Сходка тем временем продолжалась. Один из пиратов вернулся в дом и с тем же почтительно-ироническим поклоном попросил позволения взять на минуту факел. Сильвер позволил, комиссар удалился и мы остались в темноте.
— Развязка приближается, Джим, — сказал мне Сильвер с дружеской фамильярностью.
Я полюбопытствовал взглянуть из ближайшей амбразуры. От костра остались одни уголья и я понял, почему вдруг пиратам понадобился факел. Они сидели кучкой на середина склона. Один держал головню, а другой что-то делал, присев на корточки. Я заметил, как в руке у него сверкнуло лезвие ножа. Прочие с любопытством следили за его действиями. Приглядевшись попристальнее, я увидал, что кроме ножа у него в руках ещё и книга, и удивился, откуда она взялась и зачем понадобилась. Но вот сидевший на корточках встал и толпа вернулась к дому.
— Идут назад, — сказал я Сильверу.
Я отошёл от амбразуры, не желая, чтобы они заметили моё подглядывание. Попасться в этом я считал ниже своего достоинства.
— Ну, что же, милости просим! — невозмутимо ответил мне Сильвер. — Не стану же я их бояться.
Пираты появились у порога, толпясь как бараны и подталкивая вперёд того матроса, которого я видел с книгой в руках. Довольно комично вышло, когда он, неуклюже выдвинувшись из кучки, нерешительно переминался с ноги на ногу, сжимая что-то в правом кулаке.
— Подходи же, приятель, сказал ему Сильвер. — Чего ты боишься? Ведь я тебя не съем. Я человек деликатный. Притом же ты депутат, лицо священное в некотором роде.
Пират ободрился и подошёл. Сунув что-то Сильверу в руку, он поспешнейшим образом отретировался к товарищам.
Сильвер посмотрел на то, что ему подали.
— Чёрная марка! — вскричал он. — Я так и думал. — Откуда это вы её выкопали, интересно знать?.. А, понимаю. Из библии вырезали!.. И не грех вам? За это Бог накажет. Который это идиот изорвал библию?
— Говорил ведь я им! — вскричал Морган. — Разве можно было так Бога гневить!.. Он накажет, непременно накажет.
— Да, ребятушки, наделали вы дела! — продолжал Сильвер. — Грех какой!.. Ну, уж теперь быть вам повешенными, не отвертитесь. Какой же это болван сделал-то?
— Это всё Дик, — сказал кто-то.
— Дик? Ну, теперь он пиши своё завещание. Бедный! Ему не сдобровать.
Тут выступил человек, ушедший на сходку первым, и сказал:
— Довольно балагурить, Джон Сильвер. Экипаж послал вам чёрную марку, как положено по уставу. Устав обязателен и для вас. Вы должны ему подчиниться.
— В самом деле?.. Спасибо, что надоумил. Вы, ребята, молодцы: устав знаете твёрдо. Ну-с, так что же тут такое написано? Низложен! Так. И как красиво написано, чёрт побери. Точно отпечатано. Кто это из вас писал, друзья мои? Ты что ли, Джордж?.. Уж не в капитаны ли ты пробираешься? Хорошим будешь капитаном, отличным. А покуда дай-ка мне головню. Моя трубка что-то плохо курится.
— Без шуток, Джон Сильвер, — сказал Джордж. — Мы знаем, что вы шутник, но дело не в том. Ваш черёд прошёл. Сходите-ка с бочки и давайте выбирать нового капитана.
— А я было думал, что вы и вправду знаете устав, — презрительно возразил Сильвер. — Нет, видно вас нужно ещё поучить. Знайте же, что я всё ещё ваш капитан, слышите? И буду им до тех пор, покуда вы не заявите мне своих претензий, а я на них не отвечу. Покуда этого не будет, ваша чёрная марка всё равно что ничего. Потом мы увидим.
— О, не бойтесь, мы знаем, чего хотим, — отвечал Джордж. — Во-первых, вы испортили наше дело. Попробуйте нас уверить в противном. Во-вторых, вы выпустили из блокгауза врагов, которые были нами сжаты в кулак. Не знаю зачем они пожелали уйти, но вполне понимаю, что им это было нужно. После этого вы не дали нам напасть на них, когда они уходили. О, ваша игра вполне понятна; вы служите и нашим и вашим, надеясь обеспечить себе лазейку на случай окончательной беды. Но этого мы не допустим, нет… Наконец, последнее наше неудовольствие — этот мальчишка.
— И всё? — холодно спросил Сильвер.
— Кажется, довольно и этого? — рассердился Джордж. — Мы все скоро угодим на виселицу, благодаря вашей глупости.
