Измѣнчивость — Индивидуальныя различія — Сомнительные виды — Широко распредѣленные, сильно распространенные и обыкновенные виды всѣхъ измѣнчивѣе — Виды обширныхъ родовъ въ каждой отдѣльной странѣ болѣе измѣнчивы, чѣмъ виды родовъ мелкихъ — Многіе изъ видовъ обширныхъ родовъ схожи съ разновидностями въ томъ, что они близко, хотя и въ неравной степени, сродны между собою, и имѣютъ ограниченную область распространенія.
Прежде чѣмъ прилагать заключенія, къ которымъ мы пришли въ предъидущей главѣ, къ органическимъ существамъ, находящимся въ условіяхъ природныхъ, мы должны разсмотрѣть вкратцѣ, подвержены ли эти послѣднія какимъ-нибудь измѣненіямъ. Чтобы выяснить, какъ слѣдуетъ, этотъ вопросъ, слѣдовало бы привести длинный рядъ сухихъ фактовъ; но ихъ сообщеніе я отлагаю до слѣдующаго моего сочиненія. Не стану я также разбирать здѣсь различныя опредѣленія термина «видъ». До сихъ поръ, ни одно изъ этихъ опредѣленій не удовлетворяло всѣхъ натуралистовъ; но каждый связываетъ съ выраженіемъ «видъ» какое-нибудь, хотя и неопредѣленное, понятіе. Вообще говоря, въ этотъ терминъ включаютъ понятіе объ отдѣльномъ актѣ творенія. Терминъ «разновидность» опредѣлить почти также трудно; но тутъ почти постоянно подразумѣвается общее происхожденіе, хотя доказано оно лишь очень рѣдко. Далѣе говорятъ объ уродливостяхъ; но онѣ незамѣтно переходятъ въ разновидности. Подъ уродливостью, повидимому, разумѣется какое-либо рѣзкое уклоненіе въ строеніи извѣстной части, — уклоненіе, вредное или безполезное для вида, и не постоянно наслѣдственное. Нѣкоторые авторы употребляютъ выраженіе «уклоненіе» (variation), какъ техническій терминъ, обозначающій видоизмѣненія, прямо зависящія отъ внѣшнихъ жизненныхъ условій; полагаютъ, что «уклоненія», въ этомъ смыслѣ, не наслѣдственны; но кто можетъ сказать, не стали ли бы передаваться наслѣдственно, по-крайней-мѣрѣ въ теченіе нѣсколькихъ поколѣній, такія особенности, какъ малый ростъ раковинъ малосольнаго балтійскаго моря, низкій ростъ растеній альпійскихъ вершинъ, пушистый мѣхъ животныхъ крайняго сѣвера? А въ такомъ случаѣ, мы признали бъ эти уклонныя формы за разновидности.
Далѣе, намъ извѣстно множество легкихъ различій, которыя мы можемъ назвать индивидуальными, потому-что они часто обнаруживаются въ прямомъ потомствѣ однихъ и тѣхъ же родителей, или даютъ поводъ предполагать, что таково ихъ происхожденіе, потому-что обнаруживаются въ особяхъ, населяющихъ одну, рѣзко ограниченную мѣстность. Никто не полагаетъ, чтобы всѣ особи одного вида были отлиты точь-въ-точь въ одну форму. Эти индивидуальныя разности очень важны для насъ, потому-что онѣ представляютъ элементы, которые могутъ быть накоплены естественнымъ подборомъ, точно также, какъ человѣкъ накопляетъ въ извѣстномъ направленіи индивидуальныя особенности, проявляющіяся между его домашними животными и растеніями. Эти индивидуальныя разности, по большей части, обнаруживаются въ признакахъ, которые натуралисты почитаютъ несущественными; но я могъ-бы привести длинный рядъ фактовъ, доказывающихъ, что признаки, несомнѣнно существенные, съ точки зрѣнія физіологической или систематической, также иногда разнятся въ особяхъ одного и того-же вида. Я убѣжденъ, что самый опытный естествоиспытатель удивился-бы количеству случаевъ измѣнчивости, даже въ очень важныхъ пунктахъ строенія, которые можно собрать на основаніи полновѣсныхъ авторитетовъ, и которые я собралъ въ теченіе многихъ лѣтъ. Слѣдуетъ помнить, что систематики не ощущаютъ особеннаго удовольствія, убѣждаясь въ измѣнчивости важныхъ признаковъ, и что мало есть людей, которые подвергали-бы тщательному излѣдованію важные внутренніе органы, и сравнивали-бы ихъ во многихъ экземплярахъ одного вида. Я никакъ не ожидалъ, чтобы у насѣкомыхъ развѣтвленіе главныхъ нервовъ около самыхъ центральныхъ узловъ было измѣнчиво въ предѣлахъ одного и того же вида; но мистеръ Люббокъ еще недавно доказалъ, что эти главные нервы у Coccus представляютъ измѣнчивость, сравнимую съ неправильностями въ развѣтвленіи древеснаго ствола. Тотъ же самый остроумный изслѣдователь недавно доказалъ, что мышцы въ личинкахъ нѣкоторыхъ насѣкомыхъ расположены далеко не однообразно. Авторы иногда впадаютъ въ ложный кругъ, утверждая, что важные признаки неизмѣнчивы; потому-что эти самые авторы на дѣлѣ признаютъ важными тѣ признаки, которые неизмѣнчивы (въ чемъ нѣкоторые, впрочемъ, чистосердечно сознаются); съ этой точки зрѣнія, никакой важный признакъ не окажется измѣнчивымъ; но со всякой другой, конечно, могутъ быть приведены многіе примѣры такой измѣнчивости.
