Давно, давно, — так давно, что этого не помню не только я, но и моя бабушка, и бабушка моей бабушки, в те времена, о которых мы можем знать только из старых книг, подъеденных мышами и переплетённых в свиную кожу, — была страна Китай. Она, конечно, существует и теперь и даже мало чем отличается от того, какою была тысячи две лет тому назад, но та история, которую я собираюсь рассказать, была очень давно. Нет надобности называть города, в котором она произошла, а также упоминать название большой реки, там протекавшей. Эти названия очень трудные и вы, всё равно, их позабудете, как забываете урок географии. Достаточно помнить, что река эта впадала в море, а у самого устья был расположен богатый и многолюдный город, в котором жил бедный рыбак по имени Не-пью-чай. Он говорил свободно по-китайски, как мы с вами по-русски, обладал лодкой, сетями, имел раскосые глаза и синюю нанковую рубашку. Родители его давно уже умерли, жены и детей не было, не было даже ни брата, ни сестры, только сети, да лодка, в которой он летом и спал, чтобы не тратиться на квартиру. Он был очень беден и притом беспечен, так что всё, что выручал за дневной улов, в тот же день проживал; таким образом, сколько но удивительно, что он был беден, как мышь. Да и то, у мышей есть запасы сыра, стеариновых огарков и т. п., а у Непьючая не было решительно ничего.
Однажды сети у него прорвались и вся рыба ушла обратно в море. Значит, — прощай, денежки и вечерняя порция риса с бобами! Непьючай очень огорчился и проворчал: „у других людей есть дом, отец с матерью, или хоть друзья, куда они могут пойти в случае несчастья, а я куда денусь? У других есть крёстные отец с матерью, а у меня что? Только дырявая лодка, да драные сети!“. Он толкнул лодку ногой, плюнул на песок и задумался. Но но успел он это сделать, как из моря поднялся туман, всё выше и выше и поплыл на берег прямо к тому месту, где находился несчастный Непьючай. Дойдя до него, туман рассеялся и перед нашим рыбаком очутилась странная фигура вроде громадной лягушки, но с человеческой головой и шестью нарами человечьих же рук… Непьючай не очень испугался, потому что китайцы любят ставить изображения всяких чудовищ, и рыбак к ним привык, но он очень удивился, когда морской урод, раскрыв свою широкую пасть, заговорил по-китайски: „Чего тебе надо? О чём ты ворчишь?“
— Моя воркотня нисколько тебя не касается. Я жаловался на свою судьбу, — что у меня нет никаких родных, кто бы мне помог.
— Ты стонал, что у тебя нет крёстного, очевидно, не подозревая, что я — твой крёстный.
— Ах, вот как? Очень приятно познакомиться. Но отчего вы не появлялись до сих пор и что вы можете делать?
Чудовище улыбнулось и почесало рукою за ухом, которое было величиною с добрый лопух.
— Я не появлялся потому, что до сих-пор Непьючай не выражал желания со мной знакомиться. А могу я всё.
— Решительно всё?
— Решительно всё.
— Вы можете сделать, чтобы сети мои стали опять крепкими?
— Могу.
— Может быть, вы можете доставить мне и новую лодку?
— Могу.
— Может быть, вы можете так устроить, чтобы мне вовсе не приходилось закидывать сети и трудиться, а можно было бы иметь свой дом, жену, торговать шёлком, сидеть спокойно в прохладной лавке и целый день пить чай, а по вечерам играть в шашки на балконе с моими приятелями?
Непьючай задавал такие вопросы, никак не думая, что толстая лягушка сможет и это исполнить, но чудовище неизменно ответило: „Это сделать очень не трудно, но не имеешь ли ты ещё желаний? Когда тебе меня будет нужно, ты приходи на это место и позови: крёстный, а крёстный!“.
— Хорошо. До свиданья, спокойной ночи!
Снова поднялся туман и заволок крёстного, потом стал двигаться по направлению к морю и исчез в лунном свете. Непьючай думал, что он видел сон, проспав от голода до глубокой ночи, но если он и не спал, то совершенно не верил, что крёстный исполнит своё обещание, потому что ничего не изменилось: так же качалась дырявая лодка, валялись прорванные сети, и сам рыбак так же сидел на камне в своей синей нанковой рубашке. Вдруг он увидел несколько человек ходивших по берегу, будто они чего-то искали; заметив рыбака, они подошли к нему, почтительно поклонились и сказали: „Господин, вернись домой; неужели тебе не жалко огорчать свою супругу, родственников и нас, верных твоих слуг своими непонятными капризами?“.
Непьючай подумал, что они обознались при неверном свете луны и ответил им: „Вы, вероятно, принимаете меня за кого-нибудь другого, потому что у меня нет ни дома, ни жены, ни родственников и тем более слуг. Я — простой бедный рыбак“.
— Тебе всё ещё угодно упорствовать, почтенный Сам-чин?
— Меня зовут не Сам-чин и я отродясь не был почтенным. Повторяю, я не более как нищий рыбак и зовут меня Непьючай.
— Мы не будем с тобою спорить, но не откажись последовать за нами и, может быть, память вернётся в твой рассудок.
Рыбак подумал, не исполняется ли уже обещание крёстного, и спросил:
— Ну хорошо, если я Сам-чин, а не Непьючай, то скажите мне, где мой дом и чем я занимаюсь?
— Ты сам это хорошо знаешь: ты богатый торговец шёлком, у тебя две прохладных лавки на базаре и дом на берегу моря, где по вечерам ты сидишь на балконе и играешь в шашки со своими друзьями, у тебя красивая молодая жена, у которой одни из самых маленьких ножек всего города; твои почтенные родственники и верные слуги всегда крайне огорчаются и беспокоятся, когда на тебя находит болезнь и ты теряешь память и не узнаёшь их.
— А со мной эхо уже не раз бывало?
— С некоторых пор каждое полнолуние; конечно, это действие луны, больше ничего.
Теперь Непьючай не только убедился, что всё это — дело рук крёстного, но даже стал подумывать, и в правду не Сам-чин ли он. Он охотно пошёл за людьми, которые привели его в благоустроенный дом с садом и балконами, где его встретили остальные слуги, почтенные господа, оказавшиеся его родственниками и, наконец, вышла молодая женщина в богатом платье. Она была маленького роста, по китайскому обычаю сильно набелена и нарумянена, глаза её косили; забинтованные ножки на деревянных подставках еле передвигались, а крошечные ручки с трудом шевелили раскрашенным веером. Таковы китайские красавицы — и потому неудивительно, что нашему рыбаку она показалась чудесным видением. Она бросилась ему на шею и пролепетала тоненьким голоском, как у десятилетней девочки: „медовый мой Сам-чин, звезда моего сердца, наконец-то ты вернулся ко мне, твоей маленькой Миау-миау. Теперь ты останешься навсегда с нами, а когда на тебя будут находить печальные мысли, я буду играть тебе на флейте песенки золотых комаров“.
Непьючай не заставил себя просить и поселился в приморском домике с садом, ведя образ жизни именно такой, какой хотел. Днём он сидел в прохладной лавке и пил чай, слушая базарные новости, но вечерам или играл в шашки на балконе с приятелями, или гулял по миндальному саду, или слушал как Миау-миау играла тихонько на флейте песни золотых комаров, а рыбки в бассейне, высовывая свои головы на лунный свет, слушали её музыку и будто танцевали.
