Русский Вопрос

Русский вопрос
автор Клавдий Никандрович Пасхалов

Опубл.: 1913. Источник: Русскiй вопросъ (Русский Вопрос). // К. Н. Пасхалов. — Москва: Типо-литографія Т-ва И. И. Кушнеревъ и К˚, Пименовская ул., соб. д., 1863.

Глава I.

Глава II.

Глава III.

Глава IV.

Глава V.

Глава VI.

Глава VII.

Глава VIII.

I.

Разыгрывающаяся на Балканском полуострове драма, с её неожиданными, подстроенными чьими-то искусными закулисными руками, перипетиями, окончательный исход которой будет несомненно иметь огромное влияние на положение России как по отношению к славянским пародам Балкан, так и в мировом её значении, не могла не захватить поглощающим образом внимание русского общества и печати. При этом всеобщее сочувствие, почти без исключения, оказалось на стороне славяно-греческого союза, которое и выразилось в значительной материальной помощи ему всем, что только допускается международными условиями нейтралитета. Русская печать, относясь в большинстве тоже благожелательно к делу балканских союзников и сознавая, совершенно справедливо, что тот пли иной исход их борьбы с турками затрагивает существеннейшие интересы России, оживлению и горячо обсуждает то положение, какое она должна бы принять в текущих событиях. Высказываемые по этому предмету мнения весьма резко расходятся между собою. Одна часть стоить за полное невмешательство и предоставление участи балканского союза его собственным силам, другая, наоборот, считает необходимым деятельное выступление России для защиты прав союза, приобретенных победоносной войной, не столько против турок, с которыми союз, очевидно, справится без всякой посторонней помощи, сколько против Австрии, которая при поддержке своих союзниц старается свести на-нет результаты успехов и жертв балканского союза. Таким образом, деятельная защита победных прав этого последнего может повести Россию к военному столкновению не с Турцией, а с Австрией и по крайней мере с одной из её союзниц — Германией.

Война всегда и во всяком случае есть бедствие, которое желательно было бы избежать, и может быть оправдана только тогда, когда она совершенно неустранима в видах благополучия государства.

Поэтому, казалось бы, что сочувствие всякого благоразумного человека должно быть на стороне проповедующих невмешательство, находящих, что Россия принесла достаточно уже жертв на освобождение славян от турецкого ига, что они к тому же оказались далеко не благодарными. что, уничтожив турецкое владычество в Европе и усилясь на его счет, они по самому складу своей природы будут нам всегда враждебны, а потому ссориться нам из-за них с Австрией и подвергаться риску военного разгрома и его неминуемых последствий бессмысленно и даже преступно против своей родины, которой, в случае внешней войны, угрожаютъ» и внутренния опасности от подстерегающей этот момент новой революционной вспышки. Но и сторонники деятельного вмешательства России в балканские события, помимо уже несомненной её заинтересованности в них, находят, что решительная политика России охладила бы показную воинственность Австрии, которая только делает вид, что готова воевать, а на самом деле только запугивает этим, а в решительный момент отступит; что наше миролюбие и боязнь войны только поощряют её заносчивость и скорее могут довести до столкновения, чем твердый, решительный отпор.

Как видно и то и другое суждение имеют солидные основания, с которыми нельзя не соглашаться, но на котором же остановиться, чего следует вам желать и чего можно с вероятностью ожидать в будущем? Для определения сего постараемся выяснить себе положение России как по отношению к балканскому вопросу, так и по отношению к европейским державам вообще и Австрии в особенности.

II.

Всякий народ, всякое государство, претендующее на мировое значение, должно иметь какую - нибудь определенную цель, стремление к достижению которой составляет главную задачу и смысл его существования. Имеется ли у России такая мировая задача и в чем она заключается? До последнего времени, когда в угоду модным, но фальшивым, идеалам государственного устройства мы сбились с нашего широкого и ясного исторического пути, на эти вопросы существовал совершенно определенный утвердительный ответ.

