Къ Звѣздамъ
Изъ Священной Книги Пополь-Ву

Пер. Константинъ Дмитріевичъ Бальмонтъ (1867—1942)
Оригинал: испанскій. — См. Змѣиные цвѣты. Перевод опубл.: 1910. Источникъ: Бальмонтъ, К. Д. Змѣиные цвѣты. — М.: Книгоиздательство «Скорпіонъ», 1910. — С. 137—167..

[139]
КЪ ЗВѢЗДАМЪ.
Изъ Священной Книги Пополь-Ву.
1.

Вотъ что мы повѣдаемъ теперь о рожденіи Гунахпу и Сбаланкэ.

Вотъ сказаніе о рожденіи ихъ, которое передаемъ мы. Когда пришелъ часъ, предназначенный для сего, юная дѣвушка, по имени Сквикъ Быстрая Кровь, родила.

Старая не присутствовала, когда родились они; мгновенно они появились, и оба вышли изъ чрева, Метальщикъ Шаровъ и Тигренокъ-Ягуаръ, Гунахпу и Сбаланкэ. Ибо таковы были ихъ имена на горѣ, гдѣ они появились.

Потомъ вошли они въ домъ, но они совершенно не спали: Ступай и выбрось ихъ, ибо по-истинѣ они только и дѣлаютъ, что кричатъ, сказала Старая. Послѣ чего отнесли ихъ въ муравейникъ, но сонъ ихъ тамъ былъ сладостенъ; тогда ихъ унесли оттуда, и пошли положить ихъ на шипы.

То, чего желали Гунбатцъ и Гунчуэнъ, это, чтобы умерли они въ муравейникѣ; они желали этого потому, что были они ихъ соперниками въ искусствахъ, и были они предметомъ зависти у Ткача-Обезьяны и Пригожаго, что прихорашивается. Въ началѣ даже не хотѣли они принимать въ домъ своихъ младшихъ братьевъ; не признавали ихъ, и были они воспитаны на горѣ.

А Гунбатцъ и Гунчуэнъ были весьма великіе музыканты и пѣвцы; возросши среди великихъ усилій и трудовъ, черезъ которые прошли они, мучимые всякимъ образомъ, сдѣлались они великими мудрецами; и сдѣлались они также искусниками какъ игроки на флейтѣ, пѣвцы, живописцы, и ваятели; все выходило совершеннымъ изъ ихъ рукъ.

Они знали также, каково было ихъ рожденіе, и было имъ преподано, что были они представители отцовъ своихъ, которые пошли въ Ксибальбу, и что отцы ихъ умерли въ этомъ Краѣ Тѣневомъ; итакъ, были это великіе мудрые, Гунбатцъ и Гунчуэнъ, и въ разумѣ своемъ [140]видѣли они и знали съ самаго начала все, что касалось существованія юныхъ ихъ братьевъ.

Но мудрость ихъ не явила свой ликъ, по причинѣ зависти ихъ, злая воля ихъ сердца взяла перевѣсъ надъ ними, хотя ничто къ тому не вызывало ихъ со стороны Гунахпу и Сбаланкэ.

Ибо они лишь охотились съ сарбаканомъ каждый день. И не любила ихъ праматерь ихъ, такъ же какъ Гунбатцъ и Гунчуэнъ: имъ совсѣмъ не давали ѣсть; лишь когда трапеза свершалась, и кончали ѣсть Гунбатцъ и Гунчуэнъ, тогда приходили они.

Но они не оскорблялись на это, и совсѣмъ не приходили въ гнѣвъ, и довольствовались тѣмъ, что терпѣли; ибо знали они природу свою, и видѣли все ясно, какъ видитъ день. И приносили они птицъ, когда приходили ежедневно домой; но Гунбатцъ и Гунчуэнъ ѣли этихъ птицъ, ничего имъ не давая, какъ доли, ни Гунахпу, ни Сбаланкэ.

Гунбатцъ и Гунчуэнъ только и дѣлали, что играли на флейтѣ и пѣли. И вотъ случилось разъ, что пришли Гунахпу и Сбаланкэ, не принеся никакой птицы, и когда вошли они, гнѣву предалась Старая.

Почему не несете вы птицъ никакихъ? сказано было Гунахпу и и Сбаланкэ.—Вотъ въ чемъ дѣло, праматерь наша, птицы наши запутались въ развѣсистыхъ вѣтвяхъ дерева, отвѣтили они: не можемъ мы взобраться на это дерево, чтобы взять ихъ, праматерь наша; но пусть взойдутъ на него братья наши; пусть пойдутъ они съ нами и спустятъ тѣхъ птицъ на землю, добавили они.

Хорошо, мы пойдемъ завтра съ вами съ самаго утра, отвѣтили старшіе братья. Итакъ, мудрость Гунбатца и Гунчуэна мертвою была въ одномъ и въ другомъ, касательно пораженія ихъ.

Мы перемѣнимъ лишь ихъ существованіе, и форму ихъ живота, и да окажетъ наше слово свое дѣйствіе, по причинѣ великихъ мученій, которыя они намъ причинили. Пусть погибнемъ мы, пусть мы будемъ уничтожены, пусть случится несчастіе съ нами, съ младшими братьями, вотъ каково было ихъ желаніе. Какъ служителей, принизили они насъ въ мысли своей, и мы съ ними совершимъ нѣчто, въ ознаменованіе могущества нашего.

Такъ говорили между собою Гунахпу и Сбаланкэ, идя къ подножью дерева, именуемаго Кантэ, Древо Желтое, сопровождаемые старшими своими братьями: они шли и метали шары изъ сарбакана; безъ числа были птицы, что щебетали на вершинѣ дерева, и два старшіе ихъ брата дивились, видя столько птицъ. [141] Вотъ птицы; но ни одна еще не упала къ подножью дерева, и изъ нашихъ птицъ ни одна еще не упала: подите же и сбросьте ихъ, вы, сказали они своимъ братьямъ.—Хорошо, отвѣчали тѣ.

Но, послѣ того какъ они взобрались на дерево, это дерево возросло и стволъ его увеличился; и когда хотѣли съ него сойти Гунбатцъ и Гунчуэнъ, не могли они спуститься съ вершины дерева.

И вотъ сказали они съ дерева, сверху: Какъ это приключилось съ нами, о, наши юные братья? Горе намъ, горе намъ. Вотъ, это дерево ужасаетъ тѣхъ, кто на него смотритъ, о, братья наши, сказали они сверху.

И отвѣтили Гунахпу и Сбаланкэ: Снимите ваши пояса, подвяжите ихъ подъ животомъ вашимъ, а длинный конецъ оставьте висячимъ и его вы будете тянуть сзади; такимъ образомъ все хорошо пойдетъ, отвѣтили они братьямъ.

Весьма хорошо, сказали тѣ и потянули концы своихъ поясовъ: но въ это же самое мгновеніе концы поясовъ ихъ стали хвостами и они превратились въ обезьянъ.

Тогда пошли они по вершинамъ деревьевъ, среди горъ великихъ и малыхъ; они и шли повсюду въ лѣсахъ, дѣлая гримасы и качаясь на вѣткахъ деревьевъ. Такъ были побѣждены Гунбатцъ и Гунчуэнъ Гунахпу и Сбаланкэ; но лишь силою власти своей чародѣйной сдѣлали они это.

Тогда они вернулись домой. Придя, сказали они праматери своей и матери: Праматерь, что сдѣлалось съ братьями нашими, ибо въ одно мгновеніе лица ихъ сдѣлались какъ лица звѣрей? сказали они.

Если это вы такое совершили съ братьями вашими, вы погубили меня, вы потопили меня въ печали. Не поступайте же такъ со старшими вашими, о, дѣти мои, отвѣчала Старая Гунахпу и Сбаланкэ.

Тогда сказали они праматери своей: Не огорчайся, праматерь; ты увидишь лицо нашихъ братьевъ, они возвратятся: только въ этомъ будетъ испытаніе для тебя, праматерь, бойся смѣяться. Испытай же теперь ихъ судьбу, прибавили они.

И тотчасъ начали они играть на флейтѣ и играли они напѣвъ Гунахпу-Кой, Обезьяна-Гунахпу. Послѣ чего они пѣли, и играли на флейтѣ и на барабанѣ, взявъ флейты свои и атабалы; потомъ они усадили праматерь свою съ собою и, касаясь инструментовъ, призывали братьевъ своихъ напѣвомъ, что назывался тогда Гунахпу-Кой.

Тутъ пришли Гунбатцъ и Гунчуэнъ, и, войдя, принялись танцевать; [142]но, когда увидѣла Старая некрасивыя ихъ лица, стала она смѣяться глядя на нихъ, и не могла удержать своего смѣха: но въ то же самое мгновеніе исчезли они, и она не видѣла болѣе ихъ лицъ.

Вотъ видишь, праматерь наша, они ушли въ лѣсъ. Что сдѣлала ты, праматерь? Четыре лишь раза можемъ мы сдѣлать опытъ такой: остается лишь три.

Мы позовемъ ихъ на звукъ флейты и пѣнія; удержи свой смѣхъ и пусть снова начнется испытаніе, прибавили Гунахпу и Сбаланкэ.

Тутъ начали снова они играть на флейтѣ; вернулись двѣ обезьяны, и вошли, танцуя, до самой середины комнаты, столько удовольствія причиняя Старой и такъ возбуждая ея веселость, что вскорѣ она разразилась смѣхомъ: истинно, было здѣсь что-то такое потѣшное—странное въ лицахъ обезьянъ, въ полнотѣ живота ихъ отвислаго, въ виляньи хвоста ихъ и его трепетаньи за спиною и на животѣ, что было на что посмѣяться Старой, когда вошли они.

Тогда они возвратились въ горы. Что же намъ дѣлать теперь, праматерь? Въ третій разъ начнемъ мы испытаніе, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.

Еще разъ играли они на флейтѣ: снова прибыли обезьяны, танцуя; и праматерь смогла на ту минуту удержать свой смѣхъ. Обезьяны вскарабкались на верхушку дома, и показывали оттуда большіе свои красные глаза, вытянутую свою морду, всѣ свои гримасы, которыя дѣлали они, смотря другъ на друга.

