[30]
ГЛАВА III.
Поселенія Латиновъ.
Переселенiе Индо-Германцевъ.
Родиной индо-германскаго племени была западная часть средней Азіи; оттуда оно распространилось частію въ юго-восточномъ направленіи по Индіи, частію въ сѣверо-западномъ по Европѣ. Трудно точнѣе опредѣлить первоначальное мѣсто жительства Индо-Германцевъ; во всякомъ случаѣ слѣдуетъ полагать, что оно находилось внутри материка и вдалекѣ отъ моря, такъ какъ мы не находимъ ни одного слова, которымъ называлась-бы море, ни у азіатской ни у европейской отрасли этого племени. Есть не мало признаковъ, по которымъ можно нѣсколько точнѣе указать на страны, лежащія вдоль береговъ Евфрата, — изъ чего истекаетъ тотъ замѣчательный фактъ, что первоначальныя мѣста жительства двухъ самыхъ важныхъ культурныхъ племенъ индо-германскаго и арамейскаго почти совпадаютъ въ географическомъ отношенiи, а это служитъ подтвержденіемъ для догадки ο родствѣ и между этими народами — для той догадки, которая впрочемъ находится почти совершенно внѣ всякихъ культурныхъ и филологическихъ изслѣдованій. Болѣе точное указаніе мѣстности такъ-же невозможно, какъ невозможно прослѣдить дальнѣйшія переселенія отдѣльныхъ племенъ. Европейская вѣтвь, вѣроятно, и послѣ выдѣленія индійской еще долго жила въ Персіи и въ Арменіи, такъ какъ эти страны были, по всѣмъ признакамъ, колыбелью земледѣлія и винодѣлія. Ячмень, полба и пшеница искони произрастали въ Месопотаміи, а виноградная лоза — къ югу отъ Кавказа и отъ Каспійскаго моря; тамъ также находилось мѣсто рожденія сливнаго, орѣховаго и другихъ легко пересаживаемыхъ фруктовыхъ деревьевъ. Достоинъ вниманія и тотъ фактъ, что у большинства европейскихъ племенъ, у Латиновъ, у Кельтовъ, у Германцевъ и у Славянъ, море имѣло одинакое названіе; отсюда слѣдуетъ заключить, что эти племена еще до своего раздѣленія достигли береговъ Чернаго моря или также Каспiйскаго. Вопросъ, какимъ путемъ Италійцы добрались оттуда до цѣпи Альповъ и гдѣ именно
[31]жили они до своего отдѣленія отъ Эллиновъ, можетъ быть рѣшенъ только тогда, когда будетъ выяснено, какімъ путемъ Эллины достигли Греціи — черезъ Малую Азію или черезъ придунайскія страны. Во всякомъ случаѣ, не подлежитъ сомнѣнію, что Италійцы, точно такъ-же, какъ и Индійцы, попали на свой полуостровъ съ сѣвера (стр. 11). До сихъ поръ еще можно ясно прослѣдить движенiе умбро-сабельскаго племени по среднему горному хребту Италіи въ направленіи отъ сѣвера къ югу, а послѣднія фазы этого движенія даже относятся къ вполнѣ-историческимъ временамъ. Не такъ легко различить путь которымъ совершилось переселеніе Латиновъ. Оно, вѣроятно, происходило въ томъ-же направленіи, вдоль западнаго берега, конечно задолго до того времени, когда двинулись съ своего мѣста первыя сабельскія племена; воды достигаютъ во время разлива высокихъ мѣстъ только послѣ того, какъ покрыли низменныя мѣста и потому только болѣе раннимъ поселеніемъ латинскихъ племенъ на берегу моря объясняется тотъ фактъ, что Сабеллы удовольствовались болѣе суровой нагорной мѣстностью и лишь оттуда при случаѣ втирались въ среду латинскихъ племенъ.
Распространенiе Латиновъ по Италiи.
