Уральская железная промышленность в 1899 году/Глава 1

[4]


Сибирский кедр, около Тобольска.
(С фотографии г. Уссаковского).

[5]

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вступление

Для того, чтобы выяснить необходимость нового, возможно полного собрания сведений о современной железной промышленности Урала, достаточно обратить внимание на совокупность немногих исторических и статистических данных, сюда относящихся.

Початый для русского дела усилиями Строгановых, Демидовых и их подражателей в XVII и XVIII столетиях, Урал прочно заселился, сверх местами обитавших там пермяков, черемисов, вогулов, башкиров и татар, пришлыми, труда и борьбы не боявшимися, русскими людьми, положившими новое начало металлургической деятельности края, уже в глубокой древно­сти слывшего за неисчерпаемый источник богатств этого рода, как «золотое дно». С добычи соли и меди начались эти дела, но Великий Пётр Алексеевич, провидя современное значение железа, поставил добычу его во главу уральских усилий. И слава дел этих загремела в миpe. Нашлись богатые руды, для обра­ботки которых под рукой были дремучее леса, призваны были и люди со знанием, со сметкой и с энергией, и в результате русское, то есть уральское железо, вывозимое по Каме, стало удовлетворять не только большие военные потребности страны и малый народный спрос, но и широкий заграничный сбыт, потому что отличалось великою чистотой и мягкостью, особенно важными для тонкого листового железа, а в то же время дешевого — по тем прошлым временам. Успехам, сперва очень быстрым, свободным и явным, всемерно — до раздачи земель — поощрявшийся Правительством, затем помешало многое, особенно же строгости, введенный всевластными горными начальниками, отвлечение в сторону открытием золота и рутинное ведение всех дел, богатыми, вне Урала жившими, хозяевами через местных [6]управляющих. Начинателям более не было места; на Урал стали глядеть только — как на источник доходов, и вся жизнь там уложилась в рамки доходных статей. То время, конца прошлого и начала нынешнего столетия, когда господствовали не экономические, как ныне, а политические вопросы, не подходило и к тому, чтобы на практические дела Урала обращали должное внимание в центрах русской умственной и общегосударственной деятельности, а потому Урал жил старою своею жизнью, по рутине. Два обстоятельства в последней половине этого столетия немного потревожили, но не разбудили железную промышленность Урала, а именно освобождение крестьян в 60-тых годах и возрождениe железных дел — Пастуховым и Юзом — в Донецком крае на каменном угле — в 80-х годах. Крестьяне, приписанные к уральскими заводам, получили по своим уставным грамотами в надели только усадебные земли, но полное выделение не за­кончено и доныне; владельцы дают, напр., покосы и лес, а крестьяне обязуются работать на заводе, к чему их принуждает и вся обстановка жизни, так как с издавна крепко сесть на одну землю они часто и не могут, ибо во многих местах Урала земля плохо родит хлеб и весь немалый достаток главной массы жителей зависит от заработков на приисках, копях и заводах, на подвозе к ним сырья (дров, руд и т.п.) и на вывозе от них продуктов (железа, чугуна, меди и т.п.). Что же касается возникновения донецкой железной промышлен­ности, то на неё сперва обратили мало внимание на Урале и спохватились только тогда, когда она стала быстро возрастать, бла­годаря открытию криворожского месторождения железных руд и проведению в Донецком крае многих железных дорог — до центра Poссии. Быстрое возрастание южно-русского железного дела и малая подвижность этих дел на Урале привели даже многих как на Урале, так и во всей Poccии к мысли о том, что для современных условий добычи железа подходит преиму­щественно каменный уголь, а вовсе не древесное топливо, на котором и доныне действует Урал, где оказались уже заводы, долженствовашие закрыться или по крайней мере не могущие уве­личивать своей производительности по недостатку древесного топлива и по непригодности к добыче чугуна тех каменных углей, которые найдены давно на самом Урале. Тут уже содержится один из многих вопросов, требующих твердого, [7]современного ответа. Если под уральскими заводами подразуме­вать только те, которые лежать около самых гор, на простран­стве, ограничиваемом с запада берегами Камы[1], то произ­водство чугуна выразится за последние лет 30 следующими при­близительными цифрами — в миллионах пудов:

Чугун Производство
во всей России
На Урале:
Пермск., Уфимск.,
Оренб. губ.
В Ю.-Вост. России:
Донец., Екатерин. и
Херсонская губ.
1868 20 14
1873 24 16
1878 26 17 1
1883 29 18 2
1888 41 22 5
1893 71 29 20
1898 136 41 61

