История о взятии Константинополя Мухаметом II/1847 (ВТ)

История о взятии Константинополя Мехметом II : осьмым турецким султаном, в лето по Рождестве Христове 1453
автор неизвестен
Опубл.: 1847. Источник: История о взятии Константинополя Мухаметом II. — Москва: Типография скоропечатания В. Кирилова.


 

[3]

ИСТОРИЯ
О ВЗЯТИИ КОНСТАНТИНОПОЛЯ
МУХАМЕТОМ II[1]

Мухамет II, султан турецкий, отдав последний долг родителю своему Амурату, умершему в Азии, в городе Бургии, что в области, называемой Вифиния, наследовал без всякого препятствия престолом его. Первым его попечением было окончить войну, начатую Амуратом с князем Кораманийским, и потому он выступил против его с многочисленным войском и, вскоре победив, соделал своим данником.

После того, следуя единственно честолюбивым своим замыслам, решился обратить оружие свое противу Греции и овладеть Константинополем, несмотря на примирение и союз, заключенный братом его царем Иоанном, и греческим царем Константином Палеологом, сыном Мануиловым. Более всего мысль эта укоренилась в нем оттого, что в то время были между христианами междоусобные брани и многие развраты, так что о них можно было сказать: Видевше не видеща и слышаще не слышаша. Никто из греков, могущих подать свою помощь к избавлению [4]Константинополя, не хотел вмешаться в эту брань и желал лучше погибнуть с своим достоянием, чем употребить его для обороны своего отечества. Но более всего воля господня попустила пасть сему граду, где с каждым днем усиливались междоусобия и умножались грехи, оскорблявшие щедроты божьи.


О падении греческого царства и о взятии славного Константинополя древние историки повествуют следующее:

Сделавшись обладателем Фракии, Махомет, султан турецкий, возымел желание взять и Константинополь, для чего повелел построить город в Пропонтисе, на берегу фракийского моря, где устроил также и гавань, наполнив ее кораблями, галерами и катаргами с значительным войском и пушками — и таким образом прекратил грекам свободный ход по морю.

Когда греческий царь Константин узнал о намерении Махометовом, то крайне удивясь оному, послал послов своих к Махомету увериться в истине им слышанного и подтвердить мирные договоры; но Махомет не принял послов и приготовлялся к осаде города. Тогда Константин, видя малочисленность своего войска и зная его неопытность в воинских действиях, прибег в Рим к Папе и в другие государства, прося со слезами помощи; также послал и к братьям своим в Аморию известить их о его несчастии и преклонить о подании помощи, но латинцы, итальянцы и французы, издавна уже покушавшиеся овладеть Константинополем и сами, и предполагая, что [5]когда турки возьмут его, то и они, в свою очередь, возьмут его у турок — решительно отказались в подании грекам помощи. — Тут Константин в величайшем страхе затворился в городе и не знал что предпринять…

От сотворения мира в лето 6961, а от воплощения слова божия 1453, в декабре месяце, Махомет с бесчисленным воинством приступил к Константинополю водою и сухим путем и объявил всем своим воинам, дабы возбудить в них большую храбрость, что отдаст им все сокровища Константинополя, если они овладеют им. Пришед на место, он тотчас отдал приказ делать башни, устраивать валы, шанцы, туры и мосты чрез рвы, и большой мост от места Перы до Галаты на две тысячи степеней, чтобы не могла придти к городу никакая помощь морем.

Царь же Константин, смотря на все это и не ожидая ниоткуда ни малейшего вспомоществования, возлагал все свое упование единственно на бога, и с скорбными воздыханиями взывал к нему непрестанно; а чтобы не допускать турок к устроению стенобитных орудий, он с воинством своим выходил из города и бился с ними мужественно, но сила турецкая отразила все их усилия, и тотчас заставляла обращаться опять в город. Тогда царь, царица и патриарх с священным собором и множеством народа, постились и совершали молебствия, обходя святые церкви. Константин непрестанно ободрял своих воинов, дабы не ослабевали и надеялись на помощь всемогущего. Он повелел расстановить воинов по градским стенам, стрельницам и вратам, и где ожидал [6]нападения, там поставил пушки и строго запретил каждому выходить из города. Хотя стены Константинополя славились красотою и величиною во всей вселенной, но они небрежением начальников были приведены в ветхость и потеряли прежнюю свою крепость. Когда турки окончили все свои приуготовления, то решились сделать явный приступ к городу и в 14 день февраля они учредили между собою пост, наблюдаемый ими только днем; ночью же веселились и пировали, прощаясь друг с другом, как бы не думая уже более видеться; потом приступили к городу со всех сторон, но встретили столь сильное сопротивление, что сражение их продолжалось тринадцать дней, и греки не приведены были в расстройство, но каждый охранял свой пост.

В четырнадцатый день, то есть февраля 28, турки, совершив скверный свой пост, прикатили вновь пушки к стенам города и начали стрелять из ручниц и луков так сильно, что греки, не в силах будучи стоять на стенах, укрылись и тайно стреляли в турок из пушек и пищалей и многих убивали. Турки же, не видя на стенах никого, с криком приступили ближе с лестницами, турами, огнем и различными стенобитными орудиями, надеясь тогда же овладеть городом, но греки мужественно отражали нападения их.

Константин, разъезжая по всему городу, возбуждал мужество воинов и повелел звонить во все колокола, дабы стекались для защиты из всех концов города. Тогда звон колоколов, удары пушек, треск оружия, плачь и рыдания жен и детей, сгустившийся от огнестрельных орудий и огня дым, [7]представляли такое ужасное зрелище, что нельзя вообразить — казалось, вся земля колебалась и готова была обрушиться в своих основаниях. Эта битва продолжалась целый день, и только при наступлении ночи турки отступили от города и удалились в свой стан. Греки, утомленные битвою и чрезвычайными усилиями, пали как мертвые на землю, и только одна стража не покидала постов своих.

Наутро царь повелел собрать мертвые тела и погребсти их по долгу христианскому, и оказалось, что одних только главных и знаменитых мужей пало 1740; немцев же и армян до семисот человек. Потом царь и вельможи обходили градские стены и видели, как изнурены были все бывшим ужасным сражением; посмотрев же на стан турецкий, увидели целые рвы мертвых тел и большие громады, наваленные без всякого порядка, так что насчитали убитых до осьмнадцати тысяч. Константин приказал все оставшиеся у городских стен стенобитные турецкие орудия предать огню, а сам с патриархом и со всем собором и боярами пошел в церковь возблагодарить бога за отступление турок, полагая при том, что Махомет, видя множество убитых своих воинов, потому и не продолжал долее осады. Однакож Махомет думал совсем иначе.

