которыми в XVI в. печатали свои книги в Венеции сербы, чем на буквы русской церковной письменности. А так как польский король Сигизмунд I был опекуном молодого чешского короля Людвига, то Скорина, опираясь на права короля, и избрал Прагу, как место, представлявшее для него более безопасности и средств для издания. Из Праги он мог легко достать бумагу и граверов в Нюрнберге. В 1519 году в Богемии не захотели более признавать права опеки польского короля — и Скорина должен был оставить Прагу и переехать в Польшу. Библия Скорины распространилась преимущественно в Литве, Белой и Червонной России. Не распространилась ли она также и в славянских провинциях, Венгрии? спрашивает Добровский. Предположения Добровского, высказанные им в только что рассмотренной статье, повторены были Вишневским (Historya literat. polskiej, VIII, 476 с., со ссылкой на — «Slovanka»? см. дальше), в «Encyklopedyja Powszechna» (1866, с. 546—8) и отсюда у Ригера: «Slovnik Naučny».
В 1814—15 г., в изд. «Slovanka» (Prag, 1814, I, 153—156 с.) Добровский возбудил вопрос о числе книг Ветхого Завета, переведенных Скориною. Но при этом он высказал сомнение в том, что Скорина перевел все книги Ветхого Завета, без исключения. К этому вопросу вызвало его открытие в Венгрии, в Мункаче, экземпляра библейских книг Скорины, между которыми две книги — Иисуса Навина и Судей являлись впервые в библиографической литературе того времени. В своем месте мы укажем еще интересные справки Добровского о книгах Скорины в европейской литературе XVI века.
Во второй части того же изд. «Slovanka» (Prag, 1815, стр. 149—152) Добровский высказал замечательную мысль о том, что Скорина пользовался при своем переводе чешской библией — поэтому то он и избрал Прагу, чтобы на месте воспользоваться советами для объяснения того в чешской библии, что казалось ему неясным.
В «Geschichte der Böhmischen Sprache u. ältern Literatur» (Prag, 1818, c. 324) Добровский считал необходимым отметить печатание русских книг Скориною в Праге, 1517—19.
В «Institutiones linguae slavicae» (Vindobonae, 1822, c. XLV и д.), отмечая среди старопечатных книг издания Скорины, Добровский ставит вопрос о книгах — Паралипоменон, Ездры, Пророков и Маккавеев — «напечатаны ли или переведены они были» Скориною. В переписке с Копитаром (Источники для истории Славянской филологии. Briefwechsel zwischen Dobrowsky u. Kopitar, herausg. von Jagič: Спб. — Berlin, 1885) Добровский несколько раз касается вопроса о Скорине. В 1816 году (650 с.) замечает, что Апостол Скорины издан не в 1522, а в 1525 году, и не переведен с латинского, а только исправлен. В 1823 году (666 с.), по поводу некоторых списков с книг Скорины в библиотеке гр. Толстова, Добровский удивляется, как могли в России переписывать текст Скорины, отклоняющийся от 70 толковников[8]. В 1824 году (674 с.), по поводу нескольких листов библии, схожих с Острожским изданием 1580—81 г., но представляющих некоторые отличия в шрифте и в правописании (это, по всей вероятности, перепечатка Мамоничей в Вильне), Добровский высказывает предположение — не начали ли Острожские издатели печатание библии по переводу Скорины, но потом оставили эти листы и снова принялись за печатание по церковно-славянскому тексту.
Сопиков (Опыт Российской библиографии. Спб. 1813, т. I, с. XLIX, XСIII, 9—18, 25—45, 119—120, 183—184 и 275) особенно подробно описал 22 библейские книги Скорины и его Апостол, причем привел отрывки из предисловий Скорины и из некоторых глав Апостола. Точно также он описал «Каноник, или Акафистник» (Сопикову неизвестно было настоящее название этих книг вм. с Псалтырью — «Малой Подорожной Книжицей») и «Псалтырь, или песни духовные… перевод с Греческого (?)», и проч. Так как на экземпляре Каноника и Псалтыри не было указаний на место и время выхода книг, то Сопиков, на основании сходства их по буквам с Апостолом Скорины, высказал предположение о выходе этих книг в Вильне около 1525 года. К сожалению, почти все выдержки и даже заглавия книг напечатаны у Сопикова с грубыми ошибками, а между тем с того времени выдержками Сопикова стали пользоваться для характеристики трудов Скорины[9]. Что касается замечаний Сопикова о библейских книгах Скорины, то новым является следующее указание: «В Гуттеровом издании многоязычной Библии, напечатанной в Ниренберге 1599 года, помещен Руский перевод Моисеева Пятокнижия, книги судей, Иисуса Навина и книги руфь (при этом Сопиков ссылается на исторический словарь славных мужей, на франц. яз., изд. в Лионе, 1804, под словом Hutterus). Может быть, что это перевод Скоринин» (с. 38)[10]. О происхождении библейских книг Скорины Сопиков высказал два противоположных мнения: на стр. 25: «Библия Руская, переведенная с Латинского перевода, именуемого Вулгата», а на с. 275: «достопамятный Славенский перевод Библии славного Полоцкого Доктора Скорины, изд. им в начале XVI века, не есть новый, но тот же древний, а только несколько им исправленный и поясненный; ибо толь близкое онаго сходство с нынешним, служит тому ясным доказательством», и «для большего удостоверения» приводит выписку из Апостола Скорины 1525 года[11]. На с. 184 Сопиков сообщил совершенно неверное известие о Псалтыри, напечатанной Лукою Мамоничем в Вильне (1575), говоря, что «перевод один с Скорининым изданием сей же книги». Отмечая после Псалтыри Скорины издания Мамоничей и др.: «Тожь, вновь напечатана», или: «Тожь нового изд.», Сопиков подал повод говорить о том, что Псалтырь Скорины была много раз переиздана[12].