Одинъ изъ пунктовъ, связанныхъ съ индивидуальными особенностями, кажется мнѣ особенно загадочнымъ: я говорю о тѣхъ родахъ, которые иногда называются «полиморфными», — въ которыхъ виды представляютъ безпорядочный рядъ уклоненій, такъ-что не найдешь двухъ натуралистовъ, согласныхъ въ томъ, какую форму признать за видъ, какую за разновидность. Примѣромъ могутъ служить, между растеніями, роды Rubus, Rosa и Hieracium; между животными, многіе роды насѣкомыхъ и многіе роды руконогихъ слизней. Въ многихъ полиморфныхъ родахъ нѣкоторые изъ видовъ имѣютъ опредѣленные и постоянные признаки. Роды полиморфные въ одной странѣ, повидимому, бываютъ полиморфны и въ другихъ странахъ, а также, судя по раковинамъ руконогихъ, были полиморфны въ прежнія времена. Эти факты очень загадочны, потому-что они указываютъ, повидимому, на независимость измѣнчивости этого рода отъ жизненныхъ условій. Я склоненъ подозрѣвать, что эти полиморфные роды представляютъ намъ измѣнчивость въ такихъ пунктахъ строенія, которые безвредны и безполезны виду, и поэтому не были захвачены и установлены процессомъ естественнаго подбора, какъ будетъ объяснено ниже.
Тѣ формы, которыя въ значительной мѣрѣ представляютъ характеръ вида, но такъ близко схожи съ другими формами, или связаны съ ними такими незамѣтными переходами, что натуралисты неохотно признаютъ ихъ за отдѣльные виды, — во многихъ отношеніяхъ особенно важны для насъ. Мы имѣемъ всѣ причины полагать, что многія изъ этихъ сомнительныхъ и близко сродныхъ между собою формъ, постоянно, въ продолженіе долгаго времени, сохраняли свой характеръ въ тѣхъ странахъ, въ которыхъ онѣ развиваются естественно — такъ же долго, насколько намъ извѣстно, какъ и несомнѣнные виды. На практикѣ, когда натуралистъ можетъ связать двѣ формы промежуточными звеньями, онъ признаетъ одну изъ нихъ за разновидность другой, придавая степень вида самой обыкновенной, или прежде описанной изъ этихъ двухъ формъ, а другую считая разновидностію. Но въ нѣкоторыхъ случаяхъ, которыхъ исчислять здѣсь я не намѣренъ, встрѣчаются значительныя затрудненія въ рѣшеніи вопроса, слѣдуетъ-ли одну форму считать за разновидность другой, хотя-бы онѣ были тѣсно связаны промежуточными звеньями; и не всегда можемъ мы устранить эти затрудненія, принимая, какъ то часто дѣлаютъ, что промежуточныя звенья суть помѣси. Во многихъ случаяхъ, однако же, одна форма считается разновидностію другой, не потому, что между ними дѣйствительно найдены промежуточныя звенья, но потому, что наблюдатель по аналогіи предполагаетъ ихъ существованіе, либо въ отдаленныхъ мѣстностяхъ, либо въ прошломъ; и тутъ раскрывается широкое поле для сомнѣній и гипотезъ.
Поэтому, для рѣшенія вопроса, слѣдуетъ ли считать данную форму за видъ или разновидность, намъ, повидимому, не остается инаго руководства, кромѣ мнѣнія опытныхъ и основательныхъ натуралистовъ. Мы, однако же, во многихъ случаяхъ, должны основываться на большинствѣ голосовъ, потому-что едва ли найдется хоть одна, хорошо извѣстная и рѣзкая разновидность, которая не была бы возведена на степень вида, по-крайней-мѣрѣ нѣкоторыми уважаемыми авторитетами.
