Петербургъ. Вотъ наша свѣтлая, чистая, великолѣпная столица! памятникъ непобѣдимаго мужества, великаго духа и геройской рѣшимости безсмертнаго Петра!
Три дня уже прошло какъ мы пріѣхали. Я живу у Засса, и всякій день хожу смотрѣть на монументъ Петра Великаго. Какъ достойно дано ему это названіе! Петръ былъ бы великимъ въ какомъ бы состояніи ни родился! Величественная наружность Его вполнѣ отвѣчаетъ обширному генію, нѣкогда управлявшему Его великою душою!
Участь моя рѣшилась! Я была у Государя! видѣла Его! говорила съ Нимъ! Сердце мое слишкомъ полно и такъ неизъяснимо счастливо, что я не могу найти выраженій для описанія чувствъ моихъ! Великость счастія моего изумляетъ меня! восхищаетъ! О Государь! отъ сего часа жизнь моя принадлежитъ Тебѣ!..
Когда Князь В*** отворилъ мнѣ дверь Государева кабинета и затворилъ ее за мною, Государь тотчасъ подошелъ ко мнѣ, взялъ за руку, и приблизясь со мною къ столу, оперся одной рукою на него, а другою продолжая держать мою руку, сталъ спрашивать въ полголоса и съ такимъ выраженіемъ милости, что вся моя робость исчезла и надежда снова ожила въ душѣ моей. «Я слышалъ, сказалъ Государь, что вы не мужчина, правда ли это?» Я не вдругъ собралась съ духомъ, сказать: да, Ваше Величество, правда! Съ минуту стояла я потупивъ глаза и молчала; сердце мое сильно билось и рука дрожала въ рукѣ Царевой! Государь ждалъ! Наконецъ, поднявъ глаза на Него и сказывая свой отвѣтъ, я увидѣла что Государь краснѣетъ; вмигъ покраснѣла я сама, опустила глаза и неподнимала уже ихъ до той минуты, въ которую невольное движеніе печали повергло меня къ ногамъ Государя! Разспросивъ подробно обо всемъ, что̀ было причиною вступленія моего въ службу, Государь много хвалилъ мою неустрашимость, говорилъ: что это первый примѣръ въ Россіи; что всѣ мои начальники отозвались обо мнѣ съ великими похвалами, называя храбрость мою безпримѣрною; что Ему очень пріятно этому вѣрить, и что Онъ желаетъ сообразно этому наградить меня и возвратить съ честію въ домъ отцовскій, давъ…
Государь не имѣлъ времени кончить; при словѣ: возвратить въ домъ! я вскрикнула отъ ужаса, и въ ту же минуту упала къ ногамъ Государя: не отсылайте меня домой, Ваше Величество! говорила я голосомъ отчаянія, не отсылайте! я умру тамъ! непремѣнно умру! Не заставьте меня сожалѣть, что не нашлось ни одной пули для меня въ эту кампанію! Не отнимайте у меня жизни Государь! я добровольно хотѣла ею пожертвовать для Васъ!.. Говоря это, я обнимала колѣни Государевы и плакала. Государь былъ тронутъ; Онъ поднялъ меня, и спросилъ измѣнившимся голосомъ: Чего жъ вы хотите? — Быть воиномъ! носить мундиръ, оружіе! Это единственная награда, которую Вы можете дать мнѣ, Государь! другой, нѣтъ для меня! Я родилась въ лагерѣ! трубный звукъ былъ колыбельной пѣснію для меня! Со дня рожденія люблю я военное званіе; съ десяти лѣтъ обдумывала средства вступить въ него; въ шестнадцать достигла