Линде (Pamiętnik Warszawski. 1815—16. «О Literaturze Rossyyskiéy» przez S. B. Lindego, преимущественно 1815, Listopad, 277—297)[13], разбирая и дополняя «Опыт российской библиографии» Сопикова, не прибавил однако ничего нового к трудам своих предшественников о Скорине. Основываясь более всего на статьях Добровского, Линде старался объяснить личность и деятельность Скорины по отношению к Польше. Так, на с. 277 Линде говорит о личности «sławnego współziomka naszego Fr. Scoryny», на с. 297 — «Polaka (?) Fr. Scoryny z Połoczka». Язык Скорины находит близким к польскому (281 и 293 с.), — что вполне отвечает его общей мысли (Pani. Warsz. 1816, V, 126) о белорусском языке — «tak bardzo do polszczyzny zbližony dyalekt». Ha c. 295 неверно приводит год издания Апостола Скорины 1522, ссылаясь на Бандтке, у которого нет ничего подобного[14]. Указания Добровского и Сопикова на славянские тексты св. Писания в старинных латинских изданиях Линде дополняет ссылкой на замечание в книге «Recherches sur l’origine des Sarmates» (Pétersbourg, 1812 — Potocki, c. 535), о славянском переводе в испанском изд. библии — полиглотты Ximenesa (1515), повторенном в Венеции (1518). Эту ссылку Линде, как и ошибочное указание его на издание Апостола Скорины, повторил А. Marcinowski (1819 г. w przemówieniu na pierwszym posiedzeniu publicz. od. Wilenskiego Rossyjsk. towarzyst. biblijnego, p. 18—20). Кроме того Линде (Grecza: Rys literatury rossyjskiéj. Warszawa, 1823, c. 76) привел указание на замечательную рукопись Варшавского университета, содержащую несколько книг ветхого завета в переводе подобном Скорининскому[15].
Лелевель (Bibljograficznych ksiąg dwoie… Wilno, 1823, I, 52—55) подробно разъясняет ошибку Богуша-Сестренцевича (а не Потоцкого) о славянском тексте в полиглотте Ximenesa, которая вовсе не была повторена в Венеции[16]. Об ошибочном указании Линде и за ним Марциновского на издание Апостола Скорины 1522 года, при другом указании на 1525 год, Лелевель справедливо замечает, что ошибка эта может подать повод библиографам искать два издания одного и того же Апостола.
Митр. Евгений (Сын Отечества, 1821, с. 169—172: «Биографии российских писателей — Ф. Скорина», повторено с небольшим добавлением: «Словарь русских светских писателей» М. 1845, II, 169—171) не знал статей Добровского. Поэтому он говорит, что книги Скорины напечатаны были «в Праге Варшавской, а не в Богемской»[17]. Биографические сведения у Евгения ограничиваются следующим: «Ф. Скорина родом из Полоцка, Доктор Медицины, живший в Вильне при старшем Бургомистре Виленском Якове Бабиче, около первой четверти XVI века». О переводе Скорины Евгений замечаем: «перевел библ. книги с Латинского Иеронимова текста или Вульгаты».
Кеппен (Материалы для истории просвещения. № ІІ. Библиографические Листы, 1825. Спб. 1826. Издания Скорины указаны на с. 79—84) сомневается в 1525 годе издания Апостола, как отметил Сопиков, и ставит знак вопроса при этом годе; замечает, что Сопиков «напрасно показывает Псалтырь Скорины под двумя номерами, разделив оную на Каноник № 517 и Псалтырь № 930», причем указывает, что полный экземпляр этой книги находится в Ландсгуте, у проф. Маннерта. По поводу «Описания рукописей гр. Толстова — Строевым»[18], в котором отмечены рукописные списки книг Скорины, Кеппен высказывает сожаление, что не присоединены к описанию выписки из этих рукописей: «выписки из таких рукописей любопытны, как в отношении к истории перевода св. книг, так и для определения числа и оттенков поныне слишком мало еще исследованных наречий разных словенских языков» (267 с.). В разных местах своего труда Кеппен восстает против названия языка книг и рукописей XVI—XVII века белорусским, предлагая называть его «Литовско-Русским» (267, 268), а на стр. 409 отличает еще Литовско-русский язык от Русского (Карпато-Русского)[19].
Новицкий (О первоначальном переводе Св. Писания на Славянский язык, Киев, 1837), не указывая оснований, высказывает следующее мнение о происхождении перевода Скорины: «Римская церковь, издавна завладевшая большею частью Славянских племен, то запрещала употребление у них славянских книг… то позволяла… Многие из таковых новых переводов св. Писания, с начала XVI века (и даже под конец XV, напр. богемская библия…), еще до Острожского издания Библии (?), появились уже печатные, между прочим и в России появился перевод Фр. Скорины» (с. 56). Мнение это крайне неопределенно и неясно, но Викторов (Беседы в Обществе Любителей Росс. Слов., 1867, I, 17) вывел из него заключение, что Новицкий считает Скорину католиком и пропагандистом на Руси католицизма.
