БѢГЛОПОПОВЩИНА, отрасль раскола старообрядства, точнѣе — одна изъ двухъ изначальныхъ его отраслей. Въ то время, какъ одна часть раскола выдѣлилась въ такъ называемую безпоповщину, другая получила видъ поповщины, точнѣе же — бѣглопоповщины, потому что послѣдователи ея рѣшились окормляться бѣгствующимъ отъ великороссійской церкви священствомъ (см. подъ сл. Безпоповщина). Случилось это еще въ XVII вѣкѣ, а съ начала XVIII идетъ исторія уже вполнѣ обособленныхъ бѣглопоповщинскихъ общинъ. Центрами бѣглопоповщины являются: Керженецъ — въ нижегородской губерніи, Стародубье — въ черниговской и Вѣтка — въ Польшѣ.
Въ Нижегородскій край расколъ былъ занесенъ при первоначальномъ своемъ обнаруженіи. Въ концѣ XVII вѣка эта мѣстность получила въ расколѣ значеніе виднаго центра. Раскольники ютились въ такъ называемыхъ чернораменскихъ лѣсахъ, особенно по рѣчкамъ — Керженецъ и Бѣлбашъ. Чернечествующіе селились здѣсь «скитами», мірскіе «починками». Скитовъ было много. Они назывались обыкновенно именами своихъ основателей или же видныхъ «начальниковъ». Болѣе другихъ, по своей исторической роли, извѣстны мужскіе скиты: Онуфріевъ, Софоновъ, и Лаврентіевъ. Скитами управляли «отцы» и «старцы», нѣсколько же скитовъ одного и того же толка объединялись подъ главенствомъ одного лица. Были и женскіе скиты, въ которыхъ обычно «началили» ихъ матери. Иногда женскій скитъ возникалъ по желанію какого-либо «знатнаго» раскольника, — въ такомъ случаѣ «монахини» оставались подъ его «правленіемъ». Дѣла, касавшіяся всѣхъ скитовъ, рѣшались на общихъ собраніяхъ. Духовныя требы отправляли глаголемые «священноиноки», или же «непостриженные» бѣглые попы. Имена старѣйшихъ священноиноковъ: Діонисій шуйскій, Софоній соловецкій, Сергій ярославскій, — священноіереевъ: Триѳилій вологодскій, Исидоръ козмодемьянскій. Такъ какъ на Керженцѣ не было своего храма у раскольниковъ, то всѣ требы, не исключая вѣнчанія брачущихся, «лѣсные попы» совершали «въ избахъ и клѣтяхъ». Молва о «заволжскихъ пустынникахъ» широко распространялась въ средѣ темнаго люда. Хорошую услугу оказывала керженцамъ Макарьевская ярмарка; тутъ закупались старопечатныя книги, здѣсь же пріобрѣтались и попы.
Видное событіе въ первоначальной исторіи чернораменскихъ скитовъ составляютъ споры изъ-за догматическихъ писемъ протопопа Аввакума. Споры эти повели къ выдѣленію такъ называемыхъ онуфріанъ и кончились тѣмъ, что въ 1717 году, по смерти Онуфрія, защитника писемъ Аввакума, былъ подписанъ «мировой свитокъ», съ отрицаніемъ спорныхъ «писемъ» (см. подъ сл. расколъ). Но важно то, что во время распри изъ-за вопросовъ догматическихъ обнаружились еще и нѣкоторыя обрядовыя несогласія. Это также повело къ обособленію нѣкоторыхъ толковъ, — именно толка діаконовскаго, названнаго такъ по имени діакона Александра. Александръ († 1720 г.) служилъ діакономъ при женскомъ монастырѣ костромскаго пригорода — Нерехта. Обстоятельства перехода его въ расколъ очень несложны. Однажды онъ прочиталъ въ чинѣ принятія отъ яковитъ проклятіе на некрестящихся двумя перстами, затѣмъ слышалъ отъ одного попа, что трегубая аллилуія есть латинская ересь, наконецъ, въ часословѣ онъ встрѣтилъ аллилуію сугубую: этого было достаточно, чтобы поколебать убѣжденія человѣка безъ всякихъ свѣдѣній, но искренняго и воспріимчиваго. Докончила старица Елизавета. Ея незатѣйливая рѣчь, законченная словами: «коли хочешь спастись, иди въ лѣса нижегородскіе», — такъ подѣйствовала на діакона, что онъ, продавъ имущество, тайно, въ зимнюю пору, ушелъ, вмѣстѣ съ женою, въ Ярославль, гдѣ встрѣтилъ двухъ керженскихъ старцевъ и на лошадяхъ одного изъ нихъ добрался до желанныхъ «пустынь». Тамъ, въ скитѣ Лаврентіевомъ, діаконъ получилъ «постригъ» и, по смерти «наставника» скита, попа Лаврентія, заступилъ его мѣсто (около 1710 года). Въ противоположность онуфріанамъ, которые хулили четвероконечный крестъ, ихъ противники признавали его за истинный крестъ Христовъ: это ученіе, вмѣстѣ съ ученіемъ о спасительности молитвы Іисусовой, произносимой со словами: «Боже нашъ», сдѣлалось отличительнымъ признакомъ діаконовскаго согласія. Кромѣ того Александръ ввелъ иной способъ кажденія: онъ сталъ кадить крестообразно, тогда какъ другіе, по старому обычаю, употребляли троекратное кажденіе — дважды прямо, а третій разъ поперекъ. Однажды, когда, во время крестнаго хода на рѣку въ день Богоявленія, Александръ сталъ кадить по-своему, народъ хотѣлъ въ клочки разорвать «нововводца», такъ что послѣднему пришлось спасаться бѣгствомъ. Открывшаяся вражда вызвала вразумленіе съ Вѣтки — прекратить «мятежъ» и кадить по старому, но вышеназванный «мировой свитокъ» призналъ, что «въ діаконовскомъ скитѣ кадятъ по уставу», послѣ чего особенность въ кажденіи навсегда утвердилась за діаконовцами.