Старая снова взглянула на нихъ, и немного прошло, какъ она разразилась смѣхомъ. Но болѣе не видно было ихъ лицъ, по причинѣ смѣха Старой. Этотъ разъ еще только, праматерь, мы позовемъ ихъ изъ лѣса, и это будетъ четвертый разъ, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.

Были тѣ позваны еще разъ звукомъ флейты; но они не вернулись въ четвертый разъ и тотчасъ отправились въ лѣсъ. И сказали тогда Юные Старой: Мы попытались, праматерь; но они не пришли, хотя мы старались призвать ихъ. Не огорчайся: мы здѣсь, мы—внуки твои, и мы будемъ смотрѣть на тебя какъ на мать нашу, мать рода, ибо такъ надлежитъ, чтобы мы остались въ памяти старшихъ нашихъ, что звались и прозывались Гунбатцъ и Гунчуэнъ, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.

И въ древности это они, Гунбатцъ и Гунчуэнъ, были возглашены музыкантами и пѣвцами народа, и издревле ихъ прозывали также живописцы и ваятели. Но они были обращены въ звѣрей и сдѣлались обезьянами, по причинѣ того, что гордились они и, величаясь, уничижали братьевъ своихъ. [143] И такимъ-то путемъ разрушеніе пришло въ ихъ сердце; такъ погибли и были уничтожены Гунбатцъ и Гунчуэнъ, превращенные въ звѣрей. А до этого всегда они были въ своихъ домахъ, и такъ же, какъ были они великими музыкантами, пѣвцами, сотворили они многое великое, когда существовали съ праматерью своею и матерью.

2.

Въ свой чередъ, начали Юные труды свои, чтобъ выявить себя предъ глазами праматери своей и матери.

Первое, что они сдѣлали, это, что они открыли поле. Мы пойдемъ работать въ поляхъ, праматерь наша и мать,—сказали они. Не огорчайся; мы, что здѣсь, твои внуки мы, и мы на мѣстѣ нашихъ старшихъ братьевъ, сказали Гунахпу и Сбаланкэ.

Тогда взяли они свои топоры, свои мотыки и плуги, и пустились въ путь, каждый держа сарбаканъ свой на плечѣ: они вышли изъ дома своего, наказавъ своей праматери послать имъ ѣду ихъ. Ровно въ полдень пусть принесутъ намъ обѣдъ нашъ, праматерь,—сказали они.—Хорошо, внучата мои, отвѣтила праматерь ихъ.

Вскорѣ прибыли они въ мѣсто, гдѣ должны они были открыть поле, и вездѣ погружали они мотыку въ землю, одна лишь мотыка служила имъ, чтобъ убрать шипы и плевелы съ поверхности земли, лишь мотыкой они пользовались, чтобъ очистить почву.

И топоръ они также погружали въ пень деревьевъ, а равно и въ вѣтви ихъ, бросая на землю, рубя, и опрокидывая все, деревья и ліаны всяческія, одинъ лишь топоръ рубилъ эти деревья и онъ лишь одинъ совершалъ все это.

И то, что вырвала мотыка, тоже было весьма значительно: невозможно было бы исчислить всю очистку земли отъ шиповъ и сорныхъ травъ, которая лишь одною мотыкой была сдѣлана, невозможно исчислить все, что они расчистили, и все, что бросили, исторгнувъ, на землю, среди горъ великихъ и малыхъ.

Тогда они отдали свои повелѣнія существу дикому, по имени Смукуръ, что значитъ Вяхирь, и, заставивъ его взлетѣть на высокій стволъ дерева, сказали ему Гунахпу и Сбаланкэ: Ты будешь тутъ только смотрѣть, когда наша матерь пойдетъ, принося намъ обѣдъ нашъ: Заворкуй и воркуй какъ увидишь ее, тотчасъ же, и тогда мы возьмемся за топоръ и мотыку.—Весьма хорошо,—отвѣчалъ воркователь Вяхирь. [144] И вотъ забавлялись они, охотились, метая шары изъ сарбакана, и вовсе они не расчищали почву. Послѣ чего заворковалъ Вяхирь, и тотчасъ они прибѣжали одинъ, чтобы взять мотыку, другой, чтобъ схватить топоръ.

Закутавши голову, одинъ нарочно покрылъ себѣ руки землею, загрязнилъ, равно, и лицо, какъ бы земледѣлецъ истинный. Другой, подобно, наполнилъ напрасно свои волосы стружками, щепками, какъ будто бы онъ и воистину плотничалъ здѣсь и былъ дровосѣкомъ.

Тутъ ихъ замѣтила Старая, увидала, къ нимъ приходя. Приняли пищу они, хотя, по правдѣ, никакой работы они въ поляхъ не сдѣлали для посѣвовъ; и совсѣмъ понапрасну принесли имъ поѣсть.

Возвратившись домой, сказали они: Мы очень устали, праматерь. И совсѣмъ безъ заслуги протянули они ноги свои и руки передъ Старой.

Когда вернулись они въ поля на другой день, увидѣли они, что все возстановлено по-прежнему, деревья и ліаны, и что шипы и сорныя травы опять перепутались вмѣстѣ.

Кто жь это такъ подшутилъ надъ нами?—вскричали они. Это, конечно, они напроказили тутъ, всѣ эти звѣри, большіе и малые, Левъ, и Тигръ, и Олень, и Кроликъ, Двуутробка, Шакалъ, Дикобразъ, и Вепрь; птицы, большія и малыя, они натворили все это, и въ единую ночь все это сдѣлали они.

Затѣмъ начали снова они очищать поля; такъ же поступили они и съ деревьями на поверхности земли, совѣщаясь одинъ съ другимъ при рубкѣ лѣса и расчисткѣ кустарниковъ.

Только,—сказали они,—мы посторожимъ расчищенное поле наше. Быть можетъ, и захватимъ мы тѣхъ, что придетъ сюда дѣлать это. Такъ они сказали другъ другу, и потомъ возвратились домой.

Ты что думаешь, какъ подшутили надъ нами, праматерь? Большіе кусты и огромный лѣсъ опять на томъ мѣстѣ, гдѣ мы расчищали, мы снова увидѣли ихъ сегодня, когда только что вотъ пришли туда, сказали они праматери и матери своей. Но мы туда вернемся, и мы посторожимъ, ибо дурно это, что такъ поступаютъ съ нами, прибавили они.

Потомъ они вооружились; затѣмъ они возвратились къ срубленнымъ деревьямъ, и спрятались тамъ, прикрытые тѣнью.

Тогда собрались всѣ звѣри, каждый родъ отдѣльно между всѣми звѣрьми, большими и малыми. И вотъ въ полночь всѣ они прибыли, говоря между собою на своемъ языкѣ: Деревья, возстаньте; возстаньте, ліаны. [145] Такъ говорили они, приходя, множествами, тѣснясь подъ деревьями, подъ ліанами; наконецъ, приблизились они и открылись глазамъ Гунахпу и Сбаланкэ. И первыми были Левъ и Тигръ; братья хотѣли схватить ихъ, но не дались они въ руки ихъ. Вслѣдъ за ними пришли Олень и Кроликъ, хвостами приблизились одинъ къ другому; они схватили ихъ, но лишь за крайній конецъ ихъ схватили, и вырвали эту крайность, и остался въ рукахъ у нихъ хвостъ Оленя и хвостъ Кролика, и потому-то у этихъ животныхъ такой короткій хвостъ.

Лисица и Шакалъ тоже не дались въ руки, а равно Кабанъ и Дикобразъ; и всѣ звѣри прошли предъ Гунахпу и Сбаланкэ и сердце ихъ пылало гнѣвомъ, оттого, что ни одного изъ звѣрей не могли поймать они.

Но пришелъ еще одинъ, и пришелъ онъ, прыгая, и совсѣмъ послѣдній; тутъ братья, загородивъ ему дорогу, схватили Крысу въ платокъ; такъ, поймавъ ее, они сильно сдавили ей голову и хотѣли ее задушить. Они опалили ей хвостъ на огнѣ и съ тѣхъ это поръ началось, что есть у Крысы хвостъ, но хвостъ безволосый, а также глаза у нея въ уровень съ верхушкой головы, потому что сильно сдавили ея голову Гунахпу и Сбаланкэ.

Да не умру я отъ рукъ вашихъ, сказала имъ Крыса; узнайте, не ваше это ремесло—воздѣлывать землю.—Что ты намъ такое разсказываешь теперь? возразили Юные.—Отпустите меня на минутку; ибо то, что хочу сказать, во чревѣ у меня; я вамъ разскажу это; но сперва дайте мнѣ немного поѣсть, сказала Крыса.

Потомъ мы дадимъ тебѣ поѣсть, сперва скажи, что хочешь сказать, было отвѣчено ей.—Весьма хорошо.—Узнайте же, что богатства отцовъ вашихъ, Гунгуна-Ахпу и Вукуба-Гунахпу, какъ прозывались они, тѣхъ, что скончались въ Ксибальбѣ, и орудія развлеченія ихъ, существуютъ подвѣшенными надъ домомъ, кольца ихъ, и перчатки, и гибкій шаръ изъ камеди. Но не хотѣли показать ихъ предъ глаза ваши, по причинѣ праматери вашей, ибо изъ-за этого умерли отцы ваши.

Достовѣрно ли знаешь ты все это? спросили Юные у Крысы. И исполнились радостью, услыхавъ разсказъ про мячъ смоляной. И когда это все сказала Крыса, дали они Крысѣ ѣсть.

Вотъ пища, которую даемъ мы тебѣ: маисъ, бѣлый перецъ, бобы, и какао будутъ тебѣ; и ежели будетъ еще что-нибудь, что останется или будетъ позабыто, будетъ тебѣ принадлежать, чтобы тебѣ поглодать, сказали Крысѣ Гунахпу и Сбаланкэ. [146] Весьма хорошо, о, Юные. Но что я скажу, если увидитъ меня эта ваша праматерь? прибавила она.—Ничего не бойся, мы будемъ тамъ; мы готовы, чтобы дать отвѣтъ нашей праматери. Скорѣй же, взойдемъ на верхъ дома, гдѣ все это подвѣшено, чтобы мы взглянули на веревки дома, чтобъ мы посмотрѣли, чѣмъ тебя накормимъ, сказали они Крысѣ.