Что отъ лѣваго берега Тибра вплоть до Вольскихъ горъ жило латинское племя, давно уже хорошо извѣстно; но въ этихъ горахъ, по видимому оставленныхъ въ пренебреженіи во время перваго переселенія, когда еще были свободны равнины Лаціума и Кампаніи, поселилось, — какъ это доказываютъ вольскія надписи, — такое племя, которое было въ болѣе близкомъ родствѣ съ сабельскімъ, чѣмъ съ латинскимъ. Напротивъ того, въ Кампаніи, до прибытія греческихъ и самнитскихъ поселенцевъ, вѣроятно, жили Латины, такъ какъ италійскiя названія Νovlа или Νοlа (новый городъ) Campanі Capua, Volturnus (отъ volvere, какъ Inturna отъ invare), Opsci (работники), какъ доказано, древнѣе самнитскаго нашествія и свидѣтельствуютъ ο томъ, что во время основанія Кумъ Греками, Авзонской Кампаніей владѣло италійское и, по всему вѣроятно, латинское племя. И коренные жители той мѣстности, которая была впослѣдствіи заселена Луканами и Бреттіями, то-есть собственно такъ-называемые Itali (обитатели страны рогатаго скота) причисляются лучшими изслѣдователями не къ япигскому, а къ италійскому племени; ничто не мѣшаетъ причислить ихъ къ латинскому племени, хотя совершившееся еще до начала государственнаго развитія Италіи эллинизированіе этихъ странъ и ихъ позднѣйшее наводненіе массами Самнитовъ совершенно изгладили тамъ слѣды болѣе древней національности. И точно такъ-же исчезнувшее племя Сикуловъ ставится древними сказаніями въ связь съ Римомъ; такъ напримѣръ самый древній изъ италійскихъ историковъ, Антіохъ Сиракузскій разсказываетъ, что къ царю Италіи (т. е. Бреттійскаго полуострова) Моргесу явился бѣглецъ изъ Рима по имени Сикелъ,
[32]а эти разсказы, по всему вѣроятію, основаны на предположенiи историка, что племя Сикуловъ, жившее въ Италiи еще во времена Ѳукидида, стояло наравнѣ съ латинскимъ. Хотя поразительное сходство нѣкоторыхъ словъ сицилійско-греческаго діалекта съ латинскимъ и объясняется скорѣе старинными торговыми сношеніями Рима съ сицилійскими Греками, чѣмъ стариннымъ сходствомъ языковъ, на которыхъ говорили Сикулы и Римляне, тѣмъ не менѣе всѣ признаки указываютъ на то, что не только латинская, но, по всему вѣроятію, также кампанская и луканская земля, то-есть собственно такъ-называемая Италія между заливами Тарентскимъ и Лаосскимъ, равно какъ восточная половина Сициліи, были въ глубокой древности заселены различными племенами латинской національности.
Участь этихъ племенъ была далеко не одинакова. Тѣ изъ нихъ, которыя поселялись въ Сициліи, въ Великой Греціи и въ Кампаніи, пришли въ соприкосновеніе съ Греками въ такую пору, когда еще не могли устоять противъ вліянія греческой цивилизаціи и потому или совершенно эллинизировались, какъ напримѣръ въ Сициліи, или такъ ослабѣли, что безъ большаго сопротивленія были подавлены свѣжими силами сабинскихъ племенъ. Такимъ образомъ, ни Сикуламъ, ни Италійцамъ съ Моргетами, ни Авзонамъ не пришлось играть дѣятельной роли въ исторіи полуострова. Иначе было въ Лаціумѣ, гдѣ Греки не заводили колоній и гдѣ мѣстному населенію удалось, послѣ упорной борьбы, устоять и противъ Сабиновъ и противъ сѣверныхъ сосѣдей. Взглянемъ-же на ту мѣстность, которой было суждено пріобрѣсть въ исторіи древняго міра такое значеніе, какого не имѣла никакая другая страна.
Лацiумъ.