Въ Стародубье расколъ былъ занесенъ въ концѣ шестидесятыхъ годовъ XVII вѣка, а на Вѣтку около 1685 года. Сначала получила силу Вѣтка. Въ 1695 году здѣсь была освящена церковь и Вѣтка быстро достигла значенія митрополіи бѣглопоповщины. Привлекаемые разсказами о безопасности убѣжища, покровительствуемаго самимъ польскимъ королемъ, и вѣстью объ устроенной церкви, тогда единственной во всемъ бѣглопоповщинскомъ мірѣ, бѣглопоповцы отвсюду толпами спѣшили во владѣнія пана Халецкаго и пана Красицскаго. Вокругъ Вѣтки возникло 14 слободъ съ населеніемъ болѣе 30,000. Самыхъ отдаленныхъ мѣстъ раскольники считались прихожанами вѣтковской церкви. По благословенію вѣтковскихъ настоятелей, бѣглые попы, монахи и монахини всюду продавали запасные дары: равнымъ образомъ только съ одобренія тѣхъ же настоятелей принимаемы были попы въ прочихъ мѣстахъ поповщины. Самъ Керженецъ уступилъ Вѣткѣ. Всего около семидесяти лѣтъ Вѣтка служила главною опорою бѣглопоповщины. Въ тридцатыхъ годахъ XVIII вѣка сей знаменитый раскольничій притонъ, правда, былъ раззоренъ. Вслѣдствіе Высочайшаго повелѣнія (1735 г.) на имя полковника Сытина, послѣдній окружилъ Вѣтку пятью полками и всѣхъ тамъ найденныхъ разослалъ — однихъ по монастырямъ, другихъ въ мѣста родины, третьихъ въ Ингерманландію. Вѣтка опустѣла, но не надолго. Раскольники скоро снова потянулись на островъ; изъ разныхъ мѣстъ присылались сюда щедрыя милостыни; взамѣнъ снесенной церкви вѣтковцы построили большую часовню, которую богато украсилъ иконами, а впослѣдствіи соорудили храмъ, также во имя «Покрова Пресвятой Богородицы», благолѣпнѣе прежняго. Свадебные поѣзда вереницами тянулись на Вѣтку и привозили съ собою богатые «дары». Явились двѣ обители: мужская, въ которой находилось до 1,200 чернецовъ, кромѣ непостриженныхъ бѣльцовъ и прислужниковъ, и, чрезъ дорогу отъ мужской, на разстояніи двадцати шаговъ, женская, заключавшая въ себѣ, кромѣ многочисленныхъ бѣлицъ, до ста постриженныхъ монахинь. Только уже при Екатеринѣ II дано было Высочайшее повелѣніе генералъ-маіору Маслову, чтобы онъ, взявъ военную команду, произвелъ вторую «выгонку» вѣтковцевъ, что тотъ и исполнилъ въ 1764 году.
Послѣ того мѣсто Вѣтки нѣкоторое время занимало Стародубье. Къ 1718 году здѣсь числилось 16 слободъ, съ населеніемъ въ 3,112 человѣкъ. «Выгонки» съ Вѣтки, конечно, удесятерили число стародубскихъ раскольниковъ. Съ Вѣтки сюда перенесена была церковь, перешли также и вѣтковскіе попы. Въ послѣдней четверти XVIII столѣтія здѣсь находилось четыре поповщинскихъ монастыря — три мужскихъ, главный Покровскій, и одинъ женскій: Казанскій, — до семнадцати церквей, монастырскихъ и приходскихъ, и шестнадцать публичныхъ часовенъ.
Но во второй половинѣ XVIII вѣка образовались два новые центра, выдвинувшіеся на первое мѣсто, — это Москва съ ея Рогожскимъ кладбищемъ и Иргизъ въ саратовской губерніи.
Основаніе Рогожскаго кладбища падаетъ на 1771 годъ. По случаю свирѣпствовавшей тогда чумы въ столицѣ, московской поповщинѣ правительствомъ было отведено мѣсто для погребенія умершихъ за Покровскою заставою‚ на землѣ принадлежавшей Андроновской слободѣ, между большихъ дорогъ владимірской и коломенской. Командированнымъ тогда императрицею въ Москву княземъ Гр. Гр. Орловымъ дозволено было устроить на кладбищѣ часовню для отпѣванія умершихъ. Пятью годами позже, рядомъ съ этой деревянной Покровской часовнею рогожцы построили (1776 г.) другую, каменную и большихъ размѣровъ, часовню во имя святителя Николы. Въ 1791 году они заложили на мѣстѣ деревянной новую каменную часовню такихъ размѣровъ, что съ нею не могла сравниться по обширности ни одна изъ всѣхъ тогдашнихъ московскихъ церквей, не исключая и соборовъ‚ и сдѣлали это путемъ обмана. Подъ предлогомъ ветхости и мнимой негодности двухъ часовенъ, рогожскіе раскольники просили московскаго главнокомандующаго князя Прозоровскаго дозволить имъ построить вмѣсто этихъ двухъ одну. Былъ готовъ для представленія главнокомандующему и планъ будущей часовни: его составилъ архитекторъ Козаковъ. По этому плану часовня долженствовала быть двухъ-этажная, съ зимнимъ помѣщеніемъ внизу и лѣтнимъ вверху, размѣровъ довольно скромныхъ, безъ особыхъ выступовъ для алтаря. Князь побывалъ на кладбищѣ и далъ разрѣшеніе. Тогда рогожцы, руководителемъ которыхъ былъ «именитый гражданинъ» Никита Павловъ‚ оставивъ существовать старую каменную часовню, повели постройку новой въ совершенномъ подобіи соборнаго храма о пяти главахъ: планъ Казакова былъ замѣненъ другимъ. Нѣтъ сомнѣнія, что планъ этотъ былъ бы осуществленъ вполнѣ, если бы свѣдѣнія о постройкѣ не дошли до императрицы; теперь рогожцамъ не пришлось видать пять главъ, но все же часовня была окончена постройкой въ первоначальныхъ размѣрахъ. Въ 1804 году кладбищенскій попечитель Шевяковъ исходатайствовалъ у тогдашняго начальника Московской столицы Беклешова‚ дозволеніе построить третью часовню, зимнюю, каменную во имя Рождества Христова, по плану архитектора Жукова. Такъ, можно сказать, быстро воздвигая, одно за другимъ, молитвенныя зданія, рогожцы не жалѣли средствъ и на