Условившись, по совѣщаніи другъ съ другомъ, относительно ночи, Гунахпу и Сбаланкэ прибыли ровно въ полдень. Неся Крысу, но ее не показывая, приблизились они; одинъ спокойно вошелъ въ домъ, другой въ закоулокъ его, гдѣ тотчасъ же Крыса взошла на верхъ.

И тогда они спросили свой обѣдъ у праматери своей: Смели же намъ ѣду нашу; чильмоль приготовь намъ, праматерь, соусъ изъ перца, сказали они. Тотчасъ же имъ приготовленъ былъ горшокъ супа и поставленъ передъ ними.

Но это была лишь хитрость, чтобъ обмануть праматерь и матерь свою, и, опрокинувъ кувшинъ съ водою,—по-истинѣ горячи наши рты, сказали они; поди же принеси намъ испить.—Хорошо, я пойду, сказала она, уходя.

А они между тѣмъ ѣли; но въ дѣйствительности вовсе не хотѣлось имъ пить, и они сказали это лишь для того, чтобы помѣшать увидѣть то, что хотѣли они сдѣлать. И дали они Крысѣ чильмоля, и свободно взошла Крыса туда, гдѣ былъ гибкій мячъ, подвѣшенный вмѣстѣ со всѣмъ другимъ на вершинѣ дома.

Покончивъ съ чильмолемъ, призвали они нѣкоего Ксана; а Ксанъ этотъ былъ животнымъ, подобнымъ Комару, и отправился онъ на берегъ рѣки; тотчасъ же началъ онъ пробуравливать бокъ въ кувшинѣ Старой, и вода разлилась изъ кувшина, и хотѣла она остановить текущую воду, но не могла.

Что тамъ дѣлаетъ наша праматерь? Мы задыхаемся здѣсь безъ воды, мы умираемъ отъ жажды, сказали они своей матери, увидавши ее снаружи. Тотчасъ какъ вышла она, Крыса пошла обрѣзать веревку, на которой висѣлъ прыгающій мячъ; онъ упалъ съ верхушки дома, вмѣстѣ съ кольцами, перчатками, и кожаными щитами. Тотчасъ они завладѣли всѣмъ этимъ и пошли потомъ спрятать все это на дорогѣ, ведущей къ чертогу игры въ шаръ.

Послѣ этого пошли они къ праматери своей на берегъ рѣки, а праматерь ихъ и мать ихъ были обѣ въ это время заняты стараніями заткнуть отверстіе въ бокѣ кувшина. Тутъ прибыли они оба съ своими [147]сарбаканами, и приблизились къ берегу рѣки: Что-же вы тутъ дѣлаете? сказали они. Мы устали ждать и пришли сюда.

Посмотрите же на бокъ моего кувшина, его нельзя никакъ заткнуть, сказала праматерь. Но они тотчасъ же заткнули его, и вмѣстѣ возвратились домой, идя впереди, передъ праматерью своей. И такъ былъ отданъ имъ прыгающій мячъ.


3.

Радости были исполнены Гунахпу и Сбаланкэ, идя по дорогѣ, чтобъ играть въ шаръ въ чертогѣ игры въ мячъ; и очень далеко отправились они, чтобъ играть въ шаръ, совершенно одни, и начали они съ того, что вымели чертогъ игры въ мячъ, гдѣ играли отцы ихъ.

Владыки же Ксибальбы, Края Тѣневого, услышали ихъ: Кто это тѣ, что вновь начинаютъ играть надъ головами нашими, и не боятся сотрясать землю? сказали они. Не мертвые ли это Гунгунъ-Ахпу и Вукубъ-Гунахпу, что захотѣли возвеличиться передъ ликомъ нашимъ? Подите же и отыщите ихъ въ свой чередъ.

Такъ сказали еще однажды Гунъ-Камэ и Вукубъ-Камэ и всѣ владыки Ксибальбы, Края Крота Разрисованнаго. Они послали и сказали глашатаямъ своимъ: Идите и скажите имъ: Да придутъ они, говорятъ владыки: именно здѣсь, вотъ здѣсь, хотимъ мы играть съ ними, въ семь дней хотимъ мы помѣряться съ ними, говорятъ владыки; идите сказать имъ это,—было повторено глашатаямъ Края Тѣневого.

Пошли они большою дорогой, которую Юные расчистили, проложивъ отъ дома своего, и которая шла прямо къ нимъ въ домъ. Пришли посланцы прямо по ней къ ихъ праматери. Они же заняты были ѣдою, когда пришли посланные изъ Ксибальбы.

Истинно, пусть придутъ они, Гунахпу и Сбаланкэ, говорятъ владыки,—повторили глашатаи Края Тѣневого. И посланные Ксибальбы означили день, когда должны они были придти: Чрезъ семь дней будутъ они ожидаемы,—сказали они Смуканэ.—Хорошо, они придутъ, о, вѣстники,—отвѣтила Старая. И глашатаи, отправившись въ путь, возвратились.

И тогда сокрушилось сердце Старой: Кому-жь прикажу я пойти отыскать внучатъ моихъ? Не такъ ли, во-истину, пришли нѣкогда [148]посланные изъ Ксибальбы, чтобы взять отцовъ ихъ?—Такъ рекла Старая, входя одна и печальная въ свой домъ.

Тутъ вдругъ Блоха упала изъ-подъ ея юбки; она тотчасъ схватила ее, подняла, положила ее на ладонь, и Блоха задвигалась.

Родненькая моя, хочешь ли ты, чтобы я тебя послала позвать моихъ внучатъ для игры въ мячъ?—сказала Старая Блохѣ:—Глашатаи пришли найти праматерь вашу и сказали ей: Нужно, чтобы ты приготовилась въ семь дней, и чтобы они пришли, сказали посланные Ксибальбы. Такъ говоритъ ваша праматерь,—сказала она, повторяя это Блохѣ.

Тогда Блоха отправилась, гарцуя по дорогѣ. На дорогѣ же сидѣлъ нѣкій юноша, и звался онъ Тамацуль, что значитъ Жаба.—Куда ты?—сказала Жаба Блохѣ.—Въ животѣ несу вѣсть, и иду найти Юныхъ,—отвѣтила Жабѣ Блоха.

Весьма хорошо. Ты, однако же, плохо бѣжишь, какъ я вижу,—сказала Блохѣ Жаба:—Хочешь, тебя проглочу, ты увидишь тогда, какъ я бѣгаю; тотчасъ поспѣемъ.—Весьма хорошо,—отвѣтила Блоха Жабѣ.

И она дала себя проглотить Жабѣ. Жаба же шла, медленно подвигаясь по дорогѣ, и вовсе не бѣжала. Встрѣчаетъ она въ свою очередь большую змѣю по имени Цакикацъ.—Куда идешь ты, любезнѣйшій мой Тамацуль,—было сказано Змѣею Жабѣ.—Я—вѣстникъ. Вѣсть я несу въ животѣ моемъ,—сказала Жаба Змѣѣ.—Да ты совсѣмъ не бѣжишь, какъ я вижу; не прибѣгу ли я скорѣе, чѣмъ ты?—сказала Змѣя Жабѣ.—Поди-ка сюда.

Въ свою очередь Жаба была проглочена Змѣей. Это съ тѣхъ поръ, что змѣи ими питаются, и нынѣ еще поглощаютъ они жабъ. Змѣя побѣжала по дорогѣ, и встрѣтила она въ свою очередь Вака, большую птицу, и въ то же мгновеніе проглотилъ Змѣю Коршунъ, Вакъ.

Вскорѣ послѣ этого прибылъ онъ къ чертогу игры въ мячъ, и былъ надъ чертогомъ. Съ тѣхъ поръ Коршунъ питается змѣями, и пожираетъ всѣхъ змѣй въ горахъ. Прибывши, Вакъ примостился на карнизѣ чертога, гдѣ забавлялись Гунахпу и Сбаланкэ, играя въ мячъ.

И, привставъ на одной ногѣ, закаркалъ Вакъ: Вакко, вакко, говоритъ его крикъ, вакко.—Что это тамъ за карканье? Скорѣе наши сарбаканы!—воскликнули Юные.

Метнули они шаръ въ Коршуна, попалъ тотъ шаръ въ самый зрачокъ его глаза: повернулся онъ вокругъ себя и упалъ къ ногамъ Юныхъ. Тотчасъ прибѣжали они, чтобъ взять его, и спросили потомъ: Что ты пришелъ сюда дѣлать? сказали они. [149] Вѣсть мою я несу въ животѣ моемъ. Но вылѣчите сперва зрачекъ моего глаза, и тогда я скажу ее вамъ, сказалъ Вакъ.—Весьма хорошо, отвѣтили они. Взяли они тогда немного смолы со своего мяча, въ который они играли, и приложили ее къ глазу Коршуна. Назвали они это средство—Лотцквикъ, что значитъ сниманіе съ глаза темноты, и въ тотъ же самый мигъ совершенно излѣчилось зрѣніе Коршуна.

Говори теперь, сказали они Ваку. Тогда онъ изрыгнулъ большую Змѣю.—Говори же ты, сказали они тотчасъ Змѣѣ.—Хорошо, сказала она, и тотчасъ изрыгнула Жабу.—Гдѣ твоя вѣсть? было сказано въ свою очередь Жабѣ.—Несу ее въ животѣ моемъ, отвѣчала Жаба.

Тутъ Жаба стала пыхтѣть, какъ будто она задыхалась; но ничего она не изрыгнула, и ротъ ея покрылся пѣной, какъ бы слюной отъ усилія, а изрыгнуть не могла. И тутъ Юные хотѣли покарать ее.

Ты обманщица, сказали они ей, и дали ей пинка въ спину; тогда спинной ея хребетъ спустился къ ея заднимъ ногамъ. Еще разъ попыталась она, но безполезны были ея усилія, лишь слюна была вокругъ ея рта.

Затѣмъ раскрыли они Жабѣ ротъ, Юные, и искали они во рту ея: Блоха же задержалась въ деснахъ у Жабы; въ самомъ рту она была. Она ее не проглотила, а лишь какъ бы проглотила. Такъ была осмѣяна Жаба; и не знаютъ свойствъ пищи, которую она ѣстъ; и не умѣетъ она также бѣгать, знаютъ только, что поѣдаютъ ее змѣи.