Еще въ самой глубокой древности равнина Лаціума была театромъ громадныхъ переворотовъ въ нѣдрахъ природы; медленно-дѣйствующая, творческая сила водъ и взрывы грозныхъ вулкановъ наваливали новые слои на ту почву, на которой долженъ былъ разрѣшиться вопросъ, какому народу будетъ принадлежать всемірное владычество. Эта равнина замыкается: съ востока горами Сабиновъ и Эквовъ, составляющими часть Апеннинъ; съ юга вздымающимся до высоты 4000 футовъ высокимъ горнымъ хребтомъ, который отдѣляется отъ главной цѣпи Апеннинъ стариннымъ владѣніемъ Герниковъ — нагорною площадью Сакко (Треруса, одного изъ притоковъ Лириса) и, направляясь отъ этой площади къ западу, заканчивается Террачинскимъ мысомъ, съ запада — моремъ, которое образуетъ на этихъ берегахъ лишь немногочисленныя и незначительныя гавани; съ сѣвера — великолѣпной равниной, которая стелется на большомъ протяженіи вплоть до холмистой страны Этрусковъ и которую орошаютъ «горный потокъ» Тибръ, вытекающій изъ умбрійскихъ горъ, и рѣка Аніо, вытекающая изъ сабинскихъ горъ. На ея поверхности разбросаны, подобно островамъ, частію крутые Сорактскіе известковые
[33]утесы съ сѣверо-востока, утесы Цирцейскаго мыса съ юго-запада, равно какъ похожій на нихъ, хотя и менѣе высокій Яникулъ подлѣ Ріма, частію вулканическія возвышенности съ потухшими кратерами, которые превратились въ озера, мѣстами оставшіяся въ своемъ прежнемъ видѣ и по сіе время; самая значительная изъ этихъ возвышенностей — альбанскій горный кряжъ, который одиноко возвышается надъ равниной между вольскими горами и теченіемъ Тибра.
Тамъ поселилось то племя, которое извѣстно въ исторіи подъ именемъ Латиновъ, или, — какъ оно было впослѣдствіи названо въ отличіе отъ латинскихъ общинъ, основанныхъ внѣ этой области, — «древнихъ Латиновъ» (prisci Latini). Но занятой имъ округъ Лаціума составлялъ лишь небольшую часть той средне-италійской равнины. Вся страна къ сѣверу отъ Тибра была для Латиновъ чужой и даже враждебной страной, съ жителями которой былъ невозможенъ вѣчный союзъ или прочный миръ, а перемирія, какъ кажется, всегда заключались лишь на короткій срокъ. Тибръ съ самой глубокой древности былъ сѣверной границей и ни въ исторіи ни въ самыхъ достовѣрныхъ народныхъ сказаніяхъ не сохранилось воспоминаній ο томъ, какъ и когда установилось это богатое послѣдствіями разграниченіе владѣній. Въ то время, съ котораго начинается наша исторія, плоская и болотистая мѣстность на югѣ отъ Альбанскихъ горъ находилась въ рукахъ умбро-сабельскихъ племенъ Рутуловъ и Вольсковъ; даже Ардеа и Велитры не были коренными латинскими городами. Только средняя часть этой равнины, лежащая между Тибромъ, предгорьями Апеннинъ, Альбанскими высотами и моремъ, и образующая площадь почти въ 34 нѣмецкихъ квадратныхъ мили, то-есть немного болѣе обширную, чѣмъ теперешній Цюрихскій кантонъ, составляла собственно такъ-называемый Лаціумъ или ту «равнину»[1], которая представляется нашимъ взорамъ съ высотъ Монте-Каво. Тамъ мѣстность довольно ровная, но не совершенно плоская; за исключеніемъ песчанаго морскаго берега, покрытаго наносной землей частію изъ Тибра, она повсюду пересѣкается небольшими высотами и даже нерѣдко довольно крутыми известковыми холмами и глубокими разсѣдинами, а эти безпрестанныя повышенія и пониженія почвы образуютъ въ промежуточныхъ пространствахъ накопленія тѣхъ стоячихъ водъ, которыя испаряются во время лѣтнихъ жаровъ вмѣстѣ съ гніющими въ нихъ органическими остатками и распространяютъ злокачественную лихорадку, которая и въ древности, какъ
[34]теперь, была въ лѣтнюю пору настоящей язвой того края. Ошибаются тѣ, которые полагаютъ, что причиною этихъ міазмовъ былъ упадокъ, въ который пришло земледѣліе отъ дурнаго управленiя въ последніе вѣка республики и при папахъ; эту причину слѣдуетъ искать въ недостаточномъ стокѣ водъ, который и въ настоящее время имѣетъ такія-же послѣдствія, какія имѣлъ тысячи лѣтъ тому назадъ. Впрочемъ, не подлежитъ сомнѣнiю, что при непрерывномъ воздѣлываніи почвы, вредный воздухъ до нѣкоторой степени утрачиваетъ свою заразительность, а причина этого еще невполнѣ выяснена, но частію должна заключаться въ томъ, что обработка верхнихъ слоевъ земли ускоряетъ высыханіе стоячихъ водъ. Все-таки для насъ остается необъяснимымъ, какъ могло появиться густое земледѣльческое населеніе въ такихъ мѣстностяхъ, какъ латинская равнина и низменность Сибариса и Метапонта, гдѣ въ настоящее время нельзя найти здоровыхъ жителей и гдѣ путешественникъ неохотно остается на ночь. Но не слѣдуетъ позабывать, что народъ, стоящій на низкой степени цивилизаціи, вообще болѣе чутокъ къ требованіямъ природы, болѣе способенъ примѣняться къ этимъ требованіямъ и, быть можетъ, также одаренъ болѣе эластичной физической организаціей, которая даетъ ему возможность уживаться съ местными условіями. Въ Сардиніи до сихъ поръ занимаются земледѣліемъ при точно такихъ-же климатическихъ условіяхъ; тамъ воздухъ также заразителенъ, но земледѣлецъ спасается отъ его вліянія благодаря предусмотрительной заботливости о своей одеждѣ, ο своей пищѣ и ο выборѣ самыхъ удобныхъ часовъ дня для своихъ работъ. Ничто такъ не предохраняетъ отъ aria cattiva какъ ношенiе шерсти на тѣлѣ и пылающій огонь; этимъ и объясняется, почему римскій поселянинъ постоянно носилъ толстыя шерстяныя одежды и никогда не гасилъ огня на своемъ очагѣ. Что касается всего остальнаго, то эта мѣстность должна была казаться привлекательной земледѣльческому народу, искавшему мѣстъ для поселенiя; почву не трудно воздѣлывать при помощи самыхъ простыхъ земледѣльческихъ орудій и она даетъ даже безъ всякаго удобренія урожай, который, впрочемъ, не особенно великъ по италійскому мѣрилу: пшеница вообще родится самъ-пятъ[2]. Въ хорошей водѣ нѣтъ избытка,
[35]оттого-то каждый источникъ свѣжей воды и имѣлъ въ глазахъ населенія особенную цѣнность и святость.
Латинскiя поселенiя.