Копитар (Hesychii Glossographi discipulus. Vindobonae, 1840, 33—34. De Facultatis Pragenae Medicinae Doctore Francisco Skorina Lithuano, Doctoris Martini Lutheri insidiatore quaestio historica) нашел в жизнеописании Лютера рассказ о докторе Франциске поляке (Franciscus Polonus), который посетил в 1525 году в Виттемберге Меланхтона и обедал у него вместе с Лютером. Сначала он понравился Лютеру. Но потом Лютер принял его за опасного чернокнижника, действующего если не по дьявольскому внушению, то по внушению католических епископов. Испуганный, Лютер быстро уехал из Виттемберга, строго запретив своему слуге принимать доктора Франциска поляка. Когда Лютер узнал, что Франциск поляк ослушался его приказания, то обратился к виттембергскому магистрату с просьбой наказать Франциска поляка. Но последний, как раньше обошел Меланхтона и Лютера, так обошел и магистрат, и был им отпущен на свободу. — Копитар, приводя этот рассказ, прибавляет однако, что гипотеза о тождестве Франциска поляка и Франциска Скорины только тогда может обратиться в исторический факт, когда в виттембергском архиве найдено будет и прозвище — Скорина при имени вышеприведенного Франциска поляка. Викторов (в названном уже издании «Беседы», и проч., с. 18) справедливо заметил, что «сношения какого-то Франциска поляка с Лютером относятся к 1525 году, а в этом году Скорина был в Полоцке (конечно, по ошибке, вм. „в Вильне“), где тогда им были изданы Апостол и следов. Псалтырь».
Заметим еще, что приведенный рассказ, если бы даже и подтвердился фактическими указаниями, не может служить доказательством протестантского направления Скорины, как высказал об этом мнение Головацкий. В примечании к приведенному рассказу Копитар заметил и о действительной личности Скорины. Неизвестно почему он называет Скорину доктором Пражского университета, по вероисповеданию «graeco-catholicum». Кроме того, Копитар полагает, в противоположность мнению Добровского, что не зачем было ездить Скорине в Венецию за матрицами для своих букв, когда и в Праге и в Нюрнберге были хорошие мастера.
Вишневский (Historya literatury polskiej. Kraków. 1851. VIII, przytem facsimile tytulu Akafistów Skoryny; о Скорине — стр. 407, 464—470, 475—480) воспользовался для характеристики личности и трудов Скорины, которые он называет «славнейшими произведениями в белорусской литературе» (466), предшествующими сочинениями о Скорине Штриттера, Добровского, Линде, Сопикова и Строева. Сообщая новое сведение о том, что Скорина учился в краковской академии, где получил степень доктора медицины и свободных наук (466), почему, будучи греческого вероисповедания, и был склонен к римско-католической церкви (478), Вишневский не указывает источника этого сведения[20]. В языке Скорины Вишневский, подобно Линде, видит особенную близость к польскому языку, в доказательство чего приводит выдержки из книг Скорины, передавая их латинским шрифтом. Доказательства эти крайне неудачны, а тексты напечатаны с ошибками. Приводим для примера двустишие Скорины (в конце предисловия к книге Есфирь) в передаче Вишневского и по оригиналу.
| Ne kopaj pod drugom jamy, sam w wałysz sia w niu: | Ne staw Aman Mardocheni szubenicę, sam powesniesz na niéj | Некопаѝ под' другом своим ꙗ́мы сам в'валиш'ѧ в'ню | Нестав' Амане Мар'дохею̀ шибенице сам повис'неш' нанеѝ. |
(с. 469).
Далее Вишневский приводит ложные указания на перепечатки Скорининских изданий: Апостола (с. 470—474. Drugie wydanie tego Apostoła zrobił...) Iwan Fedorowicz... w Łwowie, 1574, и т. д.), Псалтыри (c. 474—475 — повторение ошибки Сопикова). Точно также неверны указания его на выход Акафистов Скорины в Праге, а не в Вильне (476) и — время издания отдельных библейских книг (с. 468—470. Притчи, 1519 вм. 1517; Руфь, 1517 вм. 1519, и проч.). Вишневский удивляется, почему Строев считает 22 книги Скорины, когда их только 16 (вм. с Апостолом, 467, прим. 3); по это недоразумение легко устраняется тем, что в 15 книгах (16 — Апостол) считается 5 книг Моисеевых и 4 книги Царств за два экземпляра.
Архиеп. Филарет («Обзор русской духовной литературы» — Ученые Записки II Отд. Импер. Акад. Наук, Спб. (1856), 129—130 и отдельно издание 3, Спб. (1884), 138 — тоже), не касаясь биографических сведений о Скорине, признает его перевод ветхого завета «на литовско-русский язык с Вульгаты в Богемской Праге». Апостол (1525) также считает переводом с Вульгаты, как и Малую Подорожную книжицу «в его собственном переводе». При этом Филарет ссылается на одного Сахарова. По-видимому Филарет признавал также полный Скорининский перевод ветхого завета, основываясь на указании Погодина о принадлежащей ему рукописи Пророков в переводе Скорины (Москвитянин, 1844, № 5; ныне эта рукопись в Импер. Публ. библ., № 85), почему и отметил: «по печатного Евангелия его (Скорины) доселе не найдено».