благоукрашеніе ихъ, пріобрѣтая въ часовни древняго письма иконы въ богатыхъ сребропозлащенныхъ ризахъ съ драгоцѣнными камнями и жемчугомъ, серебряныя паникадила и подсвѣчники съ пудовыми свѣчами, богатыя плащаницы, великолѣпную утварь. И ничто изъ этого не было потеряно даже въ несчастный 1812 годъ. Попъ Иванъ Матвѣевичъ не бѣжалъ, подобно другимъ, въ виду непріятеля, хотя имѣлъ къ тому всѣ средства: онъ остался хозяйничать на Рогожскомъ. Съ помощію нѣсколькихъ работниковъ, иконы, книги и все церковное имущество онъ успѣлъ скрыть въ нарочно вырытыхъ на кладбищѣ могилахъ, а какъ скоро городъ былъ очищенъ отъ непріятеля, снова, еще до возвращенія разбѣжавшихся раскольниковъ, все поставилъ на своихъ мѣстахъ. Спасеніе рогожскихъ драгоцѣнностей приписано было особенному покровительству Божію и въ память того сдѣлана надпись въ Рождественской часовнѣ. Болѣе полстолѣтія счастливилось московскому бѣглопоповщинскому учрежденію и вся первая четверть XIX вѣка была временемъ славнаго процвѣтанія его. Въ началѣ девяностыхъ годовъ XVIII-го столѣтія кладбище имѣло 20,000 прихожанъ, жившихъ въ Москвѣ и около нея: въ 1822 году ихъ считалось уже 35,000, а черезъ три года число это выросло до 68,000. Капиталъ кладбища исчислялся миллионами рублей. Въ оградѣ кладбища было настроено много жилыхъ домовъ, каменныхъ и деревянныхъ, — палаты для призрѣваемыхъ, «сиротскій домъ» для «рогожскихъ подкидышей», съ училищемъ для нихъ, домъ для умалишенныхъ, «пріютъ для пріѣзжающихъ», зданіе для кладбищенскихъ конторы, канцеляріи, библіотеки, замѣчательной по рѣдкости находившихся въ ней книгъ, для архива, и, кромѣ того, десятки домовъ называвшихся частною собственностію. Населеніе считалось сотнями: тутъ жили «лицевые», не мало бывало и «подпольныхъ». На кладбищѣ находились и женскія обители, во главѣ съ обителію знаменитой въ своемъ роди «матери» Пульхеріи. Въ нихъ было устройство общежительное. Каждая изъ нихъ имѣла средства настолько значительныя, что рогожскимъ обитательницамъ не было нужды ѣздить за сборами. На кладбищѣ постоянно имѣлось достаточное количество бѣглыхъ поповъ и діаконовъ; при каждомъ попѣ былъ свой дьячекъ и свои пѣвчіе. Попы были вполнѣ независимы другъ отъ друга, и даже въ то время, когда ихъ было по двѣнадцати, не было между ними благочиннаго. Всѣ попы имѣли въ оградѣ кладбища дома, выстроенные имъ отъ общества, получали большіе доходы, и не только жили въ большомъ довольствѣ, но и наживали стотысячный капиталъ. Алчность рогожскихъ мнимыхъ священнослужителей къ стяжаніямъ была неимовѣрна. Попы становились на паперти и «перехватывали» другъ у друга «требы». Діаконы во время служенія молебновъ, панихидъ, и погребеній разными попами, въ разныхъ часовняхъ, перебѣгали отъ одного къ другому: въ одной часовни скажетъ ектенію, въ другую побѣжитъ провозгласить «вонмемъ», чтобы тамъ и тутъ получить свою діаконскую долю. Хотя кладбищенскія часовни были устроены съ алтарями, но ни одна изъ нихъ никогда не была освящена. Поэтому обѣдни служились въ походной полотнянной церкви.
Въ Саратовскій край расколъ проникъ съ первыхъ дней своего появленія, помогалъ здѣсь Разину, бунтовалъ въ Камышинѣ, и въ концѣ XVII вѣка успѣлъ основать нѣсколько скитовъ. Въ теченіе первой половины XVIII вѣка онъ росъ и развивался здѣсь почти безпрепятственно вслѣдствіе и обширности края, и недостатка органовъ центральной власти, и отсутствія сколько-нибудь удовлетворительныхъ путей сообщенія. Когда наступило царствованіе Екатерины II, на основаніи манифеста 1762 года, дозволявшаго заграничнымъ раскольникамъ безбоязненно возвратиться въ отечество, раскольники‚ пришедшіе съ Вѣтки, заняли берега Иргиза, плодородные и обильные лѣсами, и въ томъ же (1762) году основали три скита: Аврааміевъ, Пахоміевъ, Исаакіевъ. Эти три скита были тѣмъ зерномъ, изъ котораго скоро выросло громадное дерево. Въ одномъ изъ скитовъ отъ старца Филарета получилъ благословеніе извѣстный Пугачевъ и, можетъ быть, благодаря этому, надолго былъ бы задержанъ ростъ иргизскихъ общинъ, если бы въ непродолжительномъ времени не пришелъ сюда зарубежный, съ Вѣтки, выходецъ Сергій Юршевъ (1776 г.). Сыну московскаго купца Юршева, одного изъ главныхъ виновниковъ смерти архіепископа Амвросія во время бунта 1771 года, суждено было играть на Иргизѣ роль «строителя» въ широкомъ значеніи слова. Во-первыхъ, Сергію удалось выхлопотать у саратовскихъ властей формальное разрѣшеніе богослуженія на Иргизѣ (1780 г.); затѣмъ, въ счетъ вольскаго милліонера Злобина при мужскихъ скитахъ были построены храмы, съ громадными на то затратами; послѣ этого скиты получили названіе монастырей: верхній Исаакіевъ — названіе Успенскаго (съ 1783 г.), средній Пахоміевъ — Никольскаго (съ 1788 г.), нижній Аврааміевъ — Воскресенскаго (съ 1786 г.); обстроились и два женскихъ скита: Маргаритинъ и Анфисинъ, получивъ названіе монастырей: Покровскаго и Успенскаго. Сергій составилъ для братіи уставъ общежитія. Съ тѣхъ поръ началась славная жизнь Иргиза, потянулась она на десятки лѣтъ, — Иргиза, затмившаго славу даже столичнаго бѣглопоповщинскаго кладбища.
