Есть въ Петербургѣ одинъ очень богатый баринъ, баронъ N. N. У этого барина нѣсколько домовъ въ городѣ, и домовъ замѣчательно хорошихъ. Дѣла его велись на большую руку; капиталы большею частію пущены въ комерческіе обороты — и всѣми этими дѣлами, въ теченіе двадцати-осьми лѣтъ, управлялъ у него нѣкто г. Колодецъ. Баронъ N. съ давнихъ еще поръ снабдилъ этого Колодца своимъ полнымъ довѣріемъ, зная его за человѣка совершенно безукоризненнаго и преданнаго его баронскимъ интересамъ. Баронъ заблуждался ровно двадцать восемь лѣтъ. Наконецъ, частію самъ, а частію черезъ добрыхъ людей, онъ раскрылъ глаза и убѣдился въ томъ, что преданный Колодецъ на дѣлѣ выходитъ не совсѣмъ-то чистъ и что эта нечистота въ немъ не съ сегодняшняго дня присутствуетъ, а ужь очень да и очень давненько-таки обитаетъ. Баронъ проситъ г. Колодца пожаловать къ себѣ и благодарить за его долгую службу, выражая сожалѣніе, что, по теперешнему положенію дѣлъ, онъ не чувствуетъ болѣе надобности въ службѣ г. Колодца, а потому и проситъ его сдать дѣла и представить на ревизію расчетныя и иныя книги.
— Очень хорошо-съ, — отвѣтствуетъ г. Колодецъ, только нельзя ли будетъ ревизію книгъ отсрочить до завтра? Къ завтрашнему дню я успѣю приготовить все къ сдачѣ въ надлежащемъ порядкѣ.
— Сдѣлайте одолженіе, соглашается довѣритель, — и они разстаются до завтра.
Но на завтрашнее утро г. Колодецъ не является. Баронъ ждетъ, ждетъ и наконецъ посылаетъ за нимъ. Возвращается посланный съ отвѣтомъ, что управляющій никакъ явиться не можетъ, потому де голова очень болитъ и сами не здоровы; просятъ отложить до завтрашняго дня.
— Ну, до завтрашняго, такъ до завтрашняго, пускай ужь такъ. Особеннаго ущерба отъ этого не предвидится, разсуждалъ самъ съ собою баронъ.
Но завтра однако все таже исторія повторяется: нейдетъ Колодецъ, да и только. Баронъ опять посылаетъ узнать причину, и опять является посланный.
— Ну, что же, былъ ты?
— Былъ
— Что же онъ?
— Ничего-съ… здоровъ, слава богу, — отвѣчаетъ невозмутимый посланецъ.
— Что же онъ, скоро придетъ?
— Никакъ нѣтъ, они приходить не желаютъ.
— Какъ не желаютъ?
— Такъ точно-съ. Говорятъ: не пойду, потому — мнѣ не зачѣмъ больше ходить туда.
Баронъ, въ совершеннѣйшемъ недоумѣніи, беретъ шляпу и самолично отправляется къ г. Колодцу. Г. Колодецъ, сверхъ всякаго ожиданія, не изволитъ выходить и нѣкоторое время заставляетъ барона ожидать себя въ залѣ — словно бы важный начальникъ просителя или своего подчиненнаго. Баронъ все болѣе и болѣе недоумѣваетъ, что все это значитъ. Наконецъ слуга проситъ его пожаловать въ кабинетъ. Баронъ входитъ и застаетъ тамъ г. Колодца, въ совершенно независимой и небрежной позѣ сидящаго въ креслѣ.
— Здравствуйте! Что вамъ угодно? спрашиваетъ г. Колодецъ, не подымаясь, какъ прежде, съ мѣста, но очень любезно и даже фамильярно протягивая руку своему недавнему патрону.
— Какъ, что угодно? изумляется баронъ. А про ревизію-то вы развѣ забыли?
— Про какую ревизію? самымъ хладнокровнѣйшимъ образомъ вопрошаетъ Колодецъ.
— Вотъ тебѣ на! Вы спрашиваете: про какую! Извѣстно — про нашу!