Буслаев (Историческая Христоматия. 1861, стр. 197—206) напечатал с незначительными уклонениями от подлинника (напр. должно быть: стр. 197 починаетсꙗ, стр. 199 роспраши, хвост, 200 — ичибудешь: у Буслаева напечатано: починаесѧ, роспраш, схвост, ичибудеть; союзы и предлоги везде должны быть слитны с следующими словами) «из перевода библейских книг на русский язык доктором Франциском Скориною» с замечаниями: «в языке этого перевода видим образец Белорусского наречия начала XVI века», и проч.; «Скорина переводил с латинской Вульгаты». Это был первый опыт научного издания текста Скорины, снабженного притом грамматическими замечаниями.
Головацкий (Науковый Сборник, 1865, во Львове. «Несколько слов о библии Скорины и о рукописной русской библии из XVI ст., обретающейся в библиотеке монастыря св. Онуфрия во Львове», с. 225—257) в интересной статье отнесся к личности и к трудам Скорины полемически. Мы не находим у него того беспристрастия и той научной осторожности, с которыми относились к трудам Скорины м. Евгений, архиеп. Филарет, не говоря о Добровском, о русских и польских ученых. «Скорина, по словам Головацкого, предшественник проповедания реформации… обучавшийся в университете Пражском, может быти и в другим немецких университетах; современник Мартина Лютера и Меланхтона[21] хорошо знаком был с их сочинениями (?). Видев, с якою ревностью протестанты старалися в Германии, в Чехах и других землях розширяти чтение библии на народном языце, полагая св. писание единственным источником и основанием веры, без всякого сомнения и Ф. Скорина хотел прислужитесь своим землякам библиею на русском языце и при пособии одномышленников постарался о издание её… Но так як при издании библии своего собственного (?) перевода был бы нашел трудности у русского духовенства, то Скорина напечатал ее за границею в Празе. Впрочем не возможно определити, яким розширением пользовалась тая библия, переведенная частным мирским человеком, неодобренная нияким святителем[22]. И наверно сомневатися надлежит, чтобы православныи Русины с доверчивостию приняли той перевод просветителя — самозванца» (230—231). Результаты деятельности Скорины, которого Головацкий вполне уподобляет известному деятелю в духе социнианства, Симеону Будному (228, 232), хотя не входит в подробности по этому вопросу, сводятся к следующему: «старания и происки затейщиков, мелькнувшие без следа в народе русском», и проч., с заключительными словами: «зла искра и поле спалит, и сама сгаснет!» (с. 256). Таким образом Головацкий выступил с новым мнением о протестантском направлении Скорины, которое, как увидим дальше, вскоре же было подвергнуто критике Викторовым.
Кроме этого мнения о протестантском направлении Скорины статья Головацкого имеет целью доказать: во 1) что Скорина «перевел всю библию — хотя не успел всю напечатати» (256) и во 2) что Скорина «переводил прямо из чешской библии с пособием церковно-славянского перевода» (251). Неизвестно, почему Головацкий думает, что «сам Добровский не подозревал» последнего. Мы видели уже выше, что именно Добровский первый высказал мысль о том, что Скорина пользовался чешской библией (Slovanka.) и рукописным церковно-славянским текстом (Reise nach Russland, etc.), на что указал и Вишневский в истории польской литературы (VIII, 477). На основании первого своего мнения Головацкий описывает несколько рукописных текстов св. Писания в переводах, сделанных в юго-западной России, и с особенной подробностью останавливается на рукописи Святоонуфриевского монастыря, заключающей, кроме списка печатных Скорининых книг, еще две книги Паралипоменон, которые Головацкий и признает «списком потерянных книг перевода Скорины печатных или в рукописи оставшихся» (256). Об указании Погодина на книги Пророков в переводе Скорины, повторенном у архиеп. Филарета в «Обзоре», Головацкий по-видимому не знал[23]. Мы еще остановимся на рукописях, указанных Головацким, и на его мнении о них. Второе мнение о переводе Скорины с чешской библии Головацкий основывает на чехизмах в языке его книг (241, примеч.). «Перевод же сделанный в Вильне [Апостола, песни песней (?)] свободнее от чехизмов» (там же). Сам Головацкий на стр. 251 указывает на свою статью, только как на опыт разбора трудов Скорины со стороны их отношения к чешской библии. «За неимением источников[24] должны мы покамест довольствоваться тем, что обращаем внимание ученой публики на тот любопытный предмет», и проч. (с. 251). Мы уже упоминали, что Головацкий, подобно Бодянскому, но без его оговорок, восстает против названия языка Скорины белорусским: «то язык ни белорусский, ни великорусский, ни малорусский, а язык книжный, искусственный, яким никто никогда не говорил и не говорит», и проч. (251). Тоже Головацкий повторяет в статье — Sweipolt Fiol, etc. (Wien, 1876, 23 стр. — отдельный оттиск из Sitzungsberichte der phil.-hist. Classe der kaiserlich. Akademie, Bd. LXXXIII, 445).