О томъ, что такія сомнительныя разновидности нерѣдки, не можетъ быть и спора. Сравните флоры Великобританіи, Франціи или Соединенныхъ Штатовъ, составленныя разными ботаниками, и посмотрите, какой огромный рядъ формъ занесенъ въ нихъ одними ботаниками въ число видовъ, другими въ число разновидностей. Мистеръ Уатсонъ, которому я глубоко обязанъ за содѣйствіе всякаго рода, отмѣтилъ для меня 182 англійскихъ растеній, которыя вообще считаются разновидностями, но нѣкоторыми ботаниками почитаются за виды; и изъ этого списка онъ опустилъ много незначительныхъ разновидностей, однако признанныхъ за виды нѣкоторыми ботаниками, и вовсе исключилъ изъ него нѣсколько въ высшей степени полиморфныхъ родовъ. Къ родамъ, обнимающимъ самыя полиморфныя формы, мистеръ Бабингтонъ относитъ 251 видъ, а мистеръ Бентамъ только 112, что составляетъ разность въ 139 сомнительныхъ формъ. Между животными, совокупляющимися для каждаго рожденія, и подвижными въ значительной степени, сомнительныя формы, признаваемыя однимъ зоологомъ за виды, а другимъ за разновидности, лишь рѣдко встрѣчаются въ одной и той-же странѣ, но обыкновенны въ отдѣльныхъ странахъ. Сколько изъ тѣхъ птицъ и насѣкомыхъ Сѣверной Америки и Европы, которыя лишь слегка разнятся между собою, были признаны однимъ первокласснымъ натуралистомъ за несомнѣнные виды, другимъ-же за разновидности, или такъ-называемыя мѣстныя породы! Много лѣтъ тому назадъ, самъ сравнивая и присутствуя при томъ, какъ сравнивали другіе птицъ отдѣльныхъ острововъ группы Галлопагосъ, какъ между собою, такъ и съ птицами американскаго материка, я былъ пораженъ произвольностью и неясностью различій между разновидностію и видомъ. На островкахъ маленькой мадерской группы встрѣчается не мало насѣкомыхъ, которыя занесены въ число разновидностей въ великолѣпномъ сочиненіи Волластона, но безъ сомнѣнія были-бы признаны многими энтомологами за отдѣльные виды. Даже въ Ирландіи встрѣчается нѣсколько животныхъ, теперь признанныхъ за разновидности, но возведенныхъ нѣкоторыми зоологами на степень вида. Многіе очень опытные орнитологи почитаютъ нашу британскую горную куропатку лишь за рѣзкую породу норвежскаго вида, между тѣмъ какъ большинство считаетъ его несомнѣннымъ видомъ, свойственнымъ Великобританіи. Значительное разстояніе между мѣстами жительства двухъ сомнительныхъ формъ приводитъ многихъ натуралистовъ къ убѣжденію, что онѣ два отдѣльные вида; но какое разстояніе, справедливо спрашиваютъ другіе натуралисты, достаточно для этого? Если разстояніе между Америкою и Европою удовлетворительно, можно ли довольствоваться разстояніемъ между материкомъ и Асорами, или Мадерою, или Канарскими островами, или Ирландіею?
Нельзя не допустить, что многія формы, почитаемыя значительными авторитетами за разновидности, до того по характеру близки къ видамъ, что другими авторитетами, не менѣе значительными, почитаются за несомнѣнные виды. Но спорить о томъ, которое изъ этихъ мнѣній справедливѣе, напрасный трудъ, пока эти термины не имѣютъ строго опредѣленнаго, общепринятаго значенія.
Многія изъ этихъ рѣзкихъ разновидностей или сомнительныхъ видовъ заслуживаютъ полнаго вниманія; потому-что многія интересныя соображенія относительно географическаго распредѣленія органическихъ существъ, аналогическихъ видоизмѣненій, помѣсей, и т. д., связаны съ попытками опредѣлить ихъ систематическую степень. Приведу здѣсь только одинъ, очень извѣстный примѣръ: двѣ формы барашковъ, Primula vulgaris и Primula veris. Эти растенія имѣютъ очень различную наружность. Они разнятся и по вкусу, и по запаху; они цвѣтутъ несовсѣмъ въ одно время; они растутъ въ мѣстахъ нѣсколько различныхъ; въ горахъ, они подымаются на неравную высоту; ихъ географическое распредѣленіе различно; и наконецъ, по многочисленнымъ опытамъ, произведеннымъ въ теченіе многихъ лѣтъ однимъ изъ самыхъ искуссныхъ наблюдателей, Гертнеромъ, получить отъ нихъ помѣсь чрезвычайно трудно. Какихъ намъ еще доказательствъ, что мы имѣемъ дѣло съ двумя отдѣльными видами? А между тѣмъ, эти двѣ формы связаны множествомъ посредствующихъ звеньевъ, которыя едва-ли можно признать за помѣси; и мы имѣемъ доводы, по моему мнѣнію, неопровержимые, въ пользу ихъ происхожденія отъ общихъ родичей, и, слѣдовательно, должны признать ихъ за разновидности.