Мировая задача России заключалась в стремлении к объединению всех славянских племен и народов под её главенством (по не под властию). А право на главенство давали ей её несоизмеримо огромные размеры против остальных славянских народов и их территорий, государственная самостоятельность и несомненная способность к быстрому и всестороннему развитию своего государственного могущества. При этом нельзя не отметить, что исполняя эту свою мировую миссию и принося для того бесчисленные жертвы, Россия никогда не стремилась к поглощению славянских народностей, и освобождая их от чужестранного гнета, предоставляла им полную независимость, часто, если не всегда, в ущерб собственным государственным интересам. Могут возразить: а поляки? Это вопрос совсем отдельный.

Польша погибла потому, что она имела одну цель с Россией — стать во главе славянства, и потому борьба между ними и гибель одной из них были неизбежны. Вначале XVII столетия казалось, что восторжествует Польша, Россия уже была под её пятой повидимому при последнем издыхании, но счастье обернулось, Россия сумела сбросить с себя путы победителя и быстро выросла в величину, непосильную Польше, а все последующия попытки последней к возврату государственной самостоятельности вели ее только к большему стеснению даже в складе местной внутренней жизни. Если бы поляки могли отказаться от стремления к главенству в ряду славянских народностей, если бы они были способны удовольствоваться скромною ролью славянских племен с ограниченной территорией и немногочисленным населением, если бы в них было чувство славянского родства и солидарности, то может статься самостоятельность их отечества и неподверглась бы окончательному уничтожению. Но они не хотят, а может быть и не могут, отказаться от надежды восстановить Польшу от моря до моря, а это возможно только при окончательном разгроме России и изчезновении её не только из числа великих держав, но даже и с географической карты. Однако, как ни эфемерна эта задача, поляки упорно и настойчиво стремятся к ней; чем она труднее, тем большее озлобление развивается в руководящих политических сферах польского общества против главного препятствия – т.-е. могущества русского государства, под которое они яростно подкапываются, жертвуя для этого всеми интересами других частей забранного края, до принудительного, напр., онемечения Познани, лишь бы приобрести в немцах необходимых союзников против России. Когда прусское правительство осенью 1912 года впервые решилось осуществить в Познани закон принудительного отчуждения польских земель и приобрело таким способом несколько имений и тем вызвало бурю негодования в польских кругах и слабый протест со стороны польского кола в австрийском рейхстаге, то один из польских депутатов, именно Дашинский, высказал, что пусть пропадает хоть все польское достояние в Познани, лишь бы приобрести в немцах союзников против единственного врага поляков – России и сокрушить ее при их помощи. Не проходить дня, чтобы в польской закордонной печати не изрыгалась злобнейшая ненависть против «царата» и не призывались все силы и громы для его сокрушения. Польские писатели не устают дока зывать необходимость восстановления польского государства для ограждения безопасности Европы. «Польша должна стать устоем государств между восточной и западной культурой» провозглашал пан Дашинский в бюджетных прениях австрийских делегаций и высказал далее, что в будущем поляки не могут занять другого положения, как «борьба против России.» Поляки считают Бело и Малороссию исконно польскими землями, населенными «русинами», по их уверению, совершенно чуждыми племени великорусскому, которых тоже требуется «освободить» от угнетения.

III.