На другой день Махомет послал своих сбирать мертвые турецкие тела, и Константин приказал грекам им в том нимало не препятствовать, дабы они могли очистить все рвы, заваленные трупами.

Махомет, увидев великое множество турецких трупов, [8]приказал их жечь и хотя видел, что не сделав большого вреда грекам, потерял столько воинов, однакож от того не потерял своего духа, а, призвав начальников, велел им вновь готовить сколь можно более пушек и пищалей, и всему воинству быть в стреле к ежечасным нападениям.

Константин же с своей стороны вновь старался приобрести союзников и по сему предмету рассылал в разные страны посланников с просьбою о подании вспомоществования в крайне бедственных его обстоятельствах. Он посылал неоднократно и к братьям своим, но те решительно не могли оказать ему никакой помощи, потому что к стечению всех этих горестных положений, они и сами принуждены были вести войны с соседними их землям народами. Только один зиновианин, князь, именем Зустеней (а по греческим историям геневезский, из города Генева, по имени неизвестный), поспешил на помощь к грекам на двух кораблях и двух катаргах, имея с собою вооруженных шестьсот мужей храбрых и пройдя сквозь все морское воинство турецкое, приближился благополучно к стенам константинопольским. Князь сей был мужествен и славен, как увидим из последующего.

Увидев пришедших к себе на помощь воинов, Константин весьма обрадовался и поспешил оказать князю и сопровождавшим его возможные почести, потому что слава, которой пользовался князь, уже давно была известна в Греции. Князь испросил под свое охранение самое опасное место города, и Констатин прибавил еще две тысячи воинов к храбрым витязям князя; и он вскоре, поражая турок и прогоняя их [9]от мест охраняемых им, показал свое мужество и необыкновенную храбрость. И не только он занимал свой пост, но непрестанно обходил городские стены, увещевая всех греков не предаваться унынию, а надеяться на вспомоществование отца небесного, чем в самое короткое время приобрел любовь и уважение ото всех, и все с чрезвычайным рвением повиновались ему и слушались его.

Чрез тринадцать дней после первого приступа турки положили сделать второй и, подступив к стенам города с пушками и прочим нужным для осады, открыли самый жаркий огонь. В числе их пушек были две чрезвычайной величины, (как пишут бытописатели, что ядра этих пушек были величиною в пояс стоящего человека) и поставили эти пушки прямо против той части стен, которую охранял Зустеней. При первом ударе стена, бывшая низка и ветха, сильно поколебалась; при втором сокрушилась и отпала сверху саженей на пять. В третий раз турки не успели уже выстрелить, потому что ночь наступила уже, — тогда Зустеней приказал в ту же ночь заделать проломанное место в стене и за оною, прямо против того места, сделать другую деревянную стену и засыпать землею, что и было исполнено.

Наутро турки опять начали стрелять из пушек и, когда разгромили несколько стены, то выстрелили из большой пушки, ожидая, что разрушат стену ту до основания; но ядро пролетело выше стены, захватя только семь зубцов, и ударясь о стену церковную, разлетелось на части. В полдень они стали приготовлять ту пушку ко второму выстрелу, но Зустеней навел свою [10]пушку противу той и велел выстрелить, и случилось так, что ядро попало прямо в устье большой пушки и разбило ее. Увидев это, Махомет воспалился яростию и убеждал своих воинов употреблять все силы к одолению греков.

С страшными криками устремились турки и морем, и сушею на приступ города. Греки противились, как могли, стреляя из пушек и пищалей, и убивали многих турок. Кроме людей духовного звания, все без исключения греки участвовали в этой битве. Сам царь, объезжая стены со всеми своими вельможами, укреплял дух сражающихся; также и Зустеней поспевал везде и ободрял воинов, которые, вдруг услышав звон у церквей, произведенный по повелению Константина, укрепились вдвое и храбро дрались с неприятелем. Убитых и раненых было с обеих сторон чрезвычайно много: турки падали беспрестанно, а греки как снопы валились со стен. Кровь текла рекою, и рвы, наполненные трупами убитых, служили как бы мостом для турок. К счастью греков ночь прекратила дальнейшие действия, ибо они так утрудились и изнемогли, что падали, быв не в состоянии преодолеть своей слабости. При наступлении ночи и турки удалились в свой стан. Всю ночь был слышен вопль и стоны раненых, оставшихся на месте битвы.

На другой день греческий царь приказал собрать тела убитых для погребения и раненых для пользования, — и было собрано мертвых трупов греков, немцев и армян и других пришельцев пять тысяч семьсот человек. После, того Зустеней, взошед на стены, смотрел на трупы турок и донес патриарху и царю, что число убитых неверных [11]должно простираться до тридцати пяти тысяч. Несмотря на сие, царь слезно плакал, видя падение своих и не ожидая ниоткуда помощи; но патриарх и вельможи старались утешить царя, и все, вошедши в церковь, всю ночь молились господу богу.

Махомет сначала не хотел собирать своих убитых, а вознамерился ими стрелять из пушек в город в том чаянии, что они там сгниют и осмрадят жителей; но узнав, что город чрезмерно пространен, приказал собрать все трупы и сжечь. Потом в девятый день он вновь повелел полкам своим приступить к Константинополю, и большую пушку отделать как можно крепче. Намерения его были: всякий день поражать греков.

Видя и зная все то, Зустеней пришел с патриархом и вельможами к царю и сказал ему: мы видим, о царь, как Махомет, неприятель наш, не ослабевает в деле своем, но еще к жесточайшим готовится браням; мы же, не надеясь ни на какую помощь, что можем предпринять к отражению его великих сил? А потому я советую тебе, царь, выйти из города, и когда окрестные народы узнают о том, то, я уверен, поспешат к тебе на помощь; да и неприятель, услыша о том, отступит от города. Царь, обливаясь горьчайшими слезами, долго не мог произнести ни одного слова — так велика была скорбь его, наконец он сказал: благодарю за совет, поелику он может быть и полезен мне, но как я могу его исполнить и оставить церкви божии, и царство, и народ в столь величайшем бедствии? Что обо мне скажут и другие народы? Нет, я не сделаю этого, и умру вместе с вами. Патриарх и [12]вельможи старались поскорее окончить совещание, дабы о том не узнали греки и не пали бы духом. Царь еще раз послал в Амморию и в прочие острова просить о помощи. Во время же бездействия греки выходили за город ночью, делали подкопы и ставили в них сосуды с порохом; на стенах же готовили сосуды с серою и смолою и поскони с порохом.