До насъ не дошло никакихъ разсказовъ ο томъ, какъ Латины заселили ту мѣстность, которая съ тѣхъ поръ носила ихъ имя, и всѣ наши заключенія объ этомъ предметѣ могутъ быть только косвенными. Впрочемъ нѣкоторыхъ указаній можно доискаться, или можно до нихъ добраться путемъ правдоподобныхъ догадокъ. — Родовые поселки.Римская территорія раздѣлялась въ самыя древнія времена на нѣсколько родовыхъ участковъ, изъ которыхъ впослѣдствіи образовались самыя древнія «деревенскія трибы» (tribus rusticae). О Клавдіевской трибѣ намъ извѣстно изъ преданій, что она возникла вслѣдствіе поселенія членовъ Клавдiева рода на берегахъ Аніо; то-же съ достовѣрностію можно заключить относительно названій другихъ участковъ болѣе поздняго раздѣла. Эти названія давались, — не такъ какъ названія присоединенныхъ въ болѣе позднюю пору участковъ, — не по местности, а исключительно по родовымъ именамъ; роды давали свои имена участкамъ древней римской территоріи до тѣхъ поръ, пока не заглохли совершенно (какъ напримѣръ Camilii, Galerii, Lemonii, Pollii, Pupinii, Voltinii), — и въ особенности самыя древнія патрицiанскія семьи: Aemilii, Cornelii, Fabii, Horacii, Menenii, Papirii, Romilii, Sergii, Voturii. Достоинъ вниманія тотъ фактъ, что между всѣми этими родами нѣтъ ни одного, ο которомъ можно бы было съ достовѣрностію утверждать, что онъ переселился въ Римъ лишь въ болѣе позднюю пору. Подобно римской волости, каждая изъ италійскихъ волостей и, безъ сомнѣнiя, также каждая изъ эллинскихъ изстари раздѣлялась на нѣсколько общинъ, связанныхъ между собою и сосѣдствомъ и родствомъ; этотъ родовой поселокъ и назывался у Грековъ «домомъ» (οὶχία), изъ котораго и тамъ очень часто возникали подобныя римскимъ трибамъ комы или демы. Соотвѣтствующія италійскія названія «домъ» (vicus) или «строенiе» (pagus отъ pangere) также указываютъ на сожительство членовъ одного рода и, понятнымъ образомъ, получаютъ въ обыденномъ употребленіи
[36] значеніе поселенія или деревни. Какъ «дому» принадлежало извѣстное поле, такъ родовому поселку или деревнѣ принадлежалъ родовой земельный участокъ, который, — какъ будетъ впослѣдствіи доказано, — довольно долго обработывался такъ-же, какъ и домовый участокъ, то-есть по системѣ общиннаго полеваго хозяйства. Развилісь-ли въ Лаціумѣ родовые поселки въ родовыя селенія сами собою, или-же Латины переселились въ Лаціумъ уже готовыми родовыми общинами, — это такой вопросъ, на который мы не въ состояніи дать отвѣта, точно такъ-же, какъ мы не въ состояніи рѣшить, въ какой мѣрѣ родъ состоялъ не только изъ людей, связанныхъ единствомъ происхожденія, но и изъ примыкавшихъ къ роду, не связанныхъ съ нимъ кровнымъ родствомъ людей.
Волость.
Но эти родовыя общины изстари считались не самостоятельными единицами, а составными частями политической общины (civitas populus), которая первоначально представляется совокупностію родовыхъ деревень, связанныхъ между собою единствомъ происхожденія, языка и нравовъ, обязанныхъ подчиняться однимъ и тѣмъ-же законамъ и одинакой расправѣ и дѣйствующихъ за-одно и въ случаѣ оборонительной войны и въ случаѣ наступательной. И у такой волости, какъ и у родовой общины, конечно, былъ какой-нибудь постоянный центральный пунктъ; но такъ какъ члены одного рода, то-есть члены волости, жили въ своихъ деревняхъ, то центръ волости не могъ находиться въ центрѣ совмѣстной осѣдлости, или въ городѣ, а былъ лишь общимъ сборнымъ пунктомъ, гдѣ творилась расправа и хранилась общественная святыня, гдѣ члены волости собирались въ каждый восьмой день для дѣловыхъ сношеній и для удовольствій и, гдѣ они, въ случаѣ непріятельскаго нашествія, находили и для самихъ себя и для своего скота болѣе безопасное убѣжище, чѣмъ въ деревняхъ; на этомъ сборномъ пунктѣ или вовсе не было постоянныхъ жителей или было очень мало. Точно такія-же старинныя убѣжища можно найти и въ настоящее время въ холмистыхъ мѣстахъ восточной Швейцаріи на вершинахъ нѣкоторыхъ возвышенностей. Такія мѣста назывались въ Италіи «вершинами» (capitolium, — то-же, что у Грековъ ἄχρα, верхушка) или «за́мками» (arx отъ arcere, замыкать); это еще не городъ, но зачатки будущаго города, такъ какъ къ за́мку примыкаютъ дома́, которые впослѣдствіи обносятся «оградой» (слово urbs въ родствѣ съ urvus, curvus и, быть можетъ, также съ orbis). Внѣшнее различіе между за́мкомъ и городомъ заключается въ числѣ воротъ: за́мку ихъ нужно какъ можно меньше, а городу какъ можно больше; поэтому въ первомъ обыкновенно бываютъ только одни ворота, а во второмъ по меньшей мѣрѣ трое. Эти укрѣпленія служили опорой для того до-городскаго волостнаго устройства Италіи, слѣды котораго можно довольно явственно различить
[37]тамъ, гдѣ городской бытъ развился поздно и частію до сего времени еще не развился вполнѣ, какъ напримѣръ въ странѣ Марсовъ и въ мелкихъ волостяхъ среди Абруццовъ. Въ землѣ Эквикуловъ, еще во времена имперiи жившихъ не въ городахъ, а въ безчисленныхъ, ничѣмъ незащищенныхъ деревняхъ, часто встрѣчаются ограды съ однимъ храмомъ внутри; эти огороженныя мѣста, считавшіяся за «опустѣлые города», возбуждали удивленіе какъ въ римскихъ, такъ и въ новѣйшихъ археологахъ, изъ которыхъ первые принимали ихъ за жилища «первобытныхъ обитателей» (aborigines), а вторые за жилища Пеласговъ. Конечно болѣе правильно принимать эти развалины не за остатки обнесенныхъ стѣнами городовъ, а за остатки тѣхъ убѣжищъ, въ которыхъ укрывались члены одной родовой общины, и которыхъ въ древности, безъ сомнѣнiя, было много во всей Италіи, хотя они и строились не особенно искусно. Понятно, что въ ту-же эпоху, когда перешедшія къ городской осѣдлости племена стали обносить свои города каменными стѣнами, и тѣ изъ нихъ, которые не покидали своихъ деревень, стали замѣнять каменными постройками земляные окопы и частоколы своихъ укрѣпленій; а когда вполнѣ обеспеченное внутреннее спокойствіе сдѣлало такія укрѣпленія излишними, тѣ убѣжища были заброшены и сдѣлались загадкой для позднѣйшихъ поколѣній.
Мѣста древнѣйшихъ поселенiй.
И такъ тѣ волости, для которыхъ служилъ центромъ за́мокъ и которыя состояли изъ нѣсколькихъ родовыхъ общинъ, были, въ качествѣ первоначальныхъ государственныхъ единицъ, исходныхъ пунктовъ исторіи Италіи. Но вопросъ о томъ, гдѣ именно и въ какомъ объемѣ образовались такія волості внутри Лаціума, не можетъ быть разрѣшенъ съ точностью, да и не представляетъ особаго историческаго интереса. Пришельцами были, безъ сомнѣнія, прежде всего заняты возвышающіяся особнякомъ Альбанскія горы, внутри которыхъ переселенцы нашли самый здоровый воздухъ, самые свѣжіе источники и самое безопасное убѣжище, и которыя были природной цитаделью Лаціума. Тамъ, на небольшой нагорной плоскости, возвышающейся надъ Палаццуолой, въ промежуткѣ между альбанскимъ озеромъ (lago di Castello) и альбанской горой (Monte Cavo) лежала Альба, считавшаяся древнѣйшимъ мѣстомъ жительства латинскаго племени и матерью какъ Рима, такъ и всѣхъ остальныхъ древне-латинскихъ общинъ; на склонахъ тѣхъ же горъ находились самыя древнія латинскія поселенія Ланувій, Ариція и Тускулъ. Тамъ же встрѣчаются тѣ очень древнія сооруженія, по которымъ обыкновенно распознаются зачатки цивилизаціи и которыя какъ-бы свидѣтельствуютъ потомству о томъ, что когда Паллада Аѳина появляется на свѣтъ, она, дѣйствительно, рождается взрослой; таковъ срѣзъ отвѣсной скалы ниже Альбы въ направленіи къ Палаццуолѣ, который дѣлаетъ неприступною и съ сѣверной стороны мѣстность,