— Ну, ладно. Я сейчас отвечу вам на все ваши обвинения. Я испортил всё дело, вы говорите. Я ли, послушайте? Вы помните, какой был у меня план, и сами, я думаю, видите теперь, что если бы он был исполнен, то мы сидели бы теперь на Испаньоле с кучей денег и со всякой провизией. Кто меня не послушался? Кто заставил меня отказаться от этого плана, меня, выборного капитана? Кто в самый решительный день, когда мы съехали на остров, сунул мне в руки чёрную марку? Кто отказался ждать более благоприятной минуты? И вот теперь нас действительно ждёт очень печальная участь. Виселицы нам не миновать, а чья вина? Вина Андерсена, Гандса и твоя, Джордж Мерри. Ты остался последний из этой глупой троицы, тех двух уже нет на свете. Они поплатились, но ты, ты после этого ещё смеешь лезть в капитаны! Да это чёрт знает что такое!
Сильвер умолк и по лицам Джорджа и его товарищей я заметил, что речь произвела впечатление.
— Так вот ваше первое обвинение, — продолжал обвиняемый, вытирая вывернутою рукою потный лоб. Он говорил с такою силой, что в доме дрожали стены. — Эх, да что! Просто и вспоминать-то тошно!.. Память у вас короткая, разум тоже; вы не можете ничего сообразить, ничему научиться. Какие вы матросы? Какие вы рыцари фортуны? Вам бы с аршином за прилавком стоять, а не то что…
— Продолжай, Джон, — сказал Морган. — Переходи к другим обвинениям.
— К другим!… А вы думаете, что в них больше резона? Держите карман!… Дело испорчено по-вашему? Истинная правда; и как ещё испорчено-то! Я просто стыну при мысли о том, что вам угрожает… И до таких бед мы дошли, благодаря этому краснобаю, благодаря Гандсу с Андерсеном и вообще по милости идиотов, совавших свой нос туда, куда не следовало… Теперь, кстати, про последнее обвинение. Вы сердитесь, что я не даю вам убить мальчика. Да разве он не заложник? И разве заложник лишняя вещь в нашем скверном положении? Напротив, это единственная наша надежда на спасение. Убить мальчика? Что вы, помилуйте… Ещё что? Да, зачем я вас тогда остановил… Ну, что же худого из этого вышло? Разве не ходит к нам сюда каждый день доктор и не лечит вас всеми средствами? У Билля ранена голова, Джорджа трясёт лихорадка и он жёлт как лимон. Мешает разве доктор?… Или вы забыли ещё, что к острову идёт другой корабль? А когда он придёт, разве не лучше для нас, если мы сохраним заложника? Ослы! Поймите же, что ведь мы тогда переговоры можем вести, диктовать условия!… Теперь обвинение второе, которым я и закончу. Зачем я вступил в сделку и выпустил врагов из блокгауза? Я так думаю, что вы и сами знаете зачем. Разве не сами вы просили меня это сделать и ещё в ногах у меня валялись… да, валялись, ноги мне целовали, потому что совершенно упали духом. Припомните: дня через три вам грозила голодная смерть. Но всё это ничего в сравнении… Так уж сказать вам, для чего я это сделал? Ладно, так и быть. Вот для чего, на-те, возьмите!…
С этими словами он кинул на пол бумагу, которую я сейчас же узнал. То была карта, которую я нашёл в сундуке Билля Бунса. Только я никак не мог понять, для чего доктор выпустил её из рук.
Мятежники кинулись на неё, точно кошка на мышь. Я видел, как она переходила из рук в руки. Каждый вырывал её из рук другого, все смеялись от радости, кричали, прыгали как дети.
— Да, — сказал один, — это Флинт чертил. Вот и его подпись: Дж. Ф. и росчерк завитушкой. Он так всегда подписывался.
— Всё это хорошо, — сказал Джордж, — но как же мы уедем отсюда? На чём мы увезём наш клад? Ведь корабля у нас нет.
Сильвер подскочил к нему и опёрся около него рукою о стену.
— Смотри у меня, Джордж! — крикнул он. — Ещё слово, и я тебе покажу!.. Что нам делать? Это я должен у тебя спрашивать, осёл ты этакий, потому что и в этом опять твоя вина. О чём же ты раньше-то думал? Зачем прозевал шхуну, путаясь в мои дела?.. Конечно, ты ничего путного не придумаешь, так по крайней мере умей говорить вежливо.
— Это верно, — сказал старый Морган.