После сего двадцать пять дней бились почти беспрестанно.

По прошествии оных турки вновь приступили к городу с большою пушкою, которую утвердили железными обручами; но когда выстрелили из нее, то она опять расселась на части. Махомет рассердился и велел подкатить со всех сторон туры и большие древеса; он хотел турами, древесами и землею наполнить рвы и приблизить многие пушки к городу. Но когда турки, исполняя повеление вождя своего, начали засыпать рвы, тогда греки тайно зажгли порох, поставленный ими в подкопах, и вдруг загремел ужасный гром, земля поднялась с турами, древесами и народом, яко буря сильная, на чрезвычайную высоту, и страшно было слушать треск, вопль и стон турок, так что и сами греки бежали от мест своих в ужасе; люди и древеса с высоты своей упадали кто в город, кто в стан турецкий, кто во рвы и оные все наполнились трупами. Когда греки пришли вновь на стены, то увидели турок в чрезвычайном множестве лежащих во рвах, лили на них смолою и серою, и таким образом умертвив их в бесчисленном количестве, избавились в тот день от поражения и спасли град.

 

 

[13]

Махомет, со множеством избранных своих, стояв вдали, смотрел на гибель своих воинов и в страхе и недоумении не знал, что делать. Страх этот овладел и теми из его полков, которые остались живы и отступили от города. Греки же, вышедши за город, добивали турок, остававшихся не убитыми, и, собравши целые громады турецких трупов, зажгли их вместе с древесами и со всеми орудиями, оставшимися при удалении неприятеля.

Царь, патриарх, вельможи и народ исполнились чрезмерною радостию и ходили по церквам, совершая благодарственные молебствия: они думали, что наступил уже конец брани. — После этого сражения, столь невыгодного для турок, Махомет многие дни советовался, что предпринять, и умыслил уже отступить от города, тем более что и морской путь становился уже удобным, и он полагал, что тогда к грекам придут кто-либо из союзников. Царь же и патриарх со всем Синклитом советовались также и придумали, к несчастию своему, отправить к Махомету послов и склонить его к миру. Махомет, быв крайне хитр, очень обрадовался тому, ибо понимал, что только одна крайность принудила греков к таковому посольству, и он отвечал послам: я не иначе соглашусь на мир, как тогда только, когда царь изыдет в Амморию, а патриарх и прочие, кто куда хочет, и я сделаю с вами вечный мир, не вступлюсь никогда в Амморию и в острова ее; если же им не захочется выйти из города, то пусть останутся в нем и живут под моею державою, со всем своим достоянием, без вреда и печали.

Когда послы известили царя о решении Махомета, то он и [14]Патриарх и весь народ, восстенали от сердца и, воздев руки к небу, молили господа, да не оставит их; потом стали опять готовиться к бою, грустя о том, что посылали послов к неприятелю, тогда как он готов уже был удалиться от пределов их.

Чрез три дня после того, как Махомет принимал посланников, его известили, что большая пушка устроена крепчайшим образом, и он отдал приказание полкам идти к городу и открыть битву. Все это было попущением божиим за грехи народа, и так сбывается все, предреченное о граде том.

Мая в шестой день Махомет приступил к городу, приказав открыть огонь из всех пушек, и это продолжалось три дни; когда же надломали стену, то ударили из большой пушки и стена разрушилась во многих местах; при втором же ударе стена пала, и открылось большое пространство оной, куда тотчас вбежало множество турок; но греки крепко сражались, и хотя турки целую ночь продолжали стрелять в то место, чтобы воспрепятствовать грекам заделать пролом, но сии последние успели, несмотря ни на что, на место палой стены соорудить башню довольно большую и крепкую.

Утром после сего неприятель вновь ударил из большой пушки пониже первого места, и стена сокрушилась; при втором ударе и третьем она пала, и опять турки с криком бросились в пролом, греки же, встретив их, сразились с ними как дикие звери и страшно поражали друг друга. [15]

Тогда Зустеней, собрав часть воинов, устремился на турок и прогнал их со стен; некто же из янычарских начальников, по имени Амурат, крепкий и храбрый воин, бившись с греками, достиг до Зустенея и начал драться с ним так жестоко, что Зустуней начал уже ослабевать; но один из благородных греков, соскочив со стены, отсек Амурату секирою ногу и тем избавил Зустенея от неминуемой смерти.

Потом Флабузар Мустафа, воевода восточный, и Амарбей с своими полками напали на греков и сильно одолевали их. Но на помощь гражданам приспел стратиг Рагкавей, и тот прогнал турок до самого Амарбея, который видя, что Рагкавей побивает турок, напал на него с обнаженным мечом, но Рагкавей, имея необычайную силу, поднял обеими руками свой меч и так поразил Амарбея по раме, что рассек его надвое. После сего турки в большом количестве напали на Рагкавея и рассекли его на части, ибо он один не мог сопротивляться множеству. Таким образом, по многократным жарким битвам турки принудили греков возвратиться обратно в город, где вскоре произошел великой плач о Рагкавее за то, что он был очень мужествен и любезен царю. Наконец настала ночь, и обе стороны принуждены были разойтись по своим местам; но всё еще турки на пролом не переставали стрелять. Однако граждане успели вместо упалой стены несколько подалее воздвигнуть башню и тайно поставили в ней несколько пушек. Когда поутру неприятели увидели незаделанную стену, то с криком устремились туда и бились с греками; чем более ослабевали греки, тем дерзновеннее становились турки и уже думали одолеть весь город. В одно время турки [16]сгустились в одно место, и греки с умыслом разбежались и тут вдруг ударили из нескольких пушек и побили многих турок. Из города напал на неприятеля Палеолог стратиг со многими воинами и сильно побеждал всех сопротивлявшихся ему; он встретился с восточным воеводою Флабураром Мустафою с довольным числом турок и не мог устоять против сего, так что вынужденным нашелся с греками обратиться в город. Тогда Феодор тысячник совокупился с Зустенеем и оба сразились с турками, которые уже повсеместно одолевали греков. В ту минуту царь, окруженный боярами и стратигами, был в притворе великия церкви и между прочими советами сказал всем бывшим с ним: «Сколько уже дней мы беспрестанно сражаемся с турками, сколько народа погибло в это время, и если еще так продолжаться будет, то и всех нас умертвят и овладеют городом, — а потому я предлагаю всем: выйдем из города ночью на удобное место, и -- да поможет нам господь! -- нападем на неприятеля сзади и тогда, или умрем за церковь божию, или получим избавление».

