— Сегодня, часу въ десятомъ утра, Р*** пришелъ ко мнѣ разсказать, что онъ поссорился съ княземъ К***, и что князь назвалъ его подлецомъ. — Поздравляю тебя! что̀ жъ ты сдѣлалъ? — Ничего! я сказалъ что онъ негодяй; но кажется онъ этого не слыхалъ. — Какъ все это хорошо! и ты пришелъ похвалиться, что тебя назвали подлецомъ! Я въ первый разъ отъ роду слышу, чтобъ тотъ, кто такъ назвалъ благороднаго человѣка, остался безъ пощочины. Говоря это, мы оба стояли у открытаго окна, и только что я кончила, князь К***, какъ на бѣду, шелъ мимо. Р*** позвалъ его; надобно думать, что К*** счелъ голосъ Р*** за мой, потому что поклонясь вѣжливо, пошелъ тотчасъ ко мнѣ; но къ величайшему удивленію своему, моему, моего хозяина, и еще двухъ офицеровъ, былъ встрѣченъ въ самыхъ дверяхъ отъ Р***, и вопросомъ (это меня вы назвали подлецомъ?), и пощочиной вдругъ!! С*** просилъ всѣхъ насъ провалиться изъ его дома: деритесь гдѣ хотите, господа, только не здѣсь!.. Мы всѣ пошли за городъ. Разумѣется дуэль была неизбѣжна, но какая дуэль!.. Я даже и въ воображеніи никогда не представляла ее себѣ такъ смѣшною какою видѣла теперь. Началось условіемъ: не ранить другъ друга въ голову; драться до первой раны. Р*** затруднился, гдѣ взять секунданта и острую саблю; я сейчасъ вызвалась быть его секундантомъ, и отдала свою саблю, зная навѣрное что тутъ кромѣ смѣху ничего не будетъ особеннаго. Наконецъ два сумасброда вступили въ бой; я никакъ не могла, да и не длячего было сохранять важный видъ; съ начала до конца этой каррикатурной дуэли, я невольно усмѣхалась. Чтобъ сохранить условія не ранить по головѣ, и какъ видно, боясь смертельно собственныхъ своихъ сабель, оба противника наклонились чуть не до земли, и вытянувъ каждый свою руку, вооруженную саблей, впередъ какъ можно далѣе, махали ими направо и налѣво безъ всякаго толку; сверхъ того, чтобъ не видѣть ужаснаго блеска стали, они не смотрѣли; да, какъ мнѣ кажется, и не могли смотрѣть, потому что оба нагнулись впередъ вполовину тѣла. Слѣдствіемъ этихъ мѣръ и предосторожностей, чтобы сохранить первое изъ условій, было именно нарушеніе этого условія: Р***, не видя гдѣ и какъ машетъ саблею, ударилъ ею князя по уху, и разрубилъ немного; противники очень обрадовались возможности прекратить враждебныя дѣйствія. Князь однако жъ вздумалъ было шумѣть, зачѣмъ ему въ противность уговора разрубили ухо; но я успокоила его, представя что нѣтъ другаго средства поправить эту ошибку, какъ опять рубиться. Чудаки пошли въ трактиръ, а я отправилась обратно къ С***. — Ну, что̀, какъ кончилось? — Я разсказала. — Вы помѣшанный человѣкъ, Александррвъ! что̀ вамъ за охота была подстрекнуть Р***; самому ему никогда бъ и въ мысль непришло вызывать на дуэль, а еще менѣе давать пощочину. (Мнѣ право не приходило въ голову что я подстрѣкала его къ поступку противному законамъ; и только теперь вижу что С*** былъ правъ). Старый С*** принялся хохотать, вспомня сцену въ дверяхъ.
— Надобно проститься съ залою Принца Виртембергскаго! надобно оставить Витебскъ и возвратиться въ грязныя Яновичи. Эскадронные командиры съ воплемъ требуютъ офицеровъ къ своимъ мѣстамъ; нечего дѣлать, завтра ѣду. — Яновичи. Кажется здѣшняя грязь превосходитъ всѣ грязи, сколько ихъ есть на свѣтѣ. Не далѣе какъ черезъ площадь, къ товарищу не иначе можно пробраться какъ верхомъ; можно, правда, и пѣшкомъ, но для этого надобно лѣпиться около жидовскихъ домовъ, по завалинамъ, какъ можно плотнѣе къ стѣнамъ, окнамъ и дверямъ, изъ которыхъ обдаетъ путешествующаго различнаго рода па̀ромъ и запахами, напримѣръ: водки, пива, гусинаго сала, козлинаго молока, бараньяго мяса, итакъ далѣе… Можно быть увѣрену въ насморкѣ, по окончаніи этого отвратительнаго обхода.