Въ первое время существованія Иргиза ничего не требовалось для поступленія въ число братіи, кромѣ добраго желанія, потому что искали побольше рабочихъ рукъ; въ послѣдній періодъ его жизни была установлена извѣстная плата съ новопоступавшихъ въ пользу монастыря, очень значительная, которую могла замѣнить лишь рекомендація сильныхъ людей. Пріемъ «лицевыхъ» чередовался съ пріемомъ «слѣпенькихъ»: для послѣднихъ отводились кельи поближе къ монастырской оградѣ, чтобы въ случаѣ опасности можно было во время ускользнуть въ лѣсъ. Во главѣ общины каждаго монастыря стоялъ настоятель, выбираемый на безсрочное время, смотря по обстоятельствамъ — или братіей одного монастыря, или всѣхъ. Актъ избранія утверждался сначала земскимъ исправникомъ, потомъ удѣльной конторой, а послѣ 1828 года губернаторомъ. Иногда избраніе падало на лицо, указанное предшественникомъ по должности, иногда — на лицо, состоящее подъ покровительствомъ какого-либо крупнаго купца, благодѣтеля монастырскаго, иногда — на прославившагося строгой жизнью. Съ званіемъ настоятеля не соединялся, какъ непремѣнное условіе, священническій санъ. Настоятель былъ отвѣтственнымъ представителемъ всей монастырской братіи въ глазахъ гражданскаго начальства. Въ помощь настоятелю избирались, тоже на безсрочное время, 12 соборныхъ старцевъ. Изъ нихъ одинъ несъ обязанность казначея, другой уставщика. Обыкновенно настоятель съ казначеемъ вдвоемъ правили дѣлами, оставляя остальнымъ соборнымъ старцамъ одно только преимущество чести. Какъ настоятель, такъ и каждый изъ соборныхъ старцевъ имѣли право принимать къ себѣ въ духовное руководство молодыхъ иноковъ и бѣльцовъ; по отношенію къ такимъ «евангельскимъ дѣтямъ» отцы пользовались правомъ наказанія, которое носило характеръ или келейной эпитиміи, въ видѣ поклоновъ, розогъ, темнаго чулана съ «стуловою» цѣпью, или публичной, въ видѣ стоянія на колѣняхъ въ храмѣ съ обязательствомъ положить извѣстное количество поклоновъ. Не освобождались отъ эпитиміи и попы съ діаконами. Иночествующіе носили, пока находились въ стѣнахъ монастырскихъ, особую одежду: длинная, почти до пятъ, рубашка; поверхъ нея черный шерстяной кафтанъ, ничѣмъ неопоясанный; вокругъ шеи, сверхъ кафтана, круглая пелеринка съ красной оторочкой; на головѣ круглая, въ видѣ скуфьи, черная суконная шапочка съ околышемъ испанской черной овчинки; на эту скуфейку надѣвался еще родъ чехла съ очень длиннымъ воротникомъ, отъ котораго идутъ длинныя четырехъ-угольныя полы, съ отдѣлкой по краямъ изъ краснаго снурка, это «кафтырь». Схимники надѣвали еще, когда причащались и передъ смертію, «подсхимникъ» — круглую шишоватую шапочку, на которой вышивались кресты съ обычными иниціалами и по херувиму спереди и сзади, и «схиму» — родъ священнической эпитрахили изъ грубой бѣлой или блѣдно-красной волосяной ткани. Бѣльцы частію были послушниками, частію пѣли на клиросѣ. Хоры были многочисленны и пользовались славою. Монастырскіе доходы получались отъ хлѣбопашества, скотоводства, лѣсоводства, отчасти отъ рыбной ловли, а больше отъ доброхотныхъ подаяній, поступавшихъ или прямо изъ рукъ «богомольцевъ», или при посредничествѣ нарочныхъ сборщиковъ; доходы были громадные. Иргизскіе монастыри были общежительными; но чѣмъ больше богатѣли они, тѣмъ глубже и шире проникала деморализація въ иноческую среду, тѣмъ легче нарушался принципъ общежитія. За иноками было признано право собственности; общая трапеза существовала больше для вида; постничали только при постороннихъ и для постороннихъ; по кельямъ готовились блюда изъ куръ, гусей, индѣекъ; на вино было разрѣшеніе по вся дни, безъ заговѣнья. Пьянство сопровождалось развратомъ: незаконныя связи монаховъ съ монахинями «не поставлялись въ зазорную жизнь»; особенно много безобразій творилось лѣтомъ, во время уборки хлѣба, а также на гульбищахъ по большимъ праздникамъ. Нравственность думали замѣнить выполненіемъ обряда. Богослуженіе было очень продолжительное: вечерня, правильные каноны и повечеріе — до ужина; молитвы на сонъ грядущій — послѣ ужина; утреня, часы и обѣдня — до обѣда; подъ праздники — всенощное, тянувшееся часовъ по семи, впрочемъ облегчавшееся дозволеніемъ выходить, чтобы угоститься съ знакомыми. Во дни расцвѣта на Иргизѣ былъ слышанъ торжественный звонъ колоколовъ. Въ монастырскихъ школахъ, многочисленныхъ по числу учениковъ и разнородныхъ по ихъ составу, обученіе захватывало, кромѣ азбуки славянской, часослова и псалтири, письмо — скорописью, церковными буквами и крюками для пѣвчихъ нотъ, пѣніе, по октоиху, обиходу и «демественнику», рисованіе — копировались рисунки заставокъ, заглавныхъ словъ и другихъ украшеній въ старинныхъ рукописяхъ. Составъ, устройство и жизнь монастырей женскихъ сложились по одному типу съ мужскими, и только еще меньше соблюдалось начало общежительства. Каждый женскій монастырь состоялъ изъ нѣсколькихъ отдѣльныхъ общинъ, связанныхъ только единствомъ иноческаго устава, подъ руководствомъ «евангельскихъ матерей» и съ подчиненіемъ одной главной настоятельницѣ. Источникомъ средствъ къ существованію былъ сборъ подаяній и личный трудъ: огородничество, рукодѣліе — отъ прялки до вышиванія жемчугомъ, чтеніе «заупокойныхъ». Одежда инокинь: сарафанъ, халатъ, пелеринка, какъ у монаховъ; черная шапочка безъ околыша, которая сзади соединялась съ круглымъ, короче перваго, воротникомъ съ черной оторочкой, а къ нему въ свою очередь прикрѣплялся нагрудникъ, — это «апостольникъ», безъ котораго ни за трудами, ни во время покоя никто быть не долженъ; кромѣ того на головахъ черные платки, а на лицѣ черное покрывало — «наметка». Только по большимъ праздникамъ богослуженіе въ женскихъ обителяхъ совершали іеромонахи и попы, въ обыкновенные же дни ихъ замѣняли уставщицы; за неимѣніемъ престоловъ, литургій не совершалось.