Но кроме поляков, бессильных сами по себе поколебать серьезно могущество России, у неё со второй половины минувшего века явился новый несравненно более сильный и опасный соперник в лице Австро-Венгрии, вот уже полстолетие очень умно, последовательно и неустанно работающей над развалом России и опять-таки для того, чтобы вытеснить ее из главенства среди славянских племен и самой занять это положение. Идея австро-славизма, на пути к осуществлению которой стоит препятствием Россия, зародилась после того как Пруссия вытеснила Австрию из германского союза. До 1866 года мировая государственная задача Австрии заключалась в главенстве над германским миром. Эта задача поглощала всю её государственную энергию и не оставляла места для других более или менее крупных государственных предприятий. Но будучи вытеснена, с одной стороны, с Апенинского полуострова, а за тем из германского союза, Австрия очутилась без всякого определенного назначения и потеряла свой raison d`etre. Эта бесцельность существования в соединении с необычайной пестротой населения, в котором по численности не преобладало значительно ни одно племя, а немецкое без поддержки массы германского союза не могло, конечно, удержать своё дотоле неоспаривавшееся преимущественное положение, могло бы грозить разнокалиберной империи неминуемым распадом, но её государственные люди весьма быстро ориентировались в создавшемся положении и, вместо утраченного безвозвратно главенства в германском мире, поставили задачею добиться главенства в славянском, к достижению чего и стремятся с величайшим, надо отдать им справедливость, искусством, которое и вознаграждается значительными успехами, тем более ценными, что для достижения их Австрия не произвела пи одного выстрела, не потеряла ни одного солдата и не истратила ни одного гроша. В то время, как Россия для освобождения балканских славян от турецкого ига устилала сотнями тысяч трупов своих сынов Балканский полуостров и разорила па миллиарды свою казну, Австрия ловко подбирала отвалившиеся куски турецкой империи, сажала на возникшие престолы властителей из родственных ей домов и всячески усиливалась подчинить их своему влиянию, где добром, а где и угрозами насилия.

Несмотря, однако, на все её частные успехи, Австрия но может достигнуть поставленной себе цели — стать во главе славянских народностей, пока существует могущество России, и вот на сокрушение его и направлены со второй половины минувшего века все усилия и ухищрения государственных людей Австрии. Но Россия пока еще слишком сильна для открытого с нею состязания, а потому прилагаются все способы для внесения в её организм разных разлагающих элементов; в этой деятельности австрийское правительство владело прекрасным орудием в неукротимой ненависти к России поляков. Однако, одно это орудие оказалось, при всей его ядовитости, недостаточным или, по крайней мере, действующим не с желаемой быстротою, и вот в 70-х годах XIX века идея графа Стадиона—разъединить червонорусов Галиции от русского парода переименованием их из русских в «русины»,—получает дальнейшее развитие, в изобретении небывалого «украинского» народа с сочиненным нарочито «украинским» языком, не только отрицающим какое бы то ни было родство с русскою народностью, но и относящимся к ней, к русскому государству, к «царату», с фанатической ненавистью, неуступающей в своей силе польской, но значительно превосходящей ее своею беспричинностью. Австрийское правительство, со свойственной ему проницательностью, правильно оценило огромную пользу, которую ему может принести распространение украйноманства или мазепинства не только в пределах Галиции, по и в малороссийских губерниях России и потому ревностно занялось его насаждением по обе стороны границы, отделяющей ее от восточного соседа. У себя, дома, оно не останавливалось ни перед чем, чтобы уничтожить в галичанах сознание своего русского происхождения и единства русского литературного языка. Никакия конституционные гарантии законного признания русского языка, как имеющего права областного, не соблюдаются; он изгоняется неслыханными насилиями, бесстыднейшим произволом из суда, общественного и официального употребления, из школ и русских бурс. Полицейския ищейки, жандармы, по доносам украинских и польских ненавистников, производя обыски, уничтожают всю попадающуюся при этом русскую литературу: Гоголь, Толстой, Пушкин и другие авторы считаются недозволенными, конфискуются и истребляются без всякого снисхождения.