Викторов (Беседы в Обществе Любителей Российской Словесности. Москва. 1867, вып. 1, стр. 1—27. «Замечательное открытие в древне-русском книжном мире») обстоятельно и подробно описал неизвестную дотоле в литературе Пражскую Псалтырь Скорины 1517 года, случайно приобретенную известным собирателем рукописей Хлудовым[25] на Нижегородской ярмарке, в 1867 году. Викторов рассматривает эту Псалтырь Скорины, как «прототип русских изданий учебной Псалтыри». Представляя замечательное сравнение 136 псалма по изданию Скорины сравнительно с церковно-славянскими текстами разных эпох и местностей, Викторов приходит к выводу, что текст Пражской Псалтыри «ближе всего подходит к текстам русских рукописей и печатных изданий XVI века», но при этом отмечает и некоторые исправления в тексте Скорины — одни по его собственному «произволу», другие по Вульгате. Но Викторов не ограничивается одной Пражской Псалтырью, он касается «некоторых общих вопросов о самом лице Скорины и о тех побуждениях, которыми он руководствовался в своей издательской и литературной деятельности» (с. 17), причем критически рассматривает мнения предшественников. Эти мнения он делит на две группы: «одни считают Скорину католиком и пропагандистом на Руси католицизма; другие — протестантом и проповедником в России реформации» (Головацкий). Собственное мнение Викторова о личности и трудах Скорины состоит в следующем: «этот замечательный деятель в области древне-русской литературы принадлежал к православной церкви[26], по крайней мере в своей издательской деятельности заботился не о распространении между своими соотечественниками католичества, или лютеранства, а об утверждении в них православия. Вследствие этого нам кажется естественным в лице Скорины видеть предшественника не проповедников в России католичества или реформации, а скорее предшественника князей Острожских, братьев Мамоничей, кн. Курбского и других ревнителей, подвизавшихся в XVI веке в Западной России за православие против усилий реформации и римской пропаганды» (с. 20). Это мнение Викторов основывает главным образом на Пражской Псалтыри и виленских изданиях Скорины, которые он резко отличает от библейских книг Скорины, изданных в Праге (с. 9—10). О происхождении последних Викторов не высказывает определенного суждения, признавая их «новым переводом с Вульгаты» при помощи «Греческого (?) текста, а также, может быть и древне-славянского, или скорее чешского», причем даже возбуждает вопрос, не пользовался ли Скорина и еврейским текстом (с. 10, прим.). Но все эти предположения Викторова основаны на замечаниях самого Скорины, которые, как мы укажем в своем месте, составляют только перевод подлинных слов бл. Иеронима. Склоняясь к мнению Головацкого о переводе с чешского, Викторов высказывает сожаление, что Головацкий «не разъяснил своего мнения с желаемою полнотою и обстоятельностью».
Нельзя обойти молчанием странные предположения, высказанные в статье («Судьбы русского языка в костелах Северо-западного края». Русский Вестник, 1868, т. LXXVII) псевдонима «Белорусс», которые повторяют старые ошибки, прибавляя к ним еще много новых. Все труды Скорины относятся здесь к католической литературе на русском языке, причем высказывается мнение, что все эти труды «для католиков» Скорина предпринял по желанию короля Сигизмунда I. Предположение Добровского развивается до того, что Скорина является уже «поверенным короля Сигизмунда при богемском короле Людовике». Мало того, что автор рассматриваемой статьи признает Апостолы и Псалтыри, напечатанные в XVI веке, в юго-западной России «перепечаткой перевода Скорины», он прибавляет еще: «книги Библии, в переводе Скорины, были издаваемы, особенно некоторые, по нескольку раз» (с. 143). Известное виленское издание Скорины — Псалтырь, Акафисты и проч. (Малая подорожная книжица) автор называет: «католический молитвенник на русском языке, под названием Каноник, или Акафистник. При нюренбергском (?) издании Каноника Скорины находится несколько изображений», и проч. (143). Наконец Скорине приписывается еще «Катихизис. Венеция, 1 527 года» (стр. 144). Ни на чём не основаны предположения автора о преследовании Скорины поляками (стр. 150) и о каноническом одобрении перевода Скорины в протесте виленского епископа Иоанна, в 1526 году (стр. 151).
Гатцук (Очерк истории книгопечатного дела в России. Русский Вестник. 1872, т. XCIX) правильно оценивает издания Скорины в отношении их к типографскому искусству, по преувеличивает значение чешского влияния в деле церковнославянского книгопечатания и совершенно неверно называет язык переводов Скорины то церковно-славянским, «какой в древних рукописях», то «малорусским» (321, примеч., и с. 322).
Слово (Львов) 1875, ч. 130. Ответы и Вопросы. «Ф. Скорина, издатель в Празе Чешской, в 1517, 1518 и 1519 годах». В этой небольшой статье автор (по указанию Огоновского — А. Петрушевич) старается ответить на два вопроса: почему Скорина прозван был неправославным именем Франциск и в каком университете окончил он свое образование. Отвечая на первый вопрос, автор опирается на статью о Ф. Скорине в Крестном Календаре 1873 года[27], в которой указывается другое имя Скорины — Георгий, находящееся будто бы в подписи под портретом Скорины 1517 года, причем неправославное имя Скорины — Франциск объясняется средством прикрытия от чар, а по мнению автора статьи в Слове — для окончания образования в краковском университете.