цѣли своей — одна безъ всякой помощи! На славномъ постѣ своемъ поддерживалась однимъ только своимъ мужествомъ, не имѣя ни отъ кого ни протекціи, ни пособія. Всѣ согласно признали, что я достойно носила оружіе! а теперь Ваше Величество, хотите отослать меня домой! Если бъ я предвидѣла такой конецъ, то ничто не помѣшало бъ мнѣ найти славную смерть въ рядахъ воиновъ Вашихъ! Я говорила это, сложа руки какъ предъ образомъ, и смотря на Государя глазами полными слезъ. Государь слушалъ меня и тщетно старался скрыть сколько былъ Онъ разстроганъ. Когда я перестала говорить, Государь минуты двѣ оставался какъ-будто въ нерѣшимости; наконецъ лице Его освѣтилось: «если вы полагаете, сказалъ Императоръ, что одно только позволеніе носить мундиръ и оружіе можетъ быть вашею наградою, то вы будете имѣть ее!» При этихъ словахъ я затрепетала отъ радости. Государь продолжалъ: и будете называться по моему имени — Александровымъ! Не сомнѣваюсь что вы сдѣлаетесь достойною этой чести, отличностію вашего поведенія и поступковъ; не забывайте ни на минуту, что имя это всегда должно быть безпорочно, и что я не прощу вамъ никогда и тѣни пятна на немъ!.. Теперь скажите мнѣ, въ какой полкъ хотите вы быть помѣщены? Я произведу васъ въ офицеры. — Въ этомъ случаѣ, позвольте мнѣ, Ваше Величество, отдаться въ Вашу волю, сказала я. — Маріупольскій гусарскій полкъ, одинъ изъ храбрѣйшихъ, и корпусъ офицеровъ изъ лучшихъ фамилій, говорилъ мнѣ Государь; я прикажу помѣстить васъ туда. Завтра получите вы отъ Ливена сколько вамъ надобно будетъ на дорогу и обмундировку. Когда все уже готово будетъ къ вашему отправленію съ полкъ, я еще увижу васъ. Сказавши это, Государь поклонился мнѣ; я тотчасъ пошла къ двери, но не умѣя отворить, вертѣла во всѣ стороны бронзовую головку, за которую держала; Государь, видя что я не выйду безъ Его помощи, подошелъ, отперъ мнѣ дверь и смотрѣлъ за мною вслѣдъ до другой двери, съ которою я управилась уже сама. Вошедъ въ залу, я вмигъ увидѣла себя окруженною пажами, которые наперерывъ спрашивали меня: что̀ говорилъ съ вами Государь?.. произвелъ Онъ васъ въ офицеры? — Я не знала что̀ отвѣчать имъ. Но Зассъ и съ нимъ еще одинъ флигель-адъютантъ подошли ко мнѣ, и толпа шалуновъ почтительно отступила. Флигель-адъютантъ, подошедшій вмѣстѣ ко мнѣ съ Зассомъ, спросилъ меня: есть ли вамъ лѣтъ пятнадцать? — Я отвѣчала, что мнѣ уже восемнадцатый годъ. — Намъ писали чудеса о вашей неустрашимости, сказалъ онъ съ вѣжливою уклонкою. Зассъ прекратилъ этотъ разговоръ, взявши меня за руку. Намъ пора ѣхать Князь, сказалъ онъ своему товарищу, и пошелъ со мною изъ дворца. Сходя съ лѣстницы, онъ спросилъ: не хочешь ли, Дуровъ, познакомиться съ моею родственницею генеральшею Зассъ? — Я отвѣчала, что буду очень довольна этимъ. — Ну такъ мы сей-часъ поѣдемъ къ ней обѣдать; а послѣ обѣда отправимся всѣ вмѣстѣ показать вамъ эрмитажъ: тамъ много любопытнаго.