На такой совет были многие согласны, зная храбрость и силу царя, но Архидукс и Николай епарх, и некоторые другие, помолчав и размыслив хорошо, отвечали: пять месяцев уже прошло, как мы воюем с турками и, если на то будет воля божия, то война может продолжиться и еще пять месяцев. Без помощи божией, что можем мы сделать? В один час погибнем все и погибнет град наш. Будем просить господа и надеяться на него. Великий же Доместик, Логофет и другие давали совет царю изойти из града и сзывать на [17]помощь христиан. Когда совет их еще ничем не кончился, прибежали к царю и известили его, что турки взошли уже на стену и одолевают греков. Царь, быстро вскочив, побежал со всеми с ним бывшими на сечу. Зустеней и стратиги храбро защищались и поражали неприятеля; но турки конные и пешие входили в город и страшно били греков, так что если бы не подоспел царь на помощь им, то, конечно, была б конечная гибель городу. Когда царь достиг до места битвы, то устремился храбро на неприятеля с одним только мечом в руках и нещадно поражал всех, кто только встречался на пути его. Страшно было смотреть, как благочестивый царь мужественно кидался в самые опасные места, как многих рассекал надвое, а иных с головы до конского хребта. Турки же бросали в него всякого рода орудия и стреляли непрестанно, но, как говорится, бранной победы и царского падения без божия промысла не бывает — все орудия и стрелы пролетали мимо царя. Итак, турки, не в силах будучи переносить поражений царя и других вельмож, побежали к разрушенному месту в стене, но и там греки мужественно встретили их и прогнали за рвы. Так ввечеру все отступили от города. Николай епарх велел гражданам на другой день пометать из города вон все трупы убитых турок, на показание и страх неприятелям, — и оказалось таковых шестнадцать тысяч, которых турки, взявши, сожгли.

Епарх велел также разрушенное место заделать все деревянною стеною и поставить башню. Махомет в течение целых трех дней собирал своих пашей и прочих советников и, совещаясь с ними, говорил: мы видим гяуров сих [18]охрабрившихся на нас, и если будем продолжать так долее с ними драться, то я не надеюсь их одолеть, потому что об одном только разрушенном месте многим биться несовместно, а малым числом, то они нас одолевают. Итак, сделаем, как прежде, большой приступ, подвигнем туры и лестницы к стенам во многих местах, и когда греки разойдутся по всем им для сопротивления нам, тогда мы приступим к разрушенному месту. Итак, утвердясь на этом, он приказал исполнить все так, как было им назначено. Когда же туры, лестницы и прочие приступные орудия были приготовлены в достаточном количестве, то турки бились с греками несколько дней, не давая им нимало времени для отдохновения, дабы привести их в большее изнеможение.

В 21 день мая было страшное знамение над городом, именно: ночью внезапно озарился весь город светом великим, так что стражи, видев то, подумали, что турки зажгли весь город, и потому бежали с ужасным криком, на который собралось множество людей, и увидели, что у великия церкви Святыя Софии из верхних окон изошел сильный огненный пламень, продолжавшийся долгое время; а потом пламень тот изменился и был неизреченный свет, который опять скрылся в высоте. Все, видя то, ужаснулись, и, горько заплакав, восклицали: господи, помилуй нас!

Когда же свет тот достиг до неба, то оное разверзлось и прияло свет, чем и окончилось видение.

Наутро, следовавшее за сим, стражи уведомили о видении патриарха, и он, собрав бояр и советников, пошел с ними

 

 

[19]к Царю, и вновь уговаривал его: выйти с царицею из города; когда же царь отказал по-прежнему, патриарх сказал: «Я знаю, что тебе, о царь, известно все, предреченное о граде нашем, и нынешнее страшное видение не подтверждает ли то: свет, паче же благодать духа пресвятого, действующего во святой великой церкви, с прежними светильниками, вселенскими архиереями и царями благочестивыми, также и ангел, от бога поставленный на хранение великия церкви и града сего (при Иустиниане царе великом), а эту ночь отошел на небо, и сие служит знамением, что милость божия и щедроты его отошли от нас, и что господь бог хочет ради грехов наших предать и город сей и нас неприятелям нашим!» После сего патриарх представил царю стражей и некоторых из народа, видевших знамение, и они всё подробно рассказали о видении том.

Царь, услышав то, упал как мертвый и несколько времени не говорил ни слова, так что его с трудом привели в чувство. После того патриарх и весь сигклит опять уговаривали царя: да изыдет он из града с избранными им и ищет помощи. Царь настаивал в прежнем отказе и между прочим сказал им: «Если господь бог соизволил быть сему, то где мы избегнем его гнева! И прежде меня сколько царей славных и великих пострадали и получили смерть за любезное мне отечество, и я разве не могу сделать того же! Я решился уже умереть здесь вместе с вами!»

Через день после описанного видения, когда все жители Константинополя узнали о нем, то страх и ужас наполнил [20]сердца их, и все их мужество и храбрость растаяли как воск. Патриарх утешал народ, сколько ему было возможно, обещая оному помощь божию; сам же с архиереями и священным собором, взяв святые иконы и животворящее древо, обходил стены города и с слезными молитвами просил господа о избавлении города; и весь народ наполнял храм, с жарчайшим усердием возносил моление свое ко господу, умолял его о помощи; но турки и в это время нападали на греков и не давали им покоя. Султан Махомет, собрав всех своих военачальников, разделил им места, где каждому делать приступ: Карачибею повелел быть противу царского дворца, Калихорею противу деревянных ворот, Беклербегу и восточному Мустафе Флабурарю противу Глигии и золотого места, западному Беклербегу против Херсона, сам же назначил себе место посреди их против врат Святого Романа и разрушенного места. Морским его воеводам приказано было Балтаули-паше и Гаган-паше атаковать город с обеих сторон моря, так чтобы в одно и то же время и по морю и посуху наносить грекам тягчайшие удары.

