калъ на открытомъ воздухѣ вдоль заразительной дороги, которая вела на фабрику. Онъ выказывалъ какую-то дерзкую медлительность, пока не достигалъ рукава рѣки, чистую воду которой онъ обезчещивалъ. Бѣдняки, жившіе на берегу канала, зависившіе отъ богатой фабрики, роптали втихомолку, не смѣли жаловаться громко. Пользуясь этой покорностью, патроны откладывали огромную затрату, которую требовала ассенизація этого канала. Однако, холерная эпидемія, вспыхнувшая въ серединѣ августа мѣсяца, заставила ихъ призадуматься. Насыщенный и возбужденный міазмами канала, страшный бичъ набросился на фабричныхъ людей съ большею жестокостью, чѣмъ въ какомъ либо другомъ густо населенномъ кварталѣ. Прибрежные люди падали, какъ мухи. Хотя остававшіеся въ живыхъ боялись нагнать на себя голодъ, открыто протестуя противъ болѣзни, семья Добузье сочла своимъ долгомъ приласкать населеніе, втихомолку настроенное противъ нихъ, и устроила помощь среди семейства, гдѣ были холерные больные. Но эти щедроты, почти вырванныя силою, производились безъ настоящей милости, безъ всякаго такта, безъ этого сочувствія, которое возвышаетъ доброе дѣло и всегда будетъ отдѣлять евангелическое состраданіе отъ филантропіи и приказанія. Эту самую Фелиситэ назначали для раздачи милостыней. Погруженная въ эти дѣла, она теперь
кал на открытом воздухе вдоль заразительной дороги, которая вела на фабрику. Он выказывал какую-то дерзкую медлительность, пока не достигал рукава реки, чистую воду которой он обесчещивал. Бедняки, жившие на берегу канала, зависевшие от богатой фабрики, роптали втихомолку, не смели жаловаться громко. Пользуясь этой покорностью, патроны откладывали огромную затрату, которую требовала ассенизация этого канала. Однако, холерная эпидемия, вспыхнувшая в середине августа месяца, заставила их призадуматься. Насыщенный и возбужденный миазмами канала, страшный бич набросился на фабричных людей с большею жестокостью, чем в каком либо другом густо населенном квартале. Прибрежные люди падали, как мухи. Хотя остававшиеся в живых боялись нагнать на себя голод, открыто протестуя против болезни, семья Добузье сочла своим долгом приласкать население, втихомолку настроенное против них, и устроила помощь среди семейства, где были холерные больные. Но эти щедроты, почти вырванные силою, производились без настоящей милости, без всякого такта, без этого сочувствия, которое возвышает доброе дело и всегда будет отделять евангелическое сострадание от филантропии и приказания. Эту самую Фелисите назначали для раздачи милостыней. Погруженная в эти дела, она теперь