Госпожа Зассъ приняла меня очень вѣжливо. Послѣ обѣда поѣхали мы въ эрмитажъ. Тамъ болѣе всего привлекли мое вниманіе картины; я страстно люблю живопись. Генеральша говоритъ, что если я буду смотрѣть однѣ только картины, то не кончу въ мѣсяцъ; вотъ посмотрите, говорила она, показывая мнѣ букетъ изъ яхонтовъ, алмазовъ, изумрудовъ и тому подобныхъ драгоцѣнностей, посмотрите, это несравненно любопытнѣе. Я не одного мнѣнія съ нею! Что̀ значатъ камни, въ сравненіи съ прекраснымъ произведеніемъ кисти, въ которомъ дышетъ жизнь! Мнѣ очень понравились четыре картины, представляющія двухъ дѣвицъ во весь ростъ; на первыхъ двухъ изображены онѣ въ дѣтскихъ лѣтахъ, а на другихъ въ юношескихъ, и такъ что смотря на большихъ, сей-часъ узнаешь въ нихъ тѣхъ прекрасныхъ дѣтей, которыя такъ плѣнительны своею младенческою красотою! Смотрѣла на изображеніе Клеопатры, искала въ немъ Царицы, предпочитающей смерть униженію, и видѣла только женщину съ желтымъ опухлымъ лицемъ, въ чертахъ котораго не было никакого выраженія, ни даже выраженія боли! По обнаженной рукѣ ея ползетъ піявка и пробирается прямо къ плечу; этотъ смѣшной аспидъ не стоилъ великой чести уязвить Царицу. Можно положить въ закладъ свою голову, что ни одинъ человѣкъ въ мірѣ не узналъ бы въ этомъ изображеніи Царицы Египетской, и я узнала потому что Зассъ сказалъ мнѣ, показывая на нее рукою: вотъ славная Клеопатра! Нужно ли было говорить это, если бъ ее изобразили прилично тому, чѣмъ она была!
— Сегодня Воскресенье; я обѣдала у генеральши; вечеромъ, она, ея племянница дѣвица Юрковская, Зассъ и я поѣхали въ театръ. По всему видно было что поѣхали только для меня; въ Воскресенье никто изъ хорошаго тона людей не бываетъ въ театрѣ, и въ Воскресенье обыкновенно дается русалка или другая подобная ей фарса, наполненная нелѣпостями; теперь также играли которую-то часть русалки; актриса, представлявшая Лесту, уродовала роль свою со всѣмъ возможнымъ стараніемъ; непонимая вовсе характера лица ею играемаго, она въ хитонѣ русалки, кривлялась, жеманилась, говорила съ высока, усмѣхалась и смотрѣла на партеръ, не заботясь о своемъ Видостанѣ. Скучнѣе этого вечера я еще никогда не проводила; піеса и актриса нагнали мнѣ тоску. Когда сѣла я въ карету, генеральша спросила меня: какъ показалось мнѣ представленіе? — Я сказала откровенно, что піеса показалась внѣ составленною изъ нелѣпостей, а главная актриса именно на то лице непохожа которое представляла. Откровенность моя, кажется, не понравилась; мнѣ отвѣчали сухо, что Петербургскія актрисы считаются лучшими изъ всѣхъ.
— Сегодня новое покушеніе удивить меня, занять, развеселить, и опять неудачное, и все это отъ странныхъ средствъ. Вздумали показывать мнѣ Китайскія тѣни; но какъ я не дитя и не крестьянка, то послѣ первой картинки перестала смотрѣть на эти штуки. Надобно думать, что генеральша не предполагаетъ во мнѣ ни хорошаго воспитанія, ни хорошаго вкуса; какъ бы то ни было, но доброе намѣреніе ея заслуживаетъ мою благодарность.
— Я еще разъ была у Государя! Первыя слова, которыми Онъ встрѣтилъ меня, были: мнѣ сказывали, что вы спасли офицера! не уже ли вы отбили его у непріятеля? Разскажите мнѣ это обстоятельство. — Я разсказала подробно все происшествіе, и назвала офицера; Государь сказалъ, что это извѣстная фамилія, и что неустрашимость моя въ этомъ одномъ случаѣ, болѣе сдѣлала мнѣ чести нежели въ продолженіе всей кампаніи, потому что имѣла основаніемъ лучшую изъ добродѣтелей — состраданіе! Хотя поступокъ вашъ, продолжалъ Государь, служитъ самъ себѣ наградою, однако жъ справедливость требуетъ, чтобъ вы получили и ту, которая вамъ слѣдуетъ по статуту: за спасеніе жизни офицера дается Георгіевскій крестъ! Съ этими словами Государь взялъ со стола крестъ и Своими руками вдѣлъ въ петлицу мундира моего. Я вспыхнула отъ радости, и въ замѣшательствѣ ухватила, обѣ руки Государя, чтобъ поцѣловать ихъ, но Онъ не допустилъ. — Надѣюсь, сказалъ Государь, что крестъ этотъ будетъ вамъ напоминать Меня въ важнѣйшихъ случаяхъ жизни вашей. Много заключается въ словахъ сихъ! Клянусь, что обожаемый Отецъ Россіи не ошибется въ своемъ надѣяніи; крестъ этотъ будетъ моимъ ангеломъ-хранителемъ! До гроба сохраню воспоминаніе съ нимъ соединенное; никогда не забуду происшествія, при которомъ получила его, и всегда — всегда буду видѣть Руку, теперь къ нему прикасавшуюся!..