Главнымъ факторомъ внутренняго движенія въ бѣглопоповщинѣ былъ вопросъ о попахъ. Прежде всего возникли споры о чинопріемѣ бѣглыхъ поповъ. Это было въ концѣ 70-хъ годовъ XVIII вѣка. Споры повели къ раздѣленію бѣглоповщины на такъ называемыхъ «перемазанцевъ», стоявшихъ за принятіе поповъ вторымъ чиномъ, т. е. чрезъ мѵропомазаніе, и составившихъ огромное большинство, и — «діаконовцевъ», принимавшихъ поповъ по третьему чину, т. е. чрезъ проклятіе ересей, и составлявшихъ въ общемъ числѣ бѣглопоповщины только незначительное меньшинство. Такая практика обозначилась и существовала и ранѣе указаннаго исходнаго періода, но тутъ, повторяемъ, въ бѣглопоповщинѣ произошло уже полное раздѣленіе. Затѣмъ, въ началѣ 20-хъ годовъ XIX вѣка правительственное дозволеніе имѣть поповцамъ бѣглыхъ поповъ повело къ выдѣленію лужковскаго согласія, а «оскудѣніе священства», т. е. недостатокъ бѣглыхъ поповъ въ царствованіе императора Николая I способствовало выдѣленію поповщинскихъ общинъ, управляемыхъ уставщикомъ. Скажемъ подробнѣе объ этихъ внутреннихъ движеніяхъ въ бѣглопоповщинѣ.
Актъ открылся мѵровареніемъ на Рогожскомъ кладбищѣ въ 1777 г. Такъ какъ здѣсь бѣглыхъ поповъ принимали подъ мѵро, а мѵра не было, то и придумали восполнить этотъ недостатокъ. Изготовили, по заказу, огромный самоваръ, налили въ него деревяннаго масла, вложили разныя благовонныя масти и истолченныя частицы св. мощей, и варили всю смѣсь отъ Лазаревой субботы до Великаго четвертка. Главнымъ распорядителемъ всего дѣла былъ попъ Василій чебоксарскій: онъ читалъ надъ кипѣвшимъ масломъ архіерейскія молитвы, прочіе попы стояли вокругъ самовара, а бывшій дьячекъ Ѳеодоръ Михайловъ, остриженный «подъ дубинку», въ стихарѣ мѣшалъ самоваръ большою мѣшалкою. Мѵровареніе совершалось тайно, въ чуланѣ, съ замкомъ на дверяхъ. Когда случившійся при этомъ иргизскій Сергій спросилъ Василія, почему онъ опустилъ одну молитву, и, получивъ отвѣтъ, что она очень важна и приличествуетъ только архіерею, замѣтилъ, что и все это дѣйствіе приличествуйтъ только архіереямъ, то услышалъ отъ Василія такой укоръ: «ты сталъ отдаляться отъ благочестія, отецъ Сергій! Прежде былъ ты ревностнѣе. Прошу помолчать, чтобы простымъ людямъ не подать соблазна»! Однако скоро тайна огласилась: рогожцы продали самоваръ, въ которомъ варили мѵро, на рынкѣ, не позаботившись вычистить его отъ прикипѣвшихъ къ нему остатковъ благовонныхъ мастей, и соблазна, дѣйствительно, было не мало. Вѣсть о новомъ рогожскомъ мѵрѣ быстро пронеслась по поповщинѣ: и въ то время, какъ другіе встрѣтили ее, по крайней мѣрѣ, глухо, стародубскіе діаконовцы, во главѣ съ настоятелемъ Покровскаго монастыря Михаиломъ Калмыкомъ и строителемъ слободскаго Успенскаго монастыря инокомъ Никодимомъ, открыто запротестовали. Они обличили незаконность дѣйствій рогожскихъ заправилъ, но послѣдніе гордо отвѣтили: «не хотимъ повиноваться вамъ, потому что неправильно содержите догматы‚ — приходящихъ поповъ и людинъ безъ мѵропомазанія пріемлете». Такой же отвѣтъ послѣдовалъ и на второе посланіе слободскихъ: рогожцы рѣшили даже подвергать чинопріему приходящихъ къ нимъ отъ слободскихъ. Тогда Михаилъ и Никодимъ поѣхали въ Москву. Заволновались рогожцы и, не думая долго, отправили «нарочитыхъ» съ извѣстіемъ во всѣ главныя «мѣста» бѣглопоповщины. Съ Керженца, Иргиза, изъ Шуи, Плеса, селъ Иванова, Дунилова, Городца, изъ стародубскихъ слободъ Климовой и Митковской, изъ Гуслицы были присланы письма, частію на имя московскаго общества, частію Михаилу Калмыку, въ которыхъ представители бѣглопоповщинскихъ общинъ, умалчивая о рогожскомъ мѵрѣ, высказывались въ пользу пріема бѣглыхъ поповъ вторымъ чиномъ. Пріѣхали и «депутаты»: керженскій Іона Курносый изъ Комарова скита, старецъ Адріанъ изъ Улангерскаго скита, — иргизскіе старецъ Сергій, инокъ Лавръ, — во главѣ представителей отъ московской общины были попы Матвѣй и Василій. Такъ составился соборъ, извѣстный подъ именемъ перемазанскаго. О немъ есть два сказанія: одно издавна приписывается иноку Никодиму, другое составлено иргизскимъ Сергіемъ. Первое имѣетъ форму посланія изъ Москвы въ Стародубье въ Покровскій монастырь и окрестныя слободы, писаннаго какъ бы кѣмъ то изъ рогожцевъ, не раздѣлявшимъ мнѣнія послѣднихъ. По этому сказанію, засѣданія собора открылись въ ноябрѣ 1779 года, а окончились въ январѣ 1780 года, всѣхъ «сѣдѣній» было десять, происходили они поперемѣнно въ домахъ разныхъ «именитыхъ» обывателей московскихъ и купцовъ, въ присутствіи многочисленной публики — въ сто, двѣсти, триста человѣкъ. Предметомъ разсужденій преимущественно служилъ вопросъ о способѣ принятія приходящихъ «отвнѣ» поповъ и мірскихъ. Въ то время, какъ діаконовцы, не ограничиваясь чтеніемъ «исторіи» о вѣтковскомъ «бѣгствующемъ священствѣ», до временъ Михаила Калмыка включительно, изъ которой было видно, что тамъ будто бы никогда не подводили приходящихъ поповъ подъ мѵро, рѣшали вопросъ на основаніи древнихъ церковныхъ правилъ, доказывая ими, что переходящихъ священниковъ должно принимать третьимъ чиномъ‚ что если ихъ вновь помазывать, то надобно и вновь рукополагать, — защитники перемазанства съ своей стороны указывали на «исторію» о бѣгствующемъ священствѣ на Керженцѣ, сочиненіе Іоны Курносаго, въ которой говорилось, что будто бы еще Павелъ, епископъ коломенскій, завѣщалъ бѣглыхъ поповъ принимать «среднимъ» чиномъ, подъ мѵропомазаніе, и что будто бы въ чернораменскихъ лѣсахъ никогда не практиковался пріемъ подъ проклятіе ересей, въ чемъ и тамошніе схимники увѣряли своимъ столѣтнимъ житіемъ, но противъ другаго рода доказательствъ, приведеныхъ діаконовцами, т. е. основаній каноническихъ, дѣйствительно неопровержимыхъ, противники діаконовцевъ ничего не могли сказать, въ безсильной злобѣ поднимали шумъ, крикъ, «сулили» Никодиму «жалованье дубинъ» и вышли съ собора заклятыми врагами всѣхъ единомышленниковъ Никодима. Въ извѣстіяхъ, сообщаемыхъ Сергіемъ, дѣло представляется въ иномъ видѣ. Соборъ открылся 23 декабря 1779 года въ домѣ Никиты Павлова, при собраніи около 200 человѣкъ; депутаты вступили въ разглагольствіе и долго разглагольствовали, пока не изобличилось «несправедливое мудрованіе» Никодима, который, не зная, что дѣлать, «началъ въ крикъ, и въ здоры, и укоры нелѣпые», и, вмѣстѣ съ своими «товарищами», вышелъ изъ собранія: хотѣли удержать его за полы, но не могли; собраніе подписало опредѣленіе, въ которомъ рѣшивъ въ утвердительномъ смыслѣ вопросъ о томъ, слѣдуетъ ли «перемазывать» приходящихъ «отвнѣ» поповъ и мірянъ, положили кромѣ того: а) съ діаконовцами не пить, не ѣсть, не молиться и б) мѵро, сваренное на кладбищѣ, уничтожить. Тогда Никодимъ, видя «свое посрамленіе», по словамъ Сергія, написалъ отъ лица москвичей, тайно отъ нихъ‚ въ Покровскій монастырь и окрестныя слободы «письмо», что «аки бы въ Москвѣ было десять засѣданій и аки бы онъ, Никодимъ, на всѣхъ засѣданіяхъ имѣлъ справедливое доказательство».
Ближайшимъ послѣдствіемъ раздѣленія бѣглопоповщины явилось быстрое возвышеніе Иргиза. Стародубье упало въ глазахъ перемазанцевъ и его привилегіи по снабженію раскольническихъ общинъ бѣглыми попами были перенесены на Иргизъ. Тутъ все сдѣлалъ Юршевъ. Онъ какъ нельзя лучше умѣлъ воспользоваться обстоятельствами. На него возложена была обязанность письменно полемизировать съ Калмыкомъ и Никодимомъ. Сергій написалъ «Обыскательное разсужденіе». Въ немъ, равно какъ и въ другихъ сочиненіяхъ, написанныхъ съ тою же цѣлью, проводя мысль о необходимости перемазыванія бѣглыхъ поповъ, настоятель Верхняго монастыря доказывалъ, что истинная исправа сихъ приходящихъ только и возможна въ этомъ монастырѣ. Исходя изъ мысли, что поливательное крещеніе не есть будто бы крещеніе истинное, и что въ великороссійской церкви нѣтъ ни одного православнаго епископа, такъ какъ одни сами крещены обливательно‚ другіе поставлены обливанцами, третьи находятся въ общеніи съ ними. Юршевъ, на вопросъ о томъ, откуда же бѣглопоповцамъ заимствоваться священствомъ, отвѣчалъ, что есть возможность получать поповъ отъ церкви, причемъ съ этимъ понятіемъ соединялъ представленіе объ Успенскомъ иргизскомъ монастырѣ, потому что, по словамъ Сергія, только въ немъ неизмѣнно сохранилось во всей неприкосновенности апостольское ученіе и «безъ всякихъ прилоговъ совершается всякая святыня». Церковь, по разсужденію Сергія, всегда различала законъ «обдержный», постоянно дѣйствующій, отъ закона «смотрительнаго», представляющаго исключеніе изъ общихъ правилъ. Вообще священство еретическое церковь отвергаетъ, какъ безблагодатное, но по нуждѣ времени иногда и принимала его. Такъ и теперь. По нуждѣ можно довольствоваться бѣжавшими отъ великорусскихъ церквей попами, но нельзя принимать ихъ неочищенными отъ еретической скверны, неисправленными: истинная же исправа можетъ быть только тамъ, гдѣ есть истинное мѵро‚ — въ церкви, на Иргизѣ, въ Верхнемъ монастырѣ. При всей своей натянутости и неубѣдительности для безпристрастнаго изслѣдователя, аргументація Сергія имѣла успѣхъ, потому что удобно рѣшала вопросъ въ практическомъ отношеніи; постановленіями соборовъ 1783, 1792, 1805 гг. Иргизъ мопополизировалъ за собой право пріема бѣглыхъ поповъ, не смотря на то, что не имѣлъ дѣйствительнаго мѵра, и весь перемазанскій міръ обратилъ сюда свой жаждущій взоръ. Способъ пріобрѣтенія бѣглыхъ поповъ организовался въ цѣлую систему и монополія сдѣлалась источникомъ неисчислимыхъ доходовъ Иргиза. Были особые «ловцы» сихъ человѣковъ, были агенты, чрезъ которыхъ, а то и прямо чрезъ «свѣтское» начальство, развѣдывали, не запрещенъ ли бѣглецъ, не лишенъ ли сана и какого поведенія, хотя нерѣдко принимали ихъ совсѣмъ «безъ всякой осмотрительности»: все зависѣло отъ личнаго взгляда настоятеля. По тщательной «исправѣ» съ помазаніемъ мѵромъ не снимая ризъ, попъ дѣлался «монастырскимъ», собственностію монастыря навсегда. Всѣ попы содержались въ счетъ монастырей: отъ нихъ получали они, кромѣ квартиры, большею частію помѣщавшейся въ оградѣ монастыря, — отопленіе, освѣщеніе, хлѣбъ. При каждомъ монастырѣ состояло постоянно не больше 3—7 поповъ, изъ болѣе благонадежныхъ и степенныхъ, излишніе же противъ этой цифры дѣлались предметомъ торговли. Временемъ, на которое отпускался попъ, и его внутренними и внѣшними качествами — благоповеденіемъ, сановитостію, опредѣлялись тѣ условія, на которыхъ можно было пріобрѣсти попа съ Иргиза. Отъ 200 до 500 рублей получалъ монастырь, если попъ отпускался на годъ, отъ 500 до 2,000, если попъ отпускался на постоянное жительство. Деньги эти вносило или общество, или попъ, — какъ сладятся. Отправляемый получалъ отъ настоятеля своего рода увольнительное свидѣтельство вмѣстѣ съ наставленіемъ, а также запасные дары и мнимое мѵро: подъ предлогомъ благочестія, иргизскіе монастыри не раздавали своихъ запасныхъ даровъ всякому желающему и тѣмъ легко повышали цѣну на поповъ. Въ началѣ XIX вѣка иргизскихъ поповъ проживало по разнымъ мѣстамъ болѣе 200.