Но так как живая народность, кроме языка, отмечается также и её религиозным культом, а русские галичане униаты, т.-е. признавая верховенство папы, сохранили всю грековосточную обрядность и службы на славянском языке, что значительно сблизило их с православным миром России, так что они далее молитвенники и др. богослужебные книги приобретали большею частию издания Почаевской лавры, то предприняты были тоже энергические меры к более или менее быстрому окатоличению униатства. Ради латинизации унии польский католик граф Шептицкий не побрезговал наружно перейти в унию, а теперь за ним следует и его братец, и началась в духовном мире униатской Галиции такая же вакханалия беззаконий и преследований, какая неистовствует и в светской. Так как подчинение политике латинизации униатской церкви сулило милостивое благорасположение духов- ного начальства и сопряженные с ним благостыни, то многие униатские священники с готовностью вводили требуемые изменения, чем во многих приходах возбудили недовольство, кончившееся заявлением о переходе в православие. Но хотя по закону в Австрии существует полная свобода вероисповедания, однако для православия она не соблюдается, и переход в него считается государственным преступлением. Селения, перешедшия в православие и нежелающия возвратиться в окатоличенное униатство, по мпогу лет остаются без всякого удовлетворения их духовных потребностей, потому что каждый православный священник, имевший смелость появиться в таких селениях, немедленно ввергается в тюрьму под самыми ничтожными, часто нагло нелепыми предлогами. Так, напр., два священника, проходившие по мосту чрез какую-то речку, были схвачены и заключены в тюрьму под предлогом обвинения в шпионстве и государственной измене, заключавшимися якобы в том, что они измеряли мост для сообщения его размеров иностранному государству, а фактическим доказательством такового их преступления послужил найденный при обыске у жены одного из них бумажный метр, рассылаемый при модных журналах. Словом оказать, ни для русских людей, не желающих отказаться от своего происхождения и родного языка, ни для священников-униатов, не желающих содействовать латинизации униатской церкви, не говоря уже о православных, не существует в Австрии ни конституции, ни законов, ни государственной защиты, ни суда, ни школы, ни прав гражданских, политических и даже имущественных. Под самыми пустыми предлогами на русских галичан сыплются обыски, аресты и штрафы до полного разорения. Виртуозность австрийских властей в этом отношении доходит до высшей степени изобретательности. Так, напр., какой-нибудь стойкий русский человек под каким-нибудь выдуманным предлогом вызывается за много верст к местному начальнику и это повторяется по нескольку раз последовательно, чем подвергнувшийся такому истязанию доводится до полного из неможения, а надругатель с формальной стороны прав. Или, напр., составляется обвинительный протокол, что на своем земельном участке такой-то допустил произрасти сорным травам и за это налагается штраф, доходящий до 40 и более крон (16 руб.).

Неистовый разгул произвола местных властей над русским народом Галиции не встречает ни в малейшей степени обуздания со стороны центрального австрийского правительства, так как он соответствует видам её политики. Покровительство, оказываемое мазепинству, соблазнило большую часть галицийской интеллигенции и духовенства перейти в лагерь украинцев и вести ожесточенную борьбу с так называемыми москвофилами, которые несмотря на то, что со всех сторон окружены врагами, лишенные защиты государства в самых законных неоспоримых правах существования, фактически находящиеся вне закона, все-таки защищаются с энергией отчаяния.

IV.

Еще до недавнего времени главными фаворитами австрийского правительства были галицкие поляки, как наиболее удобное орудие против России, но теперь благорасположение его разделили и не только разделили, но как кажется обратили на себя в большей степени, украинцы. Расчет при этом был очень простой. Австрийские политики правильно рассудили, что культивация украинства, ненавистнического России, с внушенной показной целью стремления к «самостийности» Украйны, «угнетаемой царатом», а в действительности для приобщения нашей Малороссии с её 20 миллионным населением на манер Боснии и Герцоговины к числу народностей, благоденствующих под скипетром Габсбургов, принесет много больше выгоды и вернее приведет к цели – господству над славянами. Австрии нужна польская ненависть к России для ослабления этой последней, но по достижении её разгрома поляки конечно будут стремиться к их заветной мечте – восстановлению самостоятельного польского коро левства и, конечно, не удовольствуются скромною ролью вассалов австрийского государства. Чем больше славянских народностей войдут в его состав, тем незначительнее будет влияние польской их части и тем понятнее будет их стремление к волной государственной обособленности, в чем однако они. по всей вероятности, жестоко ошибутся.