Внимательное изслѣдованіе, во многихъ случаяхъ, должно привести натуралистовъ къ соглашенію относительно вѣса, который можно придать такимъ сомнительнымъ формамъ. Но мы должны сознаться, что наибольшее количество сомнительныхъ формъ найдено въ мѣстностяхъ, наилучше изслѣдованныхъ. Меня поразилъ тотъ фактъ, что если какое-нибудь животное или растеніе въ дикомъ видѣ особенно полезно человѣку, или по какой-либо причинѣ обратило на себя особенное вниманіе, непремѣнно находятся и указанія на разновидности такой формы. Эти разновидности, сверхъ того, возводятся нѣкоторыми писателями на степень видовъ. Примѣромъ можетъ служить обыкновенный дубъ, столь тщательно изслѣдованный; одинъ германскій ботаникъ разбилъ-же его на дюжину видовъ; да и въ Англіи можно указать на высокіе авторитеты въ области науки и практики, утверждающіе одни, что дубъ лѣтній и зимній[1] — отдѣльные виды, другіе, что они лишь разновидности.
Когда молодой натуралистъ приступаетъ къ изученію группы организмовъ, совершенно ему неизвѣстной, онъ сначала очень затрудняется тѣмъ, какія разности онъ долженъ почитать за виды, какія за разновидности. Это происходитъ отъ того, что онъ не знаетъ ничего о мѣрѣ и видѣ измѣненій, которымъ подвержена занимающая его группа; и это доказываетъ, по-крайней-мѣрѣ, какъ обыкновенна нѣкоторая мѣра измѣненія. Но если онъ сосредоточитъ свое вниманіе на одномъ классѣ въ данной мѣстности, онъ скоро приладится, къ какому разряду относить сомнительныя формы. Онъ вообще будетъ расположенъ къ установленію многихъ видовъ, потому-что на него (какъ на вышеупомянутаго охотника до голубей) произведутъ сильное впечатлѣніе различія между формами, которыя онъ безпрестанно изучаетъ; и у него недостаетъ общихъ свѣденій объ аналогическихъ измѣненіяхъ въ другихъ группахъ и въ другихъ странахъ, для повѣрки его впечатлѣній. Расширяя кругъ своихъ изслѣдованій, онъ встрѣтится съ новыми затрудненіями, потому-что познакомится еще съ большимъ количествомъ близко сродныхъ между собою формъ. Но если его наблюденія распространятся на значительный кругъ формъ, онъ наконецъ составитъ себѣ норму, по которой онъ будетъ отличать виды отъ разновидностей; но онъ достигнетъ этого, лишь допустивши значительную мѣру измѣнчивости въ области каждаго вида, и справедливость его опредѣленій будетъ часто оспариваться другими натуралистами. Если, сверхъ того, онъ приступитъ къ изученію сродныхъ формъ, принадлежащихъ странамъ, теперь не составляющимъ сплошнаго цѣлаго, причемъ едва-ли встрѣтятся ему формы промежуточныя, онъ долженъ будетъ совершенно положиться на аналогію, и его затрудненія достигнутъ крайнихъ предѣловъ.
Нѣтъ сомнѣнія, что до сихъ поръ не удалось установить опредѣленной грани между видами и подъ-видами, т. е. формами, по мнѣнію натуралистовъ, близко, но не совсѣмъ подходящими подъ степень вида; далѣе, между подъ-видами и ясно выраженными разновидностями, и наконецъ, между разновидностями менѣе рѣзкими и индивидуальными особенностями. Эти разности сливаются между собою въ непрерывный рядъ; и такой рядъ естественно возбуждаетъ въ насъ представленіе дѣйствительнаго перехода.