Говори, сказано было тогда Блохѣ, и Блоха объяснила свое посланничество: Такъ говоритъ ваша праматерь, Юные. Иди и позови ихъ. Глашатаи Гуна-Камэ и Вукуба-Камэ пришли изъ Ксибальбы, чтобы найти ихъ. Да придутъ они въ семь дней играть съ нами въ мячъ; да придутъ съ ними, равно, орудія ихъ, коими они развлекаются, смоляной мячъ, кольца, перчатки, и брони, и да оживится здѣсь лицо наше, говорятъ владыки.

И по-истинѣ пришли они, говоритъ ваша праматерь. И вотъ я здѣсь. Ибо по-истинѣ это есть то, что говоритъ ваша праматерь; она стонетъ, она скорбитъ, ваша праматерь; и вотъ я здѣсь.—Ужели это правда? молвили Юные въ мысли своей. Въ тотъ же мигъ отправились они въ путь и пришли къ праматери своей: и единственно, чтобы проститься съ своей праматерью, пришли они.

Мы уходимъ, праматерь; только мы пришли проститься съ тобой. Но вотъ знакъ слова нашего, который мы оставляемъ: каждый изъ насъ посадитъ здѣсь тростникъ; среди дома мы посадимъ, каждый, [150]тростникъ: это будетъ знакъ нашей смерти, если онъ изсохнетъ. Что жь, они погибли? скажете вы, если онъ засохнетъ. Но если онъ расцвѣтетъ: Они живы, скажете вы. О, наша праматерь, о, наша мать, не плачьте же, вотъ знакъ нашего слова остается съ вами, сказали они.

И тотчасъ отбыли они, послѣ того какъ посадилъ Гунахпу тростникъ, посадилъ Сбаланкэ другой; посрединѣ дома посадили они ихъ, и не посреди горъ или во влажной землѣ, но въ землѣ сухой, посреди своего дома, внутри его, тамъ посадили они, одинъ тростникъ и другой.


4.

Послѣ этого Гунахпу и Сбаланкэ отправились въ путь, каждый съ своимъ сарбаканомъ, и стали нисходить къ Ксибальбѣ. Быстро сошли они по обрывистымъ ступенямъ и прошли кипящія воды стремнины; они прошли ее среди птицъ, а назывались тѣ птицы Молай, имя неясное.

Прошли они также и рѣку Грязи и рѣку Крови, гдѣ должны они были быть уловлены въ западню, по мысли тѣхъ, что въ Краѣ Тѣневомъ; но они не коснулись ногою ни грязи, ни крови, перешли они въ дулѣ своихъ сарбакановъ, и выйдя оттуда, достигли перекрестка Четырехъ Дорогъ.

Дороги же, что были въ Краѣ Тѣневомъ, знали они эти дороги, дорогу Черную, и дорогу Бѣлую, и дорогу Красную, и дорогу Зеленую; вотъ почему послали они впередъ себя звѣря, что назывался Ксанъ. Долженъ былъ этотъ Ксанъ собрать свѣдѣнія, потому они и послали его на развѣдки.

Укуси ихъ одного за другимъ; сперва укуси перваго сидящаго, и по-очереди всѣхъ перекусай: твой удѣлъ это будетъ сосать кровь изъ людей на дорогахъ, сказано было Ксану.—Весьма хорошо, отвѣтилъ тогда Ксанъ.

Тутъ онъ отправился по дорогѣ Черной, и, прибывъ къ куклѣ и къ фигурѣ изъ дерева, что были первыми сидящими въ своихъ украшеніяхъ, укусилъ онъ перваго, но тотъ ничего не сказалъ, и укусилъ онъ тогда второго, но и второй сказалъ не больше.

Укусилъ онъ третьяго, а третьимъ сидѣлъ Гунъ Кама. Ай, Ай!—закричалъ онъ, почувствовавъ укусъ.—Что это, Гунъ-Камэ? Кто это тебя укусилъ?—сказалъ ему Вукубъ-Камэ.—Что-то, чего я не знаю,—отвѣтствовалъ Гунъ-Камэ.—Ай, ай!—воскликнулъ въ свою очередь [151]тотъ, кто сидѣлъ четвертымъ.—Что это такое? Кто укусилъ тебя, Вукубъ-Камэ?—спросилъ его тотъ, кто сидѣлъ пятымъ.

Ай, ай!—воскликнулъ въ тотъ же мигъ Ксикирипатъ.—И Вукубъ-Камэ вопросилъ его: Кто же тебя укусилъ?—И шестой былъ укушенъ въ свою очередь.—Что съ тобой, Кучумаквикъ?—сказалъ ему Ксикирипатъ.—Кто укусилъ тебя?—спросилъ седьмой въ ту самую минуту, какъ самъ былъ укушенъ, и прибавилъ: Ай!

Что же это, Агальпухъ?—сказалъ ему Кучумаквикъ.—Кто укусилъ тебя? спросилъ восьмой, и воскликнулъ: Ай!—почувствовавъ укусъ.—Что такое случилось, Агальгана?—сказалъ Агальпухъ.—Кто укусилъ тебя?—спросилъ въ свою очередь тотъ, кто сидѣлъ девятымъ, и тутъ же почувствовалъ себя укушеннымъ, и воскликнулъ: Ай!

Что же это такое? Кто укусилъ? Кто укусилъ?—продолжались вопросы по-очереди, и названы были по-очереди, Чаміабакъ, и Чаміаголомъ, и Патанъ, и Квикксикъ, и Квикриксгагъ, и Квикрэ. Всѣ они были укушены, и каждаго имя было означено, вотъ они всѣ были поименованы, Усопшій, Семикратно-Усопшій, Корзина Летающая, Соединенная Кровь, Тотъ, что гной передѣлываетъ, Тотъ, что сбираетъ сукровицу, Онъ съ батогомъ костянымъ, Онъ, чей жезлъ—съ мертвой головой, Корзина Глубокая, Коршунъ Кровопивецъ, Когти Кровавыя, Зубы въ крови.

Двѣнадцать было ихъ всѣхъ сидящихъ. И всѣ они выявились, всѣ въ свой чередъ означились, именуя другъ друга укушенные, другъ отъ друга вопросъ шелъ, другъ къ другу шло имя, ознаменовались всѣ эти, что были властителями, въ Краѣ Ксибальбы, въ Краѣ Крота Разрисованнаго, которыхъ тамъ было двѣнадцать сидящихъ.

Отъ угла это прошло къ углу. Обошло весь чертогъ этотъ, ни одного не было имени, которое было бы забыто, всѣ были повторены, когда были они уколоты волосами съ ноги Гунахпу, которые вырвалъ тотъ, ибо не былъ это подлинный Ксанъ, который ихъ всѣхъ укусилъ и услышалъ имена ихъ для Гунахпу и Сбаланкэ.

И вотъ, отправившись въ Путь, прибыли Юные туда, гдѣ были вмѣстѣ эти изъ Ксибальбы: Поклонитесь царю, сказано имъ было, ему, что сидитъ тамъ, сказано имъ было, чтобы искусить ихъ.—Это не царь; это лишь изображеніе и фигура изъ дерева,—отвѣтили они, приближаясь.

И начали они ихъ привѣтствовать: Привѣтъ, Гунъ-Камэ; привѣтъ, Вукубъ-Камэ; привѣтъ, Ксикирипатъ; привѣтъ, Кучумаквикъ; привѣтъ, Агальпухъ; привѣтъ, Агальгана; привѣтъ, Чаміабакъ; привѣтъ, [152]Чаміаголомъ; привѣтъ, Квикксикъ; привѣтъ, Патанъ; привѣтъ, Квикрэ; привѣтъ, Квикриксгагъ.

Такъ разоблачили они лицо каждаго, не забывъ имени ни одного. А куда какъ было бы имъ пріятно, чтобы не были ихъ имена разоблачены Юными! Садитесь,—сказали они имъ, указуя на сидѣнье, куда очень имъ хотѣлось бы посадить тѣхъ Юныхъ, но не захотѣли они этого: Это не наше сидѣнье, это лишь камень разогрѣтый,—сказали Гунахпу и Сбаланкэ, и не уловили ихъ въ западню.

Весьма хорошо; идите же въ ваше помѣщеніе,—было имъ сказано. И вошли они тогда въ Домъ Сумрачный, но не были они тамъ побѣждены.


5.

Это было первое испытаніе Ксибальбы, Края Тѣневого; и тутъ должно было начаться ихъ пораженіе, какъ разумѣли тѣ, изъ Ксибальбы. Сначала они вступили въ Домъ Сумрачный; затѣмъ принесли имъ ихъ сосновую лучину зажженную, и для каждаго сигару, врученную имъ вѣстниками Гуна-Камэ.

Вотъ ихъ сосновые свѣтильники,—говоритъ царь; но они должны быть возвращены, эти свѣтильники, завтра утромъ, такъ же какъ и сигары, возвращены цѣлыми, говоритъ царь.—Такъ сказали вѣстники, приходя.—Весьма хорошо, отвѣтили Юные.

Въ дѣйствительности совсѣмъ не жгли они сосновую лучину, а помѣстили на мѣсто огня лучины что-то красное, перо краснаго попугая помѣстили они, и огнемъ зажженнымъ показалось оно тѣмъ, что были надсмотрщиками, а на сигарахъ помѣстили они свѣтляковъ на концахъ сигаръ.

Всю ночь они были подъ присмотромъ бодрствовавшихъ и говорили надсмотрщики: Попали они въ западню. Но сосновая лучина не была истрачена, видъ ея былъ тотъ же самый; и сигары были не искурены, и видъ ихъ былъ такой же, какъ прежде.

И привели ихъ къ владыкамъ: Какъ могли совершить такое? Откуда эти люди, и кто ихъ породилъ на свѣтъ? Истинно, сердце наше горитъ и пылаетъ; ибо не благо это, то, что они съ нами дѣлаютъ. Странны ихъ лица, странны ихъ способы дѣйствія,—говорили они между собою.

И всѣ владыки послали за ними. Идемте и будемъ играть въ шаръ, Юные,—сказали они имъ. Послѣ этого были они спрошены [153]Гуномъ-Камэ и Вукубомъ-Камэ: Откуда вы приходите, вы? Разскажите это намъ, Юные,—сказали люди Края Тѣневого.