Могут однако встретиться возражения: почему же благосклонное отношение австрийского правительства к украинскому движению считать актом, направленным против целости русского государства? Но какой же другой смысл и значение может иметь покровительство движению, созданному до очевидности искуственно, более того прямо нелепому, бессмысленному, ибо такого племени, такого народа – украинского – нет и быть не может. Слово Украйна есть термин географический, а не этнографический, и обозначает окраины государства, и всякий их обитатель, будь то малоросс, поляк, турок и, словом, кто бы ни был может называться украинцем. Равным образом и языка украинского быть не может, и волапюк или эсперанто, изобретенное Грушевским и К˚ под видом украинского языка, составляет фабрикацию, непонятную народу. И вот австрийское правительство для этой искуственной национальности, взрощенной исключительно на почве беспричинной ненависти к русскому державному пароду, собирается основать университет с украинским эсперанто, как преподавательским языком. Но как ни нелепа кажется на первый взгляд эта затея с насаждением искуственной народности с искусственным языком, однако, принимая во внимание зачаточное положение политического развития наших общественных групп, полное отсутствие патриотического воспитания, легкую податливость к внушениям посредством соблазнительных, но совершенно бессодержательных формул как – свобода, равенство, братство, очень немудрено заразить общество ядовитым брожением и создать сепаратическое стремление. Да оно уже и началось и потихоньку свершает свою гибельную задачу, не встречая заметного противодействия со стороны органов охраны целости русского царства.

V.

Таким образом представляется совершенно несомненным, что государственная цель австрийской политики заключается в достижении главенства над славянскими народами. для чего правительство Австрии пользуется всяким случаем расширить границы своих славянских владений и неустанно подкапываться под могущество России, при чем главными орудиями служат ей ненависть к России поляков и распространение украинства. До несчастной японской войны австрийское правительство вело свой подкоп очень осторожно, исподволь, но неудачная война, позорный портсмутский мир, а затем окончательное ослабление правящей власти, допустившей совершенно искусственную революцию и создавшей настоящее крайне неустойчивое и неопределенное положение, поощрило Австрию к более энергическим и решительным выступам, как анексия Боснии и Герцеговины и доведение до последних пределов террора в целях окончательного истребления русской народности в Галиции. В этой, острием направленной против России, политике, Австрия опиралась на могущество Германии, правители которой не раз считали нужным высказать к сведению всех, у кого есть уши, что в случае военного столкновения Австрии с другою державою, а таковою могла быть только Россия, германския войска будут сражаться рядом с австрийскими. Несмотря на то, что мощь России была значительно потрясена неудачной войной и еще более внутренней смутой, она все же представляла очень сильного и опасного противника, тем более, что пережитые ею несчастия были следствием не падения её материального могущества, а духовной немощи и заблуждений руководящих сфер общества и сбитаю ими с толка правительства. По этому-то австрийская политика старалась внести яд разложения в родственные русския племена населения государства, внушением ненависти к великороссам среди малороссов, переименованных для более наглядного доказательства того, что между ними и великороссами нет ничего общего, в украинцев. Поляки и галицкие и наши доморощенные с не меньшим усердием пропагандировали в то же время отчуждение белороссов сев.-западного края, переименовывая нас в русинов. Внося таким способом смуту и сея ненависть в различных русских племенах к господствующему великорусскому, объединившему их в одно могучее целое и тем доказавшему свою способность к государственному строительству, эти ближайшие враги и соперники стремятся очевидно к тому, чтобы Россия привитым ей ядом разложения ослабла так, чтобы для окончательного развала её не потребовалось затраты больших усилий, и она рухнула, бы при самом легком внешнем толчке, а может быть и без оного, а исключительно от своего собственного окончательного сгниения.

Ныне, когда ко всем разрушительным силам внешним и внутренним, действующим губительно на организм русского государства, присоединилась еще балканская война, к которой Россия не может относиться равнодушно, ибо это означало бы отказ от своей исторической государственной задачи, преследуемой многие сотни лет, и положение России, еще не выбившейся на широкую и определенную дорогу в своем внутреннем далеко не законченном переустройстве, осложнилось прибавлением трудно разрешимой внешней задачи, в которой замешаны и перепутаны множество противоположных интересов, Австрия сочла по-видимому все сочетание событий сложившимся столь благоприятно для её целей, что она стала вести себя против России самым вызывающим, или как теперь выражаются, провокаторским образом, в чем ей вторит до известной степени и Германия.