И мая в двадцать шестой день турки, совершив свою молитву, с криком и угрозами устремились к Константинополю, влача с собою все нужные для осады орудия, и пушки, и пищали, и туры, и лестницы, и все другие стенокрушительные орудия. В тоже время и со стороны моря подошли все их корабли и каторги близко к городу, и страшная битва в минуту завязалась со всех сторон. Туркам скоро удалось сбить греков со стен, и они, перекинув мосты чрез ров и придвинув деревянные городки и башни, силились проникнуть на стены; но [21]Греки мужественно сопротивлялись им, и не допускали их до того. Сам Махомет, приказав ударять с шумом и громом в разные орудия, окруженный многочисленным воинством, как сильная буря, приближился и стал против разрушенного места, надеясь тем привести всех греков в страх и трепет. Градские стратиги, Зустуней и многие благородные воины находились против султана и страшно сопротивлялись всем усилиям турок. Хотя греки и гибли повсюду, но последний час их конечной гибели не приспел еще, и они боролись с неприятелем с неимоверным мужеством и храбростию. Битва эта далеко превосходила все прежде бывшие. Патриарх и весь собор во святой великой церкви с плачем и рыданием просили господа и пресвятую его матерь о низложении врагов и о укреплении христианского воинства. Царь поспешил сам к разрушенному месту с главными, избранными им воинами, и, увидев тяжкую брань, с плачем воззвал к воинству: «Други и братия мои! вот наступило время обрести нам вечную славу; — более же всего, мученические венцы пострадавшим за православную веру!» — и, ударив коня своего, хотел перескочить через разрушенное место и достигнуть самого Махомета, чтобы отмстить на нем пролитие христианской крови; но был удержан стратигами, представившими ему сколь опасно было такое предприятие, и тем более, что султан находился посреди всего своего воинства. Тогда царь устремился на других турок и рассекал их, как и прежде, с удивительною силою и мужеством. Турки вынуждены были удалиться из города даже за рвы и, несмотря на крики и понуждения самого Махомета, они не могли снова ворваться в город, ибо греки метали на них со стен зажженную посконь со смолою и серою. Греки утвердились [22]в разрушенном месте и, делая чудеса храбрости, беспрестанно восклицали друг другу: умрем за церковь божию! Так дрались до полночи, и тогда по причине совершенной темноты турки удалились в свои притины, чем и прекратилась на сей раз битва. Турки, удалясь от города, зажгли огни и, поместясь возле их, стерегли город и свои стенобитные орудия, оставшиеся на месте, дабы греки во время ночи не истребили их. Сам Махомет оставался с ними и провел вместе всю ночь.

В двадцать седьмой день мая Махомет снова приказал громить стены города и в девятом часу навести большую пушку на разрушенное место. Выстрел был жесток и разбил башню, но греки держались отчаянно, и день тот кончился тем, что турки не сделали ничего особенного в свою пользу.

При наступлении ночи Зустуней с воинами начал опять делать башню, но вдруг каменное ядро, пущенное от неприятелей, ударило его в грудь, и он упал замертво; но его тотчас подняли и отнесли в дом. Бывшие с Зустунеем при устроении башни не знали, что им делать без него, ибо одно только его благоразумие и мужество могли быть полезными в таком затруднительном положении греков. Царь, узнав о происшедшем, весьма опечалился и пошел с вельможами своими к Зустунею, где уже собравшиеся врачи трудились над ним всю ночь, оказывая возможное вспомоществование, и Зустуней, почувствовав облегчение, вкусил немного пищи и заснул; но сон его был краток, и он велел нести себя в то место, где устраивалась башня, и там при его распоряжениях, дело устройства приняло совсем другой оборот. [23]

В двадцать восьмой день мая, поутру, как скоро турки увидели, что греки делают башню, то тотчас устремились к разрушенному месту. Флабурар же восточный с великим множеством турок, в числе коих было пять человек страшных видом и чрезвычайно больших ростом, напал с быстротою на греков и нещадно умерщвлял их. На эту сечу поспешил Протостратор с сыном своим и воинами, и ударили на турок с яростию. Тогда началась престрашная сеча. На одной из стен городских стояли в то время трое благородных воинов, братьев, которые, увидя, как пятеро великанов турецких жестоко побивали греков, соскочили со стены и напали на них; и так храбро и искусно дрались, что им удивлялись сами турки. Убив двоих из тех великанов, герои эти удалились от прочих без вреда. Наибольшая брань кипела в том месте, где была разрушена стена, и турки жестоко стесняли греков; но стратиги, вельможи и Зустуней крепко держались на своих местах, и мертвые падали с обеих сторон в чрезвычайном количестве. Пушки гремели беспрестанно. Одно ядро оторвало часть большого бревна, и оно ударилось в правое плечо Зустунея так сильно, что он упал как мертвый; но видевшие то вельможи с горькими слезами взяли его и отнесли с места сражения. Турки, услышав стенание и вопль греков, происшедший от горести по Зустунею, с вящим жаром устремились на них, топтали их конями своими и в беспорядке прогнали в город. Видя таковое стремление турок, стратиги и прочие старались всеми силами удержать бегущих греков и собственным примером вдохнуть в них мужество, но, быв отовсюду одолеваемы, принуждены были и сами обратиться в бегство, и гибель города была бы тогда же совершена, [24]если б сам царь Константин не успел прибыть им на помощь. Он, встретив Зустунея, которого несли чуть жива, горько заплакал и в ярости сердца устремился на неприятеля с своими храбрыми воинами, все опровергая и нещадно убивая турков, и имея в руке только один меч; но удары его были так быстры, что никто не успевал от них уклониться, и так сильны, что никакая броня не могла устоять от них. Он рассекал надвое даже и всадников, и коней их. Турки чувствовали всю силу ударов царя и, потеряв надежду на победу, отбежали к разрушенному месту, но и там были встречены множеством собравшихся греков, побивавших их жестоко. Наконец турки были прогнаны за город, а те, которые не успели удалиться вместе с другими, были умерщвлены на улицах.

Так Константинополь избавился еще раз от неприятеля, и греки предались отдохновению. Та ночь прошла без всяких военных действий. Царь, патриарх и прочие, полагая, что уже был конец войнам, пошли в великую церковь и благодарили господа бога. Весь народ превозносил громкими похвалами мужество, геройство и храбрость царя.

Уверяют, что и царь сам несколько возгордился своею храбростию и слишком понадеялся на нее, думая, что неприятель оставит дальнейшие действия; но увы! не ведал воли божией, хотевшей того. Махомет, видев, что турок пало бесчисленное множество, и слыша, как превозносили похвалами храбрость и мужество царя, провел всю ночь без сна и советуясь с своими военачальниками: не отступить ли им в ту

 

 

[25]же ночь, чему и морской путь благоприятствовал; но по воле божией намерения его не состоялись.