Кто могъ бы сказать, откуда приходимъ мы? Мы сами не знаемъ этого,—сказали они, и болѣе не говорили.—Весьма хорошо. Такъ бросимъ же гибкій нашъ мячъ, о, Юные,—заговорили опять владыки Ксибальбы.

Хорошо,—отвѣчали они;—но этимъ вотъ будемъ играть, этимъ, нашимъ мячомъ.—Люди Ксибальбы отвѣтили: Нѣтъ, нѣтъ, этимъ не играйте, а вотъ этимъ, нашимъ.—Юные отвѣчали: Нѣтъ, не этимъ, а этимъ вотъ, нашимъ, будемъ мы играть.

Люди Ксибальбы отвѣтили: Весьма хорошо.—Юные продолжали: На что жь мы будемъ играть, на начиль, жука-жгучку? Конечно, нѣтъ, отвѣчали люди Ксибальбы, но на львиную голову.—Да будетъ, отвѣтили Юные. Еще нѣтъ! закричали люди Ксибальбы.—Хорошо, сказалъ Гунахпу.

Тутъ началась игра съ людьми Ксибальбы, и устремили они мячъ передъ кольцомъ Гунахпу; потомъ въ то время, когда люди Ксибальбы смотрѣли на ударъ, мячъ, устремившись, запрыгалъ вездѣ по полу чертога игральнаго.

Что это такое? воскликнули Гунахпу и Сбаланкэ. Смерти вы намъ желаете. Не послали ли вы отыскать насъ, не глашатаи ли ваши пришли къ намъ? По-истинѣ несчастные мы. Ну, тогда мы уйдемъ, сказали имъ Юные.

А это было именно то, чего они желали,—чтобъ Юные умерли возможно скорѣе при игрѣ въ мячъ, и чтобъ были они побиты. Но этого не было; ибо люди Края Тѣневого опять побѣждены были Юными.

Не уходите, Юные, поиграемъ въ шаръ; но возьмемъ теперь вашъ, было сказано Юнымъ.—Хорошо, отвѣтили они, и устремили свой шаръ, чѣмъ тотчасъ положенъ конецъ былъ состязанію.

Послѣ этого, сосчитавъ свои пораженія: Какъ сможемъ мы побѣдить ихъ?—сказали люди Ксибальбы.—Пусть не уйдутъ они тотчасъ, эти Юные, и да принесутъ они намъ четыре вазы съ цвѣтами,—сказали люди Ксибальбы.

Весьма хорошо. Какихъ цвѣтовъ желаете вы?—сказали Юные людямъ Ксибальбы.—Букетъ какамучигъ, букетъ цакимучигъ и букетъ ганамучитъ, и букетъ каринимакъ,—сказали люди Края Тѣневого. Тѣ цвѣты были красные, и тѣ цвѣты были желтые, и тѣ цвѣты были бѣлые, и тѣ цвѣты были черные. И отвѣтили Юные: Весьма хорошо. [154] Тогда сошли внизъ ихъ тѣлохранители, вооруженные копьями, всѣ равные по силѣ, и многочисленны были равно стражи этихъ Юныхъ; но не тревожима душа была Юныхъ, когда предались они въ руки тѣхъ, кому поручено было ихъ побѣдить, и унизить въ состязаніи.

Тѣ, что были въ Краѣ Крота Разрисованнаго, радовались весьма, питая чаяніе, что будутъ Юные побѣждены:—Весьма хорошо мы этотъ разъ сдѣлали, говорили люди Края Тѣневого, уловлены будутъ они въ западню. Гдѣ же возьмете вы цвѣтовъ?—думали такъ они про себя. И такъ говорили Юнымъ: Истинно, этою самою ночью должны вы дать намъ цвѣтовъ; и нашъ теперь выигрышъ, сказано было Юнымъ.

Весьма хорошо. И этой же самой ночью будемъ играть мы въ мячъ,—отвѣтили они, условливаясь взаимно. Послѣ этого Юные вошли въ Домъ Копій, второе испытаніе Ксибальбы, Края Тѣневого: и таково было желаніе владыкъ и хотѣніе ихъ сердца, чтобы убиты были Юные копьеносцами, и чтобъ какъ можно скорѣе преданы были они смерти, этого весьма желало ихъ сердце.

Но не умерли Юные. Говоря къ копьеносцамъ, сказали они имъ: Это вамъ будетъ принадлежать мясо всѣхъ животныхъ, такъ поручились они имъ въ этомъ. И перестали тогда копьеносцы двигаться, и, проникшись единою волей, опустили свое оружіе.

И были такъ Юные введены въ Домъ Копій, и, тамъ пребывая, воззвали они ко всѣмъ муравьямъ: Муравьи съ лезвіями, рѣжущіе, и цампопосъ, ходильщики ночные съ ножницами, сойдитесь и всѣ вмѣстѣ идите и найдите головки цвѣтовъ, коихъ возжелали владыки.

Весьма хорошо, отвѣчали муравьи. И всѣ муравьи отправились въ путь, чтобы набрать цвѣтовъ въ саду Гуна-Камэ и Вукуба-Камэ. А эти ужь заранѣе извѣстили хранителей цвѣтовъ въ садахъ Ксибальбы. Смотрите вы, будьте внимательны и надзирайте за нашими цвѣтами; не дозволяйте ихъ брать этимъ двумъ Юнымъ, которыхъ мы уловили въ западню. И гдѣ въ иномъ мѣстѣ могли бы они найти цвѣты, о которыхъ мы имъ говорили? Такихъ нѣтъ. Блюдите же ихъ хорошенько всю ночь и бодрствуйте.—Весьма хорошо, отвѣтили стражи садовъ.

Но стражи садовъ ничего не слыхали изъ того, что происходило. Напрасно бродили они по садамъ, крича изо всѣхъ силъ среди вѣтвей деревьевъ сада, и переминались съ ноги на ногу и томили свои ноги, повторяя все одну и ту же пѣсню: Спурпувекъ, Спурпувекъ, говорилъ одинъ напѣвно.—Пугуйю, Пугуйю, повторялъ другой напѣвно. [155]

Ночь пришла, Ночь пришла,
Всюду мгла, Ночь пришла.

Такъ говорилъ одинъ и пѣлъ.

На горахъ, на горахъ,
Дышетъ страхъ, на горахъ.

Такъ говорилъ другой и пѣлъ.

Пугуйю—было имя двухъ охранителей всѣхъ посадокъ въ саду Гуна-Камэ и Вукуба-Камэ. Но не замѣтили они муравьевъ, уворовывающихъ то самое, что имъ поручено было охранять, приходили муравьи и уходили муравьи полчищами неисчислимыми, срѣзая цвѣты, что росли полосами, и унося эти цвѣты въ зацѣпкахъ челюстей своихъ, унося ихъ поверхъ деревьевъ, а снизу деревьевъ цвѣты эти распространяли сладкій ароматъ.

Между тѣмъ, стражи все продолжали кричать изо всѣхъ своихъ силъ, не замѣчая зубовъ, что пилили и хвосты и крылья сихъ птицъ ночныхъ. То была жатва цвѣтовъ, зубы ихъ ниспускали, и зубы ихъ уносили, во всемъ ихъ благовоніи, въ Домъ Копій.

И весьма скоро наполнены были четыре вазы цвѣтами и были они до краевъ полны, когда зачался день. И вотъ пришли вѣстники, чтобы найти ихъ. Да придутъ они, сказалъ царь, и да принесутъ намъ то, о чемъ мы говорили, сказано было Юнымъ.

Весьма хорошо, отвѣтили они. Они взяли четыре вазы съ цвѣтами и предстали передъ царемъ и владыками, и взяли они цвѣты, а видъ ихъ былъ весьма пріятенъ. Такъ осмѣяны были люди Края Тѣневого, Края Крота Разрисованнаго.

Муравьевъ послали Юные въ ночи, и въ одну эту ночь муравьи нашли довольно цвѣтовъ, чей цвѣтъ былъ четвериченъ, и чей расцвѣтъ наполнилъ четыре вазы, лепестками и чашечками, красными, желтыми, бѣлыми, и черными.

При видѣ этого измѣнились въ лицѣ всѣ властители Ксибальбы, и поблѣднѣли лица ихъ, по причинѣ этихъ цвѣтовъ. Тотчасъ послали они за хранителями цвѣтовъ: Почему допустили вы уворовать цвѣты наши? Это вѣдь наши цвѣты, изъ нашего сада, что мы видимъ здѣсь, сказали они садовымъ стражамъ.—Мы ничего не замѣтили, владыка. Даже хвосты наши не были пощажены, отвѣтили они. Тогда разсѣкли имъ губы, чтобы покарать ихъ, и клювомъ сталъ ихъ ротъ, за то, что украдено было то, что было имъ довѣрено. [156] Такимъ то образомъ побѣждены были Гунъ-Камэ и Вукубъ-Камэ Гунахпу и Сбаланкэ, и было это начало ихъ трудовъ. И съ тѣхъ поръ также Пугуйю, Пурпуэки ротъ имѣютъ разсѣченный, въ видѣ клюва, и летаютъ они ночью, и зовутъ ихъ Филинами и Совами.

И затѣмъ сошли Юные, чтобъ играть въ мячъ, и играли съ ними люди Края Тѣневого, а когда окончили играть, условились на утро слѣдующаго дня. Такъ назначили люди Ксибальбы.—Весьма хорошо, отвѣтили Юные, кончая.


6.

Заставили также Юныхъ войти въ Домъ Холода. Холодъ тамъ былъ невыносимый, и домъ этотъ былъ наполненъ льдомъ, ибо истинно было это мѣсто пребываніе льдяныхъ вѣтровъ Сѣвера. Но холодъ быстро прекратился, ибо сосновыя шишки зажгли они; онъ пересталъ давать знать себя, и исчезъ холодъ, заботами Юныхъ.

И не умерли они такимъ образомъ, а были полны жизни, когда зачался день. А какъ разъ смерти ихъ искали люди Ксибальбы; но такъ не случилось, и въ добромъ они были здравіи при восходѣ Солнца. Итакъ, изошли они еще однажды, когда стражи пришли за ними.

Какъ же такъ, они еще не умерли! воскликнулъ властитель Ксибальбы, самодержецъ Края Тѣневого. И смотрѣли всѣ люди Ксибальбы съ изумленіемъ на дѣянія Юныхъ, Гунахпу и Сбаланкэ.