— Витебскъ. Въ теперешній пріѣздъ мой, старый С***, напуганный буйною сценою, не пустилъ уже меня къ себѣ на квартиру, и мнѣ отвели ее въ домѣ молодой и прекрасной купчихи. Только что я расположилась тамъ по хозяйски, пришелъ ко мнѣ Херовъ, короткой знакомецъ брата. — Здравствуй Александровъ! давно ли ты пріѣхалъ? — Сей-часъ! — А братъ? — Онъ въ эскадронѣ. — Гдѣ ты обѣдаешь, у Принца? — Не знаю; я пойду явиться къ Принцу; если пригласитъ, такъ у него. — Посмотри какія славныя шпоры купилъ я. — Серебряныя? — Да!.. Мы оба стояли у стола, и я облокотилась на него, чтобы поближе разсмотрѣть шпоры. Въ это время Херовъ наступилъ легонько мнѣ на ногу; я оглянулась; вплоть подлѣ меня стояла хозяйка: — не стыдно ли вамъ, господа, говорить такія слова въ домѣ, гдѣ живутъ однѣ женщины?.. Вотъ новость! я увѣряла хозяйку, что слова наши могли бъ быть сказаны передъ ангелами, не только передъ женщинами. — Нѣтъ, нѣтъ! вы меня не увѣрите; ужъ я слышала! — Не можетъ быть, вы ослышались, милая хозяюшка. — Прошу не называть меня милою, а вести себя лучше въ моемъ домѣ… Сказавъ это, она важно отправилась въ свою половину, и оставила насъ думать что угодно объ ея выходкѣ. Херовъ взялъ было киверъ чтобъ итти уже; но взглянувъ случайно на мой кошелекъ, и увидя что въ немъ свѣтилось золото, остановился. — Братъ твой долженъ мнѣ, Александровъ, не заплатишь ли ты за него? — Охотно! сколько онъ тебѣ долженъ? — Два червонца. — Вотъ изволь. — Какой ты славный малой, Александровъ! дарю тебѣ за это мои серебряные шпоры. Херовъ ушелъ, а я, приказавъ тотчасъ привинтить новыя шпоры къ сапогамъ, надѣла ихъ, и пошла явиться Принцу.
Въ часъ по полуночи возвратилась я на свою квартиру; постѣль мнѣ была постлана въ маленькой комнатѣ на полу; въ домѣ все уже было тихо, и только въ горницахъ хозяйки свѣтился еще огонь. Полагая себя въ совершенномъ уединеніи и полною владѣтельницею своей комнаты, я безъ всякихъ опасеній раздѣлась. Хотѣла было правда запереть двери; но какъ не было крючка, то притворя ихъ просто, легла, и кажется что спала уже, по-крайней-мѣрѣ я не слыхала какъ дверь въ мою горницу отворилась. Я проснулась отъ шарканья ногами кого-то ходящаго по моей комнатѣ; первымъ движеніемъ моимъ было закрыть голову одѣяломъ; я боялась чтобъ бродящее существо, не ударило меня въ лице ногою. Не знаю почему, я не хотѣла спросить кто это ходитъ, и къ лучшему; я тотчасъ услышала голосъ, который спрашивалъ не совсѣмъ громко — гдѣ вы? Это была хозяйка; она съ нетерпѣніемъ повторяла — гдѣ вы? и продолжала шаркать ногами по полу, говоря — да гдѣ же вы? Посмотрите что у меня въ ушахъ вмѣсто серёгъ; что̀-то недоброе! Кажется въ каждомъ виситъ по злому… то есть по чорту! по одному только чорту!.. Она смѣялась при этомъ какимъ-то дикимъ смѣхомъ, но не громкимъ. Я пришла въ ужасъ; не было сомнѣнія, что хозяйка моя была сумасшедшая, что она укрылась отъ надзора своихъ дѣвокъ, что пришла ко мнѣ, именно ко мнѣ, и что она найдетъ меня очень скоро въ комнатѣ, которая всего полторы сажени длины и ширины. Что̀ сдѣлаетъ она тогда со мною! Богъ знаетъ какой оборотъ возьмутъ тогда мысли ея! Можетъ быть она сочтетъ меня однимъ изъ тѣхъ демоновъ, которые, думаетъ она, висятъ въ ушахъ у ней вмѣсто серёгъ! Я слыхала что сумасшедшіе очень сильны, и такъ, въ случаѣ нападенія, я не надѣялась выйти съ честію изъ этого смѣшнаго единоборства. Думая все это, я таила дыханіе, и боялась пошевелиться; но мнѣ сдѣлалось до нестерпимости душно лежать съ закутанною головой; я хотѣла открыть немного одѣяло, и въ этомъ движеніи дотронулась до подсвѣчника; онъ упалъ съ стукомъ. Радостный крикъ сумасшедшей оледенилъ кровь мою! Но къ счастію этотъ крикъ разбудилъ ея женщинъ; и въ то самое время, когда она съ восклицаніями кинулась ко мнѣ, онѣ вбѣжали и схватили ее уже падающую на меня съ распростертыми руками.
