Эти каникулы проходили, какъ и всѣ остальные, съ той только разницей, что въ большомъ, заново меблированномъ домѣ, Лоранъ былъ еще болѣе заброшенъ, и былъ болѣе предоставленъ самому себѣ, чѣмъ обыкновенно. Иногда онъ завидовалъ участи старой мебели, отставленной въ сторону, и предоставленной во власть мраку и пыли на чердакахъ. По крайней мѣрѣ, если она перестала нравиться, ее не подвергали унизительнымъ сношеніямъ съ ея замѣстительницей, въ то время, какъ онъ, который никогда не нравился, продолжалъ все же фигурировать, какъ какое-то нескладное, жалкое уродство среди этого ассортимента нарядныхъ вещей и красивыхъ растеній. Онъ чувствовалъ себя все
болѣе и болѣе неумѣстнымъ въ этой богатой и необыкновенной обстановкѣ.
Въ ожиданіи того, когда онъ будетъ имѣть право, свободу уйти къ другимъ несчастнымъ, подобнымъ ему людямъ, онъ отправлялся ночью въ свой уголокъ мансарды, чтобы забыться тамъ среди ненужныхъ и изгнанныхъ предметовъ. Впрочемъ, какъ бы мрачны и продолжительны ни были эти каникулы, какъ только онъ возвращался въ коллэжъ, онъ начиналъ сожалѣть о нихъ, даже изъ любви къ мрачнымъ минутамъ!
Изъ своего пребыванія у опекуна, онъ вспоминалъ охотнѣе всего меланхолическія минуты, а изъ фабричной жизни его захватывали сильнѣе всего наименѣе веселые, менѣе привѣтливые, грубые и жестокіе предметы, — часто во время урока и безсонницы! Изъ какого-то отвращенія къ гіацинтамъ, которые казались ему символомъ жестокости его красивой кузины по отношенію къ бѣднымъ людямъ, онъ коллекціонировалъ завядшіе букеты и полевые цвѣты. Дорогимъ персикамъ, предназначавшимся только кузинѣ Лидіи, онъ предпочиталъ твердое яблоко, трещавшее на зубахъ.
Кромѣ этого, онъ какъ бы сохранялъ въ ноздряхъ самый непріятный запахъ фабрики, въ особенности, запахъ отъ этого канала, который окаймлялъ огороженное мѣсто для фабрики, и въ который спускали маслянистые остатки, заразительныя кислоты, происходившія отъ очищенія сала. Этотъ маслянистый и жирный запахъ, поднимавшійся изъ ѣдкихъ испареній, преслѣдовалъ его втеченіе цѣлыхъ недѣль въ пансіонѣ. Этотъ запахъ былъ свойствененъ рабочему народу, бѣднымъ людямъ, ослѣпленнымъ акреолиномъ, изрѣзаннымъ паровыми машинами; онъ напоминалъ Лорану о томъ залѣ, гдѣ работали женщины, о Тильбакѣ и объ исторіи съ Швейцарскимъ Робинзономъ; онъ внушалъ ему мысль о необыкновенномъ предмѣстій, о пьяныхъ и сладострастныхъ ночахъ обитателей «Каменной мельницы».
Когда онъ возвращался въ родной городъ, то этотъ каналъ раньше всѣхъ встрѣчалъ его.
Изъ всего того, что принадлежало фабрикѣ и жило въ ней, этотъ капалъ издалека встрѣчалъ его, когда онъ только что сходилъ съ поѣзда, привѣтствовалъ его съ нѣкоторою поспѣшностью, прежде, чѣмъ мальчикъ могъ различить надъ вырисовывавшимися деревьями, крышами и мельницами предмѣстій, высокія, красныя и суровыя трубы, насмѣшливо выпускавшія цѣлые столбы дыма, точно въ знакъ его пріѣзда. Этотъ ужасный капалъ былъ также послѣднимъ, кто провожалъ его, точно бездомная, покрытая паршью собака, упорно шествующая по слѣдамъ жалостливаго гулявшаго человѣка.
Ужасный капалъ съ темною поверхностью, отличавшеюся безцвѣтными струйками, протекалъ на открытомъ воздухѣ вдоль заразительной дороги, которая вела на фабрику. Онъ выказывалъ какую-то дерзкую медлительность, пока не достигалъ рукава рѣки, чистую воду которой онъ обезчещивалъ. Бѣдняки, жившіе на берегу канала, зависившіе отъ богатой фабрики, роптали втихомолку, не смѣли жаловаться громко. Пользуясь этой покорностью, патроны откладывали огромную затрату, которую требовала ассенизація этого канала. Однако, холерная эпидемія, вспыхнувшая въ серединѣ августа мѣсяца, заставила ихъ призадуматься. Насыщенный и возбужденный міазмами канала, страшный бичъ набросился на фабричныхъ людей съ большею жестокостью, чѣмъ въ какомъ либо другомъ густо населенномъ кварталѣ. Прибрежные люди падали, какъ мухи. Хотя остававшіеся въ живыхъ боялись нагнать на себя голодъ, открыто протестуя противъ болѣзни, семья Добузье сочла своимъ долгомъ приласкать населеніе, втихомолку настроенное противъ нихъ, и устроила помощь среди семейства, гдѣ были холерные больные. Но эти щедроты, почти вырванныя силою, производились безъ настоящей милости, безъ всякаго такта, безъ этого сочувствія, которое возвышаетъ доброе дѣло и всегда будетъ отдѣлять евангелическое состраданіе отъ филантропіи и приказанія. Эту самую Фелиситэ назначали для раздачи милостыней. Погруженная въ эти дѣла, она теперь меньше слѣдила за Лораномъ и послѣдній пользовался иногда этимъ, чтобы отправиться гулять далеко.