Анатоль Вахнянин: О докторе Ф. Скорине и его литературной деяльности (Справоздане дирекціѣ ц. к. гимназіѣ акад. во Львовѣ на рокъ школьный 1878—79. Львов, 1879). К сожалению, мы не могли достать этой книги, и знаем о ней из двух статей, помещенных в галицком издании: «Правда, місячник для словесности, науки и политики, Рочник XII, 1879 года, У Львові», стр. 590, 640—645. Из этих статей можно заключить, что Вахнянин считает Скорину — православным русином. Рецензент Ю. Б. (стр. 643), не соглашаясь с мнением Вахнянина, называет Скорину католиком. В другой статье (стр. 591) рецензент, называя Скорину «загадочною, неясною» личностью, склоняется к рассмотренному нами мнению Головацкого. Из рецензии Ю. Б. можно заключить еще, что в статье Вахнянина изложена история краковского университета, на основании трудов Мучковского, Лукашевича и Вишневского. «Се все було потрібне, говоритъ рецензентъ (стр. 641), щобі зрозуміти и належито оцінити діяльність самого Скорини». На стр. 591, вследствие ошибочного указания Мацеевского, упоминается, «діло историчне Скорини»: Skoryny Franciszka dzieło historyczne o czterech monarchiach r. 1518 wykończone (Piśmiennictwo Polskie, II, 883).
Митр. Макарий (История Русской Церкви, т. IX, Спб. 1879, 303—304), основываясь на указаниях Сахарова: «Обозрение славяно-русской библиографии», ошибочно утверждает, что Скорина издал в Праге «всю библию, точнее весь ветхий завет в 22 книгах», в переводе на литовско-русское наречие с Вульгаты. Точно также, согласно с Сахаровым, говорит о «типографии Бабича в Вильне, в 1525 году». Ф. Скорину Макарий признает «верою римско-католиком», а переводы его «назначеными для латинян»; но, основываясь на свидетельствах XVI века, говорит, что книг Скорины «не чуждались и православные и допускали их, если не в церковное, то в домашнее свое употребление».
Чистович (Очерк истории Западно-Русской Церкви. Спб. 1882, ч. I, стр. 217—219) повторяет мнение Головацкого, и упоминая о статьях, касающихся трудов Скорины, Бакмейстера, Алексеева, Сопикова, м. Евгения, Кеппена, Сахарова, Головацкого и Каратаева, ничего не говорит о статье Викторова, замечаниях архиеп. Филарета и друг. На стр. 218 Чистович принимает описанную Головацким рукопись Святоонуфриевского монастыря за «переделку библии Скорины в Галицкой Руси на понятное южно-русское наречие». Но в статье Головацкого нет оснований для такого широкого вывода.
Огоновский (Христоматия Староруска. У Львове, 1881 года, стр. 281 и далее. — История литературы руской. Часть I, Львов, 1887 года, стр. 154—159) напечатал в Христоматии несколько открывков из библейских книг Скорины, но с отступлениями от оригинала и с ошибками. Кроме текста и грамматических примечаний к нему, в Христоматии помещены замечания о жизни и трудах Скорины, повторенные затем в Истории литературы руской. По вероисповеданию, Огоновский считает Скорину католиком; по образованию — студентом краковского университета, в котором Скорина, по мнению Огоновского, получил и степень доктора. Язык Скорины Огоновский называет белорусским. В другом труде «Studien auf dem Gebiete der Ruthenischen Sprache» (Lemberg, 1880) Огоновский не пользовался непосредственно книгами Скорины. Вообще по изучению языка Скорины, не смотря на не раз указанный интерес его кроме нескольких примеров в трудах Житецкого (Очерк звуковой истории малорусского наречия. Киев, 1876, стр. 100 и далее), профессора Соболевского (Очерки из истории русского языка. Киев, 1884 года, стр. 73, 152, 153, 154, 155. — Журнал Мин. Нар. Пр. 1887, V, Критика и библиография, стр. 137—147. — Киевские Университетские Известия. 1887, № 9, 10 и далее: Лекции по истории русского языка) и Карского (Обзор звуков и форм белорусской речи. Москва, 1886[28]почти ничего не сделано.
Нам остается сказать еще о труде, который служил нам постоянной справочной книгой при занятиях церковно-славянскими и русскими старопечатными изданиями. Это труд Каратаева (Описание славяно-русских книг. Спб., 1878 года; второе значительно дополненное и исправленное издание 1883 года, см. о Скорине стр. 28—44 и 56—67) — труд важный для всякого, занимающегося старо-печатной литературой; но труд, к которому должно относиться крайне осторожно. По справедливому отзыву И. А. Бычкова, «Каратаев довольно много поработал при его (Описании славяно-русских книг) составлении; но, к сожалению, труд этот выполнен не с тою добросовестностью и тщательностью, какие необходимы в подобного рода работах; в нём встречается много таких ошибок и недостатков, которые лишают его значения верного руководителя в историко-литературных занятиях»[29]. И действительно, книга Каратаева требует постоянной поверки по описываемым оригиналам, причем нередко обнаруживается многое, оставленное без внимания Каратаевым. Что касается нашего предмета, то Каратаев подробнее своих предшественников (Сопикова, Строева, Сахарова, и друг.) описал все известные печатные издания Скорины, причем напечатал всё «предъсловие» Скорины «во всю бивлию руского языка» и приложил библиографические указания к отдельным изданиям Скорины. Но только во втором издании своей книги Каратаев отметил название и состав «Малой подорожной книжицы», опустил некоторые ошибки первого издания и дополнил новыми приложениями описание книг Скорины: напечатал оглавление к Малой подорожной книжице. Раньше Каратаева это оглавление вместе с замечаниями об Апостоле и Малой подорожной книжице было напечатано в «Памятниках Русской Старины в западных губерниях Империи» (Спб. 1874, вып. VI, стр. 144—148).