В десять последних лет производительность чугуна во всей Poссии умножилась чрезвычайно — с 41 до 136 млн. пуд., т.е. на 95 млн. пуд., но это произошло преимущественно не на счет Урала, где она возросла с 22 до 41, т.е. всего на 19 млн. пуд., тогда как на юге Poссии она возросла за это время с 5 до 61 или на 56 млн. пудов. Однако, для оправдания медленности роста уральской производительности чугуна и для объяснения его бы­строты на юге Poccии нельзя выставлять одно то различие, что там ведется выплавка чугуна на древесном угле, а здесь на коксе, потому что количество того и другого можно умножать, когда есть на то выгодные цены и удобная подвозка и, что всего важнее, когда есть энергия предприимчивости, конкурирующее ка­питалы и сознательность, руководимые научными сведениями и приноровлением к местным условиям, а они на Урале — как насиженном месте — могли быть более известны, чем на юге России, где все надо было начинать с самого начала. Для приложения к производству чугуна в Poссии предприимчивости, энергии, капиталов и знаний мало было условий в прошлые времена экономической жизни страны, особенно при господстве фритредерских начал в таможенной политике, а потому до конца 80-х годов и нельзя было ждать на Урале, как и во всей Pоссии, свободных усилий для увеличения производства. Но с этого [8]вре­мени, а особенно после появления в 1891 г. нового таможенного тарифа, оказавшего явно-вызывающее покровительство всей русской железной промышленности, можно было надеяться на такое оживление производства, которое, восполнив русскую потребность в чугуне, железе и стали, повлекло бы за собою и значительное удешевление ценности продуктов внутреннего производства, а затем и вывоз — вместо существующего уже давно ввоза из-за границы. Из вышеуказанного сопоставления очевидно, что первая цель, то есть сильное увеличение внутренней производительности, достигается принятой системой торговой политики, так как в 10 лет (1888—1898) внутреннее производство возросло с 41 до 136 млн. пудов, то есть в 3½ раза. Это возрастание внут­ренней производительности Poссии, оставляя большие заработки на всем железном деле у трудового класса жителей, а потому содействуя повышению экономического уровня страны, оправдывает одну, и главнейшую, сторону покровительственной политики, введенной императором Александром Александровичем. Тут требуется только выяснить: отчего Урал, как старый центр на­шей железной промышленности, не стал во главе движения и уступил югу первенство. Но другая сторона дела, то есть стремление к понижению цен на железные товары внутреннего производства, при всей громадности прироста производительности, все ещё не выражается с полной ясностью, хотя цены на рельсы внутри Pоссии и упали за последнее время, однако ещё далеки от цен, существующих на Западе Европы или в Северо-Американских Соединенных Штатах. Внешняя, если можно так выразиться, причина такого, на первый раз непонятного (из-за быстрого возрастания количества добываемого чугуна), явления состоит в том, что внутренний спрос на металлы вообще, а особенно на железо и сталь подвергся в Poccии необычному росту за последнее время, конечно, благодаря господству покрови­тельственной политики, оживившей всю промышленность и давшей ход требованиям, до того вовсе не существовавшим или бывшим очень слабыми. Потребность росла, говоря об абсолютных числах (т.е. о миллионах пудов в год), быстрее, чем при­растало внутреннее производство, которое, как видели ранее, само получило рост совершенно необычайный для прежнего порядка течения русской жизни. Для того, чтобы ясно показать степень возрастания русского спроса на железные товары, лучше [9]всего все их перечислить на вес чугуна, потребляемого для их производства. Для лет, предшествовавших таможенному та­рифу 1891 г., это сделано в моём сочинении: «Толковый тариф» (1891 г.), а для последних лет заведено во многих изданиях, напр., в ежегодно издаваемых отчётах о железной производи­тельности Pоссии «Совещательной конторой железнозаводчиков» и в ежегодных же изданиях статистического отдела Таможенного департамента: «Обзоры внешней торговли Poccии». Из последнего тома этого полезнейшего издания (а именно из «Обзора за 1897 г.», явившегося в текущем году), стр. 30, приводим следующее сопоставление:

Годы Выплавлено
чугуна в
России
Ввезено в Россию чугуна, железа, стали и изделий из них, с переводом на
соответственное количество непеределанного чугуна:
Всё годовое потребление
чугуна в России[2]
Не в деле В изделях Всего
1886 32,5 21,4 5,3 26,7 59,2
1887 37,7 14,3 4,7 19 56,4
1888 40,7 10,5 6 16,5 57,2
1889 45,2 14,6 7,3 21,9 67,1
1890 55,2 16,5 7,5 24 79,2
1891 60 10,9 7,3 18,2 78,2
1892 64,1 10,2 6,7 16,9 81
1893 70,3 17,3 8,1 25,4 95,7
1894 79,7 28 13,4 41,4 121,1
1895 87,1 28,4 13,6 42 129,1
1896 97,4 32 17,3 49,3 146,7
1897 112 36,4 16,7 53,1 165,1
1898[3] 135,6 57,4 193
[10]

Прежде чем идти далее, считаю не излишним обратить внимaние на то, что таможенное покровительство русской железной промышленности ведет свое начало с 1887 г., а увенчано оно тарифом 1891 г. Плодотворность такой политики из чисел приведенной таблицы очевидна по быстроте возрастания внутреннего производства, а целесообразная обдуманность всей политики незабвенного императора Александра Александровича, выраженная в тарифе 1891 г., особенно видна из того, что, не смотря на воз­вышенный пошлины на чугун, железо, сталь и изделия из них, всё же ввоз иностранного металла возрастает. Это явно говорит, что пошлины соразмерены хорошо, и, возбуждая внутреннюю производительность, то есть доставляя жителям новые заработки, пошлины эти отнюдь не препятствуют ввозу. Денег, средств, потребностей в стране стало больше, и она все свое усиленно потребляет, тем не довольствуется и находит достатки покупать недостающее заграницей, через что пополняет и казну государства. Сосчитав (по «Обзору» 1897 г.) ценность железных товаров, ввезенных в Poсию в 1897 г., находим, что она равна 123½ млн. руб., то есть, что средняя цена пуда чугуна, превращённого в спрашиваемый из заграницы железный товар (без таможенной пошлины), около 2½ рублей, следовательно все 193—200 млн. пуд. чугуна, ныне требуемые Россией, стоят ныне по крайней мере около 500 млн. руб.[4] и ввоз составляет ещё около ⅓ всего потребления. На каждого жителя России приходится ныне около 1½ пуда чугуна в год, а так как в странах, опередивших нас в промышленности, средняя потребность жи­теля превосходит нашу современную (не говоря о недавней про­шлой) в 5, даже более раз, то впереди у нас ещё много, много надо сделать для того, чтобы промышленная наша сила не усту­пала соседской, в пользу которой пошёл бы — без покровительственного тарифа — весь наш спрос, потому что начинающему нельзя же соперничать с возмужавшим и опытным.

Обращаясь к Уралу, видим, что он слабо помогал, даже при общем оживлении русской промышленности, удовлетворению и росту русской потребности в железных товарах, и отсюда уже [11]очевидно, что он мало содействовал и понижению цен. Издали неясно — отчего это зависит. Юг Poссии, с его быстро выросшей железной промышленностью, грозил бы убить уральское железное дело, если бы там было столь же много и таких же богатых железных руд, как на Урале. Средняя губерния, такая, например, как Владимирская, Тульская и Орловская, давно известны, как содержащие немалое количество железных руд[5]. Их находят ныне и в разных других губерниях Pоссии. И там, благо­даря тарифному покровительству, начала быстро возрастать произво­дительность чугуна и железа. Отчего же это Урал медлит раскрыть и развить свою старую силу?

Такой вопрос, много и давно уже занимающий вдумчивых русских людей, не мог быть забытым Министерством финансов, ведающим всей русской обрабатывающей (или фабрично-заводской) промышленностью и приставленным к делу её возбуждения при помощи покровительственного таможенного тарифа, от которого несомненно — по цифрами — сильно зависят доходы страны, а следовательно и государственные средства, ныне почерпаемые из торгово-промышленных оборотов жителей и из косвенных доходов от продуктов, потребляемых тем в большем количестве, чем более накопляется у народа достатков от этих торгово-промышленных оборотов.

Весной текущего (1899) года, с высочайшего соизволения, господин министр финансов, Сергей Юльевич Витте, возложил на меня трудную задачу — посильно осветить давно назревший вопрос об уральской железной промышленности и разузнать на месте, где должно искать коренные причины малой подвижности уральской железной промышленности, чтобы можно было соответ­ственными мepoприятиями направить дело к лучшему, чем до ныне, успеху.

Задача, на меня возлагавшаяся, может быть формулирована в следующих пяти более определенных вопросах:

1) В чём должно искать причину медленного развития железного дела на Урале? [12]

2) Какое количество чугуна и железных товаров можно ожидать впредь от Урала, исходя из его естественных запасов, если переработка руд достигнет там возможно полного своего развития?

3) Могут ли и насколько дешеветь железные товары на Урале?

4) Какие правительственные мероприятия могут содействовать удешевлению и возрастанию производства чугуна, железа и стали на Урале?

и 5) Какое при этом значение могут иметь казенные уральские заводы, руды и леса?