— Ещё бы не верно! — возразил Сильвер. — Я нашёл клад, а вы потеряли шхуну. Кто же из нас умнее? Ну, да чёрт с вами со всеми. Будет. Надоело. Я выхожу в отставку. Выбирайте в капитаны кого хотите. Я умываю руки.
— Сильвера! — закричали бандиты. — Сильвера в капитаны!… — Сильвера хотим!.. Ура, Сильвер!
— Что? Теперь другое запели? — возразил повар. — Ну, бедный Джордж, твоя очередь придёт потом. Счастье твоё, что я на тебя не сержусь. Я не мстителен. Стало быть чёрная марка ни причём, товарищи? Ни причём? Дик испортил свою библию и погубил свою душу, — вот и весь результат.
— Я думаю, книга всё-таки годится, если нужно будет принести на ней присягу, — спросил Дик, видимо обеспокоенный своим поступком.
— Изорванная-то библия? — отвечал Сильвер. — Ну, не думаю. Она теперь стоит не больше старого песенника. Хочешь, Джим, я тебе подарю? — обратился он ко мне, подавая чёрную марку.
То был бумажный кружок величиною в серебряную крону, вырезанный из последнего листа книги. Одна сторона была грубо испачкана углём, сквозь который виднелись ещё напечатанные слова. Другая сторона оставалась чистою и на ней прописными буквами было нацарапано: низложин (так и было написано с и). У меня до сих пор сохраняется эта курьёзная марка, только надпись совершенно изгладилась и видны лишь царапины, как будто сделанные ногтем.
Так кончилось это дело. Каждый выпил по стакану водки и мы разлеглись спать. Вся отместка Сильвера Джорджу Мерри ограничилась тем, что повар поставил возмутителя на всю ночь на часы, пообещав ему пулю в голову, если тот будет плохо караулить.
Долго я не мог сомкнуть глаз. Мне то мерещился убитый мною человек, то представлялось во всём ужасе моё опасное положение, то вспоминалось намерение Сильвера во что бы то ни стало меня отстоять. И, несмотря на всю его развращённость, мне делалось его бесконечно жаль, когда я вспоминал, какая постыдная смерть его ожидает.
Утром нас всех разбудил чей-то звонкий и мужественный голос:
— Эй, вы, блокгаузцы! Доктор пришёл! Вот доктор!
То был действительно он. Узнав его голос, я обрадовался, но вместе с тем у меня сжалось сердце. Я со стыдом припомнил своё непослушное поведение и мне сделалось совестно глядеть доктору в глаза.
Он, должно быть, встал очень рано, потому что солнце ещё не всходило. Подбежав к бойнице, я увидал его идущим по утренней росе под дымкою голубовато-серых паров.
— Это вы, доктор? Доброго утра, сэр, — крикнул ему Сильвер, поднимаясь с ложа в самом радужном настроении духа. — Вы всегда встаёте раньше всех, уж я вас знаю. Это хорошо. Недаром пословица есть: кто рано встал да палку взял, тот и капрал. Джордж, помоги господину доктору взобраться на холм. Ваши пациенты, доктор, чувствуют себя лучше. Они свежи как розы.
Так пустословил он, стоя в дверях с костылём под мышкой. Это был опять весёлый, беззаботный Сильвер прежних дней.
— А у нас, сэр, есть для вас сюрприз, — продолжал он. — К нам явился молодой иностранец… хи-хи-хи!.. Как он храпел нынешнюю ночь рядом с Джоном!
Доктор приближался к дому. Я слышал, как он спросил изменившимся голосом:
— Неужели Джим?..
— Самый он, — отвечал Сильвер.
Доктор остановился, словно не в силах будучи идти дальше, но ничего не сказал.
.jpg)
— Долг прежде удовольствия, — выговорил он, наконец. — Вы сами всегда это говорите, Сильвер. Дайте мне сначала взглянуть на больных.
Он вошёл в блокгауз, отыскал меня глазами, чуть-чуть кивнул мне головой и направился к раненному. Он не выказывал ни малейшей боязни, хотя должен был знать, что его жизнь висит на волоске среди этих воплощённых демонов. Он болтал с больными так беспечно, как будто явился с визитом в недра самого тихого семейства. Вероятно, его вид оказывал влияние на пиратов, потому что они тоже держали себя вполне прилично, как самые верные матросы.
— Всё идёт хорошо, — сказал он матросу, у которого была перевязана голова. —Ты, брат, должен Бога благодарить за спасение: голова у тебя, должно быть, стальная. Только вот цвет лица нехорош: жёлтый, жёлтый. Печень не в порядке… Да ты принимал ли лекарство-то? Принимал он лекарство, Морган?