Ниже (стр. 78, 79, 177 и д.) мы говорим о трудах Стасова и Ровинского, касающихся изданий Скорины в отношении к древне-русскому искусству.
Примечания
- ↑ Annales Typographici ab artis inventae origine ad aunum MD. Mich. Maittaire, I т., 1719. Hagae.
- ↑ Bibliotheca Sacra in binos syllabos distincta. Labore Jacobi Le Long 1 т., 1723, Parisiis.
- ↑ Я не мог отыскать этого сочинения. Чистович: Очерк истории западно-русской церкви. 1 ч. (1882), с. 218, ссылается при этом: «Gründliche Nachricht von den polnischen Bibeln, 1, 36» (?). Линде, о статье которого скажем ниже, ссылается также на — Ringeltaube. Gründliche Nachricht von Polnischen Bibeln. W Gdansku (1744), стр. 170, причем называется и книга Будного: «Obrona wiary» (Pamiętnik Warszawski. 1816, IV, с. 20). В Encyklopedyja Powszechna (Szymon Budny) этой книге соответствует след. сочинение Будного: «O przednieyszych wiary christianskiej Artykulech to iest o Bogu iedynem, o Synu iego i o Duchu Świętym. Wyznanie proste z Pisma świętego przez Simona Budnego krótko spisane… ktemu obrona tegoż wyznania broniąca przez tegož napisana. Drukowano w Łosku (1576) in 8-vo. 200 листов». Этой книги я также не видал.
- ↑ Конечно, на основании этой ошибки Бакмейстера, повторявшейся впоследствии, Dr. Karl Falkenstein отметил в своей книге «Geschichte der Buchdruckerkunst», Leipzig (1840), 395 стр. — открытие типографии в Бильне в 1517 году Ср. у него же имя первого типографщика в Вильне (306 стр.) Jakob Markowicz (?). Неизвестно также, почему на той же стр. указан 1580 год.
- ↑ Стасов, как и большая часть писавших о Скорине, видит в этой монограмме букву Т. «Отчет о седьмом присуждении наград гр. Уварова» (1864), с. 31. Но значение этой монограммы до сих пор остается необъясненным.
- ↑ Шлёцер: Нестор. Русские Летописи, пер. с немецк. Спб. (1809), I, 134 с. «с 1491—1562 печатали уже по Славенски в Кракове, Вильне, Праге (что перед Варшавою), Венеции и Несвиже». Греч: Опыт краткой истории русской литературы (1822), стр. 68—69. В Приложениях напечатана 1 гл. из книги Бытия, с ошибками (по Сопикову). О м. Евгении см. дальше.
- ↑ Pauzer: Annales Typographici (1800), VIII, с. 240: 1513 г. Tefilloth seu Judaicae Preces, 1515 Berachoth, etc., 1518 Pentateuchus hebr. com V. Meghilloth. Pragae impensis quinque typographorum, quorum nomina in fine designata sunt. Еврейские издания в Праге продолжались в 20—30 годах XVI века. См. Wolfii: Bibliotheca Hebraica. Hamburgi (1721).
- ↑ Тоже Добровский высказывал и Кеппену в устной беседе. См. П. Кеппен: Материалы для истории просвещения. № II. Библиографич. Листы (1825), с. 267.
- ↑ См. напр. заглавие «Библии» Скорины у Сопикова (с. 26) и у Каратаева (Описание славяно-русск. книг. Спб. 1883, с. 28).
- ↑ На основании трудов, названных уже выше, Le-Long (Bibliotheca Sacra) и Wolfii (Bibl. hebraica), можно полагать, что в крайне редкой полиглотте Гуттера (Biblia Ebraice, Chaldaice, Graece, Latine, Germanice et Sclavonice… studio Eliae Hutteri, in folio, Norimbergae, 1599) под названием славянских текстов помещены «чешские и польские», что видно из следующего: «Novum Testamentum Ebraice, Graece, Latine, Germanice, Bohemice» (Le-Long I, 45), тоже «Italice, Hispanice, Gallice, Anglice, Danice et Polonice» (там же). Вот как это объясняется в предисловии Гуттера: «Harmoniam Biblicam sex linguarum columnarumque ordine per omnes Veteris et Novi Testamenti libros… ita disposui, ut primum sex idiomata Ebraeum, Chaldaicum, Graecum, Latinum, Germanicum et Sclavonicum apte invicem e regione versibus distinctis convenirent; denique loco Sclavonici, modo Gallicum, modo Italicum, modo Saxonicum, aliarumque gentium et nationum idiomata minimo sumptu vel imprimendo vel ascribendo substitui possent».
- ↑ А между тем на с. 9 отмечает: «Апостол, или деяния, переведены с латинского перевода, именуемого Вулгата» (?).
- ↑ См. напр. у Вишневского (Historya literat, polsk., т. VIII, с. 470, 474), в Encyklopedyja Powszechna, 547 с. (1866), тоже самое у Ригера: Slovnik Naučny; и друг.
- ↑ Каратаев в «Описании Славяно-русск. книг» (Спб. 1883) с. 42 — неверно указывает: «Соболевский (?) Pam. Warsz., 1815 года».