[38]отъ природы защищенную съ южной стороны крутыми уступами горы Монте-Каво и который оставляетъ открытыми для сообщения только два удобныхъ для защиты прохода съ востока и съ запада; въ особенности таково отверстіе вышиной въ человѣческій ростъ, которое пробито въ крѣпкой стѣнѣ, образовавшейся изъ лавы и имѣющей шесть тысячъ футовъ въ толщину, и черезъ которое было спущено до его теперешней глубины озеро, образовавшееся въ старомъ потухшемъ кратерѣ Альбанскихъ горъ; этимъ способомъ было очищено на самой горѣ значительное пространство, годное для земледѣлiя. — Природными твердынями для латинской равнины служили также вершины послѣднихъ выступовъ Сабинскихъ горъ, гдѣ впослѣдствіи образовались изъ волостныхъ за́мковъ значительные города Тибуръ и Пренестъ, Лабики, Габіи и Номентъ, стоявшіе на равнинѣ между Альбанскими и Сабинскими горами и Тибромъ, Римъ на Тибрѣ, Лаврентъ и Лавиній на берегу моря также были болѣе или менѣе старинными центрами латинской колонизации, не говоря уже о множестве другихъ менѣе извѣстныхъ и частию безслѣдно исчезнувшихъ. Всѣ эти волости были въ самой глубокой древности въ политическомъ отношеніи самодержавными: каждая изъ нихъ управлялась своимъ княземъ при содѣйствіи совѣта старшинъ и собранія способныхъ носить оружіе людей. Тѣмъ не менѣе единство по языку и по происхожденію нетолько сознавалось во всей этой сферѣ, но и выражалось въ важномъ религіозномъ и государственномъ учрежденіи — въ вѣчномъ союзѣ всѣхъ латинскихъ волостей. Первенство первоначально принадлежало, — какъ по италійскому, такъ и по эллинскому обыкновенію, — той волості, внутри которой находилось мѣсто союзныхъ сборищъ; такова была Альбанская волость, вообще считавшаяся, — какъ выше замѣчено — самой древней и самой важной изъ латинскихъ волостей. Полноправныхъ общинъ первоначально было тридцать, и этой цифрой чрезвычайно часто обозначалось и въ Италіи и въ Греціи число составныхъ частей общественной организаціи. Какія мѣстности первоначально принадлежали къ числу тридцати древне-латинскихъ общинъ, которыя так-же могутъ быть названы тридцатью альбанскими колонiями по ихъ отношенiю къ правамъ Альбы, какъ метрополіи, — намъ неизвѣстно изъ преданій и уже не можетъ быть выяснено новыми изслѣдованіями. Какъ для подобныхъ союзовъ Беотійцевъ и Іонійцевъ служили средоточіемъ Памбеотіи и Панiоніи, такъ и для латинскаго союза служилъ средоточіемъ «латинскій праздникъ» (feriae Latinae), во время котораго на «Альбанской горѣ» (mons Albanus, Monte Cavo), въ ежегодно назначавшійся властями день, приносился въ жертву «латинскому богу» (Jupiter Latiaris) быкъ отъ всего племени. Каждая изъ участвовавшихъ въ пиршествѣ общинъ должна была доставлять неизмѣнно установленное количество