— Природа дала мнѣ странное и безпокойное качество: я люблю, привыкаю, привязываюсь всѣмъ сердцемъ къ квартирамъ гдѣ живу; къ лошади, на которой ѣзжу; къ собакѣ, которую возьму къ себѣ изъ сожалѣнія; даже къ уткѣ, курицѣ, которыхъ куплю для стола, мнѣ тотчасъ сдѣлается жаль употребить ихъ на то, для чего куплены, и онѣ живутъ у меня пока случайно куда-нибудь дѣнутся. Зная за собою эту смѣшную слабость, я думала что буду сожалѣть и объ грязныхъ Яновичахъ, если придется съ ними разставаться; однако же, слава Богу, нѣтъ! Мы идемъ въ походъ, и я чрезвычайно рада что оставляю это вѣчное, непросыхаемое болото. Вотъ одно мѣсто на всемъ Шарѣ Земномъ, куда бы я никогда уже не захотѣла возвратиться.
— Полоцкъ. Сегодня утромъ, выходя изъ костела, увидѣла я Р***; онъ шелъ очень скоро, и былъ, казалось, чѣмъ-то озабоченъ. Меня всегда очень забавляютъ его разсказы о его побѣдахъ; вѣчно онъ героемъ какого-нибудь происшествія, и изъ всякаго выходитъ увѣнчаннымъ или миртами или лаврами. Надѣясь и теперь услышать что̀-нибудь подобное, побѣжала я за нимъ, догнала, поравнялась и остановила за руку: — Чѣмъ такъ озабоченъ товарищъ? Не надобенъ ли тебѣ опять секундантъ? я къ твоимъ услугамъ… Казалось появленіе мое сдѣлало непріятное впечатлѣніе на Р***. Это удивило меня: — Что̀ съ тобою? Куда ты такъ спѣшишь? — Никуда! я просто иду: тебѣ кланяется батюшка. Извини братъ! я виноватъ передъ тобою; проигралъ твои деньги. — Какія мои деньги? — Два червонца. — Я тебя не понимаю! — Развѣ ты не получалъ письма отъ ректора? — Нѣтъ! — А, ну такъ тебѣ и въ самомъ дѣлѣ нельзя знать ничего. Бѣдный старикъ, которому ты далъ десять рублей, нашелъ въ этой ассигнаціи два червонца, и полагая, очень благоразумно, что ты не имѣлъ намѣренія дать ему такую сумму, отнесъ ихъ къ ректору, который, похваля рѣдкую честность бѣднаго, пришелъ съ этими червонцами къ батюшкѣ. Я былъ тутъ же; ректоръ разсказалъ намъ исторію о червонцахъ, и просилъ переслать ихъ къ тебѣ: я взялъ эту коммиссію на себя; но къ несчастію, прежде чѣмъ увидѣлся съ тобою, встрѣтился искусительный случай попробовать счастія; я поставилъ ихъ на карту, и — остался твоимъ должникомъ. — Очень радъ! будь имъ сколько угодно; но зачѣмъ батюшка твой распорядился такъ не человѣколюбиво! Деньги эти надобно было оставить у того, кому Провидѣніе ихъ назначило. — Ну, зафилософствовалъ! Я могъ бы сказать тебѣ кой-что̀ противъ этого, да ужъ Богъ съ тобой, теперь нѣкогда, иду взять въ долгъ кордонъ и эполеты изъ офицерской суммы. Прощай!.. Сумасбродъ побѣжалъ, а я пошла прогуливаться. Я всегда иду очень скоро, и совершенно отдаюсь мечтамъ, меня увлекающимъ. Теперь я думала о томъ, какъ прекрасна природа! какъ много радостей для человѣка въ этомъ мірѣ! Думала и о томъ, какъ неисповѣдимы пути, которыми велятъ намъ итти къ такому или другому случаю въ жизни; и что самое лучшее средство сохранить миръ душевный, состоитъ въ томъ, чтобъ слѣдовать покорно Десницѣ, ведущей насъ сими путями, не разыскивая, почему это или то дѣлается такъ, а не иначе… Мысли мои были, то важны, то набожны, то печальны, то веселы, а наконецъ и сумасбродно веселы. Радостное предположеніе, что я буду имѣть прекрасный домъ, гдѣ помѣщу стараго отца своего; что украшу его комнаты всѣми удобствами и всѣмъ великолѣпіемъ роскоши; что куплю ему покойную верховую лошадь; что у него будетъ карета, музыканты и превосходный поваръ!.. такъ восхитило меня, что я запрыгала на одномъ мѣстѣ какъ дикая коза! Теперь я вижу, что Перретта не выдумка. Отъ сильнаго тѣлодвиженія, мечты мои разсѣялись. Я опять увидѣла себя уланскимъ офицеромъ, у котораго все серебро на немъ только, а болѣе нигдѣ, и что для исполненія мечтаній моихъ, надобны, по-крайней-мѣрѣ чудеса, а безъ нихъ ничему не бывать! Сдѣлавшись по прежнему уланскимъ поручикомъ, я должна была въ качествѣ этомъ спѣшить возвратиться въ эскадронъ, чтобъ не опоздать къ времени, назначенному для похода: за что̀ иногда приходится строго отвѣчать!