Обширность задачи, необходимость посетить многие места громадного Уральского края, не имеющего определенных очертаний, отсутствие какого-либо современного цельного описания железного дела на Урале, а, главное, потребность сказать не только о том, что есть на Урале, но и о том, чего от него можно ждать и как этого достигать — заставили бы меня просить об избрании другого более сильного и со свежими силами руководителя предполо­женной экспедиции, если бы не было на то Высочайшей Воли и желания г-на министра финансов Сергея Юльевича Витте и его помощника по делам промышленности и торговли — Владимира Ивановича Ковалевского и если бы моё прежнее участие в современных русских промышленных вопросах, в качестве почетного члена Совета торговли и мануфактур, не обязывало меня не отстраняться от труднейших для разрешения сторон покрови­тельственной политики. При том, меня самого сильно занимал вопрос уральской железной промышленности, и я, несмотря на свои годы и недуги, считал себя обязанным, по мере сил, вы­полнить возлагавшуюся на меня обязанность. Некоторое облегчение в её выполнении я рассчитывал получить от прежних своих поездок в Баку — по нефтяным делам и на Донец — по вопросам каменноугольной и железной промышленности. Эти опыты прежнего времени давали мне общее руководство в пpиёмах исследования, оказавшееся и на деле очень для меня полезным. Но Урал, по сравнению с Ашперонским полуостровом или с Донецкой каменноугольной областью, устрашал своими размерами, своими старыми традициями, даже своим климатом и необходимостью поездок по всяким дорогам, что мне самому боязно было и пробовать. Мне, однако, позволили вы брать себе [13] трёх сотрудников с правом ответственно возлагать на них те части задачи, какие потребуют местные обстоятельства. Если что вышло от всей поездки, то этим я обязан счастливому вы­бору своих сотрудников и той необычной настойчивости, с какой они в два месяца пребывания в уральских краях на­прягали все свои зрелые силы на дело, нам порученное. Профессора минералогии в Петербургском университете Петра Андрее­вича Земятченского я пригласил не только потому, что он ранее сего много занимался русскими железными рудами и публиковал о них несколько исследований, но и потому, что он собирался и сам без того ехать на Урал в течение летних вакаций. Он и занимался на Урале преимущественно его желез­ными рудами. Это было очень важно для цели экспедиции, так как за последнее время на Урале найдено много новых важных месторождений, и за недостатком специалистов, не заинтересованных в местных предприятиях, многие места, например Комаровский и др. рудники, никем не описывались, сведения же о железно-рудных запасах Урала, очевидно, должны были быть по возможности выяснены нашей экспедиций. Пётр Андреевич посетил все наиболее известные месторождения железных руд Урала самостоятельно, один или со случайными спутниками, и его отчёты помещены далее отдельно. Другие же два моих сотруд­ника часть пути сделали вместе со мною, часть обозрений и наблюдений сделали вместе, а часть мест, более удаленных от центра Урала, объезжали отдельно.

Вторым моим сотрудником был на Урале помощник начальника Морской научно-технической лаборатории, химик, известный многими своими специальными исследованиями, кандидат Петербургского университета, Семён Петрович Вуколов. Донской казак — по происхождении, он рвался в пустыни и дикая места, каких довольно предстояло в нашей поездке. Так, например, он сделал отдельную поездку в ещё пустынный Чердынский край, на верховьях Камы, и из Кушвы проехал в Богословский округ, а оттуда в Тобольск по Тавде, куда необходимо было съездить, но мне самому было невозможно проехать эти мало по­сещаемый места по причине худой погоды, больших трудностей самой поездки, по необходимости видеть другие части края, по недостатку времени, бывшего в нашем распоряжении, и по крат­кости уральского лета. [14] Третий мой сотрудник, состоящий при Главной палате мер и весов, технолог, Константин Николаевич Егоров, служивший ранее на нескольких заводах, и также известный в научной литературе по своим ещё студенческим трудам, был занят в нашей поездке едва ли не более всех нас, потому что ему од­ному или вместе с С.П. Вуколовым я поручал осмотр многих уральских заводов и производство полных магнитных измерений, которые мне хотелось произвести во время поездки на Урал на главных его рудниках, чтобы получить суждение о магнитных аномалиях около заводом о богатых месторождений магнитных и иных железных руд, что на Урале до сих пор, сколько мне известно, не было еще сделано и что представляло как теоретический, так и живой практический интерес, так как наблюдения магнитных аномалий могут, как известно, служить для открытия сокрытых в глубине железных руд. Константин Николаевич Егоров затем, в конце августа, отправился, по моему поручению, из Омска в киргизскую степь, а именно в Экибастуз, около (в 107 верстах) Павлодара (что на Иртыше), чтобы осмотреть на месте залежь каменных углей, начатых разработкой А.И. Деровым. Об этом новом богатств Poccии много говорилось в конце 1898 и в начале текущего года повсюду, где интересуются подобными делами, но нигде мне ничего положительного не удалось узнать, а потом у я счел необходимым послать туда К.Н. Егорова, так как узнал, что там уже строят свою (частную) подъездную железную дорогу в расчете доставлять уголь и кокс на Урал и надо было, обсуждая будущее Урала, принять во внимание возможность участия нового топлива в будущем развитии его железной промышленности. Тридцатисаженная, то есть в мире ещё небывалая, толща Экибастузских, 12-ти верстных (по длине залежи), открытых и разведанных г-м Деровым, пластов и образование им «Воскресенского горного общества» для эксплуатации местности, удостоверенные К.Н. Егоровым на месте, составляют одну из важных новостей уральской железной промышленности, которую нельзя рассматривать в её предстоящем развитии, не принимая во внимание указанного обстоятельства.