В ту же ночь было над городом следующее знамение: в седьмом часу ночи появилась над городом густая и мрачная тма, и воздух чрезвычайно сгустился, и начали упадать на город капли, подобные слезам, величиною с воловое око, и цветом червляные и оставались те капли лежащими на земли очень долгое время. Все ужаснулись и были в непомерном страхе. Патриарх же и сигклит, видя таковой гнев божий, решились снова придти к царю и умолять его, говоря ему следующее: сам знаешь, царь, все, предсказанное о нашем городе премудрыми мужами, по воле божией за грехи наши, что ныне и сбывается с нами. Прежде сего ты видел отшествие отсюда на небо всякие святыни, ныне же и сама тварь является плачущею, что не иное что, как гибель нашего града возвещает; а потому и молим тебя, изыди из града, да не погибнем все вкупе.

Царь не внимал их молению, но говорил: «Да будет воля господня! Я обещал уже вам не один раз пострадать вместе с вами за любезное отечество наше, более же за веру христианскую и за православных христиан!»

Махомет-султан, видев тму, бывшую над Константинополем, созвал своих книжников и спрашивал их, что они думают о сем, и они отвечали ему: «Тма эта ничто иное являет, как только гибель города». Махомет весьма обрадовался сему и отменил свое намерение оставить осаду города, но готовился с возможною поспешностию на новую брань. [26]

Мая в двадцать девятой день султан повелел идти вперед тмочисленной своей пехоте, за ними везти пушки и пищали, и, пришед, построились прямо против разрушенного места и начали производить такую страшную стрельбу, что вскоре отбросили назад греков; тогда пехота турецкая, очистивши путь конным воинам, равняла рвы и в разных местах делала мосты. Когда путь коннице был очищен, то она понеслась прямо в город и топтала всех сопротивлявшихся греческих воинов и граждан. Тут стратиг и магистр со многими конными воинами поспешил встретить турок, уже рыскавших по стогнам города. В это время и царь с вельможами и войском вмешался в ряды сражающихся и принудил турок отступить к разрушенному месту; но Флабурар Мустафа со всем своим полчищем, прискакав, сделал столь сильный натиск, что рассеял полки греческие, и с копьем в руке устремился на самого царя Константина. Царь отвел щитом копье и поразив Мустафу мечом в голову, рассек его надвое. Турки с громким криком схватили труп Мустафы и отвезли к султану. Тут греки успели выгнать неприятеля за город; но вскоре свежие турки принялись за сечу, и утесняли ужасным образом уже ослабевших греческих воинов. Султан, узнав о смерти Флабурара, сильно опечалился, ибо крайне любил его за храбрость и благоразумие, и решился сам итти на брань с новыми силами, а на царя велел навесть пушки, страшась его мужества. Новые силы, пришедшие с султаном со многими пушками, принудили вновь греческих воинов отступить далее в город.

Махомет послал еще пашу Балтаули с новыми пушками [27]в среду сражающихся, а противу царя отрядил три тысячи воинов с повелением поймать его или убить; — в противном случае угрожал им смертию.

Вельможи, стратиги и магистры греческие, постигнув дерзкое намерение неприятеля, старались отвести царя и тем избавить от явной гибели, но царь, обливаясь слезами, говорил им: «Оставьте меня! Пусть я умру с вами вместе ради веры христианской». — Однакож вельможам удалось его отвести несколько от народа, и тогда они вновь уговаривали его всеми возможными средствами и просьбами оставить тотчас город, но царь не согласился. Тут вельможи, видя, что ничто не может принудить царя исполнить их просьбу, простились с ним, отдав ему последнее целование и устремились все к разрушенному месту, где встретили пашу Балтаулия с его полками и, вмешавшись в ряды своих соотечественников, усилили еще более свирепствовавшую там битву. Эта битва была жарче всех; множество вельмож, стратигов и магистров падали ежеминутно, воины ложились целыми рядами и готовы были пасть от изнеможения. Некоторые греки известили о том царя, и благочестивый царь, слыша гибель войск, пошел в великую церковь и, упав на землю, каялся, прося у господа отпущения грехов.

Он простился с патриархом и прочими, отдал последнее целование супруге своей, благочестивой царице и двум дочерям своим, еще девицам; после того поклонился на все стороны до земли и приобщился святых тайн. Сколько слез было тогда пролито, сколько стонов раздавалось повсюду! Все, кто только был тогда в церкви, проливали слезы и испускали [28]тяжкие воздыхания и вопль, от которого, казалось, колебался сам храм. Царь спешил удалиться от подобного зрелища, и, выходя из храма, сказал: кто хочет пострадать за божии церкви и веру христианскую, тот пусть идет со мною. И, сев на коня, он поскакал к святым воротам в том чаянии, что найдет там и Махомета-султана. К нему присоединилось всего войска только три тысячи человек, и они нашли у ворот множество турок, стрегущих их. Царь сразился с ними и многих убивал; но его желание было встретиться с султаном и отмстить ему за кровь христианскую, для чего он тщился достигнуть врат градских, но по причине множества валявшихся трупов не мог того сделать. На пути к вратам царь был окружен множеством турок, с которыми долго боролся он, но, как их было чрезвычайно много и беспрестанно присоединялись еще и другие, то он изнемог. Но если б имел крепость льва или тигра, то и тогда бы не мог противиться, поелику так было угодно богу. Он был убит турками.

Так пострадал благочестивый йарь Константин и приял славную мученическую кончину за церковь божию и за православную христианскую веру, в лето от сотворения мира 6961 мая в 29-й день, умертвив множество турок собственною своею рукою. С ним пало много и вельмож греческих.

Тогда город представлял странное зрелище: священные сосуды и одежды расхищаемы, святые храмы попираемы, священников и монахов, связанных, как овец, влекли на заклание, благородных жен, девиц и вдов — мучительски насиловали и терзали… [29]

Несмотря на то греки еще сопротивлялись туркам, и в тот день много еще пало народа. Даже ночью греки убивали турок и метали на них с верхов домов камни и плиты. Паши и сенжаки, ужасаясь сего, послали к султану и велели сказать ему, что если он сам не внидет в город, то они не в состоянии покорить его совершенно, потому что греки явно и тайно еще сопротивлялись им.

Султан, страшась, не был ли еще царь жив, велел призвать к себе вельможей, стратигов и магистров греческих и послал их вместе с своими пашами и сенжаками в город для прекращения брани, обещая верным султанским словом соблюсти всех невредимыми, не делая никакого убийства; но если же его не послушают, то всех без исключения, даже жен и детей клялся поразить мечом. Греки поверили всему им сказанному и предались в волю вельможам и стратигам греческим и пашам турецким.