Въ одинъ темный вечеръ, онъ медленно возвращался по предмѣстію фабрики. Когда онъ вступилъ на длинную улицу рабочихъ, скудно освященную, на большомъ разстояніи, всегда коптившими фонарями, которые висѣли на крючкахъ, его вниманіе, болѣе утонченное, чѣмъ когда-либо, было поражено какимъ-то продолжительнымъ шепотомъ, тягучимъ и таинственнымъ гудѣніемъ.
Сначала онъ подумалъ, что это концерта, лягушекъ, но онъ тотчасъ же вспомнилъ, что никогда еще ни одно живое существо не поселялось въ каналѣ! По мѣрѣ того, какъ онъ приближался, эти звуки становились яснѣе. Повернувъ за уголъ, возлѣ перекрестка, близкаго ка» фабрикѣ, онъ нашелъ объясненіе.
Въ глубинѣ маленькой нишѣ съ кронштейномъ, украшавшемъ уголъ двухъ улицъ, выдѣлялась, по антверпенскому обычаю, деревянная, разрисованная мадонна, ярко освѣщенная сотнею маленькихъ восковыхъ и сальныхъ свѣчей.
Глубокій мракъ на остальной части дороги дѣлалъ это освѣщеніе еще болѣе фантастичнымъ. У подножья сверкавшей дарохранительницы, кишѣла, копошилась, падала — ницъ толпа бѣдныхъ женщинъ этого квартала, въ черныхъ плащахъ и бѣлыхъ головныхъ уборахъ, перебирая четки, произнося молитвы печальнымъ голосомъ. Онѣ сложились, чтобы устроитъ это освѣщеніе, въ надеждѣ черезъ посредство Богородицы умилостивить Бога, Который по своему желанію исцѣляетъ и успокаиваетъ смертельныя раны…
Можно было предвидѣть, что освѣщеніе не протянется такъ же долго, какъ чтеніе молитвъ Блескъ нарушался уже черными пятнами. И каждый разъ, когда какая-нибудь свѣча угрожала погаснуть, молившіяся усиливали свои мольбы, жаловались громче и быстрѣе.
Разумѣется, дорогія души какого-нибудь брата, мужа, ребенка соотвѣтствовали этимъ угасавшимъ огнямъ. Послѣдніе могли перестать дрожать въ то самое время, когда умирающіе окончатъ свое хрипѣніе. Точно послѣдніе вздохи задували одинъ за другимъ эти дрожавшіе огоньки. Мракъ густѣлъ, отягченный умершими втеченіе дня.
Въ нѣсколькихъ шагахъ отъ этого мѣста возвышалась фабрика, еще болѣе — мрачная, чѣмъ окружавшія ее тѣни, похожая на храмъ зловреднаго божества. Въ этотъ мучительный часъ, ужасный каналъ, болѣе кипучій, чѣмъ обыкновенно, уничтожалъ своими смертоносными испареніями ладомъ этихъ молитвъ и святую воду этихъ рыданій!
Точно для того, чтобы усилить это печальное и мучительное, впечатлѣніе, Лорану показалось, при взглядѣ на улыбавшееся лицо небольшой мадонны, что ото лицо походило на властный и слишкомъ правильный профиль его кузины Гины. Неужели ради разрушенія этихъ надеждъ, душа фабрики Добузье слилась съ Небесной Царицей. Дѣйствительно, бѣдныя матери, жены, сестры, дочери, маленькія дѣти вторили священнику, распѣвая жалобно Regina Coeli!
Лоранъ больше не могъ сомнѣваться. Онъ узнавалъ эту самонадѣянную гримасу, этотъ надменный и насмѣшливый взглядъ. Онъ даже поклялся бы, что дыханіе слетало съ устъ лживой мадонны и что она ощущала скрытую радость, когда гасила сама послѣдніе огоньки!
Лоранъ хотѣлъ броситься между идоломъ и толпой и крикнуть всѣмъ: — Остановитесь. Вы жестоко ошибаетесь, бѣдныя сестры! Та, которую вы призываете, другая царица, столь же красивая, но самая безжалостная!..
Остановитесь! Это Регина, Нимфа канала, цвѣтокъ клоаки; каналъ обогащаетъ ее, дѣлаетъ ее здоровой и красивой; но васъ онъ отравляетъ; васъ онъ убиваетъ!
Псаломъ вдругъ превратился въ взрывъ общаго рыданія. Ни одна свѣча больше не горѣла. Маленькая мадонна скрылась отъ умолявшихъ взоровъ этихъ несчастныхъ женщинъ. Послѣдній больной холерою скончался.