Так прожил он некоторое время в покое, но потом опять стал томиться желаниями. Конечно, теперь ему легче было их исполнить, нежели когда он был нищим рыбаком, но всё-таки он не раз прибегал к помощи крёстного, который никогда ему не отказывал. Сначала он хотел всё богатеть, завёл восемь лавок, купил ещё четыре дома, в которых жил по очереди, разбил диковинные сады, в которых цвели цветы в те именно месяцы, когда цвести им не полагается, зимою зрели дыни и ананасы, а в феврале, когда снег ещё не сошёл с полей, цвели впиши, миндали и персики. Ему надоело слушать, как его жена играет на флейте и он завёл целый хор флейтисток, которые играли но вечерам и во время обедов. У них у всех были нелепые имена: Мур-мур, Шур-шур, Брысь-на-пол, и др. Они умели играть песни и весёлые, так-что не только рыбки в бассейне, а даже бронзовые изображения лягушек начинали танцевать, и печальные, так что все деревья и кусты опускали листья книзу и с них капали серебряные слёзы, а розы и тюльпаны задумчиво качали головами, — и много других песен знали эти флейтчицы, так что, если бы слушать по песне в день, их хватило бы на три года. Крыши и балконы своих домов он увесил колокольчиками, которые утром звенели весело, а вечером печально. В птичнике у него были заморские фазаны и пёстрые павлины, от которых нельзя было отвести взора. У него были карлики, масса драгоценных камней и золотые носилки с зелёными занавесками, на которых его носили из дому в дом, из лавки в лавку, потому что пешком он ходил только но своему саду.
Наконец всё это ему надоело и он захотел видеть, как живут люди в чужих краях. Он путешествовал семь раз и объездил весь свет. Он побывал и в Японии, и в Индии, и в Персии, где цветут чудесные розы, а в диких горах охотники скачут за тиграми; он побывал и в Египте, где крокодилы спят в тростнике, похожие на мокрые брёвна; он доезжал даже до Англии, где полгода ничего не видно от тумана, а канарейки делаются серыми от сажи, которая вечно летит из труб. Но объехав весь мир, Непьючай нашёл, что везде люди одинаковы и что всё-таки лучше там, где родился. Тогда он стал искать власти. С помощью крёстного он сделался чиновником, которые имеют больше всего власти в Китае. Мы не будем описывать, как он возвышался со ступеньки на ступеньку и получал всё больше и больше шишечек. В Китае по шишечкам отличают большую или меньшую заслуженность и почтенность служилых людей. Он сделался правой рукой Богдыхана и имя его было увековечено многими поэтами, которые воспевали его мудрость, рассудительность и богатство.
Однажды, после весёлого праздника, Непьючай вернулся к себе во дворец, и, так как ему не спалось, то он вышел на балкон и стал слушать, как в кустах пел соловей, и он подумал: „Конечно, я теперь и богаче, и знаменитей, и сильнее любого человека в мире. Но отчего я от этого не чувствую никакой радости? Если вспомнить, как в первый раз меня привели в дом торговца шёлком и приняли за хозяина, то, конечно, это была одна из самых счастливых минут моей жизни, а вместе с тем, с этой-то минуты и началось то, что с каждым днём я радуюсь всё меньше и меньше. Я думаю это оттого, что мне нечего желать. Я знаю, что лишь чего только я пожелаю, всё сейчас же исполнится; потому мне даже не хочется и желать. Даже тогда, когда у меня была всего одна дырявая лодка и рваные сети, я и тогда был веселее: я тогда беззаботно пел, а теперь я не помню даже, когда последний раз улыбнулся. Это, конечно, очень печально, но поправить этого нельзя“.
Вдруг из глубины сада до Непьючая донёсся голос: „всё можно поправить“.
Непьючай подумал, что он ослышался и ещё раз повторил: — „едва ли это можно поправить“.
А голос ему снова ответил: „всё можно поправить“.