Поэтому я считаю индивидуальныя особенности, хотя мало интересныя для систематиковъ, чрезвычайно важными для насъ, какъ первые шаги къ тѣмъ легкимъ разновидностямъ, которыя едва удостоиваются упоминанія въ естественно-историческихъ сочиненіяхъ. Разновидности-же нѣсколько болѣе опредѣленныя и постоянныя, я считаю шагами къ разновидностямъ еще болѣе рѣзкимъ и постояннымъ; эти же послѣднія — зачатками подвидовъ, а наконецъ и видовъ. Переходъ отъ одной степени различія къ другой, высшей степени, въ нѣкоторыхъ случаяхъ, можетъ зависѣть отъ продолжительнаго дѣйствія различныхъ физическихъ условій въ двухъ различныхъ мѣстностяхъ; но мнѣ не слишкомъ вѣрится къ такой процессъ; и я приписываю переходъ разновидности изъ состоянія, въ которомъ она мало разнится отъ своего родича, въ состояніе, въ которомъ она отъ него разнится значительно, дѣйствію естественнаго подбора, накопляющаго (какъ будетъ объяснено ниже), въ извѣстныхъ опредѣленныхъ направленіяхъ, разности въ строеніи. Поэтому я полагаю, что рѣзкую разновидность, по справедливости, можно назвать зачинающимся видомъ; о степени-же вѣроятія этого мнѣнія можно судить лишь по совокупному вѣсу всѣхъ соображеній и фактовъ, изложенныхъ въ этомъ сочиненіи.
Не нужно предполагать, чтобы всѣ разновидности или зачинающіеся виды необходимо достигали степени вида. Онѣ могутъ угаснуть въ этомъ своемъ зачаточномъ состояніи, или могутъ оставаться разновидностями въ продолженіе долгихъ временъ, какъ показалъ мистеръ Волластонъ относительно разновидностей нѣкоторыхъ мадерскихъ ископаемыхъ раковинъ. Если разновидность размножится до того, что численностію своею превыситъ породившій ее видъ, она будетъ признана за видъ, а видъ за разновидность; или же она можетъ вытѣснить и уничтожить породившій ее видъ; или обѣ формы могутъ продолжать совмѣстное существованіе и быть признаны за отдѣльные виды. Но намъ еще придется вернуться къ этому предмету. Изъ этихъ замѣчаній явствуетъ, что я считаю слово «видъ» произвольнымъ, дающимся ради удобства названіемъ группы особей, близко схожихъ между собою, и что нѣтъ по смыслу существеннаго различія между нимъ и терминомъ «разновидность,» которымъ обозначаются формы, менѣе опредѣленныя, болѣе измѣнчивыя. Терминъ «разновидность», въ свою очередь, если принять въ соображеніе индивидуальныя особенности, такъ же произволенъ, такъ же прилагается лишь для удобства.
Основываясь на теоретическихъ соображеніяхъ, я полагалъ, что можно вывести интересные результаты относительно свойствъ и соотношеній видовъ самыхъ измѣнчивыхъ, составивъ полные списки разновидностей, на основаніи нѣкоторыхъ, хорошо обработанныхъ флоръ. На первый взглядъ, это показалось мнѣ дѣломъ не труднымъ; но мистеръ Уатсонъ, которому я много обязанъ за полезные совѣты и содѣйствіе по этому предмету, скоро убѣдилъ меня въ томъ, что эта задача сопряжена съ немалыми затрудненіями, что подтвердилъ мнѣ мистеръ Гукеръ, въ выраженіяхъ еще болѣе сильныхъ. Я отлагаю до слѣдующаго моего сочиненія разборъ этихъ затрудненій и самыя таблицы для сравненія чиселъ измѣнчивыхъ видовъ. Докторъ Гукеръ позволяетъ мнѣ присовокупить, что, внимательно прочитавши мою рукопись, онъ считаетъ слѣдующія положенія прочно основанными на фактахъ. Весь предметъ, однако же, при необходимомъ здѣсь краткомъ изложеніи, представляетъ немало загадочнаго, и нельзя избѣгнуть упоминаній о «борьбѣ за существованіе», о «расхожденіи признаковъ» и другихъ вопросахъ, которые будутъ разобраны ниже.