— Ну, такъ что же вамъ еще угодно?
— Вы меня изумляете! Угодно взять отъ васъ книги и произвести ревизію.
Колодецъ дѣлаетъ крайне изумленный видъ.
— Позвольте, милостивый государь, позвольте! вы меня въ свою очередь еще больше изумляете, возражаетъ онъ. Да вѣдь мы же съ вами вмѣстѣ вчера ее производили. И книги всѣ сполна я сдалъ вамъ вчера же, и вы еще остались очень довольны теченіемъ дѣлъ, благодарили меня и наградили даже. Теперь и довѣритель въ свой чередъ дѣлаетъ видъ крайне изумленный.
— Да что вы меня за сумасшедшаго что ли считаете! восклицаетъ онъ, ничего не понимая. Что это — шутка неумѣстная, или вы сами больны?
— Милостивый государь, позвольте ужь лучше мнѣ усумниться въ вашемъ здоровьи, вѣжливо, но ѣдко, поклонился Колодецъ. Я рѣшительно не понимаю вашего требованія и прошу васъ избавить меня отъ всей этой странной исторіи, или я вынужденъ буду послать за врачемъ.
Баронъ на минуту замолкъ, ошеломленный дерзостью и наглымъ нахальствомъ г. Колодца.
— Ревизія, повторяю вамъ, произведена вами вчерашняго числа, равно какъ и книги получены вчера же, присовокупилъ ему окончательнымъ и безъаппеляціоннымъ тономъ эксъ-управляющій.
— Вы имѣете на это доказательства? спросилъ его довѣритель.
— Имѣю-съ и очень краснорѣчивыя.
— Нельзя ли, по крайней мѣрѣ, узнать — какія?
— Отчего же, можно! Во-первыхъ — ваша квитанція въ окончательномъ полученіи разсчетныхъ и иныхъ подлежащихъ книгъ, а во-вторыхъ — ваша благодарность, гдѣ вы за мою долговременную и усердную службу награждаете меня пятьюдесятью тысячами рублей серебромъ, которые я, по первому моему востребованію, имѣю получить съ васъ, и все это скрѣплено подписями вашей руки. Я ужь хотѣлъ было даже завтрашній день отправиться къ вамъ за этими деньгами.
— Позвольте мнѣ эти ваши документы?! запальчиво спросилъ его баронъ, пораженный такой очевидною и безцеремонною ложью.
— До-ку-мен-ты? возразилъ ему съ улыбочкой Колодецъ. Нѣтъ-съ, баронъ, извините — вы теперь въ такомъ ненормальномъ состояніи, что вамъ показать нихъ опасно. Да и не́ къ чему, продолжалъ хладнокровно управляющій. Вы вскорѣ и безъ этого будете имѣть удовольствіе увидѣть ихъ, когда они представится вамъ законнымъ порядкомъ.
— Но это наглая ложь! Это подлый обманъ, подлогъ! вскричалъ наконецъ, потерявшій всякую мѣру терпѣнія, довѣритель.
— Что-съ?!.. вы забываетесь! рѣзко, но сдержанно, замѣтилъ ему Колодецъ, тономъ оскорбленнаго благородства. За подобныя слова — вы знаете, что обыкновенно бываетъ?.. Я удерживаюсь — потому что считаю васъ въ ненормальномъ положеніи и болѣе разговаривать съ вами не стану. Если вы находите мои дѣйствія неправильными — можете на меня жаловаться высшимъ властямъ, на законномъ основаніи.
И Колодецъ, хлопнувъ за собою дверьми, величественно вышелъ изъ кабинета.
Формальное слѣдствіе было наряжено.
Г. Колодецъ только на этомъ слѣдствіи передалъ свои документы. Документы предъявляются довѣрителю.
— Ваша рука? вопрошаетъ его слѣдователь. Баронъ смотритъ на подпись и сразу отвѣчаетъ: моя!
— Точно ли ваша?
Баронъ начинаетъ разглядывать самымъ внимательнымъ образомъ и наконецъ произноситъ: точно моя; но только когда именно и въ какое время и какъ я подписывалъ эти документы — не знаю, а сколько помню себя, такъ ихъ и въ глаза никогда не видалъ.
— Но какъ же это? возражаютъ ему, подпись вѣдь ваша?
— Подпись моя.
— Что же все это значитъ?
— Не понимаю.
— Господа! вмѣшивается тономъ истиннаго достоинства г. Колодецъ, вы видите теперь сами, что мое заключеніе о ненормальномъ состояніи разсудка г. моего довѣрителя вполнѣ основательно — иначе бы онъ не говорилъ здѣсь подобныхъ нелогичностей. Поэтому — покорнѣйше прошу избавить меня отъ дальнѣйшаго слѣдствія. Я репутацію свою чернить никому не позволю и тѣмъ менѣе г-ну довѣрителю.
Слѣдователи еще разъ обратились къ истцу.
— Вы признаете дѣйствительность этой подписи?
— Признаю. Подпись моя.
— Ну, что же тутъ остается дѣлать? вопрошаютъ себя, разводя руками, поставленные въ тупикъ слѣдователи.
— Болѣе ничего, отвѣчаетъ баронъ, подходя къ своему эксъ-управляющему — болѣе ничего, какъ только извиниться мнѣ передъ г. Колодцемъ и просить о прекращеніи этого непріятнаго дѣла.
Г. Колодецъ съ достоинствомъ, но охотно, простилъ.
Баронъ уѣхалъ, озадаченный до нельзя всѣмъ этимъ непонятнымъ обстоятельствомъ. Откуда и какъ, могли явиться его подписи, которыхъ онъ никогда не дѣлалъ, но несомнѣнность которыхъ вполнѣ очевидна? Долго ломалъ онъ голову, соображая, какъ все это могло случиться, и наконецъ вспомнилъ, что нѣсколько лѣтъ тому назадъ, когда онъ занимался еще откупными операціями, далъ г. Колодцу бланковыя квитанціи для разсчета съ повѣренными, окружными, ревизорами и прочею іерархіею откуннаго люда. На верхней половинѣ бланковаго листа было пропечатано: «Квитанція, выданная изъ конторы ———». Далѣе обыкновенно прописывалось кому и въ чемъ она выдана, а на другой половинѣ листа слѣдовали, въ самомъ низу, подпись довѣрителя. Надавалъ же баронъ этихъ бланковъ своему управляющему — очень понятно — затѣмъ, чтобы не безпокоить себя каждый разъ подписываніемъ ничтожныхъ квитанцій. Г. Колодецъ изъ двухъ оставшихся у него таковыхъ бланковъ и смастерилъ означенные документы, отрѣзавъ верхнюю половину листовъ. Догадавшись объ этой продѣлкѣ, довѣритель ѣдетъ къ г. Колодцу и проситъ его откровенно сказать, такъ ли было дѣло.
— Ну, положимъ хоть и такъ; что же изъ этого слѣдуетъ? возражаетъ Колодецъ. — Отдайте, по крайней мѣрѣ, мои книги, умоляетъ баронъ.
— Не отдамъ. Вы по роспискѣ получили ихъ.
— Но я вѣдь клянусь вамъ, какъ порядочный человѣкъ, что это останется секретомъ между нами, я никому не скажу и даже заплачу вамъ еще деньги за выдачу книгъ.
— Экъ, нашли дурака! благодарю васъ, съ меня и пятидесяти вашихъ тысячъ будетъ довольно.
— Но вѣдь я теперь весьма легко могу быть банкротомъ, нищимъ; я вѣдь совсѣмъ не знаю своихъ дѣлъ; не знаю, кто мнѣ долженъ и кому я долженъ, кому слѣдуетъ платить, а кому не слѣдуетъ. Не рѣжьте же меня окончательно, подумайте объ этомъ!
— А мнѣ какое дѣло?! что мнѣ тутъ думать, — банкротъ вы, а не я! Книгъ же вы своихъ никакъ не получите! Это мое послѣднее слово.
Такъ довѣритель ничего и не могъ подѣлать съ г. Колодцемъ, который своему золотопромышленному беззаконно придалъ всю возможную законность.