Возвратясь на квартиру Засса, у котораго живу съ самаго пріѣзда въ Петербургъ, я не успѣла еще скинуть подсумка, какъ увидѣла вошедшаго вслѣдъ за мною старика, который дрожащимъ голосомъ спрашивалъ у Засса: можно ли мнѣ видѣть Коннопольскаго полка товарища Дурова? Я родной дядя его. Услыша слова эти, я отгадала что вижу передъ собою меньшаго брата отца моего, и первая мысль моя была убѣжать; къ счастію, я не имѣла времени сдѣлать этой глупости. На вопросъ дяди, Зассъ тотчасъ показалъ меня рукою, и дядя, подошедъ ко мнѣ, обнялъ меня и сказалъ въ полголоса: «Мать твоя умерла!» Слова эти, какъ острый кинжалъ вонзились мнѣ въ сердцѣ. Я затрепетала, поблѣднѣла, и чувствуя, что слезы готовы брызнуть изъ глазъ моихъ, взяла, неимѣя силъ сказать ни одного слова, дядю за руку и вышла съ нимъ изъ квартиры Засса. — Поѣдемъ ко мнѣ сказалъ дядюшка, когда мы были уже на улицѣ. Я сѣла въ его сани, и во всю дорогу молчала, закрывая глаза и лице шинелью, чтобъ проходящіе не видали, что я плачу.
Дома дядя разсказалъ мнѣ, что отецъ мой получилъ отъ меня письмо изъ Гродно, и увидѣвъ изъ этого письма, что я вступила въ Коннопольскій полкъ товарищемъ, испугался столь необыкновеннаго шага моего; незная какъ помочь этому и что̀ дѣлать, онъ отослалъ письмо мое къ матушкѣ. Послѣдствія этой неосторожности были гибельны. Я имѣла безразсудство писать, что непомѣрная строгость матери выгнала меня изъ дома отцовскаго! что я прошу батюшку, въ случаѣ если буду убита, простить мнѣ ту печаль, которую нанесетъ ему смерть моя. Матушка лежала опасно больная въ постелѣ, и была очень слаба когда ей принесли это письмо; она взяла его, прочитала; молчала съ минуту; потомъ, сказавъ со вздохомъ: она винитъ меня! отвернулась къ стѣнѣ, и умерла!.. Я рыдала какъ пяти-лѣтнее дитя, слушая этотъ разсказъ. Думала ли я, что батюшка покажетъ ей это письмо!! Дядя далъ мнѣ волю предаваться всей жестокости моей печали и раскаянія, и отложилъ разсказать остальное до другаго дня.
Получа письмо свое обратно, отецъ мой послалъ его къ дядѣ въ Петербургъ, и просилъ узнать въ живыхъ ли я. Дядя показалъ это письмо кому-то изъ знакомыхъ ему генераловъ, и такимъ образомъ дошло оно до Государя, который, прочитавъ его, былъ тронутъ, какъ говорили, до слезъ, и тотчасъ приказалъ выправиться обо мнѣ въ Коннопольскомъ полку, и если донесенія будутъ въ мою пользу, то представитъ меня лично къ Нему. Всѣ начальники расхвалили меня, сверхъ заслугъ моихъ и ожиданія. Послѣдствіемъ этого была — неслыханная милость Государя — позволеніе посвятить Ему жизнь свою въ званіи воина.
Наконецъ все готово къ моему отправленію; мнѣ дали подорожную, предписаніе въ полкъ, и двѣ тысячи рублей на гусарскій мундиръ и покупку лошади. Дядя очень сердится что я не сказываю куда ѣду. Хотя я и говорю ему, что ѣду къ батюшкѣ, но онъ не вѣритъ, а говоритъ, что рано или поздно узнаетъ гдѣ я буду.