Непьючай подумал, что это один из попугаев, которые были у него развешаны в клетках по саду, бессмысленно повторяет слова какого-нибудь из слуг. Но голос был некрикливый, как у попугая, а нежный и густой, будто ветер задевал большой бронзовый колокольчик, или музыкант проводил СМЫЧКОМ по высоким струнам виолончели. Он казался средним между голосом мужчины и голосом ребёнка. Тогда Непьючай подобрал свой халат и спустился с балкона в сад, чтобы посмотреть, кто с ним разговаривает. Так как сад был редок по китайскому обычаю и при том ярко освещён луной, то скрыться там было негде, кроме одного места — фарфоровой беседки, помещавшейся в правом углу сада. К ней-то и направился Непьючай, чтобы разъяснить свои сомнения. Остановясь перед резною медною дверью, он повторил: „едва ли это можно поправить“, а из-за двери ему отвечали: — „всё можно поправить“. Тогда Непьючай вошёл в беседку и увидел там мальчика лет 10, совсем голого, который сидел на ковре и горько плакал.
Непьючай так этому удивился, что позабыл даже, о чём он хотел спрашивать. Он подошёл к плачущему и сказал: — „зачем ты здесь, и кто тебя обидел? На тебя, конечно, напали воры и украли твоё платье, а ты через забор скрылся от них в мой сад“? Мальчик ничего не отвечал и только плакал. Тогда Непьючай ещё раз спросил: „ты, может быть, немой или глухой? Я тебя спрашиваю, кто тебя обидел?“
— Ты меня обидел.
— Чем же я мог тебя обидеть? Я тебя вижу в первый раз.
— Ты меня обидел тем, что от себя удалил.
— Разве ты у меня служил? Я тебя не помню.
— Смотри на меня хорошенько, неужели ты меня не узнаёшь?
Он повернул к Непьючаю своё круглое лицо с большими чёрными глазами, но как Непьючай ни всматривался в него, он не мог вспомнить, чтобы где-нибудь его видел. Тогда мальчик произнёс:
— Конечно, ты мог меня забыть: мы уже лет двадцать, как не виделись.
— Сколько же тебе лет? Тебя и на свете-то не было двадцать лет тому назад.
Мальчик улыбнулся и сказал:
— Мне всегда столько же лет, потому что я принц—Желание. И я — твоё желание. Я всегда был с тобою, только ты меня не видел, а когда твой крёстный стал исполнять все твои прихоти, мне ничего не оставалось делать, как уйти от тебя. Оттого я плачу, что ты меня позабыл. У всякого человека есть такой принц, у всякого свой. Мы радуемся и бережём вас, пока вы нас любите и пока в вас не иссякают желания. Когда же вы, успокоившись, отвернётесь от нас, мы плачем и покидаем вас. Посмотри на меня: неужели тебе не стыдно променять меня на несчастную лягушку — твоего крёстного?
Непьючай не знал, что подумать; он забыл о своём дворце, о своём чине, а сделался будто по прежнему рыбаком, которому захотелось утешить итого принца. Он спросил у мальчика:
— А что нужно сделать, чтобы опять быть с тобою?
— Ты уже это сделал, потому что ты захотел меня утешить, но знай, что этим самым ты лишаешься покровительства крёстного и делаешься прежним Непьючаем. Подумай, как это будет весело: я всегда буду с тобою, только ты меня не будешь видеть, а в знак мира дай я тебя поцелую.
Он вскочил на ноги, как коза, и поднявшись на цыпочки, поцеловал Непьючая в губы, а когда тот опомнился, то ни принца, ни беседки, ни сада, ни дворца, — ничего не было, а сам Непьючай в нанковой рубашке сидел на камне у моря, перед ним качалась дырявая лодка и лежали разорванные сети.
Непьючай закрыл глаза, думая, что он видит сон, но когда он их открыл, всё оставалось по-прежнему. И сколько он ни закрывал глаз, ни открывал их, ничто не изменялось. Так он просидел до рассвета, всё ещё не веря перемене своего положения. Когда уже он убедился, что всё потеряно, он попробовал позвать крёстного. Но крёстный не появлялся. Непьючай почувствовал голод и стал прилаживать свои сети, чтобы их чинить. Он их чинил и ворчал: „дорого бы я дал, чтобы встретить опять этого мальчишку, — он бы узнал, что значить плётка и не так бы ещё заревел“.
Таково было после двадцати лет первое желание неблагодарного рыбака.