Кроме трёх вышеназванных сотрудников немалое, а иногда и незаменимое, содействие мне оказали в моих разведках мно­жество официальных и частных лиц, которых перечислить [15] считаю долгом благодарности, описывая частности своей поездки[6]. Во всю же поездку нашу, начиная от Москвы, нам сопутствовал секретарь гг. уполномоченных от Съезда горнопромышленников Урала, Владимир Викторович Мамонтов, который даже сопровождал С. П. Вуколова при поездке в Богословский округ и по Тавде, а К.Н. Егорова при его посещении Экибастузских каменноугольных копей, а часть пути сделал с нами директор Алексеевского реального училища (в Перми) Михаил Михайлович Дмитриевский, руководящий и горнозаводским отделением этого училища, переведенным из Красноуфимска, и немало содействовавший своими трудами изучению видов промышленности Пермской губернии. К сожалению, вызов его по служебным обязанностям скоро лишил нас его общества и содействия.

Ту помощь, которую мне оказывали, таким образом, многие лица в выполнении возложенного на меня поручения, определили, как я имею полное основание утверждать, не только отправка экспедиции с Высочайшего соизволения и великий интерес, при­нимаемый многими в деле уральской промышленности, но и то обстоятельство, что инициатива шла от Министерства финансов, которое, настойчиво проводя покровительственную политику, тем самым уже вдохнуло в промышленную жизнь Урала новую жизнь и от него ждут все, кто дорожит промышленным ростом родины, ещё новых настойчивых шагов в деле процветания Урала. Убеждён в том, что, не будь этой уверенности в дальнейшем развитии начал, проводимых в жизнь Министерством финансов, нам не удалось бы получить большей доли [16]такого содействия, какое мы встретили в действительности в самых разнородных сферах обширного края, нами посещённого. Будучи же лично приверженцем протекционизма, я с ве­личайшим удовольствием встречал повсюду, в столь отдаленных углах, как уральские и тобольские, такое ясное понимание пло­дотворности для страны протекционных начал, что ещё не часто встречается и в самом Петербурге. Из тех цифр, которые приведены выше в этом и предисловии, очевидно, что покровитель­ство промышленности уже и ныне ясно вняло даже на уральскую железопромышленность[7], а из тех задач, для посильного от­вета на которые меня и послали на Урал, становится каждому очевидным, что министерство финансов не думает довольство­ваться одними таможенными пошлинами для дальнейшего улучшения русской железной промышленности. Молча поняли это многие деятели края, а потому нам и помогали всем и способами.

Конечно, мне боязно давать определенные ответы на постав­ленные выше вопросы, даже теперь, когда я увидел и узнал на месте много нового и когда вник во множество частностей, иногда совершенно неожиданных. Тем не менее, по крайнему своему разумению, я стараюсь в конце этой книги ответить на все пять вышеуказанных вопросов. Ответы, в сущности, очень кратки, но для того, чтобы выяснить тот индуктивный путь, которым со­ставились предлагаемые ответы, необходимо изложить очень мно­гое. Этим определяется появление в свет предлагаемого труда. Без изложения многих частностей, выводы мои могли бы npиoбрести тот субъективный характер, которого, как естествоиспытатель, я всемерно стараюсь избегать, хотя и знаю, что, начиная со слога и способов выражения мысли, во многом и часто вовсе нельзя избегнуть той окраски, какую личность каждая придаёт не только всему написанному, но и всему надуманному. Все подробности сложная дела я решил разделить на три, по возмож­ности, самостоятельные части.