Альфонсъ Декандоль и другіе показали, что растенія, имѣющія значительную область распространенія, весьма часто представляютъ разновидности; этого и слѣдовало ожидать, потому-что такія растенія подвергаются различнымъ физическимъ условіямъ, да къ тому-же (а это, какъ мы увидимъ далѣе, гораздо важнѣе) вступаютъ въ состязаніе съ различными группами органическихъ существъ. Но мои таблицы доказываютъ далѣе, что въ каждой отдѣльной странѣ, виды самые обыкновенные, т. е. представленные наибольшимъ количествомъ особей, и виды, самые распространенные въ этой странѣ (а это обстоятельство не тождественно съ обширною областью распредѣленія, не вполнѣ тождественно и съ обыкновенностію) часто производятъ разновидности достаточно рѣзкія, чтобы удостоится отмѣтки въ ботаническихъ сочиненіяхъ. Слѣдовательно виды, самые цвѣтущіе, или какъ ихъ можно назвать, виды преобладающіе, — тѣ виды, которые широко разбросаны по земному шару, сильно распространены въ странахъ, которымъ они свойственны, и особенно богатые особями — всего чаще производятъ тѣ рѣзкія разновидности, которыя я считаю зачинающимися видами. И это, какъ мнѣ кажется, можно было предвидѣть: разновидности, для того, чтобы сдѣлаться сколько нибудь постоянными, необходимо должны бороться съ прочими организмами, населяющими ту-же мѣстность; виды, преобладающіе въ этой мѣстности, всего скорѣе могутъ произвести потомство, которое, хотя и видоизмѣнено въ извѣстной степени, однако же наслѣдуетъ тѣ преимущества, которыя доставили его родичамъ преобладаніе надъ ихъ совмѣстниками.
Если мы раздѣлимъ на двѣ равныя массы всѣ растенія, населяющія данную страну и описанныя въ ея флорахъ, причемъ отнесемъ въ одну сторону всѣ роды богатые, въ другую всѣ роды бѣдные видами, на сторонѣ родовъ, болѣе обширныхъ, окажется нѣсколько бо̀льшее количество самыхъ обыкновенныхъ, распространенныхъ или преобладающихъ видовъ. И это опять можно было предвидѣть; потому-что самый фактъ существованія многихъ видовъ одного рода, въ данной мѣстности, показываетъ, что въ органическихъ или неорганическихъ условіяхъ этой мѣстности заключается нѣчто благопріятное этому роду; и, слѣдовательно, можно было предвидѣть, что въ родахъ болѣе обширныхъ, обнимающихъ бо́льшее количество видовъ, мы найдемъ относительно значительное число видовъ преобладающихъ. Но существуетъ столько причинъ, по необходимости затемняющихъ этотъ результатъ, что я даже удивленъ тѣми незначительными большинствами, которые оказываются, по моимъ таблицамъ, на сторонѣ видовъ болѣе объемистыхъ. Я упомяну тутъ лишь о двухъ такихъ затемняющихъ причинахъ. Прѣсноводныя и солончаковыя растенія вообще имѣютъ очень обширную область распространенія; но это, повидимому, зависитъ отъ свойства ихъ мѣста-нахожденія, и мало или вовсе не находится въ соотношеніи съ объемомъ родовъ, къ которымъ принадлежатъ эти виды. Далѣе, растенія, принадлежащія къ низшимъ классамъ царства, вообще распространены гораздо болѣе, чѣмъ растенія классовъ высшихъ; и тутъ опять нѣтъ видимаго соотношенія съ объемомъ родовъ. Причина, по которой растенія низшей организаціи распространены такъ значительно, будетъ разсмотрѣна въ главѣ о географическомъ распредѣленіи организмовъ.
Разсматривая виды, какъ лишь рѣзкія и строго-опредѣленныя разновидности, я былъ приведенъ къ предположенію, что въ каждой отдѣльной странѣ виды объемистыхъ родовъ будутъ чаще представлять разновидности, чѣмъ виды родовъ мелкихъ; ибо вездѣ, гдѣ образовалось много близко-сродныхъ между собою видовъ (т. е. видовъ одного рода), должно думать, что и до сихъ поръ должны образоваться виды, и существовать въ зачаточномъ состояніи разновидностей. Тамъ, гдѣ растетъ много крупныхъ деревьевъ, мы должны искать и молодыхъ сѣянокъ. Тамъ, гдѣ въ одномъ родѣ образовалось, черезъ измѣненіе, много видовъ, обстоятельства благопріятствовали измѣненію, и мы имѣемъ поводъ предполагать, что они благопріятствуютъ ему до сихъ поръ. Съ другой стороны, если мы станемъ разсматривать каждый видъ, какъ результатъ одного отдѣльнаго творческаго дѣйствія, нѣтъ никакой видимой причины, по которой разновидности должны-бы были быть многочисленнѣе въ родахъ многовидныхъ, чѣмъ въ родахъ маловидныхъ.