Как скоро султан узнал, что граждане покорились ему совершенно, обрадовался тому несказанно и повелел в городе очистить все улицы, площади и дома от мертвых трупов и сжечь их вне города.

В одиннадцатый день по взятии Константинополя Махомет со всеми чиноначальниками своими и со всем воинством отправился в город святыми вратами Святого Романа к великой церкви, где уже был патриарх с прочим духовенством и бесчисленным множеством народа, мужей, жен и детей. [30]

Пришед на площадь пред великую церковь, султан слез с коня и пал ниц на землю, взял перст и посыпал на главу свою. Удивляясь прекрасному зданию города, он сказал: «Не дивлюсь, что греки так храбро защищали город; где можно найти лучше его?»

Патриарх и весь народ возопили со слезами и пали на землю. Султан махнул рукою и когда все умолкло, сказал: «Тебе говорю, Анастасие и всей дружине твоей и народу, что не бойтесь гнева моего, ни убийства, ни пленения». — И обращаясь к военачальникам, повелел, чтобы воины его не делали ни малейшего зла народу, если же кто дерзнет повеление его нарушить, умрет смертию. После того велел всем выйдти из храма, имея желание видеть сокровища церковные; но как народу было множество и не могли все скоро выйти, то султан вышел сам и, увидев столь великое стечение народа, наполнившего всю площадь, дивился, как можно было такому числу людей поместиться в одном храме. Оттуда султан пошел ко дворцу и встретил некоего сербянина, несшего главу благочестивого царя Константина. Султан тому обрадовался и, призвав вельмож и стратигов греческих, спрашивал у них, действительно ли та глава была царева. Они утверждали, что так. Султан поцеловал ее и сказал: «Бог определил тебя к миру, почто же ты суетно погубил себя?» — Он отослал главу ту к патриарху, дабы сохранял ее, как знает сам. Патриарх вложил ее в серебряный ковчег и, как говорят, скрыл в великой церкви под престолом.

О теле же его повествует, что будто оно было взято

 

 

[31]кем-то с места сражения, и скрыто где-то тайно. Царица же, простясь с супругом своим в храме, в тоже время с некоторыми стратигами, вельможами, женами и девицами благородными отправилась на кораблях зустунеевых на острова Амморские к своим сродникам. Когда же султан спросил о царице, и ему донесли, что она была отпущена великим Дуком, великим Доместиком и претостраторовым сыном Андреем и братом его Палеологом и епархом градским Николаем, то он приказал, истязав их, умертвить всех в один день; детей же великого Дуки заколоть пред глазами отца их.

Итак, Махомет-султан (попущением божиим) сделался обладателем Константинополя и всем царством греческим. Таким образом сбылось реченное премудрыми мужами: яко же Констонтином первым скиптр самодержавия в нем обновися, такожде Константином и конец прия: занеже согрешения превзыдоша главы оных, и злодейство превращает престолы сильных.

Таковое падение славной монархии должно оплакивать: о сколь велика сила греховного жала! о сколько зла творят законопреступления и гордость! о горе, горе тебе, седмихолмный град, тобою владеют чуждые!

Но возвратимся к истории.

Историки Кромер и Стриковский пишут, что туркам взять Константинополь помог один грек, по имяни или прозванию Гертук, убежавший из города и сообщавший им удобность приступов, указав слабейшие места городских стен. Но [32]Махомет узнав, что Гертук пользовался особенными благодеяниями от царя Константина, возгнушался его изменою и повелел четвертовать. Так нечестивец этот приял достойную награду за измену свою.

Пишут еще, что когда султан овладел городом, то повелел жителям сносить все свои сокровища в одно место, и когда всё было снесено, то удивился султан чрезмерному их богатству, и сказал: «О безумный народ! где ваш прежде бывший разум! Этим сокровищем не только мне, но и всякому могли бы вы сделать отпор и заставить отойти от вас; а потому вы недостойны более жить, губители своего отечества». — И тотчас приказал всех мужей благородных и знатных предать смерти, а оставить только простой народ, жен и детей.

По взятии царственного города султан легко покорил и все прочие города под власть свою. С того времени султаны турецкие перенесли престол свой от Адрианополя в Константинополь и утвердились в нем. Сидя на престоле своем, Махомет одолел гордого Артарксеркса, истребил Троаду, обороняемую четырьмя царями и победил большую часть вселенной.

Историк Кальвизий на 1112-м листе описывает эту плачевную историю следующим образом:

В лето от Рождества Христова 1453-е, Махомет-султан турецкий в третье лето своего царствования напал на Константинополь с великим воинством в четырехстах тысячах воинов заключающимся; пушки у него были пребольшие, [33]которых ядро было весом четырехсот фунтов. Одна пушка была так велика, что ее везли семьдесят пар волов, и тащили две тысячи человек. На море же у него было тридцать больших кораблей и до двухсот маленьких судов.

Осада началась в 5 день апреля и продолжалась пятьдесят четыре дни. Махомет указал пост и обещал тому, кто первый вскочит на стену, целую провинцию, какую захочет в Европе, а войску всему, все те сокровища, которые им достанутся в городе, в течение трех дней.

Константин, устрашась такого нападения, посылал послов просить о мире, и Махомет предложил ему договор: чтобы он всякой год платил ему по сту тысяч червонных золотых и уступил бы всю Фракию; если же сего не сделает, то вышел бы немедленно со всем своим имением из города. Константин не согласился ни на одно из сих предложений, а город был взят в тот же 1453-й год, в 29 день мая месяца.


Иоанн Людовик Готофрет в своей Архонтологии на листу 630-м о начале Константинополя воспоминает так:

Когда греки в древние времена умыслили покорить знаменитый город во Фракии и не могли между собою согласиться, то вопрошали (по своему неверию) Аполлона и получили в ответ, чтобы они фундамент нового города основали во Фракии прямо пред слепыми, так тогда назывались халкидоняне, которые, хотя первые пришли в эту землю, но не рассмотря хорошенько [34]местоположения земли, отошли на другой, противный берег; и состроили город на сухом, бесплодном и пустынном месте — потому их в то время слепыми и называли. Но это кажется баснословным, и ничуть не правдоподобным. Яснее же говорят: когда Виз, князь мегарских войск, получил от жены своей дочь по имени Антию и дал имя городу свое и своей дочери, то есть Византия. Город носил это имя долгое время и процветал между прочими греческими и фракийскими городами. Сначала он был под спартанским владением до Рождества Христова за 670 лет и служил как бы дверью Европе или мостом из Европы, приводящим в Азию. Когда же великий царь греческий Константин пожелал оставить по себе вечное имя благочестия своего к богу, тогда, оставя Папе город Рим со всею Италиею, сам пошел на восток, и, пришед в Византию, привел с собою итальянцев немало и построил многие домы, приобщив их к Византии, которую и назвал тогда своим именем Константинополь, то есть Константинов град.