В первой части содержатся преимущественно личные впечатления, события и сведения, полученные устно, при поездке каждого из участников экспедиции. Необходимо отметить всё, что мы [17]видели или узнали и какой след эти впечатления оставили в каждом из нас, потому что этим путём составляется убеждение. В этой части издания помещено много фотографий. Часть их снята профессиональными фотографами или любителями, что каждый раз отмечено под рисунком, также как имя фотографа, если оно известно. Чертежи приборов и устройств, помещенных в числе рисунков, век получены от местных инженеров или управляющих заводами, что также каждый раз и означено. Но значительную часть рисунков составляют цинкографические копии с фотографий, снятых нами самими во время поездок и остановок. Bсе мы запаслись прекрасными фотографическими камерами Истмана (Бульс-Ей-Кодак, № 4, Bulls Eye Kodak, special №4, от г. Иохима), представляющими то великое удобство в путешествии, что они работают на лёгких гибких пластинках, которые, в виде свертка (в каждом по 12 пластинок, вставляются сразу — на 12 снимков), удобно сменяются при полном свете и столь чувствительны, что отлично работают при моментальных съёмках (с рук, без всякого штатива), хотя могут быть поставлены (при недостатке освещения — это необходимо) и на более или менее продолжительную экспозицию. Но в пути чаще всего приходилось делать съемки моментальный. Каждый из нас, четырех членов экспедиции, снял десятки или даже до 200 фотографий, проявленных уже после возвращения в Петербург. Конечно, не все снимки оказались удачными, и очень много рисунков нельзя было поместить в издание — по дороговизне воспроизведения. Вы­бирались только наиболее удачные или характерные или объясняющие выдающиеся частности, встречающиеся при поездке и заслуживающие с той или иной стороны особого внимания. К числу таких принадлежат, например, фотографические снимки каторжников, снятые в тобольском остроге и показывающие их занятия в острожных мастерских. Тобольский губернатор, высокоуважаемый Леонид Михайлович Князев, пожелал показать мне тюрьму каторжников. То, что я увидел там, так поразило меня гуманностью отношения к завзятым преступникам, что я просил позволения снять фотографии (что и сделано мною и С.П. Вуколовым), и, получив это разрешение, помещаю полученные снимки в особое поучение тем, кто, понаслышке и предубежденности, распространяет про житье каторжников в Сибири сказочные отголоски когда-то бывших отношений. Хотя на первый [18]взгляд кажется, что сцены, снятые нами в тобольской тюрьме каторжников, не относятся к прямой цели издания, но мне ду­мается, то фотографическая правда, ремесленные занятия, среди которых застали мы каторжников, гуманность отношения даже к завзятым убийцам и новое веяние времени, проникающее даже до каторжной тюрьмы — идут как раз к внутреннему смыслу того поручения, которое на нас возложено было при поездке в Уральские края. Видеть, но умолчать, конечно, легко, но не согласно с тем стремлением к возможно - полному освещению действительности, которыми определяется вся цель нашей поездки. При том, привыкнув с сибирской юности видеть в каторжнике прежде всего человека «несчастнаго», зная лично, как в Сибири относились всегда к этим людям, и осведомленный о писаниях и россказнях господ, подобных Кеннану, я считаю долгом — на грязное пятно положить свежую краску фотографической правдивости. Она всегда нужна, а теперь, когда сибирская каторга принципиально отменена добрым порывом Царя, когда от неё скоро останется только предание — говорить тем нужнее, что не всякому дозволяют случай и местные власти убедиться и фотографировать действительность острожной жизни в Сибири, долженствующей скоро приобрести новый характер.

Кроме личных впечатлений и этой вступительной главы, в первой части я считал необходимым (глава 2-я) поместить некоторый общие и предварительные сведения, относящиеся к Уральскому краю. Эти последние извлечены из различных статистических и географических источников для того, чтобы облегчить ознакомление с краем, в котором мы ездили. Для этой же последней цели составлена и особая карта, приложенная к изданию, и во 2-й главе указаны способы, какими она составлена. Здесь же я включил и краткий обзор истории усовершенствования железного производства, чтобы показать путь, по которому человечество идёт в этом деле.