Послѣ этого вошли они также въ Домъ Тигровъ; и все тамъ внутри его были Тигры. Не кусайте насъ, другое будетъ вамъ дѣло, сказали они Тиграмъ. И бросили они кости передъ ликами этихъ звѣрей.

И тотчасъ тѣ съ жадностью бросились на кости. Кончено съ ними теперь, покончено, узнали они, наконецъ, власть Ксибальбы, и преданы дикимъ звѣрямъ. Вотъ ихъ кости перетерты на этотъ разъ, говорили тѣ, что были къ нимъ приставлены, и радовались весьма.

Но не погибли они; ликъ ихъ имѣлъ тотъ же видъ здоровья, когда вышли они изъ Дома Тигровъ. Какого же рода эти люди? Откуда они? вскричали люди Края Тѣневого.

Послѣ этого заставили ихъ войти въ средоточье пламеней въ Домѣ Огня, гдѣ лишь огонь былъ вездѣ внутри: но не загорѣлись они и не обожглись, хоть весьма былъ тамъ силенъ огонь и былъ онъ горючій. Невредимы и веселы были Юные при восходѣ Солнца. А очень хотѣлось тѣмъ изъ Края Крота Разрисованнаго, чтобы быстро погибли они [157]въ мѣстѣ, которое и на этотъ разъ прошли они безпрепятственно. Не случилось, однако, по ихъ желанію, и упало мужество людей Края Тѣневого.

Тогда заставили ихъ войти въ Домъ Летучихъ Мышей: ничего не было, кромѣ Летучихъ Мышей тамъ внутри, въ этомъ Домѣ Камацотцъ, ничего кромѣ крупныхъ звѣрей жестокихъ, что прозывались еще Чаки-Тцамъ; сухія острія тотчасъ кончали съ тѣмъ, кто предстанетъ передъ ними.

Тамъ находились они внутри; но, дремля на сарбаканахъ, не тронуты были они тѣми, что были въ Домѣ Летучихъ Мышей; но тяжко пришлось имъ по причинѣ другого звѣря, что съ неба сошелъ, чтобы явиться, когда уже совершили они предназначенное.

Эти лысыя Мыши Летучія совѣщались всю ночь, и великій былъ шумъ отъ тѣхъ совѣщаній ихъ: Квилитцъ, квилитцъ,—говорили они, и это они говорили всю ночь. Пріумолкли они, однако, и вотъ ужь немного прошло, что они совершенно молчали, и не было между ними движенія, и стояли стойкомъ они на чертѣ сарбакана.

Сказалъ тутъ Сбаланкэ къ Гунахпу: День начинаетъ брезжить, взгляни-ка. Быть можетъ, онъ начинаетъ брезжить, дай-ка я взгляну,—отвѣтилъ Гунахпу. И когда въ нетерпѣніи жаркомъ хотѣлъ онъ взглянуть въ дуло сарбакана, желая увидѣть восходъ зари, въ одинъ мигъ голова его срѣзана была этимъ звѣремъ Камацотцемъ, и лишено было головы тѣло Гунахпу.

И во второй разъ спросилъ Сбаланкэ: Не забрезжился ли ужь день? Но Гунахпу былъ недвижимъ. Что-же это, не ушелъ ли Гунахпу? Какъ же это такъ?—спрашивалъ Сбаланкэ. Но недвижимъ былъ Гунахпу и распростертъ былъ, какъ мертвый.

Тогда преисполнился Сбаланкэ стыда и печали: Увы, вскричалъ онъ,—довольно, мы побѣждены! И пошли помѣстить голову Гунахпу надъ чертогомъ игры въ мячъ, по точному повелѣнію Усопшаго и Семикратно-Усопшаго. И вся Ксибальба ликовала по причинѣ головы Гунахпу, возвеселился весь Край Тѣневой, Край Крота Разрисованнаго.


7.

Послѣ этого созвалъ Сбаланкэ всѣхъ звѣрей, Дикобразовъ, Кабановъ, всѣхъ звѣрей, малыхъ и большихъ, созвалъ ихъ онъ ночью, и въ ту же ночь спросилъ ихъ всѣхъ, какова была ихъ пища. [158] Какова пища ваша каждаго въ отдѣльности? Вотъ созвалъ я васъ, чтобы выбрали вы пищу вашу,—сказалъ имъ Сбаланкэ.—Это весьма хорошо,—отвѣтили они.

Пошли они тогда выбрать, каждый, свою пищу, всѣ пошли выбрать, что̀ имъ надлежало. И были такіе, что выбрали то, что было въ гніеніи; и были такіе, что выбрали травы; и были такіе, что выбрали камни; и были такіе, что выбрали землю; и пища звѣрей, большихъ звѣрей и малыхъ, была весьма разнообразна.

За другими и Черепаха, что сзади была, приползла въ своей твердой бронѣ, приползла закорючинами, чтобы взять свою долю пищи, и, помѣстившись на краѣ трупа, помѣстилась тамъ, гдѣ была голова Гунахпу, и въ то же самое мгновеніе изваялись тамъ глаза.

Великое число мудрыхъ сошло съ высоты, Сердце Небесъ, самъ Ураганъ, началъ рѣять поверхъ Дома Летучихъ Мышей. Но ликъ Гунахпу не такъ-то скоро завершился, хоть и успѣли все же его сдѣлать; росли его волосы съ его красотою, и заговорилъ онъ.

И вотъ зачался день, и заря расцвѣтила далекій край-образъ, и день явился. Двуутробка творится ли?—было вопрошено.—Да, отвѣтствовалъ Старецъ. Тогда онъ раздвинулъ ноги; снова сгустилась тьма, и четырежды Старецъ раздвинулъ свои ноги.

Вотъ Двуутробка раздвигаетъ свои ноги,—говоритъ народъ и доселѣ, когда наступаетъ заря.

Когда весь край-образъ покрылся своими блестящими зорными красками, жизнь началась: Хороша ли она, такъ, голова Гунахпу? было спрошено.—Хороша, былъ отвѣтъ. И кончили такъ создавать голову, и по-истинѣ сдѣлалась она какъ настоящая голова.

Затѣмъ стали они совѣщаться, условливаясь обоюдно, чтобы не играть имъ въ мячъ. Дерзни тогда ты одинъ, сказано было Сбаланкэ.—Хорошо, все я сдѣлаю самъ, отвѣтствовалъ Сбаланкэ.

Послѣ этого далъ онъ свои распоряженія Кролику: Поди и помѣстись высоко надъ чертогомъ игральнымъ, и оставайся среди выступовъ карниза, сказалъ Кролику Сбаланкэ. Какъ только прыгающій шаръ придетъ къ тебѣ, ты выйдешь, а я свершу все остальное. Такъ было сказано Кролику, когда получилъ онъ повелѣніе въ ночи.

И Солнце ужь встало, и лица ихъ, того и другого, одинаково возвѣщали здоровье. Владыки Ксибальбы сошли въ свой чередъ играть въ мячъ, въ то мѣсто, гдѣ была подвѣшена голова Гунахпу, надъ чертогомъ игральнымъ. [159] Побѣдили-то мы. Всѣ позорища—ваши. Намъ уступили вы побѣду. Такъ веселились люди Ксибальбы. Такъ издѣвались они надъ головою Гунахпу. Отдохни, голова твоя безпокоилась очень, какъ въ мячъ играла. Такъ было сказано. Но онъ не страдалъ отъ оскорбленій, которыми покрывали его.

И вотъ властители Ксибальбы бросили прыгающій мячъ. Сбаланкэ выступилъ ему навстрѣчу. Онъ остановился какъ разъ передъ кольцомъ, помедлилъ, и тотчасъ же вышелъ изъ кольца, устремился вверхъ надъ чертогомъ игральнымъ и единымъ прыжкомъ вскочилъ между выступовъ карниза.

Тотчасъ же Кроликъ выскочилъ оттуда и запрыгалъ, убѣгая; въ тотъ же самый мигъ бросились за нимъ всѣ люди Края Тѣневого, бѣжали, кричали, голосили; вскорѣ за Кроликомъ вся убѣгала Ксибальба.

Сбаланкэ тотчасъ же схватилъ голову Гунахпу, и помѣстилъ ее на мѣсто черепахи: онъ отправился потомъ помѣстить черепаху надъ мѣстомъ игры въ мячъ; и голова эта истинно была головою Гунахпу, и оба они, и тотъ, и другой, были въ ликованіи.

И вотъ люди Ксибальбы пошли искать мячъ; быстро взявъ его съ карниза, вскричали они: Вотъ, мы нашли мячъ. И поднимали его въ воздухъ, показывая.

Что такое мы видѣли?—спросили люди Ксибальбы, приходя къ мѣсту игры и снова начиная состязаніе. И снова была игра.

Тутъ какъ разъ попалъ въ самую черепаху камнемъ, Сбаланкэ, и, скатившись съ высоты, разбилась она на тысячу кусковъ, какъ фарфоровая, на глазахъ у всѣхъ людей Края Тѣневого.

Кто изъ васъ пойдетъ искать ее? кто изъ васъ ее возьметъ? прошелъ говоръ по Ксибальбѣ. Такъ были осмѣяны властители Ксибальбы, осмѣяли ихъ Гунахпу и Сбаланкэ. И много великихъ трудовъ претерпѣли эти Юные; но не умерли они отъ всего того зла, которое имъ причинили.


8.

И вотъ память о томъ, какъ отошли Гунахпу и Сбаланкэ. Вотъ, что разскажемъ мы, въ свой чередъ, какъ память о смерти ихъ.

Прошли они всѣ труды и страданія, которыя были возвѣщены имъ, и не погибли они, не умерли, проходя испытанія Ксибальбы, Края Тѣневого, Края Крота Разрисованнаго, и не были они побѣждены [160]нападеніями всѣхъ звѣрей, сколько ихъ тамъ ни было, въ этомъ краѣ Ксибальбы.

Потомъ призвали они двухъ вѣщуновъ, что были провидцами, и были имена этихъ мудрыхъ—Ксулу и Пакамъ, Угадчикъ и Красный Шаръ. Если придетъ такой случай,—сказали они,—и спросятъ васъ отъ властителей Ксибальбы, по поводу смерти нашей, которую они замышляютъ и затѣваютъ теперь, почему мы не мертвы еще до сихъ поръ, почему не могли мы быть побѣждены, ни сражены ихъ испытаніями, вы имъ скажете, это оттого, что звѣри съ ними не были въ заговорѣ.