Чтобы испытать справедливость этого предположенія, я расположилъ растенія двѣнадцати странъ и жесткокрылыхъ насѣкомыхъ двухъ областей, въ двѣ приблизительно равныя массы — виды родовъ болѣе объемистыхъ съ одной стороны, виды родовъ менѣе объемистыхъ съ другой, и постоянно оказывалось, что на сторонѣ объемистыхъ родовъ бо̀льшая доля видовъ представляла разновидности, чѣмъ на сторонѣ родовъ мелкихъ. Сверхъ того, виды объемистыхъ родовъ, представляющіе разновидности, постоянно, среднимъ числомъ, представляютъ ихъ бо̀льшее количество, чѣмъ виды родовъ мелкихъ. Оба эти результата обнаруживаются точно такъ же, если мы произведемъ дѣленіе другимъ способомъ, и вовсе исключимъ изъ нашихъ списковъ роды мельчайшіе, содержащіе отъ одного до четырехъ видовъ. Значеніе этихъ фактовъ ясно, если мы признаемъ, что виды суть лишь постоянныя, рѣзкія разновидности; ибо вездѣ, гдѣ возникло много видовъ, гдѣ процессъ ихъ образованія былъ очень дѣятеленъ, мы должны еще найдти слѣды или продолженіе этой дѣятельности, тѣмъ болѣе, что мы имѣемъ всѣ поводы считать этотъ процессъ очень медленнымъ. И эти слѣды дѣйствительно находятся, если мы признаемъ разновидности за зачинающіеся виды; ибо изъ моихъ списковъ ясно вытекаетъ общее правило, что въ каждомъ родѣ, распавшемся на множество видовъ, эти виды представляютъ количество разновидностей, т. е. зачинающихся видовъ, высшее средняго. Этимъ я не хочу сказать, что во всѣхъ объемистыхъ родахъ теперь увеличивается количество видовъ и что нѣтъ мелкихъ родовъ, измѣняющихся и разростающихся въ настоящее время; такое положеніе разрушало-бы мою теорію; геологія ясно свидѣтельствуетъ о томъ, что мелкіе рода со временемъ значительно увеличились въ объемѣ, и что обширные рода, нерѣдко достигали своего maximum, ослабѣвали и угасали. Мы только хотѣли показать, что, среднимъ числомъ, роды, образовавшіе много видовъ, образуютъ ихъ до сихъ поръ; а это не подлежитъ сомнѣнію.
Между видами обширныхъ родовъ и ихъ разновидностями существуютъ еще другія соотношенія, заслуживающія вниманія. Мы видѣли, что нѣтъ непогрѣшимаго вѣдала для распознанія вида отъ рѣзкой разновидности, и что въ тѣхъ случаяхъ, когда между сомнительными формами не найдено промежуточныхъ звеньевъ, натуралисты принуждены основать свое опредѣленіе на степени различія между ними, и рѣшить по аналогіи, достаточно или нѣтъ это различіе, чтобы возвести одну или обѣ формы на степень вида. Поэтому степень различія составляетъ очень важное вѣдало для рѣшенія вопроса, считать ли двѣ формы за отдѣльные виды, или за разновидности одного вида. Но Фрисъ замѣтилъ относительно растеній, а Вествудъ — относительно насѣкомыхъ, что въ обширныхъ родахъ степень различія между видами часто чрезвычайно мала. Я постарался провѣрить это положеніе числами, и насколько я могу положиться на полученные мною результаты, они подтверждаютъ это воззрѣніе. Я сносился также съ нѣсколькими искуссными и опытными наблюдателями, и всѣ они, по зрѣлому размышленію, соглашаются съ этимъ воззрѣніемъ. Итакъ, и въ этомъ отношеніи, виды обширныхъ родовъ болѣе схожи съ разновидностями, чѣмъ виды родовъ мелкихъ. Или можно выразиться такъ: въ родахъ обширныхъ, въ которыхъ, въ настоящее время, выработывается количество разновидностей или зачинающихся видовъ большее средняго, многіе виды, уже выработавшіеся, еще въ нѣкоторой мѣрѣ похожи на разновидности, потому-что разнятся между собою нѣсколько меньше, чѣмъ большинство видовъ.
Сверхъ того, виды обширныхъ родовъ относятся между собою точно такъ же, какъ относятся между собою разновидности любаго вида. Ни одинъ натуралистъ не станетъ утверждать, чтобы всѣ виды одного рода одинаково рознились между собою; ихъ обыкновенно можно распредѣлить въ подъ-породы, отдѣлы и группы, болѣе мелкія. Какъ очень хорошо замѣтилъ Фрисъ, маленькія группы видовъ обыкновенно собраны, какъ спутники, около извѣстныхъ видовъ. И что̀ такое разновидности, если не группы формъ, неравномѣрно сродныхъ между собою, и собранныя вокругъ извѣстныхъ другихъ формъ, т. е. вокругъ породившаго ихъ вида? Нѣтъ сомнѣнія, что между разновидностями и видами есть одно очень важное отличіе, а именно то, что степень различія разновидностей, какъ другъ отъ друга, такъ отъ своего вида, гораздо меньше, чѣмъ степень различія между видами одного рода. Но когда мы дойдемъ до разсмотрѣнія того начала, которое я называю «расхожденіемъ признаковъ», мы увидимъ, какъ объясняется это отличіе, и какъ легкія различія между разновидностями стремятся разростаться въ болѣе значительныя различія, существующія между видами.