Достаточно вспомнить наглейшие притеснения многих русских подданных под предлогом шпионства и последний только что разразившийся эпизод с русским инженером г. Алехиным, брошенным в тюрьму без всякого основания и продержанным там 2 месяца с запрещением снестись с русским представительством в Вене, двукратное публичное оскорбление, нанесенное в Львове изображению русского монарха, оставшимся без всякого достойного удовлетворения, и многия другия выходки. Германия и в этом отношении не отстает от своей союзницы, как показал недавний случай с одним из русских офицеров, официально командированным в Германию с точно определенным поручением, обвиненным в шпионстве и осужденным германским военным судом к 5 летнему тюремному заключению без малейших уличающих данных.

А между тем еще очень недавно отношения Германии к России были совсем иные: в 1905 г. мы не усумнились совершенно оголить от войск нашу европейскую границу в твердой вере в дружелюбие Германии, которое так быстро превратилось в презрительно-вызывающее и даже прямо угрожающее поведение.

Кто виноват в порче старинных добро-соседских отношений обеих держав: германское ли коварство и эгоизм или неспособность нашей дипломатии, деятельность которой за последнее семилетие вызывала всеобщее неудовольствие в русском обществе — решить мудрено, да и надобности неть этого доискиваться; надо считаться теперь с действительно создавшимся положением и правильно оценив ого, готовиться ко всяким случайностям, чтобы не быть застигнутыми врасплох, что постоянию оказывалось при всех наших столкновениях как внешневоенных, так и внутренне-революционных.

VI.

Теперь же нам грозит одновременно и то и другое. Что же делать? Какой путь избрать? Мнение политической печати раскололось на два противоположные направления: часть советует полное невмешательство и предоставление балканского союза его собственной участи, которая обусловится исходом войны. При этом указывается, что паше правительство было против войны, но что славянския государства пренебрегли советами русского прави тельства (и, повидимому, поступили правильно с точки зрения их политических выгод), что, усилясь, они, южные славяне, окажутся нашими более опасными врагами чем турки, напоминалась их неблагодарность, обнаружившаяся тотчас же после освободительной войны 1876 г. Пусть все это правда. Пусть все балканские славяне вместе взятые и с греками на придачу не стоят капли крови одного русского солдата и, затеяв сами борьбу с турками, пусть сами и расхлебывают кашу, заваренную вопреки предостережениям и советам русского правительства. Но разве Россия вела свои многочисленные войны с Турками только в интересах славянского населения балканского полуострова? Разве у неё не было там своих русских государственных интересов? Достаточно напомнить хотя бы вопрос о проливах, который нашим правительством считается па столько существенно важным для России, что еще так недавно разрешение его в благоприятном для неё смысле противуполагалось как компенсация за захват Австрией Боснии и Герцоговины. Но, допустим на минуту, что тот или другой исход балканской борьбы ни сколько не затронет русских интересов, и потому мы можем смотреть на нее сложа руки, и ничего не предпринимал. Пожалуй, это было бы возможно, но только при одном условии, чтобы и остальные европейския державы отказались от вмешательства в турецко-славянско-греческое состязание. Но происходит нечто совершенно обратное. Все они, чуя скорое наступление момента окончательного развала турецкого владычества в Европе, озабочены задачей не допустить захвата какого-нибудь лакомого куска своему соседу и урвать себе все, что только возможно. Так, Англия уже успела захватить остров Тезос и гавань Кавалу близ Дарданелл (это паша согласница-то!), Германия выговорила себе какия-то концессии, Австрия создает под своим покровительством, т.-е. предлогом к вечному вмешательству в дела балканских стран и давлению на них, — независимую номинально Албанию, которая окажется постоянною гнойною язвою и причиной вечного беспокойства и брожения на полуострове, даже созданная нами Румыния и та, палец о палец не ударив, претендует почему-то, на какую-то, за что-то, компенсацию и пока еще Болгары, дерущиеся смертным боем с турками, ровно ничего не получили, она наглейшим образом требует прирезки к себе части болгарской земли с крепостью Силистрией. И в то же время, если верить газетным сообщениям, германское правительство объявило нашему, что всякое паше выступление в Малой Азии против Турции оно сочтет за casus belli. Теперь спрашивается: может ли Россия, соблюдая свои государственные интересы, допустить без вмешательства и без всякого противодействия такое хозяйничанье Австрии на Балканском полуострове, которое отдает его весь в её полновластное распоряжение? Конечно не может, не изменяя своему историческому назначению и не компрометируя окончательно своего положения как великой, мировой державы. Допустив вытеснить русское влияние на славянския народности Балкан, Россия окажется в том же положении, в каком была Австрия после Садовой: она утратит смысл своего существования и либо развалится, либо будет вынуждена отыскивать другую цель достойную великой державы., что будет ей много потруднее, чем Австрии 1866 года, или и совсем невозможно.