Вотъ, въ мысли нашей знаменіе нашей смерти: Костеръ. Чрезъ огонь наша смерть. Собирается вся Ксибальба, и кончаетъ она собираться, но по-истинѣ мы не умремъ.

И вотъ что внушаемъ мы вамъ, чтобы вы сказали: Если придутъ вопросить васъ о нашей смерти, когда мы будемъ осуждены, какъ отвѣтите вы, о, Ксулу, о, Пакамъ? Если вамъ скажутъ: Бросимъ ихъ кости въ пропасть, не благо ли это?—Если вы сдѣлаете это, они воскреснутъ, скажете вы.

Если они еще скажутъ вамъ: Не благо ли было бы повѣсить ихъ на деревьяхъ?—Конечно, не благо это; ибо такъ вы снова увидите лица ихъ, скажете вы. Если скажутъ еще: Не свершимъ ли благое мы, если мы бросимъ ихъ кости въ рѣку? Если они повторятъ вамъ этотъ вопросъ, вы имъ отвѣтите:—

Это, вотъ это нужно, чтобы умерли они; благо потомъ измолоть ихъ кости на камнѣ, какъ мелютъ въ муку маисъ, и чтобы каждаго мололи отдѣльно. Затѣмъ вы ихъ бросите въ рѣку, въ то мѣсто, гдѣ спадаетъ водопадъ, образуя изъ капель изумруды, чтобы ушли ихъ прахи по всѣмъ горамъ, по горамъ великимъ и малымъ. Вотъ что отвѣтите вы имъ, когда спросятъ васъ они о совѣтѣ, молвили мудрымъ Гунахпу и Сбаланкэ, прощаясь съ ними, и зная, что имъ предстоитъ умереть.

И вотъ сдѣлали великій костеръ, подобный горну полу-подземному, который велѣли возвести владыки Края Тѣневого, и много туда положили вѣтвей. Послѣ чего пришли сановные, что должны были ихъ сопровождать, глашатаи Усопшаго и Семикратно-Усопшаго.

Да придутъ. Пойдемте же съ Юными, и да придутъ они увидѣть, что мы ихъ сожжемъ,—говоритъ царь, такъ сказано было имъ.—Весьма хорошо,—отвѣчали они.

Быстро пошли они, и прибыли къ костру; тамъ хотѣли заставить [161]ихъ шутить: Изопьемъ же здѣсь сладостныхъ нашихъ напитковъ, и четырежды пронесемся каждый на крылахъ, о, Юные,—сказано было имъ Гуномъ-Камэ.

Перестаньте такъ шутить съ нами. Или быть можетъ не знаемъ мы, что смерть ожидаетъ насъ здѣсь, о, наши владыки?—отвѣтили они. И обнявшись другъ съ другомъ, лицомъ къ лицу, скрестили они свои руки, и пошли, чтобы, распростершись лицомъ, лечь въ костеръ, и умерли вмѣстѣ.

Въ это самое время всѣ люди Ксибальбы, Края Крота Разрисованнаго, преисполнились веселія, и изъявляли свою радость вскриками и смутными говорами: Наконецъ, побѣдили мы во-истину, и не слишкомъ рано сдались они,—такой шелъ говоръ въ толпѣ.

Потомъ позвали они Ксулу и Пакама, которымъ они предоставили послѣднее слово. Какъ возвѣщено было имъ, у нихъ спросили, что́ нужно дѣлать съ останками, и, послѣ того какъ окончили они вѣщія свои гаданія, тѣ, что владѣли Краемъ Тѣневымъ, превратили кости Юныхъ въ порошокъ, и прахъ этотъ бросили въ рѣку. Но не далеко удалился этотъ прахъ: тотчасъ опустился онъ на дно рѣчное, и на днѣ превратился въ двухъ красивыхъ юношей: истинно, ихъ черты выявились снова.


9.

Четыре дня прошло съ четырьмя ночами, и на пятое утро явились они снова, и были узрѣны людьми; какъ двѣ сирены, какъ люди-рыбы, предстали они поверхъ волны, и лица ихъ были увидѣны всѣми въ Краѣ Тѣневомъ, и повсюду искали ихъ въ водѣ.

Но на другой день утромъ два бѣдняка предстали, съ чертами постарѣвшими, вида убогаго, и ничего на нихъ не было, кромѣ лохмотій; ничего привлекательнаго не было въ ихъ наружности. Когда увидѣли ихъ люди Ксибальбы, мало что дѣлали они любопытнаго, танцевали лишь танецъ Пугуй, да танецъ Куксъ или Ибой, и также танцевали они Тцуль и Читикъ, танецъ Филина, танецъ Ласочки, танецъ Броненосца, танецъ Тысяченожки, и танецъ Его, что на ходуляхъ.

Чудеса многочисленныя, которыя они свершали, сжигая дома, какъ будто во-истину они горѣли, и тотчасъ возставляя ихъ снова въ ихъ цѣльности, привлекли къ этимъ зрѣлищамъ всю Ксибальбу.

Наконецъ, они принесли другъ друга въ жертву, одинъ убивая другого, и тотъ, кто первый далъ себя убить, распростерся и лежалъ [162]мертвый; но въ то же мгновеніе, убитые, они воскресали: и съ тупымъ оцѣпенѣніемъ смотрѣли на нихъ люди Ксибальбы, въ то время какъ это свершали они, а свершали они все это, какъ начало новой побѣды надъ Краемъ Тѣневымъ.

И дошла послѣ этого вѣсть объ ихъ пляскахъ до ушей Усопшаго и Семикратно-Усопшаго, и говорили они, слыша это: Кто же эти неимущіе, и по-истинѣ ли пріятно видѣть ихъ?

Да, по-истинѣ волшебны ихъ пляски, а равно и все, что они дѣлаютъ, отвѣтилъ тотъ, кто сообщилъ о нихъ разсказъ владыкамъ. Услажденные всѣмъ, что они слышали, послали они своихъ глашатаевъ къ нимъ: Да придутъ они, чтобъ свершить все это, дабы могли мы ихъ видѣть и дивиться на нихъ, и изъявить имъ наше одобреніе, сказали владыки; скажите имъ это, было сказано глашатаямъ.

Придя къ плясунамъ, возвѣстили глашатаи танцующимъ всѣ слова царя и царствующихъ. Мы не хотимъ, отвѣтили они; ибо по-истинѣ стыдимся мы малости своей. Не покроемся ли мы краскою стыда, если предстанемъ предъ этими высокими? Некрасивы на видъ мы и убоги, велики глаза наши, очень они большіе, также и бѣдны мы. Что же на насъ смотрѣть? Плясать, танцевать, только мы это и умѣемъ. Что скажутъ товарищи наши по бѣдности, которые, вотъ, желаютъ, равно, принять участіе въ нашемъ танцѣ и нашемъ веселіи? Не такъ же намъ поступать съ царями? Такъ вотъ, не хотимъ мы, о, вѣстники, отвѣчали Гунахпу и Сбаланкэ.

Сильно понуждаемые, и храня на лицѣ явные знаки неудовольствія своего и огорченія, отбыли они, вопреки желанію: но отказались они идти быстро, и нѣсколько разъ принимались глашатаи ихъ убѣждать снова, чтобъ только привести ихъ къ царю.

И вотъ пришли они къ царствующимъ, и, смиренно, униженно, опустили они свою голову, кланяясь, преклонились глубоко, простерлись во прахъ, и жалкій былъ видъ ихъ, одежды изношенныя, явили они по своемъ прибытіи по-истинѣ скудный ликъ.

Ихъ спросили тогда, какія ихъ горы родныя, и племя какое; ихъ также спросили, кто были ихъ мать и отецъ.—Откуда идете? спросили ихъ.—Врядъ ли, владыка, осталось у насъ какое о томъ воспоминаніе. Мы не вѣдали лика матери нашей и нашего отца, и были мы малы, когда они умерли, сказали они, и больше не говорили.

Весьма хорошо. Сдѣлайте-жь такъ теперь, чтобъ могли мы на васъ дивиться, сдѣлайте все, что вы можете, и что хотите, а мы дадимъ [163]вамъ вознагражденіе ваше, сказано было имъ.—Мы не хотимъ ничего; но по-истинѣ исполнены мы страха и боязни, отвѣтили они царю.

Не бойтесь и не страшитесь, танцуйте, пляшите. Изобразите сначала, какъ убиваете вы другъ друга, и сожгите домъ мой; дѣлайте все, что знаете, дабы усладились мы зрѣлищемъ сего, это есть все, чего желаетъ сердце наше. А засимъ отбудете вы, неимущіе, и дадимъ мы вамъ вашу награду, повторили имъ.

Тогда начались танцы и пѣніе, и вся Ксибальба собралась вокругъ нихъ, чтобы видѣть. И, начавъ танцевать, явили они пляску Ласочки, и изобразили потомъ танецъ Филина, и танецъ Броненосца.

И сказалъ имъ царь: Убейте мою собаку, что вотъ тутъ, и верните опять ее къ жизни, сказалъ онъ.—Хорошо, отвѣтили они, убивая собаку; потомъ они воскресили ее: и по-истинѣ собака рада была вернуться къ жизни, и махала хвостомъ, веселясь, что вотъ воскресла.

И сказалъ имъ царь: Сожгите же теперь мой домъ,—сказалъ онъ. И тотчасъ зажгли они домъ царя, и всѣ владыки сидѣли тамъ, внутри и не обожглись. И, минуту спустя, возстановили они его въ цѣльности, и врядъ-ли минуту всего утраченъ былъ домъ Усопшаго.

Восхищены были всѣ владыки весьма, и очень они также были услаждены плясками. Тогда сказано имъ было отъ царя: Убейте теперь человѣка, но чтобы только онъ не умеръ, прибавилъ онъ.

Весьма хорошо,—сказали они. Тутъ схватили они одного человѣка, и, раскрывъ ему грудь, вынули они сердце этого человѣка, и вознесли его, и явили глазамъ владыкъ. И были удивлены, равно, Усопшій и Семикратно-Усопшій. Но, минуту спустя, вернули они человѣка къ жизни, и выказывалъ онъ большую радость, что воскресъ.