— Да, доктор, он принимал, — отвечал Морган.
— Когда я лечу бунтовщиков или арестантов, я честь свою полагаю в том, чтобы ни один человек не ускользнул от петли.
Негодяи переглянулись между собою, но ни один не решился сказать хотя бы одно слово.
— Дик занемог, доктор, — обратился к нему один из пиратов.
— Правда? Ступай сюда, Дик, показывай язык. Так. Мудрёно чувствовать себя хорошо с таким ужасным языком. Ещё один лихорадочный случай.
— Вот что значит изорвать библию! — вскричал Морган.
— Вот что значит быть круглыми ослами, — возразил доктор, — и выбирать для лагеря болото. Ни один из вас не уйдёт от малярии, все переболеете… Устроиться в болоте! Сильвер, я положительно вас не понимаю. Вы как будто поумнее немного остальных, а не имеете ни малейшего понятия о гигиене.
Он дал каждому больному принять лекарство, которое они приняли с наивною, детскою покорностью, точно они не были бунтовщиками, запятнанными невинною кровью. Затем доктор обратился ко мне.
— На нынешний день довольно, — сказал он. — Теперь я желал бы поговорить с этим мальчиком.
Джордж Мерри только что хотел плюнуть у порога по поводу данного ему горького лекарства, как слова эти долетели до его ушей. Красный как рак, он обернулся и крикнул:
— Ну, уж нет!
Сильвер что есть силы хлопнул ладонью по бочке.
— Молчать! — рявкнул он, поведя вокруг львиным взглядом. — Доктор, —продолжал он обычным вежливым тоном, — я и сам собирался доставить вам это удовольствие, зная вашу привязанность к мальчику. Мы вам очень признательны и верим вам безусловно, потому что глотаем все ваши лекарства, как грог. Поэтому я придумал средство, чтобы все остались довольны. Гоукинс, даешь ли ты слово поступить без обмана?
Я охотно дал требуемое обещание.
— В таком случае, доктор, неугодно ли вам идти за палисад. Когда вы будете там, я приведу к вам мальчика, который останется по нашу сторону палисада, и вы можете поговорить сколько душе угодно. Так до свиданья, доктор. Наше почтение Сквайру и капитану Смоллету.
Сильвер одним движением бровей укротил негодование своих, но когда доктор ушёл, это негодование прорвалось наружу и разразилось со всею силой. Сильвера громко обвиняли в том, что он ведёт двойную игру, стремясь оградить свои интересы на счёт шкуры товарищей.
Это была истинная правда и я спрашивал себя, как-то ему удастся вывернуться. Но он был целой головой выше своих товарищей, а недавняя победа давала ему перед ними огромное преимущество. Он только обругал их болванами, идиотами, объявил, что доктору необходимо разрешить поговорить со мною и, ткнув им в нос картой, грубо спросил, неужели они намерены нарушить договор в тот самый день, как им нужно отправляться на поиски клада.
— Нет, чёрт побери! — крикнул он. — Договор мы нарушим тогда, когда это будет кстати, а до тех пор нам нужно всячески ухаживать за доктором, даже сапоги ему чистить, если понадобится.
Он приказал заняться костром и вышел, опираясь одной рукой на костыль, а другою мне на плечо. Пираты молчали, убеждённые не столько его доводами, сколько бойкостью его речи.
— Тише, тише, мальчик, — говорил он мне шёпотом. — Не торопись. Если они увидят, что мы скоро идём, они бросятся на нас.
Мы сошли вниз и подошли к тому месту, где стоял дожидаясь доктор. Сильвер остановился и сказал:
— Вы, я думаю, обратите на это внимание, доктор? Да и молодой человек может засвидетельствовать, что я спас ему жизнь. Доктор, замолвите за меня словечко при случае. Замолвите? Право, я стою этого. Ведь заметьте, дело идёт не только о моей жизни, но и о жизни Джима. Скажите же мне что-нибудь в утешение, скажите хоть одно ласковое слово, дайте мне ради Бога хоть маленькую надежду.
Это был совсем другой Сильвер, точно подменённый. Щёки его как-то ввалились, голос дрожал. На него жаль было смотреть.
— Разве вы боитесь, Джон? — спросил доктор.
— Да, сэр, — отвечал Сильвер, — я не трус и никогда им не был, но при одной мысли о виселице у меня становятся дыбом волосы. Потому-то я вас и прошу не забывать сделанного мною добра. Зла же, я знаю, вы и сами не забудете… Ну, так я ухожу и оставляю вас наедине с Джимом… Я уверен, что вы не забудете моих услуг. Надеюсь на вас.