Быстрое распространеніе бѣглопоповщины вообще и въ частности процвѣтаніе такихъ центровъ ея, какъ Рогожское и Иргизъ, много обязано было той свободѣ, какою вообще долгое время пользовались раскольники, начиная со времени Екатерины II. Особенно такіе факты, какъ освобожденіе иргизскихъ иноковъ отъ рекрутской повинности, пожалованіе изъ «казны» 12,000 рублей на возобновленіе погорѣвшихъ въ Верхнемъ монастырѣ храмовъ, послѣдовавшіе въ 1797 и 1798 годахъ по рескриптамъ императора Павла, и формальное закрѣпленіе за монастырями права на владѣніе 12,534 десятинами земли при императорѣ Александрѣ I, имѣли важное значеніе для всей перемазанской бѣглопоповщины: они обезпечивали ея метрополію матеріально, равняли раскольническихъ иноковъ съ православнымъ духовенствомъ, признавали за иргизскими монастырями право на существованіе, какъ бы по подобію монастырей православныхъ. И какъ высоко поднялся духъ бѣглопоповцевъ, видно изъ того, что изъ разныхъ, болѣе близкихъ и болѣе отдаленныхъ, мѣстъ, они то-и-дѣло обращались къ правительству съ ходатайствомъ о формальномъ разрѣшеніи брать поповъ съ Иргиза. Такъ какъ, по крайней мѣрѣ, нѣкоторыя общины дѣйствительно рано получили такое Высочайшее разрѣшеніе, то это придало бѣглопоповщинѣ еще болѣе смѣлости, и неудивительно, если въ 1821 году иргизскіе настоятели рѣшительно отказались дать подписку въ томъ, что впредь они не будутъ принимать къ себѣ бѣглыхъ поповъ, когда того потребовалъ было отъ нихъ саратовскій губернаторъ. 26-го марта 1822 года были Высочайше утверждены новыя льготныя правила: бѣглымъ попамъ, если только не было за ними уголовныхъ преступленій, было предоставлено право безпрепятственнаго пребыванія и отправленія службы у раскольниковъ.
Измѣненіе въ положеніи бѣглопоповщины послѣдовало въ царствованіе императора Николая I. Если въ предшествовавшее время бѣглое іерейство «процвѣтало, яко финиксъ», то теперь оно пришло въ совершенное «оскудѣніе». Въ 1832 году было «распространено на всѣ губерніи» повелѣніе, ранѣе имѣвшее приложеніе въ отношеніи Москвы, Петербурга и Пермской губерніи, чтобы «вновь не появляться бѣглымъ попамъ у раскольниковъ» и только «прежнихъ оставить въ покоѣ». О прежнихъ «удобствахъ» въ требоотправленіи теперь нельзя было и думать. Нѣкоторое время выручались, насколько возможно, иргизскіе монастыри, но когда въ 1841 году прекратилъ свое существованіе послѣдній изъ нихъ, осталось одно Рогожское кладбище. Когда послѣдовалъ первый воспретительный указъ о рогожскихъ попахъ (1827 г.)‚ ихъ тамъ осталось пятеро, да два діакона. Въ 1853 году на лицо состоялъ уже только одинъ попъ. Число «открытыхъ» поповъ изъ года въ годъ пополнялось «секретными», но до полнаго удовлетворенія нуждъ не хватало многаго. Обѣдни служились по ночамъ, въ присутствіи лишь самыхъ надежныхъ лицъ. Въ Рождественской часовнѣ находилось болѣе сорока купелей и — негдѣ было заботиться о благочиніи при совершеніи крещенія. Исповѣдывали всѣхъ вмѣстѣ: дьячекъ читалъ перечисленіе грѣховъ по Потребнику, а присутствующіе должны были говорить: «грѣшенъ» — хотя бы грѣхъ былъ несвойственъ полу или возрасту — и, затѣмъ, попъ читалъ разрѣшительную молитву. Свадьбы вѣнчали паръ по 10 и 20 — «гуськомъ», причемъ случалось, что иной попъ по дряхлости садился въ кресла на колесахъ, а брачившіеся, въ вѣнцахъ, ходя по солонь вокругъ налоя, сами возили попа. Молебны служили «на куръерскихъ». Число требъ на кладбищѣ увеличивалось отъ того, что сюда обращались даже изъ очень отдаленныхъ захолустій. Вѣнчаться ѣхали, конечно, лично, а погребеніе отпѣвалось «заочно» — по «почтѣ» или «съ оказіей», нерѣдко спустя полгода и болѣе послѣ преданія землѣ. За очистительной молитвой посылали нарочнаго: родильница давала ему полотенце, попъ вычитывалъ надъ нимъ положенныя молитвы и, затѣмъ, полотенцемъ махали по воздуху въ томъ домѣ, гдѣ родился младенецъ. И все это стоило очень дорого. Гдѣ-нибудь въ другихъ мѣстахъ, помимо Рогожскаго, было и того хуже. Даже въ стародубскихъ слободахъ можно было отыскать поповъ не иначе, какъ при посредствѣ проводника, — и какихъ поповъ? Безобразнаго поведенія, а то и разстригъ; мало этого: подъ именемъ бѣглыхъ поповъ появлялись крѣпостные бѣглые крестьяне, бѣглые солдаты. Въ такихъ обстоятельствахъ одни изъ бѣглопоповцевъ, впрочемъ очень немногіе, иногда обращались къ православнымъ священникамъ, у другихъ исправленіе требъ получило безпоповщинскій характеръ. Въ послѣднемъ случаѣ началось тѣмъ, что бывало и прежде. Если когда-то, въ былое время, еще въ первой половинѣ XVIII вѣка, вѣтковскіе монахи и даже черницы, разъѣзжая по городамъ и деревнямъ, «тайну исповѣди и причастія» отправляли, роженицамъ молитвы «давали», младенцевъ крестили, по ночамъ отпѣвали умершихъ, то теперь самъ Иргизъ, прежде богатый попами, сталъ внушать народу, что постоянные попы — это, собственно говоря, роскошь, что ихъ могутъ очень часто замѣнить монастырскіе уставщики: причемъ, дѣйствительно, во всѣ селенія, гдѣ только былъ хоть десятокъ раскольническихъ семей, монастырями назначался свой уставщикъ. Такой же порядокъ былъ признанъ и на Рогожскомъ кладбищѣ, гдѣ при «оскудѣніи священства» попамъ помогали въ исправленіи требъ раскольничьи чернецы, съѣзжавшіеся сюда, особенно къ Великому посту, изъ Стародубья, Вѣтки, Иргиза, Керженца. Послѣ этого многіе изъ провинціальныхъ поповцевъ рѣшили, что и вообще можно обойтись безъ личныхъ или заочныхъ услугъ поповъ. Съ однимъ только не могли скоро примириться поповцы, — съ заключеніемъ брачныхъ союзовъ безъ благословенія попа, и когда рѣшили, что и тутъ можно, по нуждѣ, довольствоваться благословеніемъ «стариковъ», то впали въ небывалое въ бѣглопоповщинѣ «новшество» извѣстной части безпоповщины.