VII.

Что касается до положения России среди остальных государств не только Европы, а и всего мира, то на всем земном шаре, во всех пяти частях света не найдется ни одной значительной страны, нам искренно дружественной. От западной нашей границы и до Великого Океана мы окружены соседями, без исключения заинтересованными нашим ослаблением. Далее настоящие наши односторонники-члены тройственного соглашения заинтересованы в нас как в щите, готовом принять на себя главные удары их врагов и соперников, которые из этого столкновения выйдут по их расчету, если и победите- лями, то настолько ослабленными, что долго не будут опасными ни Франции, пи Англии, чего только этим и требуется. Растущее могущество России вовсе не в их интересах, в особенности Англии, стремящейся к мировой гегемонии и, конечно, понимающей, что её, вероятной соперницей в этом может быть скорее всего Россия, обладающая для того наиболее счастливыми условиями, так как она может достигнуть мирового преобладания исключительно естественным ростом своего населения, далеко еще не заполнившим в достаточной мере огромную территорию империи, находящуюся не в чрезполосице, как у других её конкурентов, а в одном куске, а это составляет огромное преимущество.

Для германского drang nach osten могущественная Россия, сознавшая свои национальные и государственные интересы, составить совсем нежелательную преграду. Претендуя тоже на мировое преобладание, Германия не может ограничиться тесным пространством, занимаемым ею в Европе, и будет стремиться разшириться конечно в сторону наименьшего сопротивления. Если бы она находилась в союзе с Россией, то по всей вероятности мелкия государства Запада и часть земель Австрии, а может быть, и вся она легко сделались бы её добычей, ибо единственная держава, которая могла бы оказать ей сопротивление – Франция – давно утратила свое военное обаяние и с ним и могущество, Италия удовольствовалась бы клочками своей irridenta, австрийские немцы и сейчас тоскуют об оторванности своей от общего германского vаterland`a, а остальные народности переменили бы только одно владычество на другое. Получив выход к Адриатическому морю, Германия могла бы оставить Балканский полуостров и его народностям развиваться самостоятельно под влиянием России и таким образом «восточный вопрос» мог разрешиться без необходимости прививки к нему постоянного гнойника в виде искусственной Албании, нужной исключительно только Австрии для давления на государства полуострова, когда это будет представляться возможным сложившимися обстоятельствами. По вмешательство России в распрю между Германией и Францией в пользу и во спасение последней не дало образоваться естественному и обоюдовыгодному союзу двух соседей, и вынудило Германию искать союза со своим недавним соперником для обороны от восточного соседа, предоставив Австрии свое содействие в развитии политики австро-славизма, что избавляло Германию от покушений Австрии возвратить свое значение в германском мире и обращало фронт её государственных стремлений на восток.

Почему руководители русской политикой того времени предпочли создать бок-о-бок с собою недовольного врага вместо заинтересованного союзника, почему в интересах России требовалось заступничество за Францию, в течение целого столетия, с конца XVIII века, постоянно враждовавшую против нас — понять очень мудрено.