Он отошёл, чтобы не слыхать нашего разговора, и присел, посвистывая, на пень. По временам он поворачивал голову, поглядывая то на меня, то на доктора, то на бунтующих негодяев, которые в это время хлопотали у костра, носили свинину и сухари для завтрака.
— Так вот какие дела, Джим — сказал мне доктор тоном глубокого огорчения. — Как постелешь, так и выспишься, дитя моё. Богу известно, что мне не до упрёков, но одно я тебе всё-таки скажу: ты бы никогда не посмел убежать, если бы капитан был на ногах. Ты воспользовался его раной. Вот что больше всего огорчает нас в твоём поступке.
Я, разумеется, разрыдался.
— Доктор, — отвечал я сквозь слёзы, — зачем вы это говорите? Один Бог знает, как я сам себя за это браню. Но ведь я дорогой ценой плачусь за свою ошибку, потому что я жив до сих пор только благодаря Сильверу, а его покровительства ненадолго достанет… Но не бойтесь, я сумею умереть, если того заслуживаю. Одного только я боюсь — пытки. Если меня станут пытать…
— Джим! — перебил меня доктор не своим голосом, — Джим, я не могу этого вынести. Прыгай скорее через палисад и давай удирать во все лопатки.
— Доктор, — отвечал я, — ведь я дал слово!
— Знаю, знаю, но что же делать? Я всё беру на себя, весь стыд и позор. Я не могу тебя здесь оставить, мальчик. Это свыше моих сил. Ну же, прыгай и бежим…
— Нет, — возразил я твёрдо. — Вы сами знаете, что ни сами вы, ни сквайр, ни капитан никогда бы этого не сделали. Я тоже не сделаю. Сильвер на меня положился. Я дал ему слово. Это слово я должен сдержать… Но вы не дали мне досказать. Если они станут меня пытать, то я могу не вытерпеть и указать им место, где находится шхуна… я, знаете, овладел у них шхуной-то отчасти случайно, отчасти так… и привёл её в северную бухту, где и посадил на мель во время отлива.
— Шхуну! — вскричал доктор. — Неужели?
Я в двух словах рассказал ему своё приключение. Он выслушал меня, не говоря ни слова. Когда я кончил, он ещё немного помолчал.
— Судьба! — сказал он потом. — На каждом-то шагу, Джим, ты спасаешь нам жизнь. Надеюсь, ты не думаешь, что мы откажемся спасти твою. Это было бы в высшей степени неблагодарно. Ты открыл заговор, отыскал Бена Гунна, и проживи ты ещё сто лет, тебе никогда не удастся сделать лучшего открытия… Ах, да, кстати о Бене Гунне… Сильвер! Сильвер! — крикнул он и, когда тот подошёл, продолжал вполголоса, — я дам вам совет: не торопитесь находить клад.
— Напротив, сэр, с вашего позволения я сделаю всё от меня зависящее, чтобы его найти. Моя жизнь от этого зависит.
— Хорошо, Сильвер, я прибавлю ещё одно слово: ждите всего самого худшего, когда вы его найдёте.
— Сэр, — возразил Сильвер, сделавшись вдруг серьёзным, — говоря по чести, вы сказали и слишком много, и слишком мало. Я право не знаю, чего вы хотите. Я совершенно не понимаю, зачем вы сдали нам блокгауз и уступили карту. Но я повиновался слепо, даже не заикаясь о своей слабой надежде. Но теперь уж это из рук вон. Если вы не выскажетесь яснее, тем хуже. Я умываю руки.
— Нет, — задумчиво произнёс доктор. — Я больше ничего не имею права вам говорить. Это не моя тайна, Сильвер, а то я сказал бы вам, честное слово. Но я всё-таки пойду с вами ещё дальше, насколько могу… и даже дальше, чем могу, потому что капитан, когда узнает, задаст мне за это страшную головомойку… А прежде всего я вас обнадёжу: если нам Бог поможет выбраться из этой волчьей ямы, то даю вам, Сильвер, честное слово, что я всячески постараюсь уберечь вашу шею от петли.
Лицо у Сильвера расцвело и прояснилось.
— Доктор! Вы ко мне добры, точно мать родная! — вскричал он.
— Это первая моя вам уступка. А вторая уступка — следующий совет. Берегите мальчика при себе и когда вам понадобится помощь, позовите. Я сейчас же прибегу к вам. Верьте, я не на ветер говорю… Прощай, Джим!
Доктор Лайвей пожал мне через палисад руку, кивнул головой Сильверу и лёгкою походкой направился через лес.