Кромѣ общинъ‚ управляемыхъ уставщиками, есть еще поповщинское согласіе, именно бѣглопоповщинское, съ безпоповщинскимъ характеромъ въ ученіи, — согласіе лужковское. Оно образовалось въ двадцатыхъ годахъ XIX вѣка, — по поводу изданія указа 26 марта 1822 года. Большинство поповцевъ съ радостію встрѣтило дозволеніе имѣть бѣгствующихъ поповъ и совсѣмъ не смущалось тѣмъ, что правительство вмѣнило этимъ попамъ въ обязанность «для порядка вести метрику». Но въ людяхъ, фанатически настроенныхъ, это дозволеніе породило сомнѣнія, — насколько истинно такое небывалое дозволенное священство и, особенно, нѣтъ ли ереси въ томъ, чтобы вести метрическія записи. Первое слово протеста было брошено въ посадѣ Лужкахъ, въ Стародубьѣ. Лужковскіе поповцы признали, что только прежнее священство, существовавшее и дѣйствовавшее тайно отъ гражданской и церковной власти, подъ страхомъ наказаній и преслѣдованій, — оно только и было правильнымъ, истиннымъ священствомъ, какое возможно въ нынѣшнія времена, когда церковь должна скрываться, что, напротивъ, это же священство, получивъ отъ правительства свободу и дозволеніе отправлять свои обязанности, чрезъ это самое уже утрачивало характеръ священства истиннаго, становилось какъ бы тѣмъ же великороссійскимъ священствомъ, тѣмъ болѣе, что должно, какъ и послѣднее, вести метрики. Поэтому лужковцы рѣшили держаться попрежнему только тайнаго бѣгствующаго священства и не вести метрическихъ записей, со всѣми же другими поповцами не имѣть общенія. Такъ какъ въ самомъ началѣ единомышленнаго попа у лужковцевъ не было, такъ какъ по этой же причинѣ имъ нельзя было принять явившагося къ ихъ услугамъ, тайно бѣжавшаго отъ церкви, попа Ивана, потому что некому было его перемазать, то лужковцы прибѣгли къ хитрости. Они обратились съ просьбою къ настоятелю старообрядческаго Лаврентьева монастыря Симеону, чтобы онъ дозволилъ монастырскому священноиноку принять отъ ереси, — какой не сказали, — и сотворить «исправу» надъ обратившимся въ старообрядчество попомъ. Настоятель назначилъ священноинока Ираклія. Пріѣхавъ въ Лужки, Ираклій служилъ всенощное бдѣніе, подвелъ попа Ивана подъ обычный чинопріемъ второго порядка, но когда хотѣлъ съ «новоисправленнымъ» приступить къ совершенію литургіи, то старшины лужковской моленной не допустили его до этого, какъ еретика. Изумленный Ираклій поѣхалъ въ Лаврентьевъ, а «исправленный» имъ попъ Иванъ произнесъ предъ лужковцами — мірянами проклятіе ересей и былъ принятъ ими въ сущемъ санѣ. Послѣ этого лужковцы и всѣхъ поповцевъ стали принимать въ свое согласіе не иначе, какъ третьимъ чиномъ, бѣжавшихъ же отъ православной церкви священниковъ — вторымъ. Хотя съ отмѣною указа 1822 года лужковское согласіе ослабѣло, но совсѣмъ не уничтожилось, и фанатизмъ его послѣдователей сказывается, между прочимъ, въ томъ, что они считаютъ ересью приносить за царя положенную просфору. Кромѣ посада Лужковъ, согласіе имѣетъ послѣдователей на Дону, Уралѣ, въ Гуслицѣ и заграницей — въ Молдавіи.
Такимъ образомъ въ настоящее время поповщина существуетъ въ нѣсколькихъ видахъ. Во-первыхъ, есть поповцы, управляемые уставщиками, и во-вторыхъ, есть бѣглопоповцы — діаконовцы и лужковцы. Современное положеніе бѣглопоповцевъ весьма плачевно. Главное затрудненіе бѣглопоповцевъ заключается въ недостаткѣ поповъ. Состояніе православнаго духовенства сравнительно съ былыми временами настолько повысилось, что случаи бѣгства къ раскольникамъ бываютъ очень рѣдко, не смотря даже на распоряженіе не преслѣдовать за таковой побѣгъ. Отсюда затрудненіе бѣглопоповцевъ теперь такъ велико, что дѣлаетъ ихъ жертвой позорной эксплоатаціи. Образовались цѣлыя шайки проходимцевъ, — какъ, впрочемъ, это бывало и прежде, особенно въ тридцатыхъ годахъ XIX вѣка, — занимающихся поставкою бѣглопоповцамъ ложныхъ поповъ. Обыкновенно послѣдніе набираются изъ всякаго сброда, снабжаются фальшивыми ставленными грамотами и сдаются поставщиками за цѣнный «товаръ». Особенно удаченъ и выгоденъ сбытъ этихъ ложныхъ поповъ бываетъ въ мясоѣдъ, въ свадебное время. Главными дѣятелями въ этихъ шайкахъ являются знаменитые гусляки.
О бѣглопоповщинскихъ исканіяхъ архіерейства будетъ сказано подъ словомъ Бѣлокриницкая іерархія. Тамъ же будутъ названы и указатели источниковъ и пособій для исторіи всей вообще поповщины.