- ↑ Bandtkie: Historya drukarń Krakowsk. (1815), с. 124—125, прим. Сказав несколько слов о библии Скорины, изданной в Праге, со ссылкой на статью Добровского, Бандтке продолжает: «Apostol, w Wilnie, 1525 г. i to podobno pierwsza będzie księga ruska w Wilnie drukowana». То же самое Бандтке повторяет в другом своем труде: «Historya drukarń w krolestwie Polskiem i Wielkiem Xięstwie Litewskiem» (1826), II, 257—259.
- ↑ См. о ней ниже, стр. 222—223.
- ↑ В этой полиглотте испанского кардинала Ximeuesa действительно нет и упоминания о каком либо славянском тексте. Пользуемся вышеназванными трудами Ле-Лонга и Вольфа. Pentateuchus triplicem linguam habet: Hebraicam videlicet Chaldaicam et Graecam cum aliis tribus latinis interpretationibus.
- ↑ В изд. «Словаря» (1845) прибавлено: «но Добровский и Линде разумеют Богемскую».
- ↑ Упомянем здесь описания Строева книг Скорины в библиотеках — гр. Толстова (1829) и Царского (1836) с приложениями снимков с текста и гравюр. Мы не считаем необходимым рассматривать особо описания Строева, Сахарова (1842 и 1849), как и более поздние краткие описания Ундольского и др.
- ↑ Кеппен ссылается (с. 268) на писателей XVI—XVII вв., которые говорят о языке Литовском, подразумевая под ним книжный русский язык: Катихизис Лаврентия Зизания — «по-литовски оглашение». Мы можем прибавить из Словаря Памвы Берынды (1653), 133 л. «Пѣтель: Чески и Руски, Когутъ. Волынски, Пѣвень. Литовски Петухъ». Из этого видно только, что под Литовским яз. разумели язык преимущественно западной России, т. е. белорусский, как нынче на него и смотрят. Но в литературе нашего предмета можно отметить разногласие по этому вопросу. Самый резкий взгляд на письменный язык западной России XVI—XVII в. высказал Бодянский (Чтения, 1846, № 1: «О поисках моих в Познанской Публичн. библ.», с. 31): «им никто никогда не говорил и не говорит… (представляет) самую отвратительную смесь, какую только можно себе представить и какая когда либо существовала на Руси». Тоже повторил Головацкий (Науковый Сборник, 1865, с. 251). Но Бодянский оговорил свое резкое суждение, признавши «в основании» письменного языка — язык обитателей Белоруссии и «сильное» влияние церковного языка; недостатки же этого языка приписывал польскому влиянию. — Белорусским, как язык Скорины, так и вообще письменный язык западной России, называют: Буслаев, Огоновский, Житецкий, Соболевский, Недешев, Карский. Но мы еще возвратимся к этому вопросу.
- ↑ St. Kośmiński. Słownik lekarzów polskich. Warszawa, (1883—85) III, 461—462 с. Опираясь только на Вишневского, Косьминский называет Франциска Скорину доктором медицины краковского университета.
- ↑ «Мы склонны по наведению Копытарову, говорит Головацкий в примечании, верити в тождественность Д-ра Ф. Скорины и Франциска Поляка, тем более,… что Скорина кажется истинно был Поляк или Русс крещен в латинском обряде (перекинчик)» (с. 230).
- ↑ Викторов, в упомянутой не раз статье в «Беседах» (с. 22), возражает на это: «выход печатных славянских книг за благословением и одобрением духовных властей введен в России гораздо позже Скорины, и именно — в Москве».
- ↑ Эта рукопись Погодина, находящаяся теперь в Императ. Публ. библ., № 85, как укажем в своем месте, представляет продолжение Святоонуфриевской рукописи.
- ↑ Головацкий не имел печатных книг Скорины, а пользовался выдержками, помещенными в приложении к сочинению: «Grammatik der Ruthenischen oder Kleinrussischen Sprache in Galizien» von Joseph Lewicki. Przemysl (1834), c. 7—12. Заметим, что эти выписки с ошибками. Интересно, что Левицкий в Предисловии, стр. XII—XIII, называет язык перевода Скорины «русинским, близким к народному».
- ↑ В настоящее время этот unicum хранится в Москве, в Никольском Единоверческом монастыре.
- ↑ В примечании (с. 20) Викторов высказывает предположение, что, судя по имени Скорины — Франциск, он «мог действительно быть крещен по латинскому обряду, но потом мог перейти к православию».
- ↑ Календарь Крестный на 1873 год, стр. 47: «Франциск Скорина первопечатник русский», с портретом. Статья заканчивается словами: «не следует забывать и первопечатника общерусского Скорину. Ждем сооружения ему памятника в Вильне». Автор называет Скорину православным, а о побуждении к переводу библии говорит: «Скорбя об отсутствии на Руси просвещения и о редкости книг св. Писания, трудолюбивый доктор Скорина всего себя посвятил духовной помощи православию и русскому народу». Но автор совершенно без всяких оснований думает, что Скорина «в Вильне напечатал в 1525 году всю Библию (?), Апостола (?)». Ивана Федорова и Петра Мстиславца автор считает учениками Скорины. «Иван Федоров, есть первопечатник только московский, а не обще-русский».
- ↑ См. у нас ниже, стр. 239.
- ↑ Из ненапечатанного «Отзыва о труде Каратаева», по рукописи, сообщенной нам автором, стр. 117—118.