Во второй части издания помещены некоторые из тех многих документов, набросов, записок и заметок, которые я получил во время поездки или после неё. Выбраны те, которые имеют непосредственное отношение к целям поездки и содержат факты, узнать которые и осветить могли только местные жители. Добавлю, однако, что я — насколько было возможно — старался проверить полученные показания и поместил только то, что выдержало этот [19]род критики. Но так как в большинстве помещённых записок и документов много данных, проверять которые было не­возможно, то все же я должен возложить ответственность в подлинности данных на лиц, доставивших мне помещенные за­писки и документы и подписавшихся под ними. Поэтому имена тех и других приведены в свом месте. Отдельно благодарить каждого из доставивших мне письменные свои записки и документы— я не в силах, а потому приношу здесь им мою глубочайшую признательность. Они многое освещают, и тем драгоценее для дела, что выражают собою, с одной стороны, вниманье к цели и средствам всей нашей экспедиции, а, с другой стороны, рисуют местные предметы с точек зрения местных же деятелей или дают материалы, каких нельзя получить лично при кратковре­менной поездке по обширному краю. Мне кажется, что в статьях, помещенных в этой 2-й части издания, найдётся много такого, что само по себе представляет интерес новизны и умолчать о чём мне не следовало, когда оно дошло до моего сведения. А так как делать извлечение из писанного кем либо другим всегда опасно, потому что при этом невольно проглядывает лич­ное мнение извлекающего, то я считал наиболее целесообразным напечатать полученное целиком, без всяких заметок или поправок[8] [20]

В третьей части предлагаемого издания помещены исследования и выводы, относящиеся к нашей поездке на Урал летом 1899 г. Тут на первом месте я поставил ряд своих беглых и предварительных исследований, относящихся к учёту лесов уральских краёв, преимущественно же измерения, произведенные над разрезами дерев. Древесные годовые слои содержат целую летопись, представляющую глубокий интерес с разных сторон, начиная с метеорологической и кончая чисто хозяй­ственной, особо важной в отношении нашей железной промышленности, которую мы изучали в нашей поездке, так как на Урале она основана доныне почти исключительно на древесном топливе. Меня особенно интересовал в этом отношении вопрос о количестве годового прироста дерев и лесов на разных географических широтах, так как для промыш­ленности Урала могут идти леса от полярного круга до оренбургско-уфимских, и я не нашел нигде указаний на изменение годичного прироста — с географической широтой. Теоретически можно предвидеть, что лес, как актинометр, получая разное количество лучей света, и как калориметр, получая разное количество тепла, будет чувствителен — при одинаковости почвенных условий и густоты насаждения — к географической широте. Но данных не нашлось, и я задумал сделать соответственные измерения, в чём мне помогли, наиболее всего, просвещенные управители Билимбаевских лесов графа Строгонова, а затем управление шайтанскими лесами наследников Берга, ирбитский городской голова г. Лопатков и другие лица, которым при­ношу здесь глубокую благодарность за доставленный ими богатый материал для целого научного исследования указанного вопроса. Мне удалось до сих пор обработать только часть пред­мета, но и это я считаю не излишним поместить в предлагаемом издании, потому что предмет представляет живой интерес для уральской железной промышленности. Если северные леса прирастают медленнее южных, то для неистощающего сбора данного количества топлива на севере надобно пропорционально большая, чем на юге, площадь лесов, а это различие практи­чески нельзя иначе определить, как рядом точных измере­ний таксационного свойства, что и задумано было мною при самой организации нашей экспедиции. [21]

В подобном же положении малой разработки, но важного практического значения, находится вопрос о применении определений магнитных элементов, (т.е. их местных аномалий) для суждения о запасах (качеств, количеств и глубин залегания) железных руд. На Урале ещё мало делалось определений этого рода, и мне казалось очень интересным при нашей поездке собрать хоть на главных уральских рудниках соответственные наблюдения. Для этой цели с нами в путешествие поехал пол­ный магнитометр работы Шасселона, случайно оказавшийся у нас свободным и представляющий превосходный качества по испол­нению и удобству наблюдений. Определения произвели во время поездки К.Н. Егоров и С.П. Вуколов. Обработка этих наблю­дений, произведенная Ф.И. Блумбахом, вошла такими образом в 3-ю часть издания. Тут же я помещаю и общие свои выводы.

Значительный объем издания[9], при кратковременности совер­шенной поездки, определяется участием в поездке четырех лиц, так сказать, учетверивших всю поездку, и помощью местных жителей, доставивших материалы, которые я считаю необходимым опубликовать. Значение же уральского края, как носителя исключительных минеральных богатств, так велико, что многие тома, гораздо более содержательные и обширные, чем представляемый нами, могут дать только только намеки на промышленное значение, ему предстоящее. Если наш труд в отношении к железной про­мышленности Урала сколько-либо практично и убедительно ответит лишь на вопросы, заданные нам при назначении в [22]поездку, то мы будем сторицей вознаграждены за те усилия, кото­рые употребили для выполнения.


Д. Менделеев

5 сентября 1899 г.