Есть еще одно обстоятельство, достойное, какъ мнѣ кажется, вниманія. Разновидности, вообще, имѣютъ малую область распространенія: это положеніе, въ сущности, не требуетъ доказательства; ибо еслибъ разновидность оказалась болѣе распространенною, чѣмъ видъ, къ которому ее относятъ, обѣ формы были бы обозначены наоборотъ. Но есть поводъ думать, что и виды, близко сродные другимъ видамъ, и въ этомъ схожіе съ разновидностями, часто имѣютъ распространеніе весьма ограниченное. Такъ, напримѣръ, мистеръ Уатсонъ отмѣтилъ для меня въ тщательно-обработанномъ спискѣ Лондонскихъ растеній (4-е изданіе) 63 растенія, внесенныя въ него подъ рубрику видовъ, но почитаемыя имъ столь сродными съ другими видами, что степень ихъ сомнительна; эти 63 вида, среднимъ числомъ, распространяются на 6,9 провинцій, на которыя г. Уатсонъ раздѣлилъ Великобританію. Въ тотъ же самый списокъ внесены 53 формы, всѣми признанныя за разновидности, и онѣ распространяются на 7,7 провинцій; между тѣмъ, какъ виды, къ которымъ относятся эти разновидности, распространены на 14,3 провинцій. Такъ что несомнѣнныя разновидности представляютъ намъ распространеніе приблизительно столько-же ограниченное, какъ тѣ очень близко съ ними сродныя формы, отмѣченныя для меня мистеромъ Уатсономъ, какъ сомнительные виды, но признанные почти всѣми англійскими ботаниками за истинные, хорошо установленные виды.
Итакъ, разновидности, по общему характеру, совершенно сходятся съ видами, ибо онѣ не могутъ быть отличены отъ видовъ: развѣ, во-первыхъ, черезъ открытіе посредствующихъ звеньевъ, а существованіе такихъ среднихъ формъ не имѣетъ никакого вліянія на дѣйствительные признаки тѣхъ формъ, которыя они связываютъ; или развѣ, во-вторыхъ, по извѣстной степени различія: двѣ формы, мало разнящіяся между собою, вообще признаются за разновидности, хотя бы и не было открыто между ними формъ посредствующихъ; но степень различія, потребная для того, чтобы возвести двѣ формы въ достоинство отдѣльныхъ видовъ, совершенно неопредѣлена. Въ родахъ, заключающихъ въ себѣ количество видовъ большее средняго въ данной мѣстности, виды представляютъ и количество разновидностей, большее средняго. Въ обширныхъ родахъ, виды часто сродны между собою близко, но неравномѣрно, и образуютъ малыя группы вокругъ извѣстныхъ видовъ. Видамъ, близко сроднымъ съ другими видами, какъ кажется, свойственны ограниченные округи распространенія. Во всѣхъ этихъ отношеніяхъ, виды обширныхъ родовъ представляютъ значительное сходство съ разновидностями. И намъ понятно это сходство, если виды когда-то были разновидностями и возникли изъ нихъ, между тѣмъ, какъ это сходство совершенно необъяснимо, если каждый видъ былъ созданъ отдѣльно.
Мы видѣли также, что всего болѣе разновидностей производятъ преобладающіе виды обширныхъ родовъ; а разновидности, какъ мы увидимъ впослѣдствіи, стремятся къ превращенію въ новые отдѣльные виды. Обширные виды, такимъ образомъ, стремятся расшириться еще болѣе; и во всемъ органическомъ мірѣ, формы жизни, нынѣ преобладающія, стремятся къ еще большему преобладанію черезъ оставленіе видоизмѣненнаго и преобладающаго потомства. Но, черезъ процессы, которые будутъ объяснены ниже, обширные роды стремятся также къ распаденію на роды, болѣе мелкіе. И этимъ путемъ, всѣ органическія формы распредѣляются группами, подчиненными однѣ другимъ.
- ↑ Quercus pedunculata Ehrh. и Q. sessiliflora Im.