В интересах пресловутого «равновесия»? По к чему это равновесие России, которая сама, одним своим существованием, составляет живое противоречие всякому равновесию? Это равновесие могло интересовать государства Западной Европы для сохранения баланса между ними, по Россия, перевешивая своею тяжестью чуть не всю взятую вместе Европу, могла относиться весьма равнодушно к изменению объемов любой европейской страны.

Не препятствуя распространению Германии на запад, русские политики не только отвращали ее от стремления па восток, но ставили ее в необходимость искать благорасположения России для обеспечения своего тыла и фланга с юга. А свои западные приобретения Германия не могла бы переварить очень долгое время и тем дольше, чем они были бы значительнее, а Россия на все это время получила бы полную свободу действий в разрешении восточного вопроса, в который Англия одна, без помощи Франции, ввязаться бы наверно поостерегалась, Италия занята была бы своим объединением, а Австрия не посмела бы и шевельнуться со своими славянскими полками против славян. Очевидно, что политика Александра II 1870 года была, правильнее и понимала интересы России лучше, чем политика 1875 года, хотя последняя и пользовалась большим сочувствием нашего общественного мнения, воспитанного в почтении к принципам «великой» французской революции.

VIII.

Однако сделанных ошибок не воротишь и теперь приходится считаться с содавшимся положением, которое по отношению к России заключается в том, что вместо восточного возник теперь Русский вопрос: удастся или нет Австрии, интригами или силою, при содействии Германии развалить Россию и запять её место в славянском мире. Что таково стремление Австрии—может не видеть только безнадежная политическая близорукость или намеренное предательство. А сознавая это, можно ли рассчитывать на какое-либо соглашение с Австрией? Казалось бы большою наивностью предполагать возможность такового, и было очень странно читать известие, что между русским и австрийским правительствами достигнуто «полное соглашение» по балканскому вопросу. Можно придти к соглашению с противником, но какое соглашение может состояться между соперниками, из которых жизненная задача одного заключается в стремлении занять место, занимаемое другим. Отказалась ли Австрия от политики австро-славизма? Согласилась ли Россия уступить ей свое место в славянском мире с Малороссией на придачу? Сколько нам известно по ходу событий, в обеих странах не случилось ни того ни другого. Или обе державы согласились в разграничении сфер своих влияний в славянских странах? Но это со стороны русских политических руководителей было бы не только грубейшей, по и пагубнейшей, непозволительной ошибкой. Повторение истории Боснии и Герцоговины будет смертным приговором России. Согласие же Австрии па разграничение сфер влияния будет заведомым обманом, которым на некоторое время будут прикрыты её истинные стремления к гегемонии в славянском мире.

Таким образом для России создалось теперь такое положение, что столкнование её с Австрией является неизбежным. Хочет или не хочет ока войны, а таковая будет, если только Россия не откажется добровольно от своего мирового значения и сама не станет членом славянской федерации под скипетром Габсбургов, чего, конечно, предположить нельзя. В виду этого Россия в военном отношении должна быть во всякую минуту готова к столкновению, а в отношении внутренней политики зорко следить за вреднейшей интригой «украинства» в Малороссии и «руссинства» в Белороссии, и принимать энергическия и разумные меры противодействия развитию этого злобного и коварного яда.

Восточный вопрос, столь долго занимавший корыстное внимание Европы, теперь очевидно рухнул, обманув многие аппетиты. На его место теперь выдвигается другой, еще более громадный вопрос, вопрос, который подготовлялся уже много лет разными приемами, начиная от расстройства всех функций нашего государственного существования до искусственной революции включительно, – вопрос Русский. Удастся ли русскому колоссу устоять па ногах или же он рухнет и, рассыпавшись на составные части, послужит образованию новых государственных организмов, это зависит всецело от мудрости и искуства ого государственных людей.

Кто-то сравнил, что Россия – это колосс на глинянных ногах. Совершенное заблуждение: именно ноги-то у этого колосса и обладали до сих пор, да и теперь еще обладают необыкновенной мощностью. Сумеет ли голова русского колосса оценить и выгодно использовать прочность и силу его ног – вот в чем задача и отчего зависит благоприятный исход Русского вопроса.