[39]скота, молока и сыру и въ замѣнъ того получала право на кусокъ жертвеннаго жаркого. Эти обычаи сохранялись очень долго и всѣмъ хорошо извѣстны, но въ томъ, что касается самыхъ важныхъ правовыхъ послѣдствій такого союза, намъ приходится довольствоваться почти однѣми догадками. Къ религіозному празднику на Альбанской горѣ съ древнѣйшихъ временъ примыкали сходки представителей отдѣльныхъ общинъ, собиравшіяся на сосѣднемъ латинскомъ сборномъ пунктѣ у источника Ферентины (подлѣ Марино), и вообще такой союзъ немыслимъ безъ высшаго управленія и безъ общихъ для всего края законовъ. Что союзъ вѣдалъ всѣ нарушенія союзныхъ постановленій и могъ наказывать за нихъ даже смертію, извѣстно намъ изъ преданій и вполнѣ правдоподобно. Слѣдуетъ полагать, что неотъемлемую составную часть древнѣйшаго союзнаго законодательства составляли и болѣе позднія, одинакія для всѣхъ латинскихъ общинъ, постановленія касательно гражданскихъ правъ и браковъ, — такъ что каждый Латинянинъ могъ приживать съ каждой Латинянкой законныхъ дѣтей, могъ пріобрѣтать во всемъ Лаціумѣ земельную собственность, могъ заниматься торговлей и свободно переходить съ одного мѣста на другое. Далѣе, отъ союза, вѣроятно, зависѣло учрежденіе общаго третейскаго суда для разрѣшенія споровъ, возникавшихъ между общинами; но нѣтъ возможности доказать, въ какой мѣрѣ союзная власть ограничивала верховныя права каждой общины въ вопросахъ о войнѣ и мирѣ. Не подлежитъ никакому сомнѣнію, что союзныя учрежденія давали возможность вести союзными силами нетолько оборонительныя, но и наступательныя войны, при чемъ, конечно, былъ необходимъ и союзный главнокомандующій. Но мы не имѣемъ никакого основанія допустить, что въ этихъ случаяхъ законъ обязывалъ каждую общину принимать дѣятельное участіе въ войнѣ или, наоборотъ, что онъ не дозволялъ ей предпринимать на собственный счетъ войны даже съ которымъ нибудь изъ членовъ союза. Напротивъ того есть указанія на то, что во время латинскаго праздника точно такъ-же, какъ и во время латинскихъ союзныхъ празднествъ, во всемъ Лаціумѣ[3] былъ обязателенъ миръ Божій, а враждовавшія между собою племена, по всему вѣроятію, доставляли въ это время одно другому надежный конвой. Еще труднѣе опредѣлить объемъ привилегій, предоставлявшихся первенствующей волости; можно только утверждать, что нѣтъ никакого основанія считать первенство Адьбы за дѣйствительную политическую гегемонію въ Лаціумѣ и что это первенство, по всему вѣроятію, не имѣло въ Лаціумѣ болѣе важнаго
[40] значенія, чѣмъ почетное первенство Элиды въ Греціи[4]. Вообще какъ объемъ такъ и права этого латинскаго союза, вѣроятно, были неопредѣленны и измѣнчивы; тѣмъ не менѣе онъ былъ и оставался не случайнымъ соединеніемъ различныхъ болѣе или менѣе разно-племенныхъ общинъ, а законнымъ и необходимымъ выраженіемъ единства латинскаго племени. Если латинскій союзъ и не всегда вмѣщалъ въ себѣ всѣ латинскія общины, за то онъ никогда не принималъ въ свою среду не-латинскихъ членовъ; стало быть его подобіемъ въ Греціи былъ союзъ беотійскій или этолійскій, а не дельфійская амфиктіонія.
Этимъ общимъ очеркомъ слѣдуетъ ограничиться, такъ какъ всякая попытка провести болѣе рѣзкія черты набросила-бы на разсказъ отпечатокъ неточности. То смутное время, когда самые древніе политическіе атомы — волости то примыкали одна къ другой, то взаимно одна другой избѣгали, протекло безъ такихъ очевидцевъ, которые были-бы способны его описать, и мы должны остановиться только на томъ, что въ немъ есть цѣльнаго и прочнаго, — на томъ, что тѣ волости, будучи соединены въ одно цѣлое, не утратили своей самобытности, а вмѣстѣ съ тѣмъ сберегли въ себѣ и усилили сознаніе національнаго единства и тѣмъ подготовили переходъ отъ областнаго партикуляризма, съ котораго начинается и должна начинаться исторія каждаго народа, къ тому національному объединенію, которымъ заканчивается или должна заканчиваться исторія каждаго народа.
Римская Исторія. Томъ I / Ѳ. Моммсенъ; пер. В. Невѣдомскаго. — М.: 1887.