Владыки продолжали дивиться: Убейте теперь другъ друга, вы сами; вотъ что хотимъ мы видѣть, это по-истинѣ угодно сердцу нашему это зрѣлище, что вамъ надлежитъ особенно, сказали еще владыки.—Весьма хорошо, отвѣтили они.

Послѣ этого началось закланіе одного другимъ; это былъ Гунахпу, что былъ убитъ Сбаланкэ; руки его и ноги были отрѣзаны одна за другой, голова была отдѣлена отъ туловища и унесена далеко отъ него, сердце же его было исторгнуто и явлено всѣмъ владыкамъ Края Тѣневого, что совсѣмъ были пьяны отъ зрѣлища.

Съ оцѣпенѣньемъ глядѣли они, но видѣли только одно, зрѣлище, явленное Сбаланкэ: Встань, сказалъ онъ затѣмъ, и Гунахпу былъ возвращенъ къ жизни. Оба они веселились весьма. Веселились и владыки; [164]истинно, то, что свершали они, наполняло восторгомъ сердце Гуна-Камэ и Вукуба-Камэ, и они такъ все чувствовали живо, какъ будто-бы сами были исполнителями зрѣлища.

И избытокъ желанья и любопытства такъ увлекъ владыкъ, чрезмѣрностью своей, что воскликнули Усопшій и Семикратно-Усопшій: Сдѣлайте то же и съ нами, предайте насъ закланію, сказали Гунъ-Камэ и Вукубъ-Камэ, говоря къ Гунахпу и Сбаланкэ.

Весьма хорошо, вы воскреснете; развѣ смерть можетъ для васъ существовать? А насъ усладить, это ваше право, о, владыки рабовъ своихъ и слугъ своихъ покорныхъ, отвѣтили они владыкамъ.

И вотъ тотъ, кого перваго принесли они въ жертву, былъ главный царь, и имя его было Гунъ-Камэ, Усопшій, самодержецъ Ксибальбы, Края Тѣневого, Края Крота Разрисованнаго. И какъ только умеръ Гунъ-Камэ, овладѣли они Вукубомъ-Камэ, Семикратно-Усопшимъ, и не вернули они имъ жизнь.

Тогда обратились въ бѣгство всѣ владыки Ксибальбы, видя царей своихъ мертвыми и грудь ихъ раскрытой: въ единый мигъ были они сами приносимы въ жертву, двоими по двое, какъ заслужили они кары той. Мигъ одинъ былъ нуженъ, чтобы смерть призвать къ царю, и не вернули они ему жизнь.

Но вотъ одинъ изъ владыкъ смирился тогда униженно передъ являвшими пляску, не будучи до этого ни пойманъ, ни уловленъ. Сжальтесь надо мною, сказалъ онъ, когда признали они его.

Данники ихъ и слуги, всѣ бѣжали толпой въ глубокую стремнину, наполнивъ одною огромною кучей всю обширную пропасть; тамъ нагромоздились они, тамъ были они открыты безчисленными Муравьями, которые напали на нихъ, застигши въ безвыходномъ мѣстѣ.

Такъ были они приведены по дорогѣ, и, приходя къ побѣдителямъ, простирались во прахъ предъ ними униженно и сдались всѣ, на полное ихъ усмотрѣніе. Такъ были побѣждены владыки Ксибальбы, Края Тѣневого, и лишь черезъ чудо, и путемъ своего перевоплощенія, свершили Гунахпу и Сбаланкэ это дѣло побѣды надъ Краемъ Крота Разрисованнаго.


10.

Послѣ этого сказали свои имена свершавшіе пляску и явившіе танецъ, и были они вознесены предъ лицомъ всѣхъ людей Ксибальбы.

Вы, услышьте имена наши, и мы скажемъ вамъ также имена отцовъ [165]нашихъ. Вотъ мы здѣсь, мы, Гунахпу и Сбаланкэ, Метатель Шаровъ и Тигренокъ-Ягуаръ, таковы наши имена. Отцы же наши, которыхъ вы предали смерти, зовутся Гунгунъ-Ахпу и Вукубъ-Гунахпу. Вотъ мы здѣсь, мстители, отомстившіе за пытки и страданія отцовъ нашихъ. Вотъ, мы беремъ всѣ тѣ бѣды и тяжести зла, которыя вы для нихъ измыслили; мы прикончимъ васъ всѣхъ, всѣхъ предадимъ мы смерти, и ни одинъ изъ васъ не сможетъ ускользнуть, было имъ объявлено.

Послѣ чего всѣ подданные Ксибальбы простерлись во прахъ со стенаніями. Сжальтесь надъ нами, о, Гунахпу и Сбаланкэ! Истинно это, свершили мы грѣхъ противъ отцовъ вашихъ, какъ говорите вы, отцовъ вашихъ, что погребены въ Усыпальницѣ, отвѣтили они.

Весьма хорошо. Такъ вотъ приговоръ нашъ надъ вами, который возвѣщаемъ мы. Слушайте, вы всѣ, вы подданные Ксибальбы, Края Тѣневого. Поелику блескъ вашъ и могущество ваше болѣе не существуютъ, кровь ваша погосподствуетъ еще немного, но мячъ вашъ не будетъ больше кружиться въ чертогѣ игральномъ Игры въ Шаръ. Вы будете годны лишь на то, чтобы дѣлать посуду изъ глины, котлы, сковородки, чтобы зерна выбивать изъ колосьевъ маиса; и лишь звѣри, что живутъ въ кустарникахъ и въ мѣстахъ пустынныхъ, будутъ вашею долей, малые куста, и малые мѣстъ необитаемыхъ. Всѣ счастливые данники наши и подданные, всѣ тѣ, что пріемлютъ удѣлъ въ жизни благоустроенной, съ вами не будутъ, ни вамъ надлежать не будутъ, пчелы одни плодиться будутъ передъ вашими глазами. Люди превратные, люди угрюмые, люди жестокіе, плачьте же. Ужь больше не захватятъ врасплохъ людей, какъ вы то дѣлали; будьте же внимательны къ тому, что вамъ возвѣщено объ этомъ покорительномъ мячѣ, объ этомъ властительномъ шарѣ.

Такъ сказали они всѣмъ подданнымъ Ксибальбы, Края Тѣневого.

Такъ началось ихъ разрушеніе и гибель, какъ изъ воззванія къ нимъ слѣдовало. Но блескъ ихъ и раньше никогда не былъ очень великъ: только вотъ любили воевать они съ людьми; и по-истинѣ, не называли ихъ богами древле: но видъ ихъ внушалъ страхъ и ужасъ; злы они были, какъ Совы и Филины, конечно были страшны и злы лица ихъ, и сѣяли они лишь зло и разногласіе. Невѣрны они также были данному слову, бѣлые и черные въ одно и то же время, лицемѣры, тираны двуликіе, такъ говорятъ о нихъ. Сверхъ сего, разрисовывали они себѣ лица, раскрашивали краской. Но вотъ нѣтъ болѣе [166]ихъ владычества, и могущество ихъ перестало возростать. Такое свершили Гунахпу и Сбаланкэ.

Между тѣмъ праматерь ихъ стонала и плакалась предъ тростниками, которые посадили они: возросли эти тростники; потомъ они снова изсохли; но, когда бросили ихъ въ костеръ, зазеленѣли они еще разъ.

Зажгла послѣ этого праматерь ихъ жаровню, и жгла курительный копалъ благовонный передъ тростниками, въ память внучатъ своихъ. Возвеселилось сердце этой Старой, когда тростники зазеленѣли вторично: получила они тогда почести божескія отъ праматери, что назвала ихъ Средоточіе Дома, и Средоточіе, такъ назвала ихъ.

Тростники Живые, Земля Выравненная, таково стало имя того мѣста; и имя Средоточія Дома, имя Средоточія было ему дано, ибо посадили они тростники посреди горницы дома своего: и она назвала мѣсто Земля Выровненная, Тростники Живые на землѣ выравненной, для того выравненной, чтобъ посадить тростники, и назвала ихъ Тростниками Живыми, ибо вторично они зазеленѣли, такое имя дала тростникамъ Смуканэ, дважды мать наша, памятнымъ этимъ камышамъ, что оставили Юные для Старой.

Первые же отцы, что умерли древле, были Гунгунъ-Ахпу и Вукубъ-Гунахпу; видѣли также они лица отцовъ своихъ тамъ въ Ксибальбѣ; и говорили отцы ихъ съ потомками своими, побѣдившими Ксибальбу, Край Тѣневой.

И вотъ какъ отцы ихъ получили почести свои погребальныя: Вукубу-Гунахпу даны были они: чтобъ ихъ совершить торжественно, къ Усыпальницѣ пошли, и пожелали сдѣлать подобіе его. Итакъ, искали его имя, ротъ его, носъ его, кости его, и его лицо.

Пришли сперва къ имени его; но мало что еще получили сверхъ сего; это все, что пожелалъ онъ сказать, только это речено было ртомъ его. Итакъ, вотъ какъ они вознесли память отцовъ своихъ, оставленныхъ ими въ Усыпальницѣ.

Да будетъ имя ваше отнынѣ призываемо, сказали имъ сыны ихъ, дабы утѣшена была ихъ душа. Первые взойдете вы на сводъ небесъ; первые, равно, будете обожаемы вы посреди всѣхъ народовъ, живущихъ въ благоустроеніи. И не утратится имя ваше; такъ да будетъ! сказали они отцамъ своимъ, чтобъ утѣшены были ихъ тѣни. Мы мстители, мы отомстители смерти вашей и вашей гибели, страданій вашихъ и всѣхъ трудовъ, черезъ которые заставили васъ пройти. [167] Таковы были ихъ повелѣнія, когда говорили они съ народомъ Края Тѣневого, что былъ побѣжденъ ими. Затѣмъ взошли они отсюда въ средоточіе свѣта, и тотчасъ взошли отцы на небеса: одному досталось Солнце, другому Луна, что освѣщаютъ сводъ небесъ и поверхность земли, и въ небѣ живутъ они.

Тогда вознеслись, равно, четыреста Юныхъ, что преданы были смерти Ципакной, чье имя Пѣтушья Шпора; были они сотоварищами Гунгуну-Ахпу и Вукубу-Гунахпу, и стали они звѣздами небесными.