П.А. Земятченский, С.П. Вуколов, К.Н. Егоров и Д.И. Менделеев
(С фотографии Мразовской)

  1. То есть в губерниях: Пермской, Уфимской и Оренбургской, а не присчи­тывать к ним заводов Вятской и Вологодской губерний, как делается в отчётах Горного ведомства.
  2. Цифры статистики железной промышленности (как и многих других дел) часто не вполне между собою согласны в разных источниках, что зависит от множества мелких обстоятельств (напр., начало отчетного года не везде одинаково, Финляндия считается особо или вместе со всей остальной Россией, отношение между количествами чугуна и данного сорта железа, ввозимого в Poссию, принимается немного иным и т.п.), тем не менее в общих чертах они сходятся. Так, напр., общую потребность в чугуне дают:
    1893 1895 1897
    Таможенные Обзоры 95,7 129,1 165,1
    Контора железнозаводчиков 102,4 136,3 166,2
    Общая картина дела от этих разностей или неточностей не изменяется.
  3. Числа последней строки (1898 г.) взяты из отчёта Совещательной кон­торы железнозаводчиков, потому что «Обзор за 1898 г.» ещё не явился.
  4. В действительности — конечно, более, потому что при ввозе сочтён и сырой чугун, а потому среднюю цену железных товаров, идущих в действительное потребление, должно признать более, чем в 2½ р.
  5. Так, например, в 1870 г. П.Н. Анциферов открыл богатые и чи­стые сферосидериты в Орловской губ., в Кромском уезде. Они исследованы затем профессором А.А. Иностранцевым и мной. Теперь на них основано производство чугуна.
  6. Здесь же считаю необходимым упомянуть, что его высокопревосходитель­ству С.А. Ермолову угодно было назначить, в качестве представителя от Министерства государственных имуществ — для совместных работ — чиновника особых поручений Уральского горного управления, горного инженера Н.А. Саларева. Он был у меня в Перми, проехал вместе до Кушвы, но затем я не имел случая с ним встречаться. В бытность мою в Екатеринбурге мне, к великому сожалению, также не удалось видеться ни с Главным начальником Уральских горных заводов Павлом Петровичем Боклевским, ни с глав­ным лесничим тех же заводов Вацлавом Антоновичем Вольским, потому что первого не заставал сперва дома, а потом он заболел и не мог при­нять, а второй был в отсутствие. Но всё же я и мои сотрудники получили некоторые сведения от Главного горного управления в Екатеринбурге и много содействия от начальников многих казённых горных округов и заводов.
  7. И, конечно, если бы не было этого покровительства, т.е. если бы все шло и ныне, как в 60-х и 70-х годах, Урал, вероятно, производил бы не 40 млн. пуд. чугуна, как ныне, а много-много 20 или 25 млн. пуд.
  8. Кроме, и то редко, орфографических и чисто корректурных. Так как я считаю полезным поспешить с печатанием всего отчёта о нашей поездке на Урал, для чего печатаются единовременно все три части издания, то в эту вторую его часть быть может придется поместить и часть тех статей, относящихся к Уралу, которые мне обещаны с разных сторон, но ещё не доставлены к тому времени (начало сентября 1899 г.), когда я пишу эту вступительную главу. Нежелание же моё затягивать печатание издания определяется двумя причинами. Во-первых, промышленные успехи Pоссии часто так неожиданно быстры, что год или два могут сильно изменять всю картину, а мне, понятно, хочется, чтобы издание отличалось современностью. Во-вторых, множество других важных дел, особенно в качестве управляющего Главной палатой мер и весов, может оторвать меня от усидчивого труда по окончанию поручения, возложенного на меня в отношении к Уралу. Хотя свои выводы я уже в августе кратко изложил в докладе г-ну мини­стру финансов, но могу считать возложенное на меня поручение выполненным только тогда, когда напечатаю это издание, потому что в нём содержатся те элементы, из которых сложились мои посильные убеждения и выводы.
  9. Литература об Урале за последние годы стала восполняться очень со­держательными книгами. Назову, например, ежегодно выходящее издание А.П. Матвеева «Уральские металлы». Пермский статистический комитет издаёт также ежегодно: «Адрес-календарь и Памятная книжка Пермской губернии», где много интереснейших данных об Урале. Газета «Урал» (издатель В.Г. Чекан) выпустила в 1899 году даже «Путеводитель по Уралу», показывавший, что Уралом интересуются даже туристы. Очень многое даёт об уральском крае книга Н.Д. Былим-Колосовского (1898 г.): «К вопросу о новых рельсовых путях на Урале». Известная, даже образцовая деятельность пермского земства выразилась в «Сборнике Пермского Земства» и в других поучительнейших изданиях. В издании Горного департамента «Горное дело на Выставке 1896 г.», выпуск 6-й, под редакцией г-на Нестеровского (в 1898 г.), описаны уральские заводы так объективно и мастерски, что существующей о них запас сведений этим много дополняется.