Константин, подражая украшениям древнего Рима, собрал в Константинополе разные вещи, служащие к украшениям, и все, чем только мог хвалиться восток; что свидетельствуют крепкие стены города, высокие прекрасные здания, мраморные столбы, одним словом, все там было достойно удивления. Там есть и доныне превеликая церковь Святыя Софии, которую соорудил Иустиниан, царь греческий; стены ее как внутри, так и снаружи покрыты мрамором белым, червленым и другими драгоценными каменьями; паперти, храм окружающие, отделаны с величайшим искусством. [35]

С каким же тщанием и иждивением сей храм Св. Софии созижден, о том повествует летописец греческий печатный Дорофея митрополита монемвасийского, и именно:

В лето от воплощения Христа пятьсот тридцать первое, при греческом царе Иустиниане было конское рыстание, где погибло тридцать пять тысяч человек, о чем царь печалился и скорбел, и не знал, чем умилостивить создателя своего, господа бога. И пришла ему мысль соорудить великий храм; он писал ко всем своим подданным, дабы они присылали к нему мрамор и всякие иные материи для сооружения храма. И таким образом собрано было все нужное в пол-осьма века.

И в первоенадесять лето царствования его было заложение сей великой церкви, следующим образом:

Вышед из храма Св. Воскресения, патриарх с уарем и всеми людьми несли животворящий крест господень и святые иконы в первом часу дня и, сотворив молебствие, царь взял своими руками известь и камень и, попросив бога о помощи, сам положил начало во основании; потом начали и магистеры.

Царь же видел прежде в сновидении божественного ангела, который показал ему меру храма; было же всех начальных созидателей сто человек, и у каждого из них было учеников и подчиненных по сту человек — и того десять тысяч человек.

Первый архитектор был великий художник. И таким [36]образом был воздвигнут великий и прехвальный храм Святые Софии, земное небо, новый Сион, похвала вселенной, слава церквей, и стоит даже и доныне (но превращен в мечеть турецкую, увы!) Созидая оный храм, царь издержал все богатства царства своего и был в великой печали о казне, затрудняясь, чем было окончить начатое, и явился ему в то время, как он смотрел на работу в храме, юноша, и сказал: «Владыко царю! Отчего так стоишь печален!» Царь же отвечал: «Я издержал всю казну моего царства и, не имея более оной, не знаю, что дать моим работникам за труды». — Светоносный тот юноша весело сказал царю: «Не печалься о сем, но поутру пришли ко мне князей своих со мсками; я буду ждать у золотых ворот и я дам тебе злата». Царь, услышав то, так обрадовался, что забыл спросить юношу, кто он, как его имя и откуда пришел?

Наутро по словам юноши царь послал Киестора Василида, епарха, Феодора Патрикия и своего воеводу с пятидесятью служителями и при них было двадцать мсков и сорок мехов, а на каждом мске по два меха, к золотым воротам, где они и обрели юношу на коне, который повел их к Трибуналу, и они увидели прекрасные палаты. Юноша велел им слезть с мсков и повел по чудной лестнице в палаты, где и увидели они на помосте премного чистого золота. Юноша взял лопату, насыпал в каждый мех золота по два кентикариа и сказал им: идите и отдайте это царю Иустиниану, потом запер палаты. Князья привезли царю золота и он, удивляясь, видя такое богатство, спросил князей: кто этот юноша, сделавший им такое благодеяние. Князья рассказали ему, где его палаты. Царь [37]тщетно ожидал к себе опять того юношу, но, видя, что он не приходит, послал одного из князей к нему, а другого к палатам его. Князья, возвратясь, объявили, что не нашли ни юноши, ни палаты его. Царь, услышав то, изумился и понял, что тот юноша был ангел, посланный от бога. Он воздал благодарение господу и сказал: Ныне познах, яко послал бог ангела своего, и дарова мне толикий дар: воистину дивен бог во святых своих.

Вне храма и внутри было столбов две тысячи, и каждого столба глава и подножие были позлащены и освящены мощами святых.

Когда царь совершил чудный тот храм, то весьма обрадовался и размышлял, как бы ему оный наименовать, и ангелы открыли ему, да освятит он храм во имя Святые Софии. Царь возрадовался и так нарек созижденную им великую церковь.

Царь пожелал устроить и святую трапезу, то есть престол, и для того созвал художников и премудрых мужей, советовался с ними, как бы это сделать, и согласились все: положить в горнило золото, серебро, медь, железо, стекло, камни многие, яхонты, смарагды, бисер, касидер, магнит, онухий, алмазы и другие, даже до семидесяти двух различных вещей.

После того растопленное вылили в форму, и вышла святая трапеза литая, разноцветная, пречудная.

Притом сверху украсили ту трапезу золотом и многоцветными каменьями и поставили на двадцати серебряных столбах, освятив прежде мощами святых мучеников. [38]

Место под святою трапезою, степени к оной и помост весь устроили серебряные.

И когда кто смотрел на оную, то она представлялась то белою, то как сафир, а иногда блистающею различными огнями. Утверждают, что венециане, пленив Константинополь, увезли эту трапезу с собою, и что она потонула в море.

Кругом трапезы были написаны следующие слова:

Твоя от Твоих Тебе приносим рабы Твои Христе, Иустиниан и Феодора, яже благосердно приими, Сыне и Слове Божий, воплотивыйся и распныйся за ны, и нас в православей Твоей вере соблюди, и жительство Твое, еже нам верил еси, в Твою славу умножи, и сохрани молитвами Святые Богородицы и присно Девы Марии.

Горнее место и степени его сделаны были все серебряные, амвон украшен золотом, серебром и драгими каменьями, а над оным поставлена была златая глава и на ней золотой крест во сто литр. Там положено было и устье колодеза, на котором Христос беседовал с самарянкою, и который царь привез из Самарии. Это устье и доднесь там, внутри церкви Святые Софии.

Все это здесь помещено только для тех, которые не читали истории цареградской; читавшие же, а наиболее видевшие, знают, сколько в том граде пречудных вещей, из которых некоторые находятся еще и доныне.

КОНЕЦ

 

Примечания

править
  1. Мехмед II. См. статью в Википедии. — Примечание